Часть 2 : Истории Валена

Глава 2

Угрюмая горная крепость Широхида незыблемо и гордо стояла под натиском зимних ветров. Все в замке было создано ради мощи, и призвано вселять благоговение. За тысячу лет она ни разу не была взята, ни разу не склонилась перед вторгнувшимся врагом. Даже Шинген не взял Широхиду — хотя, возможно, ему просто незачем было это делать, после того как он выманил Клинки Ветра в открытую битву и разгромил их на равнине внизу.

Крепость породила особенных воинов, таких же твердых и холодных как сами горы. Тепла тут было не слишком много. Клинки Ветра должны были быть сильными, бесстрашными, беспощадными. Во многом они олицетворяли Шингеновское представление о воинах. Он даже признавал — в частной беседе — что Клинки Ветра были самым тяжелым противником.

Великий Зал Широхиды был лишь продолжением мощи, заключенной в остальном замке. Он был огромен, он протянулся к небесам, каменные пилоны касались крыши на невозможной высоте. Длинная дорога вела к Железному Трону, где восседал вождь Клинков Ветра. Всякому, кто шел по этим каменным плитам, приходилось пройти под взглядами изваяний Первых Воинов прошлого, что стояли в стенных нишах — где они могли смотреть на свой клан и судить о заслугах их потомков. Было известно, что несколько воинов сломались и бежали под этими беспощадными взглядами. Статуя Хантенна еще не была закончена, но до ее завершения оставалось немного.

Железный Трон был не самым удобным сиденьем, но таким он и был задуман. Покрытый неровностями, с острыми углами, он мог вытянуть жилы из того, кто его занимал. Как и предполагалось. Воин в удобном кресле мог бы соблазниться провести больше времени сидя, нежели стоя. Первый Воин Клинков Ветра занимал Железный Трон лишь в трех случаях: встречая высоких гостей, возвышаясь над побежденными и плененными врагами…

И верша свой суд над теми, кто подвел свой собственный клан.

У Клинков Ветра не было места для неудачников. Их не должно было быть. Но все же — никто не мог быть достаточно силен, чтобы сравниться с идеалом Клинков Ветра. Идеальный воин был подобен камню, но все воины созданы из плоти. И потому все воины были далеки от совершенства.

Но Клинки Ветра знали это, понимали, и неизменно стремились приблизиться к совершенству, насколько это возможно. Ни страха, ни сожалений, ничего что могло бы сделать их отличными от камня.

Вождь Войны Хантибан знал, что он далек от совершенства. Также он знал что он не равен его брату, и мечтал о дне, когда стальной взгляд Хантенна падет на него. Хантенн умер с честью и благородством, приняв на себя бремя поражения при Маркар'Арабар. И это стало величайшей смелостью: принять ответственность, не только за себя, а за весь мир, что он подвел.

Ирония заключалась в том, что потерпев столь ужасную неудачу, он стал героем большим, чем он мог бы стать, одержав победу.

Хантибан мог бы возненавидеть брата за это, но этого не случилось. Он не мог. Он обожествлял старшего брата. Именно потому он делал все что он сделал. Он хотел показать старшему брату, сколь многому он научился; но не делая тех же ошибок что совершил Хантенн — стать лучше чем сам Хантенн, стать лучшим чем кто—либо, за исключением Шингена.

Сейчас на коленях перед Железным Троном стоял Маррэйн, его дэчай был протянут Хантибану. Первый Воин не говорил ничего, ожидая что скажет его Второй Воин.

— Я подвел вас, лорд. — произнес он. — Ашинагачи уничтожен, и Огненные Крылья рассеялись. Выбранная вами невеста исчезла. Я не смог доставить ее к вам перед тем, как из—за зимних бурь стало невозможным рисковать вашей армией ради поисков.

Хантибан безучастно слушал, глядя на тех, кто так же, на коленях, стоял позади Маррэйна. Женщина. По имени Беревайн. Она не слишком тщательно изображала повиновение. Прекрасна, но с горячим и страстным характером. По сведениям из всех источников, она часто ввязывалась в стычки и не доверяла никому, кроме Маррэйна.

Позади нее — высокий воин. Унари. Хантибан не слышал о нем ничего кроме похвалы, но все же — слова и слухи могут лгать. Он сам не видел Унари в бою, и потому не может быть уверен. А он должен знать.

Были здесь и другие, но их имен он не помнил. Некоторых он даже не мог узнать. Почему? Маррэйн был его Вторым Воином, его лучшим командующим. Разумеется, у него были подчиненные. Они были теми, кому он доверял исполнять его приказы. Во многом они обладали великой властью. Они были связующим звеном между Маррэйном, а через него — и самим Хантибаном, и рядовыми воинами.

Почему же он узнает лишь немногих из них? Разве не должен он знать их всех по именам и деяниям? Но нет, он их не знает. И именно к этому он должен приложить все силы.

— Если вы пожелаете, лорд, я продолжу поиски в одиночку. Позвольте мне провести линии крови, и отправиться в это путешествие снова — как мертвецу. Я вернусь с вашей невестой или не вернусь вовсе. Я прошу вас, лорд позволить мне это во искупление моей неудачи.

— Нет. — спокойно ответил Хантибан. Он ждал такой реакции от Маррэйна. Второй Воин был слишком горд для меньшего. — Ты нужен здесь, Маррэйн, и ты не подвел меня. Огненные Крылья рассеяны и беспомощны, они немногим отличны от бродяг. Они отдали все с Ашинагачи, и у них не осталось ничего. Я должен лишь протянуть руку и собрать их всех в одном кулаке. Это не заслуживающая тебя задача, мой верный Второй Воин.

— Нет. Есть более важные деяния что нужно исполнить, более великие вершины, что надо покорить. Вскоре тебе выпадет достаточно возможностей прославиться, Маррэйн. Ты хорошо поработал и я доволен.

— Все вы будете вознаграждены. Ступайте.

Хантибан сошел с трона и принял дэчай Маррэйна. Затем он вернул его коленопреклоненному воину. Маррэйн встал, поклонился и в молчании вышел. Остальные последовали за ним.

Хантибан сделал знак одному из своих приближенных.

— Высокий воин. Я полагаю — его имя Унари.

— Да, это он лорд.

— Я хочу говорить с ним. В частном порядке. В моих покоях. Проследи за этим.

— Да, лорд.

Так много измены повсюду. Он должен убедиться, что она истреблена. Он чувствовал как на него смотрят его предки. Он чувствовал что его брат смотрит на него — хоть его изваяние и не было еще закончено.

Я не подведу вас. Никого. Я сделаю Клинки Ветра сильнее и лучше чем вы даже могли себе представить.

Я не подведу вас.

Совершенство. Путь к предельному совершенству. Именно это было истинной целью каждого воина Клинков Ветра. Возвысить дух, отринуть плоть. Стать камнем.

Плоть слаба. Плоть порождает страх, сомнения, страсти. Все что разрушает истинную силу, все что отнимает у воина его дух.

Маррэйн медитировал, пытаясь отстраниться от слабости плоти. Он уже подвел его лорда. Дераннимер все еще не была найдена. Неудача. Он не желает повторить ее, и это значит, что он должен укрепить себя, пройтись по лезвию бритвы, пересечь незримый барьер — и стать камнем.

После того как они оставили своего лорда, он и Беревайн упражнялись вместе, сражаясь на дэчай и в рукопашной — друг против друга или спиной к спине против воображаемого противника. Они сражались пока в их телах не поселилась усталость, пока не исчерпали все силы. Тогда они предались медитации. Это было непросто. Беревайн отвлекала его.

— Мне это не нравится.

И не одним единственным способом.

Маррэйн попробовал промолчать. Он попытался сосредоточиться. Отрешиться от плоти. Вожделение — свойство плоти. Страсть — порок. Беревайн была прекрасна, страстна, и сильна, но он должен видеть в ней воина, соратника — не любовницу. И тогда его дух обретет силу.

Если только она замолчит.

— Нет, мне это не нравится — как, думаю, и тебе.

Он со вздохом открыл глаза.

— Что именно не нравится? — спросил он, пытаясь не смотреть на нее. В подобные моменты в ее темных глазах обычно начинали плясать чертики.

К счастью для него, она была занята своими мыслями.

— То, что сказал наш лорд. Великие свершения? Большие вершины? Что еще? Похоже, он не намерен стать просто главнокомандующим наших флотов. Он не хочет просто отплатить за старые обиды…

— Он мечтает о славе Шингена. — ответил Маррэйн. — В честолюбии нет ничего зазорного.

— Но что потом? Что насчет Теней? Разве не в них дело? Если он женится на этой… леди… он при этом станет лордом Огненных Крыльев и получит еще один клан за своей спиной. Тогда он уже мог бы снова повести наши флоты на войну с Тенями. Императором для этого становиться не обязательно.

— У нас нет причин воевать с Тенями.

— Мы можем забыть про них, Маррэйн. Но не думаю что они забыли о нас. Эта тварь… существо, которое напало на нас.

— Я медитирую. — оборвал он ее, чуть жестче чем намеревался.

— Оно было одним из них, не так ли? Я слышала, как ты кричал во сне про Маркар'Арабар. Впрочем, тебе повезло — я умею хранить секреты. Это было одно из них.

Тихо, прикрыв глаза, чтобы не видеть ее лица, он ответил:

— Да.

— Там было страшно, не так ли?

— Там было страшно. — прошептал он. Он представил ее там — ее тело обгоревшее и почерневшее, разорванное в клочья. Он представил ее на коленях — дрожащую от тех воплей. Он прошептал благодарность своим предкам за то, что ее там не было.

— У нас больше нет причин воевать с ними.

— Они не забыли, Маррэйн. Эта тварь… Либо Огненные Крылья в союзе с ними, либо кто—то хочет чтобы мы так считали. Рано или поздно они придут за нами. И мы должны быть к этому готовы.

— Мы никогда не будем готовы. — прошептал он. — Мы не можем сражаться с ними. Они уничтожат нас походя.

— Тогда мы умрем, сражаясь. Но мы можем хотя бы попытаться. Наш лорд этого не понимает, как, похоже, и ты.

— Ты их не видела! — рявкнул он. Как ты можешь говорить что будет нужно — пока ты их не видела? — Он хотел бы закрыть глаза — чтобы не видеть обиду на ее лице. — Где ты была во время Маркар'Арабар? Где?

Она застыла на миг, и поднялась на ноги.

— Ты хочешь остаться один. — прошептала она.

— Да. — ответил он, с болью в душе. — Именно. — Он не желал этого, но не мог о том сказать. Он не смел даже подумать об этом.

Она оделась быстро, не отрывая от него взгляда. Она направилась к двери, остановилась возле нее и обернулась.

— Я полностью сознаю, что то что мы… делаем — только дело плоти, и ничего связанного с чувствами. Я отлично сознаю, что на поле боя ты будешь моим командиром, и я буду повиноваться тебе. Но здесь не поле боя. И я думаю, что ты мог бы поговорить со мной.

— Иди. — ответил он.

— Как прикажет мой повелитель. — ответила она с горечью в голосе. Она вышла и Маррэйн закрыл глаза, пока не услышал звук закрывшейся двери.

Укрепи дух. Забудь о плоти. Страх, сожаление, страсть… все это порок. Будь подобен камню. Будь подобен горам.

Будь подобен горам.

Горы не знают страха.

Беревайн вернулась в свои покои. Ее ждали.

Хантибан наблюдал за допросом в молчании. Его спутник также молчал, хорошо понимая — когда следует говорить, и когда следует воздержаться от разговора. Она не кричала. Она не вскрикнула ни разу с самого начала. Лишь на мгновение он подумал что ошибся, что он неверно понял донесение Унари, или же что донесение оказалось неверным — но затем она ответила первый раз, и ответы полились рекой.

Предательство повсюду. Слабость повсюду. Он не знал, была ли она предателем или нет, но она оказалась слаба, и приносила слабость другим. И это было злом.

Клинкам Ветра нужны сильные. Хантибан должен быть силен. Маррэйн — особенно он — должен быть силен.

— Вы были правы, лорд. — наконец сказал его спутник, почувствовав что ему пора заговорить.

— Да. — ответил он. — Я желал бы оказаться неправ, но…

— Ваш Второй Воин невиновен.

— Да. Я думал… только на мгновение что он может быть виновен, но — нет. Она отвлекала его, соблазняла его. Вот и все. Не удивительно что он подвел меня у Ашинагачи, с подобным… — Он оглядел ее, отметив что она красива — даже такой, под пытками, израненная и истерзанная. — …раздражителем.

— Что теперь, лорд?…

— Хммм… в этом больше нет необходимости. Не думаю, что она служила кому—то другому. Будь так, она могла бы сделать куда больше. Нет, она всего лишь слаба, просто… заблуждается. В допросе больше нет нужды. Палачи могут забрать свою награду.

Он не видел, как его спутник вздрогнул при этих словах.

— А вы, лорд? Вы возьмете свою… награду от нее?

Хантибан на миг задумался. Она была очень красива.

— Нет. — сказал он с отвращением. — Нет. — Клинки Ветра должны быть подобны камню. Страсть порочна. Палачи же — не воины. Они даже не простолюдины. Природа их работы требует… низших созданий. Едва ли их можно назвать даже минбарцами — но настоящий воин знает как использовать любое имеющееся оружие, и они умелы — на свой манер. И если им требуется небольшая… награда, пусть будет так.

— Леди Дераннимер будет приведена к нашему брачному ложу чистой и невинной. Я привечу ее таким же способом. — Желание есть порок. Он должен быть подобен камню. Камень не испытывает желаний.

— Конечно, лорд. И очень скоро.

— Скоро?

— Да, лорд. Как вы и сказали. Все что вам потребуется — это протянуть свою руку и забрать ее. Вот и все. Прикажете… прикажете ли вы доложить Второму Воину Маррэйну о том, что здесь было?

— Нет. — ответил Хантибан, на этот раз более твердо. — Он все еще оправляется от ран. Я не могу разбудить его. Я сообщу ему лично, утром. Без сомнения, он будет благодарен, что я избавил его от подобного беспокойства.

— Мой лорд весьма милосерден.

— Милосерден? Да, полагаю что так. — Он взглянул на палачей, сгрудившихся вокруг Беревайн. Она так и не закричала. — Я знаю что это слабость. Без сомнения, однажды это меня погубит.

Он не чувствовал дождь, что хлестал по его коже, он не чувствовал холода, что пробирался в его кости, он не чувствовал страха, хоть он и поселился в самом его сердце. Он был камнем, он был подобен горам, и горы не чувствуют ничего.

Здесь было темно но это не мешало ему. Дождь в горах Широхиды неистов, но он не замечал его, шагая по скользким камням. Его шаг тверд, надежен и уверен нет риска упасть, он прошел по этим тропам в испытании совершеннолетия он прошел их с завязанными глазами и он не оступится он не боится в нем нет страха.

Горы не знают страха.

Камень не знает страха.

Он видел ее несмотря на тьму несмотря на дождь заливший глаза все это лишь дождь и нет слез он не заплачет он еще не уверен но он не заплачет и тогда когда окажется прав горы не плачут камень не плачет совершенный воин должен быть подобен камню.

Чувства есть слабость.

Она пошевелилась когда он подошел подняла голову невзирая на боль что должна была испытать ее удержали на месте гвозди пробившие запястья и лодыжки приковавшие ее к склону горы знак предателя она не предала никого он был уверен нет он знал что она не предатель это он он отослал ее прочь от себя он мог бы спасти ее.

Нет сожаления.

Сожаление есть порок.

Сожаление есть слабость.

Ее глаза все еще ясны все еще ее но он видел что сделали с остальным телом ее одежда изорвана содрана кусками там где остались следы ожогов ссадин надрезов она казалась побывавшей в бою может в самой Маркар'Арабар но она не была там не было битвы ее просто пытали пытали истязали и оставили умирать здесь как предателя чтобы она стала частью тех гор что предала.

Но она не предатель. Он знает это.

Он остановился подле нее одной дрожащей рукой коснулся ее лица она посмотрела на него не было надежды в ее глазах не было тщетной просьбы о свободе только ясное понимание того что случится что это все что он может сделать для нее одна единственная вещь и не более.

Он понимал.

Нет эмоций что есть слабость Это уважение. Уважение к обреченному собрату—воину.

Он протянул руку к гвоздям они забиты надежно с великой силой но нет силы что может противится Клинку Ветра медленно тщательно осторожно он начал работу первый гвоздь в ее правой руке распухшей искалеченной покрытой сочащейся и свернувшейся кровью но все же он продолжил он знал какую боль она должна испытать она не кричала ни крика от боли ничего только глядела на него темными горящими глазами воина.

Он не остановился.

Это будет поражением и это есть слабость.

Наконец гвоздь освободился и ее рука упала вдоль тела потом он принялся за гвоздь в правой ноге и он вышел на волю левая нога освободился и он он не знает сколько времени прошло едва ли это важно он не чувствует хлещущий дождь или жалящий холод или боль в его руках или раны на его пальцах только знание что он должен закончить с этим.

Воин доводит до конца то что начал.

Иное будет поражением и это есть слабость.

Он принялся за последний гвоздь теперь только один удерживал ее лишь один гвоздь удерживал весь ее вес боль должна быть страшной но она не кричала она не проронила ни звука она истинный воин гвоздь освободился и она упала но он поймал ее обнял осторожно опустил ее на землю дождь сделал камни мокрыми и скользкими но она не соскользнула она лежала и медленно без помощи поднялась на колени.

Он знает что случится и готов к тому.

Она подняла руку и одним распухшим ободранным изувеченным пальцем что когда—то был таким изящным что когда—то касался его с такой страстью такой любовью все слабость она коснулась его глаза и провела короткую линию ко рту потом она провела вторую линию от другого глаза два знака морр'дэчай поражения или предательства у нее были свои старые шрамы теперь искупленные и забытые всеми кроме нее он знал что это значит оба смысла и он кивнул она улыбнулась и попыталась что—то прошептать но слова унес ветер.

Жизнь ничто. Есть смерть и согласие с ней. Нет страха.

Страх есть слабость.

Камень не знает слабости.

Он вытянул перед собой дэчай лезвие указало на нее и она взялась за него не вздрогнув когда ее искалеченные когда—то прекрасные руки сжали клинок она опустила его к груди к сердцу посмотрела на него он вновь кивнул и обнажил второй клинок дэчай клинок обычно покоившийся в рукояти клинок что он использовал лишь однажды он сжал его в руках он не вздрогнул когда открылись свежие раны скрытый клинок всегда был бритвенно остер он всегда разрезал и он всегда оставлял шрамы делать для прочего он был бесполезен об этом следовало помнить и в этом было все дело.

Он не плакал. Это будет знаком слабости.

Только дождь коснулся его глаз. Капли не были слезами.

Достойная смерть это истинная смерть воина ее смерть останется с ним навсегда шрамы на его руках не шрамы на его душе просто шрамы на руках достойная смерть куда лучше чем скользить прочь во тьму здесь одной в горах в дождь в ночи достойная смерть.

Она улыбнулась и прошептала что—то но он опять не расслышал ее.

Он сжал скрытый клинок боль теперь была жестока но он не вскрикнул сделать так будет бесчестьем для нее она также сжала руки насколько могла и она также не вскрикнула она была сильна и горда истинный воин она заслужила достойную воина смерть.

Он толкнул клинок вперед он скользнул в ее грудь и в ее сердце и оно мгновенно остановилось она умерла в ту же секунду и ее тело повалилось клинок его дэчай выскользнул из ее хватки сдавшейся только смерти он удержал его и поднял его с ее тела шрамы на его руках стали глубже но он не замечает его кровь на лезвии и что он видит и что было правильно что было достойно что было нужно.

Он не проливал слез. Она умерла достойно.

Конечно должен быть погребальный костер но как он не думал что он сможет сложить его сам есть то что должно сделать и он может не пережить это но все же это должно быть сделано он не знает хотела бы она костра не будет нужен огонь чтобы осветить ее путь в другой мир ее мужества и отваги будет достаточно ибо конечно же ее предки подарят ей другую жизнь где у нее будет шанс быть также отважной и так же достойной и так же прекрасной какой она была в этой.

Он надеется хотя бы на это.

Надежда не была слабостью.

Он наклонился и выпустил скрытый клинок дэчай из его израненных рук и он посмотрел в ее лицо ее глаза были все еще открыты все еще смотрели на него все еще улыбались ее красотой ее страстью он осторожно закрыл их и поцеловал ее в губы нет нет нужды в погребальном костре он не для нее.

Не было надежды. Была уверенность.

Камень полон уверенности.

Горы не знают сомнений. Никогда.

Он отвернулся от ее тела все так же не зная что толкнуло его прийти сюда но зная только что это было правильно и необходимо и что это должно было сделано и он ушел все также не чувствуя дождя все также не чувствуя холода не чувствуя ничего кроме решимости сделать то что должен.

Несколько стражников видели как он, вымокший до нитки и покрытый кровью, с окровавленным дэчай, шел по коридорам Широхиды, но никто не пытался его остановить. Никто не пытался заговорить или сделать что—либо.

Все они смотрели в его глаза и видели пустоту.

И все они чувствовали страх.

Хантибан, Первый Воин Клинков Ветра, повелитель Широхиды и будущий Император Минбара не мог уснуть. Он не мог даже медитировать, и потому провел ночь, тренируясь в одиночку, слушая ветер и дождь стучащие в стены его замка.

Он не знал, почему сон покинул его. Он даже не знал почему он испытывает такое странное… предчувствие. Он не был мистиком, не был пророком. Он был только воином, и знал достаточно чтобы признать что он далек от путей просветленных. Но он чувствовал что—то этой ночью. Что—то… пришедшее в движение.

Силу судьбы, наверное. Поворот колес рока.

Он не знал.

Он опустил дэчай и утомленно опустился на пол. Его тело болело. Железный Трон изранил его в бесчисленном множестве мест. Как всегда. Он ненавидел это безжалостное сиденье.

— Тебе это было легко. — прошептал он теням. — Ты никогда ничего не боялся, ты был великолепным Клинком Ветра. Камнем. Вот все чем ты был. Камнем. Ты об этом никогда не знал, да? Но ты им был и в этом беда.

Его брат не ответил, но Хантибан знал что он следит за ним. Его брат всегда следил за ним.

— Я никогда не был достаточно хорош. Никогда. Как я мог быть хорош — в сравнении с тобой?

— Что ж, я — буду. Я обещаю это. Я буду величайшим воином в мире. В истории. Тысячу лет они будут славить мое имя, когда ты и Шинген, и все остальные будут давно забыты.

Хантибан выдохнул и огляделся. Дождь был таким громким. Таким громким.

— "Что ты хочешь?" Вот о чем он спросил меня, Не думаю, что мой ответ его удивил. Он улыбнулся — улыбнулся! И он сказал что это будет сделано, но он ничего не знает. Никто из них не знает. Это не то что я хочу. Что с того что скажут воины через тысячу лет?

— Нет, я буду величайшим воином, брат. Это верно. Но в своих глазах, не в твоих, и не в их! Я хочу посмотреть на тебя, посмотреть на эту проклятую статую, что более живая чем когда—либо был ты! Я хочу посмотреть в эти каменные глаза и знать в своем сердце, что я был лучше чем ты!

— Что я был лучше тебя!

Он посмотрел вверх.

— Будь проклят, брат — прошептал он. — Разве это невозможно было доверить мне? Ты даже не попросил меня быть твоим кайшакунином. Разве это было так сложно? Я не подвел бы тебя — не в морр'дэчай. — Он взглянул на свои руки. На них не было шрамов. Не было отметин.

Они должны были быть. Хантенн должен был попросить его. Он исполнил бы его долг с честью, и с гордостью. Он с честью носил бы эти шрамы.

Но нет. Даже в смерти Хантенн ясно показал, что считает его младшего брата недостойным внимания.

Он взглянул на дверь. За ней послышался шум. Это был его личный тренировочный зал. Никто не входил сюда, кроме его личного наставника. Если не случалось чрезвычайного происшествия. Кто—то напал? Огненные Крылья? Нет, они не прошли бы так далеко, не будучи обнаруженными. Один из его клана? Они предали его?

Затем все сложилось в одну картину и он лишь проклял свою слабость, за то что он не понял раньше.

Он подошел к двери и открыл ее.

Двое его стражей стояли здесь, с обнаженным оружием, готовые к схватке. Маррэйн глядел на них — если то был Маррэйн. Это был тот, кто выглядел как он, стоял так как он, но у Маррэйна никогда не было такого чистого холода в глазах прежде. Никогда.

Хантибан вздрогнул. Он как будто снова заглянул в глаза его брата.

В руке Маррэйн сжимал окровавленный дэчай. Хантибан знал, что случилось. Почему он хоть на секунду поверил, что это будет иначе? Каменные глаза. Каменная выдержка. Отвлекавшая его умерла и в смерти своей она послужила спусковым крючком, высвободив все, что она сдерживала при жизни.

— Пропустить его. — приказал Хантибан.

— Но, лорд…

— Пропустить. У нас есть… личные дела которые надо обсудить. Когда мы закончим, ему позволят покинуть Широхиду. Никто не будет ему препятствовать. Никто! Что бы ни случилось, ему будет позволено уйти и не будет чиниться препятствий. Приказ понятен?

— Да, лорд. — ответили они, как один. Они шагнули в стороны и позволили Маррэйну войти в покои. Когда он вошел, Хантибан закрыл дверь и взглянул на его Второго Воина. Он не мог удержаться и не посмотреть на руки Маррэйна. Перчаток у него не было. Да, порезы были на месте. Они все еще кровоточили.

Отметина кайшакунина.

— Итак, она мертва? — проговорил Хантибан. — Это к лучшему, Маррэйн. Она предавала нас. Она предавала всех нас. Она отвлекала тебя, не давала тебе стать тем, чем ты мог бы быть.

Маррэйн не сказал ничего. Дождевая вода стекала к его ногам, смешиваясь со все еще капавшей кровью.

— Их слишком много. А мы множимся слишком медленно. Шинген знал это, когда он разбил нас, и это лишь подтвердилось в Маркар'Арабар. Сколько из нас умерло там? Но ты выжил. Сильные выживают и становятся сильнее. Теперь ты станешь еще сильней.

Разве ты не понимаешь этого, Маррэйн?

Ответа все так же не было.

— Ты любил ее? Нет, я так не думаю. Она сказала нам, что ты не любил. Она тоже станет сильнее, после того что с ней было сделано. В следующей жизни она будет лучше, чем была в этой. Не знаю, понимала ли она это. Ты понимаешь, Маррэйн. Это, по сути, только к лучшему для нашего клана.

Первым Воином быть тяжело. Моему брату это, похоже, удавалось без труда. Он все делал так легко. Он был силен, не так ли? Благородный муж. Достойный и истинный воин.

Но он правил слабыми. Ты не был слабым — но было слишком много других. Он никогда не думал о том, чтобы сделать сильными остальных. Зачем это ему, если он силен сам? Что ж, я не так силен, но я создам сильных из тех, кто следует за мной. Если мне потребуется уничтожить для этого половину клана, что ж, оставшихся я сделаю подобными камню.

Как ты думаешь, почему я разрешил тебе войти? Почему я приказал выпустить тебя? Я знал, что это случится. Ты здесь чтобы убить меня. Убей меня, если сможешь. Быть может, это сделает меня сильнее. Быть может — нет. Но это — моя мечта. Потому я хочу править. Мы все будем сильны, каждый минбарец, живущий в этом мире будет подобен камню. Знаешь, почему я хочу быть Императором?

Чтобы сделать всех нас сильнее.

Убей меня, если сможешь, если ты этого желаешь. А я попытаюсь тебя остановить.

— Нет. — сказал Маррэйн; первое слово, что он произнес. Слово… что было словно лед. На мгновение Хантибан услышал голос его брата и он дрогнул. — Я не убью тебя.

Он взмахнул дэчай перед лицом Хантибана, твердой рукой целясь чуть ниже глаза. Первый Воин не пытался остановить его. Быстрое движение и вспышка боли но Хантибан не дрогнул и не вскрикнул.

Теперь ты, наконец, доволен мной, брат?

Движение повторилось — к другой половине лица. Хантибан знал что это, и знал — почему. Отметины морр'дэчай, знак живого мертвеца, воина кто подвел или предал его лорда.

Или же лорда, который предал свой клан.

Сквозь багровую дымку Хантибан бесстрастно наблюдал, как Маррэйн повернулся и вышел из зала. Воин что был камнем.

С сотней таких он мог бы править галактикой. Но здесь не было такой сотни.

Во всяком случае — пока что. Хантибан создаст их.

Маррэйн потерян — пока что. Но он вернется. Когда Хантибан будет достоин его службы, когда он сотрет эти отметины — тогда Маррэйн вернется.

Когда придет время.

Кин Стольвинг плотно запахнула капюшон вокруг головы и вышла из дома. Песчаная буря была яростна и собиралась стать еще хуже. Она не хотела путешествий в такую погоду, но выбора не было. Иначе придется тратить время выслушивая этих идиотов, что ведут прямиком к катастрофе.

Неужели они не видят? Нет, они слепы. Все. Слепы, глупы и страшно боятся.

Он взглянула на кроваво—красное небо, но звезд не было видно. Была ночь, но ничто не выдавало этого. Не было ночи не было дня, не было ничего — кроме красной мглы, песка постоянно взлетающего и падающего, обрушивающегося на города Икарры по воле безжалостного ветра.

Она помнила те времена, меньше десятилетия назад, когда все было плодородным и чистым, когда вода струилась, принося жизнь и звезды ярко сияли в холодном ночном небе. Мир всегда был жарок и пустынен, с множеством опасностей, но то было место испытаний, место где народ избранный небесами мог испытать себя и достигнуть звезд.

Если это все еще было испытание — значит боги оказались слишком строги.

Свет залил небо и она вздрогнула. Сражение. Как всегда. Прошли годы, годы тяжелой войны. Чужаки пришли без причины, без повода — они просто пришли чтобы сражаться. Планету бомбили с орбиты, пепел поднялся в воздух и ее прекрасный мир стал умирать.

Была и недолгая передышка. Пришли минбарцы и объединили свои силы с икарранским флотом. Пришельцы были отбиты и на планету пришел мир — но ненадолго. Минбарцев где—то разбили, и захватчики вернулись — более сильными и твердыми чем прежде.

Никто не знал что было им нужно. Они не преследовали выгоды. Им не были нужны ни трофеи, ни деньги ни земли ничего кроме смерти. Больше восьмидесяти процентов населения Икарры погибло за долгие годы бомбардировок. Кто—то пытался бежать, но большинство осталось. Этот мир был священен, этот мир был местом испытания. Все это часть испытаний назначенных богами. Бежать будет… неправильно.

Она вырвалась и сбежала, не зная и не беспокоясь куда ей податься. Где угодно будет лучше, чем здесь.

Был план над которым они работали. Все. Священники, генералы, вожди. Они создавали воина, они создавали броню, способную открыть перед воинами новые горизонты силы и отваги. Воинов не знающих страха, не нуждающихся в еде и питье, не устающих, не спящих, сражающихся и убивающих, пока все враги не будут мертвы.

Святотатство. Искажение облика что им дали боги. Кое—кто говорил что боги покинули здесь своих детей. Другие заявляли что эта броня дар богов и принесет избавление.

Все глупость и святотатство, но важно ли это? Погибли уже столь многие, что продолжать не имело смысла. Кин уже отдала пустынным ветрам ее родных и детей. Она одна и навсегда останется одинокой.

И она умрет достойно не здесь, а в просторах пустыни, куда уходили пророки и где жили боги.

Она не знала, далеко ли ушла. Время перестало что—либо значить. Свет наверху погас, она знала что их жалкие корабли посланные на перехват были уничтожены. Странно, но атаковались лишь боевые корабли. Гражданским судам, уносящим беженцев позволяли бежать.

— Это наш дом. — говорила она с собой, шепча слова в грубую ткань рясы. — Он всегда будет нашим домом.

Все случилось в один миг. Не было знаков, ни предчувствия того, что здесь было. Кин всегда верила, молилась ее богам каждый день, верила в их мощь. Она служила как воин в Легионе Огня — на службе богов. Она рожала детей, благодаря Богов. Она знала что они жили здесь. Она знала, что порой они являются наиболее праведным.

Но она никогда не верила, что один из них предстанет перед ней.

Он был всем что она могла представить. Высокий и величественный, свет лился с его длинных крыльев. Он был совершенством, облаченным в плоть, существом из света красоты и чуда. Песчаная буря не касалась его. Ничто не могло коснуться его.

Она тотчас упала на колени отбросив капюшон с лица, иглы боли от жалящего ветра вонзились в незащищенную кожу. Здесь был Бог и его следовало встречать с открытым лицом. Она протянула к нему руки, шепча заученные молитвы.

Он посмотрел на нее с добром и поднял руку. Она замолчала.

"Ты избрана." — сказал он. Даже его голос был подобен музыке. "Есть великая служба что ты должна исполнить."

— Назови ее, господин. — проговорила она. — И я повинуюсь.

"Ты покинешь это место. Этот мир. Ты отправишься в другой мир и найдешь того, кто любим нами. Он появится скоро, и будет с ним колесница из—за предела звезд. Ты будешь служить ему до последних дней, и этим ты будешь служить нам."

— Да господин. — немедленно ответила она. — Кто он, тот кому я буду служить?

"Он Дух—что—будет. Он не из известной вам расы, но он останется с минбарцами и назовет себя одним из них. Они будут звать его…

Вален."

Она затрепетала при звуке этого имени.

А'Иаго Мар—Хан знал что он последний. Даже когда он готовил учеников, он знал что он был последним. Никто из этих учеников не понимает. Ни у кого из них нет правильного склада ума, верного понимания.

Это не была только лишь его ошибка. Это была война. Все из—за войны. Слишком много солдат погибло, и для генералов было естественно обратиться к Братству Кар Драфы. Именно они были величайшими воинами расы Маркаб. Правильное обучение Брата Кар Драфы длилось половину жизни. Меньше одного из полусотни заканчивали обучение и заслуживали право добавить "Мар—Хан" к своему имени.

Братство всегда было невелико, а теперь остался только один. Остальные ушли на войну, и они погибли. А'Иаго был самым младшим и он остался учить новых Братьев. Но генералам нужно было не это. Они хотели непобедимых воинов сейчас, сегодня, чтобы сражаться против ужасов, брошенных против них чужаками, что звались Тени.

Генералов не заботило стремление к совершенству, древняя философия и скрытая мудрость. Они не понимали что ученик должен потратить больше трех лет в безмолвной медитации и аскезе прежде чем будет рассмотрено — готов ли он хотя бы коснуться оружия. Их не беспокоили Ночь Горького Наслаждения, Долгий Год Тишины или Боль Маски.

Нет, им были нужны воины — сейчас.

У некоторых были задатки. Может быть. Большинство А'Иаго даже не пустил бы в Храм — в обычное время. Возможно один или двое из его трех сотен учеников и мог бы стать полноценным Братом — со временем.

Но у них не было времени.

Он оставил их упражняться, понаблюдал за тем как они лупят друг друга деревянными палками и ему захотелось взвыть от отвращения к святотатству, в котором он принимал участие. Его умершие Братья не дадут ему покоя после смерти, за осквернение Храма такой пародией на их тренировки.

Но что было — то было. Ему это не нравилось. Точнее — он это ненавидел, но этому уроку он научился давным—давно.

Что было — то было.

Он опустился на колени перед большой статуей Кар Драфы — высеченный из мерцающего кристалла истинный образ святого пророка. Статуя не нуждалась в чистке, не нуждалась в полировке. В ней всегда мерцал свет — и только она освещала комнату.

Он чувствовал себя таким ничтожным перед изваянием, так остро чувствовал свою неважность перед вселенной. Он был меньшим из Братьев, самым младшим, малоопытным и на него обрушилась задача воспитать новое поколение. Нет, это неправильно.

"Да." — подтвердил голос внутри статуи. "Это неправильно."

А'Иаго вскинул голову. Свет разгорался внутри изваяния. Яркий свет. Что—то двигалось в камне и появлялось из него. Это…

Это был сам Кар Драфа, созданный только из света, медленно взмахивающий огромными крыльями. Свет лился отовсюду, такой яркий что он почти ослеплял его.

— Господин. — прошептал он — Господин.

"Тебя ждет куда большая задача. Ты был избран для лучшей цели чем эта."

— Назови ее, господин.

"Ты уйдешь отсюда и направишься на Минбар. Там ты будешь ждать того, кто придет. Он создаст новый орден — так же, как было создано Братство. Ты поможешь ему. Ты будешь знанием и мудростью для его восторга и устремленности."

"Ты последний из моего Братства, А'Иаго Мар—Хан, но ты станешь Первым Рейнджером."

Зарвин продолжал отбивать поклоны, пока слова молитвы звенели в его мозгу. Мы грешны. Все мы грешны.

Он знал эти слова. Он знал их смысл. Он знал историю. Он знал страшные грехи, что стоили Так'ча их родного мира, и обратили их в космических изгнанников, скитающихся в их кораблях—мирах.

Когда—то Так'ча были самой сведущей и высокой духовно расой в галактике. Они знали что их Боги существуют и всегда стремились быть достойными благородными под Их взором. Боги жили среди них и являлись в их мир, мир что был раем и небесами, где все было прекрасным где не было зла, не было болезней, где не было смерти.

Затем пришла гордыня. Она была первым грехом. Так'ча были святыми особенными избранными и возлюбленными Богами. Не потому ли что они были лучше прочих рас? Конечно же они лучшие. Они избранные.

Проходило время, и если бы гордыня осталась единственным грехом Так'ча — они все еще могли бы оставаться в раю, но этого не случилось. Боги уходили, понемногу, один за другим, призванные сражаться в великой и ужасной войне, войне против страшного зла, что длилась извечно. Так'ча предложили свою помощь, но Боги отвергли ее. Они не готовы сказали Боги. Они слишком слабы. Они погибнут.

Тогда пришел второй грех. Гнев. Ярость проросла в душах Так'ча. Они всегда, тысячи поколений стремились служить Богам. Они совершали великие деяния в Их честь. Они создавали великие чудеса.

А теперь, наконец, Так'ча узнали что они всегда были ничтожны. Неважно чего они добились, неважно что они совершили, что за чудеса они создавали — они всегда были ничтожны и никогда их не посчитают равными.

И тогда Так'ча решились испытать свою силу. Один из Богов все еще оставался в их раю. В одиночестве. Так'ча отыскали последнего Бога и уничтожили его. Откровение было скорым и славным. Боги могут умирать. Так'ча могут превзойти их.

Расплата была неспешна, но неотвратима. Ярость Богов затмила небо. Райские моря вскипели, воздух наполнился пеплом. Охваченные ужасом Так'ча бежали, глядя с ужасом как их рай был разрушен дотла, уничтожен весь, до последнего атома. Им позволили бежать. Боги не пытались остановить их, но никогда больше у них не будет дома. Теперь они навечно останутся бродягами и изгоями.

Они грешны. Все они грешны, но будет шанс на искупление. Однажды Боги вернутся и они предложат Так'ча еще один шанс — если они останутся кающимися, если они останутся благочестивы, если они будут преданны.

И теперь, через просторы космоса донесся шепот. Великая Война началась. Ужасный враг вернулся. Боги вернулись к битве.

Это ли время искупления, что было обещано Так'ча?

Они ждали. Все они ждали.

Но не Зарвин. Он устал ждать.

В тот же день, когда Боги явились к Кин Стольвинг на Икарре—7, в тот же день когда Кар Драфа заговорил с А'Иао Мар—Ханом в Его Храме, Рамде Зарвин взял свой экипаж и свой корабль и покинул единственный дом, который знал. Х'л Кар Капал З'бри пропал в темноте небес. Он не знал, куда он направляется, знал только лишь что он ищет.

Богов.

Сначала они пришли в шепоте и слухах. Это Мастера заговорили о их прибытии. Кое—то из них приходил, пораженный, на подгибающихся ногах к жрецам чтобы рассказать о том что он услышал. Жрецы выслушивали и тревожились.

Воины слышали сплетни, но верили немногие. К тому же их куда больше заботила война. Как только закончилась зима, Клинки Ветра продолжили войну, их армию вел новый Второй Воин, высокий воин по имени Унари. Они выследили скрывавшихся Огненных Крыльев которые заключили союз с Танцорами Шторма. Три клана встретились в бою на равнинах Осаришимы и Клинки Ветра были победителями. Леди Дераннимер не была найдена, равно как и Первый Воин Парлонн.

Несколько других кланов начали выказывать свои амбиции. Звездные Рейдеры, Лунные Щиты и Ночные Странники всецело укреплялись и усиливали свои войска. Казалось, что только экспансия Хантибана тревожила их, но согласно некоторым донесениям все три клана готовились к куда большему.

Нет, немногие воины прислушивались к сплетням или уделяли им внимание. Кроме одного, изгнанника с каменным взглядом, но если он что—то говорил или делал — это не было никем записано.

Каста жрецов обсуждала слухи настолько, насколько они могли заниматься этим в Йедоре. Это не выносилось на публику, но многие из них встречались с загадочным чужаком по имени Шрайн. Он говорил о необходимости мира. И эти новые слухи беспокоили их.

Знамения множились. Странные, ярко пылающие огни в небесах. Явления древних героев. Первый Воин Хантибан говорил, что ему каждую ночь являлся призрак его покойного брата, говоривший с ним о древней славе или же просивший его о избавлении от боли.

Война набирала силу повсюду. Все сообщение с Икаррой—7 было прервано. Миры Маркаб погрузились в хаос и беспорядки после того, как все Правительство было вырезано ужасным чудовищем, что скрывалось в мертвых телах.

Весь Минбар казалось затаил дыхание.

И тогда пришли они. Не просто слухи, не просто легенды, не просто шепот.

Они спустились с небес над Йедором в день, что стал известен как День Света. Их были сотни, сияющих словно звезды падающие с небес. Их огромные крылья взмахивали неторопливо и величественно. Их имена шептали, понизив голос. Валария. Варэнни. Ра—Хел. Без числа прочих.

Заговорил их вождь. Ра—Хел, Его голос раздался по всей планете, Его слова были подобны музыке и напевам, Его речь была словно поэма, Его образ был полон безупречной красотой.

И с этого момента путь народа Минбара был ясен.

К небесам.

К войне.

И к Теням.

И они тоже были в пути. Еще никто их минбарцев не понимал этого. Никто из минбарцев не знал их имен. Еще год их не будет даже в мечтах.

Но они были уже в пути.

Движимые в прошлое духом умирающего ворлонца, ведомые надеждой народа Минбара, занятые мыслями о битве что разразится через тысячу лет, битве, исход которой они никогда не узнают.

Один из них говорил и говорил и мало что делал помимо этого. Другой просто сидел, размышлял и слушал.

Никто на Минбаре не знал их имен. Никто не знал, что они идут. Никто даже не мог представить перемен, что они принесут.

Но они придут.

И теперь — уже скоро.