Черепашки-ниндзя против Разрушителя

- Представляю себе Бибока, исполняющего «Лунную сонату» на рояле.

Черепашки, нервы которых находились на пре­деле, истерически расхохотались, только Рокстеди и Бибок бессмысленно хлопали глазами, не совсем понимая, о чем речь.

Начальник тюрьмы, который пытался соблюсти всю строгость церемониала, рассвирепел.

- Молчать! - заорал он, захлопнул папку и бросил охранникам. - Приговор привести в исполнение.

Тут же к каждому из заключенных подбежали по двое охранников и схватили их за руки. После этого подошли люди в белых халатах и установили у каждого осужденного по два импульсных датчика.

После этого их по очереди стали подводить к толстому стеклянному цилиндру и бросать внутрь его. Осужденные бились и кричали, но крик их практически не был слышен сквозь толстое стекло, потому что над их головами тотчас задвигались прозрачные створки.

Обслуживающий персонал криогенной установки действовал четко и слаженно. Из бронирован­ных ящиков доставали тяжелые стальные цилинд­ры активаторов замерзания криогена и поворачи­вали блестящий стальной рычаг. Тут же внутри ци­линдра начинала двигаться яркая светящаяся точ­ка, стеклянная камера наполнялась газом через широкий гофрированный шланг.

Задыхающаяся жертва начинала биться, как рыбы об лед, о холодное прозрачное стекло. Охран­ники бесстрастными глазами наблюдали за всем происходящим. Затем блестящий стальной актива­тор вставляли в специально предназначенный фланец, закрепленный на стенке стеклянного ци­линдра, и мерцающий сгусток энергии врывался внутрь этого цилиндра.

В это самое время газ внутри цилиндра мгновенно превращался в прозрачную глыбу льда, внутри которой, словно муха в куске янтаря, замерзала жертва.

Наконец створки сверху разъезжались, и рука робота-манипулятора извлекала из цилиндра ги­гантскую прозрачную таблетку, которая теперь представляла собой чудовищное произведение рук человеческих.

Позы, в которых застывали жертвы, были самые невообразимые и ни разу не повторялись.

Начальник тюрьмы с видимым удовольствием наблюдал за всем происходящим. В эти минуты он чувствовал себя гениальным художником, который с помощью кисти и красок запечатлевает на холсте образы и видения, возникающие в его подсозна­нии. Каждая очередная ледяная таблетка подхва­тывалась лапами автопогрузчика, за рулем кото­рого сидел водитель в скафандре жесткой защиты, и тут же доставлялась внутрь гигантского холо­дильника, где на стальных решетчатых полках покоились остальные заключенные.

Каждая из них лежала в своем определенном месте и имела свою табличку, на которой указы­вался порядковый номер штабеля и порядковый номер яруса.

Это было необходимо для памяти компьютера, в которой хранилась индивидуальная программа перевоспитания заключенного, его приговор, а также срок заключения, чтобы, не дай бог, кто­-нибудь из них не вышел на свободу ранее назначенного срока, либо наоборот - не перележал в ледяной колыбели лишние годик-другой, что впро­чем было уже не так страшно.

После того, как все семь ледяных таблеток, внут­ри которых покоились замороженные Микеландже­ло, Донателло, Рафаэль, Леонардо, Шредер, Рок­стеди и Бибок, были отправлены на склад-холо­дильник, притомившийся начальник тюрьмы вы­тер платочком вспотевший затылок.

- Благодарю за отличную работу! - произнес он громким голосом, обращаясь к замершим тех­никам, инженерам и охранникам. - Все мы служим на благо нашего государства, его правительства и президента. Не следует жалеть этих преступ­ников, что мы заморозили. Это те злодеи, которые осмелились жить не по правилам, жить не как все, которые возомнили себя выше других. За это они и поплатились. И то, что мы тут с ними сделали, пойдет им только на пользу, ведь выйдут они из нашей тюрьмы в далеком будущем, когда мир ста­нет светлый и счастливый, когда каждый будет иметь по потребностям, и каждый будет отдавать обществу все, на что способен. Из обычной тюрьмы они вышли бы законченными преступниками-реци­дивистами. Ведь не секрет, что окружение, в ко­тором бы они находились, повлияло бы на них только отрицательно. В нашей же суперновой тюрьме они будут изолированы не только друг от друга, но и сами от себя. Однако не следует забы­вать, что наша тюрьма - это не просто заведение, в котором преступники отбывают свое наказание, но это еще и активное времяпрепровождение, которое имеет большое воспитательное значение. Каждый преступник по индивидуальной программе будет. перевоспитан, и люди из далекого будущего не будут на нас в обиде, что мы переправили им своих собственных преступников. К тому вре­мени, когда закончатся сроки заключения для каждого из них, они перестанут быть убийцами и поджигателями, ниндзями и прочими злодеями. Они приобретут мирные и безобидные профессии. И смогут в будущем направить все усилия на даль­нейшее построение счастливого общества равных людей. В заключение я бы еще раз хотел выразить нашу всеобщую благодарность президенту, прави­тельству, а также гениальному изобретателю инженеру Бакстеру, который придумал, сконстру­ировал ледяные цилиндры и под руководством которого была построена эта тюрьма - новейшее и, на мой взгляд, наигениальнейшее творение рук человеческих.

С той стороны, где стоял обслуживающий персо­нал в белых комбинезонах, послышались жидкие аплодисменты.

Охранники же с автоматами в руках и невоз­мутимыми каменными лицами, продолжали сохра­нять полное спокойствие.

Глава 1. Неумолимый бег времени

Никому не дано остановить время, заморозить его в криогенной установке, загнать внутрь про­зрачного ледяного цилиндра, остановив навсегда и смешав в одно целое любовь и ненависть, бла­женство и страдание, жизнь и смерть.

Невзирая ни на что, бежали годы, клочьями рваных облаков неслись десятилетия. Народы с раболепной покорностью превозносили новых ти­ранов и тут же навсегда забывали о них. Возникали и исчезали новые государства, приходили и уходили в отставку новые правительства, прези­денты и премьер-министры. Ожесточились нравы, превратив жизнь в сплошной разгул вольностей и страстей.

Но ничто не способно было изменить людскую натуру - ни перестрелки на улицах, ни рвущиеся без всяких причин в воздухе самолеты, ни летящие под откос составы поездов, не могли заставить людей отказаться от вечерних прогулок по городу, летних поездок на морские курорты и еженедель­ных вылазок на уик-энд.

Богачи с тупым упрямством искали смысл жизни на дне ванны наполненной шампанским, а бедняки пытались оправдать свое жалкое существование, ссылаясь на фатальное предначертание судьбы.

Дети взрослели все поздней, полагаясь на спо­собности хитроумных машин, приборов, которые с завидным постоянством, несмотря на самые жут­кие проявления жестокости, твердили прописные истины о якобы неминуемой победе добра над злом. Мир безумствовал и изнывал от тоски.

Земля крутилась со скоростью, от которой голова шла кругом, и волосы вставали дыбом. Жизнь все больше и больше стала напоминать классический сюжет пира во время страшной чумы. Хотя долго и старательно смазывали целебными мазями и об­рызгивали антисептиками, но на теле планеты не­умолимо зрел огромный волдырь. И хотя никто не желал в это верить, в один страшный день он все-таки взорвался.

Это было настоящее миротрясение, которое полностью уничтожило одни континенты, бурями и тайфунами проносилось по другим, унося миллиар­ды человеческих жизней, стирая с лица земли горо­да и дороги, вознося ввысь горы на том месте, где совсем недавно были моря и погружая под воду горные хребты.

Жалкая горсточка уцелевших людей с ужасом всматривалась в оставленный выжившим в на­следство мир. Он был страшный - израненный, измученный. Но обновленный.

Перед оставшимися в живых открылась фанта­стическая возможность построить мир заново, учтя уроки прошлого - иногда страшные и жестокие, но поучительные и, пожалуй, справедливые. У лю­дей появилась перспектива построить мир благо­денствия и процветания. И они его построили. Построили так, как себе представляли. Исходя из того, на что они были способны, опираясь исклю­чительно на свои силы и умственные способности.

Жуткие природные катаклизмы не коснулись замороженных заключенных криогенной тюрьмы. Глубокие катакомбы уберегли их ледяное храни­лище от миротрясения, а простые и надежные компьютеры сумели сохранить автоматический режим поддержания первоначальных условий содер­жания заключенных. Их не смогли сбить все катастрофы наверху.

Долгие, долгие годы после всемирного катаклизма, человечество приходило в себя и приводило в порядок едва уцелевшую планету. Люди, которые больше не доверяли своему сознанию, целиком и полностью доверились знаниям и умению компью­теров - рассудительных, уравновешенных, бес­страстных, равнодушных к страданиям и не умею­щих поддаваться панике. Измученные люди, удив­ляясь фантастической простоте решения, охотно отдали себя под опеку машин. И после этого было провозглашено общество вечного мира.

Люди избавились от стран, народов, семьи, ра­боты, замкнулись внутри себя и целиком занялись собственным самосовершенствованием.

Буйными мещанскими красками расцвело ис­кусство, в котором теперь уже никто не искал никакого смысла. Но его там и не было, потому что смысл заставлял бы задумываться, а думать - ­это значит сопоставлять. Сопоставлять же - анализировать. И тогда человек неминуемо должен был бы обратиться к бездне прошлого, куда для него не было возврата.

На этих принципах успело вырасти новое поколение, для которого прошлое стало чем-то наподобие страшной сказки.

Молодежь с необузданной страстью смотрела вперед, жадно искала приключений и в любую минуту была готова на все, что сулило ей новую заба­ву. Но как ни странно, такой новой забавой для молодых и стали обнаруженные при разборке зава­лов старых строений, ледяные глыбы с заморо­женными внутри них заключенными криогенной тюрьмы.

Это было прошлое и прошлое заморожен­ное, без всяких изменений перенесенное в настоя­щее.

Вся страна, затаив дыхание, следила за процес­сом оживления первого освобожденного. Им являлся некий полковник Шредер. Судя по старин­ным записям, страшный и циничный преступник, наводивший в свое время ужас на целые города, страны и народы. Но, если верить наименованию программы по его перевоспитанию, из него должен был получиться первоклассный музыкант-волын­щик. Все не могли дождаться, когда же на экранах телевизоров они увидят наряженного в гофриро­ванную клетчатую юбочку бывшего рецидивиста и услышат в его исполнении шотландские народ­ные мелодии.

Заседание комиссии по проверке бывшего пре­ступника на абсолют, должно было состояться через несколько дней. Проверка на абсолют имела своей целью выяснить, насколько размороженный представитель прошлого лоялен к существующему режиму, и в какой степени его моральные и эти­ческие качества позволяют без опаски сделать из него полноправного представителя современного общества.

В случае, если комиссия признает его не готовым к тому, чтобы он мог стать счастливым предста­вителем счастливого общества, было решено под­вергнуть его вторичной заморозке, и отправить назад на довоспитание.

Эксперимент казался всем достаточно рискованным. Но его решено было провести, так как за полковника Шредера поручился сам мистер Бакс­тер, таинственный и могущественный властитель, сконструировавший в прошлом криогенную тюрь­му, а теперь являющийся любимым и единственным вождем всех живущих, благодаря неустан­ным трудам которого и было создано общество всеобщего благоденствия.

Глава 2. Лейтенант Хейли

Лейтенант полиции Лили Хейли зевнула и раз­драженно захлопнула книгу, которая тут же поле­тела на правое сидение. Все, кто знал девушку, ее страсть ко всему, что имело хотя бы какое-то отно­шение к ХХ столетию, считали ее весьма странной и не слишком уж безобидной.

Девушка действительно была с головой погружена в сумбурный коктейль из рок-н-ролла, джаза, сюрреализма, мотоциклов, формулы-1 и телесери­алов. Но особое удивление у окружающих вы­звало то, что Лили не выпускала из рук книги ­эти странные плоды прошлой цивилизации. На чте­ние книг люди прошлого бесполезно тратили столь драгоценное время и энергию.

Но девушка не обращала внимания на скептические замечания, покручивания указательным пальцем возле виска, и пристальные взгляды.

Книги она читала запоем и безо всякого раз­бора. Временами они вызывали у нее смех, временами слезы, часто поднимали настроение, но иногда просто-напросто раздражали, как та, которую она только что отбросила в сторону.

И хотя Лили пыталась относиться к предметам прошлого снисходительно, иногда тупость и наив­ность ее просто бесили.

Автором этой книги был некий Стивен Кинг, и прочесть ее она с трудом смогла лишь до середины. Весь сюжет дурацкого романа крутился вокруг старого автомобиля, который, видите ли, стал ездить сам по себе. И это, как наивно утверждал автор, странное событие смогло переполошить и поставить на уши весь городок.

Лили скрестила на груди руки и посмотрела на панель приборов.

- Интересно, - раздраженно подумала она, - ­а как еще могут ездить автомобили, если не сами? Ах, да, конечно! - присвистнула она. - Есть еще ручное управление. Ну что ж! Кэтти! - позвала девушка.

- Слушаю вас, лейтенант Хейли! - механи­ческим женским голосом ответил бортовой компьютер.

- Я перехожу на ручное управление.

- Вас поняла! - прозвенел компьютер, и перед девушкой прямо из приборной доски надулось чер­ное пластиковое колесо руля.

Девушка взялась за него, и компьютер тут же поспешил предупредить ее, что теперь вся ответственность за управление автомобилем лежит на ней.

- Да, ладно, не вешай мне лапшу на нос! - ­криво усмехнулась девушка, которая прекрасно знала, что услужливый компьютер пытается ее обмануть. Ведь он ни за что не посмеет полностью доверить управление человеку и втихо­молку будет контролировать каждое ее движение.

Девушка просто благоговела перед всем, что име­ло отношение к ХХ веку, а потому умышленно наполняла свою речь присказками и поговорками, которые употребляли люди прошлого. Но, не всег­да понимая смысл и значение того, о чем она сама говорила, девушка допускала забавные ошибки, о которых, впрочем, даже и не догадывалась.

В этот момент машина ее съехала со скорост­ной трассы и стала двигаться по узким улочкам центра города. Лили была настолько рассержена неудачной книгой, что не заметила поблескива­ния зеркала перископа, который торчал из травы посреди газона, расположенного напротив неболь­шого летнего кафе.

Рядом с перископом из-под земли выехала бле­стящая металлическая труба с закрепленными сверху вращающимися форсунками, из которых под огромным давлением стали вырываться струи разноцветной краски. Благодаря вращающимся по заданной программе форсункам, краска тут же пре­вратила машину из черно-белого полицейского автомобиля с номером на борту, в чудовищное подобие гигантской черепахи с зеленым в желтые прожилки панцирем.

Взбешенная девушка дала полный газ, но было уже поздно.

- Кэтти! Куда же ты смотрела? Черт побери!­ - закричала разозленная девушка.

- Автомобиль находится на ручном управле­нии! Автомобиль находится на ручном управлении! Автомобиль находится на ручном управлении! - бесстрастным голосом ответил бортовой компьютер, давая девушке понять, что ей не следо­вало заниматься глупостями и обижать недоверием умную машину.

- Ладно, заткнись! - прикрикнула девушка и затормозила на площадке возле полицейского участка.

Она мигом выскочила из машины и оглядела ее со всех сторон.

- О, боже! - плечи Лили передернулись от отвращения.

То, во что превратился ее автомобиль было даже хуже, чем она могла предположить.

- Все, хватит! - воскликнула девушка, реши­тельным шагом входя в помещение полицейского участка. - Мне надоели идиотские выходки этих подземных волосатых крыс. Надо принимать ре­шительные действия.

Лили еще девочкой-подростком обнаружила в се­бе женскую силу, и хотя красавицей назвать ее было нельзя, мужчины, которые окружали ее, были к ней явно неравнодушны. Даже идиотская форма полицейских - черные ботфорты и черное галифе, стянутый портупеей китель с невообрази­мым количеством блестящих серебристых жестя­нок на груди, рукавах и даже спине - не могла по­вредить привлекательности девушки.

Сказать, что Лили себя любила, значило бы ни­чего не сказать. Девушка была просто уверена в своей неотразимости. А где еще женщина может покрасоваться, как не в полицейском участке?

Даже преступники, хулиганы, нарушители ско­рости и мелкие воришки, рвущие цветы у здания парламента, которые никак не хотели подчиняться приказам роботов-полицейских, не могли устоять перед прелестным сиянием глаз лейтенанта Хейли и беспрекословно следовали всем ее указаниям.

Но на этот раз, к удивлению, никто не повернул­ся на ее громкие слова.

- Ш-ш... - только послышалось шипение со всех сторон.

Лили возмущенно вскинула глаза и увидела, что весь личный состав полицейского участка собрался перед огромным экраном.

И только тут девушка вспомнила, глянув на све­товое табло, что через минуту должна начаться прямая трансляция из зала, где будет заседать комиссия по проверке на абсолют размороженного, как называли первого кандидата на освобождение из криогенной тюрьмы ее друзья-полицейские.

Повсюду в зале были видны черные кители с се­ребристыми наплечниками-крылышками - отли­чительный признак полицейских срочной линии. Среди мужских стрижек ежиком и тяжелых под­бородков, Лили выглядела розой в лягушатнике. Ее длинные каштановые волосы могли свести с ума кого угодно. И попробовал бы кто сказать, что она тут не к месту: именно на этот случай Лили Хейли изучила по старым видеокассетам искусство вос­точных единоборств.

Наконец все мониторы под разными углами зре­ния показали зал заседаний. Полукруглый амфи­театр напомнил Лили старые голливудские фильмы про римских гладиаторов. Разница была лишь в том, что зрители отделялись от зрелища объектива­ми видеокамер.

Зал заседаний был покрыт стеклянным куполом, и лишь мощные динамики доносили до наблюдав­ших диалог членов комиссии и человека, которого общество решалось выпустить на поруки.

Лили с любопытством наблюдала, как инжене­ры включили системы оживления. Видеокамера приблизила обнаженное тело в барокамере. От быстрого повышения температуры лед растаял и превратился в облако пара. Мокрое тело утратило твердость льда. Ледяная корка искрошилась. Кровь внутри человека проснулась и начала при­вычное движение по венам и артериям. Сердечные сокращения, ускоряясь, набрали физиологический ритм.

Из барокамеры откачали криоген и наполнили ее кислородной смесью. Человек чихнул, проснулся и сел, оторопело озираясь, потом ощупал свое тело и попытался встать.

Полицейские, плотной стеной окружившие эк­ран, заворчали за спиной у девушки. В глубине души Лили понимала, вид голого мужчины - не для глаз юной девушки, но попробовал бы кто об этом сейчас заикнуться.

- Лили! - окликнул ее кто-то с соседнего крес­ла. - Ты не находишь, что его волосатые ноги ­отвратительны!

- Не более, чем твое идиотское галифе! - с ехидством отрезала Лили.

Но надменный пронзительный взгляд узких чер­ных глаз размороженного ей действительно не понравился.

Давние времена, из которых пришел к ним размо­роженный преступник, в воображении девушки бы­ли окутаны тайной и романтикой.

То, что начиналось сейчас, было совершенно не­интересным. Старый-престарый устав, приня­тый еще тогда, когда Лили не было на свете, четко определял, что и как должен отвечать человек, что­бы приобрести код личности и соответствовать статусу «гражданин-абсолют».

Лили также в свое время прошла эту дурацкую процедуру: члены комиссии не сводили глаз с ее стройных ножек.

Глава 3. Замороженное сознание

Сознание возвращалось с трудом. Мозг, на миг вырвавшийся из небытия, с удивлением обнаружил полное отсутствие тела. Существовать вне привыч­ной оболочке было странно и интересно. Мозг прислушивался к ощущениям.

Казалось, что вокруг - вселенская пустота. Чуть-чуть позднее пришло ощущение скованности и неудобного положения. Мозг заворочался, как зверь в чужой тесной берлоге, и человек окончательно проснулся.

Вначале не было ничего. Потом возникло чувство беспомощности, подобное тому, какое мучает чело­века, провалившегося в полынью...

Женщина у окна, перебирающая нотные листы, ветер треплет гардины, персиковая ветвь стучит по подоконнику, мохнатые бело-розовые грозди цве­тов с дурманящим запахом, солнце отражается в черном лаке поднятой крышки рояля...

Воспоминания были реалистичными, но совер­шенно чужими...

Мужчина средних лет в длиннополом плаще и шляпе с обвисшими краями крадется вдоль решет­чатой ограды коттеджа. На втором этаже угады­вается свет включенного телевизора.

Дождь заглушает скрежет подбираемого ключа из тяжелой связки. Внезапно из темноты сада бро­сается маленькая тварь. Тигровый бульдог в брос­ке впивается пришельцу в горло, и оба катятся по дороге, а гравий шуршит.

Это видение понравилось больше.

Потом что-то сломалось, как в детском кино­проекторе. Пришло ощущение холода. Тело стало ломким и хрупким, как ледок на осенней лужице. Но тут ослепила вспышка молнии, ударила снова...

В глубоком и туманном прошлом наверняка су­ществовал мир совсем не похожий на тот, в котором мозг ощущал себя теперь.

Здесь не было ничего кроме ватной тишины и напряженного покоя. Здесь не было ни культуры, ни промышленности, ничего что придавало бы смысл понятию «цивилизация».

Были только смутные и скудные зачатки знаний о «государстве», «нации».

Мозг запутался в неразрешимой дилемме и впал в смутное беспамятство.

Но тревожные тени и во сне беспокоили челове­ка. Лицо искажала то гримаса гнева, то недоумение и обида.

Лоб не раз наморщился, сдвинулись угрюмо бро­ви. Изо рта время от времени вырывался крик боли, но все это - видение, не более, потому что тело находилось во льду, оно само превратилось в лед и могло разбиться на тысячи мелких осколков, как хрустальный бокал, нечаянно скинутый со стола.

И так на протяжении многих лет.

Тело сквозь лед казалось гипсовой куклой с неле­по разбросанными в стороны конечностями и не­естественно вывернутой шеей.

По идее создателей установки мозг, заключен­ный в замороженную плоть, тоже должен был заледенеть. Но задуманное порой не исполняется. Преступники, заключенные в прозрачные ци­линдры, лишь извне выглядели ледяными куклами.

Приборы отмечали отсутствие сердечного ритма, сжатые легкие не расправлялись. Осужденных можно было разбить как кусок стекла, но мозг умудрился уцелеть даже в таких необычных для него условиях.

Если бы об этом знало общество, сколько бы звонков, какой шквал возмущенных писем обруши­лись бы на ученых: криогенная тюрьма - акт ми­лосердия, твердили пресса, радио и телевидение. Но каким кошмаром на самом деле оказалось существование мозга, лишенного насильственным путем привычного функционирования.

Общество, лозунгом и догмой которого стало милосердие, пусть невольно, придумало пытку, до которой не додумались бы все дьяволы вселенной. Нет ничего страшнее такого черно-белого кино: твою жизнь, расчленяя и произвольно тасуя собы­тия и факты, раз за разом прокручивают перед тобой. А ты бессилен даже умереть.

Мозг пытался приспособиться к новым условиям, но это удалось лишь тем, кто и в реальности жил в отвлеченном мире, придуманном им же самим.

Странные фантазии и невероятные видения уже при жизни отделяли творческие натуры от обычных людей. Но как ни странно, жертва, беспомощно скрючившаяся в ледяной колыбели, была связана с реальностью каждой клеткой, каждым нервом.

И мозг бесился от сознания, что ничего нельзя изменить. А хотелось действовать, хотелось вздох­нуть полной грудью. Тело было схвачено льдом и мозг, от нечего делать, возвращал события вспять. Когда это было? 10, 20, 70 лет назад? Все это не имело значения. Мозг в бездне безвременья нащупывал своего владельца и клещом вцеплялся в его «я».

Глава 4. Испытание на моральную зрелость

Первое, что пришло Шредеру на ум: криогенная установка не сработала и его вытаскивают, чтобы прибегнуть к какой-нибудь менее современной казни.

Даже люди за стеклом показались ему теми же самыми: мощные ребята в белых комбинезонах. Шредер лежал абсолютно голый на холодном ме­таллическом столе. Кожа его посинела, челюсть колотилась в лихорадочном ознобе. Он с трудом сплюнул и выдрал из волос еще не растаявшую сосульку.

Дверь барокамеры скользнула в сторону.

- Привет, ребята! - с трудом прохрипел Шре­дер невозмутимым инженерам.

Но ребята, не обращая никакого внимания на его слова, схватили Шредера, натянули на него какой-то белый балахон и швырнули в высокое металли­ческое кресло на колесиках.

- Поосторожнее, герои! Не то я... - Шредер попытался напрячь мышцы, но за долгие годы, ко­торые прошли без малейшего движения, они на­столько ослабли, что почти не слушались его. Да и тело не успело еще прогреться окончательно.

Руки Шредера автоматически пристегнулись к подлокотникам широкими металлическими наруч­никами. Точно так же защелкнулись и его ноги.

Крепление было настолько прочное, что Шредер не мог и пальцами пошевелить.

- Эй, я так не играю! - попытался пошутить сдавшийся Шредер.

Ребята в белых комбинезонах зашушукались. Язык был явно английский, но с весьма заметным и совершенно незнакомым акцентом.

- Меня что, похитили иностранные шпионы? - ­снова пошутил Шредер, пытаясь наладить контакт с окружающими его людьми.

Ему никто не ответил - на него просто не обращали внимания.

- Эй, вы что думаете, мне приятно болтать язы­ком, когда рядом безмолвные статуи? - Шредер повертел головой и холодная дрожь пробежала по его телу: в помещении явно экономили на обогреве.

Шредер попытался схватить зубами руку одного из инженеров, который занимался тем, что снимал с его висков металлические датчики-анализаторы. Человек тут же отдернул руку. Но короткого - ­на долю секунды - прикосновения к его коже хватило, чтобы вызвать дрожь: даже труп был бы теплее, чем этот истукан в белом комбине­зоне.

Шредер усмехнулся и почувствовал, как в груди его собирается тугой кулак - предзнаменование хорошей драки.

Кисти его рук сжались, но тут сзади что-то заскрипело и задребезжало.

Шредер попытался обернуться, однако это уже было не нужно. Кресло развернули на колесиках и быстро выкатили на середину какой-то идиотской арены. Здесь Шредер почувствовал себя в дурац­кой роли человека в ящике, которого перед толпой зевак распиливает на части иллюзионист.

Но вокруг никаких зрителей не было. Только широкие линзы объективов смотрели на него со всех сторон с холодным блеском.

Потом в глубине помещения, сначала тонкой полоской, а затем ярким раструбом, вырос и засиял небесно-голубой свет.

Шредер скептически усмехнулся. Скорее всего этот эффект задумывался для того, чтобы вызвать благоговейный трепет у него или у всех тех, кто мог оказаться на его месте.

В самом центре комнаты восседала величествен­ная фигура. И две, менее величественные, находи­лись по бокам от нее.

Над этой троицей через минуту засиял золотой ореол.

- Святая троица! Черт бы меня побрал! - хо­хотнул Шредер.

Видение приближалось, а если говорить точнее, приближался к нему он.

Двое здоровенных детин продолжали катить его кресло. По мере приближения свет становился ярче. Наконец Шредера остановили напротив обыкновенной трибуны, на которой сидели три лы­сых старика.

- Высочайшая комиссия по выпуску преступников на поруки имеет честь приветствовать мистера Шредера! - провозгласил тот из них, который си­дел в центре.

Шредер мог бы поклясться, что тот говорил не разжимая губ.

- А что дальше? - буркнул Шредер, поежи­ваясь от озноба. - Хоть одеться дали бы, черти!

- Штраф за употребление нецензурных выра­жений! - тут же пролепетал непорочно чистый го­лосок, и Шредер обернулся, чтобы взглянуть на его обладательницу.

На стене висел блестящий металлический куб с решеткой для динамика и прорезью под ней. Из прорези тут же выехала какая-то бумажка.

Шредер презрительно усмехнулся.

- Мистер Шредер! - продолжал старческий скрипучий голос. - Если вы так начинаете жизнь в нашем обществе, вам придется достаточно слож­но...

- Что? Что ты сказал, старикан? - удивился Шредер и уставился на членов комиссии.

Он никак не мог понять, кому же из троих при­надлежал этот скрипучий голос. Железяка на стол­бе завела прежнее: - Штраф за употребление...

- Да объясните мне, что тут к черту происхо­дит! - взорвался продрогший и очень голодный Шредер, напрягшись всем телом, которое поти­хоньку начинало слушаться его, и с грохотом трях­нув железной тележкой.

- Штраф за употребление... - снова раздался идиотский ласковый голос, но на него уже никто не обращал внимание.

- Здесь происходит заседание высочайшей комиссии...

- Это я уже слышал! - вспылил Шредер. - ­Но при чем здесь я?! И почему на мне эта чертова смирительная рубашка?!

- Штраф за употребление... - из металлическо­го ящика на стене выползла уже целая лента, напоминающая рулон туалетной бумаги.

- Мистер Шредер, успокойтесь! Вам предстоит пройти экзамен на «абсолют». То есть мы обязаны выяснить, на сколько вы отличаетесь от животного, и пусть вас не смущает ваше одеяние, - один из стариков неопределенно развел руками. - И если вы с успехом выдержите экзамен, вам тут же вы­дадут нормальную одежду.

Старик сделал знак и тут же один из истуканов показал сложенную стопкой одежду, которую он держал в руках.

Шредер даже не успел заметить, откуда она взя­лась, как будто тот прятал ее в рукаве.

- Ну ты прямо фокусник! - похвалил его Шре­дер. Но спорить на этот раз не стал.

- А обувь? - неожиданно вспомнил он.

- Это тоже не должно вас беспокоить, мистер Шредер! - снова услышал он старческий голос.

- Ну, хорошо! - размороженный сдался.­ - Так ты что-то вякнул насчет того, что я зверь! -пока суть да дело, Шредер успел сориентироваться в обстановке и прокрутил в уме схему побега.

Одежда и обувь были рядом, дверь выхода нахо­дилась слева от трибуны и ему оставалось лишь освободить руки и подобраться к этим старикам.

- Место, год и время вашего рождения,­ - пробормотал старик.

- Что? - огрызнулся Шредер, сделав вид, буд­то не расслышал.

- Минус три пункта! - сухо констатировал ста­рик. - Заторможенность реакции. Повторяю: год...

Шредер не стал ожидать продолжения. Непонят­но откуда в его голове постоянно крутилась одна странная фраза и в эту секунду он понял, что на­стало время ее произнести. Выпалив ее, он услы­шал, как с металлическим лязгом отлетели в сторо­ну наручники и металлические кольца, державшие его ноги. Напрягшись всем телом, которое теперь беспрекословно подчинялось ему, он рванулся назад, каталка упала, но Шредер, вовремя сделав сальто назад, оказался на ногах.

Двумя молниеносными ударами в спину, он тут же отключил двоих истуканов, которые с металли­ческим грохотом повалились на пол.

Теперь на пути к свободе лежало лишь три метра пластикового покрытия и три старых трухлявых пня. Ближайшего старика он выдернул, как репу, схватил за запястье и потянул на себя. Позади что-то шлепнулось и ойкнуло.

Старикан, который видно был самый любопыт­ный, оторопело привстал с кресла, шевеля посинев­шими от страха губами.

Удар в челюсть тут же отнял у него дар речи, а заодно и любопытство. Краем глаза Шредер погля­дел на ребят, которые валялись на полу. К его полному удивлению, они даже не шевелились.

- Вот, черт! - прорычал Шредер, все больше и больше распаляясь.

- Штраф за...

Можно было в кульбите перескочить через треть­его старика, но Шредер решил не отказывать себе в удовольствии. Он сделал два шага в сторону и оказался возле металлического ящика.

- Я сейчас заткну твою глотку! - прокричал он в сетку динамика и, ухватившись обеими руками за ящик, резким движением отодрал его от стены. Послышался треск короткого замыкания, вспых­нули искры и потянуло дымком от горящей про­водки. Шредер расхохотался, и в глазах его появи­лся сумасшедший блеск.

Одной рукой он схватил стопку одежды и пару ботинок, а другой ухватился за реденькую бородку старичка, который до сих пор сидел безо всякого движения. Шредер притянул к себе старческое морщинистое лицо, с превосходством посмотрел на него и отпустил на секунду. В удар кулака он вло­жил всю свою ненависть.

Старичок всхлипнул и пытался прикрыться ру­кой. Шредер отбросил старика. Тот без стона распластался на полу и бессмысленно шипел, выпучив глаза:

- Минус сорок пунктов, минус двести двадцать пунктов, минус человек - зверь!

В старческой немощи проснулся неистовый протест.

- Зверь?! - зарычал Шредер, скинув с себя белый балахон и быстро натягивая одежду. - Да, я зверь! - в восторге провопил он.

Откуда-то, нарастая, слышался вой сирены. Шредер еще раз глянул на недвижных истуканов, но в сознании его зародилась полная уверенность, что это не те, с кем стоит терять время.

Приближающийся глас полиции предупреждал - сейчас Шредеру придется иметь дело с вооруженными стражами порядка. Но злодей был уже возле дверей. Копам придется пошевелиться, чтобы не потерять надежду на встречу с ним. Он понимал: чтобы вся эта дурацкая комедия ни означала и где бы Шредер сейчас ни находился, самое время делать ноги.

Дверь пропустила Шредера беспрепятственно, благожелательно напутствовав:

- Желаю всегда и везде поддерживать статус «абсолюта»!

- И тебе того же! - ответил Шредер, запуская в блестящее око видеокамеры металлическую тележку, и тут же нырнул в густые кусты.

Еще некоторое время наружные видеокамеры от­мечали шевеление листвы, но потом воцарилось полное спокойствие. Шредер будто растворился.

Глава 5. Мания повелителя

Весь мир, который наблюдал за происходящим в зале заседания высочайшей комиссии, содрогнулся от ужаса и замер в оцепенении.

И лишь один человек на планете равнодушно щелкнул кнопкой телевизора, переключившись на развлекательную программу.

- Еще коктейль, мистер Мендер? - кротко проворковала невидимая прислуга, протягивая бокал с напитком.

Стив Мендер лениво потянулся, хрустнул суставами. Рукав его шелкового халата, расшитого экзо­тическими мордочками зверюшек из мультфиль­мов, сполз, обнажив загорелую руку, на которой бугрились крепкие мускулы.

Стив полюбовался на смазливую девицу, улы­бающуюся во всю ширину огромного рта, обнажившую два ряда неестественно белых зубов. Она рассказывала зрителям пошлые анекдоты. Стив отстранил висящий в воздухе стакан:

- Сейчас не время!

Халат скользкой змеей сполз на пол, тут же сложившись вчетверо. Спальный гарнитур, дышащий тишиной и прохладой, сложился и убрался в стены; вместо кровати и пуфиков выдвинулись рабочее кресло и стол с шеренгой видеомониторов вдоль него.

Стив затянул ремень короткой туники. Для своих шестидесяти лет мистер Стив Мендер выглядел очень неплохо, хотя это определение по отношению к нему было весьма и весьма относительно.

Самому Мистеру Мендеру казалось, что он выглядит никак. Ему было смертельно скучно. В мо­лодости он очень много работал, а еще больше воровал. Потом воровали другие. После того, как мир сошел с ума, и богатство само вползало в руки, Стив захотел и получил новую игрушку - власть. Но с годами все чаще и чаще приходило убежде­ние, что доставшееся ему наследство не стоит того, чтобы им обладали.

Ведь тупая покорность толпы приедается так же, как и сладкий пирог на первое, второе и третье. Конечно, вначале, он был словно приподнят на крыльях собственного могущества. Затем он начал сомневаться, а так ли уж он доволен признанием тех, кого не ставил ни в грош? А после... и с этим «после» никогда не сравнится человеческая неис­товая натура, злоба, ненависть. Все эти сказки о высоконравственном обществе, созданном благо­даря чуткому руководству и непосредственным указаниям мистера Мендера, ему самому уже осточертели хуже оскомины.

Ему, как глоток свежего воздуха, было необхо­димо разнообразие. Он пытался найти его повсюду, но не находил нигде. И тогда он понял, что ему нужно. Это было единственное средство избавить­ся от тоски. Мендер хотел попробовать на вкус убийство. Нет, ни несчастье, ни нелепый случай, когда кто-то утонул в высокой волне морского при­боя, либо погиб в автомобильной катастрофе.

Ему нужно было убийство, которое он планиро­вал ночами, о котором теперь мечтал каждый день. Но только вся нелепость ситуации заключалась в том, что в целом мире осуществить это было не­кому.

Уже много лет Стив Мендер прекрасно знал, кого он хочет и должен убить. Трудность задачи заключалась в том, что он никак не мог найти человека, чьими руками он мог бы это сделать.

И герой шоу, которое мистер Стив Мендер толь­ко что посмотрел на экране телевизора, вполне его устраивал. Оставался пустяк: найти Шредера в миллионном городе и заставить выучить текст, который непременно должна услышать жертва Мендера перед смертью.

Этот текст Стив Мендер отшлифовал долгими вечерами, пока разномастная толпа жрала и пила за его здоровье.

В эти слова Стив вложил все свое отвращение к жизни, которую прожил сам.

- Так кто же все-таки первым подавился масли­ной?

Эти слова относились только к одному человеку в мире, и он единственный на всем белом свете мог их понять.

- Так кто же все-таки первым подавился мас­линой?

Впервые в жизни Стив попробовал эту фразу на слух. Злая усмешка искривила его губы. Произне­сенные вслух, слова эти имели не только частоту и тон, но так же и вкус. Вызванные ими ассоциации рождали во рту резкий вкус необычного, ни на что не похожего плода.

Мендер был далеко не глуп и прекрасно понимал, что какой-нибудь заурядный психоаналитик по­пытался бы объяснить истоки его ненависти, которую он питал к близорукому студенту Мор­рисону, к этому смутному воспоминанию его дале­кой молодости, чувством необыкновенной неудов­летворенности собой, - в особенности если ты все­гда и во всем привык иметь явный перевес над остальными.

Но даже психоаналитику Мендер не признался бы, что вместе с Моррисоном уйдет чувство страш­ного стыда, которое усердным червем долгие годы точило основание его души.

Произошло все это очень давно. Они тогда как раз заканчивали университетский курс, когда в их группу из другого штата перевелся хлипкий юноша с тонкими кистями и вечно сползающими на пере­носицу очками.

Он всегда сидел в последнем ряду и отрешенно что-то записывал в толстую тетрадь, лишь время от времени обводя рассеянным взором аудиторию, равнодушно скользя глазами по лицу профессора.

Над ним все подсмеивались и постоянно строили ему разные козни. Но Моррисон, казалось, не обра­щал на это никакого внимания. Стив - пышущий здоровьем и силой, высокий, красивый юноша - к Моррисону относился с плохо скрываемым пре­зрением и большей частью вообще не замечал его.

Все изменилось за один роковой вечер.

Как и почему он и Моррисон оказались на одной вечеринке, Стив уже не мог вспомнить. Вероятно состоялась одна из случайных тусовок. Девушки, которые всегда старались казаться большими ори­гиналками, наверное и пригласили Моррисона для разнообразия. Вечеринка удалась так себе.

Стив больше скучал, чем пил и танцевал. Кто-то из его друзей корчил из себя шута, другие выделывались друг перед другом, пытаясь доказать, что они большие интеллектуалы, чем все остальные.

Девчонки, которые были чуть навеселе, как все­гда шушукались и пронзительно визжали. Стиву было скучно. Он вышел на террасу. В этот поздний вечер невозможно было различить, кто курит в двух шагах от тебя.

Стив щелкнул зажигалкой и при колеблющемся пламени рассмотрел дохляка Моррисона и светлую головку Мэри рядом с ним.

Стив усмехнулся. Эта блондинка всегда отлича­лась странностями и не слылша красавицей, поэтому раньше он никогда на нее внимание не обращал. Но сейчас, встретив их вдвоем, он, сам не понимая почему, почувствовал легкое раздражение.

- Привет! - Мендер бесцеремонно подошел к ним.

- Привет! - эхом откликнулась девушка и Стив, сам не ожидая от себя такого, предложил им покататься на новеньком «форде», который не­давно подарил ему отец.

Мэри пожала плечами: Стив и в темноте по­чувствовал, как нахмурился Моррисон.

Но Мендер потому и был капитаном футбольной студенческой команды, что умел всегда настоять на своем.

Они поехали, разгоняя фарами ночной мрак. Остановились у мелководной речки как раз напротив одинокого фонаря, который высвечивал запрещающую купания надпись. Тут Стив и пред­ложил искупаться.

Он сразу же скинул одежду и бросился в воду, которая оказалась удивительно теплой после ноч­ного холода. Мэри помедлила, запутавшись в ме­лочах дамского костюма.

- Холодно! - пожаловалась девушка, пробуя воду пальцами ноги.

- А ты ныряй сразу! - посоветовал Моррисон из машины.

Тощий Моррисон остался в плавках. Стив отметил эту деталь разрезая воду мощными взмахами рук.

Девушка же стала плескаться у берега, по-детски хлопая руками и ногами по воде. Эхо далеко раз­носило эти звуки.

Мендер обернулся посмотреть, что делает на берегу Моррисон, и почувствовал как ноги теряют дно. Он и не предполагал, что в этой речушке могут быть омуты. И у него родилась коварная мысль подшутить над девушкой.

Удерживаясь на поверхности воды при помощи ног, и руками призывно замахал девушке.

- Эй, Мэри, крошка! Иди сюда. А то ты возле берега всю воду перемутила.

Мэри охотно побрела на его голос, осторожно ступая по дну. И ничего страшного, ведь впереди призывно протягивал руки Стив Мендер, самый отличный парень из всех знакомых ей ребят. Оста­валось сделать еще один шаг.

Мэри поторопилась. И тут произошло что-то странное. Не понимая, она попыталась нащупать ногой несуществующее дно и ухнула в омут, скрыв­шись под водой. В первое мгновение Мэндер не понял, что произошло, потом он заволновался, стал озираться по сторонам, в панике ударяя по воде руками и ногами.

Мэри не появлялась. Он нырнул. Мутная вода совсем не пропускала света. Стив почувствовал, что легкие разрываются из-за недостатка воздуха и вынырнул отфыркиваясь. Нырнул снова и снова мягкий ватный тампон душил его. Тело пронзила дрожь. Девушки не было.

- Может, она под водой тихонько уплыла к берегу? - в надежде подумал Мендер.

Он поплыл и через несколько метров стал на ноги. С трудом удерживая трясущиеся колени, побрел на берег.

Моррисон что-то писал при свете фары, разва­лившись на траве.

- А где Мэри? - выдохнул Мендер.

Моррисон удивленно вскинул голову, видимо не совсем понимая, где он и какого черта тут околачи­вается это мокрый тип.

- Где Мэри? - Стив затряс парня, ухватив его плечи. - Где она?

Моррисон близоруко прищурил глаза.

- Но она же с тобой купалась, - тихо и удивленно ответил он.

Стив отпустил Моррисона. Обессилено сел на траву. Тут же жесткое переплетение травинок от­печаталось на теле, кожа зачесалась. Мендер заер­зал. Мысли крутились туго, словно плохо смазан­ный механизм. Но одна наползала на него бесформенным черным пятном, заволакивая глаза: «Она утонула, но этот чудак не видел, что произо­шло и ничего не знает. Значит я могу спастись, если буду помалкивать! Ведь я же не виноват, не виноват. Я только хотел подшутить».

- Наверное переплыла на тот берег! - Мендер попытался говорить так, чтобы его слова звучали легко и уверенно.

Но это ему не удалось, голос дрогнул. Он сделал вид, что закашлялся, пряча лицо в ладонях.

Полночи они кричали, звали девушку, но лишь легкая рябь на гладкой воде была ответом на их призывы.

- О, черт! Она, наверное, одна ушла по шоссе! - Мэндер старался изо всех сил выглядеть злым: так было легче прятать свой страх.

- Голая?! - в упор посмотрел на него Морри­сон. Он казалось был также увлечен поисками Мэри, но теперь смотрел колюче и непримиримо. Глаза, его всегда блуждающие, теперь преврати­лись в черные колкие булавки.

- Значит заплыла так далеко, что не слышит нас. Наверное, она просто заблудилась! - Мендер начинал злиться на этого худого сопляка всерьез.

- Мэри не умеет плавать! - все также непри­миримо в упор глядел на него Моррисон.

- Что ты имеешь в виду? - взъярился Мендер.

- Ничего! - огрызнулся Моррисон, подхватил свою одежду и побрел прочь по обочине дороги.

Его тетрадь так и осталась лежать на траве раскрытой. Стив машинально нагнулся и поднял... «За все в этой жизни надо платить: за любовь и ненависть, за доброту и предательство, за холод и огонь, за все нужно платить. Кому раньше, кому позднее, но всегда официант по имени совесть приносит счет и даже не ждет чаевых. Ты можешь выкручиваться и оправдываться, ты можешь даже подавиться маслиной, но унылый официант, гово­рящий по-английски будет смотреть на тебя в упор и требовать платы. Еще никому не удавалось увильнуть...»

Фраза была незавершенной. А Мэри вынесло следующим утром чуть ниже по течению, и тело ее подобрали туристы из Дании, отдыхавшие с палат­кой на берегу.

Мендер вначале настороженно ждал, что его вызовут в полицию. Потом сам порывался пойти и рассказать обстоятельства смерти Стоун, 19 лет отроду. Но в полиции видно никому не пришло в голову связать Стива Мендера и Мэри. Ничего, судя по всему, не сказал и Моррисон, но в коридо­рах университета, на спортивной площадке, в лекционном зале, кафе, кино, куда бы ни сунулся Стив, везде он натыкался на настороженно-брезгливый взгляд Моррисона.

Казалось, весь город, весь мир состоит из одних Моррисонов и их двойников.

Много раз Мендер порывался поговорить с Моррисоном. Но о чем?..

Ему почему-то казалось до смерти важным убедить этого сопляка в его полнейшей невиновности. Но зачем?

Со временем Моррисон стал просто бесить Стива, и он решил убить его. Но отложил эту затею на долгие годы.

А потом настал день катастрофы. Было много убийств, самоубийств. Было много смертей. Мен­дер видел множество трупов, которых даже некому было убирать. Навсегда Мендер запомнил тело плывущего по улице продавца воздушных шаров: чахлое при жизни тело инвалида, после смерти приобрело величественность.

Стив Мендер видел отца, стреляющего в дочь и жену перед тем как их накрыла волна цунами. Он видел многое в своей долгой жизни. Но Морри­сон, этот хлюпик и зануда, с вечно покрасневшим кончиком носа и с очками, сползающими на переносицу, уцелел.

Он стал учителем. От сознания этого по лицу Мендера всегда пробегала брезгливая гримаса. Чему он мог научить детей? Но годы шли. Волна времени вынесла Стива Мендера на самую верхуш­ку иерархической лестницы. Он стал повелителем, тираном, господином, хозяином, полноправным властелином жизни.

А Моррисон. Кто бы мог подумать? Он стал предводителем тех, кто не хотел, чтобы ими пове­левали, тех, кто хотел истинной свободы.

Пробежали десятилетия. Но в сущности ничего не изменилось. Моррисон как был для Стива Мен­дера врагом номер один, так им и остался.

Глава 6. Игра в одни ворота

За кустами, сквозь которые с трудом пробирался Шредер, располагался городской парк. Аккурат­ные аллейки с правильно разбитыми цветниками и выложенными посреди них миниатюрными гроти­ками, с ярко раскрашенными фигурками сказочных персонажей внутри, как будто сами просились, чтобы по ним проехался танк.

Детишки, чинно разгуливающие с мамашами, были такие румяные, спокойные и довольные в своих розовеньких маечках и голубеньких шорти­ках, что создавалось впечатление, будто они ни­когда в жизни не вредничали и не плакали.

По легкой желтизне листьев Шредер понял, что на дворе конец лета. Он наскоро вытер о траву кровь с кулаков и выглянул из кустарника. Он попытался подозвать к себе расфуфыренную мис­сис, которая шествовала по дорожке с карликовым пудельком на металлической цепочке.

Но тетка на его шипение никак не отреагировала. Пришлось Шредеру самому выползать на парко­вую дорожку.

- Эй ты, гусыня! - Шредер начал почти миро­любиво, хотя каштановые кудри тетки и почти та­кие же кудряшки у пса, раздражали его просто до красных кругов перед глазами.

Тетка недоверчиво поглядела на него и стала отступать. Шредер изо всех сил старался быть вежливым, но его терпению пришел конец. Он изловчился и ухватил женщину за подол. Раздался треск материи и одновременно пронзительный писк.

- Да как вы смеете! - миссис была удивлена, но не испугалась.

Это еще больше разозлило Шредера. И он запу­стил пятерню в ее рыжие кудри и смял всю приче­ску. Шредер сразу же понял, что если за годы без­действия в льдине он и не разучился говорить, то рассчитывать свою силу разучился окончатель­но - клок волос остался зажатым в его кулаке. Теперь миссис закричала по-настоящему, и печать неподдельного страха исказила ее лицо.

- Вот так-то лучше! - с удовлетворением про­говорил Шредер.

Вокруг него скакал, жалобно потявкивая, ма­ленький пуделек.

- А это тебе, чтобы не расслаблялся, - доба­вил Шредер, пиная песика в тощее брюшко.

Собачонка завизжала не хуже своей хозяйки. Происходящее на дорожке привлекло внимание некоторых посетителей городского парка. И сюда со всех сторон заторопились недоумевающие люди.

- Ах, черт! - выругался Шредер, снова запрыгнув в заросли кустов и, лавируя между тонкими гибкими стеблями, рванул в другой конец парка.

Здесь криков никто не слышал и поэтому на Шредера никто внимания не обратил. В основном здесь толкались тинейджеры, потому что этот участок отвели под открытую игротеку, на которой повсюду были установлены ярко раскрашенные электронные мошенники.

Шредер автоматически пошарил в карманах, ища там монету, но разочаровано вытащил обратно пустой кулак. Тут он обратил внимание, что у автоматов не было щелей для денег. Тогда Шредер подошел к одному из них и будто семьдесят лет только этим и занимался, нажал большой синий треугольник, светившийся на панели.

Тут механический голос спросил его:

- Играете на стороне гуманоидов или гоблинов?

Шредер удовлетворенно усмехнулся. Вероятно, пока он прозябал в ледяной глыбе, всех этих мошенников изрядно поприжимали и теперь маши­на играла даром.

- Гоблинов, - ответил Шредер, хотя понятия не имел, что это значит, - он не хотел показаться полным дураком.

Тут же на экране высветилось поле, разделенное на очень знакомые сектора. У ворот толпились людишки и какие-то мохнатые дьяволы с листочка­ми. Команды выстроились друг против друга, и Шредер с разочарованием узнал во всем самый обыкновенный футбол.

Капитаны обменялись приветствиями, пожав друг другу... ладонь? лапу? ветку? Шредер при­смотрелся. И его челюсть медленно отвисла: пень с отростками - это дикое дурацкое существо было точной копией самого Шредера. Шредер словно в зеркало посмотрелся, а его неотесанный двойник стал бестолково носиться впереди своей дурацкой команды, неуклюже пиная мяч.

- Эй ты, ящик дурацкий! - разъяренный Шре­дер пнул электронный автомат ногой. - Что ж ты надо мной издеваешься?

- Штраф за нарушение... - завела машина уже знакомую ему песню и из панели выехала знакомая бумажка.

- Ну ладно, - отмахнулся неизвестно от кого Шредер. - Мы с тобой потом разберемся, - как бы там ни было, игра уже началась и проигрывать ему вовсе не хотелось.

Нажимая различные кнопки на панели, Шредер попытался выровнять игру своей команды, но тут же понял, что это ему не удается.

- Эй вы, колоды! - заорал Шредер, двинув ку­лаком в панель игрового автомата. - Кто ж так пасует? Кто? - он чуть не взвыл, наблюдая как его пни с ветками бестолково шляются по полю.

Счет был разгромным. Команды вновь выстрои­лись в две параллельные шеренги и вновь этот дурачок-капитан, как две капли воды похожий на Шредера, вежливо раскланялся с капитаном побе­дителей.

- Да что же ты делаешь, идиот? - возмутился Шредер. - Ведь ты ж, осина трухлявая, должен был бы сейчас двинуть ему в рожу. А ты? Будто из монастыря вышел, чуть не обниматься к нему лезешь!

- Штраф за нарушение…

- Штраф за нарушение…

- Штраф за нарушение…

- Да заткнись! - огрызнулся Шредер.

Но гоблины и гуманоиды уже расползлись по углам экрана, и тот потух.

- Ну нет! - запротестовал Шредер, снова на­жимая светящийся треугольник. - Теперь я уж не дурак и буду играть на стороне гуманоидов. Капи­таны тут же поменялись лицами.

Шредер снова узнал себя. Он был подвижный и живой, как ртутный шарик, а поэтому вселял уверенность. Но тут произошло что-то странное.

Поле прямо у него на глазах превратилось в непролазные джунгли. Лианы свисали устрашаю­щими змеями. Неподалеку от лесной тропы залег голодный тигр и недвусмысленно облизывался. Гоблины замерли - в виде выворотней они взгро­моздились на деревьях, слились с листвой и дре­весной корой.

А капитан Шредер, единственный уцелевший из своей команды, в ужасе озираясь по сторонам, спотыкаясь и падая, пробирался через опасную чащобу.

Увидев все это, полковник Шредер расстроился чуть не до слез и стал оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого. Он понял, что за прошедшие годы электронный мошенник не пере­воспитался. Хоть он и перестал брать деньги за игру, но выиграть у него было по-прежнему невоз­можно. К тому же, он поумнел настолько, что все­гда предлагал условия выгодные его электронным мозгам.

Взгляд Шредера был прикован к большому круг­лому булыжнику, который торчал на краю одной из лужаек. Шредер уже сделал шаг, чтобы подобрать его и разобраться с помощью такого веского аргумента с игральным автоматом, как внезапно картинка на экране изменилась, и возникло лицо довольно приличного на вид седовласого старика с явно вставной челюстью. Старик миленько улыб­нулся Шредеру, и промолвил:

- Приветствую вас, полковник Шредер! Не хочу отнимать у вас много драгоценного времени. Предупреждаю! Опасность - сзади. Запоминай­те!..

Глава 7. Разгрома

- Ну как там этот, вылупившийся из яйца дино­завр? - спросили патрульные, которые только что вернулись с дежурства по маршруту и зашли в помещение полицейского участка.

К их немалому удивлению, никто не ответил. Весь личный состав столпился напротив главного монитора и уставился в экран. То, что происходило на нем, вызывало у них полное недоумение: вместо того, чтобы сидеть на своей каталке и спокойно отвечать на вопросы представителей комиссии, раз­мороженный, непонятно как освободившийся от оков, метался по всему помещению, производя какие-то странные манипуляции руками и ногами.

Скоро один из членов комиссии упал на пол и компьютер тут же обрисовал его тело светящей­ся линией, внутри которой замигало ярко-красное пятно.

- Убийство! Убийство! Убийство! - как заве­денный, стал повторять механический голос.

Полицейские в полном недоумении перегляну­лись.

- Что такое убийство? - удивленно пожал пле­чами один из них.

- Сейчас посмотрю, - ответил дежурный по управлению. Он повернулся на своем вращающем­ся кресле к дисплею и, бегло пробежав пальцами по клавиатуре, сделал запрос у главного компью­тера.

По экрану прошла информация, которую тут же продублировал механический голос:

- Убийство - смерть. Убийство: насильствен­ное лишение жизни, один из видов преступления, часто встречавшийся в древности, последнее убий­ство зафиксировано 52 года назад, в 2... году, когда разъяренный...

- Без тебя знаем, - оборвала компьютер Лили Хейли.

С повышенным интересом все снова повернулись к главному монитору. На лицах полицейских была заметна полная растерянность.

- Убийство?! - переспрашивали они, с недоумением поглядывая друг на друга.

- А что теперь делать? - пожимали они плечами.

А компьютер, будто взбесившийся, раз за разом повторял сигнал тревоги. Растерянность, с которой полицейские принимали все происходящее, не была удивительной. Ведь за последние годы сигнал тревоги прозвучал впервые.

- Убийство - смерть - убийство! - как заведенные, надрывались динамики.

Лили тряхнула рукой, как будто хотела сбросить ползущих по рукаву мундира муравьев. Но ощуще­ние нашествия насекомых не исчезало.

Ее товарищи выглядели не лучше, беспомощно наблюдая за расправой в зале комиссии. А динамик продолжал реветь, как заевшая виниловая плас­тинка: код номер 43: «Убийство - смерть – убийство».

Но тут по экрану проплыло искаженное, злое лицо Шредера, он швырнул чем-то в видеокамеру.

Полицейские в испуге нагнули головы и закрыли глаза, как будто тяжелый предмет мог пролететь сквозь экран и обрушиться им на головы.

Наконец они открыли глаза и увидели, что по экрану бегут только яркие белые полосы - мони­тор ослеп.

Тут же к экрану подключились видеокамеры внешнего наблюдения. Все увидели спину убегаю­щего Шредера: тот скрылся в кустах.

- Попробуй на других квадратах! - восклик­нула Лили, обращаясь к дежурному по управлению.

Тот стал быстро подключать к монитору видео­камеры других секторов обзора. Одна за другой различные панорамы быстро сменяли друг друга на большом экране, но Шредера нигде не было видно.

В эту минуту вызов из центрального городского парка, где только что оскорбили действием пожи­лую леди, дал возможность определить куда девал­ся преступник.

- Оперативная бригада на выезд! - раздалось под куполом зала.

Через мгновение в середине пола открылся боль­шой люк и широкоплечие роботы-детины, одетые в полицейскую форму и отличающиеся лишь тупо­ватым выражением глаз от настоящих людей, про­грохотали на выход, четкими движениями чеканя шаг.

Лили Хейли с сомнением проводила взглядом биомеханических великанов. Сила у них была огромная, но то, что они смогут справиться с размо­роженным преступником, непонятно почему, вызы­вало у нее большие сомнения.

Лили догадывалась, что на этот раз общество столкнулось с новым необычным для него типом преступника, подчинить который будет очень и очень сложно. Она и раньше с недоверием относи­лась к своим механическим помощникам.

Все попытки создать синтетического человека или биороботов, она считала бестолковой возней ученых и техников. И теперь стоило только бросить один взгляд на экран, чтобы понять: трудно вообра­зить себе этого смелого и сильного, как тигр, бы­строго, как гепард, преступника, удирающим от тупоголового синтетического полицейского.

Кроме того, роботы постоянно ломались и начи­нали молоть чепуху. А люди, свято уверовавшие в надежность машин, постепенно превращались в по­слушных марионеток. Повальное увлечение по­мощниками с электронными мозгами начиналось уже в первые годы после миротрясения. Люди, растерянные и бессильно опустившие руки, ожи­вали, видя, как железные махины расчищают зава­лы. Стальные клещи играючи перекусывали покореженную арматуру.

Роботы-озеленители, не понимающие, что земля мертва, умудрялись разводить сады на песке и в застывшей лаве, заменяя растения на безжизнен­ных участках синтетическими двойниками. Пока люди испугано жались друг к другу, роботы невоз­мутимо делали свое дело.

Вся беда человечества была в странном пристра­стии к исповеди, нытью, покаянию, сожалению о несовершенном. Кому не доводилось прятать глаза, когда необходимо выслушивать откровения, но помочь нет возможности, и сказать об этом стыдно. И ты тратишь минуты, часы, годы на свои и чужие несчастья. И так проходит вся жизнь.

А роботам чужды были чувства, и их невозмути­мость просто восхищала. Так постепенно люди стали превращаться в бездеятельную массу.

Опираться на электронных людей вошло в при­вычку. Но Лили Хейли, ночами бредившая о ХХ веке, известном фантастическими попраниями личности и таким же фантастическим расцветом инди­видуальности, веке, когда люди учились полагать­ся только на себя, видела, что на этот раз людям, которые пока еще надеялись, что роботы-полицей­ские остановят маньяка, рано или поздно придется вмешаться в схватку.

На мониторах, приближаясь и увеличиваясь зе­леным синтетическим раем, прорисовывался и стал отчетливым сектор игровых автоматов.

В ту же секунду у бровки дорожки, посыпанной круглой разноцветной галькой, затормозил поли­цейский автомобиль оперативной службы.

Кроме этого сектор оцепили несколько отрядов спецназа. Роботы-полицейские двинулись к пре­ступнику, прикрывая нагрудные клапаны управ­ления тускло блестевшими треугольниками щитов.

Все было проделано четко и быстро, без малей­шего сбоя.

- Молодцы, робокопы! - невольно вырвалось у Лили.

Любо-дорого было глядеть на волевые лица и упругую походку: полицейские постепенно брали преступника в полукруг.

Шредер дернулся влево-вправо, ища лазейку, где можно было прорваться, но роботы невозмутимо приближались отовсюду.

Тогда Шредер, неожиданно для всех, повернулся спиной к полицейским и снова подошел к играль­ному автомату. Он, как будто бы не обращая ни на кого внимания, стал быстро бегать пальцами по клавиатуре, считывая с экрана самую невообра­зимую информацию.

- Черт побери! Откуда я это все умею? - не­вольно вырвалось у преступника.

Растерянные роботы, не ожидавшие подобной реакции, остановились в нескольких шагах от него, и было видно, что они просто не знают, что делать дальше.

Первым нашелся командир роботов. Он достал переговорное устройство и связался с полицейским участком.

- Какие нам предпринять действия? - спросил он, и его голос гулко прозвучал по всему полицей­скому управлению, усиленный множеством дина­миков.

- Сейчас посмотрю, - ответил дежурный и вы­вел на экран компьютера служебную инструкцию. – «Надо вежливо обратиться к преступнику, предупредить его, что он окружен и корректно предложить ему сдаться», - стал читать дежурный по слогам, с трудом разбирая мелкий шрифт на экране.

- Господин преступник! - в точности следуя инструкции, произнес робокоп. - Хочу вам сообщить, что вы находитесь в полном окружении, а по­сему предлагаю сдаться. Если вам не трудно, про­тяните, пожалуйста, вперед руки, чтобы мы смогли надеть наручники.

Весь зал затаил дыхание. Лили казалось, что грохот стоит от взволнованного биения сердец ее сослуживцев. Но в следующий миг у нее было та­кое чувство, как будто ватой ей заткнули уши.

Преступник, неожиданно нырнув между двумя копами, выхватил из кобуры ближайшего парализатор и ударил командира роботов по голове. Ме­таллическая подкожная основа отозвалась дребез­жанием медного таза.

- Господин преступник! Вы не соответствуете статусу «абсолют»! - нравоучительно укорил из­биваемый.

Тогда Шредер изловчился и в прыжке выбил его щит. Мгновенное прикосновение кулака к груди, и командир роботов замер, отключенный ловким нажатием кнопки.

Шредер стал бросаться в разные стороны, уворачиваясь от протянутых к нему наручников: ро­боты настойчиво уговаривали преступника прекра­тить бесполезное сопротивление. Во время этих уговоров Шредер успел отключить полдюжины роботов, а двух просто уничтожил, с неимоверной силой стукнув друг о друга лбами.

Полицейские перед экраном со стыдом взирали на погром. Лили мерещилось, что у преступника, как у экзотического паука, не одна пара рук и ног, а как минимум - восемь, так стремительно он на­падал, кувыркался и отпрыгивал от протянутых к нему электрошокингов - парализаторов.

Эта была уже не драка, а настоящий разгром. Было похоже, что преступник просто забавляется, расшвыривая противников. Одного из, роботов Шредер подножкой опрокинул на землю и прота­щил носом по песку. Робот так и остался лежать ничком.

Лили Хейли увидела перед своими глазами пеле­ну и попыталась сморгнуть размытое изображение. Она крепко потерла ладонью свои г лаза - преда­тельские слезы снова и снова рябили экран мони­тора. В это время преступник покончил со всей опе­ративной группой и пугнул, топнув ногой, роботов из спецназа, которые стояли в оцеплении.

- А ну, пошли!

Очень обидно было смотреть, как здоровенные детины просто присели на корточки от страха.

После этого Шредер засунул руки в карманы и, что-то насвистывая себе под нос, пошел своей до­рогой.

Лили стряхнула со своего плеча чью-то руку.

- Отстань! Это же позор! Целый отряд не смог справиться с одним преступником! - рыдала де­вушка, больше и не пытаясь сдерживать душащих ее слез.

Дежурный по управлению задумчиво нахмурился.

- Да они и не могли ничего! Разве что уговаривать. Ты что, забыла про Основной закон робото­техники? Ведь робот не может причинить человеку вред. Меня интересует другое: откуда преступник, который семьдесят лет пролежал замороженным, знал как отключаются роботы?

- Научной фантастики начитался! - огрызнулась Лили.

В это время в зал деловито вошел капитан Джек­сон. Офицеры расступались, пропуская вперед са­мого настоящего гималайского медведя с гривой седых курчавых волос. Мощная фигура капитана выгодно выделялась на фоне изнеженных красав­чиков в черной форме.

Джексон остановился у монитора, оценивающе прищурившись на стоп-кадр. Наконец в полной тишине раздался его голос:

- Когда я был маленький, у нас по телевизору постоянно показывали сериал, одним из героев ко­торого и был вот этот, - капитан брезгливо махнул в сторону экрана. - С ним никто не мог справиться, кроме четырех ребят.

Патрульные ожили и зашевелились. Но Лили Хейли продолжала стоять в полном оцепенении: она с большим усилием пыталась что-то вспомнить. Ведь действительно, однажды в руки ей попала очень старая видеокассета.

- Микеланджело, Донателло... - еще не осознавая до конца, что она произносит, стала называть девушка странные имена.

- Леонардо и Рафаэль, - закончил за нее ка­питан Джексон. - Ты права, Лили. Это черепашки-ниндзя.

Остальные полицейские переглянулись, посмат­ривая на Лили и Джексона, как на каких-то стран­ных. После этого толпа стала быстро рассасы­ваться.

Лили глянула на табло. Ее дежурство закончи­лось, можно было идти в душ.

Глава 8. Приказ

Стив Мендер долго и с удовольствием отфырки­вался, с наслаждением стоя под бодрящими и мас­сирующими струями прохладного душа, которые со всех сторон поливали его тело.

Когда он, наконец, вышел из прозрачного стек­лянного куба, к нему тут же засеменил услужли­вый толстяк с дурацкой угловатой прической. Тол­стяк принес махровое полотенце. Вытершись, Мен­дер накинул просторный шелковый халат и надел мягкие сандалии.

- Есть какие-нибудь новости? - Мендер зев­нул, даже не глядя на толстяка.

Но тот продолжал молчать, нерешительно пере­минаясь с ноги на ногу.

- Мне кажется, ты не решаешься мне что-то сказать, - обернулся наконец в его сторону Мен­дер, поудобнее устраиваясь в глубоком просторном кресле.

- Мне не хотелось бы вас расстраивать, хозяин, - затянул тот тоненьким голосом. - Но на этот раз, как ни странно, новости есть. И самое ужасное не в том, что они есть, а в том, что они плохие.

- Плохие? - удивленно вскинул глаза Стив Мендер. - Ну давай выкладывай, толстяк, не юли.

- Вы наверно в курсе, - снова пропел тот, - ­что сегодня должны были выпустить на поруки первого заключенного из криогенной тюрьмы, об­наруженной недавно нашими разведчиками на тер­ритории центрального городского парка?

- Конечно в курсе. А как иначе? - возмутился Мендер. - Я сам подписал приказ о его освобож­дении. Ведь наше общество не может быть до конца счастливым, если мы будем знать, что где-то рядом с нами под землей покоятся в ледяных глыбах наши братья. Тем более, если верить в информа­цию, полученную из центрального компьютера тюрьмы, все преступники давным-давно должны были перевоспитаться и теперь могут по праву за­нять место в ряду других неутомимых созидателей счастливого общества.

- Совершенно верно, господин, - юлил толстяк, - вы правы, как всегда. Но эти наши предки... - неопределенно взмахнул он рукой.

- Наши предки вели неразумный и разнуздан­ный образ жизни, - назидательно произнес Стив Мендер. - За это их и покарал создатель страшной катастрофой - миротрясением. Но мы, выжившие, учли ошибки прошлого и смогли создать счастли­вое общество счастливых людей.

- Совершенно верно, - снова повторил толстяк. - Но прошлое постоянно дает о себе знать. И на этот раз не по нашей вине, а по вине наших предков, произошла маленькая осечка. По всему видать, в лице этого первого освобожденного пре­ступника наше общество получило не созидателя, а разрушителя, который впервые за долгие годы привнес в наше общество спокойствия и благоден­ствия разрушения и... Ой! - осекся он.

- Ты не договорил! - вскинул брови Мендер.

- И смерть! - толстяк перешел почти на шепот.

- Что, что ты сказал? Смерть! - удивился Стив Мендер.

- Именно, господин. Смерть! - повторил тол­стяк.

- Но тогда куда же глядели члены комиссии по проверке преступника на «абсолют»? - Строгим голосом спросил Стив Мендер.

- Все дело в том, - ответил толстяк, - что они же первыми и поплатились.

- Что ты имеешь в виду?

- Они погибли от руки этого преступника! - в ужасе зажимая себе рот, как будто бы боясь про­изнесенных им же самим слов, тихо проговорил услужливый толстяк.

- Погибли?! - взревел Мендер. - Как погибли?

Он вскочил со своего кресла и решительным ша­гом направился в зал заседаний. Толстяк семенил на полшага позади него.

Мендер зашел в просторный зал с длинным сто­лом и двумя рядами мониторов вдоль стен. Все они смотрели экранами туда, где стоял высокий стул Стива Мендера.

- Я вызываю членов государственного сове­та! - громко скомандовал он.

Экраны тут же загорелись и на них появились слегка перепуганные лица, среди которых только одно было женское.

- Мы вас слушаем, Повелитель! - наперебой заговорили члены совета.

- Вы знаете о последних роковых событиях, что произошли в нашем городе? - спокойно спро­сил Мендер.

- Да, да, да! - снова наперебой стали отвечать члены государственного совета. - Это ужас! Это страшно! Какой кошмар!

- Тогда почему же мне до сих пор никто об этом не сообщил? - неожиданно для всех взревел Мендер.

Все молчали, потупив глаза.

- Мы боялись нарушить ваше драгоценное спо­койствие, Повелитель! - наконец решился произ­нести слово один из мужчин.

- Мое спокойствие? - снова взревел Мен­дер. - Неужели вы настолько низкого мнения обо мне, вашем Повелителе? Неужели вы думаете, что я могу оставаться спокойным, когда в нашем горо­де происходят такие ужасные вещи? Когда гибнут наши братья, наши граждане?!

- Что вы, Владыка, что вы, Повелитель? - снова наперебой забубнили люди, глядевшие с экранов мониторов.

- Мы должны принять срочные меры, - снова вставил самый смелый из них.

- Что же по вашему мнению мы можем сделать в данной ситуации? - уже более спокойным тоном спросил их Стив Мендер.

- Полиция, полиция, начальник полиции... - ­снова послышалось со всех сторон.

- Мы долгие годы тратим огромные бюджетные средства на содержание гигантского полицейского аппарата, - снова заговорил смельчак, - которо­му, надо сказать, все эти годы, благодаря вашему чуткому руководству, Повелитель, не представи­лось возможности показать свою безукоризненную выучку и умение. Но вот, наконец, настал тяжелый день, который может и должен стать для нашей полиции превосходным экзаменом и по тому, на­сколько успешно она его выдержит, мы сможем в будущем судить о степени вашей безопасности, Повелитель, а также безопасности всего нашего общества. Поэтому мы считаем, что необходимо обязать шефа полиции в самые кратчайшие сроки поймать зловещего преступника. А уж что с ним делать дальше, мы решим сами.

- Хорошо, я вас понял,- согласился Мендер. - Теперь все свободны.

Экраны тут же погасли.

- Шефа полиции! - громко скомандовал Мендер.

На всех экранах сразу появилось одно и то же лицо совершенно лысого человека с торчащими ушами и широким мясистым носом. Человек испу­ганно моргал глазками, уставившись на Мендера и, одеревеневшим от страха языком, невнятно про­бормотал приветствие.

Но Мендер не обратил на приветствие никакого внимания.

- Вы поймали преступника? - рявкнул он.

Шеф полиции от страха видимо готов был упасть под стол, потому что на какое-то время на экране монитора была видна только его лысина. Наконец снизу выплыло и лицо.

- Согласно уставу и служебным инструкциям, подразделениями полицейских, вверенных под мое командование, была предпринята умело спланиро­ванная и мастерски проведенная операция по за­держанию преступника... - начал шеф полиции.

- Вы его поймали? - оборвал Мендер.

- Никак нет! - захлопал глазками человек с экрана.

- Почему?! - взревел Мендер.

- Потому что этот человек неизвестно откуда узнал секрет отключения роботов-полицейских. Он отключил всю оперативную группу и сумел скрыться.

- Вы что, меня за дурака принимаете? - вскри­чал Мендер. - Откуда человек, который семьдесят лет пролежал замороженным во льду, мог знать как отключаются суперсовременные роботы-по­лицейские?

- Не могу знать! - стуча зубами, промямлил шеф полиции.

- Но тогда надо заменить роботов людьми, ко­торых вполне достаточно в вашем подчинении, и повторить операцию. Вы сделали это? - грозно спросил Стив Мендер.

- Никак нет! - ответил шеф полиции.

- Почему? - буквально взвыл Повелитель.

- Потому что мы не знаем местонахождения преступника.

- Как не знаете? - брызгая слюной, завопил Мендер.

- Преступник влез в блок управления камера­ми наружного слежения и сделал короткое замы­кание. Поэтому видеомониторы сейчас не рабо­тают.

- Но как преступник мог знать, где находится блок управления, если об этом не знают даже мно­гие полицейские? - изумился Мендер.

- Не могу знать! - снова захлопал глазками шеф полиции.

- Так... - зарычал Стив Мендер. - Я больше не желаю это слышать. Даю вам сутки! Вы слыши­те меня?!

- Так точно! - ответил шеф полиции.

- Даю вам сутки! - повторил Мендер. - На то, чтобы найти и арестовать преступника. А дальше мы уже сами решим, как с ним поступить. Делайте, что хотите; предпринимайте какие угодно меры, но чтобы преступник был пойман.

Шеф полиции не успел ничего промямлить в от­вет, а Мендер уже погасил все экраны.

Толстяк, который во время совещания, не дыша, стоял позади хозяина, от страха закатил глазки и имел настолько жалкий вид, что можно было поду­мать, будто он за каких-то пять минут стал намного ниже ростом и потерял килограммов пять веса.

«Не слишком ли я переусердствовал? - пронес­лось в голове Стива Мендера. - Пожалуй нет!­ - тут же успокоил он себя. - Эти тупоголовые поли­цейские не способны поймать даже свинью, кото­рая вырвалась за ограду. Ну, а уж со Шредером им и подавно не справиться. Тот, сразу видно, ­профессионал. Я не ошибся, поставив на него!» - ­успокоился Стив Мендер.

А в это самое время до смерти перепуганный шеф полиции ворвался в помещение полицейского управления. Это произошло в тот самый миг, когда закончилась смена, и люди собирались потихоньку разойтись по домам.

- Стоять! - завопил шеф полиции. - Куда?

- Да ведь смена закончилась, - попытался оправдаться кто-то из полицейских.

- Смена?! - топал ногами шеф. - У вас еще не было никаких смен. Ваша смена только что нача­лась!

Все остановились и снова столпились у экрана центрального монитора, недовольно бубня и шепо­том поругиваясь на начальство.

- Так вот! - продолжал шеф полиции грозным голосом. - Мною получен приказ задержать пре­ступника любыми возможными средствами. На все про все нам отпустили одни сутки. И если мы этого не сделаем, то ни один не останется в полиции. У всех у вас будет одна дорога: в лучшем случае - ­копать руду, в худшем - пополнить ряды хиппе­ров и мадеров! - последние слова шефа полиции подействовали отрезвляюще, как будто речь шла о чем-то очень страшном.

Все встрепенулись и молча ждали дальнейших указаний.

- Какие будут мысли? - уже более спокойным тоном спросил шеф полиции.

Люди стояли молча, потупив глаза.

- Мысль одна! - осмелился нарушить тишину капитан Джексон.

Шеф полиции пристально посмотрел на него.

- Какая?

- Очень простая, - ответил Джексон. - Мы не в состоянии поймать этого преступника.

- Что? - взревел шеф полиции.

- С ним ничего не могла поделать полиция даже тогда, в конце двадцатого века, - развел руками Джексон, оставаясь невозмутимым.

- Тогда позвольте вас спросить, - издеватель­ским тоном спросил шеф полиции, - каким образом он смог попасть в тюрьму?

- Его поймала не полиция, а черепашки-нин­дзя. Эти четыре легендарных героя.

- Кто-кто? - переспросил шеф полиции.

- Черепашки-ниндзя! - звонким голосом пов­торила Лили Хейли.

- Ну а где же нам, позвольте сказать, взять таких черепашек? - издевательски усмехнулся шеф полиции.

- Таких - нигде, - развел руками Джексон.­ - Но можно взять тех же самых.

На лицах всех присутствующих застыло выраже­ние полного удивления.

- Что вы имеете в виду? - переспросил капи­тана шеф полиции.

- А то и имею, что сказал, - ответил капитан Джексон.

- И где же нам их взять?

- Там же, где взяли и преступника, - в криогенной тюрьме.

- Вы хотите сказать: их заморозили вместе с преступником, которого им с таким трудом удалось арестовать?

- Да. В те годы это несправедливое решение суда вызвало настоящую бурю негодования.

- Тогда почему же их не выпустили до сих пор? - удивился шеф полиции.

- Потому что, шеф, Шредеру дали семьдесят лет, а черепашкам-ниндзя - сто.

- Сто? - присвистнул кто-то.

- Да, сто лет.

- Но как же мы можем их освободить, если до окончания их срока осталось еще тридцать лет? ­- спросил шеф полиции.

- Разве мы не можем выпустить их просто так, восстановив справедливость? - посмотрел на него Джексон.

- Это исключено! - как отрезал начальник тюрьмы. - Справедливость справедливостью, а за­кон есть закон. Вообще-то освободить их досрочно можно, но это будет слишком долгой процедурой: апелляция в верховный суд и все прочее... Вряд ли кто сейчас этим будет заниматься. Ну да это просто-таки не наше дело. А Шредера нам придется ловить самим. Нам на это дали всего-навсего одни сутки.

Верзила Джексон, как огромный ребенок, беспо­мощно хлопал глазами.

- А что если мы выпустим их хотя бы на вре­мя? Чтобы они помогли поймать Шредера! - вне­запно пришла на выручку Джексону Лили Хейли.

- Над этим надо поразмыслить, - шеф поли­ции задумался.

«Неплохая идея! - пронеслось у него в голо­ве. - Так хоть какая-то надежда появится. Все прекрасно понимают, что современной полиции с ним не справиться. А ведь так не хочется прекра­щать карьеру, когда она находится на подъеме!»

- Ну что ж, я согласен! Действуйте, лейте­нант! - бросил шеф полиции, выходя из помеще­ния.

Глава 9. Пробуждение

Первым ощущением реальности был свет - яркие лампы сквозь мутный пластик.

Микеланджело еще не стал черепашкой, но ощущение, что он - ледяная глыба, прошло. Микеланджело сел на холодное стальное днище каме­ры. По другую сторону прозрачного стекла были заинтересованные лица. Но никто его выпускать на свободу, по-видимому, не торопился.

Микеланджело дернулся: его тело пронзила го­рячая дрожь. Он присмотрелся повнимательнее и понял, что лица, улыбающиеся и доброжелатель­ные, были всего только отличными муляжами.

- Интересно, в какой же век я попал? - ахнул Микеланджело, припоминая многообещающие прогнозы о механических цивилизациях.

- Добро пожаловать в 2... год! - внес ясность один симпатичный субъект.

Во всей этой обстановке всеобщей радости было много неестественного. И Микеланджело еле удер­жался, чтобы не обругать всю эту биомеханиче­скую толпу.

Люди не показывались. Зато раздвинулись и скользнули в пазы прозрачные створки люка.

Микеланджело на всякий случай глубоко вздох­нул - кто его знает, а вдруг эти черти вообще от кислорода в атмосфере отказались, чтобы не за­ржаветь. Он терпел, сколько хватило сил, но потом ему все равно пришлось резко выдохнуть, и Ми­келанджело стал осторожно набирать в легкие воздух зала.

Ничего плохого с ним не произошло. Дышать было можно. Микеланджело опытным взглядом окинул помещение вокруг себя и сразу же сориен­тировался в обстановке.

Он быстро сообразил, где выход отсюда. Роботы уборщики уже давно успели при6рать осколки ви­деомонитора. Но у Микеланджело вызвал удив­ление остов камеры, который все еще висел на стене. А плохо затертые следы крови на полу ска­зали ему обо всем остальном: мир, в котором он жил раньше и в который ступал снова - ничуть не изменился к лучшему.

Микеланджело вскрыл пластиковый пакет: как он и предполагал, там лежала новая одежда, в которой он совсем не ощущал надобности.

Микеланджело старательно просмотрел стопку одежды, но никаких повязок, без которых чувство­вал себя несколько неуютно, естественно, не нашел.

Услужливые роботы заботливо заглядывали ему в глаза, подобострастно ждали приказаний, с инте­ресом рассматривали необычное существо и пытались говорить все одновременно.

Микеланджело все это стало сильно раздражать, и он поднырнул под радушно простертые объятия одного из вошедших людей и исчез за дверью.

Коридор разветвлялся за поворотом. Микелан­джело двигался вдоль оранжевых стен, которые были, словно соты, - сплошь из дверей. Сколько он ни толкался, ни одна из них не подалась. А бло­ки управления Микеланджело трогать не риско­вал, потому что это было для него дело новенькое.

Лестница, на которую он поставил ногу, тут же стала двигаться, поднимая Микеланджело куда-то вверх.

Через какое-то время над головой проступил голубой квадрат неба. Микеланджело спрыгнул с подъемника на нагретый солнцем бетон крыши и осмотрелся. Внизу бесспорно лежал его родной город.

Все так же островерхие небоскребы, вонзались своими пиками, закрепленными на крышах, в слегка прозрачную голубизну. Но их стало намного больше, и возвышались они теперь не только в цент­ре города - их лес тянулся до самого горизонта. Улицы стали шире, чем помнил Микеланджело, но они все также делили город на аккуратные районы.

Присмотревшись, Микеланджело даже узнал Центральный парк и кое-какие кварталы. Далеко внизу неторопливо двигались люди, с высоты ма­ленькие, как муравьи.

У Микеланджело вдруг захватило дух от созна­ния того, что это был его дом, хоть и много лет спустя.

Микеланджело перевел взгляд в сторону океана, прищурился.

Герой-ниндзя замер пружиной, готовой сорвать­ся. Острота его зрения еще раньше поражала людей, и сейчас он с первого взгляда увидел то, чего, видеть, пожалуй, не полагалось.

Микеланджело еще раз лихорадочно «ощупал» горизонт по кругу. Это не могло быть ни чем иным, как обманом зрения или каким-то специфическим световым эффектом. Ведь насколько хватало глаз, до самого горизонта, тянулся его родной город. Но острое зрение Микеланджело нельзя было обма­нуть.

За зубчатой чертой серых махин собственно города не существовало. Да и во многих местах внимательный взгляд зафиксировал подлог и недо­делки строений. В дальних зданиях не было стекол, а лестницы обрывались бездонными пролетами.

Дальше - холмы, возвышенная равнина, кое-где разбавленная жидкой растительностью.

Когда-то в старое время ему довелось побывать в выжженной солнцем прерии во время невыноси­мого летнего зноя.

Но та прерия показалась бы настоящим оазисом, по сравнению с голой землей, изрезанной борозда­ми трещин, которая тянулась за городом.

- Интересно, кому мог понадобиться этот спек­такль с игрушечным городом-островком? - пробормотал Микеланджело, озираясь.

Невдалеке деликатно толпились улыбчивые ре­бята в белых комбинезонах, которые поднялись за ним на крышу.

- Где мои друзья? - обратился он к ним.

- Ими сейчас занимаются там, внизу, - ответил кто-то из роботов. - Мы не можем разморозить всех одновременно.

- И долго это будет длиться? - спросил Микеланджело.

- Ну, наверное, часа два-три, не меньше.

- Хорошо, - ответил Микеланджело и посмот­рел на летательный аппарат, который стоял тут же, на крыше.

Микеланджело про себя окрестил его летающей тарелкой.

Эта тарелка лишь по виду отличалась от обычного вертолета. Увидев, что никто не пытается ему препятствовать, Микеланджело подошел к аппара­ту и стал ломиться в него, пытаясь найти рукоятку дверного замка.

- Мистер Микеланджело! - вызвался помочь робот. - Аэрокар отпирается звуковыми командами!

- О'кей! Это хорошо! Во всяком случае значит, что люди еще не перевелись, - парировал Мике­ланджело и скомандовал: - Ну, давай, валяй, от­пирайся! - хоть это было для него странновато, но дверца распахнулась.

Роботы с нежностью махали своими лапами Микеланджело.

Но все было не так просто, как показалось Микеланджело вначале.

Ни пульта управления, ни привычных навигационных приборов в помине не было, сколько он ни жал на кнопочки и рычаги. Даже примитивное радио не работало.

- О, черт! - раздраженный Микеланджело хлопнул ладонями по панели управления. Тут же челюсть его отвисла от удивления, и он в испуге отдернул руки.

- Вы оштрафованы за применение нецензур­ных выражений! - внезапно ожила машина. Из па­нели выехала какая-то бумажка.

- Ха! - усмехнулся Микеланджело. - Так значит, ты все улавливаешь на слух? Ну что ж! Тогда: поехали!

Аппарат безропотно взмыл вертикально вверх. Земля стремительно удалялась. В кабине аэрока­ра резко похолодало.

Микеланджело весь съежился и клацнул зубами. Машина стремительно уносилась в стратосферу.

- Да стой ты! - он пытался отчаянно разо­браться в управлении.

Аэрокар послушно завис в воздухе.

- А теперь - осторожно. Повторяю - осто­рожненько спускаемся!

До Микеланджело наконец кое-что стало дохо­дить. Летающая тарелка медленно, словно при съемке рапидом, зашевелилась. Через полторы-­две минуты Микеланджело был на целый дюйм ниже.

- Ну, можешь поторопиться! - Микеланджело усмехнулся, похлопав панель перед собой.

Теперь было повеселее. Внизу показались улицы города. Люди останавливались, запрокидывая головы, с интересом посматривали в небо, где ка­кой-то лихой наездник гонял аэрокар вверх-вниз и, пожав плечами, шли дальше.

До ближайшей стоянки таких же тарелок было метра два, когда Микеланджело решил выскочить на мягкую траву. Но аэрокар взбунтовался.

- Высадка на ходу - опасна! Высадка на хо­ду - опасна! - начал повторять динамик, а двер­ка не открывалась.

- Ну, черт с тобой! - махнул Микеланджело рукой. - Делай, как знаешь.

- Вы оштрафованы за применение...

Микеланджело рассмеялся.

Машина вильнула, резко взяв влево. Она царап­нула соседний аппарат, дернулась, теперь уже дру­гим боком зацепив шикарную двухместную машину, - видать, прогулочный вариант. Металл за­скрежетал: аппарат Микеланджело оставил на гладкой серебристой поверхности соседней маши­ны безобразные царапины.

- Ты что, на слух паркуешься? - возмутился Микеланджело, представляя, что он услышит, если его застанет здесь владелец поцарапанной тарелки.

Наконец аппарат разыскал свободный посадоч­ный круг и, вздрогнув последний раз, недовольно грохнулся на ворсистый газон.

Очевидно, в этом сумасшедшем мире технику так вышколили, что она тут же приобрела все черты характера владельца.

Микеланджело спрыгнул на землю. Стоянка воз­душных извозчиков мало чем отличалась от места парковки автомобилей в разгар делового дня.

Подходили и уходили люди. Серьезный бизнес­мен что-то выговаривал роботу-заправщику. Де­вушка в расшитом разноцветными цветочками платье нетерпеливо заглядывала в идущие на по­садку аэрокары.

- Опаздывает парнишка! - усмехнулся про се­бя Микеланджело.

Ему было интересно все. Потому что необходи­мо было знать, как тут жить дальше. Но ничего узнавать не пришлось: к нему навстречу шагнула молодая красивая девушка с пышной каштановой шевелюрой на голове. Одета она была в какую-то невообразимую форму: черные сапоги до колена, черное галифе, черный китель с серебряными крылышками, пуговицами, шевронами, значками и нашивками.

- Мистер Микеланджело! Добро пожаловать в будущее! - девушка буквально поедала черепашку глазами, от восхищения приоткрыв рот.

- Здравствуйте, мисс! Я рад! - расшаркался Микеланджело. - С кем имею дело?

- Лейтенант Хейли! - тут же представилась девушка.

- Ну меня вы видимо знаете! Я - Микелан­джело, ниндзя, - кисло доложился черепашка и уточнил: - А какой это век?

- Это 2...!

- Век?! - оторопел Микеланджело.

- Нет, год! - успокоила его девушка и с улыбкой приказала. - Следуйте за мной! Вас ждет задание.

Это было, наверное, какое-то издевательство. То двухместное оцарапанное чудо, владельца которого так боялся Микеланджело, оказалось аппаратом лейтенанта Хейли. Аэрокар помедлил.

- Машина привыкает к владельцу! - пояснила Лили, повернувшись чуть в профиль.

- Странно! - пожал плечами Микеландже­ло. - В наше время водитель привыкал к автомобилю.

А про себя отметил, что лейтенант Хейли до чертиков похожа на Эйприл О'Нил.

Глава 1. Розовые очки

Аэрокар долго кружил над густозастроенными кварталами. Теперь, когда у Микеланджело было достаточно времени присмотреться, он оконча­тельно убедился: все то, что его окружало, весьма и весьма отдаленно напоминало город его времени.

Создавалось такое впечатление, будто город, раскинувшийся перед ним - новый и недавно заселенный дом, построенный непорядочными строителями. Жильцы, обманутые рекламными ло­зунгами, уже въехали и теперь вынуждены споты­каться о спутанный телефонный кабель, замаски­рованный букетиком синтетических цветов и ми­риться с отсутствием горячей воды.

Здания, украшенные пошлой лепкой, ажурной резьбой и колоннами, походили на старую рождест­венскую елку: праздник давно уже прошел, гостин­цы разобраны, а в поредевших высохших ветвях запутался пыльный бумажный серпантин и никому уже не нужные звезды из фольги.

Круглые крыши, приспособленные для посадки аэрокаров, больше напоминали серые арены цир­ка. Улицы и тротуары, условно размеченные белым пунктиром, напоминая тем самым бейсбольное по­ле, то и дело натыкались на кричащие ярко-оран­жевой краской круглые люки.

- А что это такое? - поинтересовался Мике­ланджело у Лили.

Лейтенант Хейли не понимающе шалашиком подняла брови, отчего глаза ее еще сильнее позеленели.

- Я спрашиваю, почему эти люки окрашены в такой яркий цвет? - пояснил Микеланджело.

- Чтобы предупредить об опасности, - передернула плечами девушка.

- А какой опасности? - удивился Микеланджело.

- Там... там... хипперы и мадеры! - брезгливо отозвалась Лили, скривив губы.

Так хозяин, у которого завелись тараканы, страшно стесняясь этого, вынужден изредка признаваться знакомым о своей проблеме.

Микеланджело больше не спрашивал. Его раздирали противоречивые чувства. Будущее, о кото­ром загадывал каждый, находилось перед его но­сом, за стеклом кабины, но он все больше и больше осознавал, что глупо спрашивать: «Как тут у вас?»

Микеланджело задумался: а что бы он рассказал девушке о своем времени? И понял, что даже если бы она его об этом спросила, он просто не знал бы с чего начать. Но от одного вопроса Микеландже­ло все-таки не удержался, потому что мысль эта никак не уходила из его головы.

- Лили! А что стало с городом и нашей страной? Что за ужасная пустыня там, на горизонте?

- Пустыня? - девушка посмотрела на Мике­ланджело с плохо скрытым испугом. - Там нет никакой пустыни. Мегаполис тянется через предместья к соседнему Мегаполису. Теперь весь кон­тинент связан в единую цепь. Ну, это похоже на то, как если бы все люди, жившие на земле, взялись за руки!

Микеланджело внимательно посмотрел на девушку и осторожно спросил, выбирая слова.

- А ты была там? В других городах...

- Зачем? - искренне удивилась девушка. - Мое место, работа, развлечения, все - здесь. И потом, информационный центр правителя Мен­дера всегда даст полную информацию о любом городе, о любой корпорации и даже о любом чело­веке, если это кому-то интересно. Зачем же ездить?

- Любопытно! - не удержался Микеланджело.

Но вдаваться в подробности не стал. Однако имя таинственного, вездесущего и кажется лживого мистера Мендера накрепко врезалось в его память.

Теперь настало время Лили коситься, хмурить­ся и порываться о чем-то спросить.

Микеланджело явно чувствовал это, но говорить ему больше не хотелось, и поэтому он отвернулся и сделал вид, что рассматривает пейзаж через стекло кабины.

Аэрокар тут же завибрировал, реагируя на неприязнь пассажиров друг к другу. Компьютер оценивал уровень напряженности эмоций, готовый вмешаться и посадить аппарат в любую минуту.

Но тут Лили Хейли, дав команду на снижение, аккуратно опустила аэрокар на крышу полицейско­го управления - незаметный с первого взгляда домик, затерянный в джунглях из стекла, бетона и стали.

- Послушай, куда мы прилетели? - спросил Микеланджело.

- Это - полицейское управление, - ответила Лили.

- Что? - глаза у черепашки полезли на лоб. - ­Опять полиция? Да вы меня меньше часа назад разморозили, я еще даже поесть ни разу не успел, а меня снова забирают в полицию. Бред какой-то!

- Вам не следует волноваться! - лейтенант Хейли перешла на официальный тон. - Просто вас вызывает к себе шеф полицейского управления, для того чтобы... Ну, как это сказать... Для того чтобы поговорить с вами.

- Какие еще разговоры? - вспылил Микеланджело. - Я хочу, во-первых, встретиться со своими друзьями...

- Донателло, Рафаэль и Леонардо, - блеснула эрудицией Лили.

- Все правильно, - похвалил Микеланджело. - Во-вторых, я хочу есть, в-третьих, я хочу принять душ и выспаться в нормальной постели.

- Все это будет. Можете не волноваться, - попыталась успокоить его девушка-полицейский.­ - Но пока у нас с вами нет времени. Шеф полиции ждет нас. А ваших друзей, которыми сейчас как раз занимаются роботы-инженеры, привезут туда же.

- Но почему вы меня первого уволокли, не дожидаясь, пока разморозят всех нас четверых?

- Потому что вы - их начальник, - ответила Лили.

- Какой еще начальник?! - взревел Микеланджело. - У нас не было, нет и никогда не будет никаких начальников. Мы друзья. Вы понимаете, что означает это слово: друзья? Или у вас тут, в вашем идиотском будущем, никто не дружит между собой?

- Штраф за нарушение...

- О, черт! - Микеланджело от злости готов был разнести панель вдребезги.

- Штраф за нарушение...

- Прежде чем освободить вас, - вспылила лейтенант Хейли, - мы самым внимательным образом просмотрели сериал, снятый про вас и ваших друзей. Я согласна, что у вас действительно нет формального командира. Но мы, посовещавшись, пришли к единому заключению, что роль формаль­ного лидера в вашей группе, состоящей из четырех мутантов, принадлежит именно вам. Поэтому вы и были разморожены первым. И доставлены для бе­седы с шефом полиции.

- Опять этот идиотский сериал! - воскликнул Микеланджело.

- Штраф за нарушение...

- Вы хоть отдаленно представляете себе, что творилось в двадцатом столетии?

- Да! - самодовольно ухмыльнулась девуш­ка. - Я - самый большой специалист по двадцато­му веку в нашем полицейском управлении. Я очень увлекаюсь вашим временем. Я перечитала почти все книги самых популярных ваших писателей и пересмотрела самые популярные ваши фильмы. Я очень люблю вашу музыку.

- Представляю се6е, - пробормотал Микелан­джело. - А как вы определяли популярность? ­поинтересовался он.

- Как? - девушка опять удивленно взметнула свои густые черные брови. - По спискам популяр­ности, которые постоянно печатались в ваших же журналах. Дело в том, что некоторые подшивки из них сохранились в архивах даже после миро­трясения.

- Миротрясение? - удивился Микеланджело. - А что это такое?

Девушка поняла, что сболтнула лишнее.

- Мистер Микеланджело! - снова перешла она на сухой тон. - Об этом - после. А сейчас можете считать, что вы на работе.

- Никакой работы! - снова вспылил Мике­ланджело. - Какой сегодня год?

- 2... - ответила девушка.

- Так! - Микеланджело что-то прикинул в голове. - Мне еще 30 лет тюрьмы. По какому праву вы нас освободили досрочно? Я не хочу ничего знать! Я требую: доставьте меня обратно в тюрьму! Я всегда был, есть и буду честным черепашкой и не собираюсь принимать никаких подачек и сомнительных предложений. Я требую, чтобы меня доставили обратно в тюрьму! - снова повторил Микеланджело. - Для того, чтобы отбыть срок до конца. Нас осудили по закону, а законы, как вам известно, следует выполнять.

Лили беспомощно заморгала глазами. Эти доисторические ящеры уже второй раз за день подки­дывали просто неразрешимые для людей задачи.

Еще день назад уверенная в себе и своих силах, любившая покрасоваться в толпе, девушка-полицейский сегодня чувствовала себя жалкой и беспо­мощной. И готова была просто-напросто расплакаться.

- Но у меня приказ! - всхлипнула она. - Если я не доставлю вас к своему шефу, меня по головке не погладят.

Микеланджело, который к тому времени успел задуматься над тем, что явно перегнул палку,­ в тюрьму ему конечно же совсем не хотелось, ­изобразил на своем лице снисходительную улыбку.

- Ну так и быть! Женщинам надо уступать, тем более...

- Что тем более? - переспросила его Лили.

- Тем более, что вы жутко похожи на нашу лучшую подругу.

- Эйприл О'Нил? - снова блеснула познаниями девушка.

- Да, да!.. - вздохнул Микеланджело. - Имен­но на нее. Только не на ту, которую вы знаете по этому идиотскому сериалу.

- Как?! - непонимающе посмотрела на него де­вушка.

- А очень просто! - ответил Микеланджело.­ - Если вы хотите, чтобы у нас в будущем наладились дружеские отношения, запомните раз и навсегда, что реальная жизнь в нашем двадцатом веке отли­чалась от жизни, изображенной в этих, как вы смели выразиться, популярных сериалах, романах и прочей ерунде, так же сильно, как вот это синте­тическое дерево с цветками неестественного цвета отличается от настоящего, которое никогда не мо­жет зацвести в конце лета. Ведь сейчас последние числа августа, если я не ошибаюсь? - уточнил у девушки Микеланджело, показывая на слегка пожелтевшие листья деревьев в Центральном го­родском парке.

- Именно так, - согласилась с ним девушка.

Микеланджело глубоко вздохнул и снисходи­тельно посмотрел на растерянного лейтенанта по­лиции, стоящего перед ним.

Хотя они были одного роста, в эту минуту ему показалось, будто он на целую голову выше нее.

- Скажите! - поинтересовался Микеланджело. - А у вас все такие?

- Какие? - не поняла девушка.

- Ну... Как бы это вам сказать... Такие, как будто у вас на глаза надеты розовые очки.

- Розовые очки? - удивленно переспросила девушка. А потом презрительно фыркнула. - От очков человечество давным-давно отказалось, как и от ваших жутких вонючих бензиновых двига­телей!

Она хотела прочитать Микеланджело настави­тельную речь о том, что он попал в счастливое общество, где все делается во имя и на благо чело­века, но любопытство все-таки ее пересилило.

- Я большой специалист по двадцатому веку, я знаю, что у вас носили очки, но розовые... - она пожала плечами. - Не могу понять, зачем розовые очки? Ведь они совершенно не функциональны. У вас, значит, носили прозрачные очки для исправ­ления зрения, темно-коричневые очки - для защи­ты от ярких солнечных лучей. Я даже где-то читала, что были и черные очки. Их надевали на себя рабочие, которые... Как это... Как это... Сва­ривали металл! - вспомнила она. - Но розовые очки? Я даже не могу себе представить, для чего бы они могли понадобиться.

- А у вас что, не сваривают металл? - спросил Микеланджело, казалось бы совсем не о том.

- Сваривают конечно, - ответила девушка.­ - Но только этим делом, да и всем остальным физи­ческим трудом у нас занимаются роботы.

- А для чего тогда у вас люди? - спросил Микеланджело.

- Для того, чтобы жить и наслаждаться жизнью! - гордо ответила девушка.

Глава 2. Начальство

- Ой! - Микеланджело даже присел на пороге полицейского управления.

Он был настолько шокирован увиденным, что обалдело раскрыл рот. Все стены, потолок и даже пол, открывшегося перед ним коридора, поблески­вали мягким желтым металлическим блеском.

- Ну прямо золотая жила какая-то! - истери­чески хохотнул Микеланджело, удивленно хлопая ресницами. Ничего подобного он в жизни никогда не видел.

И, постоянно озираясь, еле успевал за Лили, ко­торая уверенным шагом шла по позолоченному лабиринту.

- Это краска так блестит? - полюбопытство­вал Микеланджело.

- Нет, золото и платина надежнее, чем любые покрытия! - небрежно бросила через плечо Лили, топча подошвами сапог драгоценные металлы.

Микеланджело этого было достаточно. Он прику­сил язык и довольствовался зрением и слухом. Очередная дверь, покрытая платиновыми чешуйка­ми, распахнулась при приближении девушки. Ми­келанджело замер, сдерживая сердцебиение.

Он думал, что удивить его еще чем-либо сегодня будет невозможно, но видимо ошибался. До зала, в котором они оказались вдвоем, скорее всего до­рвался какой-то полубезумный художник-авангар­дист. Видимо во время работы у него была черная полоса в жизни, и дурное настроение сопутство­вало ему изо дня в день.

Панели стен стыкуясь с полом нежно-розовыми бликами, уступами шли к потолку. По мере того, как поднималась эта гигантская лестница, цвет густел, как бы наливаясь кровью. Краснота, не­приметно переходила в багрянец.

Решетчатые ажурные арки из белого мрамора вели в никуда: они просто упирались в стену. Сте­лющаяся, ползущая зелень, с тропическим буйст­вом цветов, давилась под ногами бледно-изумруд­ным соком.

Лили наступила на цветок, похожий на огромную экзотическую бабочку, - раздался сочный хруст.

Микеланджело почувствовал, как слюна напол­няет его рот, словно в нем лежит лимонная долька, посыпанная сахарной пудрой. Со всех сторон слы­шалось пение птиц, крики и рычание животных, шум недалекого прибоя.

Девушка не замечала, что творится с ее спутни­ком, и именно здесь, среди истекающей соком зе­лени и сочащихся яркими красками стен, останови­ла свою гонку по зданию, деловито раздвигая пя­типалые пальмовые листья и без умолку что-то щебеча.

- Что? - переспросил Микеланджело. - Изви­ни, я не расслышал. Ты что-то сказала?

Девушка не успела ответить и, лишь возмущенно замолчав на полуслове, вскинула на него глаза. Внезапно одна из стен раскрылась.

Черную шлифованную гранитную плиту наис­косок прорезала зигзагообразная трещина, по залу пробежал глухой рокот.

Щель сдвинулась, впустив желтый клин света, но тут же настоящее затмение перекрыло внезапно образовавшийся проход.

- О, Боже! В это с трудом верится! - услышал Микеланджело густой бас. - Никогда бы не мог подумать, что вот так, на самом деле... - ниндзя увидел перед собой седовласого темнокожего поли­цейского, который поражал своими гигантскими размерами.

Тот продолжал что-то восторженно мычать.

«Все ясно! - подумал про себя Микеландже­ло. - Судя по его предпенсионному возрасту, этот в детстве тоже насмотрелся сериалов про черепа­шек-ниндзя!

Лицо его передернула недовольная гримаса. Верзила-негр смущенно выпячивал ребячьи губы и, как кот, жмурился от счастья.

«Старость надо уважать!» - подумал Мике­ланджело и, пытаясь сделать приятное пожилому человеку, похлопал его по плечу. Это был капитан Джексон.

В ответ ниндзя получил чувствительный шлепок. В это время Микеланджело заметил, что из самой гущи зарослей к ним направляются трое.

Джексон и Хейли выпрямились, став по стойке смирно. Микеланджело непроизвольно повторил их движения и тут же в мыслях обругал сам себя.

- Начальство! - успел шепнуть Джексон, а Лили добавила:

- Не задавайте шефу лишних вопросов!

Невысокий человечек с суетливо подергивающи­мися ручками и ножками, представился:

- Шеф полицейского управления Джонатан Петерсон!

- Микеланджело! - неприязненно ответил нин­дзя, уставившись на шефа полиции, который всем своим видом больше напоминал ходячий реклам­ный плакат.

«Интересно, сколько бы ему могло быть лет?» - ­прикинул Микеланджело.

Петерсон был розовощек, совершенно лыс; дале­ко вправо и влево выдавались лопухи прозрачных на просвет ушей. Водянистые глаза были глубоко посажены на унылом лице. А длинный нос и квад­ратные зубы неестественно белого цвета симпатии не вызывали.

Шеф представил второго офицера и третьего, который еще пробирался через зал стараясь не за­девать цветы и лианы.

По отношению к последнему он отпустил доволь­но глуповатую шутку с длинной бородой, после чего все присутствующие услужливо захихикали.

Микеланджело с неудовольствием почувствовал, как уголки его губ тоже слегка искривились, хотя смешно ему совсем не было.

Ему было просто неловко, - как человеку, кото­рый случайно попадает на чужую вечеринку.

Микеланджело мельком осмотрел всех присут­ствующих в зале мужчин, и про сёбя отметил, что только один капитан Джексон пришелся ему по душе. А вообще все ему совершенно не нравилось.

Микеланджело был раздражен.

- А теперь, я надеюсь, вы объясните, с чего бы это взялись меня будить? - Микеланджело дер­жался вызывающе.

Джонатан Петерсон если вызов и понял, то не принял его. Все также моргая своими прозрачными водянистыми глазами, он с готовностью ответил:

- У нас возникла проблема! Наше счастливое общество мира и благоденствия, где столько лет не было ни одного тяжелого преступления, ни одно­го преднамеренного убийства, постигла страшная беда. Сейчас, в эти минуты, где-то по улицам наше­го города рыщет зловещий маньяк и убийца из вашего времени! - Петерсон глядел так, словно Микеланджело и был тем самым маньяком.

Микеланджело ничего не ответив на это, нагнул­ся и сорвал ярко-фиолетовый цветок. Лепестки тут же поникли и свернулись. Микеланджело смял бутон, скатал его в шарик и с лету бросил себе в рот. После чего пожевал и проглотил его. Но шефа полиции, как видно, вывести из себя было явно не просто.

- Наша система общественного устройства, - как ни в чем не бывало, продолжал говорить Пе­терсон, будто находился перед большой аудито­рией и выступал, читая по бумажке, стоя за трибу­ной, - всем своим существованием исключает пре­ступление!

- Как это? - искренне заинтересовался Мике­ланджело.

Но шеф полиции оказался настоящим занудой: он даже не приостановил свою лекцию, чтобы отве­тить на вопрос Микеланджело.

Черепашка разозлился.

Остальные офицеры полиции стояли молча, по­тупив глаза. Девушка оказалась самой милосерд­ной, она приблизилась к шефу, вздохнула, и начала расстегивать на его груди китель.

От такой шалости Микеланджело просто оторо­пел. Остальные же смущенно прятали глаза.

Между тем Лили добралась уже до нательной майки, но невозмутимый Петерсон продолжал раз­глагольствовать о преимуществах существующей системы надзора.

- Может быть, нам лучше выйти? - Мике­ланджело, который ничего не понимал, попытался прояснить ситуацию.

Но тут неожиданно Петерсон умолк. Хотя нельзя сказать, что он замолчал. Он просто утих, словно магнитофон, у которого убрали звук.

Еще какое-то время в ушах звучало дребезжание, которое очень быстро стало еле уловимым ше­потом.

Слегка порозовевшая Лили повернула к Мике­ланджело лицо.

- Ну вот, это все, что я могу для вас сделать. Ведь он никогда не молчит.

Микеланджело, который никак не мог понять косых взглядов и подмигиваний Джексона, вос­кликнул:

- Да что тут, черт возьми, происходит?!

- Штраф за употребление нецензурных выражений! - тут же проснулся блестящий металли­ческий ящик, закрепленный на стене недалеко от выхода.

Капитан Джексон расхохотался.

Микеланджело почувствовал, как у него, образно выражаясь, поехала крыша.

- Долго вы еще будете надо мной издевать­ся?! - разозлившись окончательно, закричал он.

- Послушай, дружище, не кипятись!

Черепашка снова ощутил на своем плече мощ­ное дружеское похлопывание.

- Просто для тебя то, где ты сейчас находишь­ся - будущее, и обыкновенные для нас вещи, кажутся тебе чем-то фантастическим.

- Да объяснили бы толком, вместо того, чтобы смеяться, - вступилась девушка за Микеланджело. - Понимаешь, - обратилась она к нему, - лю­ди в нашем обществе стремятся к совершенству, а поэтому мы отказались от любых ситуаций, в ко­торых человек может выглядеть в неверном свете. У нас родители отказываются ругать своих детей в воспитательных целях, учителя читают лекции из отдельной кабинки, общаясь с учениками так назы­ваемой односторонней связью. Они это делают для того, чтобы не видеть шалостей своих подопечных. И так повсюду. С детства у нас каждый человек усваивает, что он не имеет право причинять непри­ятности своему ближнему.

- Блестяще! - похвалил Микеланджело. - Только я не понимаю, какое это может иметь отношение к...

- Самое непосредственное, - перебила его де­вушка. - Ведь люди у нас при виде кнута брезгливо отворачиваются. Но ведь надо было что-то ре­шать с начальниками, должны же существовать руководящие посты. Ведь сколько существуют лю­ди на земле, столько существуют и начальники. Даже у пещерных жителей были вожди и старей­шины, которые руководили всеми остальными. Поэтому и пришлось почти везде, где возможны конфликты, вместо начальников-людей, поставить начальников-роботов. Их единственная задача - ­сообщать неприятные новости. Только если обыч­ные роботы достаются нам подешевле, и поэтому от живого человека их можно отличить без особого труда, то начальников делают отдельно. Над ними трудятся лучшие инженеры, их пытаются сделать максимально похожими на людей. Предполагается, что подчиненные даже и не знают, что ими руково­дит робот. Но это только так, - Лили неопределен­но взмахнула рукой в воздухе.