Черепаховый суп. Корейские рассказы XV-XVII веков

Лим Дже Город Печали

Перевод Г. Рачкова

Государь Сердце начал княжить под девизом «Все мысли — о благе подданных». Он призвал на службу Человеколюбие и Справедливость, Этику и Мудрость, ему подчинялись Радость и Гнев, Печаль и Счастье, в его власти были Зрение и Слух, Речь и Движение. Все они усердно трудились, выполняя свои обязанности. Князь сидел на возвышении и вершил делами государства, приближенные же исполняли его приказы.

Когда в стране царят мир и порядок, в реках и озерах резвится рыба, в небе парят коршуны — в этом нет ничего удивительного, это так же естественно, как песня Шуня и дом Яо![306]

Все было легко и просто. Тигров и прочих хищников ловили вовсе без труда; никто не выбивался из сил, чтобы устранить преграду, будь она величиной даже с гору — с ней справлялись почти шутя. Государь всегда находился на своем месте во дворце, и все глубоко почитали его.

Прошло два года. Однажды некий старец, светлый ликом и чистый духом, назвавшись Хозяином, подал князю грамоту такого содержания:

«Благодушие всегда порождает великие беды, а мир и порядок сменяются смутой. В „Ицзине“[307] сказано: „Выпал иней — жди ледовой зимы“. Поэтому мудрый правитель должен быть осмотрителен. Он должен улавливать малейшие признаки надвигающихся перемен, чтобы успеть вовремя предотвратить несчастье. Только дурак находится в плену у прошлого, а мудрый уже сегодня постигает будущее. Пренебрегите советом мудрого, послушайтесь дурака — и все содеянное вами пойдет прахом!

Вы, князь, думаете, будто все идет как надо и нет причин вам тревожиться. Но вы забыли: ростки вырастают в деревья, а капли сливаются и образуют море. Не так уж все благополучно в стране, чтобы могли вы день-деньской беспечно листать книги да сочинять стихи. Или кисть и тушечница уже заменили вам министров и градоначальников? Вы, я уверен, восхищаетесь прославленными героями древности и стараетесь походить на них. Но удается ли вам это? Ведь герои не ищут покоя!

Если вы, князь, прислушаетесь к советам верноподданных слуг ваших и займетесь делами государства, то всегда сумеете отличить хорошее от плохого, как бы трудно это ни было, вы всегда сможете услышать голос подданных, даже если они будут безмолвствовать. И тогда все образуется.

Молю вас, внемлите моим предостережениям!»

Прочтя грамоту, князь задумался было, тронутый искренностью писавшего ее, но тут же забыл о ней и продолжал делать то, что делал до этого: рыться в древних рукописях да сочинять стихи.

И тогда пришел к нему снова Хозяин и стал увещевать его проникновенными словами:

— Я предан вам более, чем отцу с матерью; мысли мои — ваши мысли, ваши радости и печали близки мне и понятны. И потому не могу я оставаться спокойным, видя, как на вас надвигается опасность.

Думать только о том, что происходит сегодня, или с умилением вспоминать прошлое — не приносит душе покоя. Разводить тушь да пописывать стишки — занятие не для воспитания воли. Правитель должен нести народу мир и счастье. Но если государю неведомы ни смущение, ни ненависть, если не отличает он черного от белого, если не гневается и не скорбит, выслушивая доклады своих ревизоров, если не прислушивается к мнению преданных ему людей — как может он сделать своих подданных счастливыми? Вы, князь, не относитесь к числу таких правителей, и все же опасения мои не случайны.

Природа дарует нам жару и холод, дождь и ветер — все в свое время. Нарушьте этот порядок, измените ход времени — произойдет катастрофа. Восстановите гармонию ян и инь[308] — и дождь хлынет тогда, когда ему положено, и ветер подует с нужной силой. Каждый правитель несет ответственность за свою страну, ибо в его руках — жизнь тысяч существ. И главная его обязанность — заботиться, чтобы люди развивались так же гармонично, как развивается природа.

В «Шуцзине»[309] сказано: «Если правитель не нарушает естественный ход событий и не оказывается у них в плену — он достигает гармонии и покоя». Помните об этом, князь, и поступайте в соответствии с этим мудрым изречением. Сколь благодарны будут вам ваши подданные, когда последуете вы моим советам!

Выслушав внимательно Хозяина, князь Сердце задумался. Он пригласил старца пройти с ним на берег озера и там вместе составить наказ чиновникам. Вот что они написали:

«Повелеваю Человеколюбию из Весеннего ведомства, Этике из Летнего ведомства, Справедливости из Осеннего ведомства и Мудрости из Зимнего ведомства, а также пяти Органам и семи Чувствам принять к сведению следующее.

Я небрежно исполнял веления Неба: редко тревожил вас по службе, закрывал глаза на упущения, а благие намерения оставлял втуне, забывая о них среди пиров и развлечений. Почему же вы не укоряли меня за это, не говорили мне всей правды? Вы не пожелали исправить мои ошибки. Почему же я должен расплачиваться за ваши? Где же справедливость? Одно меня утешает: никто не в силах отменить законы Неба, и былое всегда возрождается вновь!

Я призываю вас вернуться на службу и отдать все свои силы возрождению порядка и благоденствия в стране, дабы исполнить волю Неба!»

Вассалы почтительно выслушали наказ князя и приступили к его исполнению. Решено было прежде всего выбрать новый девиз правления: «Возрождение изначального».

Осенью, в восьмую луну первого года нового девиза, князь беседовал с Хозяином о делах государства. Неожиданно явился вассал Печаль и доложил, что Зрение и Слух подали такую докладную записку:

«Почтительнейше докладываем государю. Небо стало высоким, а ветер — холодным. Деревья покрылись росой. Увядают травы, опадают листья, жалобно кричат улетающие журавли. Отошли прелести лета, веер теперь бесполезен. Грустно, тоскливо. Побелели щеки Пань Юэ,[310] еще пуще загрустил Сун Юй.[311] Красные листья и камыши Сюньянцзяна облепили зеленую рубашку Бо Цзюй-и,[312] хризантемы с предгорий Ушань растрепали белые волосы Ду Фу.[313] Ночной дождь омочил одинокую подушку во Дворце Больших Ворот,[314] холодная луна осветила фигурку женщины в Ласточкиной беседке.[315] Улетучился запах орхидей, унылым стал свист ветра в ветвях деревьев, высохли слезы на сяосянском бамбуке…[316]

Вы, князь, не ведаете, что сама природа таит в себе печаль, и оттого все так печально вокруг. А где истоки печали? Они скрыты от вас. Печалит ли то, что мы видим, или то, что мы слышим? Этого никто не знает. А чтобы избавиться от печали, надо знать причину ее! Мы, ваши слуги, не можем умолчать и скрыть это от вас».

Прочел князь записку — и печаль его одолела, захотел он остаться один. Хозяин безмолвно удалился.

Желая рассеяться, князь велел заложить колесницу, чтобы по примеру Му-вана[317] привести в порядок мысли во время путешествия. Но Хозяин схватил коня под уздцы, остановил колесницу и стал выговаривать князю за то, что тот забросил дела государства.

В это время подбежал человек, житель округа Грудь, и сообщил:

— Только что в Грудном море поднялась большая волна, горы Тайшань и Хуашань[318] оказались в самом центре моря! Я успел заметить, что там, в горах, остались люди!

Известие это ошеломило князя и его приближенных: все заахали, заметались. Не успели они еще что-либо предпринять, как неожиданно кто-то увидел, что из туманной дали приближаются люди, декламируя на ходу стихи. Когда люди подошли поближе, стало видно, что их только двое.

У того, что шел впереди, изнуренное тело и острое, худое лицо. На голове у него шляпа, на плечах плащ, к поясу привешены украшения из дорогих пород дерева. Брови его нахмурены — он озабочен делами страны, глаза полны слез — от тоски по государю. Наверное, он с ненавистью вспоминал клеветника вельможу, погубившего Цюй Юаня, и оплакивал чуского Хуай-вана.[319]

А у того, что шел сзади, — лицо светлое, как река осенью, и глаза сверкают, словно алмазы. На нем одежды страны Чу, а стихи он читает на языке страны Чу. Конечно же, это он — сподвижник чуского Сян-вана.[320]

Они приблизились к князю, поклонились.

— Мир велик, но в нем нет места для нас — и вот мы бродим по белу свету. Прослышав о ваших высоких достоинствах, мы явились сюда просить разрешения построить здесь город и поселиться в нем. Можем ли мы питать надежду?

— Для достойных людей, — ответил им князь, — я не пожалею земли.

И тотчас приказал:

— Примите с почестями этих пришельцев, и пусть мастер Камень поможет им построить здесь город.

Незнакомцы почтительно поблагодарили князя и удалились.

С той поры князь только и думал, что об этих двух людях. Он даже приказал одному из приближенных непрерывно читать «Чуские строфы»,[321] дабы не забыть о пришельцах. Ничем другим он уже не интересовался.

В девятую луну князь отправился к Грудному морю самолично взглянуть, как строится новый город. Берег был окутан туманом, по небу ползли мрачные тучи… На берегу он увидел множество людей, которые с грустными, скорбными лицами ходили взад-вперед, не останавливаясь ни на минуту. Это были те, кто строил город. За работой надзирал Фу-су[322] — непокорный сын циньского Ши-хуана, ему помогал Мэн Тянь.[323] Под началом у них было около четырехсот сонби[324] — тех самых, которых заживо похоронил циньский тиран. Работали они не очень споро, но город построили в срок.

Глины и камней при строительстве использовали не много, поэтому работалось легко: не нужно было возить глину и перекатывать камни. Пришельцы хотели сначала построить большой город, но земли не хватало. Потом решили строить маленький. Но тогда пришлось бы все постройки размещать внутри города. В конце концов был построен обычный город. На севере он упирался в Тайшань, а на юге доходил до Бохайского моря. Территория его начиналась у Эмэйских гор.[325] Весь он был такой унылый и грустный, что и назвать его решили Городом Печали.

В центре города возвышалась башня «Память прошлых деяний», в крепостной стене было четверо ворот: Ворота Преданности, Ворота Борьбы, Ворота Невиновности и Ворота Разлуки.

Князь переправился через море, поднялся на башню и велел открыть все ворота, дабы осмотреть город. Уныло светила луна, тоскливо завывал ветер. В воротах крепости толпились люди — на лицах у них были написаны обида, недовольство, скорбь.

Князь уселся и приказал писцу Кисточке[326] составить подробное описание Города Печали. Роняя слезы, Кисточка принялся за дело.

Прежде всего князь взглянул на Ворота Преданности. Что же он видит?

Все вокруг покрыто инеем и блестит, словно под солнцем. Перед его взором — благородные герои и преданные вассалы, отдавшие жизни за своих кумиров. И среди них два самых знаменитых. Первый — Гуань Лун-фэн, сложивший голову в Краснояшмовом дворце за то, что осмелился осудить злодея Цзе-вана.[327] Второй — Би Гань.[328] Тиран Чжоу вырвал из его груди сердце и сжег его тело, ибо герой восстал против его жестокостей.

Был там и полководец Цзи Синь, который, переодевшись ханьским Гао-цзу, сдался в плен чускому вану,[329] за что и был сожжен. Рядом с ним Чжугэ Лян[330] — в халате, вышитом журавлями, и в знаменитой своей шляпе, в руках у него веер из белых перьев.

И еще были там герои и подвижники, чей гнев вызвало провозглашение Цао Пэя императором и возведение Юн Чи в сан удельного вана.[331]

Там был и Фань Цзэн — тот самый, что на пиру в Хунмэнь в ярости разбил на мелкие кусочки яшмовый ковш, дар страны Хань, и умер, оставшись верным Сян Юю.[332] И был там полководец Гуань Юй — длиннобородый красавец верхом на горячем скакуне, в бледно-зеленом халате, с тяжелым мечом на поясе. Это его перехитрил Люй Мэн в Цзяндуне.[333]

Тут были мастер свиста Юэ Ши и клявшийся у весла Цзу Ти, а также Чжан Сюнь, Сюй Юань, Лэй Вань-чунь, Нань Цзи-юнь и многие другие прославленные герои и преданные вассалы.[334] Все они погибли, не достигнув заветной цели, — уж такова была безжалостная воля Неба! Но до самой смерти они были преданы своим идеалам — даже тогда, когда пыль от коней иноземцев-захватчиков затмила солнце, когда одно за другим рушились царства. Нань Цзи-юнь отрубил себе палец, но не разделил с врагом трапезу; Юэ Фэй был оклеветан врагами, но остался честным и преданным вассалом.[335] Вот уж истинно: честный человек тверже камня!

Цзун Цзэ молил вана прислать ему подкрепление, но тот не прислал — и храбрый воин погиб.[336] Как могло Небо знать об этом и безмолвствовать?

И был там Вэнь Тянь-сян — даже пред лицом смерти он не изменил своим убеждениям.[337] Там был Лу Сю-фу, кончивший жизнь в бурных волнах, когда переносил он на спине своего вана, спасая ему жизнь.[338]

А в самом конце стояли люди в корейском платье — Сон Саммун и Ю Ынбу[339] — в веках прославили они свои имена беспредельной преданностью государю и верной службой отчизне.

И много там было еще замечательных людей, вошедших в историю, — всех их невозможно перечислить.

Затем князь обратил взор на Ворота Борьбы. Там дул свирепый ветер и гремел гром. В воротах толпились трагически погибшие доблестные полководцы и удалые бойцы.

Впереди всех на белом коне, с мечом в руке У Цзы-сюй[340] — тот, что еще при жизни прославился верностью и сыновней почтительностью. За ним доблестный Цзин Кэ — с песней на устах он отдал свою жизнь за наследника правителя Янь.[341] Далее — чуский Ба-ван.[342] Он объехал на своем пегом скакуне полмира, сражался с ханьским Гао-цзу, а через восемь лет, потерпев поражение под Гайся, утонул в волнах Уцзяна.[343] За ним — Хань Синь из Хуайиня, всегда приносивший победы своему государю и имевший много заслуг, но оказавшийся ненужным в мирное время и в конце концов казненный императрицей Люй.[344] За ним — Сунь Цэ.[345] Люди прозвали его маленьким гегемоном. Как тигр дрался он за процветание страны, но кончил жизнь от руки наемного убийцы. Сколь печальна его участь! За ним — Фу Цзянь.[346] Переправившись с войском через реку, он не нашел врага у гор Багуншань[347] и в конце концов был убит своим же соратником. О, ужасна была смерть его!

Уж так водится: если в трудное время ты победил — можешь стать ваном, но если сплоховал — имя тебе вор и разбойник. Наверно, иногда и тот, кто сидит на воле и читает книгу, может стать героем!

Когда на страну Тан напали вероломные и жадные иноземцы, тюрок Ли Кэ-юн[348] отдал все свои силы борьбе за дело царствующей династии. И потому, когда власть в стране захватил Чжу Цюань-жун,[349] Ли Кэ-юн от горя умер.

И еще были там люди, чьи труды и заслуги забылись правителями, чьи желания и стремления так и остались неосуществленными — таких было великое множество.

И еще: за воротами стояли двое, не смея показаться людям на глаза. По щекам их текли слезы, плечи сотрясались от рыданий.

Первый из них — ханьский полководец Ли Лин.[350] Когда-то рискнул он с пятитысячным отрядом вступить в бой с четырехтысячной кавалерией иноземцев. Судьба не была благосклонной к нему, и он сдался в плен и стал служить врагам. Ханьский правитель казнил всю его семью — и теперь он не смеет вернуться на родину.

Другой — сановник Хуань Вэнь.[351] Когда вздыхал он, глядя на север, то всем казался героем. Но ему захотелось славы и наград, и он предал своего благодетеля…

Зачем они здесь — полководец, сдавшийся в плен, и сановник, изменивший государю? Может, их души явились сюда, чтобы покаяться в содеянном?

Затем князь Сердце посмотрел на Ворота Невиновности. За воротами дул холодный ветер, моросил дождь. Небо было затянуто тяжелыми тучами, а между небом и землей висел густой белесый туман. Многих людей увидел князь: и знатных и из подлого сословия. Это были те, кому судьба нанесла несмываемую обиду, чьи чувства смертельно ранили при жизни.

Здесь были четыреста тысяч воинов княжества Чжао, перебитых Бо Ци под Чанпином; триста тысяч воинов циньской армии, уничтоженных Сян Юем в Синьани.[352]

Гаоянский интриган[353] пытался хорошо подвешенным языком сокрушить семьдесят крепостей. В конце концов все его надежды потерпели крах — так в чем же его вина? Тем не менее ему пришлось кончить дни свои в котле с кипятком. Ханьский У-ди погубил своего сына по навету Цзян Чуна из княжества Чжао[354] — и теперь в отчаянии льет слезы в беседке на воде.

Когда пьют вино, то бьют в барабаны и горланят песни. Казалось бы, что в этом плохого? А вот пинтунский князь Ян Юнь[355] погиб именно из-за этого! А разве творили зло те, кто читал книги и проповедовал чистое и светлое? Но их умертвили — и Фань Пана[356] и других!

Ли Цзин-е и Ло Бинь-ван[357] отдали все, чтобы вернуть престол законному государю. В чем их вина? В том ли, что они исполняли свой долг? Разве наградой им должна была стать смерть? Бесконечна печаль наша: эти преданнейшие вассалы погибли безвинно!

Ныне, как и прежде, люди страдают из-за несбывшихся желаний и незаслуженных обид. Нет на свете мук горше этих! Это они погубили в Сунбо владыку страны Ци, это они отравили жизнь правителю княжества Чу. Нет, никогда не высохнут слезы обиженного вассала, не забудется оскорбление, нанесенное герою!

Дойдя до этого места, писец Кисточка разволновался и не смог продолжать, пока не успокоился.

Наконец князь заглянул в Ворота Разлуки. Там было темно, над верхушками деревьев висело заходящее солнце. Князь увидел в воротах множество людей — тех, кого еще при жизни разлучили с близкими.

Правитель страны Хань не сумел сдержать натиск иноземцев — и Чжао-цзюнь[358] покинула милую родину, увезенная новым своим властелином в чужие края. О, сколь печальна ее судьба! Песня, что пела она, подыгрывая себе на пибе, и сейчас еще звучит в ушах людей. Молодая луна освещает заброшенную могилу Чжао-цзюнь, дикие гуси с родной стороны пролетают мимо…

Десять лет был разлучен с родиной Су У,[359] живя среди баранов на берегу моря. И только когда волосы его побелели, удалось ему вернуться в родные края, сохранив верность государю. И что же увидел он? Могилу У-ди, над которой моросит мелкий дождь!

Лин Вэй журавлем летал в облаках тысячу лет,[360] когда возвратился на землю, то увидел: горы и реки остались прежними, а родных и друзей уже нет, над могилами их плывет одинокая луна…

Мир небожителей и мир людей — это разные миры. Но разлука — всюду разлука, нигде она не радует сердца!

Был здесь и зрелый муж из Мивэй, весь в слезах,[361] — его разлучили с возлюбленной: разбили любовь, словно бусы, растоптали, как цветок.

Была здесь и девушка, связавшая судьбу свою с юношей из страны Янь.[362] Ради славы и знатности покинула она родину, не предполагая, что придется ей надеть колчан и уехать к далекому синему морю. Томительными летними днями, длинными осенними ночами страдала красавица — с кем разделить ей радость молодости? Тоска свела румянец с ее щек, неутоленные желания иссушили ее грудь. Она перебирала цветы сливы — но письма от любимого все не было; она излила тоску свою в словах и записала их на платке — но как переслать платок милому? И ушла она с тоски в зеленый терем…[363]

И еще была там женщина.[364] Когда-то охладел к ней государь, с тех пор томится она в одиночестве много лет. И кто знает, что легче: быть в разлуке с милым, который далеко, или быть разлученной с тем, кто рядом? Уж ступеньки ее дома поросли мхом, а дорога к дому заросла травой, вокруг ни души, лишь светлячки летают… О, тоска, тоска!

И была там красавица Юй,[365] которая не пережила смерти любимого и с горя покончила с собой. Там же была и Люй-чжу,[366] бросившаяся с башни, когда ее разлучили с возлюбленным.

Ароматные травы раскачиваются печально: не увидеть им потомков государя! Летящие облака напоминают почтительным сыновьям о тоске родителей!

Когда дружба крепка, друзья даже в мыслях всегда вместе: когда брат любит брата — жить им в разлуке невозможно!

Тут у Кисточки высохли слезы и вылезли волосы — писать дальше стало трудно. Он хотел было продекламировать «Навек расстаюсь с людьми» и скрыться в небесах, но на пути своем повстречал Пастуха и Ткачиху[367] и вынужден был вернуться. Тут-то и схватил его за рукав какой-то человек.

— Почему вы занимаетесь только прошлым и пренебрегаете настоящим? — спросил он. — Почему вы описываете только жителей мира иного, а нас, земных людей, даже не замечаете? Вот я, например, как раз земной. Послушайте мои стихи: они не очень хороши, но вы все равно послушайте и запишите.

И он громко прочитал:

Кисточка записал этот стих и вместе с записями о Городе Печали представил князю. И когда прочел все это князь Сердце, охватила его глубокая печаль, и весь год провел он в тоске.

Во вторую луну второго года нового девиза Хозяин прислал князю записку:

«Прошел год: вновь наступила весна, и все живое обновилось, травы и деревья набираются новых сил.

Вы благородны духом и сильны волей, но вы пробыли долго в Городе Печали, и теперь вы в смятении, а я лью слезы. Видно, печаль овладела вами всерьез. Как же мне утешить вас?

Слышал я, что в селении Абрикосовый Цвет[369] живет богатырь, которого зовут Мудрым. У него глубокий и широкий, как океан, ум. Родом он из Зерна, рожден Дрожжами, имя ему — Вино, прозвище — Утешитель. Когда-то он враждовал с Цюй Юанем, зато Юань Цзи, Юань Сянь, Цзи Кан и Лю Лин любили его и проводили с ним время в бамбуковых рощах, а Тао Юань-мин не расставался с ним в Сюньяне. Говорят, великий Ли Тай-бо даже подарил ему золотую черепаху в знак нерушимой дружбы.[370]

Одно время Вино торговал должностями в управе, и на него стали смотреть косо, но теперь он бескорыстен и беспристрастен, хорошо отличает чистое от мутного. Он, правда, любит женщин, но всегда готов и к ратным подвигам.

Мне кажется, мудрый правитель должен ласками и подарками приближать к себе людей сообразительных, смелых и честных. Если вам станут служить такие вассалы, как этот богатырь, вы одолеете печаль и рассеете все сомнения».

Прочитав записку, князь объявил:

— Душа моя в смятении, ум возбужден. Приказываю Хозяину доставить ко мне богатыря Вино!

«Где деньги, там и вино, — сказал себе Хозяин. — Пошлю-ка я за Вином гонца Деньги!»

И он позвал Деньги.

— Разыщи богатыря Вино и скажи, что у меня пересохло в горле, пусть явится немедля.

Деньги кликнул товарищей, они взяли посохи и отправились в путь.

Долго шли они. Побывали в деревнях на берегу рек и в селениях у подножия гор, но нигде не нашли Вина. И вот однажды повстречали пастуха в соломенном плаще, ехавшего верхом на воле.[371]

— Не знаешь ли, приятель, где здесь Вино? — спросил Деньги.

Пастух осклабился.

— Как не знать! Вон там — видите?

И он указал на видневшуюся неподалеку деревушку, утопающую в ивах, на ограду, увитую цветами абрикоса.

Деньги с товарищами направился к деревеньке. Путь их лежал по тропинке вдоль ручья, берега его были покрыты густой душистой травой.

Подошли к ограде. В тени абрикосового дерева сидел Вино, видный собой молодец. Не вставая, он хмуро посмотрел на пришельцев.

— Вы за мной? А что дадите?

— Можем дать золотую шляпу, а можем — и целое государство, — язвительно ответил Деньги. — Ты что, шутить с нами вздумал? Государь наш пребывает в печали, о благе подданных печется, верных слуг созывает, а ты — «что дадите?». Прослышав о тебе, пожелал государь приблизить тебя к себе, дабы ты помог ему вернуть утраченную радость и упорядочить дела государства. День и ночь ждет он тебя, меня вот за тобой послал. Или тебе мало этого?

Прояснился лик Вина, ласковым стал его взгляд. Бросая стрелы в кувшин, он ответил:

— Быть или не быть печали — теперь в моей власти!

Сказал — и, надев доспехи, вскочил на коня, кликнул своих молодцов и поскакал в Лэйчжоу.[372]

Шел пятнадцатый день третьей луны.

Князь Сердце выслал навстречу богатырю гонца, наказав передать: «Ты идешь мне на помощь и ведешь своих воинов — радость моя беспредельна. Именно такие люди нужны стране. Назначаю тебя Военным комендантом округов Чана, Бутыли и Кувшина, жалую чин Маршала и титул Гонителя Печали. Отдаю под твою власть все гарнизоны страны, кроме столичного. Повелеваю: составить план сражения и атаковать Печаль!».

Богатырь тотчас составил ответ, в котором благодарил за милости и доверие и заверял князя в преданности: «Третья луна второго года девиза „Возрождение изначального“. Военный комендант округов Чана, Бутыли и Кувшина, Маршал Гонитель Печали по имени Вино почтительно докладывает. Все эти годы я жил как святой: не ел зерна, праздно бродил по лугам и ждал Мудрого, который явится и умиротворит всё и вся. Вы, князь, приблизили меня к себе, пожаловали высокие чины — все во мне ликует, дух мой крепчает.

Род мой — от Зерна и Вод реки Цаоци.[373] Некогда музицировал я в Цзянцзо с Ван Тань-чжи и Се Анем, разгуливал с Цзи Каном и Лю Лином в бамбуковых рощах.[374] Все мое добро было стеклянная бутыль да чарка в форме клюва попугая. Приятели мои — пьянчужки из Гаояна.[375] Так бы и бродяжничал я по берегам рек и озер, если бы вы не возвысили меня и не приказали сокрушить Печаль. Смогу ли я оправдать ваше доверие? Вы поручили мне возглавить войска, разработать план нападения на Город Печали и действовать смело и решительно. Заверяю вас, что приложу все силы, чтобы выполнить ваш приказ, буду служить вам верой и правдой, чтобы оправдать ваше доверие, безбрежное, как море».

Князь остался доволен ответом богатыря. Он повелел придать ему ударный отряд под командованием Ян Лэя и начать подготовку к штурму Города Печали.

Меж тем на землю спустился вечер: потемнело небо, повеяло прохладой, защебетали ласточки… А по городам и селам все еще трещали барабаны и дудели дудки — глашатаи созывали народ, чтобы объявить решение государя.

Богатырь подозвал Лю Чжана.[376]

— Проследи, чтобы войска были наготове: чтобы никто не играл на комунго[377] и никто не покинул своего поста!

Но воины были дисциплинированы и хорошо знали свои обязанности. Они построились так, что весь стан напоминал цветок с шестью лепестками.

Богатырь сел в лодку и поплыл к Городу Печали, громко восклицая: «Пусть превращусь я в простую Воду, если не одолею Печали!».

Подплыв к берегу и вытащив лодку, он кликнул писца, чтобы продиктовать обращение к жителям города:

«В такой-то день такой-то луны Военный комендант округов Чана, Бутыли и Кувшина шлет послание населению Города Печали.

Земля и Небо — вот прибежище всего сущего, и время — владыка поколений. А жизнь и смерть для всех нас — и знатных и незнатных — лишь мимолетный сон. И как не грустить мне, если за страдания в этом мире вас не вознаградили радостями мира иного?

Ваш город уже давно погружен в печаль. И я намерен прийти к вам, изгнанные вассалы, оскорбленные герои, непонятые мудрецы, и развеять вашу печаль, чтобы не покрывались морщинами ваши лица, чтобы не седели ваши головы. Ну, а что было — то было, в прошлом я не властен.

Сейчас я выполняю приказ князя Сердце. Под моим началом Синьфэнское войско,[378] впереди Силач, с Запада — Ян Лэй, в ударном отряде — Крабы. Вы слышали о Плане восьми расположений Чжугэ Ляна,[379] о храбрости чуского Ба-вана? Но все это детские игрушки по сравнению с тем, что я готовлю вам. Не уподобляйтесь Цюй Юаню, говорившему: „Весь мир пьян, только я один трезв!“. Сдавайтесь же! Даю вам один день на размышление!»

Глашатаям было приказано читать послание как можно громче, дабы оно было услышано всеми в крепости. Но никто и не думал сопротивляться Вину. Только Цюй Юань решил остаться непобежденным и удалился, теребя редкую бороду.

Богатырь не успел даже дать сигнал к атаке — крепостные ворота распахнулись и крепость капитулировала.

Богатырь Вино упивался победой и славил своих воинов. Он отдавал последние приказания: часть войск велел оставить за пределами города, а другую разместить в крепости на постое. Все вокруг задвигалось, зашумело, загудело, напоминая рокот прилива и отлива, шум дождя по воде.

Князь Сердце поднялся на возвышение и огляделся. Расползлись темные тучи, рассеялся туман, повеяло свежестью — и вот уже засверкало на небе солнце. Радостью озарились лица тех, кто был печален; мученики забыли о своих страданиях и обидах; воспрянули духом разлученные. Здесь и там зазвучала музыка, кто-то запел песню, кто-то пустился в пляс. Лю Лин слагал стихи, Юань Цзи расправил плечи и запел; Тао Юань-мин заиграл на комунго, радостно глядя на зеленую листву, лицо его светилось счастьем; Ли Тай-бо в шелковом халате, с белой шляпой на голове, опьяненный ясной луной, поднял кубок…

Когда настала пора зажигать свечи, все были пьяны и двигались с трудом, богатырь Вино отправился в свой шатер. Перед глазами его плыли цветы, покачиваясь в свете луны. Усадив рядом красотку, он отослал часовых и велел музыкантам играть…

Князь Сердце остался доволен увиденным. Подозвав писца Кисточку, он продиктовал такой указ:

«Я не оказал вам никакой милости, богатырь Вино, а вы постигли мои мысли и преданно служили мне — заслуги ваши неисчислимы. Чем могу я отплатить вам? Если даже дарую я вам высокую должность, и еще одну, и еще, и еще — все равно останусь в долгу у вас. И решил я поэтому выстроить на месте города Печали новый город и подарить его вам, присоединив к округам Чана, Бутыли и Кувшина.

И еще жалую вам титул Князя Радости, третью степень дворянства и шлю чайник ароматного вина из дворцовых подвалов. Пусть гремит в вашу честь победная музыка, пусть узнают все о ваших великих заслугах!»