Человек из Кабула

Глава 7

Сильная мигрень сжимала Малко виски, мучительно болели глаза. Его ослепили чьи-то фары, и он резко затормозил. Понадобилось несколько секунд, чтобы он понял, что это был свет его собственных фар, отраженный в витринах ресторана «Хайбер».

В свою «тойоту», стоявшую перед «Двадцать пятым часом», он сел лишь после того, как удалился «мерседес» полковника. Прежде всего, необходимо было сообщить Томасу Сэндсу о том, что ему удалось узнать. Кто знает, что с ним может дальше случиться. Он с трудом верил, что полковник Пильц дал себя провести. Разве только он сознательно постарался направить Малко по ложному пути.

Опустив боковое стекло, чтобы немного освежить воздух в салоне машины, он медленно ехал по пустынным улицам Кабула. Было темно и тихо. На бульваре Дарумалан ему навстречу, столь же медленно, как и он, проехала «волга» без пассажира с красной полоской такси. Сердце его учащенно билось. То ли из-за высокогорного расположения Кабула, то ли из-за выкуренного им наркотика, то ли из-за охватившего его острого беспокойства.

Подъехав к дому американца, он быстро включил фары. Замощенная булыжником улица была пуста. Из предосторожности он проехал еще двести метров, поставил машину и пешком вернулся обратно.

Малко нажал на звонок, но с улицы не было слышно, работает тот или нет. Он продолжал давить пальцем на кнопку, пока на первом этаже виллы не зажегся свет. Дверь открылась, и голос Сэндса спросил по-английски.

– Кто там?

– Это я, Малко.

Створка двери приоткрылась. Сэндс был одет в ярко-красный халат, из-под полы которого виднелись волосатые ноги. Глаза его косили еще больше, чем обычно. Серые мешки под глазами его очень старили. Правую руку он держал в кармане халата, а левой нервным жестом расчесывал взлохмаченные волосы.

– Что там еще случилось? Сейчас только пять утра.

– Я выполнял сверхурочную работу, – ответил Малко.

– Вот сволочи, – взорвался Сэндс. – Я был уверен, что они ничего не станут предпринимать до возвращения короля.

– Сегодня понедельник. Не позже чем в субботу Линь Бяо будет в Пекине, – повторил Малко. – Через Пакистан.

Томас Сэндс выглядел усталым и расстроенным. Автоматическим жестом он вытащил из кармана своего халата маленький кольт «кобра-38» с двухдюймовым стволом. Мебель в гостиной не была особенно изысканной. Кресла были покрыты афганскими одеялами. В одном из углов прямо на полу лежала стопка журналов «Плейбой» и «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорд рипорт». Холостяку в Кабуле жилось не очень уютно. На низком столике стояла на три четверти пустая бутылка виски «Джи энд Би». Американец налил себе порцию, способную уложить взрослого верблюда, выпил ее залпом, вздрогнул, и его серое лицо немного порозовело. Он выпрямился и спросил:

– Это все, что вы узнали?

Малко всерьез подумал, не стоит ли после этого вылить ему на голову все, что осталось в бутылке «Джи энд Би», и поджечь.

– Если хотите, – предложил он ледяным тоном, – я могу снова отправиться покурить гашиш с полковником Пильцем. Он наверняка с радостью сообщит мне точный час отъезда и маршрут...

Американец громко икнул и жестом попросил извинить его.

– Давайте немного порассуждаем. Он сказал «послезавтра». Думаю, что это произойдет ночью. То есть в ночь со среды на четверг. Отсюда они могут отправиться только в Пешавар. Но, как он сказал, они пойдут по Хайберскому проходу...

– Совершенно верно, – согласился Малко. – Поэтому наблюдение нужно установить всего-то на протяжении нескольких сотен километров...

Честно говоря, он не представлял себе, что можно было предпринять. Горная граница между Пакистаном и Афганистаном была настоящим лабиринтом, состоящим из тропинок и ущелий, даже не обозначенных на картах... Его блестящий подвиг мог оказаться напрасным. Сэндс продолжал думать, сжимая голову руками. Вдруг он сказал:

– Пойду оденусь. Подождите меня минут пять.

Он исчез на лестнице, прежде чем Малко успел спросить его, что он задумал. На столе стояла бутылка «крепкой» водки. Малко налил себе порцию в большой стакан, добавил туда бутылку тоника и выпил все одним махом.

В этот час он не чувствовал себя способным пить неразбавленную водку... А эта смесь его приятно освежила.

«Тойота» подпрыгнула на ухабе и окончательно остановилась. Улица заканчивалась пустыней, как и во всем Кабуле, хотя они находились всего лишь в трехстах метрах от «Интерконтиненталя» в северо-западной части города, рядом с Чарикарским шоссе. Сэндс вышел первым и принялся барабанить в дверь маленького саманного домика.

– Внимание, – прошептал Малко.

На другой стороне улицы, завернувшись в одеяло и держа между ног старое ружье, прямо на земле сидел афганец.

Его храп был почти таким же громким, как стук в дверь...

– Это ночной сторож, – сказал Сэндс. – Он охраняет дом «богатых хозяев».

Внутри дома послышался шум, и мужской голос за дверью что-то спросил по-афгански. Сэндс ответил также по-афгански. Дверь открылась, и появился Якуб, тот самый маленький пуштун, с которым американец познакомил Малко в Пешаваре и которого в посольстве использовали для самых разнообразных надобностей. Весь растрепанный, с гноящимися глазами, он был одет в длинную ночную рубаху.

Он отступил в сторону, пропуская в дом посетителей. Обстановка в комнате была бедной. Якуб был в полном смятении. Сэндс сказал по-английски:

– Я буду говорить с ним по-персидски. По-английски он может не все понять.

Он говорил довольно долго. Якуб слушал и просыпался прямо на глазах. После того, как американец закончил свой монолог, он задал несколько вопросов, подумал и в конце концов согласился:

– Балех, балех[4].

Томас Сэндс обратился к Малко:

– Якуб нам поможет. Он знает всех нуристанских контрабандистов. Он говорит, что все, кто нелегально переходит границу, всегда пользуются одними и теми же дорогами, примерно в двадцати милях к северу от Хайберского прохода, и думает, что сможет найти именно ту дорогу, по которой они пойдут. Он сейчас же отправится к Хайберскому проходу. Скорее всего, в это время года проходимой является лишь одна тропинка.

– Но почему, черт возьми, афганцы не пользуются для прохождения военного конвоя шоссе? – спросил Малко. – Они ведь у себя дома, им незачем прятаться.

Сэндс покачал головой:

– Потому что они еще не сошли с ума... В их армии полно русских. Практически рядом с каждым афганским командиром находится русский офицер. Русские наверняка подложили бы им свинью. Не забывайте, что они очень хотели бы заполучить генерала Линь Бяо. Афганцы, которые их искренне ненавидят, не будут от этого в восторге... Что же касается пуштунских контрабандистов, то здесь все обстоит иначе. Когда им хорошо платят, то они не вмешиваются в политику. Кроме того, если это будет военный конвой, то он не сможет сопровождать Линь Бяо по ту сторону границы. Не думаю, чтобы пакистанцы захотели оказаться официально замешанными в эту историю.

Малко посмотрел на часы. Через полчаса начнет светать.

Якуб молча оделся. Поверх своей афганской рубашки он надел европейский пиджак. Его жена следила за всем этим молча. Сквозь царивший в комнате полумрак Малко видел ее черные, полные беспокойства глаза.

– Я готов, – сказал пуштун.

– Допустим, вы определите, что это тот самый конвой, и что же вы собираетесь делать дальше? – спросил Малко.

Греческий профиль Томаса Сэндса оставался неподвижным, словно высеченный из мрамора.

– Мы нападем на него и захватим генерала Линь Бяо, – ответил он хорошо поставленным голосом.

Полковник Курт Пильц никак не мог уснуть. Его мозг был затуманен гашишем, и он всеми силами пытался осмыслить то, что произошло прошлым вечером. Биргитта спала на спине, на подушках, брошенных прямо на пол. Немец вдруг понял, что только она могла знать ответы на вопросы, которые он себе задавал. Он нагнулся и потряс ее за плечо.

Биргитта что-то пробормотала и посмотрела на него невидящими глазами.

– Кто этот человек, которого ты привела с собой? – спросил немец, приблизив к ней свое лицо.

Ни малейшей реакции. Затем губы молодой женщины слегка задвигались, и лицо ее снова стало неподвижным. Пильц повторил вопрос. На этот раз Биргитта даже не пошевельнулась: она спала с открытыми глазами...

Пильц глубоко вздохнул, сел в кресло и опять начал размышлять. Все больше и больше у него создавалось впечатление, что он говорил с незнакомцем не на сексуальную тему, а о чем-то другом. Но, несмотря на все усилия, он никак не мог вспомнить о чем. Полковник встал. Через четыре часа он должен быть в своем служебном кабинете. Беспокойство и нервное напряжение еще больше увеличивали его усталость. Он прошел в ванную комнату, посмотрел в зеркало и увидел в нем свой красный и огромный зрячий глаз, свою изуродованную губу и большой белый шрам над виском.

Он вернулся в гостиную и посмотрел на спящую молодую немку. Приступ ненависти сдавил ему грудь. Пильц привык к ее выходкам, к ее любовным похождениям. Знал, что она способна отдаться первому встречному, если сильно выпьет или одурманит себя наркотиком. В конце концов, рано или поздно он совершит из-за нее какую-нибудь глупость. Биргитта задвигалась во сне, раскрыв свои ноги. Горло полковника сдавила судорога. При виде этого роскошного и всегда доступного тела он терял рассудок. Биргитта, если она была в хорошем настроении, с энтузиазмом принимала самые необычные ласки.

Полковник Пильц не устоял. Он быстро разделся и лег рядом с ней. Биргитта никак не отреагировала. Даже когда он снял с нее юбку и трусики... Когда он овладел ею, она тихо застонала, обвила вокруг него свои руки, но глаза не открыла. Немец яростно ласкал ее податливое тело, сознавая при этом, что он был сейчас для нее не более чем еще одним анонимным партнером.

Затем, обессилев, он остался лежать, тесно прижавшись к ней. И тут же вспомнил об этом незнакомом блондине. Ему достаточно было позвонить по телефону, и за тем сразу же будет установлено наблюдение, можно будет даже приказать его арестовать.

Но он колебался. Уже несколько раз он приказывал устанавливать слежку за людьми, с которыми встречался через посредство Биргитты. Но ему докладывали лишь о любовных приключениях, о пьянках, в которых всегда была замешана молодая немка. Приходилось молча выносить едва скрываемую иронию своих афганских подчиненных.

Он готов был просто выть от ярости.

На этот раз Пильц решил провести расследование сам. Он больше не хотел выглядеть смешным.

– Вы шутите, – сказал Малко.

Томас Сэндс не переставал смотреть на дорогу. Сидя на заднем сиденье, Якуб, казалось, спал. Хотя уже почти рассвело.

– Вам что, страшно?

– Нет, но мне платят не за то, чтобы я совершал разбойничьи нападения на дилижансы. И я не представляю себе, как мы можем втроем совершить подобную операцию.

– А кто вам сказал, что только втроем? Для нападения на конвой Якуб наймет несколько «нафаров»[5].

– Европейцев?

– Нет, таких же пуштунов, как и он. Уже полтора года здесь не было дождей, и их стада дохнут от голода. Эти типы за несколько афгани готовы на что угодно. Они отчаянно смелы и являются лучшими стрелками в мире. Восемьдесят лет назад англичане на Хайберском проходе испытали это на собственном горьком опыте. Горстка пуштунов буквально целиком перестреляла тогда Второй гуркхский полк. Малко отказывался понимать.

– Вы хотите сказать, что мы перестреляем весь конвой, чтобы захватить этого китайца?

– Если это окажется необходимым, – хладнокровно ответил Сэндс, – игра стоит свеч. Мы не имеем права упустить Линь Бяо.

Малко затормозил и поставил машину у пустынного бульвара.

– Я на это не согласен! Я ведь не убийца.

Томас Сэндс медленно повернулся в его сторону и сказал ровным голосом:

– Согласны вы или нет, это не имеет никакого значения. В Кабуле командую я. Поехали, мы должны торопиться.

Золотистые глаза Малко позеленели. Это был плохой признак.

– Я могу сорвать ваши планы, – пригрозил он.

Красивый профиль Сэндса чуть дрогнул.

– Если я действительно увижу, что вы собираетесь это сделать, то применю к вам меры физического воздействия, – сказал он.

Он сделал особое ударение на слове «физического». Малко раздумывал в течение нескольких секунд. Он попал в тупик. Правильнее будет согласиться и постараться сделать так, чтобы потери оказались минимальными. Ничего не ответив, он поехал дальше.

Они не обменялись ни единым словом до самой виллы американца. Тот вышел из машины вместе с Якубом.

– Встретимся в посольстве. Постарайтесь, чтобы за вами не было слежки.

Малко уехал, не пожав Сэндсу руки. Холодный цинизм американца противоречил его моральным нормам. Он знал, что существуют высшие государственные интересы. Но отказывался идти ради них на все.

Курт Пильц смотрел, как Биргитта моется под душем. Как обычно после курения гашиша, молодая немка дулась и была в плохом настроении. У нее было такое состояние, как если бы, покинув лоно матери, она очутилась в мрачном и враждебном мире. И ей было противно от сознания того, что ее любовник овладевал ею, а сама она не испытывала при этом ни малейшего удовольствия. Она нарочно, чтобы досадить ему, усиленно терла мочалкой низ живота, глядя на Пильца сквозь свои длинные ресницы. Но немца сейчас волновало другое.

– Так о чем это я говорил вчера вечером? – спросил он нарочито веселым голосом. Биргитта перестала намыливаться.

– О чем ты спрашиваешь?

Он загасил сигарету о стенку душа.

– Так о чем это я говорил, когда отправился в «путешествие»?

Он страшно не любил это выражение. Молодая немка нахмурила брови, выразив этим искреннее удивление.

– Я, что, помню, что ли, – ответила она раздраженно. – Я тоже отправилась в «путешествие»... И какое это имеет значение?

Пильц пытался придать своим словам легковесность и продолжил, не глядя на нее:

– Я не знаю твоего приятеля. Я выполняю очень важную работу. И излишняя болтливость может для меня оказаться очень опасной.

Эта опасность, связанная с излишней болтливостью, волновала Биргитту так же мало, как воспоминания о ее первом любовнике. Она машинально продолжала мыться, пытаясь вспомнить, что же было вчера вечером. Пильц настойчиво продолжал спрашивать:

– Кто этот блондин? Что он делает в Кабуле?

– Мне кажется, он журналист, – недовольным тоном ответила Биргитта. Сейчас он начнет спрашивать ее, спала она с ним или нет. Если она ответит «нет», то он скажет, что она врет, и начнется обычная перебранка.

– Что, журналист?!

Челюсть Курта отвисла. Он не любил журналистов. Они всегда старались узнать то, что он так тщательно скрывал...

– Мне кажется, что я говорил о чем-то таком, что могло бы заинтересовать журналиста.

Внезапно в мозгу Биргитты словно вспыхнула лампочка. Зачастую гашиш обострял внимание. Беседа между двумя мужчинами вспоминалась ей отрывочно, но удивительно четко. Ей казалось, что в ее голове прокручивается магнитофонная лента.

Холодный и уверенный голос Малко контрастировал с заплетающейся речью полковника Пильца. Она сразу осознала, что происходило нечто ненормальное. Она не могла догадаться, при чем здесь были эти китайцы, но она узнает это от него, нарочно говоря неправду, чтобы понять, о чем же идет речь на самом деле.

– Я ничего не помню, – сказала она. – Ты, вроде, говорил, как всегда, о девочках, ты только об этом и думаешь. Ты просто помешан на «трынканьи».

Еще одно выражение, которое он не выносил. Биргитта смотрела на него с иронией и невинным видом и он сразу понял, что она врет.

Он всегда чувствовал, когда кто-нибудь говорил не правду. Это была его профессия. Он не стал настаивать так как нельзя было поставить ей вопрос прямо в лоб тем более что он точно не знал, почему она врет.

– Сегодня вечером, – сказал он приветливым голосом, – я приглашаю тебя на ужин в «Двадцать пятый час». В девять часов.

Малко смотрел, как корова меланхолично щипала траву в канаве напротив Голубой мечети. Почти четыре часа он прогуливался по Кабулу, в машине и пешком и убедился, что за ним никто не следит. Это означало что полковник Пильц ничего не заподозрил. Он подозвал такси и сел в него. Это был забрызганный грязью старый «плимут» с потрескавшимся ветровым стеклом, без внутренней обшивки. Одетый в лохмотья бородатый шофер обернулся и сказал, улыбаясь во весь рот:

– Ноу гуд!

Точнее не скажешь. Жестами Малко показал ему дорогу к американскому посольству. К счастью, он уже начал ориентироваться на улицах Кабула.

Затем, уже не прячась, он велел остановиться перед посольством и вошел в него. Томас Сэндс сидел в своем кабинете. Как только секретарша закрыла за Малко дверь, он торжественно заявил:

– Все в порядке!

– Что в порядке?

– Якуб узнал все про этот конвой. Проводником там будет один из его двоюродных братьев.

– Один из его двоюродных братьев? Но в таком случае...

– Поэтому ему и удалось получить все сведения. Афганцы заплатили 400 000 афгани. Кроме обычной охраны, там будет двенадцать сотрудников «Масуният Милли», их секретной полиции. Все они имеют при себе современное оружие: автоматические винтовки Г-3 и два пулемета. Особенно они опасаются русских, и поэтому приказали начальнику конвоя не включать в его состав ни одно из подразделений регулярной армии.

– И Якуб будет стрелять в своего двоюродного брата? – с ужасом спросил Малко.

Томас Сэндс пробормотал фразу, означающую, что тому наплевать на семейные связи. Судя по всему, Якуб не испытывал особо нежных чувств к своему двоюродному брату.

Малко вдруг подумал о другом.

– А они не боятся, что Линь Бяо от них удерет?

Томас Сэндс отрицательно покачал головой.

– Он ранен. Его несут в носилках, под охраной нескольких китайцев. На пакистанской территории конвой встретят другие китайцы.

Малко воздел глаза к небу.

– Выходит, что вам придется привлечь для проведения операции, можно сказать, целую армию.

– Якуб подобрал пятерку верных людей.

Американец, судя по всему, говорил это на полном серьезе.

Малко показалось, что он ослышался.

– Пять человек?! И вы собираетесь атаковать с ними людей, вооруженных пулеметами и автоматами?

В раскосых глазах Сэндса загорелся почти сатанинский блеск.

– Здесь есть одна хитрость, – отрезал он.

– Какая хитрость?

– Когда потребуется, Якуб вам все объяснит.

– Надеюсь, эта хитрость сработает. В противном случае во второй раз вам уже не удастся ее применить.

– Не мне, а вам. Малко буквально онемел.

– Вы хотите сказать, что сами вы не будете участвовать в операции?

– Совершенно точно. – Губы американца расплылись в ангельской улыбке. – Я являюсь седьмым советником посольства Соединенных Штатов в Кабуле. Если там найдут мой труп, это создаст определенные трудности для моего правительства. А вы «вольный» журналист. Надеюсь, разница вам хорошо понятна...

Малко всегда немного поражали прагматизм и жестокость американцев. Хотя ему самому был не чужд определенный цинизм, ему никак не удавалось избавиться от унаследованных им от высокородных предков понятий о благородстве и порядочности.

– Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы мне было обеспечено достойное погребение.

– Не говорите ерунды, – грубо прервал его Сэндс. – Все будет нормально. Мне все говорили, что вы потрясающий парень. Что вам всегда везет.

– Думаю, что мне здесь понадобится все мое везение, – вздохнул Малко. – Предположим, что нас не перебьют. Что я должен делать с генералом Линь Бяо?

На стене кабинета висела большая карта Афганистана. Сэндс взял линейку и указал ею на две синие кнопки, пришпиленные рядом с пакистанской границей.

– Вот здесь, примерно, должна быть осуществлена операция, – сказал он, показав линейкой на первую кнопку. – Отсюда Якуб приведет вас к тому месту, где вас будут ждать вертолеты. Мы добились разрешения на их пролет над пакистанской территорией под предлогом проведения маневров. Вертолеты вылетят из Кандагара, полетят на юг и затем обратно на север, параллельно границе. Они пересекут ее в районе Гесарака.

Русские радары не смогут их обнаружить, так как они будут лететь на высоте менее тысячи футов. Они вас будут ждать с шести утра до полудня. Если все пройдет удачно, то генерал Линь Бяо сразу же улетит на «707» ВВС США, а вы вернетесь в Кабул вместе с Якубом.

Малко посмотрел на карту. План был безумно смелым. В последние годы ЦРУ крайне редко осуществляло нечто подобное. Если все это получит огласку, то последствия могут быть просто катастрофическими.

– А русские? – спросил он. – Вы не боитесь, что они нападут на ваш «707»?

Томас Сэндс хладнокровно улыбнулся.

– Его будут сопровождать в полете двенадцать «фантомов». Они сегодня утром прибыли в Тегеран. Русские не рискнут использовать свои «МиГи-23», чтобы напасть на американские самолеты над территорией нейтральной страны.

Малко погрузился в раздумье. Контраст между средствами, задействованными для официальной части операции, и теми, которые используются для осуществления ее неофициальной части, был просто потрясающим...

– Какова будет официальная версия? – спросил он.

– Вы, естественно, вообще не существуете, – ответил Сэндс. – Официально генерал Линь Бяо явился в наше посольство и попросил политического убежища в Соединенных Штатах. Если мы заполучим этого китайца, то Дэвид Уайз будет вам за это признателен всю свою оставшуюся жизнь.

Признательность Дэвида Уайза... Малко не особо в это верил. Патрон Отдела оперативного планирования Центрального разведывательного управления был сентиментален не более, чем какой-нибудь компьютер. Малко надеялся лишь заработать достаточно долларов, чтобы оплатить счет за переделку крыши своего замка и купить несколько ящиков «Дом Периньона» и «Моэт-и-Шандон», чтобы иметь возможность достойно принимать у себя своих друзей. Но такое не доступно пониманию Томаса Сэндса.

– Нам остается обсудить несколько деталей, – сказал американец. – Вы встретитесь с Якубом на базаре драгоценностей. Через час.

Биргитта, раздосадованная, повесила трубку. Номер Малко в «Хилтоне» не отвечал.

Она накинула на себя свою «пустину» и вышла из «Грин-отеля», куда зашла позвонить. Уже наступила ночь. Она в нерешительности остановилась перед пакистанским посольством. Ее охватил страх. У нее еще было время разыскать Курта и рассказать ему о своих подозрениях, повторив те вопросы, которые задавал ему тогда этот блондин.

Она обошла расставленные на тротуаре лотки с товарами. Ее окликнул какой-то торговец «пустинами». В этот час в центре Кабула было полно народу, но Биргитта чувствовала себя ужасно одинокой. Впервые за последние месяцы, несмотря на наркотики, у нее возникло желание покинуть этот окруженный со всех сторон горами грязный и безрадостный город, не имеющий даже роскошных магазинов с элегантными витринами. Всем этим старинным оружием, туркменскими драгоценностями и «пустинами» она уже была сыта по горло.

Как и полковником Куртом Пильцем и его неуемной похотливостью.

– Пошло все к черту! – сказала себе Биргитта. – Мне двадцать лет, и я хороша собой. Что мне здесь делать?

Она снова влюбилась. В Малко. Она желала его, хотела увидеть свое отражение в его золотистых глазах...

Внезапно, подчиняясь шестому чувству, она обернулась, почувствовав чье-то присутствие. Но увидела лишь какого-то афганца, мочившегося у дерева. Из-за охватившего ее страха она стала очень нервной. Она знала, что, обманывая полковника Пильца, она рисковала жизнью.

Биргитта колебалась. Рядом с тротуаром медленно проехало такси «волга». И она приняла решение. Она остановила машину и села в нее.

– Отель «Хилтон», – приказала она.