Человек-луч

Глава тринадцатая
НАД ОКЕАНОМ

Декретом его величества короля Биссы десятое апреля было объявлено праздничным днем на всей территории королевства. Так как невозможно было толком объяснить островитянам, что произойдет, ограничились сообщением: «Белые люди будут летать над океаном». Жители Фароо-Маро видели самолеты и раньше; познакомились с ними жители и других островов, когда на спешно созданные аэродромы одна за другой прибывали машины из Сиднея, Гонконга, Джакарты, Сингапура, даже Токио и Манилы…

От одиннадцати до тринадцати часов в квадрате «М», граница которого проходила в двадцати километрах от Фароо-Маро, разрешено было находиться только туземным лодкам, и тот, кто не позаботился о лодке заранее, платил теперь колоссальные деньги даже не за лодку, а за место в ней.

В знак уважения к советскому консулу староста деревни Вангуну прислал ему свою ладью.

— Пожалуй, это единственное судно, на котором Хеджес не заработал ни гроша, — сказал консул, передавая Василию Ивановичу, своему помощнику, ковчег Вангуну. — Хеджес за гроши, за пачку-другую табака зафрахтовал весь, так сказать, туземный флот, а теперь берет по сто долларов за место…

Каноэ деревни Вангуну было похоже на гондолу с высоким носом и кормой, украшенными множеством ярких флажков, чтобы отгонять злых духов. Тридцать темно-коричневых гребцов под руководством Тобуку вели его в океан, радостно сверкал ослепительными зубами при каждом ударе весел, а на подушках, благоразумно захваченных из дома консула, подпрыгивали, не в силах удержать восторженный хохот, Нинка и Бубырь, которых Василий Иванович безуспешно уговаривал вести себя солиднее…

Ни одна из сотен лодок, скользивших в это утро по лагуне к выходу в океан, не шла ни в какое сравнение с каноэ деревни Вангуну. Все больше и больше отрываясь от своих соперников, разбрасывая веслами груды алмазов, Тобука и гребцы радостно улыбались и скоро промчались мимо какого-то островка, откуда Фароо-Маро уже едва виднелось на горизонте.

А в следующую минуту произошло непонятное: каноэ деревни Вангуну вдруг потеряло ход, а гребцы мгновенно издали звук, похожий и на шипение и на свист, и замерли в напряженной тишине. Все это показалось Василию Ивановичу странным, даже подозрительным; он уже повернулся к Тобуке, чтобы выяснить, что произошло, но тут заметил, как десятки других лодок точно так же затормозили ход, едва оказались вблизи их каноэ.

Поняв волнение пассажиров, Тобука молча протянул руку вперед. Там плавало что-то вроде коричневого острова в несколько гектаров величиной.

Только когда, повинуясь беззвучным указаниям Тобуки, лодка приблизилась к загадочному острову, Василий Иванович понял, что это такое.

— Черепахи! — шепнул он. — Морские черепахи!

— Это черепахи мистера Крэгса? — Нинка тотчас вскочила на ноги. — У нас есть одна знакомая, ее зовут мистер Хеджес, но задачи она решать не умеет…

— Нет, это настоящие морские черепахи, — заявил Василий Иванович, с любопытством следя за огромным стадом.

Как только лодки окружили его, гребцы скользнули в воду и бесшумно, без единого всплеска, подплыли к черепахам. У многих черепах панцирь достигал в поперечнике без малого метр; такие черепахи весили по семьдесят — восемьдесят килограммов. Все это были спящие самки; теплая вода медленно несла их к берегу, где они должны были отложить яйца… Охотники, действуя по двое, одновременными ловкими движениями переворачивали черепаху за черепахой брюхом кверху. Беспомощно болтая в воздухе лапами, вытягивая над водой змеиные шеи и раскрывая клювы, схожие с клювами попугаев, черепахи уже не могли скрыться. А «остров», казалось, даже не уменьшился. И Тобука заметил, что очень редко встречается такое большое стадо… Перевернутых черепах охотники отбуксировали каждый к своей лодке, где добычу привязали к веревке, чтобы тащить в лагуну.

Невозможно было заставить лодки идти дальше в океан. Как ни ругались корреспонденты и кинематографисты, как ни умоляли, какие деньги ни сулили, гребцы неумолимо держали к берегу, весело отвечая на все вопли белых людей:

— Иес, мистер! Иес, сэр!

Мясо черепах попадается не каждый день! На берегу их ждали восторженные вопли женщин и детей родной деревни, пир и праздник на всю ночь. Можно ли это было променять на бесцельный поход!

Только лодка деревни Вангуну продолжала двигаться вперед. Гребцы и Тобука знали, что староста велел им выполнять все распоряжения белого человека, а Василий

Иванович, имея строгое указание консула, твердо держал курс на квадрат «М».

Нинка и Бубырь перебрались на нос лодки и, жмурясь от нестерпимо острого сверкания воды, спорили, кто первый увидит Юру Сергеева и как это будет.

Василий Иванович то и дело прикладывал мощный морской бинокль к глазам, но, кроме бесконечных вспышек на гребнях волн и легкого марева вдалеке, не видел ничего. Вначале его несколько обеспокоило, что все лодки вернулись к острову, а он с ребятами уходит все дальше. Но потом Василий Иванович рассудил, что нетерпеливые журналисты и операторы, после того как черепахи будут доставлены на берег, найдут способ уговорить туземцев все же дойти до квадрата «М»; не пройдет и трех часов, как все они, вероятно, снова встретятся в океане.

— Сколько я ни думаю, — вздохнул Бубырь, доставая из-за пазухи лепешку и делясь ею с Тобукой, — никак не могу придумать, как это они делают!

— Что ты опять не понимаешь, Колобок? — насмешливо покосилась Нинка, развлекавшаяся попытками увидеть свое изображение в зеркальных струях океана.

— Как это они делают? — хрустя сухой лепешкой, взволнованно таращил глаза Бубырь. — Ты помнишь, сколько мы сюда ехали? Даже самолет, самый сверхскоростной, «ТУ- 150», долетает сюда за шесть, ну, пусть, за пять часов. А Юра Сергеев в Двенадцать часов еще будет в Майске, в академическом городке. Раз! — на часах все еще двенадцать, а он уже здесь!

— Самолет! — вскрикнул вдруг Василий Иванович и, не веря себе, быстро протер бинокль и снова поднял его, закрыв им чуть не половину лица. — Идет прямиком в квадрат «М»… — Он подрегулировал линзы. — А может, выскочил из квадрата… Непонятно…

Он оглянулся на гребцов, явно сожалея, что их каноэ не может развить такую же скорость, как самолет.

— Уходит! Откуда он взялся, черт возьми?

Выяснить это было невозможно. Бубырь, забыв о лепешке, молча смотрел на Василия Ивановича, а у Нинки дрогнули губы.

— Может, чего с Юрой?… Может, что случилось?

Коралловый островок, торчавший над водой, давно исчез позади… Они плыли между двумя океанами: голубым, струившим горячее солнце, наверху, и то голубым, то синим, то зеленоватым, брызгающим белой пеной, под ними. Василий Иванович посмотрел на часы: было без четверти одиннадцать. Он проклинал себя последними словами за то, что не взял передатчик и не мог сейчас связаться с берегом.

«Вернуться? Но до берега не меньше двух часов, все так или иначе кончится… Кроме того, какие, собственно, основания утверждать, что самолет был в квадрате «М» или направляется туда? Наконец, локаторы прощупывают непрерывно весь квадрат, и, если самолет был там, они должны были его давно обнаружить. А что еще я могу сообщить?»

И Василий Иванович решил двигаться дальше. Он не знал, что случайно обнаруженный им самолет, гидроплан неизвестной национальности, намеренно держится пока в стороне от квадрата «М» и что именно потому локаторы не смогли его обнаружить.

— Что же может случиться с Юрой? — сказал он, подтаскивая к себе Нинку за лямки цветастого сарафанчика. — Юра пока только едет на аэродром академического городка…

Еще целый час их лодка шла в океан, и казалось, что она не то двигается вперед, не то стоит на месте, не то кружится, взлетая вверх и вниз среди соленых брызг, летучих рыб и голубого неба. Утомленная водой и качкой, Нинка прикорнула на коленях Василия Ивановича, но Бубырь, напуганный бескрайностью океана и тревожимый смутным ощущением грозящей беды, почти лежал на носу, неотступно глядя вперед или молча проверяя, не увидел ли еще чего-нибудь Василий Иванович в бинокль.

Неожиданно Бубырь приподнялся.

— Что это? — спросил он, протягивая руку в небо.

Василий Иванович моментально вскинул бинокль к глазам: там ничего не было.

— Да нет! Слышите? — взволнованно выговорил Бубырь. — Вот опять…

Теперь услышал и Василий Иванович. Бледнея, он медленно опустил бинокль. Казалось, тень легла на его лицо.

— Это, брат, пулеметная очередь… — медленно сказал он, сжимая кулаки.

Было ровно двенадцать часов. По вычислениям, которые Василий Иванович непрерывно вел, они пересекли границу квадрата «М» несколько минут назад. Квадрат образовался сторонами, каждая в пятьдесят километров длиной. Успеть попасть туда, где сейчас шла стрельба, они не могли. Да и что бы они сделали без всякого оружия?… Тем не менее, определив по звуку наиболее вероятное место выстрелов, Василий Иванович, не колеблясь, направил туда каноэ.

— Пусть спит! — торопливо сморщился взволнованный Бубырь, когда Василий Иванович покосился на Нинку.

«Не заснуть бы нам всем тут!» — подумал Василий Иванович.

Что там произошло? Юра уже над океаном. Он мог бы уже связаться с берегом. В небе с минуты на минуту должны были показаться гидропланы экспедиции, чтобы подобрать Сергеева… Что же случилось?

Это были как раз те секунды, когда Паверман, окруженный всем составом экспедиции, принимал в радиорубке «Ильича» от взволнованной радистки первые сообщения двойника Сергеева.

— Прибыл на место. Высота над уровнем океана четыреста шестьдесят восемь метров. Жду указаний…

Еще не прошел пронесшийся по «Ильичу» шквал восторженных восклицаний, когда радистка, не отходившая от аппарата, требовательно подняла руку. Двойник Сергеева вел передачу.

Автомат невозмутимо сообщил:

— Внимание! В зоне появился самолет. Идет на меня.

— Немедленно вызывайте Андрюхина! — крикнул, дрожа, как от озноба, Паверман. — Живее!

Его сотрудники бросились к радиотелефону и замерли: двойник возобновил передачу. Так же размеренно он сообщил:

— Самолет в двухстах метрах. Проходит мимо, требуя, по-английски и по-русски, чтобы я опустился на воду…

Паверман, подняв жилистые кулаки, бросился к радистке:

— Передавайте Андрюхину…

Но опять заговорил автоматический радиопередатчик двойника:

— Самолет начал обстрел… Дал очередь над головой. Второй очередью перебиты ноги…

— Передавайте Андрюхину! — страшным голосом крикнул Паверман, хватаясь за стойку. — Самолет в квадрате «М». Обстрелян двойник! Задержать главный запуск!…

— Он спрашивает, что с Сергеевым… — бледный, как воротник рубашки, негромко выговорил сотрудник, связавшийся с Андрюхиным.

— Как? Разве Сергеев?… — Паверман бессильно прислонился к стене, глядя прямо перед собой на огромные часы в радиорубке. — Сообщите: от Сергеева пока сведений нет.

Было принято решение: немедленно, на большой высоте, выслать дежурные гидропланы.

В это время самолет, атаковавший двойника Сергеева, делал второй заход. На самолете не было никаких опознавательных знаков. Его экипаж состоял из пяти человек. Все они были в одинаковых белых рубашках, коротких белых штанишках и теннисных туфлях; даже стрелки, сидевшие у пулеметов, носили тот же костюм.

Разговаривали они между собой по-английски, но это, конечно, еще не определяло национальности, тем более что двое говорили с явным акцентом. Небольшая черная такса в наморднике непрерывно скулила у ног одного из них.

У этих людей были головы, лица, руки, ноги, даже глаза. И, хотя, вне всякого сомнения, все эти детали принадлежали именно людям, а не электронным машинам, у всякого, кто взглянул бы на членов экипажа неизвестного самолета, невольно возникло бы естественное чувство гадливости, отвращения. Их глаза были разного цвета и формы, но это были одинаковые глаза убийц. И даже эти беспардонные убийцы были потрясены появлением двойника. Их била дрожь, чувство ужаса все сильнее скребло душу.

— Он продолжает вести передачу? — спросил старший, отшвыривая ногой черную таксу.

— Да, мистер Френк. — Радист самолета с трудом шевелил губами. — Он сообщает обо всех наших движениях.

— Сбей его! — приказал Френк левому стрелку. — Тысяча долларов за хороший выстрел!

Стрелок не промахнулся и на этот раз. Очередь прошила грудь и шею двойника.

— Замолчал! — глухо проговорил радист.

— Отлично, но почему он висит в воздухе? Что за дьявольщина? — Человек, которого называли мистер Френк, в кровь искусал губы. Ему было до тошноты жутко, его била дрожь, но он не мог уйти отсюда, пока не собьет этого красного.

— Босс! — крикнул один из стрелков. — Второй появился!

В сияющей голубизне неба, примерно на той же высоте, что и двойник, но метров на триста в глубь квадрата, возник Юра Сергеев.

— Бросьте в ад эту дьявольскую таксу! Швырните ее в океан! — заорал мистер Френк, не в силах терпеть дольше отчаянный скулеж забившейся под сиденье черной собачонки. — Пусть хоть она выкупается, раз эти фокусники не хотят идти в воду!… Дай им еще, стрелок!

Радист нервно сообщил:

— Вторая радиограмма от какого-то короля Биссы. Предупреждает самолет неизвестной национальности, преступно вторгшийся в пределы квадрата «М», что с ним будет поступлено, как с бандитом и убийцей.

— Вздор! — сплюнул Френк. — Стреляй!

— Под нами туземная лодка, сэр, в ней белые… — нерешительно выговорил летчик.

— Второй пулемет, очередь по лодке! — Мистер Френк в бешенстве колотил кулаками по подлокотникам кресла.

— Босс, — доложил штурман, — к нам приближаются три гидроплана…

Сжав зубы, Френк тихо застонал.

— Надо удирать, — нехотя выговорил он. — Но раньше сбить этих акробатов…

— Не буду я стрелять в этих парней! — пробурчал стрелок. — Это расстрел. Я не палач… Они сделали чудо.

— Бунт?! — Мистер Френк выхватил браунинг. (Стрелок, хмуро поглядев на него, выразительно сплюнул.) — Бунт?! — почти шепотом выдохнул мистер Френк и с двух шагов разрядил всю обойму в разом обмякшее тело стрелка.

— Сэр, — пролепетал радист, — второй… парашютист ведет передачу…

Это был тот момент, когда и осунувшийся Паверман, лишь потом обнаруживший широкую седую прядь в своих огненных кудрях, услышал вновь характерное потрескивание радиоаппарата.

— Сергеев! — звонко крикнула радистка «Ильича». — Передает: «Вышел на заданную точку. Самочувствие хорошее. В квадрате самолет. Двойник расстрелян. Самолет атакует меня…»

— Ну? — Паверман, до боли скривив заострившееся лицо, впился костлявыми пальцами в ее плечо. — Ну?

— Замолчал… — едва выговорила девушка.

В это время Юра Сергеев проделывал примерно то же, чем он занимался, демонстрируя Крэгсу и Хеджесу антигравитационный костюм. Он то стремительно взмывал вверх, оказываясь над самолетом, то камнем падал вниз, лишь у поверхности воды застывая в воздухе. В момент одного из таких падений он заметил в пестрой, переливающейся самоцветами воде что-то барахтающееся, что-то маленькое, черное, старательно колотившее по воде черными лапками. Блестящий клеенчатый нос упрямо торчал кверху…

— Детка! — крикнул Юра.

Подхватив таксу, он снова взмыл в струящееся жарой небо, на ходу запихивая визжащего пса в широкий карман комбинезона. Самолета не было видно. Юра оглянулся, ища его, и тотчас острая судорога рванула плечо и левый бок. Свесив голову на грудь и уронив тяжелую руку на Деткины лапы, торчащие из кармана, Юра бессильно повис в воздухе, неподалеку от своего двойника… Напрасно песик пытался через намордник лизнуть руку Юры, напрасно скулил так, как не скулил и в самолете, — Юра не шевелился. Его тяжелое тело висело на заданной высоте, ничем не управляя, ничего не сообщая товарищам…

К этому моменту сложилось следующее положение. Неизвестный самолет стремительно уходил на юг, в район, где крейсировала эскадра седьмого флота. Три гидроплана экспедиции на высоте примерно пяти тысяч метров на малой скорости входили с востока в квадрат «М», еще не обнаружив ни Юру, ни его двойника.

Каноэ деревни Вангуну ближе всех находилось к месту катастрофы, и Василии Иванович в морской бинокль уже смутно различал в струящихся потоках раскаленного воздуха тело Юры и фигуру его двойника. Лодки, на которых все же плыли к квадрату «М» неугомонные корреспонденты и операторы, были еще далеко, но тоже приближались к месту, где разыгралась трагедия…

Радисты на гидропланах, ни на что, собственно, не надеясь, упорно вызывали Юру и его двойника. Никто не отвечал на вызов…

Пока пытались выяснить национальную принадлежность самолета, совершившего гнусное преступление, профессор Паверман, члены экспедиции и весь личный состав «Ильича» думали лишь о том, жив ли Юра и как при создавшихся условиях его найти. Предполагалось, что и он и его двойник, прибыв на место и несколько освоившись, дадут о себе знать по радио и при подходе судна или гидропланов спустятся на воду, откуда и будут подобраны. Теперь было ясно, что ни Юра, ни его двойник спуститься на воду не могут. Положение осложнялось еще тем, что метеосводки предупредили о приближении урагана. Обнаружив наконец Юру, гидропланы вызвали вертолет.

Никто не знал еще размеров катастрофы, не знали, убит или только ранен Сергеев, и каждая новость из района Биссы жадно ловилась миллионами людей, не отходивших от своих приемников или уличных репродукторов. Новости были неясные и путаные, но сам факт огромной удачи великого эксперимента и чудовищное злодеяние неизвестного самолета потрясли сердца людей. Всюду возникали стихийные митинги; в воздух взлетали сжатые кулаки; полиция растерялась. В наэлектризованных толпах людей все чаще раздавались требовательные возгласы:

— Мир! Мир! Руку Советам! К черту бомбы! Да здравствуют русские храбрецы! Виват советской науке!

Между тем драма у острова Фароо-Маро продолжала развиваться.

Моряки, спустившиеся по лестнице из остановившегося над Юрой вертолета, с трудом подхватили его грузное безжизненное тело. В тот момент, когда Юру поднимали по лестнице, какой-то черный, визжащий комок, раньше никем не замеченный, выпал у него из кармана и полетел в воду. Моряки растерялись, однако нельзя было терять ни мгновения, и они поторопились доставить Юру в вертолет.

Прибывший на вертолете врач экспедиции, понимая, как ждут его сообщения во всем мире, осмотрев Юру и хмуро глядя перед собой, негромко сказал:

— Жив. Но может умереть ежеминутно. Пробита сердечная сумка, вторая пуля застряла в легком… Даже на «Ильиче» нет условий для проведения такой сложной операции…

Захватив и двойника Юры, храбро принявшего на себя первый удар, вертолет, словно траурная колесница, грузно полетел к «Ильичу».

То, что шторм начинается в тропиках внезапно, Василий Иванович, конечно, слышал, однако он не мог оценить зловещего значения темного пятна, возникшего на востоке, среди веселых кучевых облаков. Но Тобука и все гребцы взволнованно показывали на это крохотное черное облако и, на этот раз не дожидаясь согласия Василия Ивановича, развернули свой нехитрый корабль и помчались к острову. Ни Василий Иванович, ни тем более ребята не могли оценить серьезность надвигавшейся угрозы.

Между тем темное пятно стало уже огромной иссиня-черной тучей, налитой до краев дождем. Неожиданно холодный ветер резкими толчками повалил лодку набок, кидая ее с волны на волну. Нинка посинела, зубы у нее стучали, и даже Бубырь покрылся гусиной кожей.

Огромная тень от тучи неумолимо двигалась на лодку и наконец накрыла ее. Сплошные потоки воды, подобные лавине ревущего водопада, обрушились на лодку. А в нескольких десятках метров, словно наблюдая, как здорово все это получается, насмешливо сверкало солнце.

Лодку захлестывало водой. Огромные волны в гривах белой пены, рыча, шли на нее одна за другой. Отплевываясь от соленой воды, до того мокрые, что казалось. будто даже кожа у них промокла насквозь, Нинка в облепившем ее сарафане и неповоротливый Бубырь торопливо вычерпывали длинными черпаками воду из лодки, то и дело сваливаясь под ноги гребцам. По черным, равномерно сгибавшимся спинам гребцов текли потоки воды. По другую сторону от ребят орудовал ведром Василий Иванович. В уныло обвисшей шляпе, с закатанными брюками на волосатых ногах, он походил на дачника, попавшего на рыбалке под ливень.

Бубырю уже показалось, что впереди мелькнул тот самый островок, около которого они несколько часов назад беспечно ловили черепах, когда огромная косая волна, величиной с многоэтажный дом, неожиданно накрыла лодку… Часть гребцов, растерявшись, в ужасе выпустила весла. Лодку понесло боком, и в следующее мгновение она опрокинулась, бросив в океан гребцов, Тобуку, Василия Ивановича и Бубыря с Нинкой.

Глотая воду, фыркая, чувствуя, что погибает, что соленая вода беспощадно забила нос, боясь открыть рот и бешено перебирая ногами и руками, Бубырь, подхваченный следующей волной, вылетел на поверхность и жадно глотнул вместе с солеными брызгами изрядный запас воздуха.

«Кораблекрушение! Шторм! Акулы!» Один страх в воспаленном мозгу Бубыря сменялся другим. И вдруг самое страшное заставило его выпрыгнуть из воды по пояс. «А где Нинка? Она же не умеет плавать!…»

Он оглянулся и только сейчас увидел, что он не один. Волны то разбрасывали, то снова сближали черные тела гребцов; среди них он различил Тобуку. За нос опрокинувшейся лодки упорно держался Василий Иванович; другой рукой он поддерживал Нинку, которая что-то орала, задирая кверху белобрысую голову с жалко повисшими косичками… Кажется, она ругала океан.

Обрадованный Бубырь поплыл к ним. Хотя это было очень трудно и, подплывая, он несколько раз больно стукнулся об лодку, до крови распоров бок, все же Леня добрался к Василию Ивановичу и подхватил яростно плюющуюся Нинку с другой стороны.

Вскоре к лодке подплыли Тобука и другие гребцы. Тобука, все еще пытаясь улыбаться, посадил Нинку на плечи и, держась за лодку рядом с Василием Ивановичем, печально покачал головой. Они могут спастись, только если утихнет шторм и если до этого не появятся акулы, а их тут много…

Акулы!… Леня перестал слышать грохот океана, не замечал ливня, не видел многосаженных волн. До боли в глазах он вглядывался в мутно-сизую воду; ему то и дело казалось, что из неведомых глубин всплывает длинное, сильное тело с разинутой зубастой пастью и косым плавником…

Но вместо акулы Леня увидел… Муху! Это было невероятно, но он ясно видел на гребне взметнувшейся волны, рядом с собой, мордочку Мухи. Еще не веря себе, забыв об акулах и не обращая внимания на крики Василия Ивановича и Тобуки, Леня ринулся туда, где волны подбрасывали и вертели блестящий, черный, почти безвольный, но еще живой комок. Муха была совсем близко, он видел ее блестящие глаза, лапы, упрямо колотившие взбешенный океан, задранный кверху клеенчатый нос. Но, злобствуя, злорадно воя, волны откатывались в стороны, и снова между Леней и Мухой лежала седая, в клочьях пены, жадно дышавшая пропасть…

Ему помог Тобука. Он поплыл следом за мальчиком и, поняв, что надо добыть собаку, ловко скатился по взмыленному гребню прямо на Муху, успев подхватить ее за дрожащую шкурку. В следующую секунду океан снова вырвал Муху, но теперь Леня был рядом. Он обхватил собаку вокруг бьющегося, как в лихорадке, туловища и, тут же хлебнув с ведро воды, едва не пошел на дно. Его удержал Тобука… Так они и плыли втроем. Муха из последних сил все старалась выпрыгнуть из воды, хрипло взлаивала и, захлебываясь соленой пеной, облизывала Леню.

— Лает она все-таки по-русски… — едва выговорил довольный Бубырь, когда они добрались до опрокинутой лодки, где с нетерпением ждали их Василий Иванович, Нинка и гребцы.

Потоки воды по-прежнему с ревом валились на них, холодный ветер пытался оторвать их от лодки или размозжить об нее, когда Василий Иванович, взглянув на небо, радостно крикнул.

Над ними стоял вертолет.

Через несколько минут все было кончено. В огромное теплое брюхо вертолета поднялись по бешено качавшейся лестнице не только все тридцать гребцов во главе с Тобукой, не только ребята с Мухой и Василий Иванович; туда же с трудом втянули и славное каноэ деревни Вангуну.

Грузно покачиваясь под ударами дождя и ветра, вертолет уже проходил над пенными бурунами прибоя, когда с востока, с противоположной стороны острова, до них донесся сквозь вой урагана протяжный рык артиллерийской канонады… Крейсеры, входящие в состав седьмого флота, дали первый залп по Фароо-Маро…