Стоя над телом мертвой женщины в комнате гостиницы порта Таурук, Райтен наблюдал, как Крох роется в кармане под фуфайкой и извлекает оттуда клочок бумаги.
– Вот из-за чего я искал тебя, кэп, – заявил первый помощник. – Валдир передал это, как только узнал, что жрецы нашли дверь, похороненную под этими их развалинами.
Райтен пересек комнату и взял бумагу. Развернув записку, он нагнулся к лампе, стоящей на каминной полке.
Валдир был шпионом, которого капитан пиратов подрядил следить за командой землекопов Чолика. С каждой новой партией рабов Райтен менял шпионов. Сами они не огорчались, но факт, что эти люди не заболевали и не выматывались, как остальные, привлекал внимание наемников, остающихся верными золоту Чолика.
На бумаге были нарисованы вписанные друг в друга овалы и извилистая линия, бегущая сквозь них.
– Что это? – спросил Райтен.
Крох снова плюнул, на этот раз не попав в плевательницу, и смахнул нить слюны с подбородка.
– Это знак, который Валдир видал на двери. Там огромная дверь, кэп, втрое выше человека, если Валдир не сбрехал.
– Ты говорил с ним?
Крох кивнул:
– Угу, отправился побеседовать кое с кем из наемников, с которыми мы дела затеваем. Ты же знаешь, лучше держать их на нашей стороне. Принес им пару бутылей бренди, которые мы добыли на последней пущенной на дно скорлупке из Западных Пределов.
Райтен знал, что не только поэтому Крох пошел повидаться с наемниками. Поскольку пираты прибрали к рукам всех женщин в порту, а Чолика и его жрецов это не волновало, наемники вели переговоры о ценах на женские услуги с Крохом.
Алчность Кроха была одной из причин, по которой Райтен назначил его своим первым помощником. Крох прекрасно понимал, что его преданность гарантирует ему не только карьеру, но и жизнь. Райтен знал, что Крох не засматривается на место капитана, что предел его честолюбия – служить капитану, способному оценить жестокость и коварство, которые имелись у него в изобилии.
– Когда жрецы нашли дверь? – спросил Райтен. Если Чолик знал, почему он не был там? Райтен все еще не представлял, зачем Чолик и его подчиненные ползают по обломкам двух городов, будто муравьи, но их очевидное рвение в этих поисках возбуждало его любопытство.
– Только что, – ответил Крох. – Я как раз был в туннелях, когда примчался Валдир с вестями о находке.
Живой ум Райтена ухватился за эту мысль. Глаза его вновь вернулись к небрежному рисунку.
– Где этот ублюдок Чолик?
За жрецом тоже следили.
– Присоединился к землекопам.
– Он сейчас там? – Интерес Райтена возрос многократно.
– Да, кэп. Как только новость об открытии добралась до него, он, не теряя времени, поскакал туда как заяц.
– И мы даже понятия не имеем, что там за этой дверью?
Конечно, и Чолик ничего не знал о племяннике короля, захваченном пиратами с целью выкупа. У обеих сторон имелись свои секреты, только Райтен знал, что Чолик свои тщательно скрывает.
– Нет, кэп, но Валдир даст нам знать, как только чего разнюхает.
– Если сумеет.
Каждый раз, когда жрецы находили что-то, что считали важным, они выгоняли всех рабов и сами завершали раскопки и исследования.
– Но, кэп, если это в силах человеческих, Валдир сделает.
Сложив записку и сунув ее в карман, Райтен кивнул:
– Хорошо, если кто-то останется внизу со жрецами. Собери экипаж под предлогом, что нужно пополнить запас провизии для рабов.
– Так вроде сейчас не время.
– Чолику это неизвестно. Рабы у него трудятся, пока не упадут, а потом он спихивает их в свою проклятую кровавую пропасть.
– Ясно, кэп. Тогда пойду свистать ребят.
– Как там наш гость на «Барракуде»?
Крох пожал плечами:
– О, с ним прекрасно обходятся, кэп. Он в полном здравии. Живой он кой-чего стоит, а покойник он что? – Моряк покачал лохматой головой. – Покойником только рыб кормить, так, кэп?
Райтен осторожно дотронулся до раны под платком. Боль отдалась в голову, и он поморщился:
– Этот мальчишка – племянник короля, Крох. Король Западных Пределов гордится своими знаниями и богатствами. Этого ребенка обучали жрецы, интересующиеся историей, предметом, который лучше всего забыть.
Ну, кроме карт с путями к сокровищам или отчетов о курсах нагруженных золотом кораблей, отправляющихся в негостеприимные моря.
– Да, капитан. Бесполезные они, все эти науки. Если кому интересно мое мнение.
Райтену было неинтересно, но он не стал это растолковывать своему помощнику.
– Как ты думаешь, велики ли шансы, что мальчишка, которого мы сняли с последнего корабля, идущего с запада, знает что-то важное о вещах, интересующих наших жрецов? Может, даже об этом? – Он похлопал по нагрудному карману, в котором спрятал бумагу с загадочным символом.
Понимание промелькнуло в слезящихся глазах Кроха. Он поскреб бороду и ухмыльнулся, обнажая редко разбросанные по деснам желтые от жевательного табака зубы.
– Как я думаю, кэп? Ну, я бы сказал, что шансы есть, да, есть.
– Я собираюсь поговорить с мальчиком. – Райтен взял с прикроватной тумбы треуголку с длинным пером и нахлобучил себе на голову.
– Может, придется встряхнуть его, – предупредил Крох. – Не слишком-то он общителен. Маленький негодник чуть не оторвал напрочь ухо старине Быку, когда тот вечером пришел накормить его.
– То есть?
– Ну, старина Бык спустился в трюм, где мы держим мальчишку, глядь – а там никого. А этот пацаненок взобрался по балкам к потолку, спрятался там, а потом как сиганет сверху на Быка-то. И ну колошматить его! Ухо задел, то самое, которым наш любопытный Бычина любил к стенке прижиматься, подслушивать, и кабы башка у него не была такой крепкой, то, не дай Свет, зашиб бы его щенок насмерть. А кабы так, маленький паршивец наверняка унес бы ноги с «Барракуды».
– Мальчику вреда не причинили? – спросил Райтен.
Крох мотнул головой, отметая такую возможность:
– Нет. Ну разве что Бык выдал ему пару затрещин, но ничего такого, что не прошло бы за день-два.
– Я не хочу, чтобы ребенок пострадал, Крох. – Райтен постарался, чтобы голос его прозвучал построже. Крох непроизвольно съежился и почесал затылок:
– Я и не позволяю никому из команды обижать его.
– Если с мальчишкой что-то случится до того, как я закончу свои дела с ним, – Райтен перешагнул распростертое на полу тело убитой им женщины, – ответишь за это ты. Собственной задницей.
– Я понял, кэп. Можешь мне поверить, тебе не о чем беспокоиться.
– Итак, собери экипаж, но чтобы никто никуда ни шагу, пока я не скажу.
– Будет сделано, кэп.
– А я побеседую с мальчишкой. Возможно, мы узнаем что-то об этом знаке.
– Смею посоветовать, кэп: пока ты будешь там, следи получше за своими ушами. Маленький поганец проворен, как ящерица.
Баярд Чолик смотрел на вмурованную в стену гигантскую дверь. На протяжении многих лет он знал о Кабраксисе и о судьбе погребенного под портом Таурук Рансима, но никогда не мог представить, как будет себя чувствовать, стоя перед вратами, скрывающими тайну демона. Даже месяцы планирования и работы, даже периодические спуски в недра земли для проверки хода раскопок, которые он предпринимал, несмотря на страх своих верных прислужников, не подготовили его к сегодняшнему событию.
Хотя Чолик и ожидал, что открытие пробудит в нем гордость и радость, он совсем не подумал об ужасе, теперь затопляющем его. Тело старика трепетало, по нему бежали волны вибраций, как дрожь по земле перед землетрясением. Хотелось закричать, воззвать к архангелу Йериусу, первым принесшему догматы Захарума людям. Но он молчал. Чолик знал, что давно уже переступил черту прощения, которое даруется всем, кто следует путями Света.
Да и какой толк умирающему старику от прощения? Вот уже несколько месяцев терзал себя жрец этим вопросом и лишь утвердился в своем решении. Смерть помаячит перед ним еще несколько лет – и конец, и эти несколько лет не принесут ему ничего стоящего.
– Господин, – прошептал брат Алтарин, – с вами все в порядке?
Он застыл справа от Чолика, в двух шагах позади, выражая таким образом уважение к старшему жрецу.
Позволив раздражению смыть следы гнева и обиды на свою смертность, Чолик буркнул:
– Естественно, в порядке. А почему бы и нет?
– Вы так тихо стояли…
– Размышление и созерцание, – ответил Чолик, – вот два ключа, которыми владеет жрец, дабы разгадывать великие загадки, оставленные нам Светом. Ты должен помнить это, Алтарин.
– Конечно, господин.
Готовность Алтарина принимать упреки и его преданное служение были причинами назначения служки ответственным за раскопки.
Чолик изучал массивную дверь. Или надо думать о ней как о вратах? В тайных текстах говорилось, что дверь Кабраксиса как охраняет иные пространства, так и скрывает оставленные за ней властителем-демоном веши.
Рабы продолжали трудиться, голыми руками нагружая тележки дробленым щебнем и глыбами при свете масляных ламп и факелов. Цепи весело звякали и клацали о стены и пол туннеля. Другие рабы размахивали мотыгами, стоя на окружающих дверь валунах или шатких лесах, вздрагивающих при каждом ударе. Люди переговаривались друг с другом испуганно и вполголоса, но торопились откопать дверь. Чолик решил, что это потому, что они надеются потом отдохнуть. Что ж, если то, что скрывается за великими вратами, не убьет их, то, возможно, надеждам их суждено сбыться.
– Открыт уже довольно большой участок, – сказал Чолик. – Почему меня не позвали раньше?
– Господин, – почтительно ответил Алтарин, – не было никаких признаков, что мы так близки к двери. Мы как раз прошли трудный участок, вот эту стену, которую ты видишь перед собой, скрывающую дверь. Я думал, тут очередная полость в горе. Слишком часто указанный тобой путь приводил нас к стенам здешних катакомб.
Строители города создали Рансим, воспользовавшись природными пещерами, которыми изобиловала местность над рекой Дьер, – Чолик помнил это. Пещеры служили отличными складами для товаров и цистернами для подземных вод, незаменимыми в случае осады (а несколько раз за время существования города такое случалось), и защищали от стихий – с вершин Гряды Ястребиного Клюва часто налетали жестокие ураганы. Порт Таурук, основанный после разрушения Рансима, не воспользовался преимуществами доступа в пещеры.
– Когда мы начали долбить эту стену, – продолжал Алтарин, – обвалилась сразу большая секция. Вот почему перед дверью так много булыжников.
Чолик наблюдал, как рабы водружают крупные отколовшиеся куски на тележки и толкают их к отвалам. Кто-то наполнял корзины мелким мусором и опустошал их в другие тележки. Окованные железом колеса на рассохшихся осях поскрипывали и скрежетали.
– Работы по очистке двери пошли быстро, – сообщил Алтарин. – А я послал за тобой, как только узнал, что мы нашли ее.
Чолик, собрав остатки сил, шагнул вперед. Ноги его словно налились свинцом, а сердце колотилось в клетке ребер, просясь наружу. Он зашел слишком далеко, и знал это. Столкновение с Райтеном и заклинание, вызванное для уничтожения крыс, подтолкнули его к последним пределам. Воздуху было тесно в груди. Старым и дряхлым магия дается нелегко. У заклятий свои требования к человеку, и зачастую они оставляют тех, кто слишком слаб, чтобы справиться с их энергией, измотанными и сломанными. А он пришел к магии на исходе жизни, впустую потратив столько лет в Церкви Захарума.
К двери земля шла чуть под наклоном, и ноги Чолика сами собой ускорили шаг. Рабы заметили его приближение и освободили путь, окриками заставляя друг друга убраться с дороги.
Молотки взлетали и падали, рабы строили себе дополнительные мостки, взбираясь все выше и выше. Они торопились, и небрежно сделанный участок лесов, качнувшись как маятник, обрушился, увлекая за собой четверых. Из разбившейся лампы на каменный пол вылилось масло, лужица вспыхнула – занялся пожар.
Один из упавших закричал от боли, схватившись за сломанную ногу. При свете факелов тускло поблескивала белая кость, торчавшая из окровавленной голени.
– Разберитесь с огнем, – приказал Алтарин.
Раб плеснул из ведра воду на пламя, но лишь разбрызгал горящее масло до огромной двери, где оно затекло в крошечные впадины.
Один из наемников бросился к рабу и быстрыми взмахами ножа разрезал его рваную рубаху. Погрузив лохмотья в другое ведро, он прихлопнул огонь намокшей тряпкой. Пламя, шипя, умерло.
Чолик шагнул сквозь огонь, не желая показывать, что испугался. Прикрылся небольшим волшебным щитом – и остался невредимым. Поступок этот произвел желаемый эффект – страх рабов перед дверью сменился страхом перед ним.
Дверь представляла собой угрозу, но угрозу неопределенную. Чолик же несколько раз доказал, что, убивая рабов и сбрасывая их тела в пропасть, он не мучится угрызениями совести. Собравшись, остановившись – его переполняла слабость, но жрец не мог позволить себе споткнуться, – он повернулся к рабам.
Лихорадочные перешептывания мигом прекратились, были слышны только стоны человека, баюкающего сломанную ногу. Но вот и он уткнулся лицом в сгиб у локтя, больше не крича, лишь хныча еле слышно.
Зная, что ему понадобится куда больше сил, чем есть у него сейчас, чтобы встретиться с тем, что находится по ту сторону двери Кабраксиса, Чолик произнес магические слова, призывая Тьму, которой десятки лет назад боялся, в которую несколько лет назад начал погружаться и с помощью которой совсем недавно обрел силу.
Старый жрец воздел правую руку, шевеля разведенными пальцами. Слова, запрещенные Церковью Захарума, слетали с его языка, и он чувствовал, как в тело пиявкой впивается энергия, прокусывая плоть, расцарапывая кости острыми коготками. Если заклинание не сработает, он наверняка рухнет, провалившись в беспамятство, и пролежит так, пока тело не восстановится.
Вокруг головы жреца вспыхнул пурпурный нимб. С пальцев сорвалась алая стрела и полетела к рабу со сломанной ногой. Красный свет коснулся его, разлился по телу, огромная невидимая рука сжала человека в кулаке, и раб закричал.
Чолик продолжал говорить, чувствуя, как становится сильнее по мере того, как заклятие связывает его с землекопом. Слова слетали с губ все быстрее и увереннее. Невидимая рука распластала человека по земле, а затем вздернула его вверх, подвесив в воздухе.
– Нет! – вопил несчастный. – Пожалуйста! Умоляю! Я буду работать! Я буду работать!
Когда-то человеческий ужас и мольбы могли тронуть сердце Чолика. Нет, подобные вещи никогда глубоко не бередили душу жреца, ибо старик не помнил, чтобы когда-то чужие нужды были для него превыше собственных. Но были времена, когда он вместе с миссионерами Церкви Захарума исцелял болящих и ухаживал за раненными во время нередких стычек между Западными Пределами и Тристрамом.
– Нееееет! – кричал человек.
Остальные рабы отступили назад, некоторые просили за страдальца.
Чолик заговорил снова, а затем сжал кулак. Пурпурный нимб почернел, как чернеет на теле синяк, и багровая дуга ринулась к висящему рабу.
Когда тьма коснулась человека, тело его принялось скручиваться. Эхо жуткого хруста выскакивающих из своих гнезд рук и ног наполнило пещеру. Раб закричал снова – несмотря на бушующую в нем агонию, он оставался в сознании.
Несколько жрецов, покинувшие Западные Пределы вместе с Чоликом, но еще не отрекшиеся от путей Церкви Захарума, упали на колени, прижавшись лицами к шершавому полу. Их Церковь исповедовала лишь принципы исцеления и надежды, исповедовала спасение. Лишь Длань Захарума, орден освященных Церковью воинов, и Дюжина Великих Инквизиторов, разыскивающая проникшую в ряды послушников демоническую силу и бьющаяся с ней, пользовались благословениями Йериуса и Акарата, которые даровались первым избранным.
Баярд Чолик не принадлежал ни к тем, ни к другим. Отдавшие ему свою веру жрецы знали это, они надеялись, что он сможет сделать их более могущественными, но только теперь увидели, кем же они могут стать. Чолик, насыщающийся страхом и жизненными силами раба, текущими к нему по магическому каналу, чувствовал, как одни его последователи наблюдают за этим с ужасом, а другие – с жадностью.
Алтарин был одним из ужаснувшихся.
Набравшись энергии, не зная точно, чего сейчас ожидать, Чолик произнес последнее слово заклятия.
Терзаемый мукой раб взвыл, но вопль его прервался на середине. Заклинание разорвало человека на куски. Фонтаном брызнула кровь, испачкав испуганные лица стоявших поблизости темно-красным и затушив два факела и остатки горевшей масляной лужи.
Еще секунда – и останки раба, из которых выкачали до капли всю влагу и жизнь, шлепнулись на пол пещеры.
Хотя Чолик и ожидал чего-то, внезапный прилив эйфории все же оказался сюрпризом. Отголоски боли еще метались в нем, сладостные страдания от заклинания, работающего как вампир и восстановившего организм. Вялость, охватившая его после прошлого колдовства, улетучилась. Даже ломота в старческих суставах постепенно исчезала. Часть похищенной жизненной энергии перешла в его распоряжение, но часть отправилась в мир демонов, подпитывать их. Заклинания, созданные и дарованные демонами, всегда служили им на пользу.
Чолик распрямился, магический нимб у него над головой превратился из почти черного снова в пурпурный. Затем адский свет втянулся в него. Обновленный, с обострившимися чувствами, жрец обвел глазами присутствующих. То, что он сделал сегодня ночью, отразится на рабах, наемниках, пиратах Райтена, даже на жрецах. Впрочем, Чолик знал, что некоторых из них к утру здесь уже не будет.
Теперь они боятся его и того, что он может сделать.
Осознав это, Чолик почувствовал себя отлично. Да, он почувствовал себя могущественным. Даже когда он был молодым жрецом Церкви Захарума и занимал должность в Западных Пределах, только истинно раскаивающиеся и те, у кого не осталось никакой надежды, кто хотел верить хоть во что-то, прислушивались к его словам. Но люди в пещере смотрели на него, как канарейки на ястреба.
Отвернувшись от мертвого раба, Чолик вновь двинулся к двери. Ноги его ступали твердо и уверенно. Даже его собственные страхи, кажется, забились в самый дальний угол сознания.
– Алтарин, – позвал Чолик.
– Да, господин, – тихо ответил служка.
– Пусть рабы возвращаются к работе.
– Да, господин. – И Алтарин начал распоряжаться.
Приученные выживать в любых обстоятельствах, знающие, что, хотя они и не давали кровного обета верности, в таких случаях лучше проявить лояльность, наемники продемонстрировали большое усердие, разгоняя рабов по местам. Упавшие леса укрепили, и работа закипела снова. Мотыги долбили камень, под которым скрывалась серо-зеленая дверь. Кувалды обрушивались на огромные куски скалы, дробя их, чтобы люди смогли поднять обломки и погрузить их на тележки. Грохот и скрежет создавал воинственный ритм, эхом мечущийся по шахте.
Смиряя свое нетерпение, Чолик наблюдал. По мере продвижения работ каменные покровы спадали, разбиваясь об пол и смешиваясь с грудами обломков, уже лежавших там. Наемники, не скупясь раздавали удары, их хлысты оставляли багровые рубцы на лоснящейся от пота коже рабов. Иногда они даже помогали подтолкнуть нагруженную сверх всякой меры тележку.
Процесс явно ускорился. В считанные секунды показалась одна из дверных петель. Чуть погодя обнаружилась и вторая. Чолик, едва не приплясывая от возбуждения, пристально изучал их.
Огромные петли, грубо сработанные из железа и янтаря, были точно такими же, как их описывали в древних текстах. Железо, выкованное человеком, было нужно для того, чтобы защитить тайну, а янтарь – потому что в его мутных золотистых недрах находилась эссенция прошлого.
Когда мусор разгребли, освобождая подход к двери, Чолик шагнул вперед. Если верить тому, что он читал, энергии, забранной у раба, надолго не хватит. Когда же она истощится, ему станет еще хуже, чем было раньше, если только он не доберется до своих комнат и не примет восстанавливающее снадобье, которое прячет там.
Приблизившись к двери, Чолик ощутил заключенную в ней силу. Могущественная сущность рвалась в его мозг, маня к себе и отталкивая одновременно. Покопавшись под мантией, жрец извлек резную шкатулку из безупречно черного перламутра.
Он держал коробочку в руках, чувствуя, что она холодна как лед. Чтобы найти эту шкатулку, потребовались годы работы. Секретные записи, касающиеся ее и двери Кабараксиса, были спрятаны в самой глубине бумажных груд в церкви в Западных Пределах. Чтобы сохранить шкатулку в тайне, ему пришлось пойти на убийства и предательства. Даже Алтарин не знал о ней.
– Господин.
– Назад, – приказал Чолик. – И убери свой сброд.
– Да, господин. – Алтарин отступил, шепча что-то людям.
Вглядываясь в полированную поверхность черного перламутра, Чолик видел отражение отступающей от врат толпы. Старый жрец глубоко вдохнул. Шкатулка находилась в его владении уже немало лет; в эти годы он проводил исследования и изучал, где может скрываться Рансим. Он набирался мужества, чтобы решиться на это предприятие, и отчаяния, чтобы связаться с демонами и получить то, что он хочет, но за всё это время Чолик так и не открыл шкатулку. То, что содержалось в ней, ему еще только предстояло увидеть.
Выдохнув, сконцентрировавшись на коробочке и двери, Чолик произнес первое Слово.. Горло мгновенно охватила боль, ибо оно не было предназначено для человеческого языка. И когда Слово покинуло его губы, оглушительная канонада грома прокатилась по пещере и поднялся ветер. Хотя откуда мог взяться ветер среди каменных стен?
Овалы, выгравированные на темной серо-зеленой поверхности двери, почернели. А грохот и вой ветра заглушило закладывающее уши жужжание.
Занеся левую руку над черным перламутром шкатулки, Чолик сделал еще шаг, ощутив холод железа. Он произнес второе Слово, давшееся еще труднее, чем первое.
Янтарные вкрапления гигантских петель загорелись дьявольским ярко-желтым светом. Так горят в ночи глаза волка, в которых отражается факел загонщика.
Ветер усилился и поднял клубы каменной крошки, жалящей тело. По пещере метались молитвы, взывающие к Свету, а не к демонам. Чолик едва не улыбнулся, хотя какая-то часть его тоже была напугана.
С третьим Словом черная перламутровая шкатулка открылась. Из коробочки выплыла тончайшая, словно сотканная из паутины, сфера, отливающая тремя различными оттенками зеленого. Шар остановился перед глазами Чолика. Он читал, что прикасаться к сфере смертельно опасно.
Если бы он помедлил, сфера бы оставила от него лишь горстку пепла. Чолик произнес четвертое Слово.
Шар начал расти, разбухая, словно угорь, выуженный каким-нибудь рыбаком из Великого Океана. Считавшаяся экзотическим деликатесом, плоть угрей, приготовленная с заботой и осторожностью, таила пьянящее блаженство, но иногда, даже разделанная мастером, несла мучительную смерть. Чолик никогда не ел угрей, но знал, как должны себя чувствовать мужчины и женщины, пробующие загадочную океанскую рыбу.
На мгновение Чолик ощутил уверенность, что убивает себя.
Потом светящаяся зеленым сфера отлетела от него и врезалась в дверь Кабраксиса. Бум! Усиленный до немыслимых пределов грохот магического контакта оставил видимые последствия, расколов камень по краям двери и сбив с потолка пещеры сосульки сталактитов.
Сталактиты упали среди прижавшихся друг к другу рабов, наемников и лежащих ниц жрецов Захарума. Чолику каким-то образом удалось устоять на ногах, хотя все вокруг повалились на пол. Оглянувшись через плечо, жрец увидел трех человек, бьющихся в агонии, но не услышал ни звука. Голова его была словно набита ватой. Один из наемников исполнил короткий и жуткий танец со сталактитом, пронзившим его насквозь, и рухнул, забившись в предсмертных конвульсиях.
В тишине опустившегося на пещеру безмолвия Чолик сказал пятое, и последнее Слово. Внешнее кольцо рисунка на двери воспламенилось, и из этой точки запрыгала кроваво-красная бусина, перескакивая с одного овала на другой и заставляя их сиять. Затем капля побежала по вьющейся меж эллипсами линии, двигаясь все быстрее и быстрее.
Достигнув конца рисунка, капля взорвалась, рождая вокруг себя алое сияние.
Массивная серо-зеленая дверь открылась, и звук снова рванулся в пещеру. Дверь ползла, сгребая оставшийся перед ней мусор.
И Чолик, не веря себе, с ужасом смотрел, как сквозь открытую дверь из какого-то забытого угла Огненной Преисподней льется на него смерть.