Глава 3. КРОВЬ, ПОТ И СЛЕЗЫ

Граница с Грузией была условной: никаких постов ни с той, ни с другой стороны давно не было. Среди ярко–зеленой молодой травы ржавыми островками возвышались несколько покореженных остовов грузовиков и одного автобуса. От некогда стоящих здесь зданий, остались только закопченные, полуразрушенные стены и свернутый набок шлагбаум.

Миновав неохраняемую границу и проехав еще километра три, колонна свернула с наезженной дороги. По едва угадываемой в густой траве тропе бронетранспортеры поднимались по отлогому склону вверх, где угадывалась какая–то темная громада. Это оказались развалины старинной крепости. Расчет Мельникова был правильным: устраивать ночлег на перевале было нельзя. Ночью вполне могли появиться боевики с той или другой стороны.

Пока подгоняли машины вплотную к пролому в каменной стене, за которой собирались устроиться на ночлег, откуда–то из темноты появился старик в черной бурке. Вместе с ним была собака, лохматая кавказская овчарка. По–русски он не говорил и подполковник не сразу понял, чего он хочет. Потом, поторговавшись для приличия, он кивнул головой. Старик тут же исчез.

Но вскоре вернулся, волоча на веревке молодого барашка и держа на плече большой бурдюк с вином. Обмен состоялся: капитан Хопров отсчитал причитающиеся тому блоки сигарет «Примы» и заставил выпить кружку вина. Угрюмый старик молча выпил и снова пропал в темноте.

Через десять минут уже жарили на углях куски баранины и вскоре вся сводная команда, кроме часовых, с аппетитом ела плохо прожаренное мясо. Тем самым подтверждая народный афоризм: «Горячее — сырое не бывает!» Сухое вино из бурдюка разливал по кружкам Хопров.

Сначала помянули погибших товарищей, после чего Мельников с тревогой сказал: - Слушайте внимательно. Привал нам пришлось сделать у черта в пасти, потому что завтра нам надо вернуться и найти тела наших товарищей. Охранение удвоить! Это приказ. Лучше недоспать, чем не проснуться. На посту ушами не хлопать, иначе можно запросто остаться не только без ушей, но и без голов. Подходы к развалинам заминировать! На всякий случай… — зло и многозначительно добавил он, но уточнять ничего не стал. — Отсюда — ни на шаг! Иначе налетите на растяжки. Разрешаю выпить еще по кружке — и отбой. Снимаемся рано утром, на рассвете…

Среди ночи раздался близкий взрыв, и разорванное в клочья эхо беспорядочно заметалось в вязкой, холодной темноте. В секунду все были на ногах. Заклацали затворы автоматов и ручных пулеметов, группа занимала круговую оборону — было пока неясно, с какой стороны напали боевики.

Часовые на верху развалин открыли беспорядочную стрельбу, в гулкую ночь полетели трассирующие пули и осветительные ракеты.

Не дожидаясь команды, группа поддержала их интенсивным, но неприцельным огнем. Стреляли наудачу: еще во время ужина опустился туман, сейчас же он был густым, как молоко. Ответного огня не было, и вскоре стрельба прекратилась. Невидимый дым от сгоревшего пороха наполнил развалины острым, кисловатым запахом и теперь медленно перемешивался с чистым, холодным воздухом высокогорья. В ушах стоял звон.

- Ишаки карабарские, — со злостью плюнул Хопров и закутался в свой потертый бушлат. — Такой сон снился… — Он немного повозился и затих. Похоже, ночная вылазка боевиков не произвела на него особого впечатления, и он еще надеялся досмотреть интересный сон.

И действительно, вскоре капитан Хопров как ни в чем не бывало похрапывал у стены, сжимая в руке автомат. Остальные быстро уснуть не смогли. Мельников с завистью прислушивался к трелям, которые выводил его верный товарищ, и долго ворочался в своем углу. Сна не было ни в одном глазу, зато снова появились вопросы, на которые он не знал ответов. Уснул он часа через два.

На рассвете его разбудил Хопров: - Шеф, там ночью какой–то абрек налетел на растяжку. Был вооружен. Вот, — он показал трофейный автомат АКМ. — И собаку убило.

Мельников вышел из крепости. Шагах в двадцати лежал труп молодого чеченца, одетого в залитую кровью камуфляжную куртку и посеченные осколками спортивные штаны. Он лежал на боку, неестественно вывернув правую руку. Его открытые глаза слепо смотрели на восток, где разгоралась багровая заря. Рядом с ним валялась овчарка, с которой вчера приходил угрюмый старик.

- А с этим что делать? — спросил капитан, ткнув носком ботинка в мертвое тело.

- То не наша забота. Кто ему дал наводку, тот пусть его и хоронит. Вот чертов старик! — ругнулся Мельников. — Наверное, думал, что мы нажремся вина и нас можно будет взять голыми руками…

Через час снова были у того места, где подорвался «КамАЗ». Утреннее солнце разогнало остатки ночного тумана: снизу всё еще поднимались тонкие струйки сизого дыма.

На этот раз поиски оказались более успешными. После такого взрыва, Мельников не надеялся, что тела удастся найти целиком. Так и вышло: через два часа на плащ–палатки сложили то, что удалось найти. У останков прапорщика не хватало половины головы и обеих ног, у сержанта — руки и правой ступни. Молодых солдат, которые участвовали в поисках, рвало и выворачивало наизнанку. Завязанные в плащ–палатки останки пристроили в углу «бэтээра» и небольшая колонна двинулась в обратный путь.

Дороги в горах вещь своеобразная: часто, чтобы преодолеть три километра по карте, приходилось делать тридцать и более километров по сильно пересеченной местности, следуя за прихотливыми изгибами горных ущелий или рек. Солнце палило не по–весеннему: броня раскалялась до такой степени, что нельзя было прикоснуться рукой. Изнуряющая духота мучила людей с восхода и до заката, а мелкая, въедливая пыль еще и ночью. На пропитанном потом камуфляже солдат и офицеров белыми разводами проступала соль. Вода была рядом — в теснинах с шумом бежала холодная, чистая речка — но никто даже не мечтал искупаться: это было слишком опасно. В горах уже появилась «зеленка», а в окрестных лесах хватало и обычных боевиков, и снайперов.

Теперь колонна держала путь на Ботлих, а оттуда — на Аргун. Обычных разговоров и шуток на обратном пути слышно не было — смерть наводила на мрачные размышления. Каждый понимал, что мог оказаться на месте погибших товарищей.

Вечером, в конторке ремонтного ангара, сидела та же компания, что и три дня назад. Только вместо прапорщика Куницына на столе стояли две солдатские кружки, накрытые кусками серого хлеба.

- …Вот, гады, — имея в виду боевиков, выматерился зампотех и поднял свою кружку. — Давайте помянем погибших. Сержанта я не знал, — он тяжело вздохнул, — а с прапором мы за этим столом пили водку. Хороший был парень.

Выпили не чокаясь, закусили молча. Каждый думал о своем.

Первым нарушил затянувшееся молчание Мельников: - Майор, ты не поможешь с цинковыми гробами? Не довезем мы их — тепло уже…

- Конечно, помогу… Груз «двести», последний долг живых перед мертвыми.

Он покрутил ручку полевого телефона и долго ждал, пока искали какого–то капитана Стрельцова. Потом закончил недлинный разговор и тихо положил трубку.

- Сейчас привезут… — сказал он и снова замолчал.

- Ты еще не загнал свой «Урал»? — спросил Мельников.

- Стоит… Вон, в углу, под брезентом.

- Чтоб не пылился?

- Нет, чтобы ноги ему не приделали. Ведь почти даром отдаю, так нет — всё норовят на халяву урвать. Вчера тут вертелся майор из саперного полка. Увидал тот «Урал», и тут же с ножом к горлу. Дай его нам, говорит, у нас боевики спалили две машины… Я тебе, мол, бумагу от своего полкана принесу, что реквизировали по военной надобности. А на кой черт мне его бумаги? — зло спросил майор. — Дай спирту или жратвы, может, и договоримся…

- Я бы взял тот «Урал», — задумчиво сказал Мельников, — но бочки спирта у меня уже нету. В том подорванном «КамАЗе» сгорела. Двести литров чистого спирта…

- Вот гады! — снова выматерился майор. — Ни себе, ни людям… — Потом спросил: — А сколько есть?

- Сто литров осталось… «Энзэ» — неприкосновенный запас, — ответил Мельников и тяжело вздохнул, снова вспомнив и о погибших людях, и о подорванном на фугасе грузовике, и о бочке дефицитного спирта.

- Забирай! — неожиданно согласился майор и, порывшись в ящике стола, нашел ключи. — Только аккумулятора нет. Так, поставили дохлый от «Волги», чтоб искра была, но со стартера уже не заведешь: только с буксира. Будешь в наших краях — довезешь должок. Ну а не случится — значит, не судьба.

Подполковник взял ключи от «Урала» и сказал: - Через месяц или полтора, я сам или кто–то из моих людей снова будет здесь проездом. Тогда и верну.

- Годится, — согласился майор. Подполковник производил впечатление надежного человека — и он ему сразу поверил. — Да, — спохватился он, — химию свою не забудь!

- Да нет, майор. Это я тебе оставлю.

- Мне–то она зачем? — удивился зампотех.

- Пойдем, объясню.

Теряясь в догадках, майор отпер свой склад. Мельников подошел к бочке и пнул ее ногой. Судя по звуку, она была полной.

- Открой крышу, — распорядился подполковник.

Когда зампотех сорвал свинцовую пломбу и скрутил крышку, Мельников добавил: - А теперь понюхай! Чем пахнет?

Майор нагнулся к горловине и осторожно потянул носом: - Спирт! — с удивлением доложил он. — Точно спирт!

- Именно. В бочке сто литров. Чистый медицинский — можно пить без опаски.

- А чего же тогда на ней написано? — недоуменно спросил майор.

- Ну да, — мрачно усмехнулся подполковник. — Еще бы написать: «Спирт–ректификат». Сам знаешь — и замок бы не помог…

Хмурым майским утром небольшая колонна из двух «бэтээров» и «Урала» выехала за ворота «Хозяйства Кутикова» и взяла курс на север.

Вдоль дорог, по которым они продвигались, попадались сожженные грузовики, автозаправщики, автобусы и легковые машины. Кое–где встречались искореженные бронетранспортеры и танки. В поселках и аулах во множестве попадались дома, которые стояли без крыш, окон и дверей. Пустыми глазницами они слепо смотрели на все четыре стороны света. В этом Мельников чувствовал какой–то укор. Война в Чечне шла второй год, и повсюду было заметно ее алчное и ненасытное дыхание, которое опаляло землю и души людей. Местные жители молча и настороженно провожали глазами их небольшую колонну.

«Заварили кашу политики, — с осуждением думал Мельников, поглядывая из кабины «Урала» на закопченные стены разоренных домов, взорванные пролеты мостов и поваленные столбы линий электропередач, на хмурые лица женщин и подростков. — Стратеги хреновы! Хотя бы «букварь» взяли в руки и почитали бы о Кавказских войнах. Тут еще при царе–батюшке чуть не век воевали с этими горцами… Нашелся же лихой вояка: «Да мне одного десантного полка хватит, чтобы взять Грозный!» Ну и как? Взял?.. Не надорвался? Генеральских звезд на погоны нахватал, а как был раздолбаем, так им и остался. Полтора года идет война, Грозный выглядит хуже, чем Сталинград в сорок третьем, а толку? Днем власть у федералов, а ночью у боевиков… В свое время Сталин за трое суток решил чеченскую проблему: взял да и вывез всех в Казахстан. Так, не так, но проблему решил. Ну а нашим обалдуям теперь и трех лет не хватит, чтобы расхлебать эту кашу…»

Где–то там, на севере, где небо было затянуто сплошными серыми тучами, их уже дожидались два «КамАЗа», входивших в их караван. Еще дальше, в приморском городе N, мучаясь неизвестностью и прислушиваясь к ночным шорохам, их караван ждали матери и жены. Но не все дождутся сына, мужа или отца. В кузове «Урала» стояли два цинковых гроба — печально известный «груз 200».

Загрузка...