Человек человеку - друг

«НАСТЫРНАЯ» ДЕВЧОНКА

В наш век спутников, «лунников» и чудесных самолётов, летя на которых пассажир может в течение долгих часов видеть солнце, как бы прилипшее к небу на одном и том же месте, советские ребята знают многое, народ они бывалый. Они всем интересуются, всё стараются постичь. Но Вале Гагановой, которой с раннего детства приходилось делить с матерью заботы о семье, никуда из родной деревеньки выезжать не доводилось. Поэтому Вышний Волочёк с его улицами, площадями и фабриками, с его каналами, реками и водохранилищем, которое в тихий день лежит в дамбах, будто огромное старинное зеркало в бронзовой, позеленевшей оправе, - словом, весь этот город показался Вале большим и шумным.

На самом деле это был красивый, небольшой среднерусский городок, где когда-то один из старейших российских гидротехников, бывший крепостной крестьянин Михайла Сердюков по велению Петра Первого усилил водохранилищем маловодные реки Тверцу и Мету и, проложив на месте древних волоков каналы, установил первую в России искусственную водную систему. И славился этот город главным образом своими старыми текстильными фабриками, революционными традициями да славными делами и починами своих тружеников, многократно возникавшими здесь в советское время.

Здешние жители любят свой не очень шумный, прячущийся в зелени бульваров и парков, повитый на окраинах фабричными дымами Вышний Волочёк. Мастер, который обучал девушек из нового пополнения прядильному делу, любил пофилософствовать на эту тему.

- Фабрикам нашим сколько лет? - спрашивал он, смотря на девушек через очки. - Скоро сто, понятно это вам? Здешние фабричные ещё в том веке «Коммунистический Манифест» читали. «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…» и прочее. Понятно это вам? Непонятно, по- тому что вы ещё молоды и глупы, а у нас здесь ещё в том веке наших фабричных - братьев Меринициных да Дружинина за революционное дело в каторгу царь угнал…

Старый мастер считал, что для того, чтобы все эти съехавшиеся из разных мест девчонки поскорее и покрепче «прикипели сердцем» к фабрике, нужно прежде всего внушить им уважение к предприятию, на котором им предстояло работать.

- …Песню такую революционную, «Вихри враждебные», знаете? Ага, по радио слышали? Ну так вот, а мы тут её ещё в пятом году всем народом певали. У нас забастовки такие в царское время случались, что сам хозяин Рябушинский дрожал, как овечий хвост. Была у нас тут большевистская организация. Об этом и в истории есть…

А однажды мастер, неожиданно прервав своё обычное сугубо техническое пояснение, вдруг спросил:

- Про Артюхину Александру Васильевну, старую большевичку, слыхали? Здешняя. А Фурцеву Екатерину Алексеевну знаете? Тоже наша, вышневолоцкая ткачиха, с родителем её я вместе работал… Вам есть с кого пример брать…

Эти поучения старого мастера девушки любили. Просто неудобно было лениться или быть невнимательными на фабрике, у которой такое знаменитое прошлое. Ученицы старались. А Валя, которой хотелось как можно быстрее овладеть делом, стать настоящей работницей и получить возможность регулярно посылать матери деньги, старалась в своей группе больше других.

Прядильное дело, которому их обучали, всё больше заинтересовывало её. Иногда, отработав смену, она из раздевалки поворачивала обратно в цех и стояла где-нибудь в сторонке, наблюдая, как работают лучшие. Старалась запомнить все движения их сноровистых рук, разгадать, как они рассчитывают своё время. В цехе уже заметили эту прямую, ладно скроенную девушку с круглым лицом, с большими светлыми, зеленоватого оттенка глазами, широко смотревшими на мир.

- Ты чего домой не идёшь? - спрашивала её какая-нибудь старая работница, у машины которой Валя стояла.

- Смотрю вот, интересно, ловко у вас получается! Мне бы так.

- Ничего хитрого тут нет, - отвечала работница, польщённая вниманием молоденькой ученицы, и, улучив минуту-другую, принималась пояснять девушке, что к чему.

Истинные мастера всегда любят помогать молодёжи, а у текстильщиц чудесная эта черта развита особенно. Тронутые таким живым интересом к своему делу, работницы охотно растолковывали ученице суть профессии, раскрывали секрет своего умения.

Живя в городе, Валя во всём себя ограничивала, за обедом отказывалась от третьего, отворачивалась от всяческих соблазнительных обнов, которые так хорошо выглядели на подружках, экономила каждый рубль. Всё, что могла, посылала в деревню и мечтала: скорее бы встать на ноги, скорее бы получить настоящий заработок!

Впрочем, с некоторых пор упорное желание побыстрее постичь секрет дела двигалось уже не только её стремлением помочь семье, но и особым, новым чувством, появившимся у молоденькой работницы. Фабрика вначале оглушала её пронзительным свистом крутящихся веретён, сливавшихся в своём вращении в светлые, прозрачные столбики, поражала необычайным для сельской жительницы видом, своим воздухом, в котором смешивались запахи смазочных масел и нагретого хлопка. Но постепенно девушка ко всему этому привыкла, и атмосфера работающего цеха начала всё больше захватывать её. По мере того, как приходило мастерство, она переставала чувствовать себя суетливым слугой машины и превращалась в уверенного её хозяина.

Утром девушку уже тянуло поскорее в цех, чтобы ещё и ещё раз проверить своё растущее умение. И постепенно из ученицы, которая изо всех сил старается действовать быстрее, чтобы поспеть за другими, она превращалась в настоящую мастерицу, работающую будто бы и неторопливо, а на самом деле быстро, будто бы небрежно, а на самом деле с величайшей, незаметной для постороннего глаза тщательностью.

Меньше чем через год Валя уже посылала матери столько, что осиротевшая семья вздохнула полной грудью. «Спасибо тебе, теперь на всё хватает, не надрывайся, родная, думай о себе! Все соседи мне завидуют, что у меня такая добрая дочка», - писала ей Зинаида Васильевна. Но Валя и не думала надрываться. Вступал в силу закон мастерства. Чем глубже вникала она в дело, чем выше поднималась её выработка, тем легче ей работалось, тем меньше чувствовала она усталость.

К этому времени товарки по цеху заметили у молодой работницы и ещё одну черту, к которой разные люди отнеслись по-разному. Работница, на щеках которой, как казалось, ещё сохранялся деревенский загар, вдруг неожиданно оказалась очень требовательной, или, по-старому, по-фаб-ричному говоря, «горластой». Неодинаково относится человек к недостаткам, мешающим ему. Одни стараются недостатки не замечать, авось, мол, всё как-нибудь само собой исправится, другие отворачиваются от них с надеждой: «Я, мол, за тобой не заметил, а потом ты мне тоже потачку дашь», а третьи, движимые желанием всё исправлять и улучшать, говорят обо всём, что им кажется неправильным, несправедливым, мешающим делу, прямо в глаза, не боясь причинить человеку неприятность.

Ещё с детских лет Валя поступала, как эти третьи. Недаром и звали её в деревне: «Ёжик». Теперь её характер стал бурно проявляться в цехе. Чуть что не так, она тащит помощника мастера или мастера, устраивает ему при всех крупный, а иногда и шумный разговор.

- Поостереглась бы ты, девка, тебе ведь с ними не один день работать, - советовали ей иные умудрённые жизнью прядильщицы, про себя, однако, одобряя эту девичью нетерпимость.

- А чего мне стеречься, разве я не права?

- Права-то права. А всё же для чего против себя людей настраивать? Не лучше ли тишком да ладком?

- Раз права, какой разговор? Что положено, делай, и хорошо делай. А сердятся, ну и что ж, я за них замуж не собираюсь!

Валентина не унималась. На общих и на комсомольских собраниях частенько слышался её резкий, напористый голос. Ремонтировщики, помощники мастеров, мастера стали побаиваться шустрой, языкастой молоденькой прядильщицы, её смелых, насмешливых глаз, её острого язычка. «Настырная девчонка!» - говорили они. И на это прозвище пожилые доброжелательные люди обращали внимание девушки. Но Валентина, тряхнув своей каштановой косой, беспечно говорила:

- «Настырная»? Ну и пусть. Хоть горшком зови, лишь в печку не ставь! Мне ничего для себя не надо, но раз ты работу спрашиваешь, сам её показывай…

Это всегдашнее, как пошучивали на фабрике, состояние «холодной войны» с техническим персоналом, с теми, кого в цехе определяли общим словом «администрация», внесло в характер девушки новую черту: она всё время как бы чувствовала себя в обороне и была готова перейти в наступление.

- Ох эта девка с рыжим характером! - говорили мастера и, чего там греха таить, не раз под любыми предлогами старались сплавить «настырную» девчонку на участок соседа.

Валю переводили с комплекта на комплект, но она и не думала сдаваться: нет, не па такую напали! И смеялась над теми, кто советовал ей утихомириться, учиться жить со всеми в ладке.

- Нынче, тётеньки, божьи-то коровки не в моде. Тихий камень травой зарастает.