Черепашки-ниндзя и Тайна Древнего Египта

- Мы уже и раньше слышали о саркофагах,­ - перебил профессора Арнольда Микеланджело,­ - но в одном находились сокровища, а в другом - ­крылатый муравей.

Профессор Арнольд изобразил на лице удив­ление.

- Да-да, - подтвердил профессор Брэдли, - ­мой друг прав. Я не писал вам, но я действительно нашел в саркофаге, который привез из последней экспедиции, сокровища. Они, увы, исчезли на сле­дующий же день. А недавно Микеланджело чуть не стал жертвой крылатого муравья, который, по мнению некоторых ученых, проспал в саркофаге со времен древнего Египта, и проснувшись, сначала убил, а потом выпотрошил работника музея.

- Но возможно ли такое! - воскликнул про­фессор Арнольд.

Брэдли пожал плечами.

- Мы свидетели тому, как Микеланджело летал над городом в лапах крылатого муравья, - под­твердила Эйприл.

- А ведь я думал, что только изучение пирамид может рассказать нам что-нибудь новое о древнем Египте... А тут такое сохранилось! Да-а, я оши­бался, - вздохнул профессор Арнольд.

- Микеланджело чуть не распрощался с жизнью, - вставил Рафаэль.

- За это, конечно же, крылатого муравья уби­ли? - спросил профессор, надеясь услышать обратное.

- Да, черепашки-ниндзя, которых вы здесь ви­дите, расправились с ним, - торжественно заявила Эйприл.

- А как же иначе, - огорченно произнес про­фессор Арнольд.

- Не расстраивайтесь, коллега, крылатый мура­вей успел оставить детеныша.

- Вот так-то лучше, это уже радует.

- Что же может радовать, - наливая в стакан воды, заметил в недоумении Донателло.

- Ка-ак! Разве вы не понимаете, какую научную ценность представляет этот крылатый муравей!

- Возможно! Я об этом не задумывался рань­ше, - Донателло медленно стал пить воду.

- А насчет сокровищ... Постойте-постойте, ка­жется я слышал о каких-то сокровищах, найденных в пирамиде, но не уверен, что это именно те, - про­фессор Арнольд сделал небольшую паузу, затем продолжил. - Хорошо, если сокровища возвра­щаются, что маловероятно. Хуже, когда они попа­дают в руки грабителей. Беда в том, что не оста­лось ни одной нетронутой гробницы. Фараоны древнего царства сооружали для своего погребе­ния гигантские пирамиды. Все они были разграб­лены. Ведь хоронили фараонов с необычайной роскошью. Это и привлекало грабителей, которые во все времена искали легкой наживы.

- Так все же, что вы обнаружили в дагшурской пирамиде? - спросила Эйприл.

- При раскопках в подземелье, - уверенно на­чал профессор Арнольд, - были найдены новые коридоры и еще две погребальные камеры с сарко­фагами того же типа, что и в центральной камере. В ряде мест отмечено опускание каменной обли­цовки стен до 5 см, трещины в потолочной плите и дверных балках, а также другие признаки того, что еще до окончания строительства огромная мас­са ядра пирамиды из необожженных глиняных кирпичей давила на подземный лабиринт, проко­панный в мягком известняке.

- Профессор Арнольд, почему вы сказали, что пирамида эта была памятником фараона, поясните, пожалуйста, - Эйприл была уверена, что получит исчерпывающий ответ.

- О, это очень просто - фараон не решился использовать не надежную пирамиду для своей гробницы и вместо нее приказал построить новую, в Гаваре.

- А дагшурская пирамида осталась пустой? - ­не у держался Микеланджело.

- Не-ет, в обоих вновь найденных саркофагах и рядом были скелеты и остатки предметов погре­бения. Все было раскидано грабителями могил.

- И тут грабители, - возмущенно произнес До­нателло.

- А как без них, они везде успевают. Так вот,­ - профессор слегка нахмурился, - из надписей на предметах из первого саркофага мы узнали, что речь идет о могиле «наследной царицы, госпожи Обеих Земель, то есть Верхнего и Нижнего Егип­та, супруги фараона...», в другом саркофаге также лежала жена фараона, видимо, главная из его жен, носившая титул «Аат» - «Большая». Антрополо­гический анализ показал, что перед нами останки женщин, первая из которых умерла в возрасте около 25 лет, а вторая - 25-30 лет. Хотя останки сохранились только в виде скелетов, нетронутая поверхность костей, большое количество кусочков смолы, рассыпанных между ними, и другие при­знаки свидетельствуют о том, что обе женщины были тщательно мумифицированы.

- И что здесь такого особенного? - Микел­анджело вопросительно посмотрел на профессора Арнольда.

- До сих пор полагали, что использованный здесь метод мумификации применялся только со времен 18-й династии (около 1425 года до н. э.), но применение его при погребении этих двух цариц, а также два еще более древних свидетельства, ко­торые я нашел в захоронении начала 12-й династии в Лиште (около 2000 года до н. э.), отодвигают известия об этой технике на 550 лет.

Профессор Арнольд остановился, услышав сто­ны Леонардо. Донателло встал из-за стола, налил в стакан холодной воды и подошел к Леонардо.

- Одну минуту, я дам ему пить, - сказал Дона­телло, приподнимая голову друга.

Леонардо жадно глотал воду, его приподнятая голова лежала на руке Донателло.

- Он скоро поправится, - сказал профессор Брэдли, - похоже, что этот сфинкс не только убийца, но и энергетический вампир. Леонардо совсем обессилел.

Профессор Брэдли замолчал, на его бледном ли­це отражалось сострадание.

- Тогда почему у всех такие кислые физионо­мии, не понимаю, - окинув взглядом присутствую­щих, с улыбкой произнес профессор Арнольд,­ - ведь самое страшное уже позади.

Донателло устроился на спальном мешке рядом с Леонардо. Эйприл достала из своей сумочки за­писную книжку с вложенной в нее ручкой, а затем сделала несколько пометок.

- Профессор Арнольд, мы ждем продолжения вашего рассказа, - извиняющимся голосом заме­тила Эйприл.

- Так вот, царицы из Дагшура весьма отлича­лись друг от друга по физическим признакам. Че­реп первой из них был выше и изящнее, с удлинен­ным и узким лицом, у другой был череп низкий, с более широким лицом, разница наблюдалась и в других признаках.

- Каких? - непроизвольно вырвалось у Ми­келанджело.

- Первая царица была по египетским меркам высокой.

- Интересно, какой же рост был у этой цари­цы? - покачиваясь на стульчике, поинтересовался Рафаэль.

- 166 сантиметров.

- Даже меньше меня, - вставила Эйприл.

- Другая же, - продолжал профессор Арнольд, - хоть и носила титул «Большая», ростом была всего 155 сантиметров. Разные были у них и группы крови: у первой 0, у второй АВ. Из этого явствует, что фараон взял в жены представитель­ниц двух неродственных семей. Необходимо также добавить, что у входа пирамиды я обнаружил в ске­летном материале, выброшенном скорее всего гра­бителями, останки еще двух женщин.

- Тоже жен фараона? - спросил Микеланд­жело.

- Одной было 50-70 лет, другой - лет 25-30. Судя по следам золотой фольги, которой были обернуты мумифицированные останки первой из них, можно предположить, что и она была членом царской семьи.

Профессор Брэдли посмотрел на свои отечные ноги в коротких шортах, вытер пот со лба, шеи платком, на котором был рисунок в мелкую клетку, затем встал и медленно прошелся по палатке, ста­раясь не споткнуться о чьи-нибудь ноги. Ступать ему было больно и он остановился, оперся спиной о железную стойку в углу палатки.

Микеланджело, сидя за столом, позевывал, стараясь делать это незаметно для других. Ближе к вечеру жара стала спадать, и в палатке повеял чуть прохладный ветерок. Все облегченно вздох­нули, а Эйприл заметно ободрилась, поэтому сы­пала вопросами, желая задержать профессора Арнольда еще на какое-то время:

- А можно ли по останкам человека узнать о его болезнях?

- Это хороший вопрос. Но ответить на него я смогу лишь тогда, когда вы дадите свое согласие: услышать еще об одном исследовании.

Эйприл подскочила на стульчике так, что тот едва не сложился, а за тем ответила за всех:

- Прекрасно! Когда еще у нас появится такая возможность!

- В одной из экспедиций с английским египто­логом Мартином в Саккаре, на полпути от Абусира до Дагшура, мы открыли великолепную гробницу последнего властелина 18-й династии - Хорем­хеба, бывшего сначала генералом и командующим египетскими войсками при Тутанхамоне и Айе. Когда после смерти последнего Хоремхеб взошел на египетский трон, а это произошло около 1335 го­да до н. э. благодаря его второму браку с послед­ней живущей представительницей рода фараонов 18-й династии - Мутноджемет, он приказал по примеру других властителей Нового царства воз­вести каменную гробницу в Долине фараонов на западном берегу Нила. В ней он и был похоронен около 1308 года до н. э. Без ответа остался вопрос: для каких целей была использована его саккарская гробница, которую он начал строить еще будучи генералом? И еще один вопрос заинтересовал историков: куда исчезла жена фараона на четвер­том году его правления?

Кажется, вы писали мне в письме, - прервал Брэдли новую историю профессора Арнольда, ­что эти вопросы были разрешены благодаря тес­ному сотрудничеству археологов и антропологов.

- Совершенно верно. На дне четвертой погре­бальной шахты гробницы Хоремхеба берет начало сложная система коридоров и камер, кончающаяся колонным залом, соединенным короткой шахтой с самой нижней погребальной камерой. В колон­ном зале, около устья шахты, были найдены выта­щенные из погребальной камеры и разбитые на мелкие кусочки кости. В результате кропотливого труда из них удалось составить части черепа и ске­лета. И обнаружилось, что это останки женщины, умершей в возрасте 35-40 лет. Останки богатых предметов погребения, найденные рядом, хранят имя царицы Мутноджемет. Эти находки доказы­вают, что загадочное исчезновение царицы из жиз­ни общества на четвертом году правления фараона не было результатом ее смерти, как считалось до сих пор, но произошло по другим причинам, так как она жила еще минимум 9 лет.

- А как удалось это установить? - Эйприл зажала в зубах конец ручки.

- На некоторых сосудах для вина, найденных в гробнице, стоит дата - 13-й год правления Хоремхеба. Останки царицы плохо сохранились. Ре­конструированный череп представляется скорее широким и низким, кости тонкие, что свидетель­ствует о плохо развитой мускулатуре женщины. Супруга фараона была маленького роста - около 151 сантиметра. По останкам можно определить, что она страдала рядом болезней.

Эйприл приготовилась записывать.

- На костях видны так называемые линии остановки роста.

- Что это значит? - попросила уточнить Эйприл.

- То, что в детстве ее питание было недостаточным.

- Сомневаюсь, что в царской семье возникали проблемы с едой, - борясь с зевотой, сонным голо­сом проговорил Микеланджело.

- Вы правы, это могло быть связано скорее все­го с болезнями. Значительно утолщенные кости черепного свода указывают на длительную анемию или эндокринные нарушения. Преждевременное выпадение зубов можно объяснить авитаминозом и недостаточным питанием во взрослом возрасте, но эти изменения мог ли быть связаны и с несколь­кими тяжелыми родами, которые перенесла цари­ца, о чем свидетельствуют и патологически изме­ненные тазовые кости.

- Для одной царицы болезней не много ли?­ - осторожно заметил Рафаэль.

- И сколько детей было у Мутноджемет?­ - стараясь правильно выговорить имя царицы, спро­сил Донателло; он лежал на спальном мешке, под­ложив руки себе под голову.

- Истории неизвестен ни один потомок Хорем­хеба: дети, видимо, умерли при родах или в ран­нем возрасте. Состоянием здоровья царицы можно объяснить и ее отход от общественной жизни на четвертом году правления Хоремхеба. Больная Мутноджемет несколько раз пыталась родить фараону законного наследника. За последнюю попыт­ку она, вероятно, заплатила жизнью.

- Но ведь фараон мог иметь несколько жен. Разве он больше не женился? - Рафаэль, сделав удивленные глаза, вопросительно посмотрел на профессора Арнольда.

- Фараону в год смерти Мутноджемет было не менее 63 лет. Он больше не женился и не оставил после себя наследника. Преемником он назначил своего любимца, опытного воина, а впоследствии близкого советника Прамесса, сына офицера Сети. После смерти Хоремхеба тот стал под именем Сети 1 основателем новой 19-й династии.

Эйприл. многозначительно улыбнулась, посмо­трев на профессора Брэдли. Тот понял в чем дело и в знак согласия кивнул головой.

- А ведь профессор Брэдли привез нас сюда, чтобы разгадать загадку деревянного сфинкса, внутри которого был найден папирус. В нем гово­рилось о судьбе молодого архитектора Мересу.

- Да-а, - вскочив со спального мешка, подхва­тил Донателло разговор, начатый Эйприл, - Ме­ресу был сыном простого землевладельца, а потом получил титул высших сановников в древнем Егип­те, потому что он был другом фараона.

- Профессор Брэдли, что-то я не совсем по­нимаю, в чем же тайна деревянного сфинкса, раз вы так много знаете, - профессор Арнольд пожал плечами.

- Еще в 1881 году при помощи местных жите­лей нашли недалеко от Долины Царей потайную гробницу, в которой лежало более сорока мумий фараонов. Это было настоящей сенсацией!

- Да, я знаю об этой находке, и что же? - за­явил профессор, пытаясь понять, к чему клонит коллега.

- В грубо и, видимо, наскоро высеченной пеще­ре покоились, сложенные друг подле друга, могу­щественные владыки древнего Востока, чьи имена были известны всему миру, но которых никто и не мечтал увидеть собственными глазами. Потребовалось, однако, много времени, чтобы убедиться, что все мумии были перевезены сюда после ограб­ления их погребений. Некоторые даже лежали в чужих саркофагах. И вот, сопоставляя надписи на саркофагах и надписи на пеленах, в которые были завернуты мумии, с ранее известными папи­русами, ученые установили, чьи это мумии. Позже в тех же местах обнаружили еще несколько тайных захоронений с саркофагами. Среди предметов, найденных вместе с мумиями, был и деревянный сфинкс размером в рост человека. Этого сфинкса нам подарили, когда мы покидали Египет. А по­том... по некоторым причинам я стал подозревать, что сфинкс внутри полый и что там, следовательно, могут храниться предметы или документы, пред­ставляющие научную ценность. Не буду вам рас­сказывать, сколько мне пришлось повозиться с этим сфинксом, пока подтвердилась догадка. И что бы вы думали? Деревянный сфинкс из потайной гробницы также оказался саркофагом, но саркофа­гом совершенно необычным, сделанным не в форме человеческой фигуры, а в форме сфинкса из двух кусков редкого эбенового дерева. Это обстоятель­ство указывало, что мумия, которая лежит в сарко­фаге, принадлежит если не фараону, то, во всяком случае, члену царской фамилии. Саркофаг, очевид­но, был раньше оббит листовым золотом, позже ободранным грабителями. Никаких надписей на саркофаге не было. И все же мы можем с уверен­ностью отнести его к началу Нового царства, а точнее - к 1424-1400 годам до нашей эры.

- Разве мыслима такая точность? - спросила Эйприл. - Как можно установить время изготов­ления предметов древности, когда на это нет прямых указаний?

- В данном случае это было нетрудно. На груди сфинкса сохранились контуры солнечного диска с лучами, протянутыми в виде рук. А такое изо­бражение могло быть сделано лишь в период цар­ствования фараона Аменхотепа IV. Это любопыт­нейшая личность! - профессор обратился за под­тверждением к профессору Арнольду.

Профессор Арнольд внимательно слушал, скрес­тив руки на груди, но, почувствовав, что от него хотят услышать какую-то информацию, поднял го­лову и заговорил:

- Всю жизнь Аменхотеп IV боролся за объеди­нение государства, преодолевал отчаянное сопро­тивление жрецов и землевладельческой знати, дер­жавшей в своих руках большие княжества, - он замолчал, слегка наклонив голову.

- В борьбе со жрецами и аристократией Амен­хотеп был вынужден опираться на мелких земле­владельцев - немху. Этому фараону, пожалуй, нельзя отказать в последовательности. Если мож­но установить неограниченную монархию на земле, то почему бы не сделать этого и на небе? И Амен­хотеп запретил поклонение древним божествам, уничтожил их изображения и имена на всех памят­никах и установил поклонение единому богу солн­цa - Атону. Фараон покинул ненавистную ему столицу Фивы, или (по-египетски) Уасет, и построил себе в Среднем Египте новую роскошную резиденцию - город Ахетатон. Даже свое имя Аменхотеп сменил на Эхнатон. После смерти Амен­хотепа восторжествовала жреческая реакция, все новшества были уничтожены, новый город разру­шен, а самое имя Аменхотепа исключено из списка фараонов...

- Но, профессор Брэдли, - обиженно сказал Донателло, - почему обо всем этом мы узнали от вас только теперь?

- Мне не хотелось слишком утомлять вас подробностями.

- Ничего себе! - возмутился Микеланджело.­ - Ведь многое же теперь проясняется.

- Что именно? - профессор Брэдли, казалось, горел от возбуждения. Он опять сел за стол.

- Текст папируса, честно говоря, мне был не совсем понятен без этих, как вы говорите, подроб­ностей. Помню начало: «Велик и всесилен бог Атон - единый, который создал себя сам. Велик и всесилен Эхнатон - повелитель Верхнего и Ниж­него Египта». Раньше оно казалось мне бессмыс­ленным, ну, нечто вроде необходимой заставки. А сейчас я представляю, как же тяжело было этому Эхнатону среди людей, которые его ненавидели,­ - Микеланджело задумался.

- Ну да, - добавил Рафаэль, - как же было фараону, этому Аменхотепу, который потом стал Эхнатоном, не любить молодого архитектора Ме­ресу. Наверное, сыновья фараона ненавидели свое­го отца за это.

Оживленную беседу прервал профессор Ар­нольд:

- Мы, однако, засиделись. Темнеет здесь быст­ро, пора расходиться. Рад был познакомиться с вами.

Брэдли вышел из палатки вслед за профессором Арнольдом. Некоторое время еще были слышны их голоса, но черепашки устали за долгий день и уже не вникали в разговор. Они устроились на спальных мешках и вскоре уснули. Эйприл ждала, когда вернется в палатку профессор Брэдли. Она сидела за столом на стульчике, подобрав под себя ноги. И думала: «Хорошо бы снова завтра пригла­сить доктора, чтобы тот еще раз осмотрел Леонар­до». Потом и она легла на свой спальный мешок. Сон не мог овладеть ею долго. Разговоры оживили богатое воображение. Эйприл представляла, как выглядел архитектор Мересу, каким он был благо­родным человеком, раз сам фараон оказал ему такое внимание. Наконец, Эйприл взяла книгу, которую привезла с собой. Свет от фонарика падал на страницы. Читать было скучно, и ей вспомни­лись слова из какого-то романа: «…читал скучную книгу, уснул, во сне приснилось, что опять читаю, проснулся от скуки - и так три раза».

Профессор Брэдли вошел тихо, чтобы никого не разбудить. Увидев, что Эйприл еще не спит, он спросил, укладываясь спать:

- Ну что, не жалеешь, что поехала?

- Да ну что вы, это просто здорово! - шепотом воскликнула она. - Здесь все так интересно, да и общение с умными людьми приносит много радости.

- Ну хорошо, будем спать.

Глава 17. Призраки в пустыне

Утром первым проснулся Леонардо. Он попы­тался сесть, но был еще так слаб, что панцирь пере­тягивал его тело назад. Рядом с ним лежал Дона­телло. Леонардо тихо позвал:

- Донателло!

Донателло сразу же проснулся, одним рывком вскочил на ноги.

- Это я тебя позвал, друг.

Донателло упал на колени перед Лео.

- Как ты себя чувствуешь? Болит что-ни­будь? - он окинул взглядом лежащего Леонардо.

- Все нормально, только слабость большая, да руки и ноги не слушаются. А что говорил профес­сор Брэдли?

- Он тебя спас, разве ты не помнишь?

- Нет, мало что помню. Этот яркий свет из глаз сфинкса...

- Жуткое зрелище, - бросил Донателло.

- Он буквально пожирал меня изнутри, я хорошо это чувствовал, - глаза Леонардо расширились и округлились, голова его приподнялась, но тут же резко опустилась на прежнее место.

- Леонардо, если бы не профессор Брэдли...

- Расскажи мне, что он сделал, как он меня спас?

- Он отгадал загадку сфинкса.

- Да? И каков был ответ? Ведь я мог попасть в пасть этого чудовища и сгореть там. Ты пони­маешь? - Леонардо вопросительно смотрел на До­нателло.

- Это - человек.

- И все, так просто?

Микеланджело и Рафаэль открыли глаза почти одновременно и удивились, что Донателло разговаривает с Лео.

- Вот это да! Здорово!

- Леонардо пришел в себя!

Профессор Брэдли, а за ним и Эйприл подошли к уже стоящим полукругом черепашкам у спаль­ного мешка, на котором лежал Леонардо.

Потирая глаза, Эйприл суетливо спросила:

- Может, доктора позвать?

- Думаю, не стоит, - успокаивающим тоном произнес профессор Брэдли, - а вот накормить нужно, чтобы силы поскорее восстановились.

Эйприл ушла за едой.

- Профессор Брэдли, - окликнул Леонардо ученого, отходившего от него.

- Да-а, - тот оглянулся.

- Спасибо вам, - глаза Леонардо заблестели.

- Все в порядке. Друзей своих тоже поблагодарите.

- А откуда вы знали ответ?

Присаживаясь на стульчик, приглаживая свои волосы, профессор Брэдли произнес:

- Для меня эта загадка оказалась не сложной. Когда-то я изучал мифологию, так вот там я прочел о царе Эдипе, думаю, потом как-нибудь я расскажу вам о нем. А сегодня, - сделав паузу и посмотрев на черепашек-ниндзя, профессор добавил, - мы пойдем в пустыню...

- Здорово! - крикнул Микеланджело.

- Приключения продолжаются! - торжествовал Рафаэль.

Черепашки подпрыгивали на месте от радости, переполнявшей их. Но вскоре они успокоились, обратив взгляды на Леонардо.

- Вот-вот, и я говорю, пойдут не все. Кто-нибудь останется присматривать за Леонардо, ­требовательно сказал профессор.

К этому моменту вернулась Эйприл с завтраком. В палатке ее встретило молчание.

- Что притихли? - входя, поинтересовалась она. - Мне казалось, я слышала какие-то восторженные крики.

- Кто останется присматривать за Леонардо? - послышался вопрос Донателло.

Черепашки молчали, опустив головы.

- Видно, придется остаться мне, - обреченно произнесла Эйприл. - Идите уже, ладно.

Вскоре профессор Брэдли, Донателло, Мике­ланджело и Рафаэль пошли в пустыню. Мелкий песок набивался в сандалии профессора и начинал натирать ему пальцы. Профессор то и дело останав­ливался, вытряхивал его. Но потом перестал это делать, махнув рукой.

- Вы только представьте, что время перенесло нас в древние города, которые существовали на этой земле тысячи лет тому, - профессор Брэдли решил по пути поделиться информацией.

- Представили, что дальше, - вздохнул До­нателло.

- А глаза закрывать надо? - пошутил Микел­анджело.

- В пустыне представить и не такое можно, - ­таинственным голосом заметил Рафаэль.

- Выжженная солнцем земля. Уже много дней дует хамсин...

- Название какое-то рыбное, - хихикнул Ми­келанджело.

- А что это? - спросил Донателло.

- Донателло, ты меня удивляешь, - возмутился Рафаэль, - разве догадаться трудно: тебе же сказали, что дует, а что может дуть, если не ве­тер. А?

- Это - палящий ветер пустыни Сахары. Дует день за днем, поднимает тучи мельчайшей пыли, которая покрывает сплошным слоем растения, по­стройки, одежду. В это время года, почти на два месяца, вплоть до нового разлива Нила, замирает жизнь в древнем Египте. Лишь чиновники - не­утомимые и вездесущие сборщики податей - рыскают из селения в селение. Каждая вторая кор­зина урожая должна быть сдана в казну. И горе тому, кто не заплатит подати. Его хватают, кладут на землю и долго бьют плетьми или палками, потом связанного бросают в канаву. «Его жена и дети свя­заны перед ним; его соседи бросают все и бегут...»

- А где же правосудие? - недоумевал Донателло.

- На стороне богатых, где же еще, - пожимая плечами, ответил Рафаэль.

Профессор продолжал:

- На раны несчастного оседает пыль, поднятая ветром пустыни, но никто не поможет ему. Ведь фараону нужно много богатств - он строит новую столицу. Летят, закручиваются, уносятся в небо пыльные вихри. Солнце висит в мгле, словно бубен из красной кожи гиппопотама. И уже с другой стороны доносятся глухие удары палок, свист пле­тей, отчаянные вопли истязуемых. «И оторви зем­лепашца от труда его, и пусть он работает больше, чем могут сделать его руки...»

Руки черепашек-ниндзя сжались в кулаки; герои готовы были броситься на защиту того, кто в ней нуждался.

- Спокойнее, друзья мои, - профессор Брэдли улыбнулся, - ведь это только рассказ.

- Смотрите-смотрите! - крикнул Рафаэль.

- Какая-то странная процессия движется по дороге! - занервничал Микеланджело.

Черепашки остановились, профессор Брэдли по­следовал их примеру.

- Ну вот, допредставлялись. Кажется, мы и вправду оказались в древнем Египте. Объясните им... что мы из будущего, - кто нам поверит, - ­растерянно высказался Донателло.

Им навстречу шли чиновник и жрец. Одежды их были покрыты пылью, лица грязны, - эти люди шли издалека. В тесном кольце вооруженных вои­нов брели полуголодные рабы, на их плечах - за­крытые пологом носилки. На носилках - тяжелые саркофаги; а внутри - мумии фараонов. Их по­гребения были разграблены в разное время, и те­перь мумии переносили в новые гробницы, в месяц ветра и бурь, чтобы как можно меньше людей знало о втором посмертном путешествии властителей Египта.

Странная процессия собралась возле дикого без­людного ущелья. Никто не обращал внимания на черепашек и на профессора. Отсюда отпустили чиновников, надсмотрщиков за рабами. Остались только воины и рабы-носильщики.

Ошеломленные неожиданной картиной, чере­пашки не могли сдвинуться с места, наблюдая со стороны за происходящим.

- Не возьму в толк, это что: кино снимают? - ­спросил Рафаэль.

- Это призраки, - тихо ответил профессор Брэдли.

- А это еще кто такие? - недоумевал Микел­анджело.

- Земля здесь проклята, вот и маются души между небом и землей, не могут найти себе по­коя, - профессор Брэдли сделал несколько шагов по дороге.

- Вы куда? - испуганно позвал шепотом До­нателло.

- Пойдемте.

- Нет, постоим, интересно, чем все закончится, - возразил Рафаэль.

Черепашки одобрительно глянули на Рафаэля.

- Бесплатное кино, - увереннее заметил Ми­келанджело. - Хорошо бы еще по стаканчику колы!

Профессор Брэдли остановился.

- Что ж, можно постоять, спешить некуда.

Дальше процессию повели двое: жрец бога Атона и человек на пальце которого сверкал перстень самого фараона - знак безграничной власти.

Впереди покачивалась черная деревянная фи­гура шакала. Это бог смерти Анубис провожал души умерших. За тем шла вереница носильщиков, а за ними отряд воинов. Не было здесь обычных для таких процессий плакальщиц, не слышалось погре­бальных песен потому что этот путь хотели сохра­нить в тайне.

В пустынном ущелье уже давно работали рабы-­каменотесы. Они выламывали из гор огромные камни. Надсмотрщик чертил на скале линию входа в будущую пещеру. Рабы медленно, с величайшим трудом высверливали в камне глубокие отверстия, вбивали деревянные клинья, затем поливали клинья водой. Дерево разбухало и разрушало ска­лу, отваливалась каменная глыба. Затем все повто­рялось сызнова. Так вырубались глубокие гроты с длинными коридорами и узкими входами. Работа наконец была закончена. Надсмотрщики ожидали обещанной платы, рабы - облегчения своей учас­ти, а некоторые наиболее усердные - долгождан­ной свободы.

Погребальная процессия подошла к огромной скале, скрывающей от взоров наиболее глубокую часть ущелья. Дальше пошли только рабы, они по­несли носилки с саркофагами. Жрец и посланец фараона указывали им путь и торопили:

- Помните, нужно закончить все до восхода солнца. Знайте: богатые дары ожидают усердных!

Рабы внесли саркофаги в пещеру, внутренние входы тщательно замуровали, а внешние завалили камнем.

Теперь надсмотрщики, рабы-каменотесы и рабы-­носильщики отправились в обратный путь. Они шли вместе, и каждый думал о своей доле награды. Вот они приблизились к скале, где у костров их ожидали воины фараона.

Черепашки заволновались, предчувствуя при­ближающуюся трагедию.

- Похоже, это кино плохо кончится, - с трево­гой в голосе сказал Донателло.

- Зачем воины окружают пришедших, и что это шепчет жрец на ухо военачальнику? - всполошил­ся Рафаэль.

- Кажется, час расправы настал, - произнес Микеланджело.

Жрец отошел от военачальника, а тот подал знак, и поднялись, сверкнули серповидные бронзовые мечи.

- Черепашки, вперед! - скомандовал Донател­ло. - Не дадим им умереть!

- Куда же вы! - вслед убегающим черепаш­кам кричал профессор Брэдли.

Но их было не остановить. Черепашки подоспели вовремя и бросились на воинов. Донателло нанес одному из них такой страшный удар в грудь, что тот зашатался и рухнул на песок. Воин, на какого ринулся Микеланджело, упал навзничь, сражен­ный ударами мощных кулаков, которыми ниндзя с быстротою молнии барабанил по его черепушке.

Тем временем Рафаэль мощным пинком в живот свалил еще одного воина, который напал на него с кинжалом. Затем, обнажив короткий меч, он бросился в толпу воинов, приготовившихся оборо­няться.

Скрестив руки на груди, профессор Брэдли стоял на дороге, как безучастный зритель.

- Мерзкое отродье! - кричал, тяжело дыша, Донателло.

Вскоре еще несколько поверженных воинов рас­пластались на песке. Профессор видел, как Ра­фаэль отразил удар тяжелого меча и молниенос­ным движением рассек горло врага. Из раны хлы­нула кровь. Раненый схватился левой рукой за горло и стал медленно отступать. Он громко хри­пел и размахивал мечом, не подпуская к себе Ра­фаэля. Тот попытался нанести еще один удар, но воин, истекая кровью, парировал его и бросился бежать. Рафаэль побежал за ним. Противник оста­новился и развернулся, затем взмахнул мечом, намереваясь поразить Рафаэля. Тот уклонился. Соперники скрестили мечи. Рафаэль вонзил кли­нок в живот врага.

Последний воин отчаянно защищался против трех нападавших на него черепашек, но вскоре и он был убит.

Надсмотрщики, рабы-каменотесы и рабы-носиль­щики, прижимаясь друг к другу, сбились в кучу. Они не знали, что им делать.

- Вы свободны, расходитесь по домам! - ра­достно крикнул Донателло.

Но никто не сделал ни малейшего движения.

- Вам нечего бояться нас, мы ваши друзья,­ - попробовал объясниться Рафаэль, направляясь к толпе.

Те испуганно подались назад.

- Вас смущает наш вид? Мы черепахи-ниндзя, мутанты, понимаете, - Микеланджело махнул рукой. - Ничего вы не понимаете. Вот убили бы вас воины...

Донателло подошел к жрецу и военачальнику, которые прятались за скалой.

- Вам нечего от нас скрывать, где вы спрятали саркофаги, мы все видели. Кто в них?

Жрец и военачальник молчали.

- Говорите, кто в них? Зачем вы приказали убить этих людей? - спросил Донателло у военачальника указывая рукой на толпу.

Профессор Брэдли наконец решился вмешаться. Он понимал, что черепашки затеяли бессмысленную игру. Через несколько минут профессор уже стоял рядом с Донателло.

- Ты хочешь услышать от них ответы на свои вопросы? - Брэдли сурово глянул на Донателло, который, казалось, не замечал его присутствия.­ - Так знай, они не понимают тебя!

- Поймут, - не отводя взгляда, сквозь зубы процедил Донателло. - Иначе, они пойдут вслед за своими воинами.

- Ты нарушил реальный ход событий!

- Я не допустил, чтобы пролилась невинная кровь!

- Этот факт когда-то уже свершился, - доказывал профессор, тряся кулаками почти у носа Донателло.

- Надеюсь, теперь насилие прекратится, - спокойно произнес Донателло.

- Если бы! Поверь, завтра все повторится!

После слов профессора у черепашки на лице появилось недоумение:

- Как это повторится?

- А вот так, все произойдет точно так, как вы видели, только завтра никто никого спасать не будет.

- А что же будет?

- Крики ужаса и предсмертной муки огласят долину. Воины обступят тесным кольцом тех, кого сегодня вы освободили, а, спустя время, рядом с мертвыми рабами будут лежать мертвые над­смотрщики.

Профессор Брэдли говорил достаточно громко, так что Микеланджело и Рафаэль все слышали. Они замерли на месте, не зная, что в такой ситуа­ции следует делать. Взгляды их были устремлены к спорящим.

Толпа людей, словно стадо овец, безропотно ждали развязки. Привыкшие за тысячи лет к смер­ти, они, казалось, добровольно отрекались от даро­ванной им свободы.

- А дальше? - Донателло сгорал от нетер­пения.

- О месте погребения будут знать только два человека - жрец и посланец фараона. А эти люди не проговорятся... Отряд воинов быстро исчезнет, будто убегая от места страшной расправы. Там, где будут слышны крики и прольется кровь, закру­жатся с противными криками птицы, питающиеся мертвечиной. А рядом в недрах скалы будут ле­жать саркофаги с мумиями фараонов, многие из которых умерли сотни и даже тысячу лет назад.

Наступило молчание. Донателло несколько ми­нут колебался, собираясь с мыслями. Мрачным было его лицо, глаза устремлены в землю, как у человека, который советуется сам с собой. Затем он повернулся к друзьям и громко сказал:

- Жреца и посланца фараона надо убить.

Профессор Брэдли вздрогнул от такой неожи­данной фразы.

- Донателло, я не советую вам этого делать.

Микеланджело и Рафаэль подошли к Донателло.

- Профессор прав, нам не удастся что-либо из­менить, - Микеланджело взял за руку своего друга.

Солнце поднялось высоко и пекло с необычайной силой. Уставшие черепашки-ниндзя даже не заме­тили, как силуэты людей-призраков стали расплыв­чатыми, быстро побледнели, а потом и вовсе ис­чезли.

Они вчетвером стояли под лучами палящего солнца. Как сильно жгло это солнце! Все облива­лись потом, в горле пересохло. Их томила жажда, каждый чувствовал стеснение в груди.

- Вот все и кончилось, - спокойно сказал про­фессор Брэдли, - их время кончилось, - уточнил он, вытирая пот. - А вы здорово сражались!

Черепашки приободрились.

- Жаль, конечно, что мы не расправились со жрецом и посланцем фараона, - с сожалением про­изнес Донателло.

- А ведь сначала я все воспринял всерьез, - Микеланджело развел руками и улыбнулся.

- Даже жара не мешала нам победить воинов! - воскликнул Рафаэль.

- Ну, что еще нас ждет сегодня? - спросил Микеланджело.

Профессор слегка толкнул Донателло, который сосредоточенно уставился в пустоту, где только недавно стояли жрец и посланец фараона. Дона­телло пошатнулся, но удержал равновесие.

- Профессор, - обратился Рафаэль, - почему вы нам не рассказывали раньше о людях-призраках в пустыне.

- Ого-го, разве можно обо всем рассказать! Донателло, похоже, ты немного перестарался с во­ображением.

Донателло улыбнулся, чувствуя, что оказался в неловком положении.

- Кино какое-то мрачноватое, вот я и решил слегка его разнообразить, - попытался отшутить­ся Донателло, видя, как на него посмотрели его друзья.

- И, конечно, дело не довел до конца, - под­мигнул Рафаэль.

- Да-а, - протянул Микеланджело, - с актер­ской работой ты справился, а вот с режиссурой­ слабовато получилось.

- Хорошо-хорошо, я согласен в следующий раз взять тебя, Микеланджело, в сценаристы, - усмех­нулся Донателло.

Дорога уходила далеко в пустыню, но профессор решил вернуться, так как посчитал, что для одного дня событий предостаточно. Черепашки попыта­лись возразить, но безуспешно.

- Я не так молод, как вы, иногда мне бывает трудно сделать что-то элементарное. Годы, знаете ли, берут свое, - профессор Брэдли вздохнул.

У палатки их встретила Эйприл. Черепашки бро­сились наперебой рассказывать ей о своем приклю­чении. Профессор Брэдли предпочел пройти в па­латку и отдохнуть на спальном мешке.

- Ну, что я могу сказать, - развела руками Эйприл, выслушав каждого из друзей, - жаль, что я и Леонардо не видели этого.

- Мы обязательно сходим туда все вместе,­ - пообещал ей Донателло.

- Только придумай заранее, как ты поступишь в следующий раз, и уж не забывай, что каждый из тех, кого мы сегодня видели, привык к той роли, которую он исполняет в течение тысячелетий, ­поучал Микеланджело.

Глава 18. Заговор

Ближе к вечеру черепашки собрались в палатке.

Профессор Брэдли ушел обсудить кое-какие во­просы с коллегой Арнольдом, пообещав, что скоро вернется.

Леонардо заметно окреп и уже выглядел ничуть не хуже своих друзей. Спальный мешок стал его раздражать, и ему захотелось встать. Эйприл по­могла ему сесть на стульчик, так как стоять на но­гах без посторонней помощи он еще не мог.

Донателло заговорчески глянул на черепашек и Эйприл, которые сидели за столом.

- Мне не хочется говорить профессору, - начал Донателло.

Леонардо сморщился, это явно ему не понравилось.

- По-моему, наши беды как раз оттого и происходят, что мы не говорим профессору о своих намерениях, - укоризненно сказал Рафаэль.

- ...потому что заранее знаю, что он не одобрит...

- Что не одобрит? - встревожилась Эйприл.

- ...завтра снова встретиться с призраками в пустыне...

- Для чего нам это? - вопросительно глянул на Донателло Микеланджело.

- ...чтобы...

- Чтобы снова сразиться с отрядом воинов, - продолжил Рафаэль, - Донателло любит поиграть в войну.

Донателло встал и прошелся по узкому проходу в палатке.

- ...чтобы посмотреть: кого несли рабы-носиль­щики в саркофагах.

- А нам это удастся? - заинтересовался пред­ложением Донателло Микеланджело.

- Думаю, что да.

- Это нереально, - возразил Рафаэль, - мы не успеем по времени.

- А как ты себе это представляешь? - спроси­ла Эйприл.

- Мы потревожим их значительно раньше­ - когда они не успеют внести саркофаги с мумиями в построенные гробницы. Вот тогда-то мы и атакуем их, - Донателло был доволен своим планом.

- Не нравится мне все это, лучше бы профессо­ра поставить в известность,- произнес Леонардо.

- Он будет против я и так знаю, - уверенно сказал Донателло.

- Надо решать, - в голосе Микеланджело слы­шалось требование.

- Можно сходить, уж там-то точно не опасно,­ - смело вставил Рафаэль. - Эйприл, что ты скажешь?

- Я с вами.

- Все согласны? - Донателло, задавая этот вопрос, знал ответ, но еще раз решил проверить.

- Все.

Только Леонардо промолчал, и тут же поймал на себе сочувственные взгляды.

- Вы можете идти, я понимаю, что нездоров... И профессору говорить ничего не буду.

Леонардо успел закончить свою мысль, как в па­латку вошел профессор Брэдли.

- По-моему, вы тут что-то обсуждали? - заме­тив серьезные взгляды, несколько иронично поинтересовался профессор, усаживаясь на стульчике. - Устал. Этот профессор Арнольд повел меня в исследуемую им гробницу, пришлось пойти, а те­перь вот ноги болят.

- А кто-то обещал нам о царе Эдипе расска­зать, - осторожно напомнила Эйприл.

- Как же, обещал и обещание свое сдержу.

Донателло и Микеланджело отправились на свои спальные мешки. Эйприл села рядом с Леонардо. Рафаэль стоял у входа.

Профессор собирался с мыслями...

- Надумал царь Лаий, который правил Фива­ми, жениться и наметил себе супругой фиванку знатного рода - Иокасту. Перед свадьбой обра­тился он к оракулу с вопросом, будет ли его брак на счастье городу. Оракул ответил: «Да, если ты не родишь себе наследника». Долго он оставался бездетным, но однажды Иокаста ему объявила, что рождение ребенка не за горами. Лаий снова послал в Дельфы, и бог ему ответил: «Если у тебя родится сын - он станет твоим убийцей, и весь твой дом погибнет в крови». У него родился сын. Встрево­женный Лаий передал младенца одному пастуху и велел отнести его на верхнюю поляну, чтобы тот там погиб. На горных пастбищах сходились фиван­ские и коринфские пастухи. Одному из коринфских пастухов понравился малютка, и он выпросил его для себя. Пастух Лаий, сжалившись над малень­ким царевичем, исполнил его просьбу. «Чем ему погибать, - подумал он, - пусть лучше растет пастухом». Но так случилось, что у царской четы, Полиба и Меропы, родился в то время мертвый ребенок. Они и приняли чужого ребенка. Потому Эдип - так назвали они его, - вырос коринфским царевичем. Все же тайну его происхождения не удалось скрыть: то ли пастух проболтался, то ли Меропа, а только однажды, когда юные вельможи пировали вместе, один из них в ссоре назвал царе­вича «поддельным сыном своего отца». Разгневал­ся Эдип, но не ответил ничего, а на следующий день отправился к родителям и спросил их, сын он им или нет. Те строго наказали обидчика и успокои­ли царевича. Их любовь была так очевидна и так велика, что нельзя было не успокоиться. Эдип за­метил, что сплетня, хоть и опровергнутая царской четой, продолжает ему вредить. Чтобы заставить ее умолкнуть, он отправился в Дельфы, чтобы бог торжественно перед всей Элладой засвидетель­ствовал, что Эдип подлинный сын своего отца. И вот Эдип в Дельфах перед ликом Аполлона; но прямого ответа на свой вопрос он не получил. Зато бог сказал ему следующее: «Ты убьешь своего отца и женишься на своей матери».

Эйприл вздрогнула. Профессор Брэдли заметил растерянность в ее глазах.

- Как такое может случиться?

- Слушайте дальше... Эдип побледнел. Он ре­шил не возвращаться в Коринф и побрел на восток, куда глаза глядят. Бредет он, бредет, погруженный в свои невеселые мысли. Вдруг - распутье, с одной из двух дорог сворачивает повозка, возница грубо окликает его. Смотрит Эдип - в повозке сидит старик, с ним пятеро провожатых. Идет даль­ше: сам, мол, посторонись. Дороги узкие, разой­тись не всегда легко. Возница, его еще грубее окли­кает. Разгневался Эдип и ударил возницу. В от­местку сидевший в повозке старик нанес ему удар посохом по голове...

- Уж я бы за это, - вставил Донателло.

- Не помня себя от ярости, Эдип ответил ему тем же. Слабый череп старика не вынес сотрясения. Несчастный скатился с повозки на дорогу. Тогда провожатые все вместе набросились на убий­цу, но Эдип был богатырем, четверых он убил, пятый бежал.

- Я бы не упустил, - произнес Рафаэль и сде­лал несколько резких движений рукой, рассекая воздух.

- В те времена кровавые встречи на дорогах не были редкостью; и для Эдипа расправа у дельфийского распутья не была единственной. Вскоре он о ней даже позабыл. Идет дальше все по той же дороге, все на восток. Вот и Фивы. В Фивах смя­тенье, горе, в редкой семье не оплакивают потери мужа или сына. Что случилось? На соседней горе появилось чудовище, Сфинкс, крылатая дева-льви­ца; она ежедневно похищает кого-нибудь из горо­жан. Освободиться от нее можно, только разрешив ее загадку, а этого никому не удается. Странно: что же царь? А царь убит шайкой разбойников; страной правит его шурин, и он обещал руку своей сестры, царственной вдовы Иокасты, а с нею и цар­ство, тому, кто освободит Фивы от Сфинкса. Эдип призадумался: на родину все равно возврата нет; не попытать ли счастья здесь? Пошел он на указан­ную ему гору; страшная львица сидела на высокой скале - страшная, но красивая. Заговорила чело­веческим голосом.

Профессор Брэдли остановился, увидев, что Лео­нардо побледнел, закрыл глаза.

- Леонардо, может не стоит говорить даль­ше? - спросил он. - Тебе, я вижу, нехорошо становится.

- Нет-нет, профессор, продолжайте, - тихим голосом произнес Леонардо, набирая полный рот воздуха.

- «За загадкой пришел?» - «Да».- «Ну слу­шай же». И она запела:

Есть существо на земле: и двуногим, и четвероногим

Может являться оно, и трехногим, храня свое имя,

Нет ему равного в этом во всех животворных стихиях.

Все же заметь: чем больше опор его тело находит,

Тем в его собственных членах слабее движения сила.

Эдип улыбнулся. «Складно и я умею сказать», - ­подумал он и после некоторого размышления отве­тил:

Внемли на гибель себе, злоименная смерти певица,

Голосу речи моей, козней пределу твоих.

То существо - человек. Бессловесный и слабый младенец

Четвероногим ползает в первом году на земле.

Дни неудержно текут, наливается тело младое;

Вот уж двуногим идет поступью верною он.

Далее старость приспеет, берет он и третью опору

Посох надежный - и им стан свой поникший крепит.

Певица слушала. По мере того, как юноша говорил, ее яркие очи гасли, мертвенная бледность покрывала лицо; под конец ее крылья повисли, и она без­дыханная скатилась в пропасть. Город был осво­божден от ужасной дани. Народ с восторгом при­ветствовал своего спасителя; всем сходом отвели Эдипа во дворец, к царице. Та, конечно, была не первой молодости, но кровь змея живуча: дочери спартов не скоро старились, а о красоте и говорить нечего. Эдип был счастлив, Иокаста тоже: наконец ей будет дозволено быть матерью! Действительно, она не замедлила стать таковой. О своем первом ребенке она не говорила мужу, желая навсегда схоронить эту грустную тайну, но думала о нем постоянно. Когда же боги послали ей дочь, она дала ей загадочное имя - Антигона, что значит: вза­мен рожденная. Вторую отец из благодарности к реке-кормилице своей новой родины назвал Исме­ной; за ними последовали один за другим два сына, Полиник и Этеокл. Царский дом казался упроченным навсегда.

Профессор Брэдли еще раз посмотрел на Лео­нардо, которого в это время Эйприл поила соком.

- Но ведь это не конец истории, правда? - Ра­фаэль отошел от входа и сел за стол, наливая себе в стакан воду.

- А вы, Донателло и Микеланджело, еще не спите? - с улыбкой спросил профессор.

- Разве можно! - не удержались черепашки.

- Приучу я вас к сказкам перед сном.

- Это куда лучше, чем смотреть передачи по телевизору, - высказался Микеланджело.

- А что ты имеешь против телевидения? - ­вступилась Эйприл, явно обидевшись.

- Эйприл, не о тебе речь, - попытался защитить друга Донателло. - Ты делаешь просто прекрас­ные репортажи, вот и о нашем путешествии в Еги­пет расскажешь своим телезрителям.

- А они умрут от зависти, - добавил Рафаэль.

- Пусть лучше не умирают, а то некому будет смотреть другие мои репортажи о наших приклю­чениях, - успокоившись, мягким голосом произ­несла Эйприл.

- Так чем же закончилась эта история? - не отставал от профессора Рафаэль.

- Раз вы еще не спите, тогда слушайте. И вдруг в Фиви пришла чума. Чума у древних эллинов считалась карою Аполлона, загадочным действием его незримых стрел.

- Карой за что? - уточнила Эйприл.

- Чаще всего за какое-ни6удь религиозное нарушение. А если так, то следовало обратиться к нему же, и он укажет, какими обрядами можно умилостивить божий гнев. Так Эдип поступил и теперь. По его просьбе шурин отправился в Дель­фы. На этот раз бог не обрядов потребовал от него. Приказом было: отомстить за Лаия, карая смертью или изгнанием его убийцу. Но как убийцу найти, если никто не знал его имени. Известно было только одно: Лаий погиб от целой шайки разбой­ников.

- Кто это сказал? - спросил Донателло.

- Единственный уцелевший из его свиты.

- Кажется, я догадался, кто убил Лаия, - кивая головой, прошептал Донателло на ухо Микеланджело.

- Да, погоди ты, - тот отстранился от Донателло.

- Уцелевшего хотели допросить... но, нет, шу­рин предлагает средство понадежнее. Жил в Фивах уже пятой жизнью мудрый прорицатель Тиресий. Послали за Тиресием. Но не пришел прорицатель. Послали еще раз. Пришел в гневе, но говорить что-либо отказался, дав понять царю, что он его ща­дит. Гневается Эдип, гневается и Тиресий. И вдруг царя озаряет ослепляющая мысль: кто был прави­телем до него? - Шурин. Кто станет им вновь, если его постигнет несчастье? - Шурин. Кто ездил в Дельфы и привез оттуда дурную весть? - Шурин. Кто советовал обратиться за разъяснениями к Ти­ресию? - Шурин. Эдип понимает, что шурин все подстроил. Шурин не сдается; чувствуя себя неви­новным, он хочет оправдаться перед зятем. Проис­ходит спор; к спорящим выходит Иокаста. Ласко­во, но решительно она требует от мужа, чтобы тот поверил клятве ее брата и отпустил его; затем она спрашивает о причине спора. Причина - предсказания и пророк. Иокаста вспыхивает: «Как, ты еще веришь в предсказания? Послушай, что я тебе рас­скажу». И она рассказала ему про предсказания, данное некогда ее первому мужу, что он будет убит собственным сыном. И что несчастный ребенок по­гиб в ущелье гор, а Лаия много позднее убила шайка разбойников у дельфийского распутья...

- Эдип, наверное догадался, что это была не шайка, - заметил Микеланджело.

- Вы правы, Эдип вздрагивает. «Гдe?» - «У дельфийского распутья. Чем же это страш­но?».. Так страшно, что и представить себе нельзя: распутье... оклик возницы... старик в повозке... кровавый исход. Эдип спрашивает про подробнос­ти: Лаия убила шайка разбойников, а он был оди­ноким путником. «Но кто рассказал про эту шайку?» - «Единственный спасшийся». – «Пошли же за ним!» Скажу, что спасшимся был тот пастух, который принес на верхнюю поляну ребенка, а затем отдал его другому пастуху.

- Он узнал в Эдипе того ребенка?! - удивился Рафаэль.

- Как можно! - возразил ему Донателло.­ - Скорее всего, он хотел как-то оправдаться, вот и сказал, что напала целая шайка, ведь сам-то он убежал.

- Если бы он признался, - вмешался Мике­ланджело, - что они впятером не могли защитить царя от одинокого путника, то был бы растерзан народом.

- Эдип мучился сомнениями. «А что, если Лаия убил он? Лаия, царя, первого мужа своей жены - о прочих ужасах он пока не думает. Любящей душе Иокасты его муки невыносимы, и она выходит по­молиться Аполлону. Молитва как будто услышана: является чужестранец, вестник из Коринфа. Эдип избран царем этого города. «A Полиб?» «Умер». – «Умер? Естественной смертью?» «Да». – «Но ведь его должен был убить его сын, Эдип? Ради него Эдип столько лет чуждался своей родины? Где же вы, вещания богов?» Вестником оказался пастух, который выпросил ребенка для царской четы.

- Для этого пастуха было выгодно принести Эдипу это известие, ведь царь ему обязан, - сказал Микеланджело.

- Эдип потрясен, потрясен вдвойне. Ему жаль старого отца, который его так любил; но все же одной обузой стало меньше. Страшное предсказа­ние о матери еще не опровергнуто. Он думает вернуться в Коринф, но нет: при жизни матери он этого не сделает. Пастух озадачен: «Не вернешь­ся? Из-за предсказания? О ком? О Меропе?» - «Ну да, о матери, о Меропе». - «Так знай же: Меропа тебе вовсе не мать». – «Как не мать?» - «И Меропа не мать, и Полиб не отец. Они приняли тебя от меня, а я тебя принял от здешнего пасту­ха». Иокаста все слышит...

- Какой ужас! - воскликнула Эйприл и закры­ла лицо руками.

- Иокаста одна понимает все, - продолжил профессор, но вынужден был сделать паузу, так как Микеланджело не терпелось высказаться:

- Она поняла, что Эдип - и сын Лаия, и его убийца; и сын ее, и муж. Бедная женщина!

- Иокаста бросается в отчаянии в свой терем к ларцу. Она ищет... чего? «A, вот оно, ожерелье Гар­монии, роковой убор фиванских цариц! Нет, тебя не надо, ты уже сделало свое дело. Нужно дру­гое - вот этот пояс: он и тонок, и крепок...»

- Неужели она решилась повеситься? - испу­ганно произнесла Эйприл, при этом рукой проведя по шее, и как-то театрально посмотрела вверх, словно представляла себе эту картину.

- Эйприл, ты очень впечатлительная, потом спать плохо будешь, - Донателло попытался отвлечь Эйприл, которая на глазах у всех начала входить в образ.

- Только спектаклей нам еще и не хватало се­годня, - недовольно пробурчал Микеланджело.

- Успокойся, - вступился Леонардо и взял Эйприл за руку.

- А что Эдип, почему он не бросился вслед за Иокастой? - нетерпеливо спросил Рафаэль, нахо­дясь в непрестанном движении.

- Эдип не согласен оставаться в неизвестности: он зовет обоих пастухов, чтобы те опознали друг друга. Потом случилось то, о чем вся Эллада во все времена рассказывала с ужасом. Эдип у трупа по­весившейся Иокасты... «Проклятье вам, мои глаза, не видевшие того, что следовало видеть!» Вытекли глаза страдальца под золотой иглой, и пошел он, слепой, искать вечного отдыха в ущелье Киферона.

- А дальше, профессор? - торопливо спросил Донателло.

Профессор налил в стакан сока, выпил и поста­вил стакан на стол, все еще держа его в руке. Ос­татки густого сока стекали по стенкам стакана на дно.

- Рассказывали, что в афинское предместье явился однажды слепец, ведомый молодой девой; это были Эдип и его дочь Антигона. Узнав, что он случайно забрел в рощу Эриний, своих страшных гонительниц, он уже не пожелал ее покинуть; в ней Аполлон предвещал ему упокоение. И кончина его была чудесна: земля заживо приняла его в свое лоно, и он живет в ней поныне, как благой дух-­хранитель приютившей его страны, - печально закончил профессор Брэдли свой длинный рас­сказ.

- А все же стоило родиться такому человеку, как Эдип, да-а, удивительная у него судьба, вот и Леонардо от смерти спас, - рассуждал Донателло.

- Как это спас? Если бы не профессор Брэд­ли... - возразил Микеланджело.

- Да, конечно, если бы профессор Брэдли не спустился в гробницу вместе с нами, - сказал Рафаэль, - мы не смогли бы помочь Леонардо.

- Этот сфинкс слопал бы и вас заодно, - упав­шим голосом произнес Леонардо, - вам бы не уда­лось избежать его ослепительного света, который парализует все члены, вонзаясь, точно стрела.

- Вы мне так и не дали закончить свою мысль, - ­пробурчал Донателло, глядя на всех исподлобья.

- Говори, пожалуйста, - вмешалась Эйприл.

- Да ладно, - Донателло махнул рукой, - чего уж говорить.

- Мы слушаем и очень внимательно, - попро­сил Леонардо.

Донателло лежал с безразличным видом, но последние слова Леонардо заставили его позабыть обиду и продолжить разговор.

- Я хотел сказать, что разгадку нашел Эдип, а профессор узнал обо всем из книг.

- Вот и я говорю: хочешь что-то знать - читай книги, в них много интересного и поучительного и, как видите, в жизни всякие знания могут пригодиться, - вставая со стульчика, подытожил профессор.

- Книги - дело хорошее, полезное, я согласен, но и сильные руки тоже нужны, - спокойно заметил Микеланджело.

- Безусловно, - укладываясь на спальный ме­шок, поспешил ответить профессор, - и руки, и ноги, и голова, и чтобы в голове что-то было.

Черепашки засмеялись. Лишь Эйприл удалось их остановить.

- Ну вот, - решительно сказала она, - разве­селились, когда нормальные люди спят давно. А ну-ка, спать.

Никто не посмел возразить Эйприл, потому что черепашкам действительно нужно было выспаться, ведь они были полны решимости осуществить свой план.

Донателло закрыл глаза, чтобы уснуть. Вот и те­перь он вспомнил слова учителя Сплинтера. «A ведь он был прав, - подумал, переворачиваясь на другой бок, Донателло. - Слишком много у нас разногласий и, порой, так трудно сохранить между нами единство, а оно нам крайне необходимо».

Рафаэль так нежно улыбался во сне, что в темно­те Леонардо, которому не спалось, ясно видел его белые зубы. Микеланджело тихо сопел. А, слушая храп профессора, переходящий временами в сла­бый свист, Леонардо вспоминал, как весело купа­лись черепашки в водах Нила.

Эйприл говорила во сне. Но Леонардо не мог по­нять, что именно. Ясно чувствовалось ее беспо­койство.

Эйприл проснулась раньше всех. Увидев, что у Леонардо открыты глаза, она тихо спросила:

- Когда ты проснулся?

- А я вовсе не спал.

- Тебе было плохо? - поднимаясь, с тревогой в голосе произнесла она.

- Нет, днем выспался, так что ночью не хотелось.

- А-а, это другое дело.

Эйприл вышла из палатки.

Каким неописуемо красивым был восход! Боль­шое желтое солнце уже выглянуло краешком из-за горизонта. Оно медленно поднималось, словно вос­ходя на небесный Олимп. Лучи его очертили грани пирамид. Эйприл протянула руки навстречу солн­цу. Она закрыла глаза и ощущала на себе его власть и силу.

Донателло бесшумно встал у нее за спиной.

- Как спалось?

Эйприл вздрогнула и обернулась.

- Тьфу, напугал. Не знаю, что-то мне не очень нравится наша затея.

- Можешь остаться с Леонардо.

- Только не это.

- Надо будить остальных, - сказал Донателло, направляясь к палатке.

- Захвати воду, - бросила ему вслед Эйприл...

Вскоре Донателло, Микеланджело, Рафаэль и Эйприл шли по дороге в пустыню, куда вчера их водил профессор Брэдли. Быстрыми шагами они скоро добрались до нужного места.

- Остается ждать, - заметил Микеланджело.

- Может, сделаем вступление? - с улыбкой спросил Рафаэль.

- Какое еще вступление? - Эйприл не пони­мала, чему черепашки заулыбались. Она в недоумении смотрела на друзей.

- «Вы только представьте, что время перенесло нас в древние города, которые существовали на этой земле тысячи лет тому назад», - торжественно по­вторил слова профессора Брэдли Микеланджело.

- Смотри ты, тебе удалось их воспроизвести точь-в-точь, - удивился Донателло.

- Даже интонация сохранилась, - Рафаэль зааплодировал.

Эйприл сурово посмотрела на черепашек.

- Когда же начнется ваше кино?

- А может сегодня его и вовсе не будет. Мало ли что случилось, - пошутил Микеланджело, подмиг­нув Рафаэлю и Донателло.

- А что может случиться? - недоумевала Эйприл.

- Ну, скажем, жрец заболел или посмотрели, что все саркофаги уже перенесли, да и другими делами заниматься пошли, - поддержал шутку Рафаэль.

- Не нравится мне все это, - пожала плечами Эйприл.

- А действительно, что-то долго их нет, - вглядываясь вдаль, с некоторым волнением произнес Донателло.

- Может, мы не на то место пришли? - предположил Микеланджело.

- Да нет же, место то. А вдруг сорвется, - засомневался Донателло.

Черепашки стояли на дороге и ждали появле­ния призраков еще некоторое время. Донателло ходил взад и вперед и нервно сжимал кулаки. Микеланджело присел и молча что-то рисовал на пес­ке. Рафаэль разговаривал с Эйприл, глядя то на нее, то на дорогу.

Вдруг Эйприл крикнула:

- Смотрите, это не они? Впереди какая-то про­цессия, уж не о ней ли вы вчера мне говорили?

- Да, да, это они, - радостно вскочил Микеланджело.

- Все же прав был профессор, - сказал Дона­телло, - они и сегодня пришли.

- Но профессор объяснил, что они уже много лет приходят, и мы напрасно волновались, - спо­койно заметил Рафаэль.

Взгляд Эйприл устремился туда, где шли по дороге непонятные для нее люди. Она живо интере­совалась каждым из шествующих. Рафаэль пытал­ся объяснить ей: кто какую роль играет в этой про­цессии. Донателло и Микеланджело стояли чуть впереди и молча следили за происходящим, пы­таясь подобрать нужный момент для нападения.

- Теперь я сама вижу, что все это похоже на фильм! - воскликнула Эйприл. - Кто же ими всеми управляет?

- Во всяком случае, здесь его нет, - уверенно ответил Рафаэль.

- Ты только посмотри, Рафаэль, какие важные лица у чиновника и жреца, - Эйприл прищурила глаза, закрыв рукою их от солнца.

- Еще бы! Я бы даже сказал не важные, а жесто­кие, ведь они отдадут приказ воинам убить свидетелей, чтобы никто не знал о месте нового захоро­нения саркофагов.

- Несчастные рабы! Они даже не подозревают, что их ожидает! Какая жестокость!

- Эйприл, не стоит огорчаться, ведь и сегодня мы не позволим воинам исполнить приказ.

- А завтра? Завтра они умрут?

- Но, Эйприл, мы же не можем остаться здесь навсегда, чтобы изо дня в день спасать несчастных призраков от смерти! - Рафаэль внимательно по­смотрел на девушку.

Донателло и Микеланджело, услышав последнее высказывание Рафаэля, оглянулись. На их лицах застыл вопрос: что же еще они могут сделать для невинных людей?

Недолго думая, Эйприл предложила:

- Мы поможем им, если узнаем: почему была проклята эта земля, кем и когда. Если нам удастся снять проклятье, то призраки больше не будут появляться здесь. Они исчезнут раз и навсегда.

Черепашки ничего ей не ответили.

- Что же я не слышу вашего одобрения? Разве вы пришли сюда не за тем, чтобы помочь этим несчастным избежать жестокой смерти?

- Хорошо, - после недолгого раздумья, сказал Донателло. - Мы подумаем об этом, когда вернемся.

- Донателло, - позвал Микеланджело, - нам, кажется, пора: рабы-каменотесы закончили работу.

- Ну что, готовы? Тогда вперед! - скомандо­вал Донателло и первым бросился атаковать вои­нов.

Эйприл была взволнована. Нет, она знала, что черепашки справятся с любым врагом. Но что-то заставляло ее сердце часто-часто биться в груди.

Тем временем черепашки накинулись на воинов. Мощными ударами они повергали тех на землю. Донателло так искусно сражался мечом, что про­тивники не могли оказать ему достойного сопро­тивления. Микеланджело ловкими приемами раз­брасывал то одного, то другого воина в разные стороны. Один из них, поднимаясь, ударил мечом по панцирю стоящего спиной к нему Микеландже­ло. Тот вскрикнул от неожиданности и боли, а за­тем, развернувшись всем корпусом, в стремитель­ном прыжке выбил ногой меч из рук воина. Через секунду последовал смертельный удар по голове противника.

Вскоре сражение закончилось. Черепашки-­ниндзя одержали победу. Только после радостных криков победителей Эйприл подошла к проклято­му месту. Она увидела безропотные лица рабов и надсмотрщиков. Эти люди волею какого-то злого рока обречены были на ежедневную смерть, кото­рая длилась тысячелетия. Эйприл проходила мимо них с желанием помочь несчастным, вокруг кото­рых лежали убитые воины.

Эйприл, как ты думаешь, - обратился к ней Рафаэль, - какой саркофаг нам стоит взять с со­бой?

Микеланджело стоял возле носилок с саркофага­ми и думал, что неплохо было бы показаться врачу. Он держался рукой за свой панцирь и чувствовал медленно утихающую боль.

- Профессор говорил нам о саркофаге, в кото­ром он нашел сокровища. Тот саркофаг был в форме сфинкса, - обходя носилки, заметил Дона­телло.

- Да, в форме сфинкса, - согласилась Эйприл, изучая иероглифы на крышках, под которыми покоились мумии фараонов.

- Похоже, это то, что нам нужно! - радостно замахал рукой Рафаэль, призывая остальных подойти к нему.

- Нам нужно торопиться, - сказал Микелан­джело, подойдя к саркофагу, возле которого стоял на коленях Рафаэль, пытаясь что-либо понять из замысловатой надписи.

- Ты прав, - кивнул головой Донателло, - нам нужно успеть покинуть проклятое место раньше, чем призраки начнут исчезать.

- Тогда чего мы стоим? - недоуменно спросил Микеланджело. - Попробуем поднять носилки.

Беспрепятственно черепашки прошли на дорогу, Эйприл следовала за ними, оглядываясь. Ей очень хотелось увидеть, как исчезнут призраки.

- Ну вот, мы в безопасном месте, - присажи­ваясь, Донателло дал понять остальным, что носил­ки надо опустить.

- А вдруг и саркофаг исчезнет? - спросил Рафаэль.

- Вернемся без него, - уставшим голосом сказал Микеланджело.

На этот раз никому не удалось заметить, как растворились в воздухе те, кого черепашки-ниндзя спасли от смерти. Эйприл казалось, что саркофаг также внезапно скроется из вида. Но прошло вре­мя, а он все стоял на месте.

- Здорово! - вскрикнул Донателло. - Все по­лучилось! Я не ожидал, что нам так повезет.

- Ты лучше подумай, что сказать профессору, - одернула его Эйприл.

- Я представляю его лицо, когда мы покажем ему этот саркофаг, - хихикнул Рафаэль.

- Не важно, как он нас встретит, - уверенно произнес Донателло.

- А что, по-твоему, важно? - поинтересовался Микеланджело.

- Мне бы очень не хотелось, чтобы он подумал, будто мы ограбили какую-нибудь гробницу.

- Вот-вот, кто поверит в то, что этот саркофаг нам любезно уступили призраки, - заволновалась Эйприл.

- Не уступили, а мы отвоевали, - уточнил Микеланджело.

- Профессор видел, как мы сражались вчера с этими же воинами, поэтому нам нечего бояться, ­успокоил Рафаэль.

И черепашки, подняв носилки, пошли по дороге назад.

У палатки их молча встретил профессор Брэдли. Черепашки еще никогда не видели его таким суро­вым. Он явно был возмущен, но пока умело скры­вал возмущение за холодной, будто каменной маской. Губы его плотно сжимались от внутреннего напряжения.

Эйприл пришлось пустить в ход все свое очарова­ние, чтобы как-то разрядить обстановку.

- Профессор, вы только посмотрите, что мы вам принесли! Надеемся, этот саркофаг расскажет нам…

- Нет, это вы лучше расскажите, где вы пропа­дали столько времени?! - закричал профессор, то­пая ногами.

- Мы решили сделать вам сюрприз, - робко вставил Микеланджело.

- Не знаю, как насчет сюрприза, а вот не­сколько часов волнений и парочку седых волос вы мне прибавили, можете даже не сомневаться! ­- продолжал неистовствовать профессор.

В это время из палатки вышел Леонардо, опи­раясь на шест. Он подмигнул черепашкам, увидев, что они в замешательстве. Те поняли, что Леонардо сдержал слово.

- А, Леонардо, - несколько успокоившись, произнес профессор, - я разбудил тебя?

- Нет-нет, я сам проснулся до того, как вы на­чали кричать на моих друзей.

- Да-а, но ты знаешь, что они только что верну­лись неизвестно откуда, - объяснял профессор.­ - А мне не хотелось тебя беспокоить, чтобы что-то узнать. И теперь я на взводе только потому, что они, наконец-то, вернулись.

- И, кажется, не с пустыми руками, - добавил Леонардо.

- Может, изволите рассказать, где вы взяли этот саркофаг? - указывая на носилки, выпалил профессор.

- Мы только хотели... - начал Донателло.

- ...все объяснить... - перебил его Микеланджело, потупя глаза.

- ...но даже не успели рта раскрыть, как..., - ­подхватила Эйприл.

- Ну, ладно-ладно, - смягчился профессор, пе­рейдя на более спокойный тон, - выкладывайте, что там у вас.

- Мы отвоевали этот саркофаг у призраков,­ - заявил Донателло.

- У призраков? - глаза профессора Брэдли округлились от удивления, а сам он едва удержался на ногах.

- Именно, - подтвердила Эйприл, - я видела собственными глазами, как черепашки сражались с воинами.

- Но, возможно ли, чтобы саркофаг не исчез вместе с призраками?! - профессор пожал плечами.

- Оказывается, возможно, - сказал Донателло, довольный произведенным на профессора впечатлением.

- Вы меня озадачили.

Профессор задумался, теребя подбородок паль­цами правой руки. Саркофаг вызывал в нем жела­ние немедленно исследовать, что находится вну­три. И вместе с тем их окружали археологи, кото­рые, безусловно, заинтересуются этим приобрете­нием. Это и беспокоило профессора. Наконец, он решился:

- В любом случае, можно что-нибудь приду­мать. Заносите саркофаг в палатку.

Черепашки снова подняли носилки и поспешно вошли в палатку.

Глава 19. Находка в саркофаге

Профессор долго возился возле сфинкса, радост­но потирая руки, словно ребенок, которому подари­ли новую игрушку. Он осматривал его со всех сто­рон. Черепашки и Эйприл, переглядываясь, улыба­лись один одному. А профессор, казалось, никого не замечал.

Профессору удалось отыскать на груди изваяния какую-то точку, он приставил к ней маленькое железное долото и размеренно стал бить по нему. Вот еще один взмах молотком... Еще и еще... Чере­пашки и Эйприл, вытянув шеи, застыли в ожида­нии. Резкий треск, похожий на разряд маленькой молнии, встряхнул воздух. Сфинкс раскололся так, как будто невидимая, сжатая пружина подбро­сила его верхнюю часть. Мелкая удушливая пыль, несущая с собой приторные запахи тления и каких­-то благовоний, окутала лицо профессора. А он, закашлявшись и протирая глаза руками, покрыты­ми пылью, издал ликующий возглас.

Черепашки подскочили, радуясь находке.

- Тише, тише, - успокаивала их Эйприл, - нас могут услышать.

- Профессор, ну, что скажете, - торопил с отве­том Донателло.

- Это мумия, но кого...

Тысячелетняя пыль, медленно оседая, серебрила волосы профессора, а над ним нависла открытая крышка саркофага с головой сфинкса.

- Похоже, - начал профессор Брэдли, - этот человек не подвергался бальзамированию.

Черепашки-ниндзя терпеливо ждали, когда уче­ный произведет тщательный осмотр саркофага и мумии.

- Но если, как вы говорите, он не подвергался бальзамированию, то почему он не превратился в труху? - Эйприл присела на корточки рядом с профессором.

- Должно быть, постоянная температура, горя­чий сухой воздух в каменной гробнице и полная герметичность саркофага сделали свое дело. Про­изошел процесс естественной мумификации.

- Постойте-ка, - Донателло привстал со стуль­чика с озабоченным видом, - кажется, совсем не­давно я уже слышал подобное объяснение, но никак не могу вспомнить - чему.

- Донателло, да ты просто гений! - воскликну­ла Эйприл. - Доктор Адамс сделал тот же вывод о возникновении крылатого муравья. Ты помнишь, над чем он сейчас работает?

- Да, над сухим анабиозом. И что оттого? - ­изумился Донателло.

- Ты не догадался? - Эйприл посмотрела на Донателло так, точно тот сейчас, прочитав ее мысли, произнесет их вслух.

- Ты хочешь сказать, что доктор Адамс... Нет-­нет, я не совсем понимаю.

- Говори же, - настаивала Эйприл.

- Он может вернуть к жизни эту мумию, - Донателло вздрогнул, испугавшись собственных слов.

- Что-о? - не удержался профессор Брэдли. - А ведь это здорово придумано! Я бы ни за что до этого не додумался.

В это же время Леонардо обнаружил неболь­шое, умело скрытое углубление, вырезанное на внутренней стороне крышки саркофага - в голове сфинкса. Он просунул туда руку и через секунду достал из тайника золотой футляр.

- А это еще что такое? - протягивая футляр профессору Брэдли, спросил Леонардо торжественным голосом.

- Если я не ошибаюсь, там должен быть папи­рус, - предположил ученый, - сейчас проверим. ­Он открыл футляр. - Ну, что я говорил, так оно и есть.

- Сегодня нам повезло дважды, - заметил Ми­келанджело, - во-первых, мы удачно заполучили этот саркофаг, а во-вторых, все, что мы нашли в нем, я уверен, окажется очень интересным.

Близился вечер. Черепашкам хотелось есть и спать. Пока профессор занимался изучением папируса, они отправились на поиски ужина.

В палатке остались Леонардо и Эйприл. Они тихо следили за каждым движением профессора, который, надев очки, склонился над папирусом, делая в своем блокноте какие-то пометки. Прошло время, но результатов не было никаких. Позже профессор отодвинул текст и печально произнес:

- Я оказался не способным расшифровать этот папирус. Текст зашифрован. А как найти ключ к шифру, если сам шифровальщик исчез с лица земли несколько тысячелетий тому назад? Вот по­смотрите!..

Эйприл, придвинув стульчик, села с одной сторо­ны от профессора, а Леонардо, проделав то же са­мое, сел с другой стороны. Они увидели на листе ряды причудливых фигурок людей и животных и какие-то совсем непонятные знаки.

- Вот здесь, - продолжал профессор Брэдли, указывая пальцем на первый значок,- вы видите иероглиф из двух фигур: сверху горизонтальная черточка, а под ней прямоугольник. Что это за слово?

Эйприл покачала головой, не зная ответа. Лео­нардо промолчал, не придав вопросу важного значения.

- Сам иероглиф не дает ответа на этот вопрос, так как египтяне, как и некоторые другие народы древности, не писали гласных. Черточка передает звук «с», а прямо угольник – «ш». Надо еще знать, какой гласный звук следует поставить в середине. На это указывает так называемый определитель, который ставился после иероглифа. В данном случае в качестве определителя дан знак писцового прибора. Значит, слово в целом читается как «сеш», что значит «письмо, запись». Так обычно начинали текст папируса. И действительно, дальше идут знакомые мне знаки и иероглифы, обозначаю­щие отдельные звуки и слова, но, как я ни старал­ся, в каком бы порядке ни переставлял их, они не складываются в понятные фразы. Так оказалось, что папирус зашифрован, а самонадеянный иссле­дователь в моем лице потерпел полное фиаско.

- Быть может, следует попробовать еще раз?­ - неуверенно произнесла Эйприл.

- Нет, уже использованы все известные мне способы. И знаете, друзья мои, мне даже в голову пришло, что это вовсе и не текст.

- Тогда что же? - поинтересовался Леонардо.

- Вот здесь, у первого иероглифа, кроме определителя в виде писцового прибора, есть еще один знак - в виде лиры. Такое сочетание знаков я встречаю первый раз в своей практике. А все остальные иероглифы - разных размеров. Но это не случайно, так как их можно по величине рассор­тировать в семь групп. Однако и такая расстановка иероглифов не дала осмысленного текста. Тогда я подумал: уж не ноты ли это? Ведь знак лиры в сочетании со знаком, означающим слово «запись», можно при некоторой фантазии прочесть как «му­зыкальная запись». Но и эта надежда рухнула, как только я вспомнил, что у древних египтян никогда не было нотной грамоты...

Профессор Брэдли почему-то виновато улыб­нулся. А Эйприл все хотелось сказать ему что-нибудь утешительное, но она так ничего и не придумала.

Черепашки вернулись, когда уже стемнело. При свете фонаря все дружно ужинали за столом. Гово­рить никому не хотелось. После еды каждый занял свой спальный мешок и вскоре уснул. Только про­фессор Брэдли, перевозбудившись за день от всех треволнений, долго крутился и никак не мог вы­брать нужное положение. Его одолевали тяжелые раздумья. Увы, он так и не смог разгадать тайну папируса. Ему стало грустно и досадно, а возмож­но, он просто устал от своей скучной профессии и теперь не мешало бы ему отдохнуть. Но сколько бы он ни думал, тайна папируса не давалась ему. Наутро Брэдли решительно вскочил с ненавистного ему спального мешка, обвиняя и его в своей бессоннице, вышел из палатки, прихватив с собой папирус. Профессор Брэдли спешил встретиться с профессором Арнольдом, надеясь, что, может, у то­го хватит изобретательности, чтобы найти ключ к шифру.

Он вернулся через несколько часов уставший и обессилевший. Положив папирус на стол, он рух­нул на свой спальный мешок и захрапел.

Проснувшись, Эйприл подошла к столу и еще раз внимательно посмотрела на текст. Она имела кое-какое музыкальное образование и предположение профессора, что эти знаки имели отношение к му­зыке, серьезно заинтересовало ее. «A ведь это уди­вительно, - подумала Эйприл, - что у древних египтян не было нот. В те времена музыка конечно не звучала: на различных празднествах и гуляньях, участвовала в торжественных шествиях, в дворцо­вых развлечениях. Она была связана со словом, пляской и жестом. Правда, до наших дней не дошло ни одного памятника древней музыки. Напевы передавались из уст в уста от посвященных к посвященным... Впрочем, можно ли говорить о пол­ном отсутствии в древнем Египте нотной грамоты? Она была, но выражалась не в нотных знаках, а языком жестов». Эйприл попыталась представить себе оркестр, сопровождающий религиозную цере­монию в каком-нибудь древнеегипетском храме. На возвышении стоит жрец в белом плаще, и точно рассчитанным движениям его рук повинуются разнообразные инструменты: дугообразные арфы, продольные флейты, двойные гобои, лютни, угло­вые арфы, инструменты типа двойного кларнета, семиструнные лиры, большие и маленькие бара­баны...

Какая-то быстро возникшая мысль заставила Эйприл вздрогнуть. Мысль была очень важная, но она мелькнула и исчезла. Эйприл напрягла память, ее взгляд упал на листок с иероглифами, она встала и взяла его в руки.

Она вспомнила, что важная мысль была связана именно с текстом папируса, точнее с нарисованной на листке семиструнной лирой.

- Семиструнная... семиструнная, - прошептала Эйприл.

Эйприл показалось, что она близка к разгадке. Она вспоминала все, что ей было известно о лире. «Лира имеет семь струн, настроенных диатони­чески - теноровые и басовые...» Она почувствова­ла, как учащенно забилось сердце, а мысль продол­жала лихорадочно работать: «На папирусе рядом с определителем первого иероглифа нарисована лира. У лиры семь струн, а на папирусе иероглифы семи размеров. Не значит ли это, что лира - ключ к шифру? Надо только группировать иероглифы не по сходству в размерах, а соответственно строю лиры: семь иероглифов - от самого маленького до самого большого, снова семь в том же порядке и так далее...

У Эйприл от волнения даже пот выступил на переносице мелкими бусинками. Она сорвалась с места и подбежала к спящему профессору Брэдли:

- Профессор, проснитесь! - крикнула Эйприл.

- Что случилось? - еще не успев открыть гла­за, спрашивали, просыпаясь, черепашки.

- Профессор!

- Эйприл, да не тряси его так, - заметил Донателло.

- Оставь, наконец, человека в покое! - зло бросил Микеланджело.

- Я разгадала загадку!

- Что? Где? - испуганное выражение лица профессора вызвало у Эйприл приступ смеха.

- Не понимаю, - обиженно произнес профес­сор Брэдли, - так напугать, а потом еще смеяться над пожилым человеком.

- Я радуюсь!

- Поверьте, мне приятно слышать, что мой сонный вид может так обрадовать кого-то, - чуть не плача, выдавил из себя профессор.

- Я радуюсь другому, я нашла то, что вы иска­ли, - торжественно заявила Эйприл, вставая перед всеми в полный рост.

- Но я еще ничего не потерял, - недоумевал тот.

- Профессор, - перебил Донателло, - просим прощения за Эйприл, она неудачно пошутила.

- Я вовсе не шучу, - Эйприл свела брови и гневно глянула на Донателло.

- Пока вы все спали она приятно побеседовала с мумией из саркофага, о чем ей не терпится поделиться с нами,­ - продолжил начатую Эйприл фразу Микеланджело.

Все засмеялись.

- А вот мне по-настоящему смешно. Я нашла ключ к шифру, но никому не скажу, - победным голосом произнесла Эйприл, направляясь к выходу из палатки.

- Эйприл, постой, - бросился догонять ее До­нателло.

- Не трудись, Донателло, все равно не скажу.

- А я не знал раньше, что ты, Эйприл, бываешь такой вредной, - Рафаэль разочарованно посмо­трел в глаза девушки.

Та остановилась.

- Уж так и быть, скажу. Только за это профес­сор Брэдли окажет мне маленькую услугу.

- Какую? - спросил профессор, боясь услы­шать что-нибудь, что не в силах будет исполнить.

- Он поведает нам о проклятой земле.

Профессор облегченно вздохнул.

- Что именно вас интересует? По-моему вы са­ми все видели.

- Мы-то видели, но не знаем: почему была про­клята эта земля и кем, - вмешался Микеланджело.

- Договорились, - обреченно сказал профес­сор, глядя на стоящую перед ним Эйприл.

Девушка в течение получаса рассказывала, как ей пришла идея с семиструнной лирой.

Профессор сел за стол, на котором лежал папи­рус, а затем стал расшифровывать текст. Его ручка медленно записывала полученную информацию в блокнот.

- Эйприл, вы даже не представляете, как много сделали для меня и всех нас! - профессор Брэдли в порыве радости схватил руку девушки и принял­ся трясти ее, слегка сжимая пальцы, на что Эйприл изредка отвечала недовольным визгом.

- Так можно и без руки остаться, - освободив­шись, искоса глянула девушка на профессора.

- Думаю, что к вечеру, если все будет нормаль­но, я смогу прочесть вам текст, - уверенно произнес тот.

Теперь, казалось, присутствующие в палатке временно перестали для него существовать. Он снова был в приподнятом настроении, полон реши­мости посвятить всего себя работе.

Черепашки заметили эту явную перемену и, не­сколько смутившись, собрались покинуть палатку, где днем остро ощущался дефицит свободного пространства, так как саркофаг занимал почти весь проход.

- А про нас вы забыли? - обратилась Эйприл к профессору.

- Да-да, - не отрывая глаз от папируса, отклик­нулся тот, - одну минуточку.

Глава 20. Месть девушки Бентреш

Наконец профессор Брэдли сел лицом к чере­пашкам-ниндзя и Эйприл. Ему не хотелось отвле­каться от расшифровки текста папируса, но, вспом­нив, свое обещание Эйприл рассказать все, что он знал о призраках в пустыне, нехотя начал:

- Эта история очень древняя и дошла до нас в легендах, многие из которых, сами понимаете, со временем дополнялись, переписывались. В деталях ее так никто и не знает, но во всех вариантах гово­рится о девушке Бентреш, дочери одного жреца. Красота ее многим не давала покоя, о ней писали в стихах, ходили даже легенды. Но самой Бентреш от этого жилось непросто: на улице возле ее дома всегда было полно тех, кто приходил поглазеть на окна ее комнат, в надежде увидеть редкую кра­соту. Однажды дошли слухи о Бентреш до фарао­на. Приказал он своему доверенному лицу выма­нить ее из дома и привезти во дворец. Это посланцу удалось, потому что девушка оказалась очень доверчивой. Фараон имел жену и поэтому сделал Бентреш своей наложницей, обесчестив ее и отца. Каждое утро просыпалась Бентреш в слезах и обращала к богам свои молитвы. И вот однажды, не в силах больше терпеть позор, проткнула она свое сердце острым кинжалом. Когда прибежал фараон, она лежала в крови и, умирая, бросила проклятье ему, его земле и тому жрецу, который обманом похитил ее. С тем и умерла.

- Жаль, что нас там не было, - вслух произнес Донателло первую мысль, которая пришла ему в голову после услышанной истории.

- А почему отец не отправился на поиски до­чери? - возмущенно спросила Эйприл.

- Неужели не нашлось того, кто бы мог пере­дать ему весть от Бентреш? - в глазах у Рафаэля загорелась искра сострадания.

- Все ваши вопросы я оставлю, к сожалению, без ответов, - разведя руками, сказал профессор Брэдли, - сам не знаю.

- А что же дальше? - поинтересовался Леонардо.

- Бентреш встретилась с богом умерших Осирисом и тот, выслушав ее историю, простил ей то, что она сама убила себя, ибо самоубийство счи­талось большим грехом, и принял ее в свое царство.

- А как же можно снять проклятье Бентреш с земли фараона? Ведь рабы, которые там умирают каждый день, не виновны в злодеяниях, а души их так и не нашли покоя до сих пор, - обеспокоилась Эйприл.

- Могу лишь сказать, что в одной легенде говорится: дух Бентреш можно встретить в одной из гробниц, возле которой была погребена ее безжиз­ненная плоть. Вероятно, от духа можно будет узнать все, что вас интересует.

- Как же нам узнать, где обитает ее дух! - воскликнул Микеланджело.

- Вот тут я вам ничем не могу помочь. Знаю, что никто никогда не видел ее духа, - профессор Брэд­ли вздохнул.

- Надо попытаться отыскать его, - решительно заявила Эйприл, выходя из палатки.

Черепашки вышли за ней, а затем все вместе направились к пирамидам.

- Оказывается, это не так все просто, - неуверенным тоном произнес Леонардо, очевидно, опа­саясь спускаться в гробницу.

Эйприл взяла Лео за руку, чувствуя его упавшее настроение. Ей хотелось как-то взбодрить его, что­бы он снова оказался в прежней форме.

- Ты знаешь, Леонардо, - обратилась она к не­му, - о ком я хочу рассказать?

Леонардо отрицательно покачал головой.

- Эйприл, хочешь я отгадаю? - предложил, улыбаясь, Микеланджело.

- Нет, не хочу, - она сделала паузу, а потом снова заговорила, - я вспомнила один эпизод из жизни великого художника Леонардо да Винчи.

- А почему не Микеланджело? - изображая из себя огорченного, Микеланджело искоса посмо­трел на девушку.

- Как-то отец принес домой круглый щит, пере­данный ему приятелем, и попросил сына украсить его каким-нибудь изображением по своему вкусу, чтобы доставить этому приятелю удовольствие. Леонардо нашел щит кривым и шероховатым, тща­тельно выправил его, отполировал и залил гипсом. Затем он натаскал в свою уединенную комнату великое множество хамелеонов, ящериц, сверчков, змей, бабочек, омаров, летучих мышей и еще дру­гих причудливых животных. Вдохновившись зре­лищем этих тварей и воспользовавшись обликом каждой из них для самых фантастических сочета­ний, он создал некое страшное чудище...

- Эйприл, только не надо нам сейчас рассказы­вать про чудищ, - вставил, шутя, Донателло.

- ...которое заставил выползать из темной рас­щелины скалы, причем из пасти этого чудовища разливался яд, из глаз вылетал огонь, а из ноздрей дым.

Слушая Эйприл, Леонардо понял, почему она го­ворила об этом. Где-то в душе он был благодарен ей за заботу и внимание. Он улыбнулся, когда Эйприл посмотрела на него в следующий раз, про­должая свой рассказ:

- Работа над щитом так увлекла Леонардо, что «по великой своей любви к искусству» он даже не замечал жуткого смрада от подыхавших животных.

- Ой, гадость какая, - с брезгливостью произ­нес Микеланджело, - представить и то противно.

- Запах в канализации не лучше, - заметил Донателло.

- Когда почтенный нотариус увидел этот щит, он отшатнулся в ужасе, не веря, что перед ним всего лишь создание искусного художника. Но Леонардо успокоил его и назидательно пояснил, что эта вещь как раз отвечает своему назначению.

- Эйприл! - воскликнул Микеланджело.­ - Наш Леонардо не так изобретателен.

- Это ты зря, Микеланджело, - возразил Ра­фаэль, - а кто же в нашем доме теперь хозяйничает и готовит потрясающую пиццу?

Черепашки даже слюну проглотили все разом, когда вспомнили, как вкусно готовит пиццу Роби.

- Ах, да, - Микеланджело слегка ударил себя по лбу, - прости, Леонардо, и как я такое мог забыть!

- Эйприл, а еще что-нибудь можешь рассказать про Леонардо да Винчи? - спросил Леонардо.

- Думаю, что могу. На закате жизни, много лет спустя после этого случая, художник нацепил яще­рице крылья, сделанные из кожи, содранной им с других ящериц, налитые ртутью и трепетавшие, когда ящерица двигалась. Кроме того, он приделал ей глаза, рога и бороду, приручил ее и держал в коробке.

- Для чего она нужна ему была такая? - скри­вился Рафаэль.

- Показывал ее друзьям, а те от страха пуска­лись наутек, - Эйприл прищурила глаза, улыбаясь.

Черепашки-ниндзя засмеялись.

Вскоре они остановились возле одной из пира­мид, в которую, как им показалось, стоило спуститься. Несколько часов они обследовали ее с фо­нариками, но так никого и не встретили.

Тогда они, не теряя надежды, спустились в со­седнюю пирамиду, а когда, уставшие, поднялись наверх, то запросились вернуться в палатку, где их ждал профессор Брэдли. Но Эйприл настояла на том, чтобы проверить еще одну гробницу.

- Профессор посмеется над нами, если мы вернемся ни с чем, - говорила она, стоя перед ним.

- Но ведь это нереально, - взмолился Мике­ланджело.

- Профессор и сам не верит в эти сказки,­ - поддержал Донателло.

- Сказки! - возмутилась Эйприл, глядя на сидевших у подножия пирамиды черепашек сверху. - А кто заставил меня поверить в сказку, когда показал мне призраков в пустыне? Не вы ли?

- Мы, но...

- Кто вмешался в ту же сказку, чтобы раздобыть саркофаг? А? Только не говорите, что нам это не под силу, я не поверю. Ну, пойдемте же!

Черепашки медленно встали. Первым за Эйприл пошел Леонардо, за ним остальные. Согнувшись, они спускались все глубже и глубже.

На повороте остановились. Донателло привязал конец нитки к деревянным перилам в стене, а ка­тушку крепко зажал в руке.

- Чтобы быстрее обследовать все комнаты, ко­торые есть в этом подземном дворце, нам нужно распределиться, - Донателло замолчал, ожидая, что скажут друзья.

- Что ты предлагаешь? - спросил Микелан­джело.

- Чтобы не потеряться, каждый из нас привя­жет нитку в одном месте, а потом разойдемся по разным комнатам.

Возражений не было.

- Только осторожно ступайте, помните - здесь есть глубокие западни, которые делались для во­ров, а ведь цель нашего посещения куда благород­нее! - предостерегала Эйприл.

Комнат в подземном дворце было много, потому черепашки разошлись в разные стороны, подобно светлячкам, держа перед собой фонарики. Время от времени они окликали один другого, чтобы хоть представлять, где находится каждый из них.

Эйприл задержалась в одной комнате. Ее заинте­ресовали стены в ней, покрытые превосходной рос­писью - с изображением эпизодов земной жизни умершего вельможи. Она увидела человека, сидящего с женой в небольшом челноке во время рыбной ловли; а вот они на охоте в пустыне; животные пустыни; лев, пожирающий быка... Эйприл разгля­дывала рисунки, пораженная увиденным.

Донателло, Микеланджело, Леонардо переходи­ли из комнаты в комнату. Их голоса звучное эхо разносило по подземелью.

Странное чувство овладело Рафаэлем, когда он вошел в колонный зал. Дверь, а точнее прямоуголь­ное отверстие в стене, словно кто-то замуровал за ним. Рафаэль оказался в круглом зале, из которого не было ни одного выхода. Вдоль стен тянулся ряд колонн, на которых, казалось, держится потолок. Рафаэль, оглядываясь, прошел в центр и остано­вился.

- Неужели я в западне? - шепотом спросил он. Но голос его не был таким тихим. - Я умер? Почему я не помню? Я не падал никуда, не чувство­вал боли. Что же случилось?

- Ничего, - Рафаэль вздрогнул от неожидан­ности, услышав чей-то голос.

Он крикнул. Но никто ему не ответил. Он быстро подбежал к стене и, сделав несколько кругов по проходу между стеной и рядом колонн, вернулся в центр зала.

- Постой, а где же нитка, - он стал разгляды­вать в темноте катушку, потом посветил фонариком, - похоже, я порвал ее.

- Эй! - кто-то слабо позвал.

- Здесь кто-то есть? - нервничал Рафаэль.

Рафаэль заметил свет за колонной и сделал не­сколько шагов по направлению к нему.

- Стой там, - приказал женский голос.

- Кто ты?

- Я? - вдруг из-за колонны вышла девушка, от которой исходил мягкий свет.

Девушка была так красива, что Рафаэль потерял дар речи, лишь только увидел ее. Она улыбнулась, заметив его смятение.

- А разве ты не меня искал? - ее нежный голос ласкал слух Рафаэля. - Ты молчишь?

- Так ты - Бентреш?

- Она самая.

Рафаэль обрадовался и попытался приблизиться к девушке. Она велела ему вернуться на прежнее место. Рафаэль послушно исполнил ее желание.

- Ты так красива! - восхищенно произнес Рафаэль.

- Я знаю, - равнодушно ответила. Бентреш.­ - Мне не нужна красота, из-за нее я ушла из жизни.

- И напрасно, - возразил Рафаэль.

- Молчи, - гневно одернул его голос девушки. - Тебе не понять меня.

Бентреш задумалась. Ее лицо было полно печа­ли, а глаза слез.

- Не надо плакать, - успокаивал ее Рафаэль.­ - Печальный вид не украшает девушку.

- Ты хочешь услышать мою историю? - и, не дожидаясь ответа, она начала: - Я была очень счастливым ребенком, отец так любил меня. Бед­ная матушка рано ушла из жизни, и отец бесконеч­но заботился обо мне. Я росла и все чаще слышала от людей, что мать подарила мне красоту. Эти сло­ва заставляли меня задумываться. Когда я выходи­ла на улицу, ко мне подходили люди, чтобы кос­нуться меня. Отец говорил, так им хотелось полу­чить для себя то, чем щедро одарили меня боги. Однажды в наш дом постучали. Отец был в отъезде по делам фараона. А ко мне прибежали и сказали, что жене очень богатого жреца нездоровится, и по­тому нельзя ли ей пройти в наш дом. О, если бы мне знать раньше, что это была хитрость подлого человека!

- Но что же случилось? – не терпелось узнать Рафаэлю.

- Я впустила их в дом; женщина, оправившись от приступа, пожелала меня отблагодарить, а пото­му пригласила поехать с ней. Но привезли меня к фараону. Я была в отчаянии.

- А что же отец ваш?

- Моему отцу сказали, что я сама пожелала оставить его.

- Кто же мог так сказать?

- За деньги все можно сказать. У правды и мол­чания цены высокие. Должно быть, это был очень жадный человек.

Бентреш замолчала. Казалось, она вспоминала то, что пережила в доме фараона. Воспоминания были ей неприятны.

- До меня дошли слухи, что вскоре отец от горя умер. Это еще больше сделало невыносимой мою жизнь. Мне противно было видеть стареющего фараона, а он принудил меня стать его налож­ницей.

- Что было дальше, я знаю, - произнес Ра­фаэль, не в силах больше видеть страдания девушки. - Нечего еще раз убивать себя.

Бентреш внимательно посмотрела на Рафаэля.

- А откуда ты знаешь? - в недоумении спро­сила она.

- Профессор Брэдли рассказал нам твою исто­рию, дошедшую в легендах.

- Обо мне говорят в легендах? - протяну­ла она.

- Ну да. Что бог Осирис тебя простил и принял в свое царство.

- Да, он простил меня, потому что поверил - ­моя земная жизнь была недостойна меня. Благода­ря ему исполнилось мое проклятие: боги услышали меня.

- Прошли тысячелетия с момента твоей смерти, - начал Рафаэль.

- В царстве Осириса времени не ощущаешь,­ - спокойно заметила Бентреш, склонив голову.

- Та, проклятая тобою, земля превратилась в пустыню, где каждый день появляются призраки. Мне думается, что жрец или чиновник, один из них, был тем, кто тебя похитил. В тот момент, когда ты произносила свое проклятье, они переносили саркофаги с мумиями фараонов, чтобы перезахо­ронить их.

- Какие призраки? Какие саркофаги? - растерянно спрашивала девушка.

Рафаэль рассказал Бентреш все, что видел в пустыне, а также о сражении черепашек-ниндзя, о саркофаге, в котором лежал папирус, даже вы­сказал свои предположения.

Девушка слушала, не веря тому, что на земле все это может произойти. Мысленно она жила в своем времени, из которого однажды ушла в царство Осириса.

- Ты должна понять, - продолжал Рафаэль,­ - что в результате твоего проклятия пострадали невинные люди. Я уверен, что человек, который обманул тебя, наказан - душа его болтается меж­ду небом и землей, раз боги услышали твои молит­вы. А людей в пустыне убивают каждый день, ведь они ничего плохого тебе не сделали.

Рафаэль, как ему казалось, доходчиво объяснял ситуацию, но Бентреш упорно его не понимала. То­гда он начинал все сначала. Только то, что Рафаэль по натуре был мягким и рассудительным, позволи­ло ему сохранить спокойствие. Временами он улы­бался, представляя на своем месте Микеланджело. «Тот давно бы стал кричать на это хрупкое созда­ние», - думал Рафаэль.

Наконец Бентреш сказала:

- Довольно, я устала. Я поняла, что пришло время снять проклятье.

Бентреш повернулась, чтобы снова скрыться за колонной. Рафаэль не хотел, чтобы их разговор так внезапно прервался. Он заволновался, понимая, что больше никогда эту девушку не увидит. Ему хотелось еще хотя бы ненадолго задержать ее.

- Бентреш, - робко позвал Рафаэль.

Она остановилась у колонны.

- Твоя могила у этой гробницы?

- Ты даже это знаешь? - удивилась она.

- Как ты прекрасна! - только и успел вос­кликнуть Рафаэль, и снова оказался в темноте, будто только вошел сюда.

Он подумал, что все ему померещилось. В руке лежала катушка, от которой тянулась тонкая нить. Посветив фонариком в то место, где стояла девуш­ка, он увидел, что на полу что-то блестит. Рафаэль подобрал вещицу.

- Да это же браслет Бентреш! Я видел его у нее на руке!

В этот момент за нить подергали. Рафаэль стал накручивать нить на катушку. Он вышел из зала, еще раз оглянулся, словно прощаясь, а затем по­спешил к друзьям.

- Ну, где ты ходишь? - недовольным голосом спросил Донателло.

- Мы уже волноваться начали, - добавил Ми­келанджело.

- Вот и здесь никого не встретили, - вздохнул Леонардо, направляясь к узкой шахте, ведущей наверх.

Рафаэль промолчал.

- Ничего, завтра продолжим поиски, - не сда­валась Эйприл.

Долго и тяжело черепашки и Эйприл поднима­лись из гробницы. Рафаэль все не решался сказать о том, что с ним произошло. Лишь когда они ока­зались наверху, он остановился и попросил выслу­шать его:

- Я встретил Бентреш.

- Кого ты встретил? - недоверчиво поинтере­совался Микеланджело.

- Я встретил Бентреш, - повторил Рафаэль.

- Рафаэль, достаточно, не шути, мы устали, - Донателло похлопал его по плечу.

- А чудищ ты случайно не встретил? - иронич­но спросил Микеланджело.

- Да что вы, в самом деле, напали на него, - ­вступился Леонардо, отталкивая Микеланджело, - ведь можем же мы выслушать его. Рафаэль, говори.

Рафаэль подробно передал то, что увидел в круг­лом зале с колоннами.

- Да-а, - прищелкнул языком Микеланджело, - воображением тебя бог не обидел. Теперь ты нам вместо профессора можешь сказки расска­зывать.

Все засмеялись, не зная, как отнестись к словам Рафаэля. А тот, обидевшись, почти бегом кинулся от них.

- А я ему верю, - спокойно сказала Эйприл.

- Тебе, похоже, надоело лазить по темным узким коридорам, - заметил с язвительной улыбоч­кой Микеланджело.

- Не смешно, - бросила Эйприл, уходя.

Леонардо поспешил за ней, одарив Микеландже­ло прохладным взглядом.

- Что это на тебя нашло, - оставшись один на один, Донателло решил объясниться с Микеланджело, который держался так, словно ничего не случилось.

- Пошутить нельзя?

- Хороши шутки. Смотри, дошутишься! Как ты не понимаешь, что нам нельзя ссориться, а ты Ра­фаэля обидел. Эйприл нагрубил.

- Да не грубил я ей, - попытался оправдаться Микеланджело.

- Захотел все испортить? Я хорошо помню слова учителя Сплинтера, а если ты их забыл, то могу повторить.

Микеланджело прищурился, лицо его стало серь­езным.

- Донателло, я был не прав.

- То-то же, и остальным так скажешь.

- Согласен, - пожал плечами Микеланджело, догоняя Донателло.

Глава 21. Невероятное совпадение

Рафаэль, запыхавшись, вошел в палатку, пряча мрачное лицо. Ничего не говоря, он лег на спаль­ный мешок и отвернулся.

Профессор Брэдли удивленно поднял брови. Он заметил, что Рафаэль чем-то огорчен, но не спешил приставать к нему с расспросами, решив дождаться остальных.

Вскоре пришли Эйприл и Леонардо.

- Ну, как дела? - поинтересовался профессор, указывая при этом на Рафаэля.

- Нормально, - как ни в чем не бывало произ­несла Эйприл, садясь на корточки рядом с Рафаэлем.

- Рафаэль, я хочу, чтобы ты знал: я тебе верю, а на Микеланджело не стоит обращать внимания.

- Я тоже тебе верю, - вмешался Леонардо, - ­ты еще никогда не врал.

Профессор встал со стульчика.

- Мне объяснит кто-нибудь, в чем дело?

Эйприл встала и подошла к столу, налила себе в стакан воды, посмотрела на профессора Брэдли.

- Рафаэль встретился с Бентреш.

- Но возможно ли такое? Ведь это только легенда! - возразил тот.

- Возможно, - твердо произнесла Эйприл, сделав несколько глотков.

- Вот и Микеланджело говорит, что это плод богатого воображения, - вставил Леонардо, явно показывая, что не согласен с этим.

В это время в дверях появились Донателло и Микеланджело.

- Завтра мы опять пойдем в пустыню, чтобы проверить: исполнит ли свое обещание Бентреш, ­заявил Донателло, глядя на Рафаэля, который все еще лежал к ним спиной.

Донателло дернул за руку Микеланджело, давая понять, что он должен что-то сказать.

- Рафаэль, я это... был не прав.

Рафаэль приподнялся, а затем повернулся ко всем лицом. На лице его сияла улыбка.

- Сейчас он скажет, что разыграл нас, - шепо­том заметил Микеланджело.

- Что ты там бубнишь себе под нос? - спросил Донателло.

- Да вот, думаю, когда нам лучше отправиться в пустыню.

Черепашки засмеялись, а потом к ним присоединились профессор Брэдли и Эйприл.

Позже, поужинав, Эйприл не удержалась, что­бы не поинтересоваться, может ли профессор прочитать им текст, написанный на папирусе.

Профессор обвел присутствующих загадочным взглядом. Похоже было, что он подбирал нужные слова. Легкое волнение скользнуло по его лицу. Он взял в руки свои записи, надел очки и стал читать:

- «Велик и всесилен Амон-Ра - царь богов. Слава ему - мумии вечно нарождающейся и вечно юной.

Волею неба и с ведома жрецов, сохранивших верность древним богам Египта, положил я тайно этот папирус в саркофаг, где лежит тот, кто носил опахало слева от фараона.

Вот появился в Египте фараон Аменхотеп. Эхна­тон также имя его. И было царствие его. Против древних богов и служителей их взял он оружие и возложил на себя панцирь свой. Тогда сердца многих жрецов упали в телах их от страха. Руки их ослабели... и пошли они служить новому богу Ато­ну, которого мы не знаем.

А те, чье сердце не упало, готовились ждать, когда отойдет Аменхотеп в царство Осириса.

Но появился у фараона новый советник Mepecy».

- Мересу! - воскликнул Донателло. - Значит, мы не напрасно притащили сюда этот саркофаг?!

- Значит, - теряясь в догадках, произнесла Эйприл, - в этом саркофаге лежит тот самый Мересу?!

Профессор Брэдли покачал головой, а затем про­должил:

- «Был он из подлого рода, но стал глазами, ушами и разумом повелителя. И был он ожесточен, как сам Аменхотеп. Поднял он руку на древних богов, на храмы их, на жрецов их. И поняли все: еще много раз повернется круг времен года - и шему, и ахет, и перт, - пока получат жрецы долю свою».

- Профессор, - прервал чтение Леонардо,­ - нам не понятны странные названия времен года.

- Да-да, времена года в древнем Египте были связаны с периодическими разливами Нила. Ше­му - время засухи, ахет - время разлива, перт ­время выхода суши из воды. Еще вопросы есть?

- Мы слушаем, что же было дальше, - сказала Эйприл.

- «Будут пусты их житницы, голы поля, мало­численны рабы их.

Но велик и всесилен Амон-Ра. Честь ему, идуще­му оживить Египет! Вложил он нож в руки девуш­ки, служительницы богов, и упал Мересу и не под­нялся больше.

Тогда призвал фараон жрецов Амона, ибо были они сведущи в искусстве бальзамирования. И пове­лел им превратить тело Мересу в мумию - вечное вместилище души его.

И мне, Яхмесу, было поручено это. И сказал мне тогда верховный жрец: «Да исполнится воля богов: друг врага нашего недостоин погребения, какое подобает фараону. Оставь тело Мересу так, как оно есть. Но делай это тайно».

И я сделал так - в третий месяц времени ахет, в двенадцатый день».

Профессор Брэдли отложил свои записи.

- Ну, что скажете?

Некоторое время в палатке царило молчание. Никто не ожидал такой развязки. Каждый из них связывал с именем Мересу лишь благородные дела.

Профессор Брэдли поспешил с разъяснениями:

- Я понимаю, что вас огорчило, - он покачал головой, - юный архитектор Мересу должен был быть по меньшей мере уважаемой личностью. Но в данном случае все наоборот.

- Но почему? - с сожалением в голосе спроси­ла Эйприл.

- Я говорил уже вам, что Аменхотеп отменил культ бога Амона, и верховным божеством был объявлен Атон, олицетворявший солнечный диск. Атон был искусственным божеством, плодом теоло­гических, - религиозных значит, - спекуляций фараона, его приближенных. До нас дошел гимн Атону. Это подлинный шедевр религиозной лири­ки. Атон озаряет и согревает землю и все на ней живущее, он воспевается как воплощение красоты природы, как источник жизни на земле, как создатель всех стран и разных народов, говорящих на разных языках, как творец всего живого. Согласно гимну, Атон - бог египтян и других народов, бог благодетельный, источник физического и духовно­го света.

- А вы можете процитировать нам что-нибудь из этого гимна? - поинтересовалась Эйприл, слушая все с большим увлечением, поставив локти на стол, и руками подперев голову.

- Попробую, - голос профессора был торжест­венен. – «Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворенное тобою, - устано­вил зиму, чтобы охладить пашни свои... Ты создал далекое небо, чтобы восходить на нем, чтобы ви­деть все, сотворенное тобой. Ты единственный, ты восходишь в образе своем, Атон живой, сияющий и блестящий, далекий и близкий! Из тебя, единого, творишь ты миллионы образов своих. Города и се­ления, поля и дороги и река созерцают тебя, каж­дое око устремлено к тебе...»

- Ваши подозрения, профессор, что мумия, ко­торая находится в этом саркофаге, не подвергалась бальзамированию, подтвердились, - сказал Дона­телло с грустью во взгляде.

- Я вижу, - улыбнулся профессор Брэдли, - я не очень-то развеселил вас. А что, если мы возьмем саркофаг с собой, ведь если доктору Адамсу удастся оживить мумию, то, кто знает, что она смо­жет нам рассказать еще!

- А все же, кто убил Мересу? - спросил Лео­нардо.

- В тексте говорится, что нож вложил в руки девушки бог Амон, - с подозрением произнесла Эйприл.

- Похоже, что этот Яхмесу был не совсем искре­нен в своем признании. Что-то он скрыл, - вслух соображал Донателло.

- Кто же убил тебя, Мересу? - обратился Ра­фаэль к стоящему рядом с ним саркофагу.

- Жди, он сейчас назовет имя убийцы, - за­смеялся Микеланджело, но, увидев, как на него посмотрел Донателло, добавил: - Молчу.

- Тогда зачем нужно было писать два тек­ста? - недоумевал Леонардо.

- Это очень просто объясняется, - отозвалась Эйприл, - один для фараона, а другой для его вра­гов. Если помните, фараон велел похоронить его любимого друга, как фараона в специально постро­енной для него гробнице.

- Это значит, что саркофаг наполнили драго­ценностями, сверху положили фуляр с папирусом, закрыли и замуровали в гробнице, чтобы Эхнатон ничего не заподозрил, - рассуждал Донателло,­ - а саркофаг с телом Мересу...

- ...мы отвоевали у призраков и принесли сю­да, - продолжил Микеланджело. - Невероятное совпадение!

- Невероятное совпадение, - тихо повторила Эйприл, задумавшись.

- Как видите, в жизни все случается, - подытожил профессор Брэдли. - И я не удивлюсь, если завтра в пустыне вы не увидите странных при­зраков.

Рафаэль вздрогнул. Он вспомнил Бентреш, его сердце сильно застучало. Сжимая в кулаке ее брас­лет, он решил никому не говорить о нем. «Пусть это останется тайной», - подумал Рафаэль, обводя всех недоверчивым взглядом.

- Профессор, кажется, мы забыли про сокрови­ща, которые у вас похитили, - подхватился Лео­нардо, - ведь мы должны выяснить где они.

- Я об этом уже думал, - спокойно ответил про­фессор.

- И что же, - не унимался Леонардо, стоя возле стола.

- Мы должны найти Гуссейна, думаю, он нам поможет. Но прошло столько лет, мы не переписы­вались, поэтому я даже не представляю: где его можно найти, - на лице профессора отразилось сомнение.

- Главное, не отчаиваться, - подмигнула ему Эйприл, - ведь нам удавалось и не такое! А теперь настала пора видеть сны.

Черепашки быстро уснули, разлегшись на своих спальных мешках. Эйприл лежала с закрытыми глазами, надеясь, что тоже сможет хорошенько выспаться.

Профессор Брэдли вышел из палатки прогулять­ся. Он был рад тому, что многолетние его исследования успешно продвигаются, и даже близятся к своему завершению, был рад что жизнь прожита не зря, если это смогло всерьез кого-то заинтересо­вать. Чувство удовлетворенности придавало сил, и профессор считал себя в эти минуты счастливым человеком.

Глава 22. Второй сон Рафаэля

Открылась дверь, и Рафаэль вошел в большую светлую комнату с высоким потолком. Мебель по­разила его внешним великолепием и изыскан­ностью форм. «Очевидно, - подумалось ему, - я нахожусь в музее».

Он увидел возле узкого длинного окна с округ­лым завершением очень приятного человека, кото­рый сидел на диванчике с высокими резными нож­ками, сделанными в виде дуг. Лицо человека было утонченным, словно выточенным искусным масте­ром. Рафаэлю оно показалось спокойным и привет­ливым, а взгляд умным и одухотворенным.

На голове человека был легкий берет, из-под ко­торого почти до плеч спадали прядями темные волосы.

На нем был свободный темный блузон, перехва­ченный на талии поясом. Ноги облегали мужские рейтузы.

Легкий ветерок из приоткрытого окна подхватил его волосы, точно играя, и бросил, а свободную материю блузона собрал в мягкие складки.

Рафаэль подходил к нему медленно, боясь нару­шить какую-то особенную ауру, которая от него исходила. Человек был гармоничен и исполнен грации.

- Кто вы? - спросил Рафаэль.

- Ты не узнал меня? - человек несколько удивленно приподнял брови и в ожидании ответа по­смотрел на черепашку.

- Не-ет.

- Художник эпохи Возрождения - Рафаэль Санти. Что же ты не спросишь меня: почему я явился к тебе во сне?

- Да, почему? - Рафаэлю-черепашке показа­лось, что голос его дрожит, а оттого холодноват в своем эмоциональном выражении.

- Не вижу, чтобы ты был как-то удивлен, - ска­зал художник.

- Разве во сне стоит чему-нибудь удивляться?

- Может, и так. Я подумал, что тебе было бы полезно узнать кое-что обо мне.

- А я и так кое-что знаю, - похвалился Ра­фаэль-черепашка.

- Что, например?

- Мы с друзьями-черепашками ходили в музей...

- Понятно-понятно, ты видел мои картины,­ - перебил его Рафаэль-художник. - Любопытно, что ты о них думаешь?

- Они великолепны.

- И все?

- На них изображены такие красивые женщины...

- В каких, например?

- Ну, - черепашка задумался, - «Мадонна среди зелени», «Мадонна Конестабиле», «Прекрас­ная садовница» и, конечно же, «Сикстинская мадонна».

- Мне приятно, признаюсь, слышать это. Зна­чит, мои картины живут после меня своей жизнью,­ - с гордостью произнес художник. - Мне тридцать семь лет, а моим картинам - столетия.

Рафаэль Санти посмотрел за окно, где покачи­вались, шелестя листвой, ветви деревьев.

Какой-то голос невидимого третьего лица услышал Рафаэль-черепашка:

- Он красив. Не правда ли? - и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Он обладает грацией, кото­рая сразу же делает его обаятельным. Эта грация, эта благородная красота важнее знатности. Она проявляется естественно, без всякого усилия, во всяком слове, во всяком действии. В разговоре с людьми всех рангов, в играх, смехе и шутках он проявлял чарующую мягкость, так что каждый, кто хоть раз поговорил с ним, оставался к нему навек привязан.

Рафаэль-черепашка понимал, что перед ним со­вершенный человек, о чем он прежде и не подозре­вал. Слова проникали в его сознание, и он заранее верил всему, что слышал от него:

- Между художниками, работавшими под руко­водством Рафаэля, царило такое согласие, что каж­дый злой помысел исчезал при одном виде Рафаэ­ля, и такое согласие существовало только при нем, потому что все чувствовали превосходство его лас­кового характера и таланта, - и благодаря его прекрасной натуре, всегда столь внимательной и столь бесконечно щедрой на милости, что люди и животные чувствовали к нему привязанность. От­правляясь ко двору, он всегда был окружен полсот­ней художников, людей добрых и смелых, состав­ляющих его свиту, чтобы воздать ему честь.

Голос замолчал, а Рафаэль-художник обратился к черепашке:

- Надеюсь, люди сейчас живут на земле гармо­нично и счастливо?

- Да, как сказать!

- Как есть, так и говори, - лицо художника стало настороженным, словно он знал заранее ответ, но боялся его услышать, хотел оттянуть миг разочарования.

- Наш учитель Сплинтер учит бороться со злом, но зло неистребимо, потому что вечно, - обреченно произнес Рафаэль-черепашка.

Художник минуту помолчал, его миндалевидные глаза наполнились сожалением.

- Мне думалось, что со временем люди достиг­нут совершенства в отношениях, отчего жизнь их превратится в райское бытие, и будут царить любовь, благодать и красота.