Человеческая бойня

Мы — бедные покойники

Вот они засыпали землей нашу горячую грудь. Что ты подмигиваешь мне своими застывшими глазами, брат? Разве ты не рад, разве они не завидуют нашей сладкой смерти? Ты думаешь, что здесь под землей плохо пахнет. Пахнет гнилым мясом.

Они живописно положили нас в ряд; достаточно повернуть голову, чтобы натолкнуться на человеческое мясо; достаточно скосить в сторону желтое глазное яблоко,‘чтобы увидать в сумрачном свете одни лишь трупы.

Они спят друг подле друга. Вот спит нога, она оторвана у колена, еще висят на ней длинные сухожилия. Когда-то она носила взад и вперед по лестницам почтальона, теперь она радуется, что потерялась, и ухмыляется, что никто ее уже не найдет.

А рядом с нею из туловища, голова которого исчезла, торчит оборванное хрящеватое дыхательное горло, как бы ловя еще и здесь внизу воздух. Через него проходило когда-то бурное дыхание рабочего, так сильно задыхавшегося всю жизнь от недостатка хлеба и от семьи в семь человек детей, что от этого расширилось его дыхательное горло.

А над всем смеется белокурая голова молодого гимназического учителя. У него лопнул череп, словно созревшее семя. Пред нами содержащий белок мозг ученого, философа. Когда явятся черви, они скажут: телячьи мозги в бургундском — лакомое блюдо.

И какое богатство красок: распоротые животы с желтыми вывалившимися внутренностями, раскрытые любопытной картечью грудные клетки с розовыми влажными легкими и с темно-красной толстой печенью, — чудесными красками переливается все это мясное великолепие. Здесь сияет красная смерть и бесстыдно обнажилось мясо. Трупы за трупами лежат во всю длину рыхлого картофельного поля, но мы заполним собой еще и все поле, засеянное репой. — Сияет ли еще над нами солнце? Могут ли они еще так же смеяться в городах, как и в наше время? Думает ли еще моя жена о своем мертвом муже.— А мои детки — помнят ли они еще своего отца? Они были так малы — явится другой — они другого назовут отцом — моя жена еще так молода и прекрасна.

Мы — бедные герои! Не нарушайте же нашего последнего сна. Мы должны были умереть, чтобы могли жить другие. Мы умерли за притесненное отечество.

И мы победили и приобрели землю и славу, достаточно земли для миллионов братьев. Земля есть теперь у наших жен! Земля есть у наших детей, наших матерей, наших отцов! Теперь бедной Германии есть чем дышать! Теперь она уже не задохнется! Мы ей дали воздух. От нас — «слишком многих» — они отделались.

Больше мы не будем вырывать у других из рук хлеба. Мы сыты, сыты по горло, и мы молчим. А у них есть земля, плодородная земля! И металлы! И залежи железа! Золото! Пряности! И хлеб!

Вот что, брат философ! Повернемся-ка лицом вниз. Будем спать на своих лаврах и не будем грезить ни о чем ином, кроме будущности Германии!