Через Антарктиду

Глава 3 Разведка места для базы

В половине первого, в ночь на 24 января, «Терон» расстался с «Протектором» и снова повел атаку на Антарктиду. Мы намеревались следовать вдоль кромки льда на восток в надежде найти тот район более чистой ото льда воды, который позволил «Тоттану» достигнуть берега за три недели до нас. Весь день судно шло с постоянной скоростью 12 узлов по спокойному морю. В нескольких сотнях ярдов к югу от курса «Терона» ледяные поля внешнего края льдов колыхались и сталкивались друг с другом на небольшой волне, а мы, не желая входить во льды, пока не появится действительно чистая вода, постепенно отходили все дальше на север.

В эту ночь судно проложило себе дорогу на восток сквозь отдельные полосы несплоченного пакового льда, затем направилось на юго-восток, прямо к мысу Норвегия, где мы надеялись найти берег. Главная причина, почему нужно было держаться поближе к земле, заключалась в том, что мы хотели использовать заприпайную полынью, какая образуется летом вдоль берега под влиянием течения и дующих с суши ветров. Найдя эту «прибарьерную» полынью, можно было рассчитывать идти по ней далеко на юг, может быть даже до южного берега моря Уэдделла.

Утром 26 января мы встали, нетерпеливо ожидая в первый раз увидеть утесы берегового ледяного барьера. Летные условия казались идеальными, видимость — 10 миль, волнения не было, лишь небольшая рябь, такая, что самолет, поднимаясь на ней, обнажал лишь реданы поплавков. При приближении к берегу видимость снизилась до двух миль, и вскоре стало невозможно разглядеть мыс Норвегия сквозь несущиеся над водой снежные шквалы. Летать было определенно немыслимо, и так как мы не могли позволить себе тратить время на ожидание лучшей погоды, то повернули и пошли курсом на юг вдоль кромки широкой полосы сплошного льда, спаянного с невидимым берегом. В течение десяти последних дней облачное небо мешало нам определить свое местоположение по солнцу, и, так как не удалось увидеть мыс Норвегия, пришлось мириться с тем, что мы знали точку, где находились, лишь с точностью в 30 или 40 миль .

Сначала наносить положение ледяного барьера можно было только с помощью радара, так как берег нельзя было разглядеть из-за снега и плохой видимости, но скоро лед, спаянный с берегом, заставил нас отходить все дальше и дальше от барьера, пока наконец судно не оказалось идущим по чистому ото льда проливу шириной 20 миль примерно в 15 милях от берега. Повсюду вдоль нашего курса были разбросаны огромные столообразные айсберги, сидящие на грунте или плавающие. Особенное скопление их встретилось в том месте, где когда-то в море Уэдделла выступал на 50 миль огромный ледяной мыс Стенкомба — Уиллса, открытый Шеклтеном в 1915 году. Когда наше судно пересекало то место, где когда-то находился этот гигантский ледяной язык, мы были уверены, что множество стоящих на грунте и наклонившихся айсбергов представляют собой его разрушенные остатки.

К вечеру 27 января «Терон» находился милях в сорока к северу от Халли-Бей. В эту ночь судно шло при прекрасной погоде вдоль великолепного ледяного барьера, впереди которого лежал широкий пояс сплошного морского льда. В нашем воображении барьер казался похожим на меловые утесы Дувра с песчаным пляжем, отбеленным постоянным солнцем, а нежащиеся на солнышке тюлени напоминали пляжных отпускников.

Ледяной барьер представлял собой передний край шельфового ледника, массу льда на плаву, спаянного с берегом, и толщиной от нескольких сот до полутора тысяч футов. Поверхность шельфового ледника обычно ровная или слегка волнистая. Временами большие или малые массы льда отрываются от кромки и уходят в море в виде столообразных айсбергов.

При приближении к Халли-Бей начали появляться небольшие заливчики или расщелины в ровном ледяном барьере — стене шельфового ледника. Каждый из таких заливчиков сохранял свой маленький кусок морского льда, от которого почти до верха находившегося позади ледяного барьера тянулись, образуя склон, снежные наносы, но дорогу, ведущую на самый верх, мы увидели, только когда достигли бухты Халли-Бей. Наконец за мысом из 90-футовых ледяных утесов на краю морского льда показались две машущие руками черные фигурки.

Дэвид Далглиш и один член его партии, Джордж Лаш, вышли, чтобы проводить нас на базу, находящуюся милях в двух от берега и с моря невидимую. Скоро с «Терона» спустили лодку, чтобы она забросила ледовые якоря и доставила обоих к нам на борт. Пока мы обменивались приветствиями, одна партия спустила с борта «Остер», другая готовилась отправиться на охоту за тюленями, а еще одна принялась за обычный сбор льда для пополнения запаса воды.

Ясно было, что наша первая важная задача — установить с воздуха, можем ли мы тоже использовать Халли-Бей как место для устройства базы, если не удастся достигнуть шельфового ледника Фильхнера на южном берегу моря! Уэдделла. Халли-Бей — хорошее место для высадки, и координация работы двух экспедиций на одной площадке дала бы ряд преимуществ; оба наши комитета думали об этом еще на родине. С другой стороны, основав базу здесь, мы добавляли не меньше 200 миль к трансконтинентальному переходу. Хотя я твердо намеревался продолжать путешествие к югу, чтобы попытаться достигнуть запланированного местоположения нашей базы, было все же желательно уже сейчас установить, ведет ли от Халли-Бей приемлемая дорога в глубь материка. Если бы оказалось, что такая дорога есть, то мы знали бы по крайней мере, что существует удовлетворительная площадка для базы к северу от намеченного места. С другой стороны, если бы воздушная разведка показала, что местность вглубь от берега непроходима, то мы должны были бы для высадки использовать место к югу отсюда, даже если оно окажется крайне трудным.

Из-за низкой облачности Джон Льюис и я были вынуждены лететь на высоте от 800 до 1000 футов над поверхностью льда. Наш курс лежал на юго-восток к северному краю большого ледника Досона — Ламтона. Мы знали, что ледник этот доходит до моря к югу от Халли-Бей, и я подозревал, что он преградит нам путь на юг. В то же время я надеялся увидеть соединение плавающего шельфового ледника с материковыми льдами, так как можно было ожидать, что там окажется непроходимая, изрезанная трещинами область.

В полете, когда мы углубились от берега, можно было едва различать внизу на поверхности заструги, в то время как далекий горизонт периодически исчезал за обрывками облаков, под которыми летел наш «Остер». Но вот вдалеке стали заметны какие-то нарушения ровной поверхности, и вскоре мы уже летели над складчатой и трещиноватой зоной, тянувшейся на восток поперек направления нашего полета. Во впадинах между высокими гребнями льда в какой-то период таяния скопились лужи воды, лежавшие теперь голубыми пятнами замерзшего льда. Они подчеркивали непроходимость этого участка, отделявшего гладкую поверхность шельфового ледника от более высокой местности. Нигде не было видно скал.

Дальше к востоку был виден внутренний береговой край шельфового ледника, отмеченный поясом широких трещин, идущих с севера на юг. Вдали эти трещины соединялись с тянущимся на запад и на восток поясом, над которым мы летели. Хотя и не исключено, что более подробное исследование обнаружило бы дорогу через идущие с севера на юг трещины, но ясно было, что, устроив базу здесь, мы рисковали с самого начала повредить успеху экспедиции. Поэтому, еще находясь в воздухе, я решил, что только в самом крайнем случае мы устроим базу в Халли-Бей.

Несмотря на то что самолет летел на высоте всего 800 футов , облака все время закрывали от нас поверхность под нами. Наше судно стало сообщать, что над морем появились пятна тумана и видимость ухудшается. Мы неохотно отказались от мысли рассмотреть поближе трещины на материке и полетели обратно в Халли-Бей. Там на шельфовом леднике низко лежал холодный туман; он лился как беззвучный водопад через ледяной барьер и растекался по поверхности моря.

Я решил остаться здесь до середины следующего дня в надежде, что видимость улучшится и что полет далеко вглубь от берега окажется полезным. Такой полет не только дал бы нам решающую информацию; было бы не вредно и экспедиции Королевского общества лучше знать шельфовый ледник, на котором ей предстояло жить три года. По этой причине мы взяли в короткий полет в непосредственной близости от базы начальника экспедиции Далглиша. К середине следующего дня, когда подошел крайний срок нашего пребывания здесь, погода не показывала признаков достаточного улучшения, и от длительного полета в глубь территории, к сожалению, пришлось отказаться.

Экспедиция Королевского общества, поглощенная постройкой и оборудованием своего домика, жила пока в палатках и питалась однообразно путевыми рационами, предназначенными к использованию во время поездок на санях. Угостив на борту судна членов этой экспедиции завтраком и ленчем (вторым завтраком), мы перевезли их на берег и направились на юг в поисках более подходящего места для высадки. Погода над материком оставалась нелетной, но море было синее, гладкое, как стекло, солнце пригревало все сильнее, а наше судно шло мимо сверкающих утесов барьера, изрезанных омывающим их морем и украшенных сверху изогнутыми карнизами снежных наносов. Нигде не было видно морского льда, на блестящей воде плавало только несколько больших айсбергов. Идя прямым курсом, судно вскоре отдалилось от ледяного барьера, отступившего на восток и образовавшего нечто вроде залива. Мы теперь видели, что на протяжении около сорока миль сплошной ледяной барьер уступил место трещиноватым волнистым областям, которые, казалось, часто спускаются полого к поверхности моря. Всякую мысль о высадке в таких местах приходилось оставить из-за глубоких трещин в уходящих вглубь льдах, покрывавших всю эту область. Это была местность, описанная Шеклтоном под названием ледника Досона — Ламтона. Нам казалось, что в глубине находится высокий, покрытый снегом купол, с которого лед спускается по ряду террас к северу, югу и западу. Не видно было проступающих сквозь ледяной покров скал, хотя лед как будто лежал тонким слоем, сквозь который в любом месте скалы могли показаться.

К югу от ледника Досона — Ламтона, около 76°52' южной широты, мы вышли в область активного образования айсбергов, плавающих или разбросанных в беспорядке на грунте. В четырех или пяти милях от этого места судно Шеклтона «Эндьюренс» было затерто льдами и начало дрейфовать на северо-запад, пока в конце концов не было раздавлено ими. Отойдя немного дальше от берега, «Терон» мог пробираться сквозь западный край этой группы айсбергов. За ними широкая полоса свободной воды, по которой следовало судно, сменилась областью, забитой ледяными полями, но «Терон» все же мог прокладывать себе путь сквозь них. Наконец осталось только одно разводье, идущее на юг, и к нему капитан Маро повел судно, пробиваясь сквозь сеть сцепленных между собой ледяных полей. Достигнув прохода, мы обнаружили, что ширина его — около трех миль и что он уходит от берега, уклоняясь к юго-западу. По обе стороны чистой воды лед не был разломан, но характер его поверхности показывал, какие громадные силы действовали на лед в прошлом. Гладких участков не существовало, весь лед состоял из раздавленных, перевернутых глыб, острые углы которых выдавались на четыре-пять футов над общим уровнем поверхности. Больше всего это походило на вспаханное поле после первого прохода бороной, только увеличенное раз в двадцать.

К полуночи проход сузился до одной мили, а потом до 100 ярдов . Вода, казавшаяся под косыми лучами солнца гладкой, как стекло, покрывалась рябью от идущего полным ходом судка. Мы уже два часа шли между сплошным полем льда, спаянного с берегом, находящимся в 20 милях , и столь же массивной областью, тянущейся на запад до самого горизонта. Никогда еще я не видел такого толстого и так сильно искореженного льда, непроходимого для судна, — льда, который невозможно преодолеть никаким транспортом; даже пешком по такой хаотической поверхности нельзя было пройти больше одной-двух миль в день. Если бы ветер и течение, раздвинувшие лед, позволили ему снова сомкнуться, то даже прочно построенный «Терон» не выдержал бы его давления. Конечно, капитан Маро знал это, но он продолжал упорно идти на юг, решительно выполняя взятую на себя задачу.

К 5 часам утра мы закончили этот опасный переход и снова вышли в область сравнительно небольших и тонких ледяных полей, но они подвергались сжатию, и прошло некоторое время, прежде чем наступивший отлив ослабил его и позволил судну начать продвижение к берегу. Вдалеке мы разглядели два-три места, где снежные склоны, казалось, спускаются до уровня моря; к ним судно стало медленно пробираться. Мы считали, что сейчас находимся на 77°37' южной широты и, значит, недалеко от залива Фазеля и шельфового ледника Фильхнера у южного берега моря Уэдделла. Джон Клейдон полетел с капитаном Маро на ледовую разведку, и, к своему удивлению, они обнаружили, что судно находится всего милях в двадцати от залива Фазеля, а ледовые условия очень хорошие. Все же мы решили обследовать близлежащие места высадки и осторожно подвели судно почти вплотную к самому низкому месту среди ледяных утесов барьера. Здесь снежный склон понижался почти до уровня палубы «Терона», и можно было бы спустить на берег вездеходы и материальную часть. Однако склон был слишком крут и дорога наверх вилась среди участков с опасными трещинами. В общем место оказалось малопривлекательным.

Пока шло это обследование, Джон Льюис улетел на «Остере» с Дэвидом Стреттоном в разведывательный рейс в глубь территории. Они сообщили по радио, что на высоте более 500 футов трещины кончились и дальше широкая ледяная равнина простирается до покрытого снегом горного хребта, вырисовывающегося вдали. Сообщения воздушной разведки о морском льде и топографии глубинных территорий вместе с результатами обследования края льдов ясно показывали, что нужно двигаться дальше на юг и исследовать кромку шельфового ледника Фильхнера. Мы поэтому передали Льюису, чтобы он ждал нас в бухте Фазеля, и, не теряя времени, отправились в последний переход нашего путешествия, в течение которого мы прошли 2000 миль сквозь льды моря Уэдделла.

С первых дней планирования экспедиции название «залив Фазеля» ежедневно упоминалось как обозначение цели первого ее этапа. Хотя мы знали, что наша база будет построена где-то на обширном пространстве шельфового ледника Фильхнера, но название «залив Фазеля» точнее указывало цель, которой мы стремились достигнуть. Поэтому для меня по крайней мере, да, я думаю, и для всех моих спутников, это было волшебное название, выражающее достижение цели, настоящая «земля обетованная». Какое, однако, нас постигло разочарование, когда мы увидели впервые эту землю, да еще при плохом освещении, слабой видимости и усиливающейся облачности!

Волнующее зрелище для нас представляли только маленькие нунатаки: ведь это были единственные известные видимые скалы на всем берегу — от Земли Грейама в 500 милях к западу от нас и более чем на 1000 миль к северу и востоку. Но и эти нунатаки были лишь небольшими каменными плитами, диаметром самое большее в сотню ярдов, выступавшие маленькими темными пятнами на белой туманной поверхности, в которую сливались морской лед и ледники, снег и небо. Много раз позже мы ясно видели ржавые скалы, упорно противостоящие истирающему их напору бесконечных льдов — льдов, которые спускаются с крутых склонов вечно замерзшими каскадами, чтобы слиться с ледяным языком, непреклонно пробивающим себе путь в морской лед залива. Там с промежутками в несколько лет он отрывается и уплывает прямо на запад в виде небольших айсбергов.

Тотчас же после нашего прибытия мы спустили за борт на ледяной припай партии для охоты на тюленей, а Гордон Хэслоп и я полетели на запад вдоль барьера — шельфового ледника Фильхнера на поиски удобного места высадки. С воздуха нам было видно, что судно находится в нескольких милях от самого залива Фазеля, что он заполнен большим полем сплошного льда, простирающимся на север на значительное расстояние. Обращенная к морю кромка этого льда удлиненной кривой поворачивала на запад и приближалась к утесам шельфового ледника. Очевидно, лед стоял в таком положении уже много лет: мы видели множество прочно вмерзших в него старых полуразрушенных айсбергов. Сперва вид шельфового ледника Фильхнера не произвел не» нас никакого впечатления, так как наличие постоянного морского льда у подошвы ледника привело к тому, что утесы ледяного барьера покрылись снеговыми наносами. В самом деле, казалось, повсюду пологий склон шел от морского льда до верха шельфового ледника.

По мере того как самолет удалялся к западу, становилось видно, что кромки морского льда и шельфового ледника постепенно сходились и наконец синее море подошло к подошве ледника и вдаль снова потянулись высокие утесы барьера. Повернув обратно, мы полетели низко над морем вдоль кромки ледника, пытаясь оценить его высоту и крутизну склонов, так как от этого сильно зависела способность наших тракторов втащить запасы экспедиции на избранную для базы площадку. Высота, видимо, колебалась в пределах от 25 до 100 футов , но позже мы убедились, что несколько недооценили ее. Я выбрал несколько возможных мест высадки, наиболее подходящим из которых казалась точка на морском льду примерно в полумиле от той, где он кончался у самого шельфового ледника. Много позже оказалось, что выбор был неудачным.

В тот момент, однако, я был вполне удовлетворен найденным, и мы полетели дальше над шельфовым ледником в восточном направлении. Когда самолет приблизился к берегу собственно материка, внизу открылся хаотический пояс изломанного льда, от которого на запад тянулись громадные трещины, уходившие на три-четыре мили в шельфовый ледник. Хотя глубина этих трещин составляла не менее 100 футов , но их легко было бы обойти. По-видимому, самым серьезным препятствием на пути нашего движения к югу окажутся трещины в поясе шириной от одной до трех миль между шельфовым ледником и материковым льдом. Чем дальше мы летели, тем сильнее я начинал беспокоиться, так как, казалось, не было надежды прорваться сквозь эту сплошную сложную зону трещин. Наконец, когда мы углубились на 30 миль , я заметил сверкающую белую линию на юге. В бинокль было видно, что это ледяной обрыв, идущий с востока на запад и, видимо, соединяющийся с трещиноватой зоной, над которой летел самолет. Ясно было, что нужно продолжать полет до того места, где этот обрыв и зона сходились, так как, возможно, в углу между ними существует неизломанная зона.

Запас горючего нашего самолета, ограничивающий дальность его полета, подходил к концу, но Хэслоп продолжал лететь до тех пор, пока не оказался над западным концом большого обрыва, на который мы обратили внимание еще издали. Теперь стало видно, что этот обрыв — южная стена грандиозной трещины-ущелья, тянущейся на запад не менее чем на 20 миль и там теряющейся в низком облаке. На востоке глубокий ров трещины-ущелья сменялся широкими изогнутыми трещинами, но в одном месте гладкий снежный участок, видимо, образовал мост через трещиноватую зону, и казалось почти несомненным, что нам удастся пробиться на юг через этот сложный барьер, который в противном случае грозил сделать весь шельфовый ледник невозможным местом для нашей базы. Во время обратного полета мы передали капитану Маро сообщение, что он должен идти на запад вдоль кромки льда. Через три четверти часа «Остер» уже кружил над «Тероном», шедшим по широкому проходу чистой воды, и вскоре благополучно сел на покрытое рябью море.

Немного спустя судно пристало к выбранному для высадки месту и ошвартовалось. Почти тотчас же Дэвид Стреттон и другие сошли на берег, чтобы разведать дорогу через узкую полосу очень старого морского льда и дальше, вверх по склону снегового наноса у кромки шельфового ледника. Стреттон сообщил, что место для базы кажется идеальным, хотя на верху шельфового ледника есть трещины шириной от 12 до 20 футов . Но они, видимо, все старые и плотно забиты снегом.

Кен Блейклок должен был остаться начальником базы на предстоящий год и следующей весной совершить первые походы на юг по суше. И важно было, чтобы он лично осмотрел препятствия, которые ему придется преодолевать. Поэтому он слетал с Джоном Клейдоном на юг и смог осмотреть трещиноватую зону и глубокую трещину-ущелье.

Утром следующего дня, 30 января, началась разгрузка при температуре — 15° С и южном ветре со скоростью 10 метров в секунду. Оставалось еще выбрать окончательное место для базы. Базу решили назвать «Шеклтон» в память сэра Эрнеста Шеклтона, который в 1914 году отправился в экспедицию с той же целью — пересечь континент и намеревался устроить свою базу на том же месте или близко от того места, куда сейчас пристал «Терон».

Когда началась разгрузка, Дэвид Стреттон и я отправились пешком, чтобы взобраться на верх шельфового ледника и пойти в глубь материка с целью подыскать подходящую площадку для базы. Пройдя полмили поперек морского льда, лежащего перед ледником, мы начали искать удобную дорогу, по которой тракторы могли бы подняться вверх.

С воздуха нам казалось, что склон снегового наноса не только невысок, но имеет еще и слабый уклон. Теперь мы обнаружили, что он гораздо круче, и потратили порядочное время на отыскание умеренного уклона. В выбранной нами точке он был порядка 1: 8, но ближе к верху несколько круче. По дороге нам встретилось несколько трещин, но все они были заполнены снегом и выделялись только как широкие неглубокие впадины с узкими синими полосками разрыва вдоль краев.

Выйдя на верх ледника, мы оценили высоту, на которой находимся, приблизительно в 120 футов над уровнем моря (впоследствии она оказалась равной 150 футам ). Здесь ровную поверхность снега покрывал тонкий твердый наст (ветровая корка), сквозь который при каждом шаге проваливалась нога. Переминаясь на месте, мы быстро погружались в снег по колено. К югу поверхность на протяжении около трех четвертей мили постепенно повышалась, а затем спускалась в ложбину, чтобы затем снова подняться к гребню в полумиле дальше. Эта система гребней и долин, по-видимому, простиралась на юг беспредельно.

Для базы нам требовалось прочное основание на участке, свободном от трещин и так расположенном, чтобы оттуда были видны какие-либо отдаленные, хорошо различимые особенности местности. Мы хотели также иметь возможность видеть море, чтобы можно было ежедневно наблюдать образование, движение и рассеяние морского льда.

Чтобы проверить плотность поверхности, мы протыкали снег длинными тонкими алюминиевыми стержнями. Оказалось, что толщина зернистого, неуплотненного снега на вершинах гребней около трех с половиной футов, а в ложбинах между гребнями — примерно 10 футов . Когда мы достигли вершины третьего гребня, море к северу от нас исчезло из виду и выдающийся ориентир, образуемый белой стеной, высоких ледяных утесов в 20 милях к западу, тоже скрылся.

В 28 милях к востоку мы все еще видели четыре темных пятна — скалы, выступающие на вертикальной поверхности льда недалеко от залива Фазеля.

Мы повернули назад, придерживаясь того же маршрута, пока снова не увидели и белые утесы, и море. К этому моменту мы уже дошли обратно до первого гребня, и нужно было решать, будет ли это место не только подходящим для постройки, но и безопасным. Известно, что от шельфовых ледников отделялись айсберги длиной от 50 до 100 миль и в 1912 году Фильхнеру, который первым достиг южного берега моря Уэдделла, пришлось разбирать свой домик, когда его унесло в море как раз на таком ледяном массиве. Наша воздушная разведка показала, что, вероятно, первым участком шельфового ледника, который отделится, будет ледник вблизи залива Фазеля. Но это, по-видимому, вряд ли произойдет скоро, и мы были уверены, что выбранный нами участок ряд лет останется непотревоженным.

Решено было поэтому строить базу на первом же повышении местности к югу от кромки шельфового ледника, на расстоянии около одной мили от моря. Впоследствии мы установили, что площадка базы находилась на высоте 195 футов над уровнем моря, что толщина льда под нами равнялась 1500 футам и он плавает на воде глубиной 3000 футов .

Так мы закончили разведку места для базы. Следующей нашей задачей было как можно скорее разгрузить «Терон» и приступить к постройке домика раньше, чем приближающийся холодный сезон заставит «Терон» уйти.