Челноки

Глава 1

«Скажи, я красивая?»

Толкнув гриф вверх, чуть прогнулся и приподнял поясницу, увеличивая градус наклона. Под углом нижняя часть груди включалась сильнее. Строго говоря, прием читерский, но раз ноги не оторвались от пола, нарушения нет. Знаю, что смотрит ползала. С замками блины на сто двадцать пять килограмм.

«Скажи, я красивая?»

На руках, как гора. Давит в скамейку. Обычно мой первый подход — сто десять на двенадцать раз. Все же свои, перед кем рисоваться? Нахрен взял такой вес?

Грудь упруго отпружинила гриф. Раз…

«Скажи я красивая?»

Вновь быстро опускаю, держать там нельзя. Страховать никого не просил. Глупость и гордость. Два…

«Митенька, смотри выше. В глаза мне гляди! Что ты видишь?»

Еще на раз хватит, но хотел бы четыре. Потолок сто пятьдесят пять, но сегодня точно не в форме. Три…

«Митенька, мы разные! Где деньги, Митя? Машина, шуба, квартира? Я девочка, мне кружевных трусиков мало. Ты нищий как церковная мышь!»

Не подниму, уже знаю. Бесполезно. Не вытяну. Раздавит грудак и буду шипеть, пока не помогут. Ну как дурак же. Так он ведь и есть. И Юлька по-женски безошибочно поняла это сразу. Тогда дала-то зачем? Из-за сапог?

«Короче, Митя! Не приходи больше, пока не увижу „девятку“! Новую, цвет „майя“, как у Лешки. Вот, под этим окном! Понял меня⁈»

Четы-ыре…

Гриф поднялся сантиметров на пять и на секунду завис в этой точке. На испачканных мелом ладонях, будто стена. Яростно упираюсь, а она точно пресс. Под мое шипение медленно и неумолимо опускается сверху. Вот прямо как этот крикливый, базарно-пестрый мир, где нищета неуместна. Раздавит, как клопа, к чертовой матери…

— Мить, ты дебил? Чо не позвал-то?

Гриф с двух сторон подхватили, и блины тяжело загремели на стойке. Шварц с плаката смотрел с укоризной. Не тому, не тому он учил!

Я поблагодарил ребят взглядом. Конечно, дебил. Был бы умным, с Юлькой бы никогда не связался. Кинула кость, и как на крючке. Где, блин, взять эту «девятку»⁈

Два года армии, второй курс, съемная квартира, денег на столовку едва хватает. Тренировки калорий требуют много. Приходится в борще прятать котлеты, благо кассирша делает вид, что их нет. А два «вторых» обязательны, масса ж нужна. Как не в себя жрет молодой организм.

Если повезет, копаю могилы, ношу мебель, но заказы подкидывают очень нечасто. По выходным дают на профкомовской дискотеке постоять на дверях. Там-то Юлька меня и сняла. Слишком крута, сам не решился бы к ней подойти.

Леопардовые лосины, орнамент с оленями на кофте турецкой, начёс под лаком и глазищи под сиреневыми тенями, как звезды. А я такой в джинсах «Тверь», и бицепс «сорок девять» в маечке без рукавов.

Так-то он сорок четыре. Чтобы раздуть, перед дежурством заскакивал в зал и делал суперсет. Хватало на полчаса, как раз пока всех запускают. Очередь, как правило, тогда ведет себя вежливо. Потом, понятно, уже всё равно.

Вздохнув, махнул всем рукой и пошел в раздевалку. Так-то выходной был сегодня, мышцы должны отдохнуть. От досады зашел, думал, хоть здесь успокоюсь. Но и тут Юлькин голос рефреном звенит в голове.

Югославских сапог ей, видимо, мало. Рисанулся, а ведь мог бы продать. Староста принес один талон на всю группу. Мне не досталось, но уговорил приятеля его уступить. До стипендии пришлось занимать. Вроде нормальные, на каблуке. В прошлый месяц черные итальянские туфли давали. Гробовые, как оказалось. В таких хоронили, ходить в них нельзя.

Глупо лыбясь, к Юльке летел как на крыльях, не чувствуя ног. Торжественно преподнес сапоги — «тридцать шестой»! Ножка точно у Золушки, зато каков бюст…

Это был лучший вечер. Восемь раз! И ведь поверил в себя. Поклялся, что сделаю всё, чтобы у нее точно так же сияли глаза. И что бы так же восхищенно щупала бицепс и трицепс, широчайшие, трапецию, кубики пресса. Она любила смотреть, как я картинно повторяю позы Арнольда, ритмично дергаю мышцы груди. Я же любил в ней уже всё-всё-всё. Вот ведь тупой идиот…

Сапоги еще ладно, как-нибудь перебьюсь. Но «девятка»? Почему же не яхта или там не дворец? В их фантастичной доступности разницы нет. Предел моих мечтаний несколько ниже. Видеосалон в общаге — вот уже сказка. И деньги, и фильмы со Шварцем, ну разве не рай?

Юлька так не считала, смотрела дальше и выше. Мотивацию подготовили с классически женским коварством, выдав аванс, который жертва забыть не могла. От одной мысли о нем восставало всё естество, а в силу юности оно не в мозгах. Тестостерон и гормоны устроили пляску, лишая сна, ясности мысли, но главное — негативно влияли на набор мышечной массы, а это святое. Такого кощунства позволить нельзя.

Конечно, пытался поговорить, но быстро понял, что бесполезно. Уперлась, зараза. Словно Вакулу отправила красные черевички искать. Но тому хоть бес помогал, а наши-то черти все в бандиты ушли. К себе как-то звали, только на кой это мне? Живут там красиво, но очень недолго. Нет, не тому дядя Шварц нас учил…

Досадливо крякнув, уселся на лавку. Голос Юльки еще удалось заглушить, а вот ее дивные прелести — нет. Ну вот что там такого? В институтской качалке они тоже есть. Тогда почему мне нужны именно эти? В чем их секрет?

Девчонок в нашем пропахшем потом и мускусом зале было немного. Контингент как бы не тот. Демонстрировать тут точеную фигурку хотели не все. Хотя ловить именно здесь было стратегически верно, тактический успех девчонкам важнее. Им надо сразу всё и прямо сейчас. Но можно ли за это их упрекать?

— Партеечку? — погремел шахматной доской Анатолий Иваныч. — Что-то ты скис.

— Да можно… — вяло кивнул ему я.

Черноволосый и кучерявый, похожий на античного бога физрук был духом-хранителем нашей качалки. Казалось, он возник вместе с ней, причем сразу таким. Высокий, всегда на улыбке, с предплечьями, как у Папая в диснеевских мультиках, которые я обожал. Ржал на них так, что от хохота в видеосалоне давились все. Тупее «Том и Джерри» нет ничего, но как же смешно! Видимо, дно.

Официально Иваныч вел курс тяжелой атлетики, но на деле основал и курировал в институте культ дяди Шварца. Одним из приближенных к олимпу адептов являлся и я. Символом и знаком высокого положения служил ключ от спортзала. Он был у меня и еще у троих, что градус избранности немного снижало, но я всё равно был заслуженно горд. Хотя понимал, что получил его не за самый большой бицепс в качалке, а за то, что торчал в ней весь день.

Иваныч напирал, энергично двигал фигуры и на какое-то время отвлек. Ум, наконец, вышел из медитации на Юльке в нижнем белье и занялся делом. Черный ферзь грозил вилкой через два хода. Видеть чуть дальше, к сожаленью, не мог.

— Попался, который кусался! — радостно потер огромные ладони физрук. Когда он здоровался, моя рука в них тонула. Наверное, легко бы мог раздавить ее косточки в кашу, и никакой бицепс бы уже не помог.

— Пропёрло вам, Анатолий Иваныч, — хмыкнул я, укладывая спать короля.

— Согласен! — кивнул он. — Так что с тобой, Мить?

— Деньги и женщины, всё как обычно, — мрачно похвастался я.

— А что ты хотел? В любви бесплатна только луна. Занять или что?

— Заем не спасет. Нужен большой и перманентный доход. Не криминал.

— Зачем? Никак дочку ректора снял? — твердый, как гвоздь, палец больно ткнул в бок.

— Если бы снял, то зачем мне доход? — скривился я.

— И то верно. Пристрой к залу пять лет выбиваю. Видимо, кто-то успел до тебя. А знаешь что?

— Что?

— На кафедре слышал, что стройотряд в Болгарию едет. Дуй к нашим комсомольцам в профком, может успеешь.

— К ним на сраной козе не подъехать. Да и не знаю там никого, — вяло махнул рукой я.

— Как не знаешь? Ты ж на дверях в клубе стоял?

— Ну…

— Поднимай зад, шевелись! Кто до денег охоч, тот не спит и всю ночь!

Хлопнув по плечу, физрук отошел. Толпа первокурсов ввалилась на пару. Шум и гвалт.

Проводив его взглядом, я задумался. Почему бы и нет? Побазарю с Лешкой, он там всех знает. С моими руками, да после армейки… Точно возьмут! На «девятку», понятно, рассчитывать глупо, но надо хоть с чего-то начать.

Арнольд, Сталлоне и Ван Дамм одобрительно посмотрели с плакатов. Казалось, местные божества благословили меня. «Равняйтесь на передовиков!» — гласил старый, огненно-красный баннер под потолком. И ниже: «В работе лучших тайны нет! Но в каждом деле свой секрет!»

В огромных зеркалах отражались вспотевшие тела, красные от напряжения лица и мерно поднимаемое в воздух железо. И там же четко виден фокус всех мужских взглядов. Как известно, смотреть вечно можно на огонь, волны и то, как обтянутая лосинами дева прокачивает заднюю поверхность бедра.

Этот станок, разумеется, всегда стоит в центре. Причем так, чтобы его было хорошо видно из всех точек зала. Любой другой угол грозил косоглазием. Засмотревшись, могли и на ногу блин уронить. Протертая женскими ножками лавочка будто подсвечена сильным прожектором. «Юноши бледные со взором горящим» буквально прожгли на ней дермантин. Для них мотивацию лучше трудно найти. Природа цинична, а стимул доходчив и предельно нагляден — вот для кого (или чего) все мы здесь. Сильному самцу достанется красивая самка, а тело раскачать легче, чем мозг.

Последняя мысль растаяла в неожиданно навалившейся дрёме. Гул голосов, громкая музыка и звон железа в такт тяжелым басам не помешали закрыть глаза и уснуть на скамейке. Снился Арнольд с сигарой в зубах и бревном на плече. Вот кого надо послушать. Уж Шварц-то не может соврать.

«Качай брат, железо!» — рассмеялся он, и мои глаза ослепило ярким солнечным светом.

Открыв их, я увидел изумрудного цвета залив, с глубиной приобретавший темно-синий оттенок. Неторопливые волны шуршат пестрой галькой, теплый ветер качает пальмы, воздух пахнет йодом, морем и сумасшествием. Потому что помню, что всё еще в зале, а там моря нет.

Мы не всегда понимаем, что спим. Но когда не спим, твердо знаем, что это не сон. Перепутать два состояния почти невозможно. Но это «почти» прямо здесь и сейчас. Ощущения органов чувств диссонировали с рассудком и жизненным опытом. Наверное, кто-то другой бы от страха визжал.

Меня после армии испугать было трудно. Изумление — да, но паники нет. Глупо бояться того, чего быть не может. Мираж удивит, но вряд ли убьет. Несуществующее не способно навредить настоящему телу. А здесь оно точно уж не мое.

Во-первых, потому, что нет мышечной массы. Зря что ли столько старался? Усохнуть так быстро я бы не смог.

Во-вторых, татуировки, шрамы и много ожогов. Есть совсем свежие, но не болят.

Этому человеку тут, видимо, крепко досталось. Что даже неплохо. Значит, есть кто-то еще. Безумие редко бывает заразным, появятся братья по разуму и всё объяснят.

Отряхнув ладони от песка, встал, полный решимости добиться ответа. Или хотя бы найти другую одежду. Кусок льняной ткани на чреслах защитить от солнца не мог, а оно нещадно палило. Белый, мелкий, как мука, песок обжигал ступни, заставив зайти в приятно прохладную воду.

В колени лениво зашлепали волны. Под ними на ракушках и гальке колышется сеть солнечных зайчиков. Приплыла стайка рыбок, привлеченная моими пальцами ног. А скорей, облачком мути, которую подняли со дна.

Так что же мне делать? Возвращать в родной мир никто не спешил. Возможно, придется провести здесь какое-то время, найти ответ самому. Пока на ум пришло несколько версий.

Первая. Всё же свихнулся. Заточенный в черепе разум потерял связь с органами чувств, заткнув непривычную дырку приятной картинкой. Грезит в себе, рисуя то, что хочет. Но где тогда стол с яствами, белоснежная яхта, девчонки в бикини? Правдоподобность низка, прогноз негативный.

Вторая. Я умер. Сердце не выдержало таких перегрузок. Это мой рай, чистилище или преддверие ада. Станет понятно, когда появятся ангелы, гурии или сонмы чертей, которые превратят море в лаву. В посмертии очередь, таких видно много. Весьма вероятно, и всё объясняет.

Третья. Я попаданец, как бы ни банально это звучит. Обмен разумов, похищение тела, параллельная жизнь в другом мире, — словом всё, что бесконечно обсосано в книгах. Наверняка избранный, который спасет всё и всех. Будет дракон, дева в беде и меч-кладенец. Возможно, я персонаж, которого строчка за строчкой сейчас пишет начинающий автор. Матерый давно б завязал с экспозицией и наметил конфликт.

Эй, наверху! Не вздумай придумывать мне приключений! Хочу хеппи-энд, воплощение богом и ванильный закат в страстных объятиях прекрасных богинь. Не то солью твой финал!

Четвертая. Это и есть настоящая жизнь. Та была сном, игрой или видением. Память отшибло от теплового удара. Вероятно, вернется, когда остыну в тени.

Пятая. Это же розыгрыш. Усыпили, вывезли в тропики, снимает скрытая камера. Хлопотно, дорого, но всё же реально. Только с моей каменной мимикой едва ли отобью им бюджет. Как вариант — инопланетный зверинец. С каждой планеты по твари разумной. Это вольер или Ноев ковчег.

Возможно, придумал бы что-то еще, но в мой камерный мир стали пробиваться знакомые звуки. Басы из колонок, лязг железа и гул голосов.

Вместо облегчения — разочарование и даже обида. С тяжелым вздохом открываю глаза и… чувствую между пальцев мелкий, белый песок.