Четырьмя днями ранее в Лондоне, в здании Королевского астрономического общества, произошла одна примечательная встреча. Причем организатором выступало не само Королевское астрономическое общество, а Британская астрономическая ассоциация, которая состояла преимущественно из астрономов-любителей.
Крис Кингсли – профессор астрономии Кембриджского университета – приехал на поезде в Лондон в начале дня, чтобы принять участие во встрече. Теоретик до мозга костей, он обычно не удостаивал своим присутствием собраний дилетантов. Однако ходили слухи о необъяснимых расхождениях данных в расположении Юпитера и Сатурна. Кингсли не верил, что такое возможно, и все же считал, что даже для его скептицизма должны быть веские основания, поэтому решил выслушать все, что намеревались рассказать эти ребята.
Когда он приехал в Берлингтон-Хаус как раз к четырехчасовому чаю, то, к своему удивлению, обнаружил там немало профессионалов, включая Королевского астронома. «Никогда еще Британская астрономическая ассоциация не привлекала к себе столько внимания. Вероятно, те слухи запустил их новый агент по связям с общественностью», – подумал про себя Кингсли.
Когда через полчаса он вошел в зал для переговоров, то заметил свободное место в первом ряду около Королевского астронома. Не успел Кингсли занять место, как доктор Олдройд, выступавший в роли председателя, начал собрание следующими словами:
– Леди и джентльмены, сегодня мы собрались, чтобы обсудить новые и удивительные результаты. Но прежде чем пригласить первого докладчика, я хочу сказать, что мы очень рады видеть здесь так много выдающихся гостей. Я уверен, что то время, которое они согласились нам уделить, не будет потрачено впустую и мы еще раз продемонстрируем, какую важную роль играют в астрономии любители.
При этих словах Кингсли мысленно усмехнулся, а еще несколько профессионалов заерзали на своих стульях. Доктор Олдройд продолжил:
– Я с большим удовольствием хочу пригласить сюда мистера Джорджа Грина.
Джордж Грин вскочил со своего места в среднем ряду и устремился к кафедре, сжимая в правой руке большую стопку бумаг.
Следующие десять минут Кингсли с вежливой учтивостью слушал мистера Грина, который сопровождал свое выступление демонстрацией слайдов с фотографиями личного телескопического оборудования. Но когда прошло уже четверть часа, Кингсли начал ерзать на стуле, а следующие полчаса он изнывал от скуки, закидывал одну ногу на другую, затем менял их местами и каждую минуту оборачивался, чтобы взглянуть на стенные часы. Все бесполезно: мистер Джордж Грин закусил удила, и его невозможно было остановить. Королевский астроном взглянул на Кингсли, и на его губах появилась легкая улыбка. Другие астрономы-профессионалы сидели и тихонько злорадствовали. Они не сводили глаз с Кингсли и прикидывали, когда же он не выдержит и взорвется.
Но взрыва так и не последовало, так как мистер Грин внезапно вспомнил о цели своего выступления. Он перестал описывать свое любимое оборудование и начал делиться результатами наблюдений с остервенением собаки, отряхивающейся после купания. Грин наблюдал за Юпитером и Сатурном, тщательно измерял их положение и обнаружил несоответствие с «Морским астрономическим ежегодником». Подбежав к доске, он написал следующие данные, после чего сел на место.
Кингсли охватила настолько сильная ярость, что он даже не услышал грохота аплодисментов, которыми аудитория наградила мистера Грина за его выступление. Кингсли приехал на встречу, ожидая услышать о расхождениях в крайнем случае в несколько десятых долей секунды. Это он мог списать на неточность в расчетах или непрофессионализм при проведении измерений. Не исключались также и статистические погрешности. Но числа, которые написал на доске мистер Грин, были просто абсурдными, фантастическими, настолько огромными, что несоответствие смог бы увидеть даже слепой, и это говорило о какой-то вопиющей грубейшей ошибке, совершенной мистером Грином.
Кингсли не относился к тем интеллектуальным снобам, которые из принципа выступают против любительской астрономии. Менее двух лет назад в том же самом зале он выслушивал доклад совершенно неизвестного оратора. Кингсли тогда сразу отметил высокий уровень компетентности в проделанной работе и первым похвалил выступавшего. Некомпетентность всегда очень раздражала Кингсли, особенно если она проявлялась не в частной беседе, а на публике. Причем это в одинаковой мере относилось не только к науке, но также к живописи или музыке.
Однако в ту минуту он весь кипел от возмущения. В голову сразу пришло столько идей, как ему прокомментировать услышанное, что он не мог выбрать одну – так жалко было расставаться с остальными. Но прежде чем он принял решение, доктор Олдройд преподнес неожиданный сюрприз.
– Я с большим удовольствием, – сказал он, – хочу пригласить следующего докладчика – Королевского астронома.
Изначально Королевский астроном намеревался говорить коротко и по-существу. Но теперь не смог побороть соблазн и пуститься в долгие рассуждения, просто чтобы полюбоваться выражением лица Кингсли. Еще одно выступление в духе мистера Джорджа Грина стало бы для Кингсли особенно мучительным, и Королевский астроном воспользовался такой возможностью. Он начал с демонстрации слайдов с оборудованием Королевской обсерватории и наблюдателями, работающими на нем, показал, из каких деталей это оборудование состояло; а затем стал подробно объяснять принцип его работы, используя такую терминологию, словно он разговаривал с умственно отсталыми детьми. И все это время Королевский астроном в отличие от вечно запинающегося мистера Грина говорил спокойным уверенным тоном. Где-то минут через тридцать пять он испугался, что Кингсли станет плохо и придется звать врача, поэтому наконец перешел к делу.
– В общих чертах наши результаты подтверждают сказанное мистером Грином. Юпитер и Сатурн изменили свое местоположение, и показатели примерно совпадают с теми, которые предоставил мистер Грин. Есть небольшие расхождения между его данными и нашими, но в основном они совпадают. Кроме того, мы в Королевской обсерватории наблюдали, как Уран и Нептун тоже изменили свое положение, отклонение не настолько сильное, как у Юпитера с Сатурном, но достаточно значительное. Наконец, я хочу добавить, что получил письмо от Гроттвальда из Гейдельберга, в котором он говорит, что в Гейдельбергской обсерватории получили примерно такие же результаты, как и в Королевской обсерватории.
С этими словами Королевский астроном вернулся на свое место. Доктор Олдройд сразу же обратился к собранию:
– Джентльмены, сегодня вы узнали о результатах наблюдений, которые, смею предположить, чрезвычайно важны. Эта встреча станет значительной вехой в истории астрономии. Я не хочу больше отнимать ваше время, тем более что вам самим наверняка есть что сказать. В особенности, я думаю, это касается наших теоретиков. И я начну нашу дискуссию с обращения к профессору Кингсли. Не желает ли он как-нибудь прокомментировать услышанное?
– Вряд ли. По крайней мере до тех пор, пока действует закон о клевете, – шепнул один из профессиональных астрономов другому.
– Господин председатель, – начал Кингсли, – пока два предыдущих оратора выступали перед нами, у меня имелась масса времени, чтобы самому провести подобные расчеты.
Двое профессионалов улыбнулись друг другу, Королевский астроном улыбнулся про себя.
– Мое заключение, возможно, заинтересует присутствующих. Я пришел к выводу, что если данные, представленные нам сегодня, верны, и я хочу особенно подчеркнуть слово «если», то это говорит о существовании неизвестного тела в непосредственной близости от Солнечной системы. Причем масса этого тела должна быть сопоставима или даже превышать массу Юпитера. Немыслимо даже предположить, что предоставленные нам результаты были получены вследствие обычных погрешностей в измерениях, – этот момент я опять же хочу подчеркнуть, – но точно так же немыслимо, чтобы тело с такой большой массой находилось в пределах Солнечной системы или на ее периферии и при этом до сих пор оставалось незамеченным.
Кингсли сел на свое место. Профессиональные астрономы в общих чертах поняли, что он хотел сказать, а также какой подтекст заключался в его словах, и нашли его выступление более чем убедительным.
Когда Кингсли садился в поезд, отходивший в 20:56 от Ливерпуль-стрит в Кембридж, он так злобно посмотрел на сотрудника станции, пытавшегося проверить у него билет, что тот даже отступил на пару шагов. Но Кингсли это совсем не смутило, недавний обед ситуации не исправил: еда была приготовлена из рук вон плохо, обслуживали его так, словно делали огромное одолжение, да и сам ресторан, несмотря на свою помпезность, выглядел довольно неопрятно. Зато счет оказался более чем внушительным. Кингсли с сердитым видом шел через поезд в поисках купе, где он смог бы в полном одиночестве дать волю накопившимся эмоциям. Когда он быстро проходил по вагону первого класса, затылок одного из пассажиров показался ему знакомым. Он тихонько прошел в купе и уселся рядом с Королевским астрономом.
– Ездить первым классом приятно и удобно. Правда же, нет ничего лучше государственной службы?
– Вовсе нет, Кингсли. Вообще-то, я еду на праздничный ужин в Тринити-колледж в Кембридже.
Кингсли, еще не до конца пришедший в себя после отвратительного обеда, скорчил кислую мину.
– Никогда не мог понять, за счет чего пирует эта братия из Тринити, – сказал он. – Закатывают банкеты по понедельникам, средам и пятницам, да и в остальные дни – плотное четырехразовое питание.
– Да, они неплохо устроились. А вы сегодня, кажется, не в настроении, Кингсли. Что-то случилось?
Метафорически выражаясь, можно сказать, что в тот момент Королевский астроном был готов прыгать от радости.
– Не в настроении? Любопытно, кто на моем месте был бы в настроении? Хотел бы на такого посмотреть. Послушайте, что за водевиль вы устроили сегодня днем?
– Сегодня были озвучены лишь факты. Абсолютно рациональные и трезвые.
– Трезвые факты? Да что вы говорите! Вы выглядели бы намного трезвее, если бы залезли на стол и станцевали на нем чечетку. Планеты, отклонившиеся от своего положения на полтора градуса? Чушь какая-то!
Королевский астроном достал с багажной полки свой портфель и вытащил из него большую папку, в которой хранились многочисленные отчеты о проведенных наблюдениях.
– Вот эти факты, – сказал он. – На первых пятидесяти или около того страницах – еще необработанные данные наблюдений за всеми планетами, которые проводились день за днем в течение последних месяцев. В следующей таблице вы найдете все эти расчеты, преобразованные в гелиоцентрические координаты.
Кингсли молча изучал бумаги около часа, пока поезд не доехал до Бишопс-Стортфорда. Затем он сказал:
– К. а., вы же понимаете, что у вас нет ни малейшего шанса устроить эту мистификацию? Здесь так много материалов, что я не могу установить подлинность их всех. Я могу одолжить эти таблицы на пару дней?
– Кингсли, если вы считаете, что я взял на себя труд организовать эту, как вы выразились, мистификацию, исключительно чтобы запутать или позлить вас, тогда могу лишь сказать, что вы себе излишне льстите.
– Скажем так, – отозвался Кингсли, – я могу выдвинуть две гипотезы. Обе на первый взгляд кажутся невероятными, но одна из них должна подтвердиться. Первая заключается в том, что неизвестное науке небесное тело, сопоставимое по массе с Юпитером, проникло в Солнечную систему. А вторая – в том, что Королевский астроном сошел с ума. Не хочу вас обижать, но второй вариант кажется даже более вероятным.
– Что мне в вас нравится, Кингсли, так это ваша привычка рубить с плеча – кстати, весьма интересное выражение. – Королевский астроном на мгновение задумался и добавил: – Вам бы стоило заняться политикой.
Кингсли усмехнулся.
– И все-таки я могу взять эти таблицы на пару дней?
– Для чего они вам?
– На самом деле у меня есть две цели. Хочу проверить все эти данные на их состоятельность, а затем выяснить, где может находиться вторгшееся в нашу систему тело.
– И как вы собираетесь это сделать?
– Для начала изучу все материалы по одной из планет, скажем Сатурну – он для этого лучше всего подойдет. Это поможет мне определить расположение инородного тела или инородной материи, если речь не идет о едином объекте. Примерно так же Адамс и Леверье определили местоположение Нептуна. Затем, разобравшись с инородной материей, я перейду к дальнейшим расчетам. Выясню, какие помехи возникали вокруг других планет: Юпитера, Урана, Нептуна, Марса и так далее. А после этого сравню мои результаты с данными ваших наблюдений за этими планетами. Если мои результаты совпадут с вашими, я буду знать, что здесь нет никакого обмана. Но если они окажутся иными, то тогда…
– Все это прекрасно, – сказал Королевский астроном, – только как вы собираетесь успеть все это за пару дней?
– А, я воспользуюсь вычислительной машиной. К счастью, у меня уже есть программа, написанная специально для кембриджского компьютера. Завтра придется потратить весь день, чтобы немного доработать ее и написать несколько дополнительных программ для решения задачи. Зато уже вечером можно будет приступить к расчетам. И послушайте, К. а., вы не хотите приехать в лабораторию после вашего праздничного ужина? Если завтра вечером нам удастся поработать вместе, мы быстро разберемся с этим делом.
На следующий день погода выдалась не самая приятная: холодная, дождливая, и в довершении всего Кембридж окутала тонкая пелена тумана. Кингсли проработал все утро, а к полудню затопил камин в своей квартире в доме для преподавателей. Он работал без перерыва, быстро исписывая листы многочисленными символами. Здесь приводится короткий фрагмент кода, согласно которому вычислительной машине надлежало производить расчеты:
Где-то в половине четвертого он вышел из колледжа, одевшись потеплее и тщательно закрывая зонтом объемную стопку бумаг. Он выбрал самый кратчайший путь до Корн-Эксчендж-стрит, к зданию, где находилась вычислительная машина, способная за одну ночь провести расчеты, на которые у обычного человека ушло бы лет пять. Когда-то в этом здании располагалась анатомическая школа, и ходили слухи, что оно населено призраками, но Кингсли, сворачивая с узкой улочки к боковой двери, даже и не вспомнил об этом.
Однако первым делом он пошел вовсе не к ЭВМ, на которой в тот момент работали другие специалисты. Он еще не перевел все данные, которые написал, в формат, пригодный для использования в машине. Для этого ему требовалась специальная печатная машинка, пробивавшая отверстия на ленте, а узор из этих отверстий соответствовал определенным символам. Именно эти отверстия и передавали окончательные команды компьютеру. Каждое из многих тысяч отверстий должно было располагаться на своем месте, иначе это привело бы к ошибкам в расчетах. Поэтому работа на перфораторе требовала особой тщательности и стопроцентной точности.
Лишь к шести часам вечера Кингсли убедился, что работа сделана надлежащим образом, все тщательно проверено и перепроверено. Он поднялся на верхний этаж, где находилась вычислительная машина. Тысячи электровакуумных ламп согревали помещение аппаратной, наполняя приятным теплом и сухостью, столь непривычными для холодного и сырого январского дня. Слышалось хорошо знакомое гудение электрических моторов и треск телетайпа.
Королевский астроном провел день хорошо, навестил старых друзей, а вечером с удовольствием посетил праздничный ужин в колледже Тринити. Время было уже за полночь, и ему больше всего хотелось лечь спать, а не сидеть в вычислительной лаборатории. И все же он решил выяснить, чем занимается его безумный коллега. Друг предложил подвезти его к лаборатории на машине, и теперь Королевский астроном стоял под дождем и ждал, когда ему откроют дверь. Наконец Кингсли соизволил появиться перед ним.
– Ой, здравствуйте, К. а., – сказал он. – Вы как раз вовремя.
Они преодолели несколько лестничных пролетов и оказались в помещении с вычислительной машиной.
– Получили какие-нибудь результаты?
– Нет, но, кажется, я все настроил. В программах, которые я написал сегодня утром, оказались кое-какие ошибки. Последние несколько часов я их отлавливал. Надеюсь, все удалось исправить. По крайней мере, складывается такое впечатление. Если машина работает исправно, то через час-другой мы получим достойный результат. Банкет удался на славу?
Примерно в два часа ночи Кингсли сказал:
– Мы уже почти закончили. Еще пара минут, и результат будет готов.
Через пять минут в комнате послышалось жужжание скоростного перфоратора. Из перфоратора появилась тонкая бумажная лента примерно в десять ярдов длиной. Отверстия на ленте содержали расчеты, на которые человек без помощи машины потратил бы не меньше года.
– Давайте посмотрим, – предложил Кингсли, когда они загрузили ленту в телетайп.
Вдвоем ученые стали наблюдать за тем, как распечатывается один ряд чисел за другим.
– Боюсь, расположение данных не самое удачное. Наверное, мне лучше все объяснить. В первых трех рядах – значения ряда параметров, которые я включил в расчет, принимая во внимание данные ваших наблюдений.
– А как насчет положения инородного тела? – спросил Королевский астроном.
– Его положение и масса указываются в следующих четырех рядах. Но форма подачи материала не самая удобная. Я же говорил, расположение неудачное. Я хочу использовать эти результаты, чтобы рассчитать, какое влияние инородное тело окажет на Юпитер. Лента вполне подходит для таких задач.
Кингсли указал на бумажную ленту, только что появившуюся из машины.
– Но мне самому придется сделать кое-какие расчеты перед тем, как перевести данные из этих таблиц в более удобоваримую форму. Однако сначала давайте запустим машину, пусть выяснит все, что касается Юпитера.
Кингсли нажал на несколько переключателей. После этого он вставил большую катушку с перфолентой в устройство для «считывания» информации. Затем нажал еще на один переключатель, и считывающее устройство начало разматывать ленту.
– Вы видите, что происходит? – сказал Кингсли. – Когда лента разматывается, лампа просвечивает отверстия. Потом свет попадает в эту коробку, на светочувствительные трубки. Это приводит к тому, что в машину поступает ряд импульсов. Лента просто передает машине инструкции, как ей рассчитать изменение в положении Юпитера. Но машина еще не получила всех инструкций целиком. Она по-прежнему не знает, где находится это инородное тело, какова его масса и как быстро оно движется. Поэтому работа пока не выполнена.
Кингсли был прав. Машина остановилась, как только размотала всю катушку. Кингсли указал на маленькую красную лампочку.
– Это говорит о том, что машина прекратила работу из-за отсутствия полных инструкций. Дайте ту ленту, которую мы только что получили. Она на столе рядом с вами.
Королевский астроном протянул ему длинную бумажную ленту.
– Теперь мы восполним пробелы в информации. Считав ее, машина будет знать все необходимое о неизвестном объекте.
Кингсли нажал на переключатель и вставил в машину еще одну ленту. Как только она вся прошла через считывающее устройство, на катодно-лучевых трубках замигали огоньки.
– Ну вот, началось. Следующий час машина каждую минуту будет умножать сотни тысяч десятизначных чисел. И пока она этим занимается, давайте приготовим кофе. Я с четырех часов дня ничего не ел и сильно проголодался.
Итак, двое ученых работали всю ночь. За окном уже начал заниматься серый и унылый январский рассвет, когда Кингсли сказал:
– Вот, пожалуй, и все. Мы получили необходимые результаты, но их еще необходимо конвертировать, после чего мы сможем сравнить их с данными ваших наблюдений. Я попрошу сегодня одну из наших лаборанток заняться этим. Послушайте, К. а., давайте пообедаем вместе сегодня вечером и все хорошенько обсудим? А сейчас вам, возможно, хочется пойти немного вздремнуть? Я останусь здесь, пока не придут сотрудники лаборатории.
После обеда тем же вечером Королевский астроном и Кингсли отправились в квартиру последнего, которая находилась на территории колледжа Эразма. Обед выдался отличным, и оба пребывали в благостном расположении духа, когда устроились у пылающего камина.
– Какую только чушь не говорят в последнее время о закрытых печах, – сказал Королевский астроном, кивая в сторону камина. – Что они якобы очень хороши с научной точки зрения. Никакой наукой там и не пахнет! Самое лучшее тепло – от открытого огня. А закрытые печи производят только горячий воздух в больших количествах, которым очень неприятно дышать. Они не столько греют, сколько удушают.
– Вполне здравые рассуждения, – согласился Кингсли. – Я и сам никогда не видел пользы от подобных устройств. Как насчет того, чтобы выпить немного портвейна перед тем, как приступить к обсуждению? А может, вам мадеры, кларета или бургундского?
– С удовольствием! Мне лучше бургундского.
– Замечательно, у меня есть недурной «Поммар» 57-го года.
Кингсли налил вино в два больших бокала, вернулся на свое место и продолжил:
– Здесь все данные. Я провел расчеты для Марса, Юпитера, Урана и Нептуна. Они поразительным образом совпадают с вашими наблюдениями. Вот, на этих четырех листах я сделал краткий отчет по каждой из планет. Можете сами взглянуть.
Королевский астроном несколько минут изучал содержание этих листов.
– Впечатляет, Кингсли. Этот ваш компьютер, без сомнения, фантастический инструмент. Но теперь-то вы довольны? Все встало на свои места. И соответствует гипотезе о вторгшемся в пределы Солнечной системы постороннем теле. Кстати, вам удалось выяснить массу, расположение и скорость движения? Здесь ничего этого нет.
– Теперь я знаю и это, – ответил Кингсли, доставая еще один лист из большой папки. – Но здесь и возникает загвоздка. Его масса составляет почти две трети от массы Юпитера.
Королевский астроном улыбнулся.
– Кажется, на встрече Британской астрономической ассоциации вы утверждали, что это тело по массе равно Юпитеру, если не превосходит его.
Кингсли недовольно закряхтел.
– Если принять во внимание все отвлекающие факторы, то оценка была очень даже неплохой. Но вы посмотрите на гелиоцентрические данные. Тело находится на расстоянии 21,3 астрономической единици от Солнца. Это всего в 21,3 раза меньше, чем расстояние между Землей и Солнцем. Такого просто не может быть!
– Не понимаю, почему?
– На этом расстоянии тело легко рассмотреть невооруженным глазом. Тысячи людей заметили бы его.
Королевский астроном покачал головой.
– Это совсем не обязательно должна быть планета. Тело может иметь более высокую плотность и низкую отражательную способность. Из-за чего его трудно увидеть невооруженным глазом.
– Пусть так, но в телескоп-то его можно рассмотреть! В ночном небе, где-то к югу от Ориона. Вот его координаты: прямое восхождение – 5 часов 46 минут, склонение – 30 градусов 12 минут. Я не так хорошо знаю небо, но это ведь где-то к югу от Ориона, верно?
Королевский астроном опять улыбнулся.
– Когда вы в последний раз смотрели в телескоп, Кингсли?
– Наверное, лет пятнадцать назад.
– А зачем вам это понадобилось?
– Я показывал посетителям обсерваторию.
– А вы не хотите вместо всех этих споров отправиться сейчас в обсерваторию и проверить, что нам удастся увидеть? Мне кажется, что этот вторженец, давайте будем его так называть, возможно, даже не твердое тело.
– Вы хотите сказать, что мы говорим о газовом облаке? Что ж, тогда кое-что может проясниться. Конденсированное тело непросто разглядеть. Но в таком случае облако должно быть локализовано в ограниченном пространстве, при этом иметь диаметр не больше диаметра земной орбиты и довольно высокую для облака плотность – около 10–10 гр./см3. Возможно, маленькая звезда в процессе образования?
Королевский астроном кивнул.
– Мы знаем, что очень большие газовые облака, наподобие туманности Ориона имеют среднюю плотность примерно 10–21 г/см3. Вместе с тем звезды вроде Солнца с плотностью 1 г/см3 постоянно формируются внутри крупных газовых облаков. И это означает, что подобные газовые пятна могут иметь самую разную плотность: от 10–21 г/см3, с одной стороны, до звездной плотности – с другой. Ваши 10–10 г/см3 оказываются где-то посередине и кажутся вполне вероятной величиной.
– Да, такое вполне возможно. И подобные облака должны существовать. Но, думаю, вы правы, нам стоит поехать в обсерваторию. Пока вы будете допивать вино, я позвоню Адамсу, а потом вызову нам такси.
Когда двое ученых добрались до университетской обсерватории, небо заволокло тучами. Целый час они прождали в холоде и сырости, но на небе не было видно даже звезд. Так продолжалось и на следующую ночь, и в ночь после нее. Поэтому кембриджские астрономы лишились возможности стать первооткрывателями Черного Облака, как более столетия назад не смогли первыми открыть Нептун.
12 января, в тот день, когда Геррик приехал в Вашингтон, Кингсли и Королевский астроном снова обедали в колледже Эразма. А после обеда снова отправились в квартиру Кингсли, где сидели у камина и пили «Поммар» 57-го года.
– Слава богу, нам не придется всю ночь сидеть в лаборатории. Мы можем доверять Адамсу, он позвонит, если небо вдруг прояснится.
– Завтра мне непременно нужно вернуться в Хёрстмонсо, – сказал Королевский астроном. – В конце концов, там тоже есть телескопы.
– Кажется, эта влажность осточертела вам так же, как и мне. Послушайте, К. а., мне кажется, нам стоит отказаться от этой затеи. Я набросал текст телеграммы. Хочу отправить ее Марлоу в Пасадину. Вот она. У них там не должно быть проблем с облаками.
Королевский астроном взглянул на листок бумаги, который держал Кингсли.
ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ О ЛЮБЫХ НЕОБЫЧНЫХ ОБЪЕКТАХ СО СЛЕДУЮЩИМИ КООРДИНАТАМИ: ПРЯМОЕ ВОСХОЖДЕНИЕ – ПЯТЬ ЧАСОВ СОРОК ШЕСТЬ МИНУТ; СКЛОНЕНИЕ – МИНУС ТРИДЦАТЬ ГРАДУСОВ ДВЕНАДЦАТЬ МИНУТ. МАССА ОБЪЕКТА – ДВЕ ТРЕТИ ОТ МАССЫ ЮПИТЕРА. СКОРОСТЬ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ – СЕМЬДЕСЯТ КИЛОМЕТРОВ В СЕКУНДУ, И ОНО ДВИЖЕТСЯ ПРЯМО К ЗЕМЛЕ. РАССТОЯНИЕ ОТ СОЛНЦА – 21,3 АСТРОНОМИЧЕСКОЙ ЕДИНИЦЫ.
– Мне стоит отослать ее? – с тревогой спросил Кингсли.
– Отошлите. Я уже засыпаю, – сказал Королевский астроном, из вежливости с трудом сдерживаясь, чтобы не зевнуть.
На следующий день в девять утра Кингсли нужно было проводить лекцию, поэтому уже к восьми он побрился, умылся и оделся. Слуга, приставленный к нему колледжем, накрыл стол к завтраку.
– Сэр, вам телеграмма, – сказал он.
Бросив на нее взгляд, Кингсли увидел, что она пришла из-за океана. «Невероятно. Марлоу не мог так быстро ответить!» – подумал про себя Кингсли. Еще сильнее он удивился, когда прочитал ее содержание.
ВЫ И КОРОЛЕВСКИЙ АСТРОНОМ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО, Я ПОВТОРЯЮ, НЕМЕДЛЕННО ПРИЕХАТЬ В ПАСАДИНУ. САДИТЕСЬ НА РЕЙС, ВЫЛЕТАЮЩИЙ В 15:00 В НЬЮ-ЙОРК. БИЛЕТЫ ПОЛУЧИТЕ НА СТОЙКЕ АВИАКОМПАНИИ «ПАН-АМЕРИКАН» НА АЭРОВОКЗАЛЕ ВИКТОРИЯ. ВАШИ ВИЗЫ УЖЕ ГОТОВЫ И НАХОДЯТСЯ В АМЕРИКАНСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ. В АЭРОПОРТУ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА ВАС БУДЕТ ЖДАТЬ АВТОМОБИЛЬ. ГЕРРИК.
Самолет медленно набирал высоту, направляясь на запад. Кингсли и Королевский астроном спокойно сидели в своих креслах. После того как Кингсли получил утром телеграмму, он впервые смог перевести дух. Сначала ему пришлось перенести лекцию, затем – обсудить все произошедшее с секретарем факультета. Организовать столь внезапный отъезд из университета оказалось непросто, но все же к одиннадцати часам он все уладил. Оставалось три часа, чтобы доехать до Лондона, получить визы, забрать билеты и сесть в автобус, который следовал от терминала Виктория до Лондонского аэропорта. И все это происходило в большой спешке. Королевскому астроному пришлось немного проще – он так часто выезжал за рубеж, что в паспорте у него всегда стояли действующие визы. На всякий случай.
Оба ученых решили почитать в дороге. Кингсли взглянул на книгу Королевского астронома и увидел яркую обложку, на которой была изображена перестрелка двух отчаянных головорезов.
«Бог знает, что он захочет почитать в следующий раз», – подумал Кингсли.
Королевский астроном взглянул на книгу Кингсли и увидел, что это «История» Геродота.
«Господи, да он потом еще и за Фукидида возьмется!» – подумал Королевский астроном.