Пол точно знал, где его нет.
В настоящий момент его не было в офисе адвокатской конторы «Гриви и Ко», хотя сам Шейн Гриви сидел напротив за столом и читал большую книгу в кожаном переплете. Гриви, как всегда, выглядел лет на сорок. Он был лысоват, худоват, с вечно дежурной, но далеко не счастливой улыбкой. Он скалился так, как скалятся работники «на минималке» в рекламных поролоновых костюмах, исполняющие волю вышестоящего начальства. Вообще-то, если подумать, это была не адвокатская контора «Гриви и Ко». Пол отметил, что подсознание каким-то образом облагородило обстановку, наполнив офис мебелью из красного дерева с мягкой кожей, и даже поставило в угол внушительные напольные часы. В реальности контора представляла собой пару убогих комнатенок в Филсборо[5] – прямо над магазином диванов, недавно закрывшимся после трехлетней распродажи.
Этот сон был одним из двух, которые Пол всегда помнил, и оба этих сна повторялись часто. Правда, конкретно этот ему нравился больше. Конечно, странно было осознавать, что он спит, причем с полным ощущением, что все это происходит на самом деле. Но понимание не означало, что он мог проснуться. Казалось, у него не было иного выбора, кроме как сидеть здесь почти каждую ночь и видеть это снова и снова.
Гриви оторвал взгляд от книги в кожаном переплете и многозначительно кашлянул, явно недовольный тем, что ему не уделили должного внимания. Книга была еще одним подкинутым подсознанием предметом. Настоящее завещание Фиделмы состояло лишь из нескольких стандартных листков формата А4.
Гриви продолжил чтение:
– «…мою собственность любой природы и вида, где бы она ни находилась, включая дом в Ричмонд-Гарденс, мои накопительные счета и пакеты акций я завещаю Донегольскому ослиному заповеднику».
В этот момент осел, сидевший за правым плечом Гриви, как обычно, зловеще зарычал. Пол не знал, умеют ли настоящие ослы рычать, но будь он проклят, если станет проверять свои кошмары на правдоподобие!
– «Тем не менее до того, как вышеуказанное дарение вступит в силу, я предусматриваю следующее материальное обеспечение для моего внучатого племянника Пола Малкроуна…»
Пол, как всегда, посмотрел на свою двоюродную бабушку Фиделму, сидевшую верхом на осле. Что бы ни говорил или делал Пол, она только молчала. На ее лице было одно и то же неодобрительное выражение: «Откуда так воняет?» В реальной жизни она ни разу не говорила с ним напрямую. Впервые Пол увидел ее в шестилетнем возрасте, когда тревожно вертелся позади матери, занятый невероятно важным поручением – присматривать за большим синим чемоданом. Фиделма вначале спорила с его мамой, а потом хлопнула перед ними дверью. Пол ничего не понял. Он стал жаловаться и хныкать от холода, пока не заплакала уже мать…
В следующий раз (и он же последний) Пол встретился с Фиделмой через неделю после того, как ему исполнилось двенадцать лет. День рождения состоялся накануне похорон мамы, поэтому никто о нем не вспомнил. На стене комнаты, в которую его привели, было нарисовано большое дерево. Пол смотрел на него, пока Фиделма читала проповедь о распутном поведении «юнцов» двум сконфуженным и оттого мрачнеющим на глазах социальным работникам. А потом она вышла, проигнорировав, как обычно, Пола. Открыв дверь, мужчина из социальной службы выкрикнул вслед Фиделме грубое слово, и после этого Пол больше его не встречал.
– «…Он получит в пользование мой дом в Ричмонд-Гарденс, а также ежемесячное пособие в размере пятисот евро. Подчеркиваю, что это временная мера на период поиска им подходящей работы, что, безусловно, является проблемой, учитывая плачевный старт его жизни».
Вот они, четыре слова, определившие дальнейшую судьбу: «плачевный старт его жизни». Эти четыре слова так взбесили Пола, что он решил сломать ей систему. Вместо того чтобы искать работу, он будет вечно жить на пятьсот евро в месяц. И пошла она на хуй! Вместе со своими ослами.
– «…Обеспечение будет предоставлено при соблюдении следующих условий. Первое: он не должен получать никакой другой материальной помощи ни от государства, ни от благотворительных организаций, ни из любого другого источника. Второе: обеспечение будет немедленно отменено, если у него возникнут какие-либо проблемы с полицией».
В этот момент заулюлюкал и запрыгал на стуле еще один обитатель сна, вдруг возникший за правым плечом Гриви. Это был Мартин Браун – по-прежнему в больничной одежде и с кровью, капающей из открытого воющего рта. По неизвестной Полу причине он стучал пальцами по старой печатной машинке, словно делая некие заметки. Его присутствие стало новым и довольно неприятным дополнением. Пол старался не отводить взгляда от осла, поскольку даже во сне от вида крови у него сводило живот. Недовольный тем, что его игнорируют, Браун вскочил со стула и обежал вокруг стола, сгорбившись, как шимпанзе. Он исчез из поля зрения, но костлявые руки обхватили шею Пола. Пол стал отрывать руки от себя, но старик был невероятно силен. Гриви продолжил чтение:
– «…Третье: чтобы развить свои моральные качества, он должен не менее шести часов в неделю заниматься благотворительностью, документально удостоверяя в этом мистера Гриви».
Пол закричал, ощутив вонзившиеся в его правое плечо зубы Брауна. Он стал дергаться, пытаясь высвободиться, а Гриви меж тем продолжал бубнить. Руки Брауна принялись стаскивать его со стула. Пол посмотрел на вечно недовольное лицо Фиделмы.
Чья-то рука легко затрясла его за левое плечо, и он услышал другой голос – более мягкий и далекий.
– Пол? Пол? С тобой все в порядке?
Пол оглянулся и увидел над собой Бриджит Конрой, глядевшую на него с обеспокоенным выражением лица. Это тоже было нечто новенькое.
А потом давление костлявых рук усилилось, и он закричал.
Задыхающийся Пол вздрогнул и проснулся, немедленно увидев над собой участливое лицо Бриджит.
Флуоресцентный свет и запах антисептика. Накрахмаленные простыни, слишком туго натянутые и стеснявшие тело. Он понял, где находится. В больнице. Пол опустил голову на подушку, слушая в ушах стук собственного сердца. Теперь, когда ответ на вопрос «Где?» получен, за ним последовали вопросы «Кто?», «Когда?» и в особенности «Почему?». Пол несколько раз глубоко вдохнул.
– Как себя чувствуешь? – спросила Бриджит.
Придя в себя, Пол вдруг вспомнил, какое чувство должен испытывать к Бриджит, а именно – чувство негодования.
– Супер. Спасибо, что спросила, – ответил он.
– Я очень извиняюсь… – произнесла она.
– За что? За то, что меня чуть не зарезали? Да ладно, не бери в голову. У меня все равно не было других планов на вечер. К тому же мне дали кучу бесплатных наркотиков, так что я еще и в плюсе.
Она попыталась заговорить, но он не закончил. Пол прокручивал этот разговор в голове несколько раз, так что ему было что сказать. Включив внутренний суфлер с заготовленными репликами, он решительно продолжил:
– А может… ты хочешь извиниться, что пришлось брать дополнительные анализы, чтобы узнать, не содержала ли кровь, которой кашляли мне в лицо, какую-нибудь заразу? Или за то, что теперь я стал подозреваемым в убийстве? – голос Пола стал повышаться вместе с растущим внутри негодованием. – За что именно ты собралась просить прощения?
– Ну… за это все… – голос Бриджит дрогнул, глаза стали наполняться слезами.
– Не смей! – перебил он, укоризненно вытянув палец.
– Что?
– Даже не думай об этом, черт тебя дери!
– О чем?
В голосе Бриджит послышалась легкая нотка раздражения. Она прижала костяшки пальцев к уголку глаза.
– Ты поняла, – ответил Пол. – Не вздумай плакать! Я имею полное право на злость. Не смей его меня лишать!
Бриджит покивала в знак согласия.
– И не поддакивай. И не изображай понимание. Из-за тебя я мог умереть! Так что стой, где стоишь, не плачь и терпи трепку языком, которую ты, черт возьми, заслужила!
Он никогда в жизни не произносил ничего подобного. И теперь, когда нелепая фраза сорвалась с губ Пола, маленький внутренний редактор, сидевший в глубине его мозга, оторвался от газеты и усмехнулся. Откуда, черт возьми, это взялось?
Бриджит, вытиравшая слезу уголком салфетки с левого глаза, приподняла правую бровь, словно в легком удивлении от странного выбора слов. Почему-то он разозлился еще больше.
– И не смей… НЕ СМЕЙ смеяться над моими словами!
Бриджит энергично помотала головой, стараясь подавить непрошеную нервную улыбку.
– Прекрати! Прекрати немедленно!
Теперь голос Пола стал почти умоляющим. Он чувствовал, что разговор все дальше и дальше отклоняется от намеченного им курса.
С губ Бриджит сорвался смешок. Она зажала рот левой рукой и приподняла правую в извиняющемся жесте.
– Не будь такой инфантильной!
Бриджит закивала, зажмурив глаза. Из уголков ее глаз потекли слезы совсем другого рода.
Глубоко вдохнув через нос, Бриджит убрала руку ото рта.
– Прости, прости… – сказала она. – Сегодня была долгая ночь, и я… Окей, все, я успокоилась. Можешь продолжать.
Она выдохнула, размяла шею и поболтала руками, словно расслабив тело для прыжка в длину.
– Ну ладно… – сказал Пол. – На чем я остановился?
– Ты хотел наказать меня языком.
Она рухнула в кресло позади себя и уткнулась лицом в матрас у его ног, когда ее тело охватили судороги неконтролируемого смеха.
– Не…
Да и черт с ней! Невольно Пол рассмеялся тоже. Бриджит посмотрела на него, и когда глаза их встретились, смех усилился многократно. Вся серьезность ситуации вылилась в волну истерики, понятной лишь тому, кого затянуло в ее водоворот. Бриджит пробрало настолько, что она уже хваталась за грудь, не в силах дышать.
Занавеска у изножья кровати сдвинулась в сторону, и в бокс просунулась голова доктора Синхи. На губах его бродила та неуверенная улыбка, с какой люди, слишком поздно присоединившиеся к веселью других, пытаются понять, что происходит.
– Все в порядке, мистер Малкроун? – спросил он.
– Да, спасибо, доктор, – проговорил Пол сквозь смех. – Это сестра Конрой… Из-за нее меня чуть не зарезали.
Бриджит, будучи не в силах вымолвить ни слова, весело помахала Синхе рукой.
Сбитый с толку коллективным безумием доктор переводил взгляд с одной на другого.
– Окей… ладно. Рад, что вам полегчало, – сказал он. – Но не могли бы вы немножечко потише? Вы мешаете другим пациентам.
Пол поднял обе руки, извиняясь. Внезапная боль в правом плече помогла осушить неконтролируемый прилив смеха до тоненького ручейка.
Бриджит тем временем прижала ладони к лицу, превратив хохот в свистящее прерывистое дыхание.
– Отлично, спасибо, – сказал доктор Синха, затем слегка покачал головой и исчез, не забыв задернуть за собой занавеску.
Наконец оба успокоились, и глаза Пола встретились с глазами Бриджит.
– Мне действительно очень жаль. Прости, – сказала она.
– За что?
– За все, – она помедлила. – Особенно за удар ножом.
– Прекрасно. Что ж, я уже думаю о разных способах, которыми ты можешь загладить передо мной вину. Предлагаю для начала подвезти меня домой, как ты обещала.