Через Антарктиду

Глава 14 Весенние и летние походы с базы Скотт

В то время как в Шеклтоне весь сентябрь плохая погода не давала нам начать походы, а выйти в разведывательный поход в Саут-Айс и начать исследования хребта Шеклтона удалось только в октябре и ноябре, партия моря Росса смогла предпринять санные поездки в сентябре, а более далекие летние походы — уже в октябре. Сэр Эдмунд Хиллари дает ниже описание деятельности партии моря Росса.

Весенние походы начались в первых числах сентября. Первыми отправились Марш и Уоррен с одной собачьей упряжкой; их путь лежал на мыс Ройдс, где Уоррен собирался наняться геологическими изысканиями. Партия выехала с базы Скотт 9 сентября и закончила свою 25-мильную поездку по морскому льду в тот же день. Это было весьма успешное предприятие, показавшее, как хорошо перенесли зиму собаки. На следующий день я выехал с базы с тракторным поездом — три трактора «Фергюсон» тянули за собой новый груз—«фургон», или «камбуз», как мы его называли, и еще четверо саней, нагруженных продовольствием и горючим; общий вес груза равнялся шести с половиной тоннам. Поход должен был стать испытанием в естественных условиях зимней работы на транспортных машинах.

Мы пересекли залив Мак-Мердо по морскому льду и заночевали в лагере, разбитом у подножия островов Дейли. Перейдя через самый большой из островов, я с интересом отметил наличие плоской прибрежной полосы на его северном берегу, вероятно достаточно широкой, чтобы поставить на ней один-два домика. В нескольких ярдах от этой прибрежной полосы можно было ехать на тракторе по гладкому льду. В условиях начала сезона казалось, что острова Дейли предоставляют определенные возможности для устройства базы, да нам и рекомендовали использовать их. Но было также очевидно, что лучи теплого летнего солнца, отражаясь от окружающих черных скал, создадут такое же непроходимое болото, о каком наши наблюдатели сообщали в прошлом году. После неудобной ночи в тесном «камбузе» утром все охотно двинулись дальше, хотя было сыро и холодно. Невозможно было не мерзнуть, проезжая мимо высоких ледяных утесов ледника Блу и по морскому льду вдоль ледника Бауэрса к конечному пункту — мысу Баттер. Осмотрев склад, оставленный нами здесь прошлой осенью, я нашел его нетронутым и почти свободным от снега; добавив еще полторы тонны из запасов на санях, мы разбили лагерь на гладком морском льду. Погода, временами облачная, с ночными температурами около — 35°, теперь изменилась к лучшему, дни стали ясными, солнечными.

Я хотел еще раз побывать на леднике Феррара и убедиться, что решение отказаться от маршрута по этому леднику, принятое мной, когда он был покрыт зимним снегом, верно и сейчас. Я все еще был готов изменить свой план похода на юг и воспользоваться более коротким маршрутом по леднику Феррара, если бы выяснилось, что сейчас это осуществимо. От мыса Баттер наши тракторы ехали по нетронутым участкам льда, перерезанного полудюжиной приливных трещин, и без затруднений достигли конца ледникового языка. Разбив лагерь, мы оставили там тракторы и дальше пошли пешком, чтобы обследовать подходы к леднику; они оказались довольно тяжелыми со всех сторон. Пройдя 6 миль вверх по леднику, на обнаженной поверхности которого нигде не было скоплений снега, я окончательно убедился, что для наших целей этот маршрут неприемлем. На леднике Феррара к нам присоединились Миллер, Марш, Карлайон и Уоррен со своими собачьими упряжками; эти люди произвели независимо от нас исследование возможностей ледника как дороги для езды на собаках. Они тоже решили, что он для этой цели не годится. Мы пришли к общему выводу, что нельзя считать этот маршрут невозможным для собак или очень прочных транспортных машин, но что затраты времени и повреждения оборудования сделают использование этого пути дорогим и бесполезным предприятием. Ну а когда пригреет летнее солнце и ледник покроется лужами талой воды и бегущими по поверхности потоками, он станет практически непроходимым.

Тракторы и собачьи упряжки двинулись на север вдоль берега отдельными группами. У мыса Гнейскопф тракторная партия устроила основательный склад собачьего пеммикана и людских рационов для использования их впоследствии нашей северной партией. Затем повернули обратно и, так как нагрузка стала легкой, набили тюленей на корм собакам и возвратились на базу Скотт, пройдя в этом походе 150 миль . Собачьи упряжки Миллера прошли берегом дальше, за мыс Гнейскопф. Они попали в сильную снежную бурю, но переждали ее с полным удобством в палатках и возвратились на базу, закончив поход отличным для одного дня пробегом в 32 мили за 7 часов.

За это же время наши люди совершили еще два похода. Брук и Ганн давно хотели побывать в неисследованном районе начала ледника Блу. На прочных гренландских санях они проехали со своей собачьей упряжкой по очень неровному льду в нижней части этого ледника и пробились к верхним участкам его течения. Плохая погода мешала им работать, но они смогли провести некоторые нужные топографические и геологические работы и очень удачно заполнили небольшое белое пятно на карте. Интересы нашего биолога д-ра Болхэма были направлены в другую сторону. Он хотел посетить колонию императорских пингвинов на мысе Крозье, чтобы исследовать, как она изменилась со времени посещения ее д-ром Вильсоном в 1911 году. Айрс и Дуглас на двух собачьих упряжках, сопровождаемые Сэндфордом, одним из ученых группы Международного географического года, отвезли Болхэма по шельфовому леднику Росса на мыс Крозье. Их преследовали плохая погода и свирепые ветры, но в конце концов они добрались до назначенного места. Из последнего лагеря они отправились дальше пешком, и, следуя по опасной дороге у подножия скалистых утесов, им удалось перебраться через торосы и достигнуть колонии. Болхэм нашел ее в процветающем состоянии и сильно разросшейся по сравнению с той, какая была 46 лет назад.

Во всех этих походах полевые партии поддерживали постоянную связь по радио с базой Скотт и получали поддержку от наших самолетов, приземлявшихся около них всегда, когда это было возможно.

На последней неделе сентября все наши полевые партии возвратились на базу. Они приобрели бесценный опыт и выполнили много полезной работы. Собачьи упряжки и каюры были теперь в самой лучшей форме, готовые к главным походам. Мы научились многому в эксплуатации наших модифицированных тракторов и решили внести существенные изменения во внутреннее расположение и тепловую изоляцию «камбуза». Пожалуй, самым важным была разработанная нами техника путешествий, сводившая к минимуму затраты времени на выход утром и на остановку на ночь, что могло позволить сэкономить ценные дни во время дальнего похода на юг.

Последние дни сентября и первые дни октября работа шла лихорадочно: заканчивались приготовления. 1 октября нашу оторванность от внешнего мира нарушил прилет трех американских самолетов с лыжными шасси, совершивших дальний перелет из Новой Зеландии, и все наслаждались первой за много месяцев почтой. Брук совершил долгий полет с Клейдоном на «Остере» вдоль берега Земли Виктории, чтобы исследовать возможность подъема на полярное плато по одному из северных ледников. Он сообщил, что и ледник Моусона, и ледник Фрая, по-видимому, слишком изрезаны трещинами, чтобы можно было надеяться на успешный проход по ним, однако ледник Маккая обещал хотя и извилистый, но возможный маршрут. Поэтому наши планы строились исходя из того, что Северная партия воспользуется ледником Маккая.

В пятницу 4 октября был довольно противный день с сильным ветром и температурой — 30°— неприятные условия для езды на собаках. Но Северная партия Брука торопилась начать поход, и в 11 часов утра они запрягли собак в нагруженные сани, попрощались и двинулись во мглу. Км повезло, они вовремя покинули базу: там начался период, когда в последнюю минуту все не ладится, возникают неприятные заботы, внезапные неожиданные затруднения, одолевающие Всякую партию как раз перед отправлением. Одно время казалось, что придется отложить походы на несколько недель, так как не готовы машины, не нагружены сани и во всяком случае некого посадить водителем на последний трактор. Но все стало на свое место в последнюю минуту. Не хватало только рабочей силы. Бейтса пришлось оставить на несколько дней на базе, чтобы генераторы продолжали работать, и вместо него должен был пойти с нами Болхэм. В понедельник 14 октября, днем, в половине шестого, Эллис, Малгрю, Болхэм и я завели свои четыре машины, прицепили тяжело нагруженные сани, помахали на прощание товарищам и медленно выехали из базы Скотт. Все знали, что коллеги от души желают нам успеха, но в действительности мало верят в то, что мы уйдем далеко; и на базе Скотт, и у наших соседей-американцев сложилось мнение, что нам не удастся проникнуть на шельфовый ледник Росса дальше чем на 50 миль . Конечно, наши переделанные и потрепанные «Фергюсоны» не внушали доверия случайному наблюдателю, но я думал, что надежность этих машин и простота ухода за ними в какой-то степени уравновесят их неспособность работать на мягком снегу так, как работают сноу-кэты и «Уизелы».

Начало похода не сулило успеха. Тракторы с трудом преодолели район торосов, образовавшихся там, где шельфовый ледник Росса впадает во льды залива, затем вышли на поверхность самого ледника. Но с общим грузом в 10, 5 тонны наше движение по мягкому снегу не ладилось. Всего в пяти милях от базы мой трактор резко остановился. Оглянувшись, я увидел, что одни сани провалились в трещину и наклонились под угрожающим углом. Это была неприятная неожиданность: я не ожидал встретить трещины на столь раннем этапе. Сдвинуть нагруженные сани было невозможно, и пришлось снять по одной все 12 бочек с горючим, поддерживая в то же время натяжение сцепки саней с помощью трактора, чтобы не дать им завалиться дальше. Лишь через несколько часов мы были готовы снова двигаться. В первый день лагерь разбили на ночь всего в шести с половиной милях от базы Скотт, считая по прямой линии.

На следующее утро была мягкая погода с температурой всего — 25°. Мы выехали, надеясь на хороший дневной переход, но немедленно начались неполадки: сначала один трактор, потом другой глубоко погрузились в мягкий снег. За первые два часа машины прошли всего одну милю. Пора было принять решительные меры, так как мы не могли себе позволить слишком большую задержку на этой ранней стадии похода. Я решил свалить с саней восемь бочек горючего и оставить их на снегу. Это уменьшение нашего груза на полторы тонны составило как раз такую разницу, какая позволяла нам продолжать путь, и к концу трудного дня езды наши тракторы прошли 23 мили . Главной нашей заботой были большие области трещин, расходившиеся от оконечностей возвышенности Уайт и утеса Минна. Обе эти области, хорошо известные со времен Скотта, всегда причиняли нам большие неприятности. Уже первая разведка на собаках оказалась в трудном положении среди этих трещин, и даже Миллер и Карлайон в своей поездке к Скелтонскому складу пересекли несколько таких участков, хотя предприняли далекий объезд, пытаясь избежать их. Я решил сделать еще больший крюк на тракторах, помня о том, что нам нельзя все же заходить слишком далеко, чтобы не попасть в район трещин, идущих от мыса Крозье.

В течение нескольких последующих дней держалась температура около — 35°, но было тихо и солнечно, так что езда была очень приятной. Поверхность улучшилась, и, несмотря на довольно частые механические неполадки на «Уизеле», нам удавалось проходить ежедневно более 30 миль . Два ведущих трактора шли связанные канатами (предосторожность, принятая из-за трещин), и я, делая далекий объезд сначала на юг, а потом на запад, тщательно следил за их движением. Около утеса Минна машины попали в область высоких заструг, но поверхность снега была довольно твердой; модифицированные «Фергюсоны» вовсю пользовались улучшенной тягой, и «Уизелу» приходилось очень стараться, чтобы не отстать от них. Мы обогнули утес Минна с облегчением: это значило, что нам удалось благополучно избежать все трещиноватые участки и можно хотя бы короткое время отдохнуть.

В «Уизеле» все время приходилось устранять неполадки; очевидно, требовался ремонт важных частей. Я сожалел, что недостаток времени не позволил нам произвести капитальный ремонт двигателя зимой. Находясь теперь примерно в 50 милях от Скелтонского склада, мы решили попробовать сделать бросок к нему, предполагая произвести там ремонт. В течение 13 часов машины непрерывно шли вперед, к высоким вершинам гор Уэстерн и выводу ледника Скелтона. Мы шли всю ночь, и полуночное солнце, которое теперь было как раз над горизонтом, светом и тенью выпукло обрисовывало волны заструг. Уши наши привыкли к монотонному гудению двигателей, мороз проникал сквозь теплую одежду на пуху, а мы сидели согнувшись над рулем в наших нетопленых кабинах. После трех часов такой езды чувствуешь себя слишком измученным, чтобы продолжать путь; сидя в теплом «камбузе», все четверо наскоро варили себе чашку горячего какао и еду, чтобы подкрепиться. А потом опять гнали вперед. Я настороженно следил, не появились ли уже две группы больших трещин, охранявших с обеих сторон вход в ледник Скелтона, и сделал большой зигзаг, чтобы обеспечить проезд прямо между ними.

20 октября в 6 часов утра машины уже ехали, подпрыгивая по твердой бугристой поверхности, под утесами острова Тилл, находящегося у южной стороны ледника. Впереди, на белом пространстве ледника, появилась крохотная черная точка. Накануне на ледник были переброшены по воздуху Миллер, Марш и Бэйтс с двумя собачьими упряжками, и ясно было, что эта точка — их лагерь. Тракторы прогремели последние несколько миль на максимальной скорости, и вскоре послышался вой собак, почуявших наше приближение. В 7 часов машины подъехали к Скелтонскому складу, и я с удовлетворением констатировал, что за нами первые 180 миль . Это была счастливая минута. Поздоровавшись с товарищами, мы согревались чашками горячего чая, которые они совали нам в руки.

Два дня Бэйтс и Эллис возились с «Уизелем». Они обнаружили, что сломался валик привода распределителя, и казалось просто чудом, что удалось пройти последние 50 миль . Над машиной водрузили грубо сколоченную треногу из деревянных балок, которые были взяты с базы на случай,

если потребуются операции по извлечению машины из трещин. На треногу повесили блок с цепью, и, когда двигатель отсоединили, его сияли с рамы, чтобы добраться до сломавшейся части. Вынули поломанный валик, и Бэйтс починил его. Затем снова поставили двигатель на место. Нам повезло, что эта большая операция производилась в сравнительно мягкую погоду, иначе работа была бы мучительной. Пробная поездка на «Уизеле» показала, что двигатель работает удовлетворительно, но обнаружилось несколько второстепенных неисправностей, в том числе поломка пружины; поэтому необходимо было еще задержаться.

Утром 22 октября Миллер и Марш нагрузили свои сани, запрягли собак и отправились вверх по леднику. Поздно днем мы закончили ремонт и около 5 часов тоже выехали. Впереди постепенно повышался шедший широкой дугой ледник, и, хотя было известно, что у подножия высоких скалистых обрывов тянутся вдоль обеих сторон долины непрерывные трещины, я рассчитывал на основании сообщений осенней партии, что середина ледника, по крайней мере первые 25 миль , от трещин свободна. Поверхность оказалась очень твердой и крайне неровной. Транспортные машины и сани ломались и корежились, но «Фергюсоны» были здесь в своей стихии, и каши машины покрыли за четыре с половиной часа 18 миль до лагеря отряда с собачьими упряжками. У Миллера и Марша был горячий день: несколько раз они скатывались с саней, вылетали из них от толчка на скользкую поверхность и влезли наконец в спальные мешки до предела усталыми. Когда мы разбили лагерь рядом с ними, нас настигла непогода, и очень сильный ветер, гнавший снег, закрыл от нас все вокруг.

24 октября было днем отдыха, так как туман, снег и внезапные свирепые порывы ветра со скоростью до 25 метров в секунду делали всякую езду невозможной. Из-за полной белой тьмы ходить вокруг лагеря было рискованно: это приводило несколько раз людей к падению из-за невидимых заструг. Следующее утро оказалось уже не столь плохим, но ветер продолжал дуть. Однако к полудню погода значительно улучшилась, и я решил свернуть лагерь и двинуться дальше. В час дня выехали собачьи упряжки и скоро скрылись в облаках возобновившейся метели. Тракторы вышли на полчаса позже и тоже, едва пройдя 100 ярдов , оказались окутанными слепящей пеленой снега. Поверхность была крайне неровной, мы плохо разбирали, куда идем, но упорно продолжали ехать и в первый час покрыли пять миль. Пройдя это расстояние, машины вышли на чистый лед в средней части ледника Скелтона, и здесь на нас во всю мощь навалился ветер. Устоять на скользкой поверхности, если не держаться крепко за трактор или сани, было невозможно, но силу этого ветра искупала та особенность, что метель стала уже не столь густой и время от времени на короткий миг открывались вершины.

Мы не видели Миллера и Марша, и я несколько беспокоился, все ли у них благополучно. Я проехал немного назад, чтобы поискать их, но скоро убедился, что шансы найти их ничтожны. Я решил, что они, должно быть, сделали остановку и разбили лагерь где-то позади нас. Ветер дул вниз по леднику, наш маршрут пролегал прямо против ветра, но это была единственная дорога, по которой было возможно двигаться по ледяной поверхности. Мои спутники согласились продолжать путь в этих крайне неприятных условиях. Два часа мы боролись с пургой. Вершины вокруг виднелись настолько, что можно было ориентироваться по ним. Ветер стал умереннее, и это, к счастью, совпало с моментом, когда мы вошли в область трещин. Они были ясно видны на твердой поверхности, но ширина их редко превышала два или три фута. Объезжать их оказалось невозможным, и машины продолжали двигаться извилистым путем, пересекая трещины в самом узком месте. Иногда перемычки выдерживали тяжесть наших тракторов, ко обычно водитель чувствовал сильнейший толчок и благополучно оказывался на той стороне, оставив позади себя зияющую дыру. Хотя было ясно, что трещины не в состоянии поглотить трактор, но все-таки такая езда порядком изводила нас, и все обрадовались, когда, пройдя несколько миль, оставили трещины позади и начали спокойно подниматься кверху. Лагерь разбили в 8 часов на твердом снегу, покрыв 19, 5 мили . Ветер к этому времени упал до свежего бриза, и мы могли оценить великолепие картины окружающих гор.

Впереди простиралась самая крутая часть ледника. Главный поток льда спускался огромным ледопадом налево от нас, а справа, следуя кружной дорогой, можно было подниматься по гораздо более пологой его части. Ледник высился двумя громадными ступенями, которые мы назвали Нижним и Верхним маршами лестницы, а в середине лежал довольно плоский участок, и его назвали Площадкой. Я знал, что если снег на крутых участках окажется очень мягким, то он сильно задержит нас, хотя я твердо решил добираться доверху и если понадобится, то с помощью лебедки. Утром наш выход запоздал из-за сильного ветра и густой метели, но в 1 час 30 минут дня машины двинулись и начали с трудом взбираться наверх. К нашей радости, поверхность оказалась не слишком мягкой и давала машинам возможность развить удовлетворительную тягу. Объезжая трещиноватые участки, тракторы устойчиво набирали высоту, и только на самых крутых склонах пришлось перевозить грузы «челноком». Яркое солнце, чистое небо, легкий ветер и великолепный вид — счастливое сочетание, и, несмотря на напряженность, неизбежную при езде на машинах по изрезанной трещинами местности, мы по-настоящему наслаждались всем этим. К концу дня машины прошли Нижний марш. Лагерь разбили на Площадке, на высоте 2680 футов . За день машины покрыли расстояние 12 миль .

Я все еще несколько беспокоился о Миллере и Марше и о их собачьих упряжках, так как большую часть рационов везли мы. Поэтому я решил подождать на Площадке, пока они нас не догонят. Остановка дала нам превосходную возможность выполнить те бесчисленные малые работы и на машинах, и на санях, которые всегда откладывались.

Все же я почувствовал громадное облегчение, когда во второй половине дня услышал веселые крики каюров, медленно въезжавших в лагерь. Как я и подозревал, они были вынуждены разбить лагерь вскоре после того, как расстались с нами во время бури. К их крайнему огорчению, наши тракторы прошли мимо в 30 футах от них, но мы их не заметили, а затем машины исчезли в метели. Они двое с трудом поставили палатку в завывавшей кругом снежной буре, и прошло много часов, пока они оказались хорошо укрытыми от нее. Когда непогода утихла, упряжки очень быстро догнали нас.

Наше настойчивое стремление быстро идти вперед еще раз потерпело неудачу. Резкое повышение температуры до — 18° сопровождалось снегопадом и влажным туманом в течение целого дня. 28 октября я поставил будильник на 4 часа 15 минут утра, чтобы выйти рано, но стоял еще густой туман. В течение следующего часа погода немного улучшилась, и мы стали готовиться к выходу. Условия погоды были невыносимые: сплошная облачность и полная белая тьма. К тому же отрезок пути впереди нас был самым трудным из всех и требовал искусного маневрирования, чтобы избежать частых и обширных трещиноватых участков. Но мы уже и так задержались, и я считал, что с идущими впереди собачьими упряжками при общей осторожности люди не подвергаются большой опасности.

Собаки выехали в восемь, а тракторы часом позже. Весь день мы неуверенно ползли по невидимой поверхности: скалистые обрывы появлялись и исчезали, дорога все время держала нас в напряжении и тревоге. Миллер и Марш великолепно работали на собаках, и хотя они скоро исчезли из виду, но машины шли по их надежным следам много миль; впрочем, из-за белой тьмы приходилось часто слезать с трактора и приглядываться к снегу, чтобы различить колею. Мы потеряли их след около горы Степасайд-Спер и двинулись дальше на собственный страх. В тумане по обе стороны пути виднелись участки трещин, но наши машины продолжали осторожно продвигаться. Видимость еще ухудшилась, и я уже было решил разбить лагерь, когда заметил флаг, оставленный партией на собаках. Мы пошли дальше, перевозя грузы «челноком» на более крутых участках, и наконец вышли из Верхнего марша на склон, переходящий далее в фирновое поле ледника Скелтона. Впереди показалась черная точка, и через час наши машины уже стояли рядом с палаткой каюров на высоте 5000 футов . День был трудным, но самое худшее осталось позади, и я чувствовал удовлетворение, зная, что маршрут оказался вполне годным для тракторов.

Ночью ветер опять посвежел, к тому же стоял жестокий мороз. Утром условия погоды делали невозможной езду на собаках, и я решил выехать на тракторах, так как считал, что на некоторое время мы избавились от трещин. Езда прямо против ветра и при густо падающем снеге, уничтожавшем всякую видимость, была неприятным делом, особенно при температуре около — 35°. За три часа машины взобрались наверх по последнему из крутых склонов и шли быстро по слабому уклону фирнового поля. Ветер значительно ослабел, и снова светило солнце. В половине третьего в небе послышался рев — это Клейдон на «Бивере» пролетел над нами. В следующее мгновение сверху упал мешок, и все ринулись подбирать почту. Клейдон сообщал, что он только что высадил Айрса и Карлайона около «слада „Плато“ и что они там разбили лагерь, в котором у них несколько собак. Остальные собаки и оборудование будут доставлены по воздуху, когда позволит погода. Это были великолепные новости. Клейдон с ревом пронесся назад, направляясь на базу Скотт, а наши машины поехали дальше, к краю фирнового поля.

В течение еще двух дней мы испили полную чашу сильных ветров, метелей и морозов, втаскивая наверх грузы по твердому неровному склону, ведущему от фирнового поля ледника Скелтона на полярное плато.

30 октября при температуре — 36° и порывах ветра, достигающих 25 метров в секунду, удалось пройти только две с половиной мили, борясь за каждый дюйм продвижения. Но утро 31 октября было хорошее и солнечное, а термометр поднялся до — 30°. Нам пришлось проделать трудную работу, чтобы привести в движение наши машины после плохой ночи с ветром и снегом, но в 11 часов они уже были в пути. Я воспользовался тем, что небо очистилось, чтобы определить наше положение по окружающим вершинам и солнцу. Хорошо, что я успел это сделать, так как после короткого пробега тракторы попали в неприятный туман при ветре, однако все же могли продолжать езду по неровностям заструг. Трудно было держаться правильного курса, но я знал, что машины быстро приближаются к лагерю Айрса и Карлайона. Когда туман рассеялся, я с удовлетворением увидел впереди, в нескольких милях, их палатку. Вскоре наша партия уже ставила палатки рядом с ними; первый большой этап нашего похода закончился. Мы находились в 290 милях от базы Скотт, на полярном плато, на высоте 8200 футов , и все наши машины были пока в полном порядке. Тракторы не обманули наших надежд и более чем оправдали наши зимние труды. Редко бывало, чтобы я испытывал большее ощущение успеха.

Хотя мы покрыли расстояние почти 300 миль , но все еще были всего на 10 миль ближе к Южному полюсу, чем база Скотт, так как двигались на запад. Однако машины доставили к складу «Плато» 18 бочек бензина и достаточное количество продовольствия и керосина, чтобы обеспечить все летние операции. Машины прошли так хорошо, что я, не колеблясь, решил идти на них дальше на юг; наше положение было теперь прочным, потому что, случись авария с «Бивером», у нас уже сейчас имелось достаточно горючего с собой, чтобы доехать по меньшей мере до склада «480» и оборудовать его, снабдив всем, что требуется.

Я решил выехать из склада «Плато» с полным грузом на прицепных санях тракторов. Поэтому Клейдон и Крелфилд начали перебрасывать сюда по воздуху груз за грузом: бензин, масло, пищевые рационы для людей, собачий корм для партии Фукса и для нашей. Плохая погода постоянно мешала полетам; сильная облачность означала большой риск, так как при каждом полете самолет должен был пройти над горами Уэстерн высотой 13 000 футов . В моей тракторной партии произошло неприятное событие — двух ее членов постигли несчастные случаи, правда не очень серьезные: Малгрю сломал несколько ребер, а Эллис растянул связки на спине. Пришлось эвакуировать их обоих на базу. Должен был вернуться также и Болхем, чтобы продолжать свои биологические исследования. Вместо них прибыли Гоун и Райт, но и с ними мы имели лишь самый минимум людей — четырех водителей для четырех машин.

8 ноября четыре собачьих упряжки, которыми правили Миллер, Марш, Айрс и Карлайон выехали из склада «Плато». Как потом оказалось, они были очень тяжело нагружены, слишком тяжело. Чтобы продвигаться по мягкому снегу, они были вынуждены свалить большую часть своих грузов и оставить их на снегу — там их подберут тракторы. Каждый день они сообщали по радио о своем продвижении, которое шло медленно и требовало больших усилий. Несмотря на легкую нагрузку, езда по глубокому мягкому снегу была очень трудной; тяготы эти усугублялись ветром и температурой около — 40°. Вечером пятого дня партия разбила лагерь в 47 милях от склада, то есть проходила в среднем меньше 10 миль в день. В этот же вечер выехала и наша партия на тракторах. Мы тащили за собой общий груз в 11 тонн и едва могли с ним двигаться. Тракторы проползли 4, 5 мили , а затем засели на склоне, ставшем более крутым. Ничего не оставалось, как переправлять груз «челноком». К 15 ноября было пройдено всего 35 миль , и, чтобы покрыть даже это расстояние, машины сожгли большое количество бензина. Мягкий снег плюс потеря мощности, вызванная высотой местности, оказывались почти непреодолимыми для «Фергюсона». «Уизел» нес теперь большую нагрузку. На одном этапе «Уизел» тянул за собой пять тонн, в то время как три «Фергюсона», связанные в цепь канатами, тянули общий груз в 6 тонн. Наше потребление бензина было таким высоким, а продвижение столь медленным, что одно время казалось, будто поход на юг окончится позором. Но к нашему облегчению, когда машины повернули на юго-запад, поверхность удивительно улучшилась и тракторы «зажили новой жизнью».

Теперь мы, видимо, шли вдоль края большого бассейна с очень постепенным уклоном на восток к шельфовому леднику Росса. Следуя совету отряда на собачьих упряжках, я отклонился немного к западу от их маршрута и с успехом избежал нескольких тяжелых участков с трещинами. Поверхность была преимущественно твердая, обдутая ветрами, с бугристыми застругами, и нас непрерывно терзали сильный западный ветер и густой поземок. Температура при этом все время держалась ниже — 30°, и езда на наших плохо защищенных тракторах — нелегкое дело. Твердая поверхность была удобна, и тракторы начали проходить по 30 миль в день, но тяжело нагруженные сани ломались на неровностях.

19 ноября мы прошли в нескольких милях к западу от отряда, следующего на собачьих упряжках (плохая погода задержала его даже больше, чем нас), и продолжали быстро идти вперед. В течение нескольких дней наша партия пробиралась вперед при отвратительной погоде и по чрезвычайно неровной дороге, большую часть времени вслепую; однако нас очень подбодрило то, что удалось избежать всех участков, наиболее изрезанных трещинами. Но надеяться, что мы избежали их совсем, значило бы питать чрезмерные надежды. Ранним утром в воскресенье 24 ноября два наших трактора проломили перемычки над огромными трещинами и избежали катастрофы только по необычайно счастливой случайности. Мы обнаружили, что находимся в центре очень неприятного района, и отступили с большой осторожностью.

Никаких происшествий больше не случилось, машины только проломили перекрытия многих менее эффектных трещин. Мы направились на запад, пытаясь найти безопасный объезд, но освещение совершенно не давало контрастов, и наша партия застряла в другой группе трещин; две машины оказались на одной стороне 10-футовой щели, а две — на другой; между ними была очень ненадежная перемычка. Так как все основательно устали, то заночевали тут же, где стояли. На следующее утро видимость улучшилась, и, освеженные отдыхом, мы без труда разметили флажками дорогу через широкую полосу трещин. Ведя машины по этому маршруту, водители испытали несколько неприятных толчков, продавливая отверстия в некоторых перемычках, но все обошлось без серьезных последствий, и вскоре тракторы уже опять ехали по превосходной поверхности и, по нашим расчетам, быстро приближались к месту, где, как было намечено, должен будет находиться склад «480».

25 ноября, в 6 часов 30 минут вечера, мы достигли участка, подходившего для посадки самолетов, и решили, что это место нас устраивает. Участок этот находился в 210 милях от склада «Плато», на 79°00' южной широты и 148°00' восточной долготы.

Время пребывания у склада «480» партия провела с пользой. Основательно осмотрели и проверили тракторы, отремонтировали поломанные сани. В течение нескольких первых дней неблагоприятная погода не давала «Виверу» летать к нам, хотя грузы перебрасывались по воздуху на промежуточный склад, устроенный на шельфовом леднике Росса, у подножия ледника Дарвина. 28 ноября прибыли четыре собачьих упряжки. Теперь они двигались гораздо лучше и за предыдущие 8 дней проходили в среднем 16 миль в день. За ними во второй половине следующего дня прибыл на «Бивере» Клейдон, который нашел нас без труда, ориентируясь по сигналам нашего маленького пеленгаторного радиопередатчика. Наше авиасоединение переживало период бурной деятельности. Оно не только забрасывало запасы на южные склады, находившиеся на значительном расстоянии от базы Скотт, но доставляло также много продовольствия Северной партии.

Отряд Брука весьма успешно выполнил программу топографических и геологических работ в долинах вдоль морского берега Земли Виктории, пройдя на север до ледника Моусона, а затем приступил к поискам нового пути на полярное плато. На двух собачьих упряжках отряд взошел на ледник Дебенема, оттуда на ледник Миллера и, наконец, преодолевая большие трудности, взобрался вверх по леднику Маккая на плато. Хотя значительная часть похода была трудной, но они прибыли на плато в отличном состоянии. Теперь они ждали, пока «Бивер» доставит им еще продовольствие, чтобы продолжить выполнение второй половины программы — исследование горной цепи с западной стороны.

1 декабря Миллер и Марш выехали из склада «480» с легким грузом и начали разведку дороги к складу «700». Теперь уже было очевидно, что тяжесть похода на юг ляжет на тракторы, и стало возможно выделить две собачьих упряжки на дополнительные топографические работы. Айрс и Карлайон направились на восток, в горы вокруг ледника Дарвина. Клейдон с помощью самолета создал для них вспомогательный склад, и они планировали нанести на карту большой район между ледниками Мьюлока и Варна. Они намеревались закончить свою работу спуском с ледника Дарвина, а затем самолет должен был забрать их с шельфового ледника Росса. Тракторная группа оставалась у склада «480» для приемки грузов, доставляемых воздушным путем. В общем туда, на склад, доставили для Фукса 11 бочек бензина по 44 галлона и, кроме того, большое количество продовольствия и керосина. Эллис и Малгрю оправились от болезней и снова присоединились к моей партии, а Гоун вернулся на базу. Прибавление еще одного человека из летней партии — Маккензи — довело общую численность моей партии до шести — самая высокая цифра за все время, — и я рассчитывал, что нагрузка водителей машин очень облегчится.

6 декабря «Бивер» доставил последний груз, завершавший укомплектование склада, и в тот же вечер наша партия направилась на тракторах на юг. Твердо решив попытаться увеличить ежедневный пробег, мы вели машины по многу часов в день, и нам удалось за первые два дня покрыть 93 мили . Но такое напряжение оказалось слишком большим для «Уизела», и неприятный, скребущий шум в сцеплении и дифференциале заставил нас ожидать самого худшего. Ценой многочасовой усиленной работы над машиной Байте и Эллис ухитрились держать ее на ходу, но было очевидно, что развязка приближается, а запасные части у нас отсутствовали. Стремясь уменьшить наши нагрузки, я решил ввести промежуточный склад, и на торосистом участке на 81°30' южной широты устроил склад «Полдороги» с шестью бочками горючего. Мы находились в 130 милях от склада «480».

Ограничив груз «Уизела» только «камбузом», наша партия устремилась вперед. 10 миль тракторы гремели по твердым ледяным буграм и гребням, и, чем дальше мы шли, тем более убеждались, что находимся в районе, изрезанном трещинами. Несмотря на эти подозрения, провал ведущего трактора через первую снежную перемычку был, как обычно, неприятной неожиданностью; цепляясь за край трещины, машина вылезла на другую сторону, оставив за собой зияющую дыру, ведущую в бездонную глубь. Участок оказался неприятным, и хотя лишь немногие трещины имели ширину, значительно превосходившую четыре фута, но они были достаточно широкими, чтобы причинять нам большие неудобства и беспокойство. В связке с несколькими товарищами по походу я пошел пешком вперед, отмечая дорогу флажками; чтобы обойти широкие места трещин, нам пришлось идти извилистым путем. Затем мы вернулись и провели машины через этот участок; несмотря на то что я тщательно выбирал перемычки, к моменту, когда последняя машина прошла пояс трещин, позади нас осталась цепь открытых отверстий. Мы затратили восемь с половиной часов на проход через трехмильный участок, и когда в нескольких милях от него снова попали на линию огромных трещин, то решили, что на сегодня хватит, и разбили лагерь.

Бэйтс и Эллис сделали еще одну последнюю попытку восстановить «Уизел». Упорный подшипник в дифференциале развалился, а запасного у нас не было. Бэйтс изготовил временный подшипник из медного электрода для сварки, но, несмотря на всякие остроумные способы его охлаждения, подшипник быстро нагревался и оказался непригодным. Больше ничего нельзя было сделать. «Уизел» оставили, а всю его нагрузку разложили на прицепные сани «Фергюсонов». Жаль было бросать «Уизел»: хотя он и заставил нас возиться с механическими неполадками, но в районах мягкого снега был незаменим.

На протяжении следующих 90 миль нам пришлось очень тяжело. На дне каждого широкого чашеобразного углубления лежал глубокий мягкий снег, и партия вынуждена была медленно и с трудом перевозить по нему грузы «челноком»; я горько сожалел об отсутствии «Уизела». Твердая поверхность гребней очень часто бывала рассечена трещинами, заставившими нас пережить немало неприятных минут. Не доезжая семи миль до склада «700», мы чуть не потеряли трактор, провалившийся сквозь перемычку, но защитная аварийная балочка над водителем застряла в трещине и удержала машину. Днем 15 декабря мы покрыли несколько последних миль, чтобы достигнуть склада «700» и соединиться с Миллером и Маршем. Какое это было облегчение — отдохнуть и не думать о мягком снеге и трещинах!

Теперь партия находилась за пределами радиуса действия «Бивера», летавшего с базы Скотт. Поэтому, чтобы снабжать нас, авиаторы заложили вспомогательный склад у подножия залива Шеклтона и перебрасывали нам грузы оттуда «челноком». Вообще авиагруппа на маленьком одномоторном самолете выполняла просто поразительную работу. Значительная часть полетов проходила над горами и ледниками, где вероятность помощи в случае аварии была чрезвычайно мала. Но регулярно, как только позволяла погода, «Бивер» появлялся из-за восточного горизонта и садился на нашей неровной полосе, чтобы выгрузить все необходимое для склада. 20 декабря в конце дня прибыл последний груз; склад был укомплектован. Мы выполнили свои обязательства; позади нас до самой базы Скотт расположился ряд складов, полных запасами.

Главная задача была завершена, но я не намеревался пребывать в бездействии. Миллер и Марш уже отбыли на собаках, чтобы произвести общую съемку гор и ледников к востоку от ледника Бирдмора. Нужно было принять решение о будущей роли тракторов. Я сумел накопить 20 бочек горючего и находился всего в 500 милях от полюса. Наши тракторы работали вполне удовлетворительно, а все наши люди к этому времени стали уже опытными путешественниками. Партия все еще пребывала среди участков, изрезанных трещинами, и бросить работу здесь значило бы выполнить ее только наполовину. Я решил направиться на юго-запад, чтобы попытаться выйти совсем из зоны трещин, а затем, если запас горючего и состояние машин позволят, а транспортная партия не будет больше нуждаться в помощи, идти к полюсу или встретиться с Фуксом настолько близко от полюса, насколько удастся. Фукс известил меня 20 ноября, то есть за четыре дня до выхода из Шеклтона, что он все еще надеется достигнуть полюса до Нового года, и хотя трудно было понять, как это может быть выполнено, но если он выдержит этот срок, то мы встретим его, вероятно, милях в ста от полюса на нашей стороне.

20 декабря, в 8 часов 30 минут вечера, Эллис, Бэйтс, Малгрю, Райт и я покинули склад «700». Наши грузы были сведены к минимуму — три трактора тянули за собой только шесть тонн. Мы знали, что с этого момента можем рассчитывать только на свои средства и не можем позволить себе потерять ни одной машины. Наш маршрут на юго-запад позволил вполне удовлетворительно проехать 27 миль , и я уже поздравлял себя с благополучным объездом всех трещин, как ведущий трактор провалился в трещину и еле-еле выкарабкался на другую сторону. Мы потратили несколько часов на отыскание надежной дороги через этот участок и отметили все перемычки снежными столбами для партии Фукса. Еще 30 миль хорошей езды возродили наши надежды, но они снова оказались разбитыми, когда тракторы вошли в район огромных трещин. На всех этих трещинах имелись хорошие перемычки, но у нас произошло несколько неприятных происшествий, и мы чуть не лишились «камбуза», когда рухнула одна широкая перемычка.

Эта группа трещин оказалась последней, и, выйдя из нее, машины направились на юг. В течение следующих шести дней мы вели машины по многу часов, проходя в среднем свыше 40 миль в день. Наши тракторы постепенно поднимались все выше и дошли до высоты более 10 000 футов ; здесь их мощность упала до вызывающего тревогу уровня. Но пока поверхность оставалась твердой, с ней все же можно было справиться.

30 декабря партия находилась менее чем в 200 милях от Южного полюса. Наше продвижение затруднилось, когда машина опять вошла в область глубокого мягкого снега. Больше всего вызывало тревогу то, что резко возрос темп расходования нашего скудного остаточного запаса бензина. Временами мы двигались с трудом, хотя везли чрезвычайно легкий груз; один раз машины затратили шесть часов с лишним, чтобы покрыть расстояние всего в шесть миль. Требовались видимо, отчаянные меры; мы сбросили с саней все, без чего могли обойтись: продовольствие, керосин, запасные части для тракторов и даже запасные сани — все это было оставлено в виде склада, и партия продолжала идти безо всяких резервов. 2 января мы все еще были в 70 с лишним милях от полюса, и у нас на все три трактора оставалось ровно 180 галлонов горючего. Это достаточно как раз для того, чтобы туда добраться, если не потерять времени на его отыскание. А я не был вполне свободен от сомнений насчет наших навигационных расчетов! Мой довольно примитивный секстант с пузырьковым уровнем вряд ли можно было считать точным прибором, и он иногда немного капризничал.

Я решил сделать резкий бросок к полюсу. В течение следующих двадцати часов машины упорно шли вперед, лишь изредка проходя более трех миль в час. Каждые шесть часов я делал наблюдения солнца с помощью своего секстанта и наносил линию наших положений. К 8 часам утра 3 января мы покрыли 60 миль и напрягали зрение, отыскивая какие-нибудь признаки пребывания людей. Только что тракторы остановились для заправки горючим, как я вдруг заметил впереди темнеющую точку. Я свернул к ней и тут понял, что это флажок — веха. С облегчением я махнул остальным, чтобы они остановились, и выключил зажигание. Все очень устали, и, прежде чем двигаться дальше, необходимо было поспать.

4 января, вскоре после полудня, мы, проехав последние несколько миль по мягкому снегу, въехали на американскую станцию Южный полюс. Очень приятно было видеть дружеские лица, слышать приветствия и чувствовать, что можно отдохнуть. Наши тракторы, учитывая их ограниченные возможности, проделали путь замечательно, и все же мы были рады выкарабкаться из холодных сидений, зная, что наш 1250-мильный поход окончился.