Часть 2 : Истории Валена

Глава 3

Парлонн с трудом пробирался сквозь дым и пламя. Его мундир был изодран, обожжен и глубокие раны на спине терзали его. Он так хотел просто остановиться и лечь, но знал что не может этого. Из всего, что он раньше услышал про Маркар'Арабар, он не мог узнать ее истинный ужас.

Теперь он знал. Слишком хорошо.

Вопли были хуже всего. Не вонь. Не мертвые тела его товарищей и воинов. Не жуткий вид тех тварей, что запросто проходили сквозь стены. Даже не вид минбарских воинов, сражавшихся бок—о—бок с этими тварями.

Нет, хуже всего были вопли. Стоны умирающих, вопли темных кошмаров кружащих возле станции, крики воинов, что считали себя отважными и наконец узнали что такое истинный ужас.

Они заполняли его слух. Они заполняли его разум. Они заполняли его душу.

И все же он сражался, отчаянно, пытаясь не думать, пытаясь не сдаваться, пытаясь не вспоминать о предательстве Клинков Ветра, пытаясь просто сделать еще один шаг. Потом еще. И еще.

Посреди коридора валялось тело, или же — то что было телом. На взгляд Парлонна это была просто куча костей и мяса. Одна из крылатых тварей, которых Кин Стольвинг называла "Заркхеба" присело на корточки рядом с ним, пожирая его, его кожистые крылья были вымазаны в крови.

Оно вскинуло голову, когда Парлонн приблизился, красные глаза вспыхнули. Они были страшнее всего. В них был виден разум. Словно вселенная создавала тварь с телом из кошмара и душой безжалостного животного а затем, ради извращенной шутки, дала ему осознание того, чем оно являлось. Кин говорила что когда—то они правили великой цивилизацией, раскинувшейся на множество систем, но пали и были превращены в это — худшее чем дикари.

Огромные крылья заркхеба взметнулись в воздух; те же крылья, что чуть ранее пронесли его через вакуум, бросили тварь сквозь воздух к Парлонну. Покрытые кровью когти нацелились ему в лицо, рассекли воздух перед его глазами. Парлонн бросился на пол. Он больше не чувствовал боли, ее больше не было. Не сейчас.

Узкие коридоры станции не позволили заркхебу полностью использовать его проворность, и Парлонн этим воспользовался. Когда тот бросился в повторную атаку, он прыгнул чтобы встретиться с ним в воздухе. Тварь инстинктивно развернулась и зацепилась крылом за обшивку коридора. Дэчай Парлонна пронзил ей грудь и голова твари запрокинулась.

Парлонн приземлился неуклюже, лодыжка подвернулась под его весом, но заркхеба был мертв. Для них здесь была не лучшая обстановка, но им того и не требовалось. Их были тысячи, и они заполонили корабли, вскрывая корпуса, проникая сквозь переборки и коридоры, разрывая в клочья все что встречалось им на пути.

Он удостоверился что тварь мертва и бросился далее по коридору. Он не оглядывался на кусок мяса, что когда—то был минбарцем. Какой в этом смысл?

Дым, шум и разгром на станции затрудняли ориентировку, но он точно знал куда направляется. Он чувствовал зов, словно какая—то сила, зовущаяся судьбой, знала что он доберется туда.

Станционная тюрьма. Обычно в таком не было нужды. Воины Минбара служили повинуясь жесткой, безупречной дисциплине и в заключении редко появлялась нужда. Что—либо серьезное обычно каралось смертью — морр'дэчай, или, куда реже — казнь.

Но война изменила многое. Было достаточно инопланетных союзников, от которых не стоило ждать службы, подобной минбарской, и чьи наказания не были подобны минбарским. Также могла возникнуть нужда содержать союзников Теней — для допросов или исследований. И потому Гисейнотоши была построена с тюрьмой.

Немногие могли представить, что когда начнется атака Теней, в ней будет содержаться лишь одна персона.

Парлонн остановился у двери. Стражники были убиты, разорваны на куски. Дверь была выломана. Не заркхебом. Одним из больших чудовищ. Викххеран. Они могли проходить сквозь стены, но что—то в их психологии принуждало их прокладывать себе путь с наибольшими разрушениями. Кое—кто из очевидцев утверждал что прежде чем послать их в бой, Тени что—то запускают внутри них, что—то, что делает их безумными.

Парлонн осторожно прошел сквозь разрушения и вошел в темную комнату. Сначала его ошеломил запах, и он пригнулся.

— Приветствую, Первый Воин.

Тело твари лежало на полу, со страшными ранами от дэчай на глазах и морде. Прислонившись к дальней стене, неподвижный как статуя, со сложенными на груди руками, стоял Маррэйн. Его глаза могли показаться камнем.

Парлонн выпрямился.

— Приветствую. — ответил он.

Здесь он не слышал воплей.

Леди Дераннимер не страшилась ни воплей, ни вони, ни мыслей о чудовищах Теней, проходящих сквозь стены. Она не страшилась даже тех взглядов, которыми Командующий Магатсен награждал ее в те моменты, когда считал что она не заметит этого.

Нет, единственным чего она страшилась, было то, что весь флот будет уничтожен, тысячи погибнут, а она все время будет оставаться здесь, бессильная что—либо сделать.

Как только атака началась, ее разбудили двое личных охранников Магатсена. Оба были из Лунных Щитов как, разумеется, и сам Магатсен. Они пришли проводить ее в зал наблюдения — следить за битвой и оставаться в безопасности, на тот случай если на станцию будет высажен десант.

Она согласилась — без удовольствия, но выбора у нее не было. Парлонн пропадал где—то, и какова бы ни была официальная позиция насчет единства и сплоченности, Гисейнотоши управлялась Лунными Щитами. Магатсен потратил год своего правления размещая своих людей на важных постах.

Что ж, разумеется, это было правильно для Командующего, но Дераннимер не могла не думать что он стал Командующим более из отсутствия подходящей альтернативы, чем по причине личных талантов. Магатсен был опытным воином, изворотливым, ловким, знатоком в вопросах оборонительной войны, но ему не стоило всецело доверять. Имелись вопросы насчет безвременной смерти его отца и несчастного случая с его женой, упавшей с башни их замка.

Но кто еще? Вскоре после прибытия ворлонцы разоблачили союз, заключенный Первым Воином Хантибаном с Тенями, через посредника по имени Шрайн. Широхида была осаждена, пока Клинки Ветра, наконец, не бежали. Чуть позже всплыло на свет то, что Шрайн говорил со всеми Первыми Воинами. Некоторые заключили с ним сделку — не зная кого он представлял. Их простили, пусть и без особой веры. Первые Воины, отказавшие ему — погибли.

Сам Шрайн больше не был проблемой. Он попытался связаться с новыми вождями, включая и самого Парлонна, и он был выслежен, схвачен и казнен. Это не остановило нескольких Жрецов от путешествия к родному миру Теней с предложением мира. Они не вернулись.

Но даже после избавления от Шрайна все также оставалась война, и она становилась все страшней. Клинки Ветра, верные Хантибану, очевидно, полностью перешли на сторону Теней и можно быть уверенным, что он все также питает надежды сделать себя Императором. Ключом к этому и сейчас и прежде — была сама Дераннимер.

Она изменилась за пять лет после падения Ашинагачи. Она чуть подросла, расцвела и стала еще более прекрасной… по крайней мере, так говорили бесчисленные поклонники. Она оставалась строга к ним и отвергала все предложения оставить бродячую жизнь Огненных Крыльев. Парлонн поддерживал любое ее решение. Он в нее верил.

Она вспомнила свое объявление в Имперском Дворе Йедора, о намерении отправится с Парлонном и оставшимися воинами ее клана сюда, на фронт, на Гисейнотоши. Они были ошарашены, возмущены и растерянны, но она ушла. Были вещи, которые не подобало делать высокорожденой деве касты жрецов, и Дераннимер сделала почти все из них, что было возможно.

Магатсена, все же, это не удержало от волочения за ней, хотя он и занимался этим с холодным, оценивающим и весьма коварным взглядом. Он не льстил ей — явно. Он заботился о ней, не заискивая. Он соглашался с ее мнением без подбострастия.

И он даже информировал ее о ходе сражения.

— Смотрите, леди, — говорил он, словно забыв о бойне за пределами станции. — Здесь. Ночным Странникам удалось оттеснить корабли Теней. Причальный сектор станции теперь расчищен. Ваши Огненные Крылья великолепно показали себя, удерживая здесь фронт.

— Враг уже на станции. — заметила Дераннимер. — А'Иаго и его новобранцы не могут удерживать их вечно.

Магатсен скривился. А'Иаго был маркабом и потому он не заслуживал его внимания. Для него все они были лишь чужаки. Тот факт что А'Иаго потратил четыре года изучая пути сражений и доблести минбарских воинов не изменил этого мнения. Кое—кто порой спрашивал А'Иаго — зачем он делает это. Его ответ был непонятен.

"Потому что однажды я буду учить вас, и я должен знать все что знаете вы — чтобы научить вас большему."

Его не беспокоило то, что любой воин из ныне живущих умер бы от разрыва сердца при мысли о том, что будет учиться у чужака.

— Не стоит беспокоиться, леди. — продолжал Магатсен так словно она и не начинала говорить. — Даже в маловероятном случае нашего поражения тут останется прямой доступ к эвакуационным кораблям. Вы будете в полной безопасности, уверяю вас.

— А воины? — осведомилась она, чуть жестче чем намеревалась. — Они тоже будут в безопасности?

— Жизнь воина не предназначена для безопасности. Они делают то, для чего их воспитывали и обучали. Умирать за своего лорда.

Дераннимер не упустила из виду, что очень немногие Лунные Щиты были поблизости от линий боев. Разумеется, они были мастерами оборонительного боя, более привычными к тесным стычкам и своей малочисленности, но все же… Они могли бы делать что—либо большее, чем просто защищать ее и их лорда.

Она хотела бы знать где сейчас Парлонн, и взмолилась чтобы он был все еще жив. Она думала также и еще об одном воине из бывших здесь. Почему он оказался тут, и жив ли он до сих пор.

Маррэйн был перехвачен несколькими днями ранее, при попытке проникнуть на станцию. Он был задержан без труда и Магатсен приказал содержать его под стражей до возвращения на Минбар — для допроса. Он мог быть уже несколько лет изгнанником из Клинков Ветра, но до того он был их Вторым Воином. Мало кто верил что он не знал про их сделку с Тенями. Кое—кто даже полагал, что все его изгнание из клана была тщательно подготовленным обманом. Почему же еще Первый Воин Хантибан не послал воинов поймать его?

Дераннимер видела его прежде лишь один раз, у Ашинагачи. Они разговаривали недолго, а затем напала та загадочная тварь и все смешалось. Она сохранила воспоминания о человеке чести, о том кто был преданн служению его лорду. Она не поверила, когда услышала о его изгнании.

Странно, но она много думала о нем в прошедшие четыре года, узнавала о его поступках. Слухи о воине без клана с каменными глазами время от времени приходили к ней. Когда она услышала о том, что он здесь, она захотела увидеть его, несмотря на возражения Парлонна и Магатсена. Она не говорила с ним. Один взгляд в мертвые, бесстрастные глаза выгнал ее прочь, смущенную и уязвленную.

Она продолжала изучать бой, игнорируя чрезмерно восторженные комментарии Магатсена. По мере того как проходило время, картина становилась все более загадочной. Корабли Теней продолжали появляться казавшимися бесчисленными стаями, они гибли меньше чем один — за десять уничтоженных минбарских кораблей. И все же они не обрушились на станцию. Они могли разнести ее в куски без труда, но они, похоже, ограничились несколькими вялыми атаками, и отражением попыток оттеснить их. То же самое творилось и внутри станции.

Они изучала эту картину несколько минут и, не в силах найти разумного ответа, спросила Магатсена. Он был удивлен, а затем улыбнулся.,

— Как вам удается так хорошо читать битву, моя леди? — поинтересовался он.

— Мой отец. Парлонн. Они понемногу научили и меня. Что это значит?

— Ах… Не знаю, почему же они думали, что столь прекрасной женщине как вы, нужно учиться чему—либо, кроме службы своему мужу. Будь вы воином, это конечно же было бы иначе, но…

— Хорошо, чтобы ответить на ваш вопрос — им на этой станции нужна только одна вещь. Они не рискнут уничтожить станцию и уничтожить при этом то, что им нужно.

— Чего ты хочешь? — спросила Дераннимер, чувствуя что знает ответ. Краем глаза она заметила что охранники передвинулись — так, чтобы перекрыть всякие пути для бегства.

— Странно, но это именно то, о чем меня спросил один из них. Знаете что я ответил? Я хотел жить. Я хотел править теми кто будет слушать меня, кто будет ловить мои слова. Они были удивлены. Полагаю, они считали что я захочу стать Императором, но ради чего? Все мы воспитаны и выучены служить своему лорду. Все. Кому буду служить я, если я правлю всем?

— Но нет ничего хуже, чем служить лорду который не ценит твоих талантов.

— И ты нашел себе лорда. — прошептала Дераннимер со страхом.

— Именно. Да, леди вы умнее, чем следовало бы. С такой красотой и судьбой, как у вас, глупость была бы куда спокойнее. Полагаю, вы можете назвать моего лорда?

— Хантибан. — тихо сказала она.

Он кивнул.

— Его посланники скоро явятся, чтобы забрать вас. Затем мне и моим Лунным Щитам позволят бежать. Все остальные погибнут. На этот раз мы выучим урок, который должны были понять после Маркар'Арабар. Мы не можем сражаться с Тенями. Мы не можем даже пытаться. С Хантибаном на месте Императора и мной на месте Командующего мы сможем воевать с остальными расами, всеми чужаками кто ниже нас, и достоин только покорения.

— И есть одна вещь которая нужна Хантибану.

— Я.

— Ты.

Затем раздался звук шагов и Магатсен улыбнулся.

— Как раз вовремя. — Он обернулся к тому, кто появился из темноты. Он был воином, самым высоким из когда—либо виденных Дераннимер. — Приветствую, Второй Воин. Она здесь, и ждет вас.

— Я вижу. — ответил Унари.

— Хм… любопытно.

Комната была темна и холодна. Тени танцевали в свете единственной свечи. Высокий силуэт казался созданным из одной лишь тьмы, его лицо было неразличимо, его изломанная тень на дальней стене казалась принадлежащей не смертному, но жуткому созданию, сбежавшему из кошмара.

На самом деле он был человеком — по рождению, но смертным он больше не был, впрочем, если он и сознавал парадокс ситуации — то ни удивленным, ни раздраженным этим он не выглядел.

Говорившим был именно он, хотя с кем он говорил — было неясно. В комнате находился еще один — но он был прикован к стене и обвис, быть может — мертвый, быть может нет. В любом случае он не походил на слушателя. Больше никого тут не было и не было похоже, что он говорит с собой, или же размышляет вслух. Он говорил и действовал так как будто кто—то наблюдает за ним.

Возможно так оно и было.

В руке он держал какой—то окровавленный предмет. Он светился изнутри слабым оранжевым сиянием. Кто—то другой мог бы усмехнуться, но он хорошо знал что сейчас означает этот свет. Это было просто подтверждение — и не то, что ему требовалось. То, другое создание не могло умереть. Во всяком случае — пока.

Кровь или же то, что могло служить кровью, сочилась из большой раны на лбу прикованного существа, таких очертаний, словно оттуда недавно было что—то вырвано.

Когда—то—бывший—человеком поднял камень и всмотрелся в него. Он сосредоточился, вновь пытаясь добраться до спрятанной в нем силы. Он пытался уже не в первый раз — но терпение есть добродетель, и чему еще могут научить несколько сотен лет жизни, как не терпению?

Он потушил свечу и продолжал вглядываться в камень все также сосредоточенно. Он, похоже, без труда мог видеть в полной темноте.

Наконец, тонкий лучик света сверкнул из его правого глаза, на секунду засиявшего золотом. Луч ударил в середину камня, и отразился вовне, не светом, но памятью.

Столько воспоминаний, и среди них единственное, что он хотел знать.

— Так. — произнес Себастьян, Особый Следователь ворлонской Высшей Инквизиции.

— Вот оно.

Он повернулся и вышел. Он должен был кое—что сделать прежде чем снова займется охотником за душами. Пока что он не может позволить ему умереть.

Порой, по ночам, когда Маррэйн сидел в одиночестве, глядя на звезды, он понимал, что был удачлив более других воинов. Он достиг предела мечтаний его касты: совершенства. Он был свободен от всего что могло умалить его мастерство в бою. Не было эмоций ни желаний ни страха ни сожалений — ничего.

Если бы кто—нибудь спросил его, что он сделал чтобы достигнуть этого — он не знал, поверили бы они его ответу. Легенды говорили о годах медитаций и аскезы, опасных и тяжелых странствиях без надежды на награду, о самозабвенной службе лорду в течении многих перерождений.

Маррэйн ничего подобного не делал. Всем, что он сделал ради совершенства, было убийство женщины, которую он никогда не любил.

Но он не мог это никому объяснить. Никто не поверил бы ему. Или, еще хуже, они поверили бы, но не смогли понять.

Он все еще вспоминал Беревайн, но не с сожалением о ее смерти, не с тоской по ее красоте, и не с горем от ее потери. Он знал что ему лучше совсем не вспоминать о ней, чем так холодно и бесплодно ворошить прошлое, но это было единственной связью с прошлым которую он не мог разорвать.

Он взглянул на того, кто стоял перед ним, и понял что он не будет его спрашивать. Это был первый шаг к совершенству, он знал.

Теперь он знал это.

Не искать его.

Не говоря ничего, Парлонн перешагнул через труп твари Теней и остановился перед ним. В дуэльной стойке. Он молча глядел в глаза Маррэйна. Маррэйн ответил на его взгляд, чувствуя силу и сталь в этой темной синеве.

Казалось — больше нет ничего. Только они. Маррэйн понял, что Парлонн не собирается спрашивать о пути к совершенству.

Наконец, время вокруг них замедлило свой бег, Парлонн кивнул и отступил, вновь перешагнув через труп создания. Оно пришло за Маррэйном, взломав стены его камеры, чтобы добраться до него. Маррэйн убил его. Отбрось страх, отбрось страсть, отбрось сожаление — и ты не сможешь проиграть в любой схватке.

— Ты свободен. — сказал Парлонн. — Так же свободен как любой на этой станции. Она умирает.

Маррэйн кивнул. Он знал это.

— Можешь идти, куда пожелаешь. Ты можешь сражаться, можешь умереть, можешь попробовать бежать, если захочешь.

Маррэйн ждал. Вопрос не заставил себя ждать.

— Почему ты пришел сюда?

— Почему ты пришел сюда? — повторил он.

Глаза Парлонна сузились.

— Ты воин, и я знаю достаточно, чтобы не считать тебя участником Хантибановских сделок. Я не мог оставить тебя здесь умирать.

— Достаточно? — Парлонн натянуто усмехнулся.

— Правду.

— Дераннимер настояла. Она говорила что… у твоего появления есть какая—то цель. Она хотела чтобы я использовал все свое политическое влияние, чтобы освободить тебя. Атака сделала это ненужным. Я должен вытащить ее отсюда, и знаю что ты можешь помочь.

— Я не питаю к тебе теплых чувств. Я никогда не забуду, что ты привел армию забрать ее и захватить мой дом, но я знаю что ты воин и что она в тебя верит. Этого достаточно… пока что.

— Итак, отвечай и будь краток. Почему ты пришел сюда?

— Найти ту единственную, кто считает меня человеком чести.

Парлонн согласно кивнул.

— Тогда пошли. Я знаю, где она. Она в безопасности… пока что.

— Нет. — проговорил Маррэйн. — Безопасных мест нет.

— Нигде.

"Тот, кто возьмет в жены это дитя, получит власть и признание всеми минбарцами."

Дераннимер не довелось услышать эти слова от того кто произнес их. Она никогда не видела существа, пророчество которого, возможно, убьет ее. Если бы она могла встретить его — она не знала бы что сказать. Она знала лишь что эти слова всегда преследовали ее.

Ребенком.

Дочерью лорда.

Дочерью воина.

Магатсен остался здесь, спокойно выжидая. Двое Лунных Щитов из его личной охраны оставались рядом, готовые к любой опасности. Унари стоял, рассматривая ее с выражением, которое могло быть презрением или же надменностью. Двое Клинков Ветра тоже были здесь и держались рядом с их Вторым Воином.

Никто из них не казался особенно настороженным. С чего бы? Дераннимер была всего лишь женщиной из касты Жрецов. Без воинов которыми она командовала — она ничто. Она ниже ростом, чем они, она легче их, она слабее их. Ее стража далеко.

Она косо взглянула на Унари. Она хотела бы знать — беспокоилось ли существо, сделавшее предсказание, о тех кто умрет, пытаясь его исполнить. Хотела бы она знать, стоили ли хоть что—то жизни минбарцев для ворлонцев.

Двое Клинков Ветра шагнули вперед. Она знала все о Клинках Ветра. Они были бесстрашны и безжалостны, закалены в холодных, суровых горах у Широхиды. Они хвалились что подобны камням. Но их безжалостность должна быть подавлена. Они должны доставить ее живой. Хантибан не хочет ее смерти. Это даст ей преимущество. Также, они считают себя лучше кого бы то ни было. Она дочь Огненных Крыльев которые нанесли Клинкам Ветра тяжелейшее поражение. Это вызывает гнев. Получив достаточный повод — они могут убить ее. Это тоже преимущество. Смерть лучше рабства у того, кого ей не полюбить.

Они были надменны и это вело к самоуверенности. Она женщина, из Жрецов, слабовольная и бессильная.

Но она была дочерью Первого Воина Шузена, потомком Императора Шингена, и она всю свою жизнь провела в обществе Парлонна, кто однажды поднимется также высоко, как и она.

Она посмотрела в глаза двум Клинкам Ветра. Они не были испуганы, они даже не насторожились. Она хотела запомнить их лица. Кто—то должен помнить — и этот долг достался ей.

Она была той, кто убьет их.

Дэчай, скрытый на боку был холоден и тяжел. Парлонн потребовал чтобы она всегда носила его. Он учил ее выхватывать и бить одним отточенным движением, натаскивая долгими ночными часами, пока не начинали гореть ее руки, болеть ее мышцы, и дрожать — ее тело.

Она остановила взгляд на лице первого Клинка Ветра. Интересно, знал ли его Маррэйн? Нашел ли Парлонн Маррэйна? Жив ли еще хоть кто—то из них?

Не было мыслей, не было сомнений — ничего, кроме движения и удара. Клинок Ветра не успел и моргнуть, как лезвие дэчай рассекло его горло. Он упал, и она развернулась ко второму. Оставшиеся сорвались с места, но в отличие от этого Клинка Ветра — они были далеко.

Она твердо держала свое оружие, нацеливая взмах в голову воина. Он выхватил свой клинок и поднял его чтобы отразить ее удар. Она пригнулась, закрутив лезвие и ударила под блок, разрубая грудную клетку. Бритвенно—острое лезвие сделало свою работу и он повалился также как и первый.

Она знала что не сильна. Она знала что у нее нет грубой силы таких воинов как Унари, но Парлонн хорошо выучил ее.

Точность, умение и быстрота побеждают грубую силу.

Но они мало значат против множества противников. Их было четверо — она лишь одна. Унари и Магатсен, она знала, превосходили ее. Лучшим, на что она могла надеяться — была смерть. Глаза Унари вспыхнули и она увидела в них гнев. Она вспомнила как пять лет назад у Ашинагачи она так же смотрела в его глаза — пока его клинок был приставлен к ее горлу, а его хватка сжимала ее запястья.

Ее решение было твердо.

А затем был вихрь движения, и двое появившиеся из ниоткуда, сверкнули клинками. Их одежды были изорваны, тела в изобилии покрыты ссадинами и ранами, но они были воинами этой эпохи, теми, кто оставил свой след на этом времени и сотрясал миры своей поступью. Они были Землей и Огнем.

И когда Маррэйн и Парлонн сражались ради ее, Дераннимер поняла что она — Ветер и устремилась вперед чтобы сражаться рядом с ними.

Кровь Унари коснулась холодного пола, и на мгновение он смог увидеть горы у Широхиды, возвышающиеся над ним. Он видел его предков проходящих мимо, протягивавших ему руки, приветствующих его дома.

Он не предал никого. Он служил его лорду как подобает воину. Он умер в бою, как подобает воину. Он сражался, и жил, и умер с честью.

Единственным его желанием было бы принять смерть у Широхиды, у его родных гор, а не здесь, в бессчетных лигах посреди космоса, среди чужих звезд и чужих миров.

Каменный воин возвышался над ним и он знал что проиграл, с того самого мига, как тот появился. Одного лишь взгляда в его глаза хватило, чтобы понять это.

— А… — прохрипел он. — Почему же ты нас оставил? Почему?

— Ты знаешь — почему. — ответил каменный человек.

— Она… ты никогда не любил ее.

— Нет.

— Почему же?

— Она заслуживала лучшего.

— Посмотри на себя… посмотри на себя нынешнего. Когда она ушла, ты стал сильнее, чем был когда—либо. Она ослабляла тебя.

— Это была слабость, с которой я мог мириться.

— Ты не… не смог уйти. Все что он делал… все о чем говорил… о тебе.

Я остался. Я служил честно и храбро. Это было правильно. Все что я хотел это служить. Я остался, служил и…

И ты был всем, о чем он говорил.

Как я мог победить тебя? Как я мог уничтожить тебя? Как же я мог доказать, что я лучше чем…

Воспоминание.

Я думал что если…. если я приведу ее к нему, тогда… тогда он, наконец, примет меня.

А теперь…

Теперь я умираю. Здесь. Среди чужих звезд.

Ты знаешь, чего я хочу. Дай мне хотя бы это! Я служил когда ты ушел. Я служил, когда ты отказался от нас. Даже в изгнании я служил так, как мало кто еще.

Ты мне должен, наконец.

— Можешь подняться на колени?

— Да.

Он с трудом поднялся, чувствуя теплоту крови стекающей по рукам. Он поднял взгляд на каменного воина и протянул руки, чтобы сжать клинок дэчай, когда тот нацелился в его сердце. Клинок остро царапнул по коже, но ему было все равно.

Унари увидел понимание в глазах Маррэйна, когда клинок скользнул к цели, а потом он снова был в горах, и его приветствовали предки.

Синовал помолчал, глядя куда—то вдаль, смотря на то, что было недоступно смертному взгляду.

— Немногие пережили Гисейнотоши. Станция была уничтожена, разрезана на куски Тенями. Сейчас об этом помнят немногие, также как немногие помнят о Маркар'Арабар, или же о других ранних битвах.

И еще меньше тех, кто знает все истории войны. Отдельные истории о мужестве тех, чьи имена давно забыты. В галактике миллиарды и миллиарды существ — и у каждого найдется своя история. Быть может это худшее что делают Ворлонцы. Они забирают наши истории.

Многие погибли тогда но были и выжившие. А'Иаго Мар—Хан выжил, вынесенный к безопасности его учениками — хоть он и был жестоко изранен. Кин Стольвинг выжила, вера в своих Богов помогла ей пройти сквозь это.

И, разумеется, выжили Маррэйн, Парлонн и Дераннимер. Потерпи они неудачу — многие истории были бы куда короче, и все мы были бы куда слабее. Кто—то мог бы сказать, что лучше бы Маррэйн или Парлонн погибли там, но только не я. Мы куда больше узнаем из историй о поражениях и предательстве, чем из тех что говорят о победах и верности.

Итак, они выжили, бежав в космос на одиноком флаере без прыжковых двигателей и почти не имея надежды, но они были воинами и не позволили страху взять над ними верх. Надежда есть всегда. Всегда.

Гисейнотоши не упоминается в большинстве историй. Конечно, настоящая история была готова начаться, когда Маррэйн и Парлонн ступили на борт того, что вы назвали Вавилоном—4. В каком—то смысле это и было начало — но только, если мы забудем про все, что случилось ранее.

Кроме того — никогда не бывает "истинного начала".

Никогда.

Запах крови стоял повсюду, пропитав его, пропитав его разум, забив его чувства. Маррэйн не собирался предлагать помощь. Это не путь воина. Кроме того, это будет оскорблением для них обоих. Он знал что Парлонн выживет. Он достаточно силен.

Парлонн прислонился к стене, крепко зажав руками глубокую рану на боку. Магатсен был более чем способным воином и дрался куда лучше, чем они ожидали. Маррэйн был удивлен помощью Дераннимер, но решил, что этого стоило ожидать. Она была дочерью воина, и была воином в душе.

Но она не могла скрыть страха в своем взгляде, когда смотрела на раны Парлонна. Она прижимала к ране кусок ткани, оторванный от ее одежды, но это не слишком помогало.

— Ты не умрешь. — прошептала она. — Ты не умрешь.

— Конечно же, нет. — ответил Маррэйн. Она вздрогнула, будто лишь сейчас вспомнила про него. — Не от этой раны.

Это было правдой. Рана была серьезной, и могла стать фатальной — для более слабого, но Парлонн не был слабым. Потребуется кто—то получше Магатсена, чтобы его прикончить.

Потребуется кто—то, подобный самому Маррэйну.

— Достаточно. — спокойно сказал Парлонн. — Мы мало что можем сделать. — Он говорил твердо и решительно, не позволяя ни одному намеку на боль проскользнуть в его голосе. — Дайте мне погрузиться в медитацию. Это замедлит течение крови и выиграет нам время. Вскоре появятся корабли, разыскивающие выживших.

У Дераннимер могла быть душа воина — но не воинская безжалостность. Маррэйн понял это по выражению ее лица после слов Парлонна. Но любой корабль на их пути мало чем мог помочь. Они были во многих часах лета от Гисейнотоши. Корабли разлетелись по всем направлениям, и многие были куда больше, чем взятый ими маленький флаер. Потребуются многие часы, чтобы первые разведчики могли вернуться и перегруппироваться — даже если они и не встретятся с кораблями Теней.

Кроме того, возвращавшиеся корабли, скорее всего, будут от Лунных Щитов или Клинков Ветра, и они просто убьют его и Парлонна и заберут Дераннимер.

Маррэйн встретил в глазах Парлонна проблеск понимания. Безмолвное сообщение пронеслось между родственными душами.

Если они схватят нас, мы избавим ее от этого. Быстро и безболезненно.

Парлонн тяжело двинулся к маленькому спальному отделению, и Маррэйн с Дераннимер вернулись в рубку. Отсюда они могли видеть все, но они знали, что смотреть здесь не на что, кроме пустого космоса. Тут не было ничего.

Ничего кроме пустой, бессмысленной и бесчестной смерти. Не та смерть, что подходит воину.

Парлонн тоже понимал это. Но случай появился — и пропал.

Бой закончился. Кровь морр'дэчай все еще была на руках Маррэйна, и он обернулся к Парлонну. Оставался вопрос который следовало решить, вопрос что слишком долго оставался без ответа. Парлонн поднял свой дэчай, занял стойку и Маррэйн был готов встретиться с ним. Затем Дераннимер бросилась вперед, Парлонн повалился от полученных ран и момент был упущен. Без слов, без раздумий они оба поняли, что должны сделать. Доставить ее в безопасное место.

Они это сделали, но шанс на доблестную смерть был упущен и, возможно, навсегда. Как ни странно, но Маррэйн не сердился на Дераннимер за ее невольное вмешательство. Даже до того, как он стал подобен камню, он не мог сердится на нее, что бы она ни делала.

— Мы умрем, не так ли? — тихо сказала она. Он обернулся к ней. В ее голосе не было жалости к себе или мольбы, только спокойное согласие.

Он не собирался лгать ей.

— Да. — ответил он.

— Ты не кажешься испуганным.

— Теперь мне нечего бояться, леди.

— Нет. — Она поежилась и обхватила себя руками. Тут было холодно. Маррэйн не знал, можно ли что—то с этим сделать. — Нет. Ты изменился. Я видела это в твоих глазах. Я… — она прервалась, словно раздумывала — стоит ли продолжать фразу. — Мне так жаль тебя. — наконец прошептала она.

Он ничего не сказал. Он не ждал такого. Страха — да. Отвращение, зависть, гнев… Все это он испытал от других за пять лет, с тех пор, как Беревайн… умерла.

Но жалость — никогда.

— Ты не чувствуешь ничего. — проговорила она. — Чего стоит жизнь без чувств? Не жизнь, просто… существование. Один день за другим. Бесконечный поток… ничего. Ты любил ее настолько, что без нее готов отказаться от оставшейся жизни?

Маррэйн застыл.

— Как ты…?

— Я слышала рассказы, конечно же. Я слышала о ее смерти, и я видела как она смотрела на тебя — только раз, когда ты был у Ашинагачи. Я завидовала ей. Смотреть так на другого, знать что… есть кто—то кто так дорог тебе… Вы были любовниками, не так ли?

— Да, но мы не были влюблены.

— Ты — может быть. Ей понравился бы ты, такой как сейчас?

— Нет.

Она кивнула и на долгое время опустилась тишина. Обычно тишина ему нравилась. Но не сейчас. Почему—то возле нее он чувствовал себя неловко, особенно — когда она молчала.

— Что ты хотела сказать? — наконец произнес он. Она взглянула на него. — Ты говоришь, что завидовала Беревайн.

— Она любила тебя. Это было так… заметно. Я хотела бы чтоб был кто—то, на кого я могла посмотреть так же. Когда я была ребенком, отец обещал что не заставит меня выйти замуж за того, кого я не люблю. Я мечтала любить, но когда… Никто не мог подумать о чем—либо кроме моего приданого. Должно быть, я самая дорогая невеста в истории. Я принесу не просто клан — но Империю.

— Шанс на Империю, и только.

— Нет. Это правда. Порой я могу… чувствовать это. Я гляжу перед собой и на миг могу видеть кого—то, человека, от голоса которого могут дрожать миры. А потом… я всегда чувствую такую злость.

— Злость?

— Кто они? Как они посмели так искалечить мою жизнь? Почему я? Что во мне такого особенного, что стоит Империи? Почему такой человек полюбит меня? Но нет — ворлонцы сказали, а мне платить за это. Пришел бы ты к Ашинагачи, не будь такого повода? Умер бы мой отец — если бы не было этого предсказания? Стал бы предателем Магатсен и лежал бы при смерти Парлонн, не будь обещано мне быть императрицей?

— Порой есть вещи которые просто — есть. — ответил Маррэйн.

— Разумеется. — прошептала она. — Вещи которые просто есть. Почему я? Скажи мне.

Ее голос был сух и тверд. Маррэйн слышал воинов, говоривших с меньшей решимостью.

— Почему я?

— Я не знаю. — услышал он свой ответ, но то была ложь. Он знал.

Потому что в ее жилах текла кровь Шингена. Потому что ее красота могла потрясти и отшельника, и душа была ей под стать. Потому что она не знала ни злобы, ни ненависти к любому живущему — даже к врагам. Потому что любой, кто будет достоин покорить ее сердце — будет достоин вести армии и посылать на смерть. Потому что любой воин будет рад умереть ради нее.

Конечно же он не сказал этого, он лишь подумал, но эти мысли беспокоили его.

— Мы не умрем здесь. — проговорила она. — Я знаю. Ворлонцы не позволят умереть дочери их пророчества.

— Ваша вера сильнее моей.

— Это не вера. — ответила она. — Не знаю, что это, но только не вера.

Несколькими минутами позже, через несколько минут спокойной, дружелюбной тишины, их сенсоры засекли корабли. Минбарские. Два тяжелых корабля, и несколько истребителей. Далеко. Возможно, достаточно далеко чтобы они могли обнаружить что—то столь же малое как флаер. Но они смогут… и скоро.

— Кто они? — спросила Дераннимер, ее голос был едва слышен. — Они пришли нам на помощь?

Маррэйн взглянул на нее, вспоминая его молчаливый договор с Парлонном, его рука мягко легла на рукоять дэчай. Это могли быть корабли Лунных Щитов или Клинков Ветра. Это могли быть корабли, захваченные Тенями или их прислужниками.

Они могли быть всем, чем угодно — кроме безопасности.

Если они доберутся до нее — для нее все закончится, быстро и без боли.

Затем их сенсоры обнаружили станцию.

"Ты убиваешь всех нас! Всех и каждого, кто остался."

Тьма, словно одеяло, покрыла землю и небо. Мир был мертв, и вскоре будут мертвы и они. Маррэйн за его спиной придавал уверенности, но они оба лишь смертные, и вскоре один из них падет, и все закончится. Потом пришел свет и он захлебнулся кровью.

"Однажды, в конце, мы найдем друг друга. И тогда мы узнаем."

"Конечно! Другой выбор, разумеется. Я должен буду копаться в грязи как деревенщина, или же лепить горшки для фларна. Подожди, я понял. Я буду просить милостыню на улице. Это — твой прекрасный новый мир."

"Выслушай, наконец. Мы лгали, да, и мы лгали достаточно, но мы не лжем сейчас. Выслушай, и если ты не согласишься — можешь уйти, но только выслушай нас. Итак, ты будешь слушать? Я буду слушать."

Жар кузнечной печи обжигает его кожу. но он не вздрогнет. Он протягивает руку и огонь охватывает ее но он выхватывает клинок из пекла — и они оба становятся сильнее чем прежде.

"Пока не исчезнет тень, пока не исчезнет вода…"

И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.

И когда на Вавилоне—4 в его ушах зазвенели голоса — и его собственный и чужие, Парлонн забыв о ране на боку вскинул свое оружие, и Маррэйн выхватил свое, встречая его.

Это место было странным и чужим, но все они, казалось, узнавали его. Дераннимер побледнела, и шептала про себя молитву. Парлонн очнулся от медитации, теперь раны меньше беспокоили его. А Маррэйн не говорил и не делал ничего, лишь смотрел.

Они пристыковались, бессильные сделать что—то иное. Звалось ли это судьбой, роком, случайностью, манипуляциями ворлонцев — было неважно. Они были здесь.

И если здесь было начало, то видения, что все они увидели, были видениями конца.

"Я живу ради Единственного. Я умру ради Единственного."

"Ненавижу их." Его голос был холоден и ровен, но глаза выдавали правду. "Я тоже."

Спокойная гладь озера отражает умирающе солнце. Он стоит здесь, ожидая. Вечно ожидая ее.

"Я стою на мосту и никто не перейдет его."

"Ты боишься? Да. Я тоже."

Она держала ребенка на руках и смотрела в его глаза, изумленная созданию новой жизни, новых людей, нового мира.

"Здесь будет мир. Тысяча лет мира, когда минбарцы не будут убивать друг друга, когда мы снова научимся быть теми, кем мы должны быть."

"Ты умрешь! Ты не должна этого делать! Мы все умрем, Немейн. И я должна. Я верю в него, пусть даже ему не поверит никто и никогда."

"Так сделайте это во имя Единственного, кто придет, кто принесет смерть сокрытую в обещании новой жизни, и возрождение под маской поражения."

"Кэтрин…"

"Я не позволю злу коснуться тебя, здесь, в моем великом доме."

Дераннимер упала на колени, слезы покатились из ее глаз. Комната была спокойна, тиха и пуста, но сама не зная почему она плакала, горько и безнадежно — по будущему, которого еще не знала.

Видения начались почти сразу же, как они вошли в эту станцию. Дераннимер задрожала, слезы блеснули в ее прекрасных глазах, а потом она бросилась бежать, сама не зная куда.

Парлонн двинулся было за ней, но остановился, выражение бесконечного горя проступило на его лице.

Маррэйн потянулся к дэчай.

"Еще есть время." "Время для чего? Они не простят меня за то, что я сделал. Ты это знаешь." "Я говорю не об этом."

"До последнего пламени чести, до последнего вздоха…"

Лишь огонь окружает его, касается его кожи не обжигая ее, жжет его душу не касаясь ее. Он был готов, наконец, умереть, когда увидел чужака.

"Ненавижу их." Она вскинула голову, в ее глазах стояли слезы. "Я тоже."

"Где теперь твои сны, Анла'Верэнн—вэни? Где ваша слава, ваши победы, ваши святыни? Все потеряны и развеяны по трем ветрам. Мертвы, мертвы, мертвы…"

"Сейчас я не люблю тебя. Но возможно это случится. Возможно я уже люблю тебя. Только 'возможно'? Все возможно."

"Они мертвы. Все." Он покрыт кровью, и часть ее — его собственная. Его мундир изодран, его взгляд пуст и тяжел. "Парлонн?" "Мертв. Все мертвы."

Свет сияет над ним, слепя и обжигая. Он смотрит и видит страшное спокойствие на его лице, понимание и хуже всего — прощение. Протянута рука — и он кричит.

"Пусть они простят ему его выбор, потому что они, несомненно, не простят мой."

"Ты не сказал ей правду? Всю правду?" "Нет. Должен был?" "Нет." "Теперь ты жалеешь об этом? О том, что сделал?" "Нет. Должен?" "Нет."

"Она красива, как ты думаешь? Откуда мне знать? Возможно."

"Хм… вот о чем я думаю."

И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.

Когда на Вавилоне—4 в его ушах зазвенели голоса — и его собственный и чужие, Маррэйн крутнул свой дэчай, блокируя атаку Парлонна. Он отскочил назад и позволил Парлонну последовать за ним.

А потом раздался голос.

— Прекратите! Это не хорошо! Нет, совсем не хорошо! Послушайте Затраса! Все слушают Затраса.

— Они здесь, верно?

"Да."

— Если Вален может слушать Затраса, то и вы можете слушать Затраса.

— Тут есть еще корабли. Я чувствую их. Близко, и приближаются еще.

"Это лишь первые беглецы. Будут и другие. Собирающиеся, ищущие."

— Затрас сказал не драться. Это неправильно. Не драться!

— Я знаю, что случиться. Я знаю, что они придут.

"Да."

— Ц—ц. Так—то лучше.

— Я не могу остановить это. Я не могу удержать их от предательства.

"Нет."

— Кто ты?

— Затрас сказал вам. Затрас есть Затрас.

— Почему же? Разве не было бы лучше, если б они остались верны мне?

"Нет."

— Что ты?

— Затрас говорит вам. Затрас есть Затрас.

— Вам просто говорить об этом. Вам просто говорить что я не сделал ничего, поскольку знал, что они меня предадут. Я могу предотвратить войну. У меня есть одна вещь, которую хотел бы любой человек в истории. Второй шанс. И ты скажешь чтобы я не использовал его?

"Да."

— Зачем ты здесь?

— А! Это вопрос получше. Затрас здесь чтобы отвести вас к Валену.

— Я могу спасти тебе жизнь. Я могу рассказать тебе то, что может спасти тебе жизнь.

"Я уже знаю. Для нас нет другой судьбы. Что есть — то есть."

— Кто такой…?

— Вы знаете. Затрас знает что вы знаете. Вы ждали его, а он ждал вас. Очень, очень долго.

— А что, если я могу создать новый, лучший мир? Разве не в этом цель?

"А если мир, созданный тобой окажется худшим?"

— Где этот… Вален.

— Сюда. Теперь идите за Затрасом.

— Кто знает?…

"Именно."

— Дераннимер! Где она?

— Мы должны ее найти.

— Нет, нет. Не волнуйтесь. Она в безопасности здесь, в его великом доме.

— Да. Я понимаю. Хотел бы, чтоб это было не так, но…

"Понимание — клинок с тремя гранями."

— Она в безопасности?

— Так же верно как… Затрас не знает насколько верно, но она в безопасности. Здесь нет угрозы. Не для нее.

— Ах…

— Ц—ц. Хорошо, хорошо. Затрас знал что вы придете. Сюда. Здесь.

— Приветствую вас и приношу вам в дар это место. Меня зовут Вален и у нас много работы.

— Это… тяжело объяснять. Ты не воин. Ты не…. получила такого воспитания. Это одна из его сторон, за пределом телесного, за пределом просто умения убивать других. Это духовное, мистическое, чувство…. удивления.

Без него мы не станем большим, чем просто убийцы. С ним — мы воины. Небольшое различие на словах, может быть, но огромное по значению.

Где—то по пути мы потеряли это чувство удивления, это… понимание того, что значит быть воином. Я знал немногих, кто сохранил его, и они были… гигантами. Вармэйн, я считаю, была последней и она умерла когда я был еще учеником.

Она сказала мне однажды: "Сражайся лишь так, словно спасаешь мир, и каждый день станет твоей наградой." Я все еще помню ее умирающие слова. Всю жизнь она видела как чудо — и она принесла ей всю славу, удачу и удивление.

Теперь мы все растеряли, и даже тогда это было доступно немногим. Но такие были. Маррэйн… Он, думаю, навряд ли. Он был ослеплен гордостью, долгом и бессмысленной смертью Беревайн. Быть может, позже он смог излечится, но — ненадолго, и этого оказалось слишком мало и слишком поздно. Я думаю, что это было самой большой его трагедией.

Парлонн… он сохранил его. Я в том уверен. Порой он был невыносим, а его едкий сарказм вошел в легенды. У него не было времени на тех, кого он считал недостойными, но для друзей, для тех, кого он действительно уважал — не было большего друга.

Он был романтиком — настолько же, насколько был циником Маррэйн. Парлонн неизменно видел красоту во всем — в битве, в космосе, в природе, даже в боли. Он нашел ее там, на Вавилоне—Четыре, на Анла'Верэнн—вэни. Он нашел ее с Валеном и с ворлонцами. Как впечатляюще они могут выглядеть, эти боги старины. Они умеют создавать впечатление, в этом я отдаю им должное. Они могут быть злыми, лживыми и не знающими сомнений чудовищами, но они знают как вызывать восторг.

Как и в День Света, они вовсю использовали это умение, хотя вряд ли им это было нужно.

Тот день стал известен, как Первый День — и он был днем Валена.

Никто из них не двигался. Очень долго. Свет исходящий от Богов над ними заливал их лица и жег глаза, но ни один из них не отвернулся. Присутствие Валена звало их, но никто не сделал шага вперед.

Они лишь стояли, чувствуя тяжесть судьбы на их плечах, чувствуя как вселенная вращается вокруг них. Оба знали что это место и время будут помниться вечно. Все, что случилось прежде, было ничем. Маркар'Арабар, Ашинагачи, Широхида, Гисейнотоши, День Света — все. Ничем.

Со временем это забудется, но только не сегодня.

Наконец, Парлонн шагнул вперед, пройдя сквозь свет, изливаемый ворлонцами, чтобы встать перед Валеном. Не закрыв глаз, он опустился на колени одним мягким движением. Дэчай он держал в руках, протянув его перед собой. Вален взглянул на него, затем на лицо Парлонна.

— Пока не исчезнет тень… — начал тот.

Маррэйн шагнул вперед, и так же опустился на колени рядом с ним, протягивая свой дэчай.

— … Пока не исчезнет вода…

Древняя клятва воина — его лорду, не произносившаяся уже столетия. Много было ритуалов и клятв верности, но лишь в этой скрывалась власть. Это была клятва, которой проигравшие воины Минбара клялись в верности Шингену у Ашинагачи.

— … До последнего пламени чести, до последнего вздоха…

Вален бесстрастно смотрел, в его глазах не было чувств. Парлонн первым произнес слова — и также первым Парлонн предаст его.

— … Моя служба ждет твоего зова, мой клинок в твоих руках, моя жизнь ждет когда ты возьмешь ее.

Их жизни не принадлежат никому, кроме их самих. Они должны понять это со временем, или же они потеряют все. Они могут отдать жизнь ради высшей цели, да, но забирать ее — не в его праве.

— … В службе тебе каждый мой день, и на страже твоей каждая ночь…

В происходящем была своя ирония, и не та что могла ему понравиться. В них не было ничего, что могло заставить их служить ему — кроме их собственной воли, но та же самая воля была тем, что оттолкнет их от него. Тому виной ошибки которые он совершит, ошибки, о которых он знает, ошибки, которые он бессилен предотвратить.

— … Чтобы встать на мосту в последний роковой день.

Слова оборвались, их голоса отзвенели и тяжелая тишина заполнила зал. Он может отказаться от их службы, может направить их по иному пути. Он может узнать почему они предадут его, и изменить события так чтобы этого не случилось.

Но нет. Он не сделает ничего. Самопожертвование Коша, через тысячу лет в будущем освободило его от ментальных уз ворлонцев, но он был в плену так же, словно они все еще оставались в его разуме. Связан историей, судьбой, необходимостью.

Он протянул руку и коснулся клинка Парлонна, затем — Маррэйна.

— Встань, Парлонн, Первый Воин Огненных Крыльев. Встань, Маррэйн, Первый Воин Клинков Ветра. Встаньте, и служите мне.

Они повиновались. Маррэйн выглядел… не смущенным, но растерянным. В это было трудно поверить. На его лице мало отражались эмоции.

— Я не… — начал он.

— Отныне — да. — последовал ответ. — Тут есть кто—то еще…

— Дераннимер. — отозвался Парлонн. — Леди из моего клана. Она убежала, когда мы прибыли. Ваше… создание сказало, что она в безопасности.

— Так и есть, и Затрас не чье—то создание. Он мой спутник и мой друг, и именно так к нему следует обращаться.

Парлонн склонил голову.

— Будет так, как прикажете вы, лорд.

— И нет нужды называть меня "лорд". Я — Вален. Не более. Она уже идет. Она найдет собственный путь сюда.

— Что мы видели? — спросил Маррэйн. — Пророчества или же только иллюзии? Они реальны?

— Это видения, окружающие это место. Знаки и предсказания судьбы, что окружает нас всех.

— Они сбудутся?

— Они — это то что случится. Но они могут исполниться не так, как мы ожидали. Очень скоро они прекратятся.

Темные глаза Маррэйна оставались непроницаемы. Он взглянул на Парлонна.

— Прекрасно.

Звук шагов коснулся его слуха и он взглянул за спины воинов. Женщина вошла в зал. Он застыл. Он знал, кем она должна быть, также как знал, что случится с ними. Но несмотря на все его знание — он не знал куда больше. Он не знал как выглядят Маррэйн и Парлонн. Он не знал каково это — коснуться дэчай. Он не слышал их голосов, произносящих клятву верности.

Все что он знал — это факты. Холодные, сухие факты.

Дераннимер прошла вперед и Маррэйн с Парлонном расступились, пропуская ее. Она легко нашла этот зал. Она смотрела на него и ее сердце почти остановилось.

— Кэтрин… — прошептал он.

Она дрогнула и попыталась что—то сказать, но замерла и опустилась на колени, также как Маррэйн и Парлонн. Она попыталась заговорить, но он подошел к ней и нежно коснулся ее лица. Ее кожа была так нежна и так тепла, и он почувствовал как пульс бьется под его пальцами.

Ее глаза были прекрасны. Они не были похожи на глаза Кэтрин. Она не походила на Кэтрин ни фигурой, ни голосом, ни глазами, но одно делало все это неважным.

— Ты никогда не будешь становиться на колени передо мной. — проговорил он. — Никогда.

У нее была душа Кэтрин.

Он медленно отступил назад, не желая отрывать от нее взгляда. Он видел их всех. Маррэйн, Предатель, человек из камня. Парлонн, воин, вождь, закаленный в огне. Дераннимер, любимая, с чистым сердцем и небесным голосом.

И Затрас, спутник, друг. Всегда.

— Вскоре придут другие. — заговорил он. — Армия изменится, и наш теперь народ станет новым. Нас закалят сражения и потери, и мы станем одним целым. Мы будем воевать с Врагом и уничтожим его.

И тогда…

Он внимательно смотрел на Маррэйна и Парлонна.

— И тогда мы создадим лучший мир, прекрасный и лучший для жизни мир.

И так приходили они, один за другим приходили и становились на колени перед ним, вверяя ему свои жизни. Кин Стольвинг, что учила их состраданию. А'Иаго Мар—Хан, кто учил дисциплине. Рашок, из дома Дош, из Лунных Щитов, научившийся милосердию. Нюкенн, из дома Зир, узнавший войну и цену войны.

Первые месяцы пролетели быстро. Вален созвал глав каст, кланов, домов — всех. Многие пришли к нему. Многие — нет. Маррэйн и Парлонн убеждали многих самим своим присутствием. Вален говорил с ними. Слушали многие. Немало отказалось.

Но готовых меняться оказалось немного. Воины, и среди них Маррэйн и Парлонн отказались позволить кастам Жрецов и Мастеров сражаться в этой войне. И потому Вален создал Рейнджеров. А'Иаго Мар—Хан нашел, наконец, свое призвание и стал учить их. Ни Маррэйн, ни Парлонн не пошли в Рейнджеры — это сделала Дераннимер. Вален отказал Рейнджерам в праве морр'дэчай и настаивал, чтобы от него отказались и в воинских кланах. В любом случае — благородную смерть выбирали немногие. Не так много провинностей теперь искупались морр'дэчай.

Воинские кланы были разобщены — как и всегда, но теперь у тех, кто желал единства появился вождь, вокруг которого они могли сплотиться. Огненные Крылья, все как один, встали за Парлонном и Леди Ашинагачи — Дераннимер. Некоторые из Клинков Ветра предпочли почетную смерть в морр'дэчай, вдали от взора Валена, но многие склонились перед Маррэйном, прося о прощении. Он подарил его. Хантибан все еще скрывался — а с ним и несколько его ближайших стражей. После смерти Магатсена Лунные Щиты выбрали нового Первого Воина. Они решили сражаться, но не приняли Валена как своего вождя.

Вален разрушал правила, он ломал традиции, он стирал права и привилегии уходящие на тысячи лет в прошлое, и многие последовали за ним. Отказавшиеся остались в меньшинстве и его не раз пытались убить, но все попытки провалились — благодаря Анла'шок, ворлонцам, или его загадочному спутнику — Затрасу.

Вален шел по Минбару и миры дрожали от его поступи, как дрожали они от шагов Шингена триста лет назад.

И рядом всегда были Маррэйн и Парлонн, неразлучные с ним, словно его тени.