Чёрная кровь

Глава 8 Любовь — самая тяжёлая правда

Казалось, я провела в сознании Лилы несколько дней.

На деле, вероятно, прошло всего несколько часов.

А может, и ещё меньше.

В любом случае, не думаю, что я много чего узнала помимо той изначальной правды, на которую я наткнулась — что каким-то образом что-то из действий тех учёных обратило часть вампирской природы Лилы, сделав её более человечной.

Поскольку я не знала, что изначально делало вампиров вампирами (на самом деле, а не по мифологии), я понятия не имела, что это означало. В воспоминаниях Лилы все выглядело почти как какая-то форма экстремальной генетической манипуляции, использование комбинации переливаний крови и искусственных вирусов, изменяющих ДНК. Брик говорил практически то же самое.

Я не понимала эту сторону вещей отчасти потому, что сама Лила этого не понимала. У неё имелся нулевой научный опыт, и она не была видящей, так что не обладала нашей фотографической памятью. В любом случае, большую часть времени она была без сознания или под наркотиками, так что не помнила достаточно важных деталей, чтобы я сложила все воедино.

Брик отказывался в это верить.

Он расхаживал по толстому черно-зелёному ковру между мной и каменным камином, допрашивая меня обо всем, что я видела, заставляя повторять одни и те же детали снова и снова. Ярость исказила его красивое лицо, делая его почти неузнаваемым, пока он нервно ходил туда-сюда. Эта ярость делалась все более темной и убийственной, чем дольше он протаптывал дорожку в ковре, и чем реальнее становились для него мои слова.

— Что мне делать? — наконец, рявкнул он, остановившись передо мной.

Он дышал тяжелее, длинные волосы растрепались, клыки удлинились, его тело заслоняло мне почти весь вид огня и очерчивалось его жёлтым свечением.

Он уже кусал меня… дважды… чтобы увидеть все, что я видела в сознании Лилы. Я задавалась вопросом, как он не получил всего этого от кусания самой Лилы, но видимо, будучи вампиром, Лила имела больше контроля над тем, что он видел. Также она, видимо, умышленно скрыла от Брика некоторую правду, боясь того, как он может отреагировать.

Большая правда заключалась в том, что она больше не хотела быть вампиром.

Просто сейчас она была в достаточной мере человеком, чтобы хотеть быть человеком.

Она помнила, как была человеком раньше. Она помнила и не хотела быть вампиром. Более того, она решила, что лучше умереть.

Брик, должно быть, тоже почувствовал это во мне, когда кормился от меня.

— Что мне делать? — повторил он, и его грудь тяжело вздымалась под пошитой на заказ дизайнерской рубашкой. — Как мне её исправить?

Я поджала губы, разрываясь между сочувствием к нему и раздражённым нетерпением.

— Какую часть? Ты не можешь удалить её сопереживание, Брик. Она больше не хочет убивать людей. Она не хочет жить вечно, убивая людей… ты это понимаешь?

— Нет, — прорычал он. — Как мне сделать её такой, какой она была?

Я нахмурилась, поднимая на него взгляд.

— Я сделала свою часть, не так ли?

— Я прошу вашей помощи, проклятье!

Я вздрогнула от жестокости в его голосе, затем нахмурилась. Я испытывала искушение напомнить ему, как мало я обязана ему в этой области, но потом не стала этого делать, вздыхая и переключаясь на свой «докторский» голос.

— Ты не можешь просто… — я махнула рукой. — Ну знаешь. Обратить её снова?

Он стиснул руку в собственных волосах на лбу.

— Я уже пробовал это.

Я поджала губы, наблюдая за ним. Ну конечно пробовал.

Вздохнув, я провела пальцами по своим волосам.

— Ну, я не могу помочь тебе с научной частью… — сказала я, качая головой. — Я понятия не имею, что они с ней сделали, Брик. И похоже, она думает, что ты убил всех непосредственных учёных, так что ты мало что можешь сделать в плане спросить их, — помедлив, я спросила: — Ты забрал какие-то данные, которые они оставили по проекту?

Он покачал головой, все ещё глядя в ковёр.

Затем, видимо подумав над моим вопросом, он нетерпеливо склонил голову набок.

— Да. Все без толку. Они оказались предельно осторожными в документации. Ни одного из настоящих экспериментов не оказалось на сервере, — он наградил меня убийственным взглядом, но кажется, предназначался он не мне. — …Мы сожгли лабораторию, — произнёс он холодным голосом. — Только потом я осознал, что большую часть работы они вели от руки в качестве меры безопасности.

Я нахмурилась, поднимая руку и позволяя ей упасть на колено.

— Что ж. Тогда ты практически облажался, Брик. Все, что я могу тебе сказать — это то, что знает сама Лила… и что она видела. Ни того, ни другого недостаточно, чтобы тебе помочь. А генетика — не моя специализация.

— И она действительно хотела, чтобы вы её убили? — его голос надломился. — Моя прекрасная девочка хотела умереть? Она действительно говорила вам эти вещи, просила не рассказывать мне… оборвать её жизнь вопреки мне?

Я уставилась на него, будучи не в состоянии справиться с эмоциями, которые видела в этих красных глазах. И все же что-то в моем лице, должно быть, дало ему ответ, который он искал.

Он разорвал визуальный контакт.

Я смотрела на Брика, когда тот уставился на Лилу, ярость и отчаяние ясно отражались на его лице, грудь тяжело вздымалась.

Затем, прежде чем я успела осознать его выражение, он повернулся.

Я в неверии смотрела, как он подходит к камину, хватает крестовую рукоять того длинного меча, что висел над каменным очагом. Сняв его со стены одним гладким движением, Брик прошёл обратно к дивану и креслам.

Я встала, пятясь от него.

Моё сердце подскочило к горлу, я вскинула руку. Мой разум метнулся к Блэку.

— Брик! — сказала я. — Я сделала, что ты просил! Я сделала все, о чем ты просил!

Но он, казалось, меня не слышал.

Вместо этого он подошёл к Лиле.

Без промедления он занёс руку и талию вверх и вправо, стискивая меч одной рукой так, что побелели костяшки. Эта ярость и печаль в его глазах пылали с оживлённой силой, окрашивая его радужки кроваво-красным. Сам меч едва помедлил на верхней точке той дуги, как он уже опускал его… жёстко… вкладывая в удар большую часть своего веса.

Прежде чем я успела издать хоть звук…

Меч чисто рассёк шею Лилы, отделяя её голову от тела.

Я онемело смотрела, как она падает с гулким стуком, ударившись о деревянный подлокотник дивана. Её голова запуталась в светлых волосах, следуя за направлением меча, когда она перекатилась через подлокотник дивана и улетела на пол.

Кровь не брызнула фонтаном, как я ожидала; она подступила и перелилась через край обрубка шеи и кости позвоночника, пока не залила темным верхнюю половину её платья. Тело замерло в сидячем положении на несколько показавшихся длинными секунд, перед тем как обмякнуть в углу дивана точно сломанная кукла.

Я уставилась на голову Лилы, в её открытые глаза, наполовину завешенные спутанными светлыми волосами.

Те глаза уже не выглядели стеклянными с багряным окрасом.

Они каким-то образом потемнели просто от того, что их отсекли от её вампирского сердца.

В моем сознании они были карими… и их взгляд выражал облегчение.

Однако я знала, что должно быть, вообразила себе эти вещи.

Я все ещё смотрела в её лицо, когда Брик швырнул меч в камин с такой силой, что поднял сноп искр, напоминавших светлячков в комнате. Горстка этих искорок упала достаточно далеко от очага, чтобы задымиться на ковре.

Брик уже уходил.

Я безмолвно наблюдала, как он идёт к двери комнаты, та растерянная, убийственная ярость все ещё искажала его лицо, омрачая черты. Но прежде чем он ушёл окончательно, он вытащил из кармана связку ключей и ожесточённо швырнул её в сторону мужчины, который все ещё был прикован к стене с мешком на голове.

Он не смотрел, куда швырнул их.

Он даже не удостоил меня взглядом.