Человек Без Лица

Тебя не осенило, девочка?

– О, Гулли… Гулли… – Джизбелла всхлипнула.

– Рассчитывал на тебя. «Никаких бомб», – говорила ты.

Хотел бы я сейчас иметь бомбу. По крайней мере… Погоди-ка. – Он ощупал скользкую стену. – Внимание, Г.

Фойл передает последние известия. Это не естественный пещерный свод, а сложенная из кирпича стена. Посмотри.

– Ну?

– Значит проход здесь не кончается. Его просто заложили. Прочь!

Он отшвырнул Джизбеллу назад и яростно набросился на стену. Он бил ритмично и мощно, со всхлипом втягивая сквозь зубы воздух и пристанывая при каждом ударе.

– Они приближаются, – сказала Джизбелла. – Я слышу.

Начали сыпаться камни. Фойл удвоил усилия. Внезапно стена рухнула, и в лица им ударил поток ледяного воздуха.

– Лезь.

Фойл бросил молот, схватил Джизбеллу и поднял ее к отверстию на высоте груди. Она вскрикнула от боли, протискиваясь через острые камни. Фойл безжалостно толкал ее вперед, пока не прошли плечи, а затем и бедра. Он отпустил ее ноги, услышал, как она упала по ту сторону, и последовал за ней. Ее руки попытались смягчить его падение на груду камней и щебня. Они оказались в ледяной черноте естественных пещер Жофре Мартель… – мили неисследованных проходов и гротов,

– Мы еще вырвемся, – прохрипел Фойл.

– Не знаю, есть ли отсюда выход, Гулли. – Джизбелла дрожала от холода. – Может быть, это тупик.

– Должен быть выход. Мы найдем его. Вперед, девочка.

Они слепо двинулись вперед. Фойл сорвал бесполезные очки и швырнул их под ноги.

Они натыкались на стены, углы, низкие своды, падали на острые камни и катились вниз. Потом однажды их ноги разъехались, и оба тяжело упали на гладкий пол. Фойл ощупал его и притронулся языком.

– Лед, – пробормотал он, – Мы в ледяной пещере, Джиз.

Подземный ледник.

Они с трудом поднялись и неуверенно пошли по льду, тысячелетиями нараставшему в безднах Жофре Мартель.

Они пробирались сквозь лес сталактитов и сталагмитов, поднимающихся снизу и свисавших сверху. От каждого их шага с гулким уханьем падали, рассыпаясь, камни. Так они брели вперед – слепо, наугад, спотыкаясь, падая и снова вставая. Закладывающую уши тишину нарушали только судорожное дыхание и колотящиеся сердца, грохот булыжников, звон срывающихся капель и отдаленный шум подземной реки.

– Не туда, девочка. – Фойл легонько подтолкнул ее в сторону. – Забирай левее.

– Ты хоть немного представляешь себе, куда мы идем, Гулли?

– Вниз, Джиз. Только вниз.

– У тебя есть идея…

– Да. Сюрприз! Сюрприз! Голова вместо бомб.

– Голова вместо… – Джизбелла истерически рассмеялась. – Ты ворвался с молотом в руках. И это голова вместо б-б-б… – Она не могла выговорить, подавившись всхлипываниями. Фойл схватил ее и яростно встряхнул.

– Заткнись, Джиз. Если нас выслеживают геофоном, тебя услышат с Марса.

– П-прости, Гулли. Прости. – Она глубоко вздохнула. –

Почему вниз?

– Река. Она должна быть близко. Вероятно, это растаявшие воды ледника. Единственный надежный путь.

Где-нибудь она выходит наружу. Мы поплывем.

– Гулли, ты сошел с ума!

– В чем дело, ты? Не умеешь плавать?

– Я умею плавать, но…

– Мы должны попытаться. Иди, Джиз. Вперед.

Шум реки приближался, однако их силы стали иссякать. Джизбелла остановилась, хватая ртом воздух.

– Гулли, мне надо передохнуть.

– Слишком холодно. Иди вперед.

– Я не могу.

– Иди вперед. – Он нащупал ее локоть.

– Убери свои руки! – яростно закричала она. Фойл изумленно отступил.

– Что с тобой? Девочка, успокойся. Я пропаду без тебя.

– Вот как? Я говорила тебе: надо готовиться… думать… а ты втянул меня в эту западню…

– Я сам был в западне. Дагенхем угрожал перевести меня в другую камеру. И больше уже не было бы Линии

Шепота. Меня вынудили, Джиз… и мы ведь выбрались, правда?

– Выбрались?! Мы потерялись в Жофре Мартель! Ищем треклятую реку, чтобы утопиться. Ты кретин, Гулли, а я набитая дура, что позволила втянуть себя в эту авантюру.

Будь ты проклят! Бежать. Спасаться. Молотить… Все, что ты знаешь. Бить. Ломать. Взрывать. Крушить. Уничтожать… Гулли!

Джизбелла вскрикнула. Покатились камни, и послышался тяжелый всплеск. Фойл бросился вперед, заорал:

«Джиз!» и сорвался с обрыва.

Он упал в воду с оглушающим ударом. Ледяная река поглотила его и мгновенно закрутила. Бешено заработав руками и ногами, Фойл почувствовал, как течение тащит его по скользким камням, захлебнулся и всплыл на поверхность. Он откашлялся и закричал. Джизбелла ответила слабым голосом, едва слышным в ревущем потоке. Бурное течение швырнуло его на холодное тело, цепляющееся за скалу.

– Джиз!

– Гулли! Боже мой! – Джизбелла зашлась кашлем.

Прижимаясь к стене, Фойл стал ощупывать своды. Вода с ревом уходила в тоннель, и поток засасывал их за собой.

– Держись! – прохрипел Фойл. Он обследовал своды слева и справа – гладкие, скользкие. Ухватиться здесь за что-либо было невозможно.

– Нам не выбраться. Придется плыть, – прокричал

Фойл, стараясь перекрыть оглушающий шум воды.

– Там нечем дышать, Гулли. Не выплывешь.

– Ненадолго, Джиз. Наберем воздуха и нырнем.

– Тоннель может тянуться дольше, чем хватит дыхания.

– Придется рискнуть.

– Я не смогу.

– Ты должна. Другого пути нет. Давай первая. Помогу, в случае чего.

– В случае чего!.. – безумным голосом повторила

Джизбелла и нырнула. Течение всосало ее в тоннель. Фойл сразу за ней ушел под воду. Яростный поток тянул вниз, швыряя на гладкие стены. Он плыл сразу за Джизбеллой.

Ее молотящие ноги все время били его по голове и по плечам. Они неслись в тоннеле, пока не запылали легкие.

Внезапно снова раздался рев воды: их вынесло наверх. И

они теперь могли дышать.

Вместо заледеневших сводов перед ними появились изломанные скалы. Одной рукой Фойл ухватил ногу

Джизбеллы, другой вцепился за выступавший камень.

– Надо выбираться! – прокричал он. – Слышишь этот рев? Водопад. Разорвет на части. Лезь, Джиз.

У нее не было сил, чтобы выбраться из воды. Он подкинул ее обмякшее тело наверх и вскарабкался сам. Они изможденно лежали на мокрых камнях, не в состоянии даже говорить. Наконец Фойл, шатаясь, поднялся на ноги.

– Нужно идти, – пробормотал он. – Вниз по реке. Готова?

Она не могла ни ответить, ни протестовать. Он поднял ее, и они, еле держась на ногах, побрели вперед, обходя разбросанные гигантские валуны. Вскоре они заблудились в каменном лабиринте.

– Все… – с отвращением выдавил Фойл. – Снова потерялись. На этот раз, похоже, окончательно. Что будем делать?

Джизбелла зарыдала. Это был не плач, а беспомощные, но яростные звуки.

Фойл остановился и сел, потянув ее вниз за собой.

– Возможно, ты права, девочка, – устало произнес он. –

Возможно, я кретин. Моя вина.

Она не ответила.

– Ну, вот и все, на что способна моя голова… Хорошее образование ты мне дала. – Он поколебался. – Не попробовать ли нам вернуться в госпиталь?

– Мы не сможем.

– Вероятно. Просто упражнение на сообразительность… Устроим шум? Чтобы нас нашли по геофону?

– Они не услышат… Нас не успеют найти…

– Мы поднимем настоящий шум. Побьешь меня немного… Это доставит удовольствие нам обоим.

– Заткнись.

– Ну и ну! – Фойл откинулся назад, опустив голову на мягкую траву. – На «Номаде» был хоть какой-то шанс. Я, по крайней мере, видел, куда надо попасть. Я мог… – Он неожиданно замолчал и судорожно подскочил. – Джиз!

– Не говори так много.

Он зарыл руки в землю и швырнул ей в лицо пригоршню мягкой пахучей почвы.

– Вдохни! – захохотал он. – Попробуй! Это трава, Джиз.

Земля и трава. Мы выбрались из Жофре Мартель.

– Что?!

– Снаружи ночь. Непроглядная ночь. Мы вышли из пещеры и не поняли этого. Мы вышли!

Они вскочили на ноги. Их окружала абсолютная темнота. Их овевал теплый ласковый ветер, и сладкий аромат растений касался их ноздрей. Издалека донесся собачий лай.

– Боже мой, Гулли… – недоверчиво прошептала

Джизбелла. – Ты прав. Мы выбрались. Теперь надо только ждать рассвета.

Она засмеялась, раскинув руки, обняла его и поцеловала. Они что-то лепетали возбужденно, перебивая друг друга. Опустились на мягкую траву, обессиленные, но неспособные забыться сном, нетерпеливые, горячие, на заре новой жизни.

– Здравствуй, Гулли, милый Гулли. Здравствуй, Гулли, после всего этого времени…

– Здравствуй, Джиз.

– Я же говорила, мы встретимся однажды… Я говорила тебе, любимый. И вот настал этот день.

– Ночь.

– Пускай ночь. Но больше не будет одинокого перешептывания во тьме. Наша ночь кончилась, Гулли, милый.

Внезапно они осознали, что лежат рядом, обнаженные, касаясь друг друга. Джизбелла замолчала. Фойл схватил ее и яростно сжал, и она ответила с не меньшей страстью.

Когда рассвело, он увидел, как она прекрасна. Высокая и стройная, с дымчатыми рыжими волосами и щедрым ртом.

Когда рассвело и она увидела его лицо.

Глава 6

У доктора медицины Харли Бэйкера была маленькая практика в Вашингтоне, вполне законная и едва оплачивающая счета за дизельное топливо, которое он сжигал, еженедельно участвуя в тракторных гонках в Сахаре. Настоящий доход приносила его фабрика Уродов в Трентоне, куда он джантировал по понедельникам, средам и пятницам. Там, за огромную плату и без лишних вопросов, Бэйкер создавал чудовищ для бизнеса развлечений и творил новые лица для преступного мира.

Похожий на повивальную бабку, Бэйкер сидел на прохладной веранде своего дома и дослушивал повествование

Джиз Мак Куин о побеге.

– По сравнению с побегом из Жофре Мартель, все остальное казалось чепухой. Мы наткнулись на охотничий домик, выломали дверь и достали себе одежду. К тому же там оказалось оружие… старое доброе оружие, стреляющее пулями. Мы продали его кое-каким местным и купили билеты к ближайшей известной нам джант-площадке.

– Именно?

– Биариц.

– Переезжали ночью?

– Естественно.

– Лицо прикрывали?

– Пытались нанести грим, ничего не получилось. Проклятая татуировка просвечивала. Тогда я купила темную кожу-суррогат и опрыскала его.

– Ну?

– Бесполезно, – раздраженно бросила Джиз. – Лицо должно быть неподвижно, иначе суррогат трескается и отпадает. Фойл не в состоянии контролировать себя. Это был настоящий ад.

– Где он сейчас?

– С Сэмом Куаттом.

– Я думал, Сэм завязал.

– Да, – мрачно сказала Джиз. – Но он мне обязан.

– Любопытно… – пробормотал Бэйкер. – Никогда в жизни не видел татуировки. Я полагал ее искусство умерло и хотел добавить его к моей коллекции. Ты знаешь о моем хобби – собираю курьезы, Джиз?

– Все знают о твоем зоопарке в Трентоне, Бэйкер. Это ужасно.

– В прошлом месяце я приобрел настоящий шедевр –

интереснейший случай сиамских близнецов, – увлеченно начал Бэйкер.

– Не желаю ничего слышать об этом, – резко оборвала его Джиз. – И не заикайся о своем зверинце. Можешь очистить его лицо? По его словам, в Госпитале махнули рукой.

– У них нет моего опыта, дорогая. Гм-мм… Кажется, я что-то читал… где-то… Где же?… Подожди. – Бэйкер поднялся и со слабым хлопком исчез. Джизбелла нервно мерила веранду шагами, пока, через двадцать минут, он не появился вновь с потрепанной книгой в руке и с торжествующей улыбкой на лице.

– Нашел! Ты воистину можешь восхищаться моей памятью!

– К черту твою память. Как с его лицом?

– Это можно сделать. – Бэйкер перелистал хрупкие выцветшие страницы и задумался. – Да, это может быть сделано. Индиготиновая кислота. Вероятно, ее придется синтезировать, но… – Бэйкер захлопнул книгу и уверенно кивнул. – Я могу. Жаль только портить такое уникальное лицо.

– Да забудь ты про свое хобби! – закричала Джизбелла.

– Нас разыскивают, понимаешь?! Мы первые, кто удрал из

Жофре Мартель. Ищейки не угомонятся, пока нас не схватят. Это вопрос престижа.

– Чего ты бесишься?

– Я не бешусь, объясняю.

– Он будет счастлив в зверинце, – убеждал Бэйкер. –

Там его никто не найдет. Я помещу его рядом с девушкой-циклопом и…

– Зоопарк исключен. Абсолютно.

– Ну хорошо, дорогая… Почему ты так беспокоишься о

Фойле? Пуская его схватят. А ты отсидишься.

– Почему тебя беспокоит то, что я забочусь о судьбе

Фойла? Тебе предлагают работу. Я заплачу.

– Это дорого обойдется, милая. Я пытаюсь сэкономить твои деньги.

– Неправда.

– Значит, я просто любопытен.

– Тогда скажем, я благодарна. Он помог мне. Теперь я помогаю ему.

Бэйкер цинично улыбнулся.

– Так давай поможем ему по-настоящему – сделаем совершенно новое лицо.

– Нет.

– Я так и думал. Ты хочешь очистить его лицо, потому что оно тебя интересует.

– Будь ты проклят, Бэйкер, ты согласен или нет?

– Пять тысяч.

– Не чересчур?

– Тысяча, чтобы синтезировать кислоту. Три тысячи за операцию. И тысячу за…

– Твое любопытство?

– Нет, моя милая. – Он снова улыбнулся. – Тысяча за наркоз.

– Зачем наркоз?

Бэйкер приоткрыл древний текст.

– Это очень болезненная процедура. Знаешь, как делают татуировку? Берут иглу, макают в краску и вкалывают в кожу. Чтобы вывести краску, мне придется пройтись иглой по всему лицу, пора за порой, вкалывая туда индиготиновую кислоту. Это очень больно.

Глаза Джизбеллы вспыхнули.

– Можно это сделать без наркоза?

– Я могу, дорогая, но Фойлу…

– К черту Фойла. Плачу четыре тысячи. Никакого наркоза, Бэйкер. Пусть страдает.

– Джиз! Ты не ведаешь, на что его обрекаешь!

– Знаю. Пусть мучается. – Джизбелла истерически засмеялась.

Бэйкеровская фабрика Уродов занимала пятиэтажное здание, в котором раньше находился завод. Завод выпускал вагончики для метро, пока с метро не покончила джантация. Задние окна фабрики выходили на ракетное поле, и пациенты Бэйкера могли развлекаться, наблюдая за взлетающими и садящимися по антигравитационным лучам кораблями.

В подвальном этаже располагался бэйкеровский зоопарк анатомических аномалий, естественных выродков и чудовищ, купленных, одурманенных или похищенных.

Бэйкер был страстно предан этим несчастным созданиям и проводил с ними долгие часы, упиваясь их уродством, как другие упиваются красотой искусства. На средних этажах размещались палаты для прооперированных пациентов, лаборатории, склады и кухни. Наверху – операционные.

В одной из последних – крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаз, – Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком,

выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу.

Голову Фойла зажимали тиски, но тело было не привязано.

И хотя его мускулы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.

– Самообладание, – выдавил Фойл сквозь зубы. – Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. –

Он скривился.

– Не двигайся, – приказал Бэйкер.

– Мне смешно.

– Все хорошо, сынок, – произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы.

– Что скажешь, Джиз?

– Он учится.

Бэйкер методично продолжал манипулировать иглой и молоточком.

– Послушай, Сэм, – еле слышно пробормотал Фойл. –

Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.

– Да. Из тех, что зовут «Уикенд На Сатурне».

– То есть?

– Уикенд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек девяносто дней.

– Как раз для меня, – невнятно прошептал Фойл. Он скорчился от боли, однако тут же взял себя в руки. – Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.

– Зачем?

– Есть дело.

– Законное?

– Нет.

– Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.

– Плачу 50 тысяч. Хочешь заработать 50 тысяч? Считай их целыми днями.

Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.

– У меня есть 50 тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. – Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. – Вот ключ от сейфа.

Вот ключ от моего дома в Йобурге – двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля. Можешь не искушать меня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.

– Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.

– Когда будут деньги? И откуда?

– Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».

– Что там ценного?

– Не знаю.

– Лжешь.

– Не знаю, – упрямо пробормотал Фойл. – Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.

– Послушай, – зло произнес Куатт. – Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку.

Мы твои единственные друзья…

С губ Фойла сорвался крик.

– Не шевелись, – бесстрастно сказал Бэйкер. – Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.

Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу.

Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.

– Мы подождем снаружи.

В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Она так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.

– Черт побери, что происходит?! – потребовал он. – Что значат эти деньги?

– Это кровавые деньги.

– За что?

– Не хочу говорить об этом.

– С тобой все в порядке?

– Нет.

– Могу я тебе помочь?

– Нет.

Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом:

– Ты согласен на предложение Гулли?

– На «Номаде» должно быть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.

– Я все равно пас. А ты?

– Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли

Фойлом.

Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил:

– Значит, я возвращаюсь домой?

– Тебе не сладко пришлось, да, Сэм?

– Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.

– Прости, Сэм.

– Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе,

– Это было естественно.

– Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.

– Я знаю, Сэм. Знаю.

– А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться… Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу теперь вернуться домой?

– Назад в Йобург, к спокойной жизни?

– Да.

– Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.

– Почему?

– Жестокость к глупым животным.

– Что это значит?

– Не обращай внимания. Побудь со мной немного.

Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?

– Что ж, – задумчиво произнес Куатт. – Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…

И Куатт стал рассказывать о символах, целях и разочарованиях своего детства, пока из операционной не вышел Бэйкер.

– Ну, как? – нетерпеливо спросила Джизбелла.

– Все. С наркозом я мог работать быстрее. Сейчас его бинтуют.

– Он ослаб?

– Разумеется.

– Когда снимут бинты?

– Через пять-шесть дней.

– Лицо будет чистым?

– Я полагал, тебя не интересует его лицо, дорогая…

Оно должно быть чистым. Не думаю, что я пропустил хоть пятнышко. Можешь восхищаться моим мастерством, Джизбелла… и моей проницательностью. Я собираюсь поддержать затею Фойла.

– Что?! – Куатт рассмеялся. – Ты хочешь рискнуть, Бэйкер? Я считал тебя умнее.

– Не сомневайся. Под наркозом он заговорил… На борту «Номада» – двадцать миллионов в платиновых слитках.

– Двадцать миллионов! – Лицо Куатта побагровело. Он повернулся к Джизбелле, но та тоже была в ярости.

– Не смотри на меня, Сэм. Я не знала. Он и мне не сказал. Клялся, что понятия не имеет, почему Дагенхем его преследует… Я убью его, растерзаю его своими собственными руками и не оставлю ничего, кроме черной гнили.

Он будет экспонатом твоего зверинца, Бэйкер. О, господи, почему я сразу не позволила тебе…

Дверь операционной открылась, и две сестры выкатили носилки, на которых, слегка подергиваясь, лежал Фойл.

Голова его была одним сплошным белым кулем.

– В сознании? – спросил Куатт.

– Этим займусь я, – вспыхнула Джизбелла. – Я буду говорить с этим… Фойл!

Фойл слабо отозвался сквозь марлевую повязку. Когда

Джизбелла в бешенстве втянула воздух, одна стена госпиталя вдруг исчезла, и оглушающий взрыв повалил их с ног.

Здание зашаталось. В образовавшийся проем хлынули люди в форме.

– Рейд! – выдохнул Бэйкер. – Рейд!

– Боже всемогущий! – Куатт задрожал. Солдаты заполнили здание, крича:

– Фойл! Фойл! Фойл!

Со слабым хлопком исчез Бэйкер. Бросив носилки, джантировал обслуживающий персонал. Фойл хныкал, немощно шевеля руками и ногами.

– Это рейд! – Куатт встряхнул Джизбеллу. – Беги, девонька, беги!

– Мы не можем оставить Фойла! – крикнула Джизбелла.

– Очнись, девонька! Беги!

– Мы не можем его бросить.

Джизбелла схватила носилки и побежала с ними по коридору. Куатт тяжело трусил рядом. Крики стали громче:

– Фойл! Фойл! Фойл!

– Оставь ты его, ради бога! – молил Куатт. – Пускай он достанется им.

– Нет.

– Ты знаешь, чем это для нас может обернуться? Лоботомией, Джиз!

– Мы не можем бросить его.

Они завернули за угол и врезались в толпу вопящих пациентов – людей-птиц с трепещущими крыльями, тащившихся подобно тюленям русалок, гермафродитов, гигантов, пигмеев, двухголовых близнецов, кентавров и мяукающих сфинксов. Все они в ужасе выли и цеплялись за

Джизбеллу и Куатта.

– Снимай его с носилок! – закричала Джизбелла. Куатт сдернул Фойла с носилок. Тот оказался на ногах и медленно повалился. Джизбелла и Куатт подхватили его за руки и втащили в палату, где Бэйкер содержал уродцев с ускоренным чувством времени, подобно летучим мышам мечущихся по комнате и испускающих пронзительные визги.

– Сэм, джантируй с ним.

– После того, как он собирался надуть нас?

– Мы не можем бросить его, Сэм. Ты должен был бы уже понять. Джантируй с ним. Быстрее!

Джизбелла помогла Куатту взвалить Фойла на плечо.

Воздух дрожал от душераздирающего визга уродцев.

Двери палаты распахнулись. Залязгали пневматические винтовки. Куатта швырнуло в стену. Он охнул и выронил

Фойла. На виске появился иссиня-черный подтек.

– Убирайся отсюда, – прохрипел Куатт. – Со мной покончено.

– Сэм.

– Со мной покончено. Не могу джантировать. Спасайся!

Превозмогая боль, Куатт выпрямился и с ревом бросился на хлынувших в палату солдат. Джизбелла схватила

Фойла за руку и поволокла через заднюю дверь, через кладовую, через клинику, через приемную, через прачечную, вниз по древним ступеням – шатким, скрипучим и поднимающим клубы пыли. Протащила его через подвальный склад продовольствия. Наткнулась на забитую деревянную дверь и вышибла ее. Они спустились по выщербленным ступенькам и очутились в старом угольном подвале. Взрывы и крики над головой звучали тише. Скатившись по спускному желобу, Джизбелла и Фойл оказались у задней стены Фабрики Уродов. Перед ними расстилалось ракетное поле. Пока они переводили дыхание, Джизбелла проследила взглядом за садящимся по антигравитационному лучу грузовым кораблем. Его иллюминаторы сверкали, опознавательные огни перемигивались, как зловещая неоновая вывеска, выхватывая из тьмы заднюю стену госпиталя.

С крыши здания сорвалась фигура. То был отчаянный прыжок Сэма Куатта, который надеялся долететь до ближайшей шахты, где антигравитационный луч мог бы подхватить его и смягчить падение. Он рассчитал идеально. Но луч был выключен. Сэм упал на бетон и разбился.

Джизбелла сдавленно вскрикнула. Все еще машинально держа Фойла за руку, она подбежала к телу Куатта. Выпустив Фойла, нежно коснулась головы Сэма. Ее пальцы обагрились кровью. Фойл вцепился в свою повязку и проделал дыры перед глазами. Он что-то бормотал, прислушиваясь к рыданиям Джизбеллы и доносящимся крикам.

Его руки слепо ощупали тело Куатта, потом он поднялся и потянул Джизбеллу.

– Надо идти, – прокаркал он. – Надо убираться. Нас заметили.

Джизбелла не шевельнулась. Фойл напряг все силы и поднял ее на ноги.

– Таймс-Сквер, – бормотал он. – Джантируй, Джиз!

Таймс-Сквер. Джантируй!

Вокруг них возникли фигуры в форме. Фойл дернул

Джизбеллу за руку и джантировал на Таймс-Сквер. Тысячи джантеров изумленно уставились на огромного человека с большой перебинтованной головой. Фойл до боли всматривался сквозь бинты. Джизбелла могла быть где угодно.

Он закричал.

– Монтак, Джиз! Монтак!

Фойл джантировал с последней вспышкой энергии и молитвой. В лицо ему ударил холодный северный ветер, швырнув горсть колючих ледяных крошек. На площадке виднелась еще одна фигура. Фойл на неверных ногах заковылял к ней через снег и ветер. Это оказалась Джизбелла, замерзшая и оцепеневшая.

– Слава богу, – пробормотал Фойл. – Слава богу. Где

Сэм держит свой «Уикенд»? – Он встряхнул Джизбеллу. –

Где Сэм держит свой «Уикенд»?

– Сэм мертв.

– Где он держит свой корабль?

– Сэм отошел от дел. Теперь его не напугаешь.

– Где корабль, Джиз?

– Там за маяком.

– Идем.

– Куда?

– К кораблю Сэма. – Фойл взмахнул рукой перед глазами Джизбеллы. Связка мерцающих ключей лежала у него на ладони. – Идем.

– Он дал тебе ключи?

– Я снял их с тела.

– Вампир! – Она засмеялась. – Лжец… Вор…

Тигр-Вампир… Мразь… Стервятник… Гулли Фойл.

И все же она пошла вслед за ним через буран к маяку.

Трем акробатам в напудренных париках, четырем огненно-красным женщинам, обвитым питонами, младенцу с золотыми кудрями и циничным ртом и инвалиду с пустотелой стеклянной ногой, в которой плавала золотая рыбка, Саул Дагенхем сказал:

– Все, операция закончена. Отзовите остальных.

Статисты джантировали и исчезли.

Регис Шеффилд протер глаза и поинтересовался:

– Что значит это помешательство, Дагенхем?

– Юрист сбит с толку, не так ли? Это часть нашей операции ВФБК. Веселье, фантазия, беспорядок, катастрофа. – Дагенхем повернулся к Престейну и улыбнулся улыбкой мертвой головы. – Могу вернуть вашу плату, если угодно, Престейн.

– Выходите из игры?

– Нет. Получаю колоссальное удовольствие. Готов работать бесплатно. Мне никогда не доводилось сталкиваться с человеком такого масштаба. Фойл уникален.

– То есть? – резко потребовал Шеффилд.

– Я устроил ему побег из Жофре Мартель. Он бежал, однако совсем не так, как я предполагал. Я пытался спасти его от лап полиции беспорядком и катастрофами. Он ушел от полиции, но не так, как я рассчитывал… по-своему. Я

пытался спасти его от лап Разведки весельем и фантазией.

Он ушел… и опять на свой манер. Я хотел заманить его на корабль, чтобы он сделал бросок на «Номад». Он не поддался на уловку. Достал корабль. И сейчас на нем уже летит.

– А вы следом.

– Разумеется. – В голосе Дагенхема появилось сомнение. – Кстати, что это он делал на Фабрике Бэйкера?

– Пластическая операция? – предположил Шеффилд. –

Новое лицо?

– Не может быть. Бэйкер, конечно, недурной хирург, но и он не может сделать пластическую операцию так быстро.

У Фойла была забинтована голова.

– Татуировка, – сказал Престейн. Дагенхем кивнул, улыбка сошла с его губ.

– Вот что меня беспокоит. Вы понимаете. Престейн, если Бэйкер свел татуировку, мы не узнаем Фойла?

– Мой дорогой Дагенхем, лицо-то ведь не изменилось.

– Мы никогда не видели его лица. Видели только маску.

– Я вообще не встречался с ним, – заметил Шеффилд. –

На что похожа эта маска?

– На тигра. Я дважды встречался с Фойлом и должен был бы запомнить его лицо, но вот не помню. Узнаю его только по татуировке.

– Нелепо, – резко бросил Шеффилд.

– Нет. Чтобы поверить, Фойла надо видеть. Правда, теперь это уже не имеет значения. Он приведет нас к

«Номаду», к вашим сокровищам и ПирЕ, Престейн. Я

почти жалею, что все кончено. Ведь я получаю от игры с ним огромное удовольствие. Он воистину уникален.

Глава 7

«Уикенд на Сатурне» – корабль на четверых. Для двоих он более чем просторен, но только не для Фойла и Джиз

Мак Куин. Фойл спал в рубке. Джиз сидела в своей каюте.

На седьмой день Джизбелла заговорила с Фойлом во второй раз.

– Пора снимать повязку, Чудовище.

Фойл покинул камбуз, где угрюмо варил кофе, и вплыл за Джизбеллой в ванную. Джизбелла открыла капсулу с эфиром и начала снимать бинты. Медленно сходили полосы прозрачного газового полотна. Фойл мучился от подозрительности.

– Ты думаешь, у Бэйкера все получилось?

Молчание.

– Он ничего не мог пропустить?

Снимаются бинты.

– Болеть перестало два дня назад.

Молчание.

– Ради всего святого, Джиз! Между нами еще война?

Руки Джизбеллы замерли. Она с ненавистью смотрела на забинтованное лицо.

– А ты как думаешь?

– Я спрашиваю тебя.

– Да.

– Почему?

– Тебе не понять.

– Объясни.

– Заткнись.

– Если между нами война, зачем ты пошла со мной?

– За тем, что причитается Сэму и мне.

– Деньги?

– Заткнись.

– Это было вовсе не обязательно. Ты можешь мне доверять.

– Доверять? Тебе? – Джизбелла мрачно засмеялась, продолжая снимать повязку. Фойл грубо отмахнулся от ее рук.

– Я сам.

Она наотмашь ударила его по забинтованному лицу.

– Ты будешь делать то, что говорю тебе я. Спокойно, Чудовище!

Последний слой бинта упал с глаз Фойла. Огромные и темные, они пристально смотрели на Джизбеллу. Веки были чистыми, переносица тоже чистой. Последний слой бинта сошел с подбородка. Подбородок был иссиня-черным. Фойл, жадно наблюдавший в зеркало, хрипло вздохнул.

– Он пропустил подбородок! Бэйкер…

– Заткнись, – бросила Джиз. – Это борода.

Лоб был чист. Щеки под глазами были чисты. Все остальное покрывала черная семидневная щетина.

– Побрейся, – приказала Джиз.

Фойл пустил воду. Смочил лицо. Втер мазь и смыл бороду. Потом он подался к зеркалу и внимательно рассмотрел себя, не замечая, что его голова едва не касается головы Джиз, тоже наклонившейся вперед. От татуировки не осталось и следа. Оба вздохнули.

– Чистое, – прошептал Фойл. – Чистое. – Внезапно он еще ближе придвинул лицо к зеркалу и с удивлением изучил себя. Лицо показалось ему незнакомым, таким же чужим, как оно показалось Джизбелле. – Я изменился – не помню, чтобы я так выглядел. Он сделал мне пластическую операцию?

– Нет, – сказала Джизбелла. – Твоя душа изменила его.

Ты видишь вампира, вампира, лжеца и обманщика.

– Ради бога! Отстань! Оставь меня в покое!

– Вампир, – повторила Джизбелла, глядя в лицо Фойла широко раскрытыми горящими глазами. – Лжец. Обманщик.

Он схватил ее за плечи и пихнул в кают-компанию. Она поплыла по коридору, ударилась о поручень и закрутилась.

– Вампир! – крикнула она. – Лжец! Обманщик! Вампир!

Зверь!

Фойл догнал ее. Снова схватил и яростно встряхнул. Ее огненно-красные волосы разметались и всплыли русалочьими косами. Выражение отчаянной ненависти превратило ярость Фойла в страсть. Он обнял ее и зарыл свое новое лицо на ее груди.

– Лжец, – прошептала Джиз. – Животное…

– О, Джиз…

– Свет, – выдохнула Джизбелла. Фойл нащупал сзади выключатель. «Уикенд на Сатурне» продолжал полет к астероидам с темными иллюминаторами…

Они плавали в каюте, нежась, переговариваясь, ласково касаясь друг друга.

– Бедный Гулли, – шептала Джизбелла. – Бедный мой милый Гулли…

– Не бедный, – возразил он. – Богатый… скоро.

– Да, богатый и пустой. У тебя же ничего нет внутри, Гулли, милый… Ничего, кроме ненависти и жажды мести.

– Этого достаточно.

– Сейчас достаточно. А потом?

– Потом? Будет видно.

– Это зависит от того, что у тебя внутри, Гулли, от того, чем ты обладаешь.

– Нет. Мое будущее зависит от другого. И от него я смогу избавиться.

– Гулли… почему ты обманул меня в Жофре Мартель?

Почему не сказал о сокровище на «Номаде»?

– Не мог.

– Ты мне не доверял?

– Не то. Просто не мог. Что-то глубоко внутри… то, от чего мне необходимо избавиться.

– Снова контроль, а, Гулли? Ты одержим.

– Да, одержим. Я не могу обучиться самоконтролю, Джиз. Хочу, но не могу.

– А ты пытаешься?

– Да. Видит бог, да. Но вдруг что-то происходит, и…

– И тогда ты срываешься. «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй. Зверь. Хуже зверя».

– Что это?

– Один человек по имени Шекспир написал. Это ты, Гулли… когда теряешь контроль.

– Если бы я мог носить тебя в кармане, Джиз… предупреждать меня… колоть меня булавкой…

– Никто это за тебя не сделает, Гулли. Ты должен научиться этому.

Фойл надолго замолчал. Потом проговорил неуверенно:

– Джиз… насчет этих денег…

– К черту деньги.

– Могу я не делиться?

– Ох, Гулли…

– Нет… не то, что я жадничаю. Если бы не «Ворга», я бы дал тебе все, что ты хочешь. Все! Я отдам тебе каждый цент, когда кончу. Но я боюсь, Джиз. «Ворга» – крепкий орешек… этот Престейн, и Дагенхем, и их адвокат, Шеффилд… Я должен экономить каждый грош, Джиз. Я боюсь, если я дам тебе хоть одну кредитку, то именно ее мне не хватит на «Воргу». – Он замолчал.

– Ну?

– Ты одержим, – устало произнесла она. – Совершенно одержим.

– Нет.

– Да, Гулли. Какая-то малая часть твоя занимается любовью, а остальное живет «Воргой».

В этот момент неожиданно и пронзительно зазвенел радар.

– Прибыли, – выдохнул Фойл. Вновь напряженный, вновь одержимый, он рванулся в контрольную рубку.

Фойл налетел на астероид с необузданной свирепостью вандала. Корабль резко затормозил, выплевывая пламя из носовых дюз, и лег на орбиту вокруг кучи хлама. Вихрем проносясь мимо большого люка, из которого Джозеф и его братия выходили на сбор космических обломков, мимо кратера, вырванного Фойлом из бока астероида во время отчаянного броска на Землю. Они прошли над окнами парника и увидели сотни запрокинутых лиц, мелких белых бликов, испещренных татуировкой.

– Значит они все-таки спаслись, – пробормотал Фойл. –

Ушли вглубь астероида… пока ремонтируют остальное.

– Ты поможешь им, Гулли?

– Зачем?

– Ведь по твоей вине все они чуть не погибли.

– Пускай проваливают к черту. У меня своих хлопот хватает. Но я рад. По крайней мере, не будут мешать.

Он сделал еще один круг над астероидом и подвел корабль к кратеру.

– Начнем отсюда. Одевай скафандр. Джиз. Пойдем!

Пойдем!

Он гнал ее, сжигаемый нетерпением и гнал себя. Они залезли в скафандры. Вышли из корабля и стали продираться сквозь дебри кратера в холодные внутренности астероида, извиваться и протискиваться в узкие извилистые ходы, словно пробуравленные гигантскими червями. Фойл включил микроволновый передатчик и обратился к Джиз.

– Осторожнее, не потеряйся. Держись ближе ко мне.

– Куда мы идем, Гулли?

– К «Номаду». Помню, что они вцементировали его в астероид. Не знаю где. Надо искать.

Они двигались бесшумно в безвоздушных проходах, но звук передавался по скалам и стальным каркасам. Когда они остановились перевести дыхание у изъеденного корпуса древнего крейсера и, прислонившись к нему, услышали ритмичный стук.

Фойл мрачно улыбнулся.

– Джозеф и Ученый Люд. Просят на пару слов. Уйдем от ответа. – Он дважды стукнул по корпусу. – А теперь личное послание моей жене. – Его лицо потемнело. Он яростно ударил по металлу и повернулся. – Идем.

Сигналы преследовали их постоянно. Наружная часть астероида оказалась необитаемой. Племя, судя по всему, переместилось к центру. Неожиданно в проходе из покореженного алюминия открылся люк, блеснул свет, и в чудовищном старом костюме появился Джозеф. В неуклюжем перелатанном куле, с моляще воздетыми руками стоял он, шевеля дьявольским ртом, гримасничая дьявольским лицом.

Фойл заворожено не отрывал глаз от старика. Сделал шаг вперед. Потом остановился, судорожно сжимая кулаки. Джизбелла, посмотрев на него, в ужасе закричала.

Старая татуировка выступила на его лице, кроваво-красная на мертвенно-бледной коже, уже алая, а не черная, настоящая тигриная маска.

– Гулли! – вскричала она, – Боже мой! Твое лицо!

Фонд не сводил глаз с Джозефа. Тот делал молящие жесты, отчаянно размахивал руками, предлагая войти вовнутрь астероида, потом вдруг исчез. Только тогда Фойл повернулся к Джизбелле.

– Что? Что ты сказала?

Через прозрачный шлем скафандра она отчетливо видела его лицо. По мере того, как утихала ярость, татуировка бледнела и, наконец, пропала.

– Твое лицо, Гулли. Я знаю, что случилось с твоим лицом.

– О чем ты?

– Тебе хотелось иметь при себе контролера, Гулли. Так ты его получил. Твое лицо. Оно… – Джизбелла истерически засмеялась. – Теперь тебе придется обязательно научиться самоконтролю, Гулли. Ты больше никогда не сможешь дать волю эмоциям… чувствам… потому что…

Фойл смотрел мимо нее и внезапно с диким криком сорвался с места. Он резко остановился перед открытым люком и восторженно завопил, потрясая руками. Люк вел в инструментальный шкаф, размером четыре на четыре на девять. В этом гробу Фойл жил на борту «Номада».

Корабль был практически не тронут. Фойл схватил

Джизбеллу за руку и потащил по палубам. Наконец, они добрались до каюты капитана. И там, растащив обломки и сорвав обшивку, Фойл нашел массивный стальной сейф, тусклый и неприступный.

– У нас есть выбор, – пробормотал он. – Выдрать сейф из корпуса и отвезти на Землю или открыть здесь. Я за второе – Дагенхем мог солгать. Пошли назад, Джиз.

Он так и не заметил ее молчания и отвлеченного вида, пока не перерыл весь корабль в поисках инструментов.

– Ничего! – в отчаянии воскликнул он. – На борту нет даже молотка или дрели. Абсолютно ничего, кроме открывалок!

Джизбелла молчала, не сводя глаз с его лица.

– Ты чего так на меня уставилась? – раздраженно поинтересовался Фойл.

– Я зачарована, – медленно произнесла она.

– Чем?

– Я тебе кое-что покажу, Гулли.

– Что?

– Свое презрение.

Джизбелла трижды ударила его. Ошеломленный пощечинами, Фойл яростно сверкнул глазами. Джизбелла взяла зеркальце и поднесла его к нему.

– Взгляни на себя, Гулли, – сказала она спокойно. –

Посмотри на свое лицо.

Он посмотрел и увидел налившуюся кровью татуировку, пылавшую под кожей и превращавшую лицо в ало-белую тигриную маску. Его так заворожило ужасное зрелище, что ярость сразу же улеглась, и одновременно исчезла маска.

– Боже мой, – прошептал Фойл. – О, боже мой… Что это значит, Джиз? Бэйкер запорол работу?

– Не думаю. У тебя остались шрамы под кожей, Гулли –

от татуировки и от операции. Иголочные шрамы. Они не видны обычно, но стоит тебе потерять самообладание, дать волю чувствам, как они наливаются кровью… когда тебя охватывает страх, бешенство, страсть… Ты понимаешь?

Он покачал головой, все еще изучая свое лицо, пораженно ощупывая его.

– Ты хотел носить меня в кармане, чтобы я колола тебя булавками, когда ты выходишь из себя… У тебя есть теперь кое-что лучше этого, Гулли, или хуже, бедный мой милый. У тебя есть твое лицо.

– Нет, – закричал он. – Нет!

– Тебе теперь нельзя ни на секунду терять контроль над собой, Гулли. Ты никогда не сможешь много пить, сильно ненавидеть, очень любить… тебе придется держать себя в железных тисках.

– Нет! – отчаянно настаивал он. – Все можно изменить.

Бэйкер сможет или кто-нибудь другой. Я не хочу отказываться от чувств из боязни, что превращусь в чудовище!

– Думаю, ничего нельзя сделать, Гулли.

– А пересадка кожи?

– Шрамы чересчур глубоки. Ты никогда не сможешь избавиться от своего клейма, Гулли. Придется научиться жить с ним.

С внезапной вспышкой ярости Фойл отшвырнул зеркало. Кроваво-красная маска вновь зардела под кожей. Он бросился в тамбур и стал судорожно напяливать скафандр.

– Гулли! Куда ты? Что ты собираешься делать?

– Достать инструменты! – выкрикнул он. – Инструменты для проклятого сейфа.

– Где?

– В астероиде. У них там десятки складов, набитых инструментами с разбитых кораблей. Там должно быть все, что мне нужно. Не ходи со мной. Могут возникнуть осложнения. Как теперь мое личико? Дает о себе знать? О, господи, ниспошли мне испытание!

Фойл нашел ход в обитаемую зону и заколотил по двери. Он ждал, и снова колотил, продолжая свой повелительный вызов, пока люк не открылся. Из него высунулись руки и втянули Фойла внутрь, после чего люк захлопнулся.

Фойл моргнул и оскалился, глядя на Джозефа и сгрудившихся невинных братьев с чудовищно разрисованными лицами. Он понял: его лицо сейчас ярко пылает, так как

Джозеф неожиданно отпрянул и кошмарный дьявольский рот по слогам прочитал: «НОМАД».

Фойл пошел сквозь толпу, грубо расталкивая всех в стороны, и сокрушительно ударил Джозефа сжатым кулаком. Он бродил по жилым коридорам, смутно припоминая их, пока, наконец, не наткнулся на склад: полупещеру, полукамеру, где хранились инструменты.

Он рылся, отбрасывая ненужное, отбирая дрели, алмазные сверла, кислоты, толовые шашки, запалы. В медленно вращающемся астероиде общий вес набранного не превышал ста фунтов. Наспех перевязав все это кабелем, он вышел из склада.

Джозеф и братия поджидали его. Они набросились, как блохи на волка. Фойл жестоко бил их, расшвыривал и топтал – безжалостно, свирепо, упоенно. Скафандр защищал его от ударов. И он неумолимо шествовал по коридорам, ища люк, ведущий в пустоту.

В шлемофоне раздался голос Джизбеллы, слабый и тревожный.

– Гулли, ты слышишь меня? Это Джиз. Гулли, слушай.

– Ну.

– Две минуты назад появился чужой корабль. Он по другую сторону от астероида.

– Что?!

– Весь расписан желтым и черным, как шершень.

– Цвета Дагенхема!

– Значит, нас все-таки выследили.

– Дагенхем, очевидно, следил за мной с тех пор, как мы вырвались из Жофре Мартель. Я просто болван, не подумал об этом. Как он выследил меня, Джиз? Через тебя?

– Гулли!

– Не обращай внимания. Неудачная шутка. – Он глухо рассмеялся. – Надо спешить, Джиз. Одевай скафандр, беги на «Номад», к сейфу. Спеши, девочка.

– Но…

– Кончаю. Они могут прослушивать нашу волну. Скорей! Он проложил себе путь сквозь заслон у запертого люка, разбил его и вышел в пустоту внешних переходов. Ученый

Люд временно отказался от погони лишь для того, чтобы закрыть люк, но они не собирались оставить его в покое.

Джизбелла ждала у сейфа. Она сделала движение к рации. Фойл прижал свой шлем к ее и прокричал:

– Никакого радио! Запеленгуют! Ты ведь слышишь меня?

Она кивнула.

– Хорошо. У нас есть может быть, час, пока нас не найдет Дагенхем или не разыщет Джозеф и его братия. Мы попали с тобой в дьявольский переплет. Надо пошевеливаться.

Она снова кивнула.

– Сейф вскрывать некогда… а потом еще перетаскивать слитки.

– Если они там.

– Дагенхем здесь, не так ли? Вот лучшее доказательство. Нам придется вырубить весь сейф и целиком перетащить его на «Уикенд». Потом – вперед.

– Но…

– Слушай и делай, что я велю. Возвращайся на корабль и выброси все лишнее. Все, без чего можно обойтись… все запасы, кроме НЗ.

– Почему?

– Потому что я не знаю, сколько тонн в этом сейфе.

Наша яхточка когда-нибудь вернется на Землю, поэтому мы не можем позволить себе рисковать. Очисти корабль.

Быстро! Иди, девочка. Иди!

Фойл отбросил ее в сторону и, больше не взглянув в ее сторону, накинулся на сейф. Он был встроен в корпус, массивный стальной шар четырех футов в диаметре, приваренный к каркасу «Номада» в двенадцати местах. Каждый стык Фойл поочередно атаковал кислотами, дрелью и термитом. Он следовал теории напряжения… нагреть, охладить и травить сталь до разрушения ее кристаллической решетки. Брал металл на усталость.

Вернулась Джизбелла. Фойл понял, что прошло 45 минут. Он весь взмок. Руки его дрожали, и все же массивный глобус сейфа удалось отделить от корпуса, растопырив двенадцать вывороченных ребер. Фойл судорожно махнул Джизбелле. И хотя они вместе налегли на шар, им не удалось стронуть его с места. Когда они в изнеможении отвалились, черная тень закрыла на миг солнечный свет, льющийся через дыры в корпусе «Номада».

Фойл прижал шлем к Джизбелле.

– Дагенхем. Наверное уже выпустил поисковую группу.

Как только они поговорят с Джозефом, нам каюк.

– Ох, Гулли…

– У нас есть шанс. Если они сразу не заметят «Уикенд».

Еще хотя бы пару витков и мы успеем перетащить сейф на борт…

– Как?

– Не знаю, черт подери! Не знаю. – Он яростно ударил кулаком по стене. – Конец.

– А не попробовать ли взрывом?

– Взрывом?… Что – бомбы вместо мозгов? Ты ли это?

– Послушай. Взрыв вместо реактивного двигателя… он подтолкнет.

– Понял. А что потом? Одними взрывами не поможешь.

Нет времени.

– А мы приведем корабль.

– Что?

– Взрывом выталкиваем сейф в космос. Затем подводим корабль, и пускай этот гроб падает в грузовой люк. Это все равно, что ловить шляпой шарик. Понимаешь?

– Господи… Джиз, годится!

Фойл прыгнул к инструментам и стал выбирать динамитные шашки и запалы.

– Придется использовать радио. Один из нас останется с сейфом, другой поведет корабль.

– Веди лучше ты. А я буду направлять.

Он кивнул, уже прикрепляя взрывчатку.

– Вакуумные запалы, Джиз, рассчитаны на две минуты.

По моей команде срывай колпачок и убирайся подальше.

Ясно?

– Ясно.

– Как только ловим сейф, сразу лезь за ним. Не зевай.

Времени в обрез.

Фойл хлопнул ее по плечу и вернулся на «Уикенд». И

наружный, и внутренний люки он оставил открытыми.

Лишившись воздуха, корабль выглядел заброшенным и чужим.

Фойл сразу сел на пульт и включил радио.

– Начинаем, – пробормотал он. – Я иду.

«Уикенд» поднялся легко и свободно, расталкивая хлам, как всплывающий кит. И тут же Фойл крикнул:

– Динамит, Джиз!

Вспышки не было. Новый кратер открылся в астероиде.

Распускающимся цветком брызнули в стороны обломки, сразу опередив лениво вращающийся тусклый шар.

– Спокойней. – Голос Джизбеллы звучал холодно и уверенно. – Ты подходишь слишком быстро. И, между прочим, нас накрыли.

Фойл затормозил, тревожно глядя вниз. Поверхность астероида облепил рой шершней. Это была команда Дагенхема в желто-черных полосатых скафандрах. Они кружили вокруг одинокой белой фигурки.

– Не волнуйся. – Джиз говорила спокойно, но он слышал, как тяжело она дышит. – Еще немного… Сделай четверть оборота…

Фойл повиновался почти автоматически, продолжая наблюдать за борьбой внизу. Корма яхты закрыла сейф, однако все еще было видно людей Дагенхема и Джизбеллу.

Она включила ранцевый двигатель… крохотный язычок пламени вырвался из ее спины… снова сумела увернуться.

Тут же вспыхнули огни людей Дагенхема. С десяток из них прекратили преследовать Джизбеллу и ринулись на «Уикенд».

– Держись, Гулли. – Джизбелла судорожно втягивала воздух. Голос ее звучал уверенно. – Сейчас должен выйти корабль Дагенхема… Так, хорошо… Секунд через десять…

Шершни сомкнулись и поглотили маленький белый костюм.

– Фойл! Ты слышишь меня, Фойл? – голос Дагенхема сперва еле пробивался через шум, потом вдруг раздался в шлемофоне ясно и отчетливо. – Это Дагенхем говорит на вашей волне. Сдавайся, Фойл!

– Джиз! Джиз! Ты можешь вырваться?

– Так держать, Гулли… Ну, идет!!

Корабль содрогнулся, когда медленно кувыркающийся сейф ударил в главный люк. В тот же миг белая фигурка выскочила из густого роя, и, оставляя огненный хвост, преследуемая буквально по пятам, помчалась к яхте.

– Давай! Джиз! Давай!!! – прямо-таки взвыл Фойл. –

Скорей, девочка, скорей!

Джизбелла скрылась из виду за кормой корабля, и Фойл приготовился к максимальному ускорению.

– Фойл! Ты ответишь мне? Говорит Дагенхем.

– Убирайся к черту, Дагенхем! – прорычал Фойл. –

Скажи мне, когда будешь на корабле, Джиз, и держись.

– Я не могу попасть, Гулли.

– Ну давай же, девочка!

– Я не могут попасть на корабль. Сейф закрыл проход.

Нет никакой щели…

– Джиз!

– Говорю тебе, не могу!! – в отчаянии выкрикнула она.

Фойл дико озирался. Люди Дагенхема карабкались по корпусу «Уикенда» со сноровкой профессиональных пиратов. Над низким горизонтом астероида поднимался корабль Дагенхема. У Фойла закружилась голова.

– Фойл, тебе конец. Тебе и девушке. Но я предлагаю сделку…

– Гулли, помоги мне! Сделай что-нибудь, Гулли! Спаси!.. Я погибла!

– Ворга, – озверело выдавил Фойл. Он закрыл глаза и опустил руки на пульт. Взревели кормовые двигатели.

«Уикенд» содрогнулся и прыгнул вперед. Он оставил позади пиратов Дагенхема, Джизбеллу, угрозы, мольбы.

Безжалостно вдавил Фойла в кресло чудовищным ускорением, ускорением менее жестоким, менее коварным, менее предательским, чем обуявшая его страсть.

На его лице выступило кровавое клеймо.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Война смертельным ядом пропитывала планеты. К

концу года боевые действия ожесточились. Из романтических приключений и происходящих где-то в глубинах космоса стычек война превратилась в чудовищную бойню.

Воюющие стороны медленно, но неумолимо посылали людей и технику на уничтожение. Внешние Спутники объявили всеобщую мобилизацию. Внутренние Планеты, естественно, последовали их примеру. На службу армии были поставлены торговля, промышленность, науки и ремесла. Начались запреты и преследования.

Коммерция повиновалась, потому что эта война (как и все войны) являлась лишь продолжением политики другими средствами. Люди возмущались и протестовали.

Многие джантировали, спасаясь от призыва и принудительных работ. Бродили слухи о шпионах и диверсантах.

Паникеры становились Информаторами и Линчевателями.

Зловещие предчувствия завладели умами и парализовали жизнь. Конец года скрашивался лишь прибытием Пятимильного Цирка. Так называлась нелепая свита Джеффри

Формайла с Цереса, молодого повесы с одного из крупнейших астероидов. Формайл был невообразимо богат и невообразимо занятен. Его сопровождение представляло собой абсурдный гибрид передвижного цирка и бродячих комедиантов. Таким он и явился в Грин Бэй, Висконсин.

Сперва, ранним утром, прибыл нотариус в высоченном цилиндре, облюбовал большой луг у озера Мичиган и арендовал его за бешеную цену. За ним явилась орава землемеров, в двадцать минут наметившая контуры лагеря.

После чего заговорили о прибытии Пятимильного Цирка.

Из Висконсина, Мичигана и Миннесоты стали собираться зеваки. На луг джантировали двадцать рабочих, каждый с тюком-палаткой за спиной. Распоряжения, крики, проклятья, истошный вой сжатого воздуха сплелись в единый хор.

Двадцать гигантских куполов рванулись вверх, сверкая быстро высыхающей на зимнем солнце радужной пленкой.

Толпа наблюдателей одобрительно зашумела.

Над землей повис шестимоторный вертолет. Из его разверзнувшегося брюха полился водопад мебели. Появились повара, официанты, слуги и камердинеры. Они обставили и украсили шатры. Задымили кухни и дразнящие ароматы наполнили лагерь. Частная полиция Формайла находилась на посту, патрулируя окрестности и отгоняя зевак.

Затем – самолетами, машинами, автобусами, грузовиками и велосипедами – стала прибывать свита Формайла.

Библиотекари и книги, лаборатории и ученые, философы, поэты и спортсмены. Разбили площадку для фехтования, ринг для бокса, уложили маты для дзю-до. Свежевырытый пруд молниеносно заполнили водой из озера. Любопытная перебранка произошла между двумя мускулистыми атлетами – подогреть ли воду для плавания или заморозить для фигурного катания.

Прибыли музыканты, актеры, жонглеры и акробаты.

Стоял оглушительный гам. Компания механиков в мгновение ока соорудила заправочно-ремонтный пункт и со страшным ревом завела две дюжины дизельных тракторов

– личную коллекцию Формайла. После всех появилась обычная лагерная публика: жены, дочери, любовницы, шлюхи, попрошайки, мошенники и жулики. Через пару часов гомон цирка был слышен за пять миль – отсюда и его название.

Ровно в полдень, демонстрируя транспорт столь вопиюще несуразный и крикливый, что рассмеялся бы и закоренелый меланхолик, прибыл Формайл с Цереса. Гигантский гидроплан зажужжал с севера и опустился на поверхность озера. Из его брюха вылезла баржа и поплыла к берегу. Ее борт откинулся. Оттуда на середину лагеря выехал большой старый автомобиль.

– Что теперь? Велосипед?

– Нет, самокат…

– Он вылетит на помеле…

На этот раз Формайл превзошел самые дикие предположения. Над крышей автомобиля показалось жерло цирковой пушки. Раздался грохот. Из клубов черного дыма вылетел Формайл с Цереса. Его поймали сетью, растянутой у самых дверей его шатра. Аплодисменты, которыми его приветствовали, слышали за шесть миль. Формайл взобрался на плечи лакея и взмахом руки потребовал тишины.

– О, господи! Оно собирается произносить речь!

– «Оно»? Вы имеете в виду «он»?

– Нет, оно. Это не может быть человеком.

– Друзья, римляне, соотечественники! – проникновенно воззвал Формайл.

– Доверьте мне свои уши. Шекспир 1564-1616. Проклятье! – Четыре белые голубки выпорхнули из рукавов

Формайла. Он проводил их изумленным взглядом. Затем продолжил:

– Друзья, приветствия. Что за черт?! – Карманы Формайла вспыхнули. Из них с треском взлетели римские свечи. Он попытался погасить пламя. Отовсюду посыпались конфетти, – Друзья… Молчать! Я все-таки произнесу эту речь! Тихо!. Друзья!. – Формайл ошарашено замолчал.

Его одежда задымилась и стала испаряться, открывая ярко-оранжевое трико. – Клейнман! – яростно взревел он. –

Клейнман! Что с вашим чертовым гипнообучением?!

Из шатра высунулась лохматая голова. – Ви училь свой речь, Формайль?

– Будьте уверены. Я учил ее битых два часа. Не отрываясь от проклятого курса – Клейнман об иллюзионизме.

– Нет, нет, нет! – закричал лохматый. – Сколько раз мне говорить?! Иллюзионизм не есть красноречий! Есть магия!

Ви училь неправильный курс!

Оранжевое трико начало таять. Формайл рухнул с плеч дрожащего слуги и исчез в шатре. Толпа ревела и бушевала. Коптили и дымили кухни. Кипели страсти. Царил разгул обжорства и пьянства. Гремела музыка. Стоял кавардак. Жизнь неслась на полных парах. Водевиль продолжался.

В шатре Формайл переоделся. Задумался, махнул рукой, переоделся снова. В конце концов накинулся с тумаками на лакеев и на исковерканном французском потребовал портного. Не успев надеть новый костюм, вспомнил, что не принял ванну, и велел вылить в пруд десять галлонов духов. Тут его осенило поэтическое вдохновение, и он вызвал придворного стихотворца.

– Запишите-ка, – приказал Формайл. – Погодите. Рифму на «блещет».

– Вещий, – предложил поэт. – Рукоплещет, трепещет…

– Мой опыт! Я забыл про мой опыт! – вскричал Формайл. – Доктор Кресчет! Доктор Кресчет!

Полураздетый, очертя голову, он влетел в лабораторию, сбив с ног доктора Кресчета, придворного химика. Когда тот попытался подняться, оказалось, что его держат весьма болезненной удушающей хваткой.

– Нагучи! – воскликнул Формайл. – Эй, Нагучи! Я

изобрел новый захват!

Формайл встал, поднял полузадушенного химика и джантировал с ним на маты. Инструктор дзю-до, маленький японец, посмотрел на захват и покачал головой.

– Нет, посалуйста, – вежливо просвистел он. – Фссс.

Васэ давление на дыхательное горло не есть верно. Фссс. Я

покасу вам, посалуйста. – Он схватил ошеломленного химика, крутанул его в воздухе и с треском припечатал к мату в позиции вечного самоудавления. – Смотрисе, посалуйста, Формайл?

К тому времени Формайл был уже в библиотеке и дубасил библиотекаря толстенной «Das Sexual Leben» Блоха, потому что у несчастного не оказалось трудов о производстве вечных двигателей. Он кинулся в физическую лабораторию, где испортил дорогостоящий хронометр, чтобы поэкспериментировать с шестеренками. Джантировал в оркестр. Схватил там дирижерскую палочку и расстроил игру музыкантов. Одел коньки и упал в парфюмированный пруд, откуда был вытащен изрыгающим страшные проклятья по поводу отсутствия льда. Наконец, он выразил желание побыть в одиночестве.

– Хочу пообщаться с собой, – заявил Формайл, щедро наделяя слуг оплеухами, и храпел, не успел еще последний из них доковылять до двери и закрыть ее за собой.

Храп прекратился. Фойл поднялся на ноги.

– На сегодня им хватит. – Он подошел к зеркалу. Глубоко вздохнул и задержал дыхание, внимательно наблюдая за своим лицом. По истечении одной минуты оно оставалось чистым. Он продолжал сдерживать дыхание, жестко контролируя пульс и мышечный тонус, сохраняя железное спокойствие. Через две минуты двадцать секунд на лице появилось кроваво-красное клеймо. Фойл выпустил воздух. Тигриная маска исчезла.

– Лучше – пробормотал он. – Гораздо лучше. Прав был старый факир – мне поможет лишь йога. Контроль. Пульс, дыхание, желудок, мозг.

Он разделся и осмотрел свое тело. Фойл был в великолепной форме. На коже от шеи до лодыжек до сих пор виднелась сеть тонких серебристых швов. Как будто кто-то вырезал на теле схему нервной системы. То были следы операции. Они еще не прошли.

Операция обошлась в 200 000 Кр. Столько заплатил

Фойл главному хирургу Марсианской диверсионно-десантной бригады, бригады Коммандос, чтобы превратить себя в несравнимую боевую машину. Каждый его нервный центр перестроили. В кости и мускулы вживили микроскопические транзисторы и трансформаторы. К незаметному выходу на спине подсоединили батарею размером с блоху и включили ее. Во всем его теле запульсировали электрические токи.

– Скорее машина, чем человек, – подумал Фойл. Он сменил экстравагантное облачение Формайла с Цереса на скромное черное платье.

Фойл джантировал в одинокое здание среди висконсинских сосен в квартиру Робин Уэднесбери. Это была истинная причина прибытия Пятимильного Цирка в Грин

Бэй. Он джантировал, очутился во тьме и осознал: падает. –

О, боже! – мелькнула мысль. – Ошибся? – Ударившись о торчащий конец разбитой балки, он свалился на полуразложившийся труп.

Фойл брезгливо отпрянул, сохраняя ледяное спокойствие, и нажал языком на верхний правый коренник.

(Операция, превратившая его тело в электрический аппарат, расположила систему управления им во рту). Тотчас внешний слой клеток сетчатки возбудился до испускания мягкого света. Он взглянул двумя бледными лучами на останки человека. Поднял глаза вверх и увидел проваленный пол квартиры Робин Уэднесбери.

– Разграблено, – прошептал Фойл. – Все разграблено.

Что же случилось?

Эпоха джантации сплавила бродяг, попрошаек, бездельников, весь сброд в новый класс. Они кочевали вслед за ночью, с востока на запад, всегда в темноте, всегда в поисках добычи, остатков бедствий, катастроф, в поисках падали. Как стервятники набрасываются на мертвечину, как мухи облепляют гниющие трупы, так они наводняли сгоревшие дома или вскрытые взрывами магазины. Называли они себя не иначе, как джек-джантерами. Это были настоящие шакалы.

Фойл вскарабкался на этаж выше. Там располагались лагерем джек-джантеры. На вертеле жарилась туша теленка. Искры костра через дыру в крыше вылетали высоко в небо. Вокруг огня сидели с дюжину мужчин и три женщины – оборванные, грязные, страшные. Они переговаривались на кошмарном рифмованном слэнге шакалов и сосали картофельное пиво из хрустальных бокалов.

Грозное рычание ярости и ужаса встретило появление

Фойла, когда он, весь в черном, испуская из бездонных глаз бледные лучи света, спокойно шел к квартире Робин Уэднесбери. Железное самообладание, вошедшее в привычку, придавало ему отрешенный вид.

– Если она мертва, – думал он, – мне конец. Без нее я пропал. Если она мертва…

Квартира Робин, как и весь дом, была буквально выпотрошена. В полу гостиной зияла огромная рваная дыра.

Фойл искал тело. На постели в спальне возились женщина и двое мужчин. Женщина закричала. Мужчины взревели и бросились на Фойла. Он отступил назад и нажал языком на верхние резцы. Нервные цепи взвыли. Все чувства обострились. Все реакции ускорились в пять раз.

В результате окружающий мир мгновенно застыл. Звук превратился в басовитое урчание. Цвета сместились по спектру в красную сторону. Двое атакующих плыли с сонной медлительностью. Фойл расплылся в молниеносно двигающееся пятно. Уклонился от застывших кулаков, обошел мужчин сзади и по одному швырнул их в дыру.

Они медленно опускались вниз, разверзнутые рты испускали утробное рычание.

Фойл смерчем обернулся к сжавшейся на постели женщине.

– Здблтл? – взвыло расплывчатое пятно.

Женщина завизжала.

Фойл снова нажал языком на верхние резцы. Окружающий мир резко ожил. Звук и цвет скачком вернулись на свои места. Тела двух шакалов исчезли в дыре и с грохотом упали на пол этажом ниже.

– Здесь было тело? – мягко повторил Фойл. – Тело молодой негритянки?

Женщина казалась невменяемой. Он схватил ее за волосы и встряхнул. Затем кинул в дыру.

В это время из коридора появилась толпа с факелами и импровизированным оружием. Джек-джантеры не были профессиональными убийцами. Они всего лишь мучили беззащитные жертвы до смерти. – Не досаждайте мне, –

тихо предупредил Фойл, роясь в груде мебели и одежды в поисках ключа к судьбе Робин.

Толпа подвинулась ближе, подстрекаемая головорезом в норковом манто и воодушевляемая доносящимися снизу проклятьями. Предводитель швырнул в Фойла факел. Фойл снова ускорился. Джек-джантеры превратились в живые статуи. Фойл взял ножку стула и спокойно стал бить едва двигающиеся фигуры. Повалил бандита в норке и прижал его к полу. Потом нажал на верхние зубы.

Мир ожил. Шакалы попадали. Их предводитель ревел.

– Здесь было тело, – с окаменевшей улыбкой проговорил Фойл. – Тело негритянки. Высокой. Красивой.

Бандит корчился, извивался, пытаясь дотянуться до глаз Фойла.

– Я знаю, что вы обращаете на это внимание, – терпеливо продолжал Фойл. – Некоторым из вас мертвые девушки нравятся больше живых. Здесь было тело?

Не получив удовлетворительного ответа, он схватил пылающий факел и поджег норковое манто. Потом поднялся и стал наблюдать с отрешенным интересом. Бандит с воем вскочил, споткнулся у края дыры и, охваченный пламенем, полетел в темноту.

– Так было тело? – проводив его взглядом, тихо спросил

Фойл и покачал головой над ответом. – Не очень искусно, –

пробормотал он. – Надо уметь извлекать информацию.

Дагенхем мог бы кое-чему меня научить.

Фойл джантировал и появился в Грин Бэй, так явственно воняя палеными волосами и обугленной кожей, что ему пришлось зайти в местный магазин Престейна (камни, украшения, косметика, парфюмерия) за дезодорантом.

Местный мистер Престо очевидно лицезрел прибытие

Пятимильного Цирка и узнал его. Мгновенно Фойл сбросил отрешенное спокойствие и превратился в эксцентричного Формайла с Цереса. Он паясничал и кривлялся, скакал и гримасничал, купил десятиунцевый флакон «N5» по 100

Кр за унцию и опрокинул его на себя к вящему удовольствию мистера Престо.

Старший клерк в Архиве ничего не знал, поэтому был упрям и несговорчив.

– Нет, сэр. Документы Архива не разрешается просматривать без надлежащего ордера. Это мое последнее слово.

Фойл посмотрел на него остро, но беззлобно. Астеничный тип, определил он. Худой, тонкокостный, немощный. Эгоист. Недалек. Педантичен. Сух. Неподкупен.

Слишком сдержан и нетерпим. Это брешь в его броне.

Через час в Архиве появились шесть лиц женского пола, щедро наделенных пороками. Через два часа, одурманенный и соблазненный плотью и дьяволом, клерк выдал нужную информацию. Жилой дом открыли джек-джантеры после взрыва газа пару недель назад. Всех квартирантов переселили. Робин Уэднесбери находится на принудительном лечении в госпитале милосердия близ Железной

Горы.

– Принудительное лечение? – недоумевал Фойл. – Почему? Что она сделала?

Организация Рожественского Бардака в Пятимильном

Цирке заняла тридцать, минут. В нем приняли участие музыканты, певцы, актеры и толпа – все, кто знал координаты Железной Горы. Ведомые своим главным фигляром,

они джантировали с шумом, фейерверками, горячительными и дарами. Прошествовали через город с безудержным весельем и плясками. Ворвались в госпиталь милосердия вслед за Санта Клаусом, ревущим и скачущим с отрешенным спокойствием печального слона. Санта Клаус перецеловал сестер, напоил сиделок, щедро одарил пациентов, забросал пол деньгами из большого мешка, висящего за спиной, и внезапно исчез, когда дикий разгул достиг таких высот, что прибыла полиция. Впоследствии обнаружилось: исчезла также одна пациентка, несмотря на то, что была оглушена наркотиками и не могла джантировать. Собственно говоря, она покинула госпиталь в мешке

Санта Клауса.

Фойл джантировал вместе с ней на госпитальный двор и там, в укрытии сосновых крон под морозным небом, помог ей выбраться из мешка. В белом грубом больничном белье она была прекрасна. Фойл, сбросивший свой шутовской наряд, смотрел на нее, не отрывая глаз.

Девушка была озадачена и встревожена, ее мысли метались как языки раздуваемого ветром костра. «Боже мой!

Что произошло? Снова шакалы? Музыка. Буйство. Почему

в мешке? Что ему от меня надо? Кто он?»

– Я Формайл с Цереса, – сказал Фойл.

– «Что? Кто? Формайл с… Да, конечно, понимаю.

Шут. Паяц. Вульгарность. Непристойность. Слабоумие.

Пятимильный Цирк.» О, Господи! Я опять не сдерживаюсь. Вы слышите меня?

– Я слышу вас, мисс Уэднесбери, – тихо проговорил

Фойл.

– Зачем вы это сделали? Что вам от меня нужно? Как…

– Я хочу, чтобы вы на меня посмотрели.

– «Бонжур, мадам. В мешок, мадам. Оп! Посмотрите

на меня». Я смотрю, – сказала Робин, пытаясь справиться с круговертью мыслей. Она вглядывалась в него и не узнавала. «Это лицо. Я видела такое множество ему по-

добных. Лица мужчин. О, Господи! Черты мужествен-

ности. На уме одна случка».

– Мой брачный период уже позади, мисс Уэднесбери.

– Простите. Я просто напугана… Вы знаете меня?

– Я знаю вас.

– Мы встречались? – Она внимательно его изучала и не могла узнать. Глубоко внутри Фойл возликовал. Уж если эта женщина не вспомнила его, он в полной безопасности –

при условии, что будет держать себя в руках.

– Мы никогда не встречались, – сказал он. – Но я слышал о вас. Мне кое-что нужно. Мы здесь – для разговора.

Если мое предложение вам не понравится, можете вернуться в госпиталь.

– Вам что-то надо? Но у меня ничего нет… ничего, ни-

чего. Ничего не осталось, кроме позора и… О, Господи, почему я выжила? Почему не сумела…

– Вы пытались покончить с собой? – мягко перебил ее

Фойл. – Так вот откуда взрыв газа… И принудительное лечение. Вы не пострадали во время взрыва?

– Там много погибло. Но не я. Должно быть, я невезучая. Мне не везло всю жизнь.

– Почему вы решились на самоубийство?

– Я устала. Я конченный человек. Я все потеряла. Мое имя в черных списках… за мной следят. Мне не доверяют.

Нет работы. Нет семьи. Нет… Почему решилась на самоубийство? О, Господи, что же еще?!

– Вы можете работать у меня.

– Я могу… что вы сказали?

– Я хочу взять вас на работу, мисс Уэднесбери.

Она истерически засмеялась.

– Еще одна Шлюха Вавилонская. Работать у вас, Формайл?

– У вас на уме порочные мысли, – упрекнул Фойл. – Я

не ищу шлюх. Как правило, они ищут меня.

– Простите. Я помешалась на чудовище, которое меня

уничтожило… Вы украли меня из госпиталя, чтобы предложить работу. Вы слышали обо мне. Значит, вам нужно что-то особенное.

– Обаяние.

– Что?

– Я хочу купить ваше обаяние, мисс Уэднесбери.

– Не понимаю.

– Ну как же, – терпеливо сказал Фойл. – Вам должно быть ясно. Я – паяц. Сама вульгарность, непристойность, слабоумие. С этим надо покончить. Я хочу нанять вас в качестве светского секретаря.

– Думаете, я вам поверю? Вы в состоянии нанять сотню секретарей, тысячу… C вашими деньгами. Хотите мне внушить, что вам подхожу только я? Что вам специально пришлось похитить меня?

Фойл кивнул.

– Верно, секретарей тысячи, но не все могут передавать мысли.

– При чем тут это?

– Вы будете вентрологом. Я стану вашей куклой. Я не знаю жизни высшего общества – вы знаете. У них своя речь, свои шутки, свои манеры. Тот, кто хочет быть принятым этим обществом, обязан говорить на их языке. Я не могу, вы – можете. Вы будете говорить за меня, моим ртом…

– Вы могли бы сами научиться…

– Нет. Слишком долго. И потом обаянию не научишься.

Я собираюсь купить ваше очарование, мисс Уэднесбери.

Теперь о плате. Я предлагаю вам тысячу в месяц.

Ее глаза расширились.

– Вы очень щедры, Формайл.

– Я удалю из вашего личного дела всякое упоминание о попытке самоубийства. Гарантирую, что вас вычеркнут из черного списка. У вас будут деньги и чистое прошлое.

Губы Робин задрожали. Она плакала, всхлипывала и дрожала. Фойл обнял ее за плечи и успокоил. – Ну? –

спросил он. – Вы согласны?

Она кивнула. – Вы так добры. Это… Я отвыкла от доброты.

Донесся звук отдаленного взрыва. Фойл оцепенел.

– Боже! – воскликнул он в панике. – Чертов-джант. Я…

– Нет, – возразила Робин. – Не знаю, что такое чертов-джант, но это просто испытания на полигоне. Там… –

Она взглянула на лицо. Фойла и закричала. Потрясение от неожиданного взрыва и яркая цепочка ассоциаций лишили его самообладания. Под кожей выступили багровые рубцы татуировки. Робин кричала, не в силах отвести глаз.

Он прыгнул на нее и зажал рот.

– Что, проявилось? – проскрежетал он, страшно оскалясь. – Потерял контроль. Показалось, что я опять в Жофре

Мартель. Да, я Фойл – чудовище, которое тебя уничтожило. Ты все равно бы узнала рано или поздно. Я, Фойл, снова вернулся. Ты будешь слушать меня?

Она отчаянно замотала головой, пытаясь вырваться.

Фойл хладнокровно ударил ее в подбородок. Робин обмякла. Фойл подхватил ее, завернул в пальто и стал ждать возвращения сознания. Вскоре ее ресницы вздрогнули.

– Чудовище… зверь…

– Я мог сделать не так, – заговорил Фойл. – Мог шантажировать тебя. Мне известно, что твоя мать и сестры на

Каллисто. Это автоматически заносит тебя в черный список, ipso facto. Верно? Ipso facto. Самим фактом. Латынь.

Нельзя доверять гипнообучению. Мне стоило лишь донести, и ты была бы не просто на подозрении… – Он почувствовал ее дрожь. – Но я так не поступлю. Скажу тебе правду, потому что хочу, чтобы ты стала моим другом.

Твоя мать на Внутренних Планетах. На Внутренних Планетах, – повторил он. – Она может прибыть на Землю.

– Невредима? – прошептала Робин.

– Не знаю.

– Отпусти меня.

– Ты замерзнешь.

– Отпусти меня.

Он опустил ее на землю.

– Однажды ты меня уничтожил, – сдавленно произнесла она. – Теперь пытаешься снова?

– Нет. Ты будешь слушать?

Она кивнула.

– Я был брошен в космосе. Гнил шесть месяцев. Пролетал корабль, который мог бы спасти меня. Он прошел мимо. «Ворга». «Ворга-Т.1339». Его название тебе что-нибудь говорит?

– Нет.

– Джиз Мак Куин, мой друг, она мертва, как-то посоветовала мне выяснить, почему меня оставили подыхать.

Тогда я узнал, кто отдал этот приказ. И начал покупать информацию о «Ворге». Любую информацию.

– При чем тут моя мать?

– Слушай. Эту информацию оказалось довольно трудно раздобыть. Все документы «Ворги» исчезли из архивов. Я

сумел установить три имени… Трое членов команды. Из шестнадцати. Никто ничего не знал или не хотел говорить.

И я нашел это. – Фойл протянул Робин серебряный медальон. – Он был заложен одним членом экипажа. Вот все, что мне удалось обнаружить.

Робин охнула и дрожащими пальцами взяла медальон.

Внутри находилась ее фотография и фотография еще двух девушек. Когда медальон открылся, объемные фотографии прошептали:

– Маме, с любовью от Робин… Маме, с любовью от

Холли…

– Маме, с любовью от Венды.

– Медальон мамы… – со слезами на глазах проговорила

Робин. – Это… Она… Ради бога, где она?! Что с ней?

– Не знаю, – твердо сказал Фойл. – Но догадываюсь. Я

думаю, что твоя мать выбралась из этого концентрационного лагеря… Так или иначе.

– И сестры тоже. Она бы никогда их не оставила.

– Может быть, и сестры. Полагаю, что беженцев с

Каллисто заставляли платить – деньгами или драгоценностями, – чтобы попасть на борт «Ворги».

– Где они теперь?

– Не имею никакого понятия. Возможно, брошены на

Марсе или на Венере. Скорее всего, проданы в трудовой лагерь на Луне, и поэтому не могут разыскать тебя. Я не знаю, где они, но «Ворга» знает.

– Ты лжешь? Обманываешь меня?

– Разве медальон – ложь?… Я хочу выяснить, почему меня обрекли на смерть, по чьей вине. Человек, который отдал приказ, знает, где твоя семья. Он скажет тебе… перед тем, как я его убью. У него хватит времени. Он будет умирать медленно.

Робин, как завороженная, в ужасе смотрела на Фойла.

От обуявшей его страсти вновь появилось кровавое клеймо. Он превратился в тигра, сжавшегося перед смертельным прыжком.

– Я не ограничен в средствах… Неважно, откуда они. У

меня есть три месяца. Я достаточно овладел математикой, чтобы рассчитать вероятность. Через три месяца поймут: Формайл с Цереса – Гулли Фойл. Девяносто дней. От Нового Года до 1 апреля. Ты со мной?

– С тобой? – с отвращением воскликнула Робин. – С

тобой?!

– Пятимильный Цирк – всего лишь камуфляж. Шут вне подозрений. Все это время я учился, работал, готовился.

Теперь мне нужна ты.

– Зачем?

– Я не знаю, куда может завести мой поиск… В высшее общество или в трущобы. Нужно быть готовым и к тому, и к другому. С трущобами я справлюсь сам. Для общества мне нужна ты. Поможешь мне найти «Воргу» и своих родных?

– Я ненавижу тебя, – яростно прошептала Робин. –

Презираю тебя. Ты испорчен, ты гадишь, крушишь, уничтожаешь все на своем пути. Когда-нибудь я отомщу тебе.

– Но с Нового Года до 1 апреля мы работаем вместе?

– Да. Мы работаем вместе.

Глава 2

В канун Нового Года Джеффри Формайл с Цереса атаковал высшее общество. Сперва, за час до полуночи, он появился в Канберре, на балу у губернатора. Это было пышное зрелище, помпезное и сверкающее красками, ибо традиция требовала, чтобы члены клана носили одежду, модную в год основания клана или патентования его торговой марки.

Мужчины клана Морзе (телефон и телеграф) носили, например, сюртуки, дамы – викторианские фижмы. Шкоды

(порох и огнестрельное оружие) вели свои истоки с восемнадцатого века и щеголяли колготками и юбками на кринолине. Дерзкие Пенемюнде (ракеты и реакторы) ходили в смокингах начала XX столетия, а их женщины бесстыдно обнажали ноги, плечи и шеи.

Формайл с Цереса появился в вечернем туалете очень современном и очень черном. Его сопровождала Робин в ослепительно белом платье. Туго схватывающий тонкую талию китовый ус подчеркивал стройность ее прямой спины и грациозную походку.

Черно-белый контраст немедленно приковал к себе всеобщее внимание.

– Формайл? Паяц?

– Да. Пятимильный Цирк.

– Тот самый?

– Не может быть. Он похож на человека.

Сливки общества окружили Формайла, любопытствующие и настороженные.

– Начинается, – пробормотал Фойл.

– Успокойся. Покажи им утонченные манеры.

– Вы – тот самый ужасный Формайл из цирка?

– Конечно. Улыбайся.

– Да, мадам. Можете меня потрогать.

– Ох, да вы, кажется, горды? Вы гордитесь своим дурным вкусом?

– Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус.

– Сегодня проблема вообще иметь какой-нибудь вкус.

Пожалуй, я удачлив.

– Удачливы, но непристойны.

– Непристоен, но не скучен.

– Ужасны, но очаровательны.

– Я «под влиянием», мадам.

– О, боже! Вы пьяны? Я леди Шрапнель. Когда вы протрезвитесь?

– Я под вашим влиянием, леди Шрапнель.

– А, вы испорченный молодой человек! Чарльз! Чарльз!

Иди сюда и спасай Формайла. Я гублю его.

– Это Виктор из «Эр-Си-Эй».

– Формайл? Рад. Сколько стоит ваш антураж?

– Скажи правду.

– Сорок тысяч, Виктор.

– Боже всемогущий! В неделю?

– В день.

– Зачем вы тратите такие деньги?

– Правду!

– Ради рекламы, Виктор.

– Ха! Вы серьезно?

– Я говорила тебе, он испорчен, Чарльз.

– Чертовски приятно. Клаус! Послушай. Этот нахальный молодой человек тратит сорок тысяч в день ради рекламы.

– Шкода из Шкода.

– Добрый вечер, Формайл. Меня весьма интересует история вашего имени. Полагаю, вы потомок основателей компании «Церес Inc.»?

– Правду.

– Нет, Шкода. Я купил компанию и титул. Я выскочка.

– Отлично.

– Честное слово, Формайл, вы откровенны!

– Я же говорил, что он нахален. Свежая струя. Выскочек хватает. Элизабет, познакомься с Формайлом с Цереса.

– Формайл! Мне до смерти хотелось вас видеть!

– Леди Элизабет Ситроен.

– Правда, что вы путешествуете с передвижным колледжем?

– С институтом, леди Элизабет.

– Но с какой стати, Формайл?

– О, мадам, так трудно тратить деньги в наши дни.

Приходится выискивать самые глупые предлоги. Пора кому-нибудь придумать новое сумасбродство.

– Вам следует путешествовать с изобретателем, Формайл.

– У меня он есть, да, Робин? Он тратит время на вечный двигатель. А мне требуется настоящий мот. Никакой из ваших кланов не мог бы ссудить мне младшего сына?

– Стало быть, вам нужен вечный расточитель?

– Нет. Это постыдная трата денег. Весь смак экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак, чувствовать себя дураком и наслаждаться этим. Где изюминка вечного движения? Есть ли экстравагантность в энтропии? Миллионы на чепуху, но ни гроша на энтропию – вот мой девиз.

Все рассмеялись. Обступившая Формайла толпа росла.

У них появилась новая игрушка.

Большие часы возвестили наступление Нового Года.

Собравшиеся приготовились джантировать вслед за полночью вокруг света.

– Идем с нами на Яву, Формайл. Реггис Шеффилд устраивает восхитительный вечер. Мы будем играть «Судья-трезвенник».

– В Гонконг, Формайл!

– В Токио, Формайл! В Гонконге дождь. Давайте в

Токио и захватите свой цирк.

– Нет, благодарю вас. Я в Шанхай. Встретимся все через два часа. Готова, Робин?

– Не джантируй. Дурные манеры. Выйди. Медленно.

Сейчас высший шик – в томности. Засвидетельствуй

почтение губернатору… Уполномоченному… их дамам…

Не забудь дать на чай прислуге. Не ему, идиот! Это ви-

це-губернатор… Ну хорошо, экзамен выдержан. Тебя приняли. Что теперь?

– Теперь то, зачем мы в Канберре.

– Разве не ради бала?

– Ради бала и человека по имени Форрест.

– Кто это?

– Бен Форрест, бывший член экипажа «Ворги». У меня есть три нити к тому, кто дал приказ бросить меня умирать.

Три имени. В Риме – повар Погги. В Шанхае – знахарь

Орель. И этот человек Форрест. У нас два часа, чтобы расколоть его. Ты знаешь координаты Аусси?

– Я не желаю принимать участие в твоей мести. Я ищу семью.

Он так посмотрел на нее, что она вздрогнула и сразу джантировала. Когда Фойл появился в Пятимильном

Цирке, она уже переодевалась в дорожное платье. Хотя

Фойл и заставил ее жить с ним в одном шатре по соображениям безопасности, он никогда больше не трогал ее.

Робин поймала его взгляд и застыла.

Фойл покачал головой.

– Мой брачный сезон позади.

– Как интересно. Ты отказался от насилия?

– Одевайся, – отрезал он. – И передай, что я даю два часа на переезд лагеря в Шанхай.

В ноль тридцать Фойла и Робин встретил сам мэр

Аусси.

– С Новым Годом! – пропел он и втолкнул их в вертолет. – Счастье! Счастье! Позвольте мне показать вам город.

Сегодня у нас масса гостей. Вот наш ледяной дворец…

слева бассейны… Большой купол – лыжный трамплин.

Снег круглый год. Тропический сад под стеклянной крышей. Пальмы, попугаи, орхидеи, фрукты… Наш рынок-театр… своя телевизионная компания. Взгляните на футбольный стадион. Двое наших парней вошли в сборную. Да, сэр, у нас имеется все. Абсолютно все. Вам не надо джантировать по всему свету в поисках развлечений.

Наш город – маленькая вселенная. Самая счастливая маленькая вселенная в мире… Форрест, вы говорите? Вот.

Он высадил их перед особняком в швейцарском стиле и сразу взлетел. Фойл и Робин ступили на крыльцо. Вдруг дверь перед ними вспыхнула красным и мертвенно-белым огнем засияли на ней череп и кости. Раздался механический голос:

«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. ЭТОТ ДОМ ЗАЩИЩЕН ОТ

ВТОРЖЕНИЯ СИСТЕМОЙ ШВЕДСКОЙ КОМПАНИИ

„ОБОРОНА“. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»

– Что за черт? – пробормотал Фойл. – В канун Нового

Года? Дружелюбен, нечего сказать… Попробуем сзади.

Они обошли особняк, преследуемые световой и звуковой сигнализацией. Из ярко освещенного подвального окна донесся невнятный хор голосов:

– Господь мой пастырь…

– Христиане-подвальники! – воскликнул Фойл. Они заглянули в окно. Около тридцати верующих разных исповеданий праздновали Новый Год, справляя комбинированную и в высшей степени нелегальную службу.

XXIV столетие хотя и не отменило Бога, запретило организованную религию.

– Не удивительно, что дом превращен в крепость, –

произнес Фойл. – С таким-то мерзким занятием… Посмотри, там и священник, и раввин, а та штука сзади –

распятие… Идем.

Задняя стена особняка сделана из толстого стекла, открывавшего вид в пустую, тускло освещенную гостиную.

– Ложись, – приказал Фойл. – Я вхожу.

Робин легла ничком. Фойл ускорился и резким ударом разбил стекло. Где-то в самом низу частотного диапазона послышались глухие разрывы. Это были выстрелы. Фойл упал на пол и прослушал весь диапазон звуковых волн до ультразвука, пока, наконец, не уловил гул механизма управления. Затем проскользнул сквозь поток пуль и отключил питание. Потом затормозился.

– Иди сюда, быстро!

Робин с опаской вошла в гостиную. Где-то забегали христиане-подвальники, страдальчески стеная.

– Жди здесь, – буркнул Фойл и вновь ускорился. Он молнией скользнул по дому,

нашел христиан-подвальников, застывших в паническом беге и, вернувшись к Робин, замедлился.

– Форреста среди них нет, – сообщил Фойл. – Возможно, он наверху.

Они помчались по лестнице и остановились перевести дыхание на площадке перед последним пролетом.

– Надо торопиться, – выдохнул Фойл. – Сейчас сюда могут джантировать…

Внезапно он замолчал. Из-за двери наверху донесся низкий протяжный звук. Фойл принюхался.

– Аналог! – воскликнул он. – Наверное, Форрест. Надеюсь только, что он не горилла.

Фойл прошел сквозь дверь, как тяжелый трактор. Они оказались в просторной пустой комнате. С потолка свисал толстый канат. Между полом и потолком, переплетясь с канатом, висел голый мужчина. Он зашипел и поднялся выше.

– Питон, – пробормотал Фойл. – Это уже легче… Не подходи к нему. Может раздавить все твои кости.

Снизу раздались голоса:

– Форрест! Что за стрельба? С Новым Годом, Форрест!

Где ты?

– Идут, – прохрипел Фойл, – надо джантировать с ним.

Встретимся на берегу.

Он выхватил из кармана нож, перерезал канат, взвалил извивающегося полузверя на спину, джантировал и появился на берегу на секунду раньше Робин. Вокруг его шеи и плеч питоном обвивался голый мужчина, сдавливая его в ужасающем объятии. Кровавое клеймо вспыхнуло на лице

Фойла.

– Синдбад, – выдавил он, – мореход… Быстро! Правый карман. Второй внизу. Ампула… – Его голос прервался.

Робин открыла карман, вытащила пакет микроампул и уколола извивающегося человека в шею. Тот обмяк. Фойл стряхнул его и поднялся с песка.

– Боже, – всхлипнул он, потирая горло, и глубоко вздохнул. – Контроль, – прошептал он, вновь принимая выражение отрешенного спокойствия. Багровая татуировка сразу исчезла с его лица.

– Что это за ужас? – спросила Робин.

– Аналог. Лекарственный наркотик для психопатов.

Запрещенный. Психу надо как-то дать себе выход: возврат к первобытному. Он отождествляется с каким-нибудь животным. С гориллой, гризли, волком… Принимает дозу и…

– Откуда ты все это знаешь?

– Говорил тебе – готовился… готовился к «Ворге». Это кое-что из того, что мне удалось узнать. Покажу тебе еще кое-что, если не трусишь. Как вывести его из аналога.

Фойл открыл другой карман своего боевого костюма и начал работать над Форрестом. Робин сперва смотрела.

Потом в ужасе застонала. Отвернулась и отошла к самой кромке воды, где стояла, слепо глядя на прибой и звезды, пока ее не позвал Фойл.

– Можешь вернуться.

Робин приблизилась к полууничтоженному существу, копошащемуся у ног Фойла и смотрящему на него тусклыми трезвыми глазами.

– Ты – Форрест?

– Кто вы?…

– Ты – Бен Форрест, бывший член экипажа престейновской «Ворги»… Шестнадцатого сентября 2336 года ты находился на борту «Ворги».

Форрест всхлипнул и затряс головой.

– Шестнадцатого сентября возле пояса астероидов вы прошли мимо разбитого корабля, остатков «Номада». Он дал сигнал о помощи. Но вы ушли. Обрекли его на гибель.

Почему «Ворга» прошел мимо?

Форрест страшно закричал.

– Кто приказал пройти мимо?

– Боже! Нет! Нет! Нет!

– Из архивов пропали все документы. Кто-то наложил на них лапу раньше меня. Кто? Кто находился на борту

«Ворги»? Кто был с тобой? Кто командовал?

– Нет! – надрывался Форрест. – Нет!!!

Фойл сунул в лицо бьющегося в истерике человека пачку банкнот.

– Я плачу за информацию. Пятьдесят тысяч. Аналог до конца дней твоих. Кто приказал бросить меня околевать?

Кто?

Форрест вырвал деньги из рук Фойла, вскочил и побежал по берегу. Фойл нагнал его и повалил на песок, головой в воду.

– Кто командовал «Воргой», Форрест? Кто отдал приказ?

– Ты его утопишь – закричала Робин.

– Пускай помучается, вода лучше, чем космос. Я мучался шесть месяцев. Кто отдал приказ?

Форрест пускал пузыри и захлебывался. Фойл за волосы приподнял его голову.

– Ты что? Преданный? Сумасшедший? Напуганный?

Такие, как ты, продаются с потрохами за пять тысяч. Я

предлагаю пятьдесят. Пятьдесят тысяч за пару слов, ты, сукин сын. Иначе сдохнешь медленно и болезненно.

На лице Фойла выступила татуировка. С силой вжав голову Форреста в воду, он навалился на извивающееся тело. Робин пыталась оттащить Фойла.

– Ты убиваешь его!

Фойл повернул к Робин свое кошмарное лицо.

– Прочь руки, сволочь!.. Кто был с тобой на борту, Форрест? Кто отдал приказ? Почему?

Форрест извернулся и приподнял голову.

– Нас было двенадцать, – хватая ртом воздух прохрипел он. – Господи, спаси меня! Я, Кемп…

Он судорожно дернулся и обмяк. Фойл вытащил тело из воды.

– Ну, продолжай! Ты и кто? Кемп? Кто еще? Говори!

Ответа не было. Фойл склонился ниже.

– Мертв… – прорычал он.

– О, Господи! Господи!

– Одна нить к черту. И только тогда раскололся. Что за невезенье… – Фойл глубоко вздохнул и, как за щитом, укрылся за стеной безразличия. Татуировка исчезла с его лица. – В Шанхае почти полночь. Пора. Возможно, удача ждет нас с Сержем Орелем, помощником корабельного врача. Не смотри на меня так. Это всего лишь убийство.

Вперед, крошка! Джантируй!

Робин охнула и ошеломленно уставилась куда-то за его спину. Фойл повернулся. На песке возникла пылающая фигура, высокий мужчина в охваченной огнем одежде, со страшно татуированным лицом. Это был он сам.

– Боже! – выдавил из себя Фойл. Он шагнул в сторону своего горящего двойника, и видение сразу исчезло. Дрожа от потрясения, Фойл повернулся к Робин.

– Видела?

– Да.

– Что это было?

– Ты.

– Ради бога! Как это возможно? Как…

– Это был ты.

– Но… – Он запнулся, обессиленный и растерянный. –

Галлюцинация?

– Не знаю.

– Боже всемогущий! Видеть себя… лицом к лицу…

Одежда пылала… Что же это?

– Это был Гулли Фойл, – проговорила Робин, – горящий в аду.

– Хорошо, – свирепо прошипел Фойл. – Я в аду. Но меня и это не остановит. Если мне суждено гореть в аду,

«Ворга» будет гореть со мной. – Он резко сжал кулаки, вновь обретая силу и целеустремленность. – Меня не остановить, клянусь! На очереди Шанхай. Джантируй!

Глава 3

На Костюмированном Балу в Шанхае Формайл с Переса взбудоражил публику, появившись в роли Смерти из дюреровской «Смерти и девушки». Его сопровождало ослепительное создание, закутанное в прозрачные вуали.

Викторианское общество, душившее своих женщин паранджой и считавшее платья клана Пенемюнде верхом дерзости, было шокировано. Но когда Формайл открыл, что это не женщина, а великолепный андроид, мнение немедленно изменилось в его пользу. Общество пришло в восхищение от искусного обмана. Обнаженное тело, позорное у человека, – всего лишь бесполая диковинка у андроида.

Ровно в полночь Формайл пустил андроида с аукциона.

– Деньги идут на благотворительность, Формайл?

– Конечно, нет! Вам известен мой девиз: «Ни гроша на

энтропию!»… Что я слышу? – сто кредитов за это дорогое и очаровательное создание? Всего лишь одна сотня, джентльмены? Сама красота и изумительная приспособляемость. Две? Благодарю. Три с половиной? Благодарю.

Предложено… пять? Восемь? Благодарю. Давайте, давайте! Кто больше? Замечательный плод местного гения Пятимильного Цирка. Она ходит, говорит, приспосабливается. В нее заложена обязательная любовь к хозяину. Девять?

Кто еще? Что и это все? Вы побиты? Вы сдаетесь? Продано, лорду Йельскому за девятьсот кредитов.

Шум, аплодисменты и недоуменные подсчеты: – Боже, такой андроид должен стоить девяносто тысяч! Так тратить деньги…

– Будьте любезны, передайте деньги андроиду, лорд

Йель. Она отреагирует соответственно… До встречи в

Риме, леди и джентльмены!. Ровно в полночь во дворце

Борджиа. С Новым Годом!

Формайл уже исчез, когда, к собственному восторгу и к восторгу прочих холостяков, лорд Йель обнаружил, что их обманули дважды. Апдроид оказался живым человеческим существом. Сама красота и изумительная приспособляемость. На девятьсот кредитов она отреагировала великолепно. Шутку долго еще смаковали в курительных салонах.

Купленным на корню холостякам не терпелось поздравить

Формайла.

А в это время Фойл и Уэднесбери, прочитав табличку

«Джантируйте вдвое дальше или получите вдвое больше»

на семи языках, ступили во владения «д-ра Ореля, несравненного мастера увеличения возможностей мозга».

Стены приемной покрывали зловещие огненные карты, наглядно поясняющие, как д-р Орель припарками, бальзамами, магнитными полями и электролизом заставлял мозг удвоить дальность джантации или денежную наличность. Кроме того, врач улучшал память жаропонижающими слабительными, укреплял мораль тонизирующими примочками и снимал душевные страдания Целительным

Зельем Ореля. Приемная была пуста. Фойл наугад открыл дверь, увидел длинную госпитальную палату и в отвращении скривился.

– Притон для Снежков. Кокаинщики. Мог бы догадаться, что он и этим не брезгует…

Притон предназначался для Болезников, самых безнадежных наркоманов. Они покоились в больничных койках, умеренно страдая от нарочно вызванных пара-кори, пара-гриппа, пара-малярии. Жадно наслаждались незаконными болезнями и вниманием сестер в ослепительно белых халатах.

– Взгляни на них, – презрительно бросил Фойл. – Отвратительно. Если есть что-то более мерзкое, чем нарко-религия, то только это.

– Добрый вечер, – сзади раздался голос. Фойл захлопнул дверь и повернулся. Перед ним стоял доктор Орель, деловитый и аккуратный, в классической белой шапочке, халате и хирургической маске медицинского клана, к которому принадлежал лишь по мошенническому утверждению.

– Сюда, пожалуйста, – указал доктор Орель и тут же с хлопком исчез. За указанной дверью открывался длинный лестничный пролет. Когда Фойл и Робин стали подниматься по ступеням, доктор Орель возник наверху. – Сюда, сюда, пожалуйста. О… один момент. – Он исчез и возник снова сзади них. – Вы забыли закрыть дверь. – Он закрыл дверь и опять джантировал, на сей раз появившись на площадке. – Пожалуйста, проходите.

– Показуха, – пробормотал Фойл. – Джантируйте вдвое дальше или получите вдвое больше… Так или иначе, он дьявольски проворен. Мне здесь придется не зевать.

Шарлатан ждал за столом в заставленной внушительной, но устаревшей медицинской техникой комнате. Он джантировал к двери, закрыл ее. Джантировал назад за стол, поклонился, указал на стулья. Джантировал к Робин и любезно помог ей сесть. Джантировал к окну и поправил шторы. Джантировал к выключателю и включил свет и снова появился за столом.

– Всего лишь год назад, – улыбнулся Орель, – я вовсе не мог джантировать. Затем открыл секрет – Целебное Промывание, которое…

Фойл коснулся языком пульта управления, вмонтированного в нервные окончания зуба, и ускорился. Он без спешки поднялся, ступил к застывшей фигуре, что-то утробно тянувшей, достал тяжелый кастет и со знанием дела ударил Ореля по лбу, вызывая сотрясение передних долей и повреждая центр джантации. Потом он привязал его к стулу. Все это заняло не более пяти секунд и предстало перед Робин одним размытым движением.

Фойл замедлился. Шарлатан дернулся и сверкнул глазами яростно и растерянно.

– Итак, вы – Орель, помощник врача на «Ворге», – тихо произнес Фойл. – Шестнадцатого сентября 2336 года вы находились на борту корабля.

Ярость и растерянность превратились в ужас.

– Шестнадцатого сентября рядом с поясом астероидов вы проходили мимо остатков «Номада». «Номад» попросил помощи. Вы ушли. Бросили его и обрекли на гибель.

Почему?

Орель закатил глаза, но не ответил.

– Кто отдал приказ уйти? Кто хотел, чтобы я сгнил заживо?

Орель невнятно замычал.

– Кто находился на борту «Ворги»? Кто еще был с тобой? Кто командовал?… Я добьюсь ответа, не сомневайся.

– Фойл чеканил с холодной свирепостью. – Деньгами или силой… Почему меня бросили на смерть? Кто приказал оставить меня издыхать?

Орель вскрикнул. – Я не могу говорить о… Погодите, пока… – Он обмяк.

Фойл осмотрел тело.

– Мертв, – пробормотал он. – И как раз, когда начал говорить. Как Форрест.

– Убит.

– Нет. Я его пальцем не тронул. Самоубийство, –

мрачно хохотнул Фойл.

– Ты сумасшедший…

– Нет, просто мне смешно. Я не убивал их. Я вынудил их покончить с собой.

– Что за ерунда?

– Им поставили Блок Сочувствия. Слыхала о БС, милая? Его ставят всем секретным агентам. Возьми некую часть информации, разглашать которую нежелательно.

Свяжи ее с симпатической нервной системой, контролирующей дыхание и сердцебиение. Когда субъект пытается раскрыть эту информацию, срабатывает блок. Сердце и легкие останавливаются. Человек умирает. Тайна сохранена. И агенту не надо думать о самоубийстве, чтобы избежать пыток. Все будет сделано за него.

– Этим людям?…

– Очевидно.

– Но почему?

– Откуда мне знать?… Перевозка беженцев тут не при чем. «Ворга», видимо, занимался куда более серьезными делами, иначе к чему такие меры предосторожности. Вот задача. Последняя нить – Погги в Риме. Анжело Погги, помощник шеф-повара. Как нам добыть из него информацию… – Фойл запнулся на полуслове.

Перед ним стоял его образ, немой, зловещий, огненное лицо, пылающая одежда.

Фойл был парализован. Он судорожно вздохнул и выдавил дрожащим голосом

– Кто ты? Что…

Образ исчез.

Фойл провел языком по пересохшим губам и повернулся к Робин.

– Ты видела?… – Ее лицо говорило само за себя. –

Это… на самом деле?

Она показала на стол Ореля, возле которого стоял пылающий образ. Бумаги на столе воспламенились и ярко горели. Все еще перепуганный и ошеломленный, Фойл неуверенно попятился назад и провел рукой по лицу. Оно оказалось влажным.

Робин бросилась к столу и попыталась сбить пламя.

Фойл не шелохнулся.

– Я не могу погасить огонь! – наконец выдохнула она. –

Надо убираться отсюда. Быстро!

Фойл кивнул с отсутствующим видом. Потом, явно напрягая всю свою волю, взял себя в руки.

– В Рим, – хрипло выдохнул он: – Джантируем в Рим.

Этому должно быть какое-то объяснение. Я найду его, клянусь всем на свете! А пока… Рим. Джантируй, девочка, джантируй!

…Со времен Средних веков Испанская Лестница служила местом средоточения отбросов Рима. Поднимаясь широкой длинной эстакадой от Пиацца ди Испанья до садов виллы Борджиа, Испанская Лестница кишела, кишит и будет кишеть пороком. Ступени заполоняют сводники, попрошайки, шлюхи, извращенцы и воры. Наглые и высокомерные, они гордо выставляют себя напоказ и глумятся над случайно проходящими «порядочными».

Ядерные войны конца XX столетия уничтожили Испанскую Лестницу. Ее отстроили вновь, и снова уничтожили во время Мирового Восстановления в XXI веке. Еще раз отстроили и на этот раз защитили взрывоупорным кристаллическим куполом. Купол загородил вид, открывавшийся из дома, где почил великий Китс. Посетители больше не прильнут к узкому окошку, дабы прочувствовать картину, которую лицезрел умирающий поэт. Теперь виден был лишь дымчатый купол Испанской Лестницы и, сквозь него, – искаженные тени Содома и Гоморры внизу.

Тысячелетиями Рим встречал Новый Год всякого рода фейерверками, ракетами, торпедами, стрельбой, шутихами, бутылками, банками… Римляне целыми месяцами сберегали старье и рухлядь, чтобы выбросить из окон, когда пробьет полночь. Какофония вспышек, рев голосов, треск огненной иллюминации, шум падающего на купол хлама оглушили Фойла и Робин Уэднесбери, улизнувших с карнавала во Дворце Борджиа.

Они были еще в костюмах. Фойл – в черно-красном обтягивающем камзоле Цезаря Борджиа, Робин – в расшитом серебристом платье Лукреции Борджиа. Лица их скрывали нелепые вельветовые маски. Контраст между их старинными нарядами и современным тряпьем вокруг вызывал поток насмешек и присвистываний. Даже «лобо», постоянные завсегдатаи Испанской Лестницы, неудачливые закоренелые преступники, у которых вырезали четверть мозга, временно вышли из мрачной апатии. Толпа вскипела вокруг спускающейся по ступеням пары.

– Погги, – спокойно повторял Фойл. – Анжело Погги?

Кошмарный урод надвинул свое лицо и сатанически захохотал.

– Погги? Анжело Погги? – бесстрастно спрашивал

Фойл. – Мне сказали, его можно найти ночью на Лестнице.

Анжело Погги?

Чудовищная шлюха помянула его мать.

– Анжело Погги? Десять кредитов тому, кто его покажет. Фойла мгновенно окружили протянутые руки – изуродованные, вонючие, жадные. Он покачал головой.

– Сперва показать.

Вокруг бурлил римский гнев.

– Погги? Анжело Погги?

После шести недель бездарной траты времени, после шести недель томительного ожидания капитан Питер

Йанг-Йовил наконец услышал слова, которые надеялся услышать все это время. Шесть недель тягостного пребывания в шкуре некоего Анжело Погги, давно умершего помощника повара «Ворги». С самого начала это была авантюра, задуманная, когда до Разведки стали доходить сведения, что некто осторожно собирает данные о команде престейновской «Ворги» – и при этом не стесняется в средствах.

– Это выстрел наугад, – признал тогда капитан

Йанг-Йовил. – Но Гулли Фойл, АС-128/127.006 все-таки совершил безумную попытку взорвать «Воргу». А двадцать фунтов ПирЕ стоят такого выстрела.

Теперь он вперевалку спускался по ступеням навстречу человеку в старинном камзоле и маске. Опустившийся повар с воровской наружностью, протягивающий кипу замаранных конвертов.

– Грязные картинки, сеньор? Христиане-подвальники –

молятся, целуют крест? Очень мерзко, очень непристойно, сеньор. Развлеките своих друзей… заинтересуйте дам…

– Нет. – Фойл небрежно отодвинул его рукой. – Я ищу

Анжело Погги.

Йанг-Йовил подал незаметный сигнал. Его люди на лестнице стали снимать и записывать происходящий разговор, не прекращая сводничать и продаваться. Секретная

Речь Разведывательной Службы вооруженных сил Внутренних Планет гремела вокруг Фойла и Робин градом перемигиваний, ужимок, гримас, жестов на древнем китайском языке век, бровей, пальцев и неуловимых телодвижений,

– Сеньор? – прогнусавил Йанг-Йовил.

– Анжело Погги?

– Си, сеньор. Я Анжело Погги.

– Помощник повара на «Ворге»?

Ожидая знакомое выражение смертельного ужаса, которое он, наконец, понял, Фойл резко схватил локоть

Йанг-Йовила.

– Да?

– Си, сеньор, – безмятежно ответил Йанг-Йовил. – Чем могу заслужить вашу милость?

– Может быть, этот… – пробормотал Фойл Робин. – Он не испуган. Может быть, он знает, как обойти блок.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что рассказал, Погги. Я

хочу купить все, что тебе известно. Все. Называй цену.

– Но, сеньор! Я человек немолодой и бывалый. Мой опыт нельзя купить целиком. Мне надо платить пункт за пунктом. Выбирайте, что вас интересует, а я буду называть цену. Что вам угодно?

– Ты находился на борту «Ворги» шестнадцатого сентября 2336 года?

– Цена ответа 10 Кр.

Фойл мрачно усмехнулся и выложил деньги.

– Да, сеньор.

– Шестнадцатого сентября возле пояса астероидов вы прошли мимо остатков «Номада». «Номад» попросил помощи, а «Ворга» ушел. Кто отдал приказ?

– Ах, сеньор!

– Кто отдал приказ, и почему?

– Зачем вам это, сеньор?

– Не твое дело. Называй цену и выкладывай.

– Перед ответом мне надо узнать причину вопроса, сеньор. – Йанг-Йовил сально ухмыльнулся. – За свою осторожность я заплачу снижением цены. Почему вас так интересует «Ворга» и «Номад», и это позорное предательство в космосе? Уж не вы ли, случаем, оказались там брошенным?

– Он не итальянец! Произношение идеальное, но совсем

не те обороты. Ни один итальянец не станет так

строить предложения.

Фойл застыл. Зоркие опытные глаза Йанг-Йовила, натренированные улавливать и распознавать малейшие детали, заметили перемену. Йанг-Йовил мгновенно понял, что он где-то ошибся, и подал условный знак.

На Испанской Лестнице сразу после этого вскипела ссора. Через секунду Фойл и Робин оказались в гуще разъяренной, вопящей, дерущейся толпы. Люди

Йанг-Йовила были виртуозами обходного маневра, рассчитанного на предотвращение джантации и основанного на том, что между неожиданным нападением и защитной реакцией неминуемо должно пройти время. Специалисты из Разведки гарантировали: в течение этого времени их молниеносные действия застанут любого атакуемого врасплох и лишат его возможности спастись.

В три пятые секунды Фойла отколотили, швырнули на колени, оглушили, бросили на ступени и распластали.

Маску с лица сорвали. Он лежал, обнаженный и беззащитный, перед равнодушными глазами камер. Затем, впервые за всю историю существования этой процедуры, привычный ход событий был нарушен.

Появился человек, поправ ногами распростертое тело

Фойла… Гигантский человек с чудовищно татуированным лицом и дымящейся одеждой. Видение было таким ужасающим, что все застыли. Толпа на Лестнице взвыла.

– Горящий человек! Глядите! Горящий человек!

– Но это Фойл – прошептал Йанг-Йовил. С четверть минуты видение молча стояло, пылая, дымясь, пепеля взглядом слепых глаз. Потом оно исчезло. Распростертый на ступенях человек тоже исчез. Он обернулся в размытое пятно действия. Молнией заскользил среди толпы, отыскивая и уничтожая камеры, магнитофоны, все регистрирующие устройства. Затем пятно метнулось к девушке в старинном платье, схватило ее и исчезло.

Испанская Лестница вновь ожила, мучительно, тягостно, словно приходя в себя после кошмара. Ошеломленные разведчики собрались вокруг Йанг-Йовила.

– Господи, что это было, Йео?

– Я думаю, что это наш человек, Гулли Фойл. Та же татуировка на лице.

– А горящая одежда!.

– Как ведьма на вертеле…

– Но если огненное явление – Фойл, на кого мы тратили время?

– Не знаю. Нет ли у Бригады Коммандос разведывательной службы, о которой они не удосужились сообщить?

– При чем тут Коммандос, Йео?

– Не видел, как наш «Ноги-в-руки» ускорился? Он уничтожил все снимки и записи.

– Не могу поверить собственным глазам.

– Это величайший секрет Коммандос. Они разбирают своих людей на винтики, перестраивают и перенастраивают их. Я свяжусь с марсианским штабом и узнаю, не ведут ли они параллельное расследование… Да, и еще. С

той девушкой вовсе не обязательно было обходиться грубо… – Йанг-Йовил на минуту замолчал, впервые не замечая многозначительных взглядов вокруг. – Надо выяснить, кто она, – добавил он мечтательно.

– Если она тоже перестроена, это, действительно, любопытно, Йео, – произнес нарочито бесстрастный мягкий голос. – Ромео и Коммандос.

Йанг-Йовил покраснел.

– Ну, хорошо, – выпалил он. – Меня насквозь видно.

– Ты просто повторяешься, Йео. Все твои увлечения начинаются одинаково: «с той девушкой вовсе не обязательно было обходиться грубо…» А затем – Долли Квакер, Джин Вебстер, Гуин Роже, Марион…

– Пожалуйста, без имен! – перебил другой голос. –

Разве Ромео…

– Завтра все отправитесь чистить нужники, – сказал

Йанг-Йовил. – Будь я проклят, если снесу такое непристойное ослушание… Нет, не завтра, а как только мы закончим с этим делом. – Его ястребиное лицо помрачнело. –

Боже, что за содом! Кто когда-нибудь сможет забыть

Фойла, торчащего здесь, как пылающая головня? Но где он? Чего он хочет? Что все это значит?

Глава 4

Дворец Престейна в Центральном Парке сверкал яркими новогодними огнями. Очаровательные древние электрические лампы с остроконечными верхушками и изогнутыми нитями накаливания разливали желтый свет.

По особому случаю удалили противоджантный лабиринт и распахнули двери. Прихожую дома от непрошенных взглядов закрывал разукрашенный драгоценными каменьями экран, установленный сразу за дверями.

Зеваки гулом и криками встречали появление знаменитых и почти знаменитых представителей кланов и семей.

Те прибывали на автомобилях, на носилках, в каретах –

любым способом приличествующего их положению передвижения. Престейн из Престейнов стоял у входа, серо-стальной, неотразимый, с улыбкой василиска на лице и встречал общество у порога своего открытого дома. Едва одна знаменитость скрывалась за экраном, как другая, еще более прославленная, появлялась в еще более диковинном экипаже.

Кола приехали на грузовике. Семейство Эссо (шесть сыновей, три дочери) – в великолепном стеклянном грей-хаундовском автобусе. Буквально по пятам явились

Грей-хаунды (в эдиссоновском электромобиле), что послужило предметом шуток и смеха. Но когда с мотовагонетки, заправленной бензином «эссо», слез Эдиссон из

Уэстинг-хауза, завершив, тем самым, круг, смех на ступенях перешел в безудержный хохот.

Только гости приготовились войти в дом Престейна, как их внимание привлекла отдаленная суматоха. Грохот, лязг, стук пневматических поршней и неистовый металлический скрежет. Все это быстро приближалось. Толпа зевак расступилась. По дороге громыхал тяжелый грузовик. Шестеро мужчин скидывали с кузова деревянные балки. За грузовиком следовали двадцать рабочих, укладывающих балки ровными рядами. Престейн и его гости замерли.