Человек человеку - друг

ЖЕСТОКАЯ БОЛЕЗНЬ

Нелегко искать к сердцу каждого человека «свою тропинку», когда видишь вокруг только недоверчивые, насторожённые взгляды. Но понемногу взгляды эти начали теплеть и тропинки эти, действительно разные, к каждой девушке своя, начали протаптываться… Нина Львова - быстрая, шустрая, но рассеянная, как ребёнок. Говоришь ей, вроде слушает внимательно, головой кивает: мол, да, да, так. А отойдёшь - всё забыла и делает по-своему… Лида Семёнова - эта иная. Ей скажешь - может возразить, поспорить, даже вспылить, ну, а если убедишь, усвоит прочно. Напоминать не придётся. На эту опереться можно… Люся Борисова работает и оканчивает в этом году среднюю школу. Поначалу казалась хмурой, замкнутой, а оказывается, просто озабоченная, задумчивая: дела здесь, а мысли в школе.

У неё забота об экзаменах. Ну что ж, и за этим обязан бригадир последить.

Одиннадцать девушек, одиннадцать характеров, одиннадцать судеб, и к каждой своя тропинка. Так, понемногу Валентина н стала находить подход к девушкам своей бригады. И девушки тоже понемногу к ней привыкли. Конечно, сразу не преодолеешь той отчуждённости и недовольства друг другом, которые образовались у них в результате долгих неудач. Но понемногу все они проникались идеей взаимопомощи, и Валентина, живая, быстрая, всегда первой бросающаяся на помощь другим, своим примером их заражала, заставляла преодолеть индивидуалистические склонности.

И всё-таки бригада отставала. Сдвиги, которые Валентина чувствовала, были больше психологического характера, на выработке они отражались мало. Со страхом ожидала она своей очередной получки. Оказалось, что с переходом в новую бригаду она потеряла двести рублей Потеря существенная. Но сумма, посланная в деревню матери, не уменьшилась. Без особого сожаления Валентина рассталась с заветной мечтой о меховом полусаке…

Но беда, как говорится, не приходит одна. Девушку пригвоздил к койке жестокий грипп. Она лежала в жару, обессиленная, молчаливая. Но нет, не болезнь сломила её дух, навела на мрачные мысли. Издавна среди подружек, с которыми прежде работала Валентина, сложился неписаный обычай: если у кого день рождения, коллективно покупали подарок, если кто заболевал, вместе отправлялись проведать, приносили фрукты, интересные книжки. Бывало, что и дежурили у постели больной. Ни в чём этом Валентина сейчас особенно не нуждалась. Девушка, с которой она вместе снимала комнату, помогала ей чем могла. Приходил врач. Квартирохозяйка по какому-то особому рецепту обваривала липовый цвет, смешивала настой с мёдом, поила больную. Жених, которому вход в комнату был воспрещён, то и дело тихонько стучал в окно, и Валентина видела сквозь обмёрзшее стекло его силуэт, слышала, как скрипит снег под его большими сапогами.

Не отсутствие ухода и заботы, а то, что девушки из бригады забыли о ней, не заходят, не проявляют внимания, - вот что глубоко обижало Валентину. Порой ей казалось, что лежит она одна, всеми покинутая, никому не нужная, и от грустной этой мысли комок подкатывал к горлу.

Особенно тяжело было вечерами, в час смены. Вот он, с юных лет знакомый хрипловатый комбинатский гудок; голос его Валентина отличила бы среди десятков других. Он раздавался над вечерним, зажигавшим свои огни городом и, казалось, заполнял ночь до самых звёзд. Он становился таким громким, что звенело неплотно вставленное в раму стекло, потом, точно бы напоследок поднажав, он гукал и смолкал. И вот уже под окном слышались торопливые шаги. Это смена растекалась по посёлку, все спешили домой. Но вот поток людей схлынул, уже можно было расслышать только одиночные шаги, вот и их не стало, слышно лишь, как за переборкой отстукивают ходики да ритмично поскрипывает подпилок. Это квартирохозяин. Он никак не может приноровиться к пенсионерскому покою и всё что-то мастерит, изобретает… «С глаз долой - и из сердца вон, - с обидой думает Валентина. - Позабыли, лежи тут одна, никому не нужная…»

И вот в эту-то горькую минуту вдруг слышит она за окном скрип шагов, голоса. Что это? Остановились. Хлопнуло кольцо калитки. Пришли? Неужели правда? Волнуясь, она никак не попадает в рукава халатика, не найдёт ногой тапки.

Хозяин ворчит:

«Ноги хоть отряхните, веник в сенях». Смех. Шушуканье. Опять смех, и Валентина ещё больше удивлена: неужели пришли-таки? Не может быть!

Толчком открывает она дверь и останавливается, поражённая: к ней явилась вся прежняя её бригада, в полном составе, во главе с Надей Смирновой… Мгновение обе стороны неловко смотрят друг на друга, как бы считаясь степенью обид, потом гости шумно бросаются к Валентине.

- Девочки, нельзя!.. Грипп - болезнь заразная, - обороняется она, но её целуют, обнимают, тискают. На столе появились баночка с клюквенным вареньем, какие-то пряники. - Вспомнили, пришли!.. - говорит больная каким-то сразу обмякшим голосом.

- А мы тебя и не забывали, мы только обижались, зачем от нас ушла.

- Ну, а как там мои новые?

- А что им, как были, так и есть… Тебя-то хоть навестили?

В отношениях с людьми Валентина всегда пряма, но тут говорит неправду:

- Забегают. И вообще они славные, только неудачи их замучили, веру в себя потеряли…

Неизвестно, что именно подействовало на больную: таблетки ли, прописанные доктором, липовый цвет, заваренный хозяйкой, или этот шумный, надолго затянувшийся визит, во время которого были позабыты все обиды и обстоятельно обсуждены все фабричные и международные новости, - только здоровье её быстро пошло на поправку. И, хотя до самого конца болезни никто из девушек её новой бригады так и не пришёл её навестить, теперь, когда её навещали старые подружки, это не казалось уже столь обидным. Просто, наверное, им и в голову не приходило, что надо повидаться. Сама виновата, не успела привить им чувство коллективизма. Ну что ж, и это надо учесть…

И всё больше тянуло её поскорее на фабрику, к этим девушкам. Валентина была уверена, что теперь встретят они её хорошо. Так и случилось. Короткая разлука прояснила отношения. Вернувшись, девушка увидела добрые улыбки. На неё смотрели ласково. Это был уже явный успех.

В этот день на бригадной сходке после работы она и внесла предложение включиться в соревнование за звание бригады коммунистического труда. Мгновение все молчали. Предложение было ошеломляющим.

- Нам включиться? Мы же «горевые»!

- Ну и что? Что же нам, век так и отставать?

- - А что, девчата, может, верно!.. - крикнула порывистая Женя Попова, которой мысль эта показалась весьма заманчивой. - Что, из другого теста мы, что ли? Второй, что ли, сорт?

Девушки из новой бригады Гагановой включились в развёртывавшееся на фабрике соревнование и даже вызвали бригаду Нади Смирновой.

«Ну, это уже нахальство!» - заявили вызванные, однако условия приняли и даже серьёзно задумались, ибо знали, что Валентина Гаганова слов попусту не роняет.