Человек без страха

Глава 13

– А теперь, доктор, вы, полагаю, сообщите нам свое мнение, – предложил Кларк.

Наверное, никому и в голову не могло прийти, что после всего произошедшего мы могли бы спокойно сидеть и пить чай. А почему бы и нет? Мы сели вокруг большого стола; Гвинет Логан восседала во главе, рядом с огромным чайником, и разливала чай в чашки. Только Джулиан Эндерби отказался присоединиться: он был рассержен и, вызывающе посмотрев на нас, удалился из столовой. И Эллиот, и инспектор Граймз разместились за столом, несмотря на протесты и смущенное покашливание последнего.

Эллиот всем своим видом показывал, что обсуждение откладывается, но, только мы расслабились, откинувшись на стульях, Кларк выпалил свой вопрос.

Доктор Фелл доброжелательно и как-то по-домашнему крякнул; скованность его исчезла. С лучезарной улыбкой он возвышался над столом, словно Санта-Клаус с салфеткой за воротом.

– Свое мнение, – задумчиво проговорил доктор Фелл. – Почему бы и нет – вполне могу! Возможно, оно прояснит дело, если мне будет позволено сказать кое-что. Это привилегия, которой мне не часто доводится воспользоваться.

– Хотите сказать, знаете, что сделало это?

Я сидел рядом с Тэсс, и с моего места была видна лишь часть лица Гвинет. Движения ее рук были удивительно твердыми для женщины, только что испытавшей ужасный испуг.

– Думаю, мы условимся, – с улыбкой проговорил Кларк, – что это – проделки Рукастого Эрика. Для удобства ему необходимо дать какое-то имя. Так будем звать его Эрик?

– Не говорите таких ужасных вещей! – вскинула голову Гвинет. – Сколько вам кусочков, доктор Фелл?

– А? О! Один, пожалуйста. Так вот. Что, по-вашему, было главной загадкой – проблемой, к которой мы не можем подобрать ключа? Я вам отвечу: проблема Лонгвудов. Я не могу понять Лонгвудов.

– Лонгвудов?

– Оглянитесь вокруг. – Он повернул голову. – Более трехсот ужасных лет – вплоть до 1920 года – в доме жили потомки одной семьи. Он покрыт толстой коркой той атмосферы, духа их существования. Рождения, смерти, женитьбы и замужества, семейные конфликты – все это придавало дому характер на протяжении более десятка поколений. Так кем были эти Лонгвуды? Какими они были? Что мы о них знаем?

Кларк слушал доктора с явным интересом, глядя на него своими проницательными глазами. Знаком показав Гвинет, чтобы та положила ему два кусочка сахару, он, не отрывая глаз от доктора Фелла, взял из ее рук чашку.

– Не является ли такой взгляд несколько… эзотерическим?

– Нет, черт возьми! – Доктор Фелл хлопнув по столу так, что зазвенела посуда. – В этом – ключ ко всему, если мы вообще можем ухватиться за что-то. Пока, однако, ухватиться не за что. Где хобби дяди Мортимера? Где рукоделие тети Сюзанны? Какова причина появления призраков? Похоже, Лонгвуды представляли собой удивительно бесцветную массу.

Кларк ухмыльнулся:

– Осторожно, а то Рукастый Эрик услышит. Сейчас как кинет что-нибудь из-за серванта в знак протеста.

Тэсс невольно повернулась к серванту.

– Верно, – продолжал доктор Фелл. – Примерно сто лет назад один из Лонгвудов – Норберт – принял ужасную смерть. И все же, что мы о нем знаем? Кроме того, что он имел тайные связи с чертями, наркотиками и врачами, – ничего. Никакой четкой картины, за исключением бакенбард и неясных медицинских и научных интересов. Как он жил и как умер? О нем даже легенд не осталось.

Вдруг я почувствовал скрытое и, готов поклясться, довольно глубокое сопротивление. При этих словах доктора Фелла Тэсс метнула на него быстрей взгляд и, слегка покраснев, произнесла:

– Мне ничего не известно об этом, но разве не стала смерть Норберта началом истории того, кто хватает за щиколотку?

– Да, это так, – подтвердил Кларк.

– И мертвеца с поцарапанным лицом? – спросил доктор Фелл.

– Да, стала.

Какое-то время доктор Фелл молча помешивал чай. Остальные тоже молчали. Тэсс, Эллиоту и Граймзу передали наполненные чашки. Можно сказать, что дальнейший разговор о легендах был немой сценой, во время которой ученые люди – за столом их было в изобилии – просто обменивались выразительными взглядами. И все же я обратил внимание, что плечи инспектора Эллиота напряглись, а глаза вновь обрели присущую им цепкую наблюдательность.

– И наконец, – прервал доктор Фелл затянувшуюся паузу, – есть смерть дворецкого, произошедшая семнадцать лет назад. – Он громко и особенно выразительно произнес эту фразу. – Обратите внимание: это было всего лишь семнадцать лет назад! Пустяк по сравнению с длинной историей дома. В то время хозяином здесь был последний из Лонгвудов. Но что мы знаем о нем? Опять же абсолютно ничего.

– Я могу рассказать вам, сэр, – кашлянув, вызвался инспектор Граймз.

– Да что вы! Вы его знали?

– Я хорошо его знал, и трудно представить себе более приятного джентльмена, поэтому все мы страшно огорчились, когда произошло несчастье.

– Наконец, – проворчал доктор Фелл, – мы, кажется, сможем узнать хоть что-нибудь! Итак, что за человек был этот мистер Лонгвуд? Наводил ужас по всей округе? Занимался какими-то зловещими исследованиями, как Норберт?

Неожиданно инспектор Граймз издал громкий смешок, сильно подействовавший на Гвинет Логан: чашка в ее руке дрогнула, она бросила в нее три кусочка сахара, подтолкнула к Энди и спешно повернула краник чайника, из которого потекла вода. Инспектор Граймз столь же поспешно оборвал смех, извинился и с прежней искренностью продолжил:

– Он, сэр? Да ничего подобного! Я же уже говорил: более приятного джентльмена трудно себе представить. У него для каждого находилось доброе слово.

– Значит, не он вдохновлял призраков?

Граймз немного подумал.

– Знаете, сэр, пока я не стал бы такое говорить. Вряд ли был еще один человек, который бы так же обожал разные шуточки. Если ему удавалось показать какой-то фокус со спичечным коробком или что-нибудь в этом роде – радости было на целый день. А еще он любил устраивать розыгрыши с умершими Лонгвудами: будто бы они вставали из могил и ходили.

Дело в том, что он принадлежал к довольно отдаленной ветви этого семейства – по-моему, откуда-то из Оксфордшира – и вовсе не ожидал получить в наследство деньги или земельные владения, поэтому жил себе весело, как Панч[10]. Он был невысоким лысым человеком с профессорской внешностью (кстати, всегда носил высокий воротник) и очень энергичной походкой. Он приехал сюда сразу после войны: то ли в конце 1918-го, то ли в начале 1919-го – точно не помню – и говорил, что хочет переделать дом, чтобы в нем снова жил Лонгвуд.

Инспектор замолчал. Он уже не сидел в напряженной позе на краешке стула, помешивая чай, как химик со ступкой и пестиком. Теперь он весь был в воспоминаниях о старых временах.

– Лонгвуд был женат? Дети были? – спросил доктор Фелл.

Но тут на удивление резко вмешался Кларк:

– Уважаемый доктор, не могли бы вы сказать, какая, к черту, разница, был он женат или нет и имел ли детей?

После такого ожесточенного всплеска эмоций все уставились на него.

– В свое время я объясню, сэр, – прогрохотал в ответ доктор Фелл, – продолжайте, инспектор.

Граймз колебался.

– Он был женат – кстати, на очень милой и приятной леди. Но детей у них не было. Честно говоря, не знаю, что еще вам рассказать… Он был настоящим господином, но любил работать своими руками, и, скажу я вам, работать умел, как следует. И план мог начертить не хуже любого архитектора. А работы было много: он хотел перестроить дом. – Голос инспектора посуровел. – В 1918-м и частично в 1919 году здесь не было ни одного крепкого и здорового мужчины, который мог бы любить женщину и зарабатывать деньги. Чтобы закончить дом, мистеру Лонгвуду пришлось нанимать рабочих в Гернси. Надеюсь, в ближайшее время такое больше не случится.

– Это снова случится, – тихо сказал Кларк.

– Что случится?

– Война, – ответил Кларк.

Хотя он произнес это слово по-прежнему тихо, оно прозвучало со зловещей ясностью.

Создавалось впечатление, что он просто пытался сменить тему, – тон его оставался привычно насмешливым. Он даже нарочито подчеркнул это, взяв маленький сандвич и откусив от него очень большой кусок.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать международное положение, – запротестовал я.

– Обсуждай не обсуждай. В этом ли году, в следующем или через год, но война будет. Попомните мои слова. Частично поэтому я и приехал сюда из Италии. – Он дожевал сандвич. – Однако я всего лишь сделал замечание по ходу дела. Как вы сказали, мы не обсуждаем международное положение. Давайте вернемся к обсуждению убийства в более мелких масштабах. Что ожидается на уик-энде с привидениями сегодня вечером?

Настало время решительных действий.

– Мы с Тэсс больше не участвуем в этом, – сказал я, положив свою руку на ее. – Сегодня вечером я увожу ее в город.

За столом раздался ропот. Перед тем как ответить мне, Кларк взял еще один сандвич. Его сдвинутые брови демонстрировали оскорбленное гостеприимство.

– Мне очень жаль слышать это. Я расстроен и разочарован. Меньше всего я думал о том, что вы удерете первыми. Однако вопрос в том, мой юный друг, разрешит ли вам уехать полиция?

Немного поколебавшись, Эллиот коротко ответил:

– Желательно, чтобы никто из вас не уезжал.

– Дело не в этом. Есть ли у тебя полномочия держать нас здесь?

– Все полномочия здесь – у инспектора Граймза. Конечно, он не может принудить вас остаться в этом доме, но вы вольны остановиться в деревне или где-нибудь поблизости. В любом случае, пока вы не можете уехать в Лондон. Мне жаль, но дело обстоит именно так.

Кларк фыркнул.

– В деревне! – повторил он, продолжая жевать сандвич. – Ну-ну, давайте! Может, вы с мисс Фрэзер остановитесь в «Пугливом олене»? Это же явное признание поражения. В чем дело? Вы боитесь Рукастого Эрика? Неужели Эрика?

– Нет, не обычных проделок Эрика.

– Тогда чего же?

– А что, если Эрик возьмет спичку да и швырнет ее в тысячу галлонов бензина, припрятанного в подвале…

– Вот именно! – сказал Энди.

В общей сумятице было видно, как беззвучно смеялся Кларк, обнажая свои крепкие белоснежные зубы и красные, больные десны. Наконец он поднял руку, призывая всех к тишине.

– Я все время ждал, – объявил он, – когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос. Смею заверить: все в полном порядке. Я объяснил инспектору Эллиоту, и теперь единственный ключ от запертого подвала – у него. Кроме того, заверяю вас, что я – не пироманьяк. Присутствие в доме такого количества бензина – скорее свидетельство моей сообразительности и дальновидности. Покойный Бентли Логан очень ценил во мне эти качества.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Энди.

– То, что будет война, – просто ответил Кларк. – Надо продолжать?

– Да.

– По моим предположениям, война будет в будущем году, и тогда единственной вещью, которую никто не сможет достать, будет бензин. Но если я сделаю запасы на будущее и проверну это дело еще до того, как поднимется шум об угрожающей опасности, я буду полностью им обеспечен. Вот и все. – Кларк закончил есть сандвич, облизал пальцы, вытер их о носовой платок. Казалось, он что-то подсчитывает в уме. – Я полагаю, что имеющегося у меня бензина хватит на то, чтобы обеспечить им мою скромную машину на два года.

– Вы не очень-то любите рисковать? – спросил его Энди.

– Я никогда не рискую, мой мальчик, – ответил Кларк и, бросив на него невозмутимый и проницательный взгляд, отвернулся. – В этом и заключается мой страшный секрет, друзья мои. Вы же не станете бояться человека, припрятывающего бензин? Даже мистер Эндерби, которого я, должен заметить, не считаю образцом храбрости, согласился остаться. Значит, дело в чем-то другом. Если наш добрый друг Моррисон боится Рукастого Эрика…

– Это ложь, и вы это хорошо знаете.

– Неужели? Мой дорогой юный друг, ставлю пять фунтов, что вы не останетесь на эту ночь здесь.

– Идет. А я ставлю пять фунтов, что вы от страха убежите отсюда раньше меня.

– Договорились, – согласился Кларк.

– Ох уж эти мужчины, – с отчаянием вздохнула Тэсс, встав из-за стола, словно исполнив при этом какой-то своеобразный танец.

– Послушайте, – внезапно холодно произнес Энди. – Я вовсе не хочу препятствовать – нет, но кто-нибудь из вас подумал спросить миссис Логан, что она думает о том, чтобы остаться здесь?

Мы пристыженно молчали. Лицо Энди было полубезумным. Тэсс вздохнула и снова села за стол. Гвинет, механически принимавшая чашки, наполняла их чаем и, наконец, поставила обратно последнюю.

– Я не знаю, – так же механически произнесла она. – Мне надо спросить… – Голос ее прервался, а глаза уставились в одну точку. В них было изумление, сменившееся ужасом. – Я собиралась сказать, что должна спросить Бентли, – выдохнула она. – Но он мертв. Я во всем зависела от него, а теперь он мертв. Господи, что же мне теперь делать? Меня даже некому отвезти домой. Что мне делать?

– Мы – ваши друзья, Гвинет, – сказал Кларк, взяв ее за руку.

– Да, я знаю, Мартин. Я знаю. Вы, наверное, мой самый настоящий друг, – сказала она неожиданно нежным и ласковым голосом, в ответ пожав его руку. – Но вы не понимаете. Теперь я должна сама принимать решения, а я не делала этого с тех пор, как закончила монастырскую школу. Я не могу оставаться здесь, не могу. Одна, в этой комнате…

– Вы можете лечь в комнате мисс Фрэзер.

– Правда? Я могу, Тэсс?

– Конечно.

Инспектор Эллиот поднялся, всем своим видом давая понять, что перерыв окончен и пора приниматься за дело.

– Значит, договорились, – энергично произнес он. – Должен сказать, что все вы избрали очень правильный об раз действия. Как только мы получим необходимые показания, вы сможете вернуться в город, когда пожелаете. Тем временем нам с доктором Феллом необходимо вернуться в Лондон, но для начала следует прояснить пару вопросов. – Он заговорил очень сухо, без улыбки: – К примеру, давайте поговорим об этой самой «руке». Мисс Фрэзер, не могли бы вы сейчас пойти в холл и точно показать нам, где именно стояли, когда она схватила вас за щиколотку?

– Но… я…

– Вы не возражаете?

В холле горела единственная электрическая лампочка без абажура. Она светила еще более уныло, чем вчера, а дождь за окном стучал гораздо громче. Был слышен негромкий звук от наших шагов по красным каменным плитам. Доктор Фелл, Эллиот и инспектор Граймз встали в глубине, лицом к входу.

– Покажите нам, пожалуйста, что произошло, – настаивал Эллиот.

Тэсс пребывала в нерешительности. Она стояла прямо под лампочкой, и ее волосы, словно черный шелк, сверкали от падавшего на них света, а тень от длинных ресниц ложилась на щеки. С руками, опущенными вдоль туловища, она напоминала робкую актрису на репетиции – напряженную и неестественную. Позади нее была большая, обитая гвоздями входная дверь, окно и высокие напольные часы в углу.

– Я… я… – начала она, и тут Кларк решил ей помочь.

– Тогда дверь была открыта, – объяснил он и, быстро подойдя к двери, открыл ее настежь, вынув большую деревянную перекладину. Поток холодного воздуха с обжигающими, словно жала пчел, каплями дождя устремился внутрь помещения. Тэсс вздрогнула, ее юбка затрепетала на ветру. Подойдя к Кларку, я резко убрал его руки с двери, закрыл ее и задвинул засов обратно.

– Спокойно! Какая необходимость делать это? Кларк, Энди Хантер и я стояли тогда за дверью. Не хотите же вы, чтобы мы сейчас отправились под дождь? Вы видели место, где все произошло: эту «караульную будку» с деревянными стенками и ковриком у двери. По-вашему, она должна теперь восстановить всю картину?

Кларк нахмурил брови:

– Мой дорогой Моррисон, я только пытался помочь. А что, собственно, случилось? Вы думаете, рука сейчас находится снаружи?

– Минуточку, – перебил его доктор Фелл.

Какое-то время он был словно бы погружен в размышления. Видимо, что-то не нравилось ему. Подав нам знак рукой встать с одной стороны, он тяжело двинулся вперед, но не пошел к двери, а остановился перед часами и внимательно оглядел их сверху донизу.

– Если я правильно понимаю, – продолжал он, постукивая по корпусу, – это – те самые часы, которые, как предполагается, остановились сто лет назад, в день смерти Норберта Лонгвуда?

– Именно так.

Доктор Фелл открыл длинную дверцу корпуса часов и заглянул внутрь. Достав из необъятного кармана спичечный коробок, он зажег спичку и заглянул поглубже. Насколько мне было видно, внутри не было ничего, кроме маятника, цепей и гирь, потемневших от времени и пыли. Гири же висели так, будто часы были заведены. Доктор Фелл закрыл дверцу.

– Афинские архонты! – пыхтя, пробормотал он. – Подлинные часы, подлинная люстра, подлинное… гм! А часы, как предполагается, были остановлены той самой вездесущей «рукой»?

– Нет, – твердо возразил Кларк.

– Нет?

Кларк показался мне каким-то возбужденным и взволнованным.

– Не верьте во все эти бредни. Я говорил вчера всем, что это – часть истории, которая, очевидно, выдумка чистой воды. Почему? Да потому, что это всего лишь старая, мрачная, скучная, избитая легенда – такие рассказывают на каждом углу.

Медленно и тяжело доктор Фелл обернулся и, сделав несколько шагов, сказал:

– Согласен. Однако в таком случае история о мертвом теле с исцарапанным лицом тоже не так уж нова, не так ли?

Возможно, от электрического освещения черты лица Кларка стали казаться еще более расплывчатыми. Он отошел назад и теперь стоял почти напротив двери в гостиную. Ноги его были напружинены, словно у боксера, но с лица по-прежнему не сходила улыбка.

– Не понимаю вас, доктор.

– Ну почему же, сэр. Если этот инцидент произошел в 1821 году – я верно предполагаю? – в то время эта легенда, безусловно, уже была с «бородой», а призрак с поцарапанным лицом – по меньшей мере, довольно старый персонаж.

– О да! Конечно. Я подумал…

– А что, по-вашему, я имел в виду?

– Абсолютно ничего, – ответил Кларк, вновь обретя хорошее настроение. – Просто ваши слова несколько сбивают с толку. К вашему сведению, я перестал верить в «руку» именно потому, что она не останавливала часы. Мне кажется, что Эрик, если захочет, может снова завести часы. – И он, улыбаясь, окинул взглядом холл и свистнул, словно подзывая собаку. – Где ты, Эрик? Ты слышишь нас?

– Прекратите! – крикнула Тэсс.

– Прошу прощения, – резко ответил Кларк. – Я сам не любитель шуток дурного вкуса.

Инспектор Эллиот терпеливо слушал с выражением скуки на лице.

– На вашем месте я не стал бы так волноваться, – сказал он Тэсс, едва улыбнувшись. – Здесь много света, и вряд ли ваша «рука» попытается играть в свои игры. – Он задумался. – И все же мы должны восстановить все, что произошло вчера вечером. Я хотел бы осмотреть вход. Не мог бы ты снова открыть дверь? – обратился Эллиот ко мне.

Поскольку Тэсс стояла позади, я вытащил засов и впустил порывистый ветер с дождем в открытую дверь. Желтый свет заструился сквозь «будку», озарив голые плитки, мятую и грязную подстилку у двери, деревянные стенки и крышу – больше ничего. Эллиот внимательно рассматривал все это; в его взгляде появилось раздражение. Он шагнул в «будку», потрогал стенки и постучал по ним костяшками пальцев.

– Где вы стояли, мисс Фрэзер? Я имею в виду, как далеко от входа?

– Я почти касалась входной двери.

– Лицом, конечно же, в эту сторону?

– Да.

– Но в холле света не было? Нет. Там… послушайте! – сказала Тэсс.

Тэсс, как давеча Гвинет Логан, повернулась к нам с выражением суеверного ужаса на лице. Глядя на ее неистовую жестикуляцию, мы застыли в недоумении. Она повернулась на каблуках, и золотая пряжка сверкнула на ее блузке. За дверью шум дождя превратился в рев, но этот грохот четко отличался от тихого шуршащего звука, медленно стучавшего в наших ушах, стучавшего там так же равномерно, как в ярко освещенном холле. Все мы одновременно повернулись в одном направлении.

Эллиот получил ответ. Это тикали часы.