Черная Дорога

Глава 11

Дэррик, закинув руки за голову, лежал на своей койке на борту «Одинокой звезды», пытаясь не думать о снах, преследующих его вот уже две ночи. В этих снах Мэт был все еще жив, а сам Дэррик жил со своими родителями при мясной лавке в Дальних Холмах. А ведь с тех пор, как сбежал, Дэррик ни разу туда не возвращался.

Мэт, однако, при случае навещал свою семью: садился на торговые корабли или даже подписывал временный контракт охранника груза, испрашивая во флоте Западных Пределов отпуск. Дэррик всегда подозревал, что Мэт наведывался домой, к семье, не так часто, как ему хотелось бы. Но Мэт считал, что у него еще куча времени. Таков уж был его характер: он никогда и ни с чем не торопился, зная, что всему свое время и свое место.

А теперь Мэт никогда уже не вернется домой. Дэррик справился с накатившей болью прежде, чем она сумела улизнуть из-под его контроля. Этот контроль давно уже стал тверд как камень. Он выстраивал его тщательно, от побоев к побоям, от одних сказанных отцом жестоких слов к другим, пока контроль не окреп и не стал надежен, как кузнечная наковальня.

Он повернул голову, чувствуя, как от движения сразу заломило спину, шею, плечи, – последствия восхождения на гору позапрошлой ночью. Зато теперь он видел иллюминатор, за которым поблескивала изумрудно-голубая вода Западного Залива. Судя по тому, как лучи падают в океан, сейчас полдень – почти полдень.

Лежа на своей подвесной койке, медленно дыша, успокаивая себя и контролируя боль, угрожающую перехлестнуть возведенные им границы, он ждал. Он пытался считать удары сердца, ощущая, как отдаются они в голове, но, когда пробуешь измерить время, ожидание становится слишком трудным. Лучше оцепенеть, не шевелиться и не позволить ничему касаться себя.

Потом послышалась боцманская дудка. Она издавала пронзительный дребезжащий свист, отчего-то кажущийся приятным по сравнению с непрерывным плеском океана, созывая экипаж.

Дэррик закрыл глаза и попытался ничего не представлять, ни о чем не вспоминать. Но кислый запах заплесневевшего сена на чердаке над стойлами, в которых отец держал животных, ожидающих ножа мясника, заполнил его ноздри. И перед глазами Дэррика мелькнул Мэт Харинг, девяти лет от роду, в одежде, которая была ему слишком велика, спрыгнувший с крыши и приземлившийся на сеновале. Мэт взобрался по дымоходу коптильни, примыкающей к сараю за мясной лавкой, и проделал дырку в крыше, чтобы попасть на чердак.

Эй, - сказал Мэт, роясь в карманах болтающейся на нем рубахи и извлекая сыр и яблоки, – что-то я вчера тебя нигде не видел. Вот я и подумал, что найду тебя тут.

Стыдясь, что все тело его покрыто синяками, Дэррик попытался рассердиться и прогнать друга. Однако трудно быть убедительным, когда вынужден вести себя очень тихо. Повысить голос, привлечь внимание отца, дать ему знать, что кто-то еще осведомлен о наказании, – нет, это невозможно. И когда Мэт выгрузил яблоки и сыр, добавив еще и увядший цветок, задачей которого было придать пиршеству более торжественный, а может, шутливый вид, Дэррик не сумел притвориться и найти отговорку, и даже смущение не обуздало его голод.

Если бы отец проведал о визитах Мэта, Дэррик знал, что никогда бы больше не увидел друга.

Моряк открыл глаза и уставился в потолок. Вот он и не увидит его больше. Дэррик впал в холодное оцепенение, которым прикрывался, когда чувствовал, что больше не выдержит. Он надел его как доспехи, где каждая часть идеально подогнана к другой. Все, в нем больше нет места слабости.

Дудка заиграла снова.

Дверь в офицерский кубрик открылась без предупреждения.

Дэррик не повернулся. Кто бы это ни был, он может убираться, так будет лучше для всех.

– Офицер Лэнг, – произнес звучный властный голос.

Рефлекс победил боль потери и стены, воздвигнутые Дэрриком, – он поспешно извернулся на койке, ловко выпрыгнул из нее, хотя корабль именно в момент зарылся носом в набежавшую волну, и приземлился на ноги уже весь внимание.

– Я, сэр, – быстро отозвался Дэррик.

У входа стоял капитан Толлифер – высокий крепкий мужчина на исходе четвертого десятка. Седина чуть тронула пышные бакенбарды, обрамляющие очень чисто выбритое лицо. Волосы капитана, как и положено, были собраны в косицу, а одет он был в свою лучшую форму флота Западных Пределов – зеленую с золотыми петлицами. В руках капитан держал треуголку. Сапоги его сияли, как только что отполированное черное дерево.

– Офицер Лэнг, – сказал капитан, – вы случайно не проверяли в последнее время слух?

– В последнее время – нет, сэр. – Дэррик застыл по стойке «смирно».

– Тогда я настаиваю, чтобы по прибытии в порт Западных Пределов послезавтра – да будет на то воля Света – вы доложились доктору и прошли обследование.

– Так точно, сэр. Я так и сделаю, сэр.

– Я упомянул об этом, офицер, – пояснил капитан, – потому что сам ясно слышал сигнал «свистать всех наверх».

– Да, сэр. Я тоже слышал.

Толлифер пытливо приподнял бровь.

– Я подумал, что могу быть освобожден от этого, сэр, – сказал Дэррик.

– Это похороны члена моей команды, – твердо проговорил Толлифер. – Человека, погибшего смертью храбрых при выполнении своих обязанностей. Никто не может быть освобожден от этого.

– Прошу прощения, капитан, – ответил Дэррик, – я подумал, что мне можно не присутствовать, потому что Мэт Харинг был моим другом.

И я был одним из тех, из-за кого он погиб.

– Место друга рядом с другом.

Голос Дэррика остался ровен и бесстрастен, и он радовался, что и внутри у него все точно так же.

– Я ничего больше не могу для него сделать. Тело, лежащее на палубе, – это не Мэт Харинг.

– Вы можете для него встать, офицер Лэнг, – сказал капитан, – встать перед его соратниками и друзьями. Я полагаю, господин Харинг ожидал бы этого от вас. Как он ожидал бы от меня этого разговора с вами.

– Да, сэр.

– Так что я полагаю, вы сейчас приведете себя в порядок, – кивнул капитан Толлифер, – и относительно быстро подниметесь наверх.

– Так точно, сэр.

Даже при всем уважении к капитану и страхе потерять место Дэррик едва сдержал едкий отказ, пришедший ему на ум. Горе по Мэту было его собственным, оно не принадлежало флоту Западных Пределов.

Капитан развернулся, чтобы уйти, но остановился у двери и заговорил, серьезно глядя на Дэррика:

– Я терял друзей, офицер Лэнг. Это всегда тяжело. Мы организуем похороны, чтобы проводить их достойно. Это делается не для того, чтобы забыть, но чтобы отдать друзьям последний долг и помочь им занять вечное место в наших сердцах. В мире рождается не так уж много людей, которые никогда не должны быть забыты. Мэт Харинг – один из них, и я горжусь, что служил вместе с ним и знал его. Я говорю это не как командир, который обязан соблюдать порядок и процедуры на борту своего корабля, просто хотел, чтобы вы знали это.

– Спасибо, сэр, – проговорил Дэррик.

Капитан надел шляпу:

– Я дам вам время, чтобы подготовиться, офицер Лэнг. Разумное время. Пожалуйста, поторопитесь.

– Да, сэр.

Дэррик смотрел вслед капитану, чувствуя, как закипает в нем боль, превращаясь в гнев, притягивающий к себе как магнит всю старую ярость, сдерживаемую так долго. Он, дрожа, зажмурился, потом сделал долгий выдох и снова загнал эмоции внутрь.

Открыв глаза, он сказал себе, что ничего не чувствует. Если ты ничего не чувствуешь, тебе невозможное причинить вред. Этому его тоже научил отец.

Механически, игнорируя даже физическую боль, не отпускающую его тело с той ночи, Дэррик подошел к изножью своей койки и открыл рундучок. После бегства из порта Таурук он еще не приступал к своим корабельным обязанностям. Впрочем, как и весь экипаж, за исключением Малдрина, который просто не мог валяться в постели, когда столько всего нужно сделать.

Дэррик достал чистую форму, быстро побрился опасной бритвой, умудрившись не порезаться слишком сильно, и оделся. На борту «Одинокой звезды» находилось еще три младших офицера; он среди них был старшим.

Натянув белые перчатки, требуемые официальными церемониями, он вышел на палубу, глядя мимо смотрящих на него людей. Он был безучастен и недоступен. Они ничего сегодня не увидят, потому что видеть нечего. Ему отдавали честь – он сноровисто салютовал в ответ.

Полуденное солнце висело высоко над «Одинокой звездой». Яркие лучи падали в море, поблескивая в сине-зеленых впадинках волн между белыми барашками, как рассыпанные самоцветы. Снасти поскрипывали, паруса хлопали на ветру, – корабль стремился к Западным Пределам, неся вести о гибели пиратского главаря и невероятном возвращении демона в мир людей. Команда «Одинокой звезды» почти ни о чем больше и не говорила после возвращения на борт спасательного отряда, и Дэррик знал, что все Западные Пределы скоро загудят, повторяя новость. Невозможное случилось.

Дэррик занял свое место рядом с тремя другими младшими офицерами в первом ряду матросов. Все трое были много младше его – одному еще не было и пятнадцати, но он уже стал командиром, потому что его отец купил ему чин.

Негодование на миг полоснуло по сердцу Дэррика, когда они встали рядом с накрытым знаменем телом Мэта, лежащим на широкой доске, балансирующей на поручнях баркаса. Никто из этих мальчишек не заслужил места, которое занимал; они не истинные моряки, не такие, каким был Мэт. Дэррик избрал свой путь, он делал карьеру и стал офицером, когда ему предложили, но Мэт был не такой. Капитан Толлифер не считал нужным повысить его в звании, хотя Дэррик никогда не понимал почему. Как правило, такое продвижение мало что значило, тем более на борту своего корабля. Но капитан Толлифер продвигал других.

Офицеры, стоящие рядом с Дэрриком, не испытали на своей шкуре боцманского хлыста за то, что не исполнили приказ капитана или исполнили его не полностью. А Дэррик прошел через это, снося телесные наказания и обиды со стойкой решимостью, которой обучил его отец. Дэррик не боялся взять на себя командование в бою, действуя даже наперекор приказам. В самом начале подобное поведение влекло за собой лишь порку – суровые капитаны отказывались признавать его переосмысливание их команд, но при капитане Толлифере Дэррик, наконец, получил заслуженное признание.

А Мэта никогда не интересовал чин офицера. Онполучал удовольствие от нелегкой жизни матроса.

Все эти годы, которые они ходили вместе на кораблях флота Западных Пределов, Дэррик часто думал, что должен заботиться о Мэте, присматривать за своим другом. Но, глядя на завернутое в простыню тело перед собой, Дэррик понял, что Мэта никогда особенно не интересовало море.

Что бы ты делал? Чем бы занимался, если бы я невтянул тебя в это? Вопросы повисли в мозгу Дэррика, как чайки, парящие в небе. Он оттолкнул их. Он не мог позволить боли и смятению вернуться.

Капитан Толлифер стоял у кормовой башни, ветер трепал за его спиной длинный военный плащ, когда заиграли дудки. Рядом с ним застыл мальчик – Лекс, племянник короля. Когда все умолкло и последнее эхо грустной ноты унеслось прочь, капитан произнес хвалебную речь, со спокойным достоинством рассказав о службе Мэта Харинга, его преданности флоту Западных Пределов и о том, что он отдал жизнь, спасая королевского племянника. Несмотря на перечисление фактов, речь получилась официальной, практически обезличенной.

Дэррик вслушивался в гудение слов и крики чаек, вьющихся над «Одинокой звездой» в надежде на то, что за борт выплеснут ведро с объедками. Погиб, спасая племянника короля. Вот, значит, как. Мэт был убит из-за дурацкой случайности и из-за того, что беспокоился обо мне. Я убил его.

Дэррик обвел взглядом собравшийся на палубе экипаж корабля. Несмотря на все события позапрошлой ночи, Мэт оказался единственным погибшим. Возможно, кто-то из команды, как и Малдрин, полагал, что это всего лишь невезение, но Дэррик знал, что некоторые винят именно его – за то, что слишком долго оставался в пещере.

Когда капитан Толлифер перестал говорить, дудки снова заиграли, и скорбный звук разнесся по палубе. Малдрин в белоснежном кителе, который он надевал только в дни, когда на судно являлась инспекция или когда корабль входил в порт Западных Пределов, шагнул к накрытому флагом телу Мэта и замер сбоку. Пятеро матросов присоединились к нему.

Дудки продолжали играть, выводя прощальный напев, который желал слушателям мирного путешествия. Его знали в каждой приморской провинции, куда заглядывали моряки.

Мелодия умолкла, и Малдрин посмотрел на Дэррика: в серых глазах старика ясно читался вопрос. Дэррик взял себя в руки и едва заметно кивнул.

– Что ж, ладно, парни, – прошептал Малдрин. – Вы уж полегче и со всем возможным уважением.

Первый помощник подхватил доску, на которой покоилось тело, и приподнял ее, наклоняя; остальные пятеро – двое с той же стороны, что и он, трое с другой – присоединились к нему. Малдрин придерживал знамя Западных Пределов. Можно накрыть им мертвеца, предназначенного морю, но флаги так просто за борт не выбрасывают.

Одновременно Дэррик и прочие офицеры повернулись направо, а спустя полсекунды за ними последовали и остальные моряки. Все замерли по стойке «смирно».

– Пусть каждому, погибшему за Западные Пределы, – произнес капитан, – будет известно, что Западные Пределы живут за него.

Офицеры и экипаж хором повторили ритуальную фразу.

Дэррик ничего не сказал. В каменном молчании он наблюдал, подавляя тлеющие в груди чувства. Ничто не всколыхнулось в нем, когда завернутое в саван тело Мэта выскользнуло из-под флага Западных Пределов и, подняв фонтан брызг, рухнуло в катящиеся за бортом волны. Камни, привязанные к ногам, увлекли тело в сине-зеленую пучину моря. Белый погребальный покров еще некоторое время был виден.

А потом, не успел еще корабль отплыть, исчез и он.

Дудки заиграли отбой, и люди начали расходиться.

Дэррик подошел к поручням, легко справляясь с качкой, бросающей корабль то вверх, то вниз, – а ведь в самом начале он невыносимо страдал от морской болезни. Он смотрел на океан, но не видел его. Запах крови и гнилой соломы в сарае отца раздражал ноздри и уводил разум далеко-далеко от корабля и моря. Сердце болело, ощущая грубость кожаной плетки, которой наказывал его отец, пока его не стали удовлетворять лишь удары кулаков о тело Дэррика.

Но он заставил себя ничего не чувствовать, не замечать даже ветер, хлещущий по лицу и треплющий волосы. Большую часть своей жизни Дэррик провел в оцепенении. Было ошибкой отступать от этого.

Ночью не евший весь день Дэррик, который не пожелал спускаться в кают-компанию с остальными и отвечать на нелегкие вопросы товарищей, отправился на камбуз. Кок обычно оставлял на медленном огне котелок с густой похлебкой для вахтенных.

За длинным столом, за которым обычно ужинал посменно экипаж, дремал молоденький юнга-поваренок. Дэррик сам налил себе в жестяную миску наваристый суп. Очнувшийся поваренок засуетился и принялся вытирать стол, как будто все время только этим и занимался.

Без разговоров, не обращая внимания на замешательство юнца, встревоженного тем, что о его небрежном исполнении обязанностей могут доложить капитану, Дэррик отрезал от приготовленной коком краюхи толстый ломоть черного хлеба и налил себе кружку зеленого чая. С кружкой в одной руке и куском хлеба, купающимся в жестяной миске с похлебкой, в другой, Дэррик направился обратно на палубу.

Он стоял посередине корабля, вслушиваясь в шуршание и хлопанье над головой парусов, которые капитан Толлифер приказал не спускать – ветер был попутный, они несли важные сведения и шли в чистых водах. «Одинокая звезда» неслась по океану, среди посеребренных луной волн. Иногда в воде вспыхивали огоньки, не имеющие никакого отношения к отражению фонарей бегущего в ночи судна.

Ловко балансируя и даже не замечая этого, Дэррик стоял на верхней палубе и ел, держа чашку с чаем и тарелку одной рукой – миска на кружке, – и отправляя в рот куски другой. Черный морской хлеб размяк в похлебке – иначе его пришлось бы жевать целую вечность. Суп был из креветок и рыбы, с добавлением специй из восточных земель, с крупно нарезанным картофелем. Он все еще обжигал язык – даже после того, как его охладил ночной ветер.

Дэррик не позволял себе думать о тех ночах, когда они с Мэтом несли вахты, а Мэт рассказывал дикие невероятные истории, услышанные им где-то, а то и вовсе выдуманные, а потом клялся, что все они – сущая правда. Для Мэта это была забава, не дающая ему задремать во время долгих унылых часов и отвлекающая Дэррика от мыслей о том, что происходило когда-то в Дальних Холмах.

– Мне жаль твоего друга, – сказал чей-то тихий голос.

Отстранившийся от любых эмоций Дэррик даже удивился, узнав Лекса. Он продолжал глядеть на море, дожевывая последний кусок пропитанного похлебкой черного хлеба.

– Я сказал… – снова начал мальчик немного погромче.

– Я слышал, – перебил его Дэррик.

Неловкая тишина повисла между ними. Дэррик так и не повернулся к мальчику.

– Я хотел поговорить с тобой о демоне, – сказал Лекс.

– Нет, – ответил Дэррик.

– Я племянник короля. – Голос мальчишки обрел твердость.

– Но ты же не король, не так ли?

– Я понимаю, что ты чувствуешь.

– Отлично. Тогда ты поймешь, если я попрошу тебя об одолжении – оставь меня в покое.

Мальчик замолчал так надолго, что Дэррик решил, будто он все-таки ушел. Моряк подумал, что утром у него могут возникнуть проблемы с капитаном, который наверняка отчитает его за грубость, но ему было все равно.

– А что это за яркие заплатки на воде? – спросил вдруг Лекс.

Раздраженный, не желающий чувствовать даже этого – опыт долгих лет показал ему, что малейшее проявление эмоций способно вызвать лавину сдерживаемых чувств, – Дэррик резко повернулся к мальчишке:

– Какого черта ты здесь делаешь, а?

– Я не могу уснуть. – Мальчик стоял на палубе босиком, в ночной рубахе, должно быть позаимствованной у капитана.

– Тогда пойди, поищи другой способ развлечься. Я тебя веселить не обязан – мне за это не платят.

Лекс, очевидно зябнущий на ночной прохладе, обхватил себя руками.

– Я не могу. Ты единственный, кто видел демона.

Единственный выживший, – подумал Дэррик, но остановился, не позволив мысли развиться дальше.

– В пещере были и другие люди.

– Никто из них не оставался там достаточно долго, чтобы увидеть то, что видел ты.

– Ты не знаешь, что я видел.

– Я слышал, о чем ты говорил с капитаном. Все, что ты знаешь, очень важно.

– А тебе-то что с того?

– Я учился у жрецов Церкви Захарума и посвятил свою жизнь Свету. Еще два года, и я пройду испытание, чтобы стать настоящим жрецом.

– Сейчас ты всего лишь мальчишка, – процедил сквозь зубы Дэррик, – да и через два года мало изменишься. Тебе надо проводить время, как это делают дети.

– Нет, – вспыхнул Лекс. – Борьба с демонами мое призвание, Дэррик Лэнг. У тебя разве нет призвания?

– Я работаю, чтобы в моем брюхе всегда было вдоволь пищи, – ответил Дэррик, – чтобы оставаться живым и спать в тепле.

– Ты офицер, ты был простым матросом, ты поднялся – а это и восхитительно, и тяжело одновременно. Человек без призвания, без страсти не способен ни на что подобное.

Дэррик скривился. Очевидно, то, что Лекс являлся королевским племянником, развязало язык капитану Толлиферу.

– Я собираюсь стать хорошим жрецом, – заявил мальчик. – А чтобы сражаться с демонами, я должен знать о них.

– А я-то тут при чем? – пожал плечами Дэррик. – Как только капитан Толлифер передаст мой рапорт королю, мое участие в этом деле завершится.

Лекс дерзко взглянул на него:

– Неужто?

– Да, представь себе.

– Ты не показался мне человеком, который способен оставить смерть друга неотомщенной.

– А кого, ты полагаешь, я виню в гибели Мэта? – спросил Дэррик.

– Твой друг погиб от руки Кабраксиса.

– После того как ты настоял, чтобы мы отправились туда, хотя я сказал, что все, чего я хочу, – это вернуться на корабль… – хрипло сказал Дэррик. – После того как я задержался в пещере слишком долго, позволив скелетам нагнать нас… – Он покачал головой. – Нет. Если кого-то и можно винить в смерти Мэта, так это тебя и меня.

Лицо мальчика стало серьезным.

– Если хочешь винить меня, Дэррик Лэнг, то, пожалуйста, вини.

Уязвленный, чувствуя, как бьются в душе эмоции, грозя выйти из-под контроля, Дэррик взглянул на мальчишку, пораженный тем, что он прекословит ему.

– Что ж, я виню тебя, – заявил он.

Лекс отвел глаза.

– Если ты решил бороться с демонами, – продолжил Дэррик, уступая бурлящей в нем жестокости, – тебя ждет очень короткая жизнь. По крайней мере, тебе не придется строить много планов на будущее.

– Демоны должны быть побеждены, – прошептал мальчишка.

– Но не такими, как я! – рявкнул Дэррик. – Король с его армией или несколько королей с армиями — вот кто здесь нужен. А не моряк.

– Ты выжил, увидев демона, – сказал Лекс. – Для этого должна быть причина.

– Мне повезло, – ответил Дэррик. – Большинству людей, встречающих демонов, удача не улыбается.

– Воины и жрецы сражались с демонами, – проговорил Лекс. – Легенды гласят, что без этих героев Диабло и его братья по-прежнему разгуливали бы по нашему миру.

– Ты присутствовал, когда я докладывал обо всем капитану Толлиферу.

Мальчишка, считающий себя важной персоной, не пожелал считаться с авторитетом капитана, и Толлифер нехотя позволил ему посидеть в салоне во время разбора выполненного задания.

– Ты знаешь все, что знаю я.

– Есть колдуны, способные проверить тебя. Иногда, когда вокруг человека бушевала великая магия, в нем остаются следы ее воздействия.

– Я не позволю себя щупать и колоть, – возразил Дэррик. Он показал на пятна света, скользящие по морю. – Ты спрашивал об этом.

Лекс переключил внимание на океан, но выражение его лица показывало, что он предпочел бы придерживаться собственной линии беседы.

– Часть этих пятен – огнехвостые акулы, названные так именно потому, что светятся во тьме. Свет привлекает кормящихся ночью рыб, и они оказываются в зоне досягаемости акулы. Другие световые заплатки на океане – медузы, Лунные Розы, способные парализовать человека, имевшего несчастье подплыть достаточно близко к их ядовитым щупальцам. Если ты хочешь слушать о море, здесь я многому могу тебя научить. Но если ты хочешь поговорить о демонах, я ничем не могу быть тебе полезен. Я и так узнал о них куда больше, чем когда-либо хотел.

Ветер немного изменил направление, и паруса слегка опали, но снова надулись, как только команда справилась с отклонением.

Дэррик хлебнул суп, но обнаружил, что тот совсем остыл.

– Кабраксис в ответе за смерть твоего друга, – тихо сказал Лекс. – Ты не сможешь забыть об этом. Ты все еще участвуешь в деле. Я же вижу.

Дэррик с трудом выдохнул воздух, ощущая себя загнанным в ловушку, задетым и разозлённым одновременно. То же самое он чувствовал в лавке своего отца, когда тот в очередной раз был им недоволен. Он вновь попытался отстраниться, выжидая, пока контроль вернется, а потом повернулся к мальчику, намереваясь – пусть он и племянничек короля – дать выход части своего гнева.

Но палуба за его спиной была пуста. В лунном свете доски серебрились, белизну их нарушали лишь тени мачт и снастей. Обескураженный Дэррик снова повернулся и швырнул за борт миску и кружку.

Медуза, Лунная Роза, подхватила жестяную тарелку своими щупальцами. Зигзаги молний пробежали по металлу – шипы попытались впиться в железо.

А Дэррик тяжело привалился к поручням. В его воображении скелет снова бросался на Мэта, сталкивая его со скалы, снова с хрустом раскалывалась кость, ударившись о каменную стену. Тело Дэррика покрылось холодным потом – на него навалились воспоминания о днях в лавке отца. Нет, он не должен возвращаться туда – ни физически, ни в своих мыслях.