Человек без страха

Глава 16

На следующий день, 17 мая, была Троица.

В Саутэнд-он-Си начался отлив. Обширное пространство, покрытое грязью, напоминало картину конца света в представлении мистера Герберта Джорджа Уэллса и захватило всю полосу пляжа и, по-видимому, значительную часть океана. Даже пирс, словно гигантская белая многоножка с черными ногами, не достигал его конца.

Было еще слишком рано, и «большая волна» организаторов воскресного праздника еще не нахлынула. Солнце и небо сияли все ярче. На одной из красивых тенистых улиц, круто спускавшейся к набережной, в безукоризненно чистом приемном покое частной лечебницы доктора Харольда Мидлсворта я ожидал инспектора Эллиота. Перескакивая через две ступеньки, он поднялся по парадной лестнице, стремительно прошел мимо сердитой медсестры и оказался передо мной:

– Ну что, он…

– Нет, он не умер. Пока. Правда, получил трещину черепа и другие мелкие повреждения, но в дальнейшем, возможно, все восстановится. Вопрос в том, сможет ли его мозг когда-нибудь работать по-прежнему.

Эллиот быстро взял себя в руки и даже впервые проявил участие.

– Откуда такие подозрения?

– По рентгеновским снимкам. Кость давит на мозг или что-то в этом роде – не знаю. Спроси у врача.

– Послушай… ты тоже очень переживаешь, правда?

Как бы плохо мне ни было, я не собирался показывать это.

– Энди – один из лучших людей, которых я знаю. Он – личность и, к сожалению, из тех, кому всегда достанется по шее. И почему чертова люстра упала не на… – Я собирался сказать «Кларка или Джулиана Эндерби», но заменил на «кого-нибудь другого». – Это – одна из самых больших тайн. Кстати говоря, если бы ты не настоял, чтобы все оставались в доме прошлой ночью, этого бы не случилось.

Прежде чем ответить, Эллиот перелистал страницы журнала на столе в приемном покое.

– Мне очень жаль, – спокойно ответил он, – но я в этом сомневаюсь.

– Что ты хочешь сказать?

– Хантер слишком много знал. Если ты собираешься утверждать, что именно он стал мишенью, то тебе это было известно еще вчера. Энди Хантер что-то узнал о доме, и убийца испугался разоблачения, поэтому решил так или иначе избавиться от него. – Глаза Эллиота налились кровью, и, подняв костистую веснушчатую руку, он сказал: – Погоди! Не говори, что я должен был предвидеть это и принять меры. Можешь орать на меня, только не надейся на чудо. Я не знал, какой линии придерживался доктор Фелл, – до вчерашнего вечера он мне ничего не говорил. Ничего определенного и не было. Существовало одно препятствие, однако я уверен, что он абсолютно прав, и мы можем принять эту точку зрения.

Я уставился на него, а Эллиот, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Доктор Фелл провел прошлый вечер в клубе «Конго» и угощал розовым джином одного из твоих друзей-писателей. Дело закончилось долгим и дорогостоящим звонком отцу этого парня в Манчестер. Рад сообщить, что результат – удовлетворительный. – Он помолчал. – Что касается меня, то я провел тот вечер за сбором информации и тоже очень удовлетворен. – Он пристально посмотрел на меня. – А потом этот чертов шок, когда я снова приехал утром в «Лонгвуд-Хаус» и узнал о том, что произошло. Однако мистер Кларк сообщил мне некоторые факты, а, кроме того, у меня был очень интересный разговор с мисс Фрэзер.

Значит, Тэсс проболталась.

Встретившись с Эллиотом взглядом, я уже не сомневался: она, несомненно, выдала ему историю Джулиана и все остальное, и мне трудно было осуждать ее. У Эллиота был вид человека, не намеренного позволять шутить над собой.

– Погоди немного! – воскликнул я. – Я, кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь сказать, но прежде, чем ты…

– Что?

– У меня совершенно не было времени на обдумывание – я имею в виду случай с Энди: вначале рухнула люстра, потом беготня за врачом… Но если это попытка покушения на жизнь Энди, если убийца намеренно сделал это, то как, черт побери, ему это удалось?

Эллиот немного подумал и произнес:

– Я не говорил об умышленной попытке покушения на жизнь мистера Хантера.

– Как это, черт побери, не говорил?! Ты сказал…

Он жестом остановил меня:

– Нет. Я имел в виду, что если упавшая люстра – просто судьба или несчастный случай, то рано или поздно убийца все равно попытался бы его убить – были бы люди в «Лонгвуд-Хаус» или нет. У тебя нет своей версии?

– Нет.

– Возможно, она появится, – насмешливо поддразнил меня Эллиот, – когда ты узнаешь, почему я здесь. Как ты думаешь, врач не будет возражать, если я возьму отпечатки пальцев у мистера Хантера? Это займет минуту, и, даже если он не пришел в сознание, процедура его не побеспокоит. – Он помолчал. – Понимаешь, я как следует осмотрел упавшую люстру и дубовый брус на потолке. Брус был опять раскурочен; кроме того, на нижней части люстры видны две четкие группы отпечатков пальцев левой и правой руки. Они совпадают с отпечатками на десятке предметов в спальне Хантера, и я почти уверен, что они принадлежат ему. Но если бы мне сейчас удалось их получить, я бы перестал сомневаться.

Опять безумные загадки…

– Ты хочешь сказать, – закричал я на Эллиота, – повторился случай с «проворным» дворецким? Что Энди тоже подпрыгнул и стал туда-сюда раскачиваться на люстре?

– Факты указывают именно на это.

– Но почему?

– А почему дворецкий так поступил? То есть, почему существует вероятность того, что дворецкий сделал именно это? – Эллиот осторожно подбирал слова. Он боролся между желанием намекнуть на что-то и профессиональной привычкой держать язык за зубами. – Если ты сосредоточишься на секунду, обнаружишь сходство.

– Значит, ты так считаешь.

Эллиот посмотрел на часы и сказал бесстрастным тоном:

– Сейчас без четверти час, нет времени на споры. Через пятнадцать минут я встречаюсь с доктором Феллом. Он занят тем, что дегустирует местное пиво. Где доктор Мидлсворт? Да, кстати, – его взгляд стал жестким, – насколько я понял, миссис Логан приехала в Саутэнд вместе с тобой. Где она сейчас?

Ответом на его вопрос стали доктор Мидлсворт и Гвинет Логан, вместе спускавшиеся по лестнице.

Должен признать, что, несмотря на пережитый стресс и волнения, Гвинет держалась с неожиданной твердостью и не утратив практичности. Тэсс (можно ли осуждать ее за это?) совершенно сломалась под давлением произошедших событий. Однако характер Гвинет явно изменился, и теперь она, словно актриса, исполняла роль медсестры.

Шаг ее был твердым, взгляд голубых глаз, хотя и немного взволнованных, – решительным, руки не дрожали. Могло закрасться неприятное подозрение, что она даже рада всеобщему волнению, если бы я не видел того шока и ужаса, когда она узнала об Энди. На ней было то же темно-зеленое платье, что и в пятницу вечером. Ничего не могу с собой поделать, но на фоне этого сверкающего белизной стерильного приемного покоя она – уж простите за банальность и даже нелепость сравнения – показалась мне лесной нимфой, только высокого роста.

– Я только на несколько минут, – предупредил Эллиот, покидая нас для разговора с доктором Мидлсвортом, – а потом, если вы не против, я хотел бы, чтобы вы оба прошли со мной.

– Конечно, – улыбнулась Гвинет, но, как только за Эллиотом закрылась дверь, ее настроение резко изменилось. – Как вы думаете, чего теперь им от нас надо?

– Наверное, задать еще несколько вопросов.

– Но я уже отвечала на их вопросы! Вчера – целых три раза! Снова и снова… – Она сделала жест, словно хотела топнуть ногой. – Ох, как же все это противно! – Потом изучающе посмотрела на меня. – А вы что-нибудь узнали? Вы ведь друг мистера Эллиота; скажите, что-нибудь прояснилось? Пожалуйста!

Это был удобный случай.

– Они узнали, почему вы спускались вниз с ключом в пятницу ночью.

Она шагнула ко мне, но остановилась; словно от большого потрясения, приложила руку к сердцу и смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

– Тэсс Фрэзер рассказала им, – быстро произнесла она.

– Нет, Тэсс не говорила ни слова. Это ваш друг Кларк рассказал им.

– Кто?

– Ваш друг – Кларк.

Вы, наверное, подумали, что это как-то сильно подействовало на нее: разозлило или хотя бы вызвало неудовольствие. Отнюдь. Она смутилась, что выразилось в скромно опущенных глазах и невинном выражении лица, будто она ничего не поняла, тогда как мысли ее в это время были заняты совершенно другим.

– Но вам-то Тэсс, конечно же, рассказала, – немного укоризненно проговорила она.

Я соврал и поклялся, что не рассказывала.

– Нет, рассказала. Я знаю. Что еще она вам наговорила?

– Ничего.

– Ну пожалуйста!

– Ни единого слова.

Гвинет, кажется, была удовлетворена. Она неторопливо отошла от меня, шаркая о ковер подошвами туфель, и остановилась у открытого окна, выходившего на зеленую улицу. Маленькая комната приемного покоя была залита солнечным светом, гладкие белые стены сверкали, как полированная поверхность надгробия. Где-то вдали маршировал оркестр, играя «Люблю я посидеть у моря»; за окном раздавался топот ног – один из признаков праздника. Гвинет глубоко вдохнула теплый, убаюкивающий воздух.

– О господи! – жалобно произнесла она. – Завтра мне снова предстоит столкнуться с прозой жизни: эти адвокаты, старшие клерки и всякие ужасные люди будут толпиться вокруг меня и указывать: «сделайте то», «подпишите это». Даже репортеры лучше… один из них сегодня сфотографировал меня… но этих законников я просто ненавижу. Я ведь никогда ничего не знала о делах бедняги Бентли, да и знать не хочу. Он всегда сам заботился об этом. – Она снова глубоко вздохнула и с неожиданной горячностью добавила: – Он наверняка хотел бы быть живым в такое утро.

Вдалеке продолжал играть оркестр.

Гвинет приложила маленький платочек к уголку глаза, и этот жест показался мне искренним. Она переживала свое горе как умела.

– Как бы то ни было, – продолжала она, – мне все равно пришлось бы ехать в город купить какое-нибудь приличное траурное платье. Кроме того, я должна думать не только о себе. – Она немного помолчала, задумавшись. – Он ужасно славный парень, правда?

– Кто?

– Мистер Хантер. – Она произнесла это как-то очень официально. – Нет, я вовсе не… о господи!… я вовсе не… вы же понимаете, я вовсе не думала ни о чем подобном – ведь бедняга Бентли еще даже не похоронен. Мне всегда казалось, что мне совершенно не нравятся мужчины типа мистера Хантера. Я думала, мне нравятся более… более…

– Зрелые?

Внезапно она спросила:

– Почему вы это сказали?

– Но ведь это очевидно. Вы имели в виду скорее кого-нибудь вроде… ну, например, мистера Кларка?

– Да, вы правы, – подтвердила она, церемонно кивнув, но затем в глазах ее сверкнул огонек сомнения; большим и указательным пальцами она сжала шнурок шторы и, вместо того чтобы что-то возразить, вдруг неожиданно сменила тему: – Надеюсь, инспектор Эллиот все-таки скажет нам, что произошло в доме и был ли это несчастный случай. Мне ужасно хочется знать, почему бедный мистер Хантер не спал прошлой ночью – ведь он почему-то не спал. Я еще вечером могла бы сказать вам, что он кое-что взял из моей спальни.

– Энди взял что-то из вашей спальни?

– Да, когда решил, что я его не вижу. Он взял оттуда кусочек бумаги с воткнутыми в него иголками.

– Вы сказали – кусок бумаги с иголками?

– Да. Вы думаете, я лгу? – ухватилась она за мои слова. – Так это легко доказать. Они для чего-то понадобились ему ночью и лежали в левом кармане его пиджака, когда он… когда произошел этот ужасный случай. Если не верите, можете спросить у медсестры, которая его раздевала.

– Но ради всего святого, что он собирался делать с этой бумагой с иголками?

– Даже ничего не могу предположить. Вот вы – умные люди, а я – нет, поэтому я решила, что скорее вы сможете объяснить мне это. – Внезапно выражение ее лица стало напряженным, а мягкий голос – резким. – Следите за своими словами. Сюда кто-то идет.

Это был всего лишь Эллиот, приближавшийся к нам с сурово-сардоническим, но довольным видом. Он вытирал пальцы испачканным платком, затем, сложив его, убрал в портфель, который он держал в руках, и, повернувшись к Гвинет, сказал:

– Ну вот, миссис Логан, я все закончил. Вам тоже, простите, здесь больше делать нечего. Вы не против пройти со мной в отель «Прайори»?

– Зачем?

– Во-первых, я угощу вас шерри или лимонадом перед ленчем; во-вторых, мне хотелось, чтобы вы поговорили с доктором Феллом. Он поднялся вверх по улице, и мне пришлось его там оставить.

– Вам бы только мучать меня вопросами!

– Честно говоря – да, миссис Логан. Если на этот раз вы будете с нами откровенны – а я уверен, что будет именно так, – не исключено, что уже к концу дня мы сможем арестовать убийцу вашего мужа.

Гвинет стояла не шелохнувшись; она не побледнела и не покраснела, но было видно, как она испугалась: казалось, даже воздух вокруг нее наполнился страхом.

– Я б-была с вами откровенна.

– Нет, миссис Логан. Но не беспокойтесь: думаю, мы сможем убедить вас. Ведь вы защищаете сумасшедшего и почти маньяка. А он в любую минуту может перерезать вам горло.

Тут Гвинет раскрыла рот и хотела что-то сказать, но сочла за лучшее промолчать.

– Более того, то, что мы хотим от вас услышать, с вашей стороны, возможно, было не ложью, а, скорее, ошибкой. Уверяю вас: это – не ловушка.

Гвинет с любопытством смотрела на него и, казалось, что-то обдумывала.

– Да? А что, если я не пойду?

– Тогда это займет у нас больше времени и доставит вам больше беспокойства. – Эллиот повернулся ко мне: – Ты тоже понадобишься, парень, очень понадобишься.

– А я-то зачем?

– В отсутствие мистера Эндерби…

– Эндерби! – пронзительно вскрикнула Гвинет.

– В отсутствие мистера Эндерби, – вежливо продолжил Эллиот, – а также мисс Фрэзер ты сможешь подтвердить кое-что из того, о чем говорили прошлой ночью.

– Значит, Тэсс все-таки рассказала вам, – прошептала Гвинет.

Ее вид снова изменился: она подняла на Эллиота мечтательные глаза и проговорила:

– Хорошо, я пойду с вами, отвечу на все ваши вопросы и, поскольку надеюсь попасть на небеса, скажу правду.

– Вот и отлично!

Хоть и на ощупь, но мы, кажется, нашли верное направление, и дело близилось к концу. Я подумал, что всего через несколько минут мы, наконец, услышим ответы на многие вопросы, уже, вероятно, известные читателю, но пока неясные для меня, и среди них главной загадкой был «несчастный случай» с Энди Хантером. Мы вышли на освещенную солнцем улицу, где на вершине холма нас оглушил гром оркестра. У меня из головы не выходили четыре бессмысленных слова: «кусок бумаги с иголками, кусок бумаги с иголками, кусок бумаги с иголками…»