Человек, для которого не было тайн

9. НАД ПРОПАСТЬЮ

Прошел еще год напряженной работы. Людям Зорге порой казалось, что они балансируют на непрочном канате над глубокой пропастью. Но разведчики работали, несмотря на опасность, вопреки усталости и нечеловеческому напряжению нервов. Иногда возникала мысль, что враг уже напал на их след, что группа обложена, окружена. Агенты кемпейтай действительно сновали вокруг да около, но ничего не могли обнаружить. Только все больше разбухала папка с копиями перехваченных нерасшифрованных донесений — цифры, цифры, цифры… В беспорядочном нагромождении цифр ничего нельзя было разобрать. Каждая радиограмма передавалась своим шифром, это тоже сбивало с толку — какими возможностями располагает таинственная организация!.. И пеленгация тоже не давала ничего существенного. Старая аппаратура позволяла определять действующий передатчик только в радиусе трех километров. Радиостанция внезапно умолкала, потом снова начинала работать, но уже на другой волне, в другом месте. Время передачи тоже всегда было разным. И в этой бессистемности, видимо, была своя нераскрываемая система… В конце 1940 года Зорге радировал в Центр:

«Я уже сообщал вам, что, до тех пор пока продолжается европейская война, останусь на посту. Поскольку здешние немцы говорят, что война продлится недолго, — я должен знать, какова будет моя дальнейшая судьба. Могу ли я рассчитывать, что по окончании войны смогу вернуться домой? Мне между делом стукнуло сорок пять лет, и уже одиннадцать лет я на этой работе. Пора мне осесть, покончить с кочевым образом жизни и использовать тот огромный опыт, который накоплен. Прошу вас не забывать, что живу здесь безвыездно и в отличие от других „порядочных иностранцев“ не отправляюсь каждые три-четыре года отдыхать. Этот факт может показаться подозрительным.

Остаемся, правда, несколько ослабленные здоровьем, тем не менее всегда ваши верные товарищи и сотрудники».

Рихард Зорге продолжал стоять на посту и в то же время задумывался над своей дальнейшей судьбой — его привлекала профессия исследователя-ученого, литератора. Но этому не суждено было сбыться.

Однажды на приеме в германском посольстве, когда Зорге был распорядителем вечера, он подошел к группе немецких военных атташе, собравшихся в буфете. Рихард застал самый конец разговора. Крейчмер, изучавший вооружение и техническое оснащение японской армии, отвечая кому-то, сказал:

— Без нас они не обходятся… Наши радиопеленгаторы дают точнейшую наводку. Эти пеленгаторы прибыли неделю назад по просьбе японского генерального штаба.

Зорге мгновенно понял, о чем разговор, почуял, какая опасность нависала над его группой с получением немецких радиопеленгаторов. Но ни единый мускул не дрогнул на его лице.

— Господа, — воскликнул он, — может быть, хоть сегодня мы не станем говорить о делах!.. Дамы скучают… Паульхен, ты рискуешь потерять расположение фрау Моор!..

Офицеры прошли в зал, где начинались танцы.

Рихард Зорге приказал Клаузену максимально сократить время передач и в течение сеанса ограничиваться всего несколькими короткими фразами. Однако события бурно развивались, и Москва должна была получать нужную информацию… Клаузен по-прежнему выходил в эфир.

Начальником контрразведки в Токио был полковник Осака, ставленник Тодзио, работавший с ним еще в полевой жандармерии Квантунской армии. Он без конца ломал голову над загадочной историей с нераскрываемым шифром и наконец принял решение действовать обходным путем. Через разведывательный отдел генерального штаба все японские военные атташе за границей получили задание внимательно следить за информацией, тем или иным путем поступающей из Японии. Кроме того, Осака поручил представить ему список всех, кто мог хоть в какой-то степени быть причастным к утечке секретной информации из Японии. Список получился огромный т — сюда вошли все иностранные журналисты, аккредитованные в Токио, коммерсанты, советники, служащие правительственных учреждений, военные… Окончательный список Осака составил лично, включив туда имена людей, которые сами могли быть источником информации. Он ужаснулся тому, что получалось: в этом секретнейшем списке оказались фамилии бывших премьеров, военных советников, членов Тайного императорского совета, генерального штаба, министры, их окружение — секретари, стенографы, курьеры. Из месяца в месяц полковник сокращал список путем отсечения имен, которые никак уж не могли вызывать подозрение. И все же этот усеченный список содержал сотни фамилий, которые полковник продолжал проверять и процеживать сквозь фильтры агентурных донесений, поступавших к нему отовсюду.

Иногда контрразведчик выпускал «меченую» секретную информацию и следил, где она появится. Но пока ни один хитроумный метод, в том числе и радиопеленгация с помощью новейшей немецкой аппаратуры, не давал никаких результатов. Все это крайне раздражало полковника. Разоблачение неизвестной организации становилось для него делом служебной репутации. Он видел в неуловимых разведчиках своих личных врагов, хотя знал, что и его предшественники не могли напасть на их след. Ведь первые ушедшие в эфир неразгаданные шифрограммы были зафиксированы в кемпейтай еще семь лет назад…

Группа «Рамзай» продолжала работать… 3 сентября 1940 года токийские газеты получили секретное полицейское распоряжение, которое стало известно Вукеличу. Он на память дословно прочитал его Зорге:

«В печати не должно упоминаться о прибытии в Японию, а также о деятельности германского посланника Генриха Штаммера, который будет находиться в германском посольстве с особым поручением».

— Ну, что ты об этом скажешь? — спросил Вукелич у Рихарда.

— А то, что вот уже несколько дней, как я, ваш покорный слуга, вместе с генералом Оттом и упомянутым берлинским посланником Штаммером готовим тайный военный договор между Японией и Германией… Я консультирую Отта. — Рихард рассмеялся, глядя на изумленное лицо своего товарища.

— Да, да!.. — воскликнул он, — и ничего не поделаешь. Уж лучше я, чем кто-то другой… Но чем же объяснить поведение Гитлера? Год назад он подписал с Россией пакт о ненападении, а теперь меняет позиции. Зачем? Вот тайна, которую надо раскрыть.

Личный представитель Риббентропа Генрих Штаммер приехал в Токио в начале сентября 1940 года и незамедлительно приступил к осуществлению своей особой миссии. В газетах об этом не говорилось ни слова, переговоры происходили в атмосфере непроницаемой тайны. Обе стороны шли навстречу друг другу. Потребовалось всего семнадцать дней, чтобы закончить переговоры, которые раньше тянулись месяцами и не давали результатов.

Эйген Отт каждый день консультировался с — Зорге по возникавшим проблемам. Штаммер держался отчужденно, однако под конец тоже прибег к помощи эрудированного журналиста, который недавно сделался пресс-атташе германского посольства. Посол Отт сам обратился в Берлин с предложением назначить Рихарда Зорге немецким пресс-атташе в Токио.

Для Зорге было ясно, что тройственный пакт имеет антисоветскую направленность, хотя во всех разделах и параграфах упоминалась лишь Англия, с которой вот уже второй год Германия вела войну.

Накануне подписания пакта в приемной императорского дворца собрался Тайный совет. Докладывал министр иностранных дел Мацуока — коротконогий пожилой человек с короткими усиками и широко расставленными агатово-черными глазами. Мацуока сказал:

— Хотя и существует советско-германский договор о ненападении, Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны, и Япония ответит тем же.

Когда Мацуока вышел и члены совета остались одни, лорд — хранитель печати и основной советник императора осторожнейший Кидо сказал так:

— В большой политике не имеет значения — справедливы ли наши действия или нет, главное — отсутствие риска в задуманном деле… Мы не можем поверить, что Германия долгое время останется преданным другом Японии. Германии и Италии не следует доверять полностью. И тем не менее сегодня Гитлера можно назвать нашим воистину бесценным союзником. Наша цель — строить вместе с ним новый порядок в Европе и Азии. Что же касается России, то наблюдаемое улучшение советско-японских отношений вряд ли продлится долго…

Когда дискуссия была закончена, председатель Тайного совета предложил встать тем, кто согласен с предлагаемым пактом. Сидящих не оказалось. На другой день в Берлине подписали трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией. Посол Эйген Отт и дипломатический представитель Генрих Штаммер за усердие были награждены высшими японскими орденами — «Восходящего солнца».

Ходзуми Одзаки, конечно, не присутствовал на заседании Тайного совета, но он в тот же вечер получил подробную информацию о том, что происходило в императорском дворце. Несколькими часами позже об этом уже знали в Москве…

Пошел восьмой год, как Рихард Зорге работал в Японии. Все эти годы он непрестанно убеждался, что милитаристские круги Страны восходящего солнца вынашивали антисоветские идеи, проявляли постоянную враждебность к своему ближайшему соседу на Дальнем Востоке. Впрочем, это относилось не только к России. Зорге согласился с Хироси Осима, который как-то сказал ему: Япония больше ста лет вынашивала планы создания великой восточной Азии — «сферы взаимного процветания».

— Теперь мы вместе с вами, — закончил Осима.

Он вежливо поклонился, втянув сквозь зубы воздух, и улыбнулся. Но никто не мог знать, что таится за холодной, бесстрастной улыбкой японского генерала и дипломата. Осима снова работал в Берлине, теперь он был японским послом в Германии, стал генерал-майором императорских вооруженных сил.

Зорге отметил для себя эту существенную деталь — руководство политикой все больше переходит в руки военных. Генерал Тодзио из главного, квантунского жандарма сделался военным министром, Доихара Кендзи стал главным военным советником правительства, Итагаки работал в генеральном штабе… Что же касается принца Коноэ, снова возглавившего кабинет, и министра иностранных дел Мацуока, то они отличались крайне националистическими взглядами, были сторонниками самых тесных связей с фашистской Германией.

Пока внешне ничто будто бы не давало повода для особой тревоги, но Зорге всем своим существом ощущал напряженность политической атмосферы, как перед близкой грозой, когда начинают ныть старые раны и непонятная тяжесть затрудняет дыхание. Теперь Рихард хорошо разбирался почти во всем, что его окружало. Он знал, о чем говорили на секретных заседаниях Тайного совета, ему были известны доверительные разговоры в генеральном штабе, настроения в правительстве, в германском посольстве. Ему доверяли настолько, что сделали его пресс-атташе, предложили стать руководителем нацистской партийной организации в районе Токио — Иокогама и даже… предложили наблюдать за послом германского рейха — теперь уже генерал-майором Эйгеном Оттом.

Такое предложение сделал полицейский атташе германского посольства оберштурмбанфюрер СС Йозеф Майзингер, с которым Зорге иногда встречался за карточным столом. Рихард сумел расположить к себе эсэсовца-контрразведчика, войти к нему в доверие, — правда, для этого приходилось иногда проигрывать Майзингеру в покер…

Как-то вечером они играли в посольстве. Майзингеру бешено везло. На радостях оберштурмбанфюрер крепко выпил. После игры, когда встали из-за стола, Майзингер пошел было провожать Рихарда к машине, но по дороге предложил на минуту завернуть к нему в кабинет — есть разговор.

Эсэсовец поставил перед Зорге бутылку кюммеля и сказал Рихарду:

— Послушай, Ики, что я тебе скажу… Послушай и забудь, — будто ничего не слышал… Ты хорошо знаешь нашего посла генерала Отта?.. Знаешь!.. А то, что он путался с генералом Шлейхером тоже знаешь?.. Верно! Курт Шлейхер участвовал в путче против нашего фюрера, его застрелили, как собаку… Ты, оказывается, все знаешь. Послушай, иди к нам работать!.. Не хочешь? Жаль!

Оберштурмбанфюрер СС Иозеф Майзингер, человек двухметрового роста с кулачищами-кувалдами, внушал страх всем сотрудникам посольства. Женатый на секретарше Гиммлера, друживший с начальником гестапо Мюллером, с руководителем шпионско-диверсионной работой за границей Гейдрихом, Майзингер приехал в Токио по их заданию, чтобы возглавить полицейскую слежку в посольстве, установить связь с японской контрразведкой.[5] И вот с этим человеком оказался «дружен» Рихард Зорге.

— Я не люблю кого? — бормотал Майзингер. — Интеллигентов, евреев, коммунистов… Вот кого! — Он забыл, о чем только что говорил, и перешел на другое. — Ну, а ты согласился стать нашим руководителем? Каким? Верховодить национал-социалистской организацией в Японии! Всех их надо держать… — Он поднял кулак. — Отказался?! А почему отказался?

— Да так, не хочу… Я предложил устраивать собрания в кабаке «Фледермаус» и чтобы у каждого нациста сидели на коленях по две японки, а они не согласились. Ну, я и отказался…

Майзингер захохотал.

— Правильно! На каждого по две японки — вот это собрание национал-социалистской партии!.. Зря ты не пошел.

С течением времени сотрудник всесильного управления имперской безопасности оберштурмбанфюрер Майзингер проникался к доктору Зорге полнейшим доверием.

Теперь следует ненадолго перенестись на противоположную сторону нашей планеты — в Германию конца 1940 года. Как сохранила память немногих свидетелей и официальные записи, 29 июля на станцию Рейхенгалле, где располагались штабные отделы верховного главнокомандования, прибыл специальный поезд советника Гитлера генерал-полковника Иодля. Уже само по себе появление Иодля в Рейхенгалле было огромным событием. Старожилы-штабники не помнили случая, чтобы столь высокая персона снисходила до посещения места их службы. Иодль приказал, чтобы к нему явились начальники отделов — их было четыре, — и без предисловий, лаконично сказал, что фюрер решил готовить войну против России. Иодль добавил, что рано или поздно война с Советским Союзом обязательно вспыхнет и поэтому Гитлер решил провести ее заодно с начавшейся войной на Западе, тем более что Франция побеждена, а судьба Британии предрешена тоже. Генерал Иодль именем фюрера распорядился начать подготовку к восточной кампании.

В тот же день начальник штаба сухопутных войск генерал Гальдер сделал запись в своем рабочем дневнике, первую запись о подготовке войны на Востоке:

«Для доклада явился генерал Маркс, начальник штаба 18-й армии, командированный сюда для специальной разработки планов операции на Востоке. После соответствующего инструктажа о поставленных перед ним задачах я пригласил его на завтрак».

Будущая операция еще не имела своего названия, и Гальдеру приходилось называть вещи своими именами. Несколькими днями позже Гальдер записал в своем дневнике:

«Совещание в ставке фюрера. Россия должна быть ликвидирована… Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том случае, если одним стремительным ударом мы разгромим государство».

В кабинете начальника штаба появляются все новые представители германского командования, а в его дневнике — новые записи. Обсуждаются детали войны. Гальдер стоит в центре событий, к нему сходятся все нити подготовки войны. Но нити тайные, и ни одна душа, кроме приобщенных к тайне мрачного заговора, не должна знать о том, что происходит за стенами военных кабинетов, что спрятано в сейфах и папках с предупреждающей надписью: «Гехайме фершлюссзахе!» — «Тайное дело под замком». Это высшая степень секретности, строжайшая государственная тайна.

В конце ноября Гальдер записывает: «Россия остается главной проблемой в. Европе. Надо сделать все, чтобы с нею рассчитаться».

И в это самое время, еще за месяц до того, как Гитлер утвердил план «Барбаросса», когда план нападения на Советский Союз только начинали разрабатывать и он носил условное название «Фриц», из Японии в Москву поступило первое предупреждение, что фашистская Германия начала подготовку к войне против Советского Союза. Шифрованное донесение было датировано 18 ноября 1940 года. Клаузен передавал его, лежа в постели. Сердечный приступ свалил радиста с ног, но он не сдавался.

Этот далеко идущий вывод об угрозе нападения на Страну Советов Рихард сделал из отрывочных, много раз перепроверенных фактов. В Токио постоянно кто-то приезжал из Европы — дипломатические курьеры, сотрудники посольства; возвращались из отпуска деловые люди. Отдельные их замечания вряд ли могли иметь значение для разведчика, но, сопоставив их, можно было сделать некоторые выводы. Дочь посольского привратника папаши Ридела писала, что сын, слава богу, вернулся домой, их распустили после похода во Францию. Ну и что из этого? Однако Анита Моор, веселая, беззаботная щебетунья, тоже побывавшая в фатерланде, рассказала иное: ее племянник также вернулся из Франции, но домой его отпустили временно, обязав вернуться в свой полк по первому требованию.

Помощник военного атташе сказал Рихарду по секрету, что в Лейпциге формируют новую резервную армию в составе сорока дивизий.

Кое-что выбалтывали японцы, пытаясь узнать новости у хорошо информированного и приближенного к германскому послу журналиста Зорге.

Трезвый анализ, сопоставление фактов, их проверка, подтверждающая, что на восток Германии, в Польшу, движутся воинские эшелоны, что двадцать дивизий, участвовавших в походе на Францию, оставлены фактически под ружьем, дало основание Рихарду Зорге направить в Москву одно из важнейших своих донесений.

В доме Оттов, которые жили на территории посольства, стало традицией, что «дядя Рихард» рано утром завтракал вместе с послом, а иногда к ним присоединялась и Хельма. Бывалый разведчик, работавший с полковником Николаи еще во времена рейхсвера, Эйген Отт не держал у себя в доме японской прислуги. Он был уверен, и Рихард полностью с ним соглашался, что японский повар, прачка, садовник обязательно имеют отношение к кемпейтай либо к разведывательному отделу штаба. Поэтому посол держал в доме только немецкую прислугу. Иногда, когда Отт и Зорге завтракали очень рано, мужчины сами готовили себе кофе.

Получив тревожнейшую информацию с Запада, Рихард сосредоточил внимание всей своей группы на работе именно в этом направлении. «Теперь нельзя отрываться от стереотрубы ни на одну минуту», — сказал он товарищам, когда им удалось ненадолго встретиться в каком-то ресторане. Но самые тщательные наблюдения не давали новых результатов. Отт, видимо, тоже ничего не знал, только в конце зимы он сказал однажды за завтраком:

— Мацуока намерен поехать в Берлин, просил выяснить нашу точку зрения. Вчера вечером получен ответ от Риббентропа — он охотно поддерживает японскую инициативу. Японцы мечтают о Сингапуре, хотят заручиться нашей поддержкой.

— Я думаю, — сказал Зорге, — что этот вопрос будет действительно основным в Берлине. Ведь мы тоже заинтересованы в битве за Сингапур — англичане должны будут оттянуть туда силы из Европы. Когда же предстоит эта встреча?

— Вероятно; уже скоро, может быть, через месяц. У Зорге на ходу родилась идея — вот где оба союзника неминуемо заговорят о взаимных планах, вот откуда надо черпать информацию! Там должен быть свой человек.

— Скажи, Эйген, а ты не собираешься поехать в Берлин вместе с Мацуока?

— Что мне там делать? А вообще-то я об этом не думал.

— Напрасно… Японо-германские переговоры могут прояснить многое.

И Отт с Зорге принялись обсуждать возникшую идею. Посол согласился с доводами Рихарда. Действовать решили немедленно. Отт продиктовал секретарю телеграмму Риббентропу, в которой просил разрешения приехать в Берлин одновременно с господином министром иностранных дел Мацуока.

В начале марта Отт выехал в Берлин. Дорога предстояла долгая — через Сибирь и Москву. Зорге с нетерпением ждал возвращения генерала Отта из этой поездки. Однако Рихард не сидел сложа руки, пока его основной информатор был в отъезде. В итоге одного разговора с полковником Крейчмером Зорге отправил в Центр очень короткую радиограмму:

«Представитель генерального штаба в Токио заявил, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза».

С возвращением Отта из Германии Зорге рассчитывал получить более точную информацию.

…Эйген Отт вернулся в Токио в начале апреля. Рихарду он привез великолепный подарок — пальто на меху из настоящей кожи, мягкой, упругой. Такую в Германии сейчас трудно найти. Отт специально ездил в Оффенбах к своему старому приятелю Людвигу Круму, хозяину фирмы, достал у него из последних запасов. Отт был очень доволен, что может сделать своему другу такой подарок. Но Зорге ждал другого подарка и, когда они остались одни, спросил:

— Ну, как выглядит наша Германия?

Разговор затянулся до позднего вечера.

…Старый привратник еще раз нетерпеливо поглядел на освещенные окна господина Отта. Конечно, он не выражал недовольства, упаси бог, но порядок есть порядок. Папаша Ридел думал, что давно бы пора запирать ворота и идти на отдых, но господин доктор все еще сидит у посла.

Свет, приглушенный шторами, падал на землю и неясно повторял переплеты оконных рам. Временами на светлых шторах появлялась неясная тень и вновь исчезала — вероятно, господин Зорге по своей привычке расхаживает по кабинету. Он всегда так ходит, когда разговаривает. Папаша Ридел давно это заметил.

И машина доктора стоит во дворе. Она освещена отраженным, рассеянным светом. Собственно говоря, ради машины и приходится папаше Риделу так долго торчать у ворот, чтобы проводить запоздалого гостя. А уж машина-то доброго слова не стоит, просто срам! Ну кто ездит теперь на таких машинах! Обшарпанная, грязная. Папаша Ридел уверен, что ее ни разу не мыли с тех пор, как господин Зорге по случаю купил ее несколько лет назад. Она уже тогда была сильно подержанной. Вот чего старый служитель никак уж не мог понять. Такой уважаемый человек — и такая машина! Самый что ни на есть последний хозяин захудалого трактира ездит на рыбный базар в лучшем автомобиле.

Про господина Зорге ничего не скажешь — всегда обходительный, веселый, вежливый, всегда здоровается, не то что этот верзила Майзингер. Не успел приехать, знать ничего не знает, а ходит надутый, будто индюк. Вот с кем надо быть осторожнее. В посольстве его все боятся, боится и папаша Ридел. А как же? Майзингер все может — арестовать, отправить в Германию. Заставит доносить на другого — станешь доносить. Что поделаешь? Папаша Ридел каждый день докладывает ему, кто где был, когда уехал, на какой машине. Оберштурмбанфюрер СС всех заставляет так делать.

Папаша Ридел не хуже, не лучше других. Он исправно выполняет задания эсэсовца — так же добросовестно, как дежурит в воротах, как встречает и провожает гостей посольства. Завтра, конечно, он сообщит Майзингеру, что доктор Зорге до глубокой ночи сидел у господина Отта. Так уж заведено в посольстве, и папаша Ридел не может ничего изменить. Но против самого Зорге папаша Ридел ничего не имеет, даже наоборот, симпатизирует ему.

Привратник еще раз поглядел на окна, подумал и, махнув рукой, пошел запирать ворота. Порядок есть порядок. Доктор Зорге постучит в случае чего, разбудит, если он задремлет. Папаша Ридел выпустит его из посольства, проводит как надо. А держать ворота так долго открытыми не полагается…

Эйген Отт в продолжение нескольких часов рассказывал Зорге о том, что узнал в Берлине.

Посол Отт присутствовал на всех встречах Мацуока с Гитлером и Риббентропом, и все то, что он слышал своими ушами, передал Рихарду. Это было необычайно важно.

Сначала произошла встреча у Гитлера. Разговаривали в имперской канцелярии в кабинете фюрера, который сказал, что для Японии сейчас самый выгодный момент захватить Сингапур — Россия, Англия, Америка помешать не смогут. Такой случай может представиться раз в тысячу лет.

Мацуока согласился и ответил, что нерешительные всегда колеблются, таков их удел. Но кто хочет поймать тигренка, должен войти в пещеру к тигру. Проблему Южных морей Япония не разрешит без того, чтобы захватить Сингапур. Ведь Сингапур в переводе — город льва. Мацуока рассмеялся, довольный собственным каламбуром…

Посол Отт записывал после бесед все наиболее важное. Теперь он перелистывал свою записную книжку, восстанавливая в памяти то, что говорилось в имперской канцелярии, на Вильгельмштрассе — в германском министерстве иностранных дел, и Рихард Зорге, руководитель разведывательной группы «Рамзай», был самым подробным образом проинформирован о секретнейшем совещании представителей двух наиболее вероятных противников Советской страны.

В итоге своей поездки Эйген Отт делал вывод, что фюрер заинтересован, чтобы Япония вступила в войну. Но против кого? Говоря о Сингапуре, о Южных морях, фюрер непрестанно возвращался к России. Гитлер всячески уверял Мацуока, что им нечего опасаться за свой тыл — Россия не посмеет вмешаться. Если нужно, он, Гитлер, готов дать любые гарантии. В случае чего Германия немедленно нападет на Россию, если та что-то предпримет против Японии. Поэтому фюрер считал, что тыл у Японии обеспечен. И снова Гитлер говорил, что надо немедленно напасть на Сингапур. Англия не в состоянии вести борьбу и в Азии, и в Европе. Фюрер готов оказать японской армии также и техническую помощь может дать торпеды, а также «штукасы» — пикирующие бомбардировщики вместе с пилотами.

Риббентроп высказывался еще откровеннее:

«Япония может спокойно продвигаться на юг, захватывать Сингапур, не опасаясь России. Германия способна выставить 240 дивизий, в том числе двадцать танковых. Основные вооруженные силы расположены на восточных границах. Они готовы к наступлению в любой момент. Если Россия займет позиции, враждебные Германии, фюрер разобьет ее в несколько месяцев».

Этот отрывок Отт дословно прочитал из своей записной книжки. Рихард запоминал. У него была феноменальная память, и, хотя на этот раз нагрузка оказалась громадной, Зорге с ней справился.

В многодневных беседах, происходивших в Берлине, важны были также и, казалось бы, незначительные детали в рассказе Отта. Он обратил внимание: Геринг и Риббентроп, каждый в отдельности, осторожно советовали Мацуока не рассчитывать на Сибирскую железную дорогу. Геринг сказал так:

«Транспортные связи Германии и Японии нельзя ставить в зависимость от Сибирской железной дороги». Риббентроп повторил это почти в тех же выражениях.

— Как ты думаешь, Ики, не придется ли нам воевать с Россией? — спросил Отт, откладывая в сторону записную книжку.

— Не знаю. Но если это случится, война с Россией будет актом величайшего безумия. Я в этом уверен.

— Но что мы с тобой можем поделать?

— Что? Убедить, чтобы они не делали глупостей — Зорге вскочил и зашагал по кабинету.

Эйген Отт в тот вечер рассказал еще о заключительном разговоре Мацуока с Гитлером. Когда прощались, японский министр сказал фюреру:

— В дальнейшем я бы не хотел связываться телеграфом по затронутым здесь проблемам. Это рискованно. Я опасаюсь, что наши тайны будут раскрыты. Лучше всего посылайте к нам специальных курьеров.

Гитлер ответил:

— Вы можете положиться на германское умение хранить тайны.

На это Мацуока сказал:

— Я верю вам, господин Гитлер, но, к сожалению, не могу сказать того же самого о Японии. Зорге усмехнулся:

— Мацуока просто делает нам комплименты… Японцы умеют хранить свои тайны, но мы умеем их раскрывать. Не так ли?

— Не всегда, — уклончиво ответил Отт, — тот же Мацуока казался нам предельно откровенным в Берлине, а по дороге домой заехал в Москву и подписал там договор о нейтралитете. Смотри, что пишет мне Риббентроп, он возмущен поведением Мацуока.

Отт показал телеграмму, отпечатанную на служебном бланке с грифом: «Шифром посла». Риббентроп поручал Отту высказать японскому министру иностранных дел свое недоумение по поводу советско-японского пакта о нейтралитете. Риббентроп не понимает, как Мацуока мог заключить такой договор с той самой страной, с которой Германия в недалеком будущем может начать войну…

Было уж совсем поздно, когда Рихард, разбудив спящего сторожа, уехал домой.

Что же касается папаши Ридела, то наутро он явился к оберштурмбанфюреру Майзингеру и сообщил полицейскому атташе о своих наблюдениях: с утра в посольство возили уголь, шифровальщик Эрнст в полдень ушел куда-то с машинисткой Урсулой, Эрнст сначала ждал ее за углом… Когда доносы папаши Ридела подошли к концу, он понизил голос и сказал:

— Вечером господин Зорге допоздна сидел у господина Отта. Уехал в четверть одиннадцатого…

Майзингер скучающе записывал никчемные сообщения привратника, и в нем закипало раздражение против этого услужливого и ничего не понимающего, глуповатого старика. Майзингер взорвался при упоминании о Зорге Он поднял тяжелые глаза на папашу Ридела, лицо его стало медленно багроветь, и эсэсовец выдавил из себя:

— Послушай, ты! Идиот!.. Может, ты станешь шпионить и за рейхсфюрером Гиммлером?! У тебя ума хватит!.. Чтобы о Зорге я не слышал больше ни слова Зорге здесь то же, что я. Понятно?

— Яволь! — вытянувшись по-военному, растерянно ответил старик.

Для Рихарда Зорге не требовалось больше никаких подтверждений тому, что нацисты готовят войну против Советской России Он отправил в Центр донесение о тайных переговорах в Берлине, о подготовке Германии к войне против Советского Союза. Шифрограмму передавали частями, из разных мест, чтобы сбить с толку агентов из кемпейтай 1 мая 1941 года, в день интернациональной солидарности революционных борцов всех континентов, Зорге начал свое донесение Центру такими словами:

«Всеми своими мыслями мы проходим вместе с вами через Красную площадь».

Далее Рамзай передавал, что Гитлер решительно настроен начать поход против Советского Союза. Он намерен это сделать после того, как русские закончат сев на своих полях. Урожай хотят собирать немцы Источником этой информации Зорге называл Отта, германского посла в Японии.

Вот эта телеграмма:

«Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР, чтобы использовать европейскую часть Союза в качестве сырьевой и зерновой базы. Критические сроки возможного начала войны:

А) завершение разгрома Югославии,

Б) окончание сева,

В) окончание переговоров Германии и Турции. Решение о начале войны будет принято Гитлером в мае.

Рамзай».

Один за другим Рихард Зорге посылал в Москву сигналы тревоги.

В начале мая 1941 года он передает:

«Ряд германских представителей возвращаются в Берлин. Они полагают, что война с СССР начнется в конце мая».

15 мая Рихард уточняет: война может начаться в июне.

19 мая, за месяц до начала войны, Зорге радирует в Москву:

«Против Советского Союза будет сосредоточено 9 армий, 150 дивизий».

1 июня 1941 года:

«Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать отдельные группы».

Зорге раскрывает Центру наисекретнейший стратегический замысел германского верховного командования, изложенный в плане «Барбаросса». Но Сталин не придает этой информации должного значения.

А коммунист-разведчик продолжает бить тревогу, уверенный, что его сигналы достигают цели. Он торжествует — Россию не застигнут врасплох.

Рихард располагает точнейшей информацией. Еще в мае Зорге прочел указание Риббентропа своему послу в Токио:

«Нужно при случае напомнить Мацуока его заверения о том, что если между Германией и Советским Союзом возникнет конфликт, никакой японский премьер или министр иностранных дел не сумеет заставить Японию оставаться нейтральной. В этом случае Япония, естественно, должна будет вступить в войну на стороне Германии. Тут не поможет никакой пакт о нейтралитете».

Японцы действительно не придавали значения подписанному с Советским Союзом договору о нейтралитете. Мияги передал содержание речи командующего Квантунской армией генерала Умедзу:

«Договор о нейтралитете с Россией — только дипломатический шаг. Армия ни в коем случае не должна допускать ни малейшего ослабления подготовки к военным действиям. В подготовке к войне с Россией договор не вносит никаких изменений, необходимо усилить разведывательную и подрывную работу. Надо расширять подготовку войны против Советского Союза, которая в решительный момент принесет победу Японии».

Генерал Умедзу говорил это на совещании офицеров Квантунской армии через две недели после возвращения Мацуока из Москвы.

Доктор Зорге не мог ни на один день отлучиться теперь из Токио. Но ему нужна была достоверная информация из Маньчжурии, он должен был знать, что происходит на дальневосточных границах Советского Союза. И Рихард убедил поехать в Маньчжурию своего «друга» — князя Ураха, корреспондента центральной нацистской газеты «Фелькишер беобахтер». Уpax поехал и подтвердил многие прогнозы Зорге.

Рихард рассказал Отту о журналистской поездке фон Ураха, о беседе, которую тот имел с генералом Умедзу. По этому поводу посол Отт телеграфировал в Берлин:

«Князь Урах сообщил нам о беседе с командующим Квантунской армией генералом Умедзу в Синьцзине. Умедзу подчеркнул, что он приветствует пакт о нейтралитете Японии и России, однако тройственный пакт служит неизменной основой японской политики, и отношение к нейтралитету с Россией должно измениться, как только изменятся отношения между Германией и Советской Россией».

Для группы Рамзая теперь было совершенно очевидно, что Германия вскоре нападет на Советский Союз. Шестого июня Гитлер беседовал в своей резиденции в Берхтесгадене с послом Осима и сообщил ему, что Германия окончательно решила напасть на Россию. Гитлер намекнул: Германия желала бы, чтобы и Япония тоже включилась в эту войну. Новость была сенсационной.

Об этом немедленно сообщили премьер-министру принцу Коноэ. Ходзуми Одзаки по-прежнему был вхож к премьеру и в тот же день узнал содержание телеграммы посла Осима. Вечером он разыскал Зорге и взволнованно рассказал ему о случившемся. Ночью в эфир ушла еще одна шифрограмма.

А четырнадцатого июня Рихард Зорге прочитал опровержение ТАСС, в котором говорилось, что Телеграфное агентство Советского Союза уполномочено заявить: слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы… Зорге не поверил — как же так?! Ведь в продолжение многих месяцев он информировал Центр о противоположном. Но, может быть, это ход для дезинформации противника…

Рихард дочитал до конца опровержение, распространенное по всему миру:

«По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»

— Как же так, как же так? — запершись в своем бюро, повторял Зорге и стискивал до боли виски. Он был уязвлен последней фразой: «Слухи о намерении Германии напасть на СССР лишены всякой почвы». Может быть, ему не доверяют?! молнией пронеслось в голове. Но Рихард отбросил нелепую мысль. Уж этого-то не может быть! В Центре не могут в нем сомневаться. Однако почему же такое успокоительное, демобилизующее народ опровержение ТАСС…

Рихард Зорге не нашел ответа на свои недоуменные вопросы. Но в тот же день, когда он прочитал опровержение ТАСС, Рихард отправил еще одно, последнее свое донесение перед войной:

«Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня 1941 года. Рамзай».

Рихард вложил в это категорическое утверждение все упорство коммуниста-разведчика, отстаивающего свою правоту. Но и эта телеграмма не возымела нужного действия. Сталин был загипнотизирован ощущением собственной непогрешимости. Он был уверен, что немцы не нападут, не нарушат договора, а все разговоры о войне и панические сигналы — только домыслы или работа провокаторов, которые хотят столкнуть Советский Союз с Германией.

И вот наступило 22 июня. По токийскому времени война началась в десять часов утра, но здесь стало известно, что Германия напала на Советский Союз, только в полдень.

Нервы Рихарда были напряжены до предела, он ходил подавленный, мрачный, он ждал сообщения из Европы. Известий не было, и появилась надежда, что, может быть, Гитлер все-таки не осмелился напасть на Россию. Но в полдень призрачная надежда исчезла. Было воскресенье, и в доме Мооров собралась большая компания. О новости сообщили, когда все еще сидели за столом. Напряженное молчание сменилось горячими спорами. Гости перебивали друг друга. Анита Моор, сидевшая против Зорге, тоже что-то говорила, но Рихард не разбирал, что именно. Наконец до его сознания дошли слова хозяйки.

— Очень хорошо, что фюрер решил проучить русских, — щебетала она. Лицо ее было розово от возбуждения и выпитого вина. — Сколько раз он говорил о побережье Черного моря, о нефти, которые нам так нужны. Русские не пошли нам навстречу, пусть отвечают сами, мы все возьмем силой. Говорят, на Черном море так красиво!..

Рихард метнул испепеляющий взгляд на Аниту Моор, но ничего не сказал. Он только вышел из-за стола…

От имени своей группы Рихард Зорге радировал в Центр:

«Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу».