Немного погодя, он взял себя в руки и снова под­нялся. Несмотря на темноту, все вокруг было от­лично видно. Дон сделал несколько шагов, как вдруг до него отчетливо донеслись человеческие голоса. Казалось, где-то громко разговаривали.

Дон пошел на звук, но не прошел и пятидесяти шагов, как вынужден был остановиться — дальше пути не было. Он попал в какой-то загон, огорожен­ный со всех сторон огромными валунами. За пер­вым рядом валунов виднелся еще один, потом еще и еще, они постепенно переходили в крутые утесы. Откуда-то доносилась музыка — тягучий, монотон­ный, завораживающий поток звуков. Кто-то пел:

— Все ненадежно на свете,

Чувство — всего ненадежней.

Быстро как цвет опадает

В сумерки и в дождик.

Словно в слезах, никнут ветви.

Утром их высушит ветер.

Все то, о чем горюю,

Выразить жажду невольно.

Но, опершись на перила,

Лишь про себя говорю я:

«Больно! Больно! Больно!

Как далеки друг от друга,

Непостоянны как люди!..

Словно я на качелях —

Перед глазами все кругом.

Ночь на исходе. Звук рога

Кровь леденит и студит.

Страшно мне — вдруг кто увидит

Слезы скорее глотаю

И притворяюсь веселой —

Ни на кого не в обиде...

Скрываю! Скрываю! Скрываю!

У подножья одного валуна Дон увидел человека, сидящего на земле в пол оборота к нему. Донателло направился к нему и остановился в метрах трех; он повернул голову и посмотрел на него.

Дон замер — в его глазах, в глазах человека пе­реливалась та самая вода, отражающая звездное небо со всем его великолепием, то самое небо, в ко­торое не отрываясь глядел Донателло совсем не­давно!

Они были необъятными, эти глаза, в них вспыхи­вали знакомые золотые и черные искорки.

По форме голова человека напоминала ягоду клубники; зеленая же его кожа была усеяна бесчис­ленными морщинами.

Донателло стоял перед ним, не в силах отвести глаз и чувствовал, как взгляд человека давит грудь. Дон стал задыхаться и, потеряв равновесие, упал на землю.

Он отвел взгляд и заговорил.

Сначала его голос шелестел как слабый ветерок, затем зазвучал, как музыка, как хоровое пение — и Дон понял, что музыка спрашивает:

— Чего ты хочешь?

Дон упал перед ним на колени и принялся тороп­ливо рассказывать о жизни на этой планете.

Человек снова обратил на него свои бездонные глаза. Его взгляд с силой давил на Дона, и он ре­шил, что настал час его гибели.

Человек сделал ему знак подойти.

Мгновение Дон колебался, но все-таки шагнул вперед. Когда он приблизился, человек отвел от него взгляд и показал тыльную сторону своей ла­дони.

Голосом Души музыка сказала:

— Смотри!

Посреди ладони зияла круглая дыра.

— Смотри! — услышал Дон снова.

Он заглянул в дыру и увидел самого себя! Он был очень стар и дряхл, бежал из последних сил, пытаясь скрыться от настигающих его огненных искр. Три из них все-таки попали в него: две в го­лову, одна — в левое плечо. Его фигурка в дыре мгновенно выпрямилась — и тут же исчезла вместе с дырой. Человек смотрел на Дона. Его глаза были так близко, что Дон понял: рев и грохот, которые он слышал прежде, исходили от них.

Постепенно глаза затихли и стали подобны двум неподвижным озерам, переливающимся золотыми и черными искрами.

Он опять отвел взгляд и вдруг прыгнул, как ги­гантский кузнечик — сразу метров на пятьдесят! Потом еще раз, еще — и исчез.

— Где ты? — прошептал Донателло и огляделся по сторонам.

Человек протянул ему руку. Дон подумал, что он просит ее вытереть. Вместо этого человек схватил Дона за левую ладонь и быстрым движением широ­ко развел средний и безымянный пальцы. Вонзив кончик ножа точно между ними, он одним ударом рассек кожу вдоль безымянного пальца.

Действовал он с такой ловкостью и провор­ством, что, когда Дон одернул руку, на ней уже сочился кровью глубокий порез.

Человек снова схватил его ладонь, поднес ее к чаше, стоящей на земле и стал жать и тискать, чтобы кровь текла сильнее. Рука занемела. Дон был в шоке: его знобило, все тело стало ледяным, грудь сдавило, в ушах звенело. Земля ушла из-под ног, и он понял, что теряет сознание.

Человек выпустил его ладонь и принялся поме­шивать в чаше.

Придя в себя, Дон очень рассердился на него, и только через несколько минут к нему вернулось самообладание.

Человек тем временем обложил костер тремя камнями, установил на них чашу, кинул в смесь что-то вроде большого куска клея, влил ковш воды и оставил кипеть. Запах у дурмана был специфи­чен, а когда к нему добавился едкий запах кипяще­го клея, получилась такая вонь, что Дона едва не стошнило. Пока смесь кипела, оба неподвижно сидели перед костром.

Временами ветер дул в сторону Дона, вонь обво­лакивала его, и ему приходилось задерживать дыхание.

Человек достал из своей сумки вырезанную из корня дерева фигурку. Он осторожно передал ее Дону и велел опустить в чашу, но не обжечь паль­цев. Фигурка мягко скользнула в кипящее ва­рево.

Человек вынул нож, и Дон решил было, что он собрался снова пустить ему кровь, но вместо этого он, подтолкнув фигурку острием, утопил ее. Какое-то время человек наблюдал, как кипит варево, за­тем принялся чистить ступку. Дон помог ему. Когда закончили, варево все кипело. Кипело всю долгую ночь. К рассвету фигурка казалась залаки­рованной. В ее поблескивании было что-то страш­ное и загадочное. Незнакомец попросил снять фигурку. Затем вручил Дону сумку.

— Спрячь свое отражение в сумку, закрой ее,— сказал человек и отвернулся.

Когда Донателло спрятал фигурку, он дал ему сетчатый мешочек и велел поставить в него горшок.

— Пойдем со мной! — сказал он.

Человек взял с собой стеклянную банку и неболь­шой корень. Они поднялись на холм, ожидая появ­ления в небе утренней звезды.

— Корень надо посадить на вершине этого хол­ма, в том месте, которое придется тебе по душе! — сказал Дону человек.

— А где оно? — спросил Дон.— Это место...

— Этого я не знаю. Посади, где сам захочешь. Только ухаживай за ней, как следует. Чтобы эта планета получила животворящую силу Будды, ты должен эту травку выходить... Ты и твои друзья... Потому что эта травка...,— тут человек неожидан­но умолк.

На небе появилась утренняя звезда, наступал рассвет.

— Но ведь я не смогу регулярно за ней ухажи­вать,— возразил Дон.

— Если ты захочешь спасти живое на земле — сможешь! Другого выхода нет!

— Может быть, в мое отсутствие ты сам за ней присмотришь? — спросил Дон.

— Это невозможно,— ответил человек.

Потом помолчав, добавил:

— Когда появятся семена, можно быть совсем уверенным только тогда.

Он посмотрел на небо.

— Яму копай руками, а когда окончишь, выко­пай вторую яму, тоже руками, и вылей в нее клей из чаши. Чашу разбей и глубоко закопай где-ни­будь подальше. Потом достань «отражение» зажми его между пальцами, где у тебя ранка, стань на то место, где вылил клей, и прикоснись к ростку ши­пом «отражения». Подумай в тот миг обо мне... Стань на колени, чтобы рука и душа не дрогнула и чтобы шип не сломался. Делай все осторожно. Ведь эта трава проросла из твоей черепашьей плаз­мы... А корень тебе уже не пригодится.

— Нужно ли говорить какие-нибудь слова? — спросил Донателло, опускаясь на колени.

— Я сам скажу их за тебя,— ответил человек,— ищи свободу, а если веришь, что уже обрел ее, иди дальше в поисках вечного ее обновления. Давай договоримся о пароле, чтобы мы всегда могли узнать друг друга даже в кромешной тьме, если нам еще суждено с тобой встретиться. Этот па­роль — свобода.

Человек исчез, будто и не было.

Донателло не успел спросить его имени, но был уверен, что разговаривал с Великим Буддой.

Он вздохнул, закрыл и снова открыл глаза.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Дон увидел свет. Слепящий глаза яркий утрен­ний свет огромного солнца.

Донателло лежал на спине. На палубе огромного белого корабля, плывущего по бескрайним просто­рам Вселенной. Волны ласкались о борт, разбива­лись сотнями осколков, звенящих на солнце брызг.

Донателло повернулся и увидел сидящих в капи­танской каюте своих друзей.

Лео, Микки, Раф — все были целы и невредимы. Раф что-то оживленно рассказывал, размахивая руками и указывая толстым пальцем в небо.

Дон больше не удивлялся.

Не удивлялся ничему, никаким переменам ни внутри, ни снаружи, никаким превращениям и пре­образованиям в пространстве и во времени. Он принимал все. И верил, ни о чем не спрашивая.

Он любил небо. Он любил солнце. Он любил всех какой-то новой, неожиданной для его чере­пашьей души любовью.

Дон огляделся вокруг и увидел стоящую на круг­лом столе огромную бутыль, привезенную Рафом с Гавайских островов. Бутылка была открыта. Из нее шел дым. Рядом лежала карта с изображением той части земли, на берегу которой черепахи от­ложили свои первые коконы. Вся береговая линия была усеяна, заселена разноцветными кругами раз­ной величины. Только теперь Дон разглядел едва заметное, почти неуловимое движение этих цвет­ных шаров.

Это была карта звездного неба с изображением различных планет и Галактик, звезд, астероидов. Где-то у самого края листа желтела маленькая точка, напоминающая заключенную в тонкую скор­лупу черепашьей плазмы, из которой возникла жизнь. Это была Земля.

В тот же миг Донателло услышал внутри себя какой-то тихий кристально-чистый голос. Это был голос его живой души.

Она пела:

— Весна ушла,

С лоянцами простясь.

Ей на ветру

Ветвями машет ива

Сверкнет

На листьях орхидей роса,

И кажется —

Стоят они в слезах...

И грустно на душе,

И сиротливо.

Донателло улыбнулся и прошептал чуть слыш­но:

— Итак... пароль — свобода...

Загрузка...