Черное солнце

Глава 51

Невский проспект, Санкт-Петербург

9 января, 15.21

Перейдя по мосту через Мойку, Том и Доминик направились по Невскому проспекту в сторону золоченого шпиля Адмиралтейства. Снег под ногами лежал грязной истоптанной кашей, и было понятно, что в последний раз он шел несколько дней назад. Хотя по здешним меркам зима была, вероятно, не слишком суровой, для них такие холода были непривычны, и когда они обменивались репликами, их голоса приглушали поднятые воротники и толстые шарфы.

— Так когда, по твоим расчетам, Арчи сюда подъедет? — спросила Доминик, внимательно глядя себе под ноги и ступая осторожно, стараясь не испортить туфли.

— Что, уже скучаешь по нему? — рассмеялся Том. — Не волнуйся, сегодня к вечеру будет здесь.

— Не уверена, что ему следовало ехать одному. Если кто-то действительно его ищет, его вычислят и с нами, и без нас, верно?

— Да, — согласился Том, — но если ему придется скрываться, это будет проще, если он станет беспокоиться только о себе. К тому же он не оставил нам выбора.

— А Тернбул? Ты все же связался с ним?

— Я проинформировал его обо всем, что мы узнали. По крайней мере обо всем, что ему следует знать. Он приезжает сюда завтра. Надо поаккуратней сказать об этом Арчи.

Они дошли до конца Невского проспекта и свернули направо на Дворцовую площадь. Над ними сверкал золоченый шпиль Адмиралтейства; подпирающий его беломраморный куб с колоннадой напоминал верхний ярус роскошного свадебного торта. Справа высился Александрийский столп, а позади стремительный изгиб здания Генерального штаба обнимал их своей тенью.

Доминик взяла Тома под руку, и внезапно ей стало тепло и приятно, несмотря на ледяной ветер, хлеставший ее по щекам. События последних дней были одновременно и радостными, и утомительными, и она наслаждалась несколькими часами, когда можно было не думать об отрезанных руках, нацистских картах с расположением тайников и столах с осклабившимися черепами.

К тому же ей приятно быть рядом с Томом. Что ж, это действительно так. Уж слишком редко выпадает ей случай побыть с ним вдвоем, чтобы только они, и никого больше. Но об этом, разумеется, она ему никогда не скажет. Она никогда не рискнет тем малым, что уже между ними есть, ради чего-то большего, к тому же весьма призрачного.

— Ты ведь бывал здесь прежде, так? — спросила она.

— Нет.

— Нет? Как же так? Я думала, ты бывал везде.

— Почти везде. А здесь не довелось.

Что-то в его голосе подсказало ей, что не стоит выспрашивать дальше. По крайней мере не сейчас. Она решила сменить тему:

— Должно быть, это здесь. Эрмитаж.

— Точно. — Том утвердительно кивнул.

— А это, надо полагать, Зимний дворец. — Она показала налево, на экстравагантное здание в стиле барокко, фисташково-белый фасад которого был пышно украшен сверкающими декоративными скульптурами и замысловатыми золотыми завитушками.

— Вероятно.

— Огромный! — Она изумленно покачала головой.

— Я где-то читал, что, если тратить по восемь часов в день, чтобы только мельком взглянуть на все его экспонаты, понадобится семьдесят лет.

— Невероятно.

— Тринадцать миль галерей. Три миллиона единиц хранения. По-моему, семьдесят лет — это еще не так много.

— И ты в самом деле думаешь, что одна из картин Биляка находится там? — спросила она скептически. Даже теперь она не была до конца уверена, что их совместная логика привела их в нужное место.

Прежде чем ответить, Том убежденно кивнул.

— В кабинете Вайссмана были фотографии трех картин. Картина из синагоги и та, что из замка, должны были привести нас в усыпальницу ордена. Остается одна — портрет дочери Гиммлера Гудрун. Эту картину искал мой отец. Это и есть ключ. Отец был в этом уверен. Это ключ ко всему, я не сомневаюсь.

— Но как она оказалась здесь?

— В этом нет ничего невозможного.

— А конкретней?

— Ты когда-нибудь слышала о золоте Шлимана?

Они дошли до набережной и стояли на Дворцовом мосту, глядя на Петропавловскую крепость. Том облокотился на парапет.

— Это который немецкий археолог? Конечно.

Разумеется, она знала, о ком идет речь. Шлиман был первооткрывателем в своей области. Одержимый «Илиадой», в семидесятых годах девятнадцатого века он задался целью отыскать место, где находилась легендарная Троя, воспользовавшись гомеровским текстом как картой. В 1873 году он обнаружил культурный слой — остатки поселения и великое множество бронзовых, серебряных и золотых предметов, которые он назвал Сокровищем Приама, по имени древнего властелина Трои.

— Перед самой своей смертью, — пояснил Том, — он завещал найденное им в Трое сокровище Национальному музею в Берлине, где оно хранилось вплоть до 1945 года.

— До сорок пятого? Ты хочешь сказать, что его забрали русские? — догадалась Доминик.

— Вот именно. Русские были также помешаны на ценностях и произведениях искусства, как и нацисты. Когда пал Берлин, они мгновенно направили туда свою «трофейную команду» — оперативную группу, специально обученную выявлять и конфисковывать как можно больше всего самого ценного. Они обнаружили Сокровище Приама в бункере под берлинским зоопарком вместе со множеством других предметов искусства. Разумеется, до недавнего времени никло об этом не знал; все считали, что эти ценности были утеряны или уничтожены во время боев. Но в 1993 году русские наконец сознались, что эти сокровища у них, и потребовали признать их право на эти ценности в счет репараций. Сейчас они выставлены в Пушкинском музее в Москве.

— Значит, ты полагаешь, что эта картина могла быть привезена сюда в качестве трофея?

— Берлин сдался маршалу Жукову. Штаб-квартира Гиммлера наверняка была одной из ключевых стратегических целей русских. Если предположить, что Гиммлер не решился уничтожить портрет своей собственной дочери, значит, вполне вероятно, что русские его нашли и вывезли сюда в качестве трофея. Наверняка именно это и означают три медали и табличка с именем на кресле в крипте. Одним словом, я уверен, что картина здесь. Загвоздка в том, как нам найти ее.

— А почему, собственно?

— Говорил я тебе, что здесь три миллиона единиц хранения? — Она кивнула. — Так вот, в экспозиции находятся лишь пять процентов. Остальные два миллиона семьсот тысяч предметов в подземных хранилищах, причем большинство из них из рук вон плохо каталогизированы. Возможно, они и сами не ведают, есть ли у них эта картина.

Последовало долгое молчание. Внезапно ока подумала, что за исключением трех перпендикуляров — шпилей Адмиралтейства, Петропавловской крепости и Михайловского дворца — в этом городе господствовали линии горизонтальные, будто в разрезе горной породы. Отчасти это было продиктовано архитектурным замыслом: в досоветскую эпоху крыши близлежащих построек должны были как минимум равняться на линию крыши Зимнего дворца, но главным образом этот эффект был обусловлен обилием воды. Везде, где поверхность сорока рек и двадцати каналов Санкт-Петербурга касалась берега, она создавала впечатление безукоризненно прямой горизонтальной линии.

Она уже было намеревалась поделиться этим наблюдением с Томом, но, поймав его печальный, почти отсутствующий взгляд, передумала. Вместо этого она задала вопрос, который не переставал тревожить ее последние несколько минут.

— Том, — она устремила на него вопрошающий взгляд, — а почему ты не бывал здесь прежде? Честно.

Он помедлил с ответом, а когда наконец заговорил, ей показалось, что он не в силах посмотреть ей в глаза.

— Когда мне было восемь, мой отец купил мне книгу о Санкт-Петербурге. Мы читали ее вместе, в основном разглядывали картинки. Он говорил, что когда-нибудь свозит меня туда, что мы поедем туда вместе, только вдвоем. Наверное, я ждал, когда он меня позовет. Никогда не думал, что окажусь здесь без него.

Доминик молчала. Потом неожиданно для самой себя привстала на цыпочки и ласково поцеловала его в щеку.

Глава 52

Сенатская площадь, Санкт-Петербург

8 января, 16.03

Борис Христенко чувствовал себя виноватым. Дело было не только в том, что он ускользнул из офиса и, если начальник узнает, придется отвечать на неприятные расспросы. Скорее, дело в том, что он подвел своих коллег, а этого он терпеть не мог. До открытия в залах музея выставки Рембрандта оставалось всего три недели, и сейчас ему полагалось руководить размещением полотен. Но он обещал, а свои обещания Борис по возможности старался выполнять. Особенно когда давал их матери.

Он шел по улице, низко опустив голову, стараясь не встретиться взглядом с кем-либо из сослуживцев, которые могли бы его узнать, хотя, если б это случилось, он мог бы с полным правом поинтересоваться, почему они не на рабочем месте. Осознание этого придало ему уверенности, и он позволил себе поднять взгляд, но тут же, спохватившись, резко ускорил шаг, прошмыгнул через мост и направился вниз по набережной Лейтенанта Шмидта.

Мать попросила его купить три расписные матрешки. Она сослалась на то, что в пригороде, где она живет, таких хороших матрешек не купишь, хотя Борис сомневался, что она вообще смотрела. Он знал свою матушку, и эта просьба подразумевала двойную хитрость: чтобы он за них заплатил и чтобы он их ей привез.

Да и не для нее были эти матрешки, ясное дело. Подарки для племянников и племянниц в Штатах, куда пятнадцать лет назад смотался ее брат, сменив морозные русские зимы на влажное лето Майами. Боже, как завидовал ему Борис.

Это был маленький магазинчик, предназначенный в основном для туристов, но с отменным выбором русских сувениров. Борис выбрал и оплатил покупку, вышел на улицу и посмотрел на часы. Он отсутствовал на работе двадцать минут. Может, если припустить бегом, его отсутствия никто и не заметит?

Первый удар сбоку в ухо застал его врасплох, второй — в солнечное сплетение — согнул его пополам. Он рухнул на асфальт, в голове гудело, он дергался и хватал ртом воздух, словно золотая рыбка, выпавшая из аквариума.

— Сюда его давай, — услышал он чей-то голос и почувствовал, как его за руки и за волосы волокут по грязной мостовой через улицу в переулок. У него не было ни сил, ни желания сопротивляться. Он знал, кто они, и понимал, что сопротивление бесполезно.

Его швырнули на землю, усеянную гниющими объедками и собачьим дерьмом. Головой он стукнулся о стену, зубы клацнули, рот захлопнулся.

— Где наши бабки, Борис Иванович? — раздался тот же голос.

Он поднял глаза и увидел, что их трое и они тенью нависли над ним, будто крышки трех гробов сразу.

— Деньги придут, — пробормотал он, с трудом заставив собственные губы и язык повиноваться ему.

— Поторопи их. Две недели. У тебя две недели. В следующий раз, заруби себе, мы придем не по твою душу. К мамаше твоей заявимся.

Один из них с размаху ударил его ногой по голове, попав по носу. Он почувствовал кровь на лице, тени исчезли, раздался и смолк издевательский смех.

Он лежал неподвижно, упершись затылком в холодную кирпичную стену, глядя на перепачканные колени, порванное и изгаженное пальто, потрепанные ботинки, вымазанные собачьим дерьмом. Кровь из разбитого носа сочилась сквозь пальцы и капала на грудь мерно и ритмично, будто старые часы, отсчитывающие неумолимое время.

Борис разрыдался.

Глава 53

Екатерининский дворец, Пушкин

8 января, 16.37

Том сказал, что ему какое-то время нужно побыть одному, и Доминик нехотя согласилась увидеться с ним попозже в гостинице. Нет, не то чтобы ему не хотелось быть рядом именно с ней, просто он довольно часто ощущал необходимость побыть в одиночестве, чтобы «подзарядить батарейки» и просто подумать. Однако он чувствовал, что она, напротив, расположена к общению с людьми, в данном случае с ним, чтобы прийти в себя от треволнений последних нескольких дней.

Миновав ворота Екатерининского дворца, он поймал себя на том, что потирает пальцами колечко из слоновой кости — брелок для ключей, подаренный ему отцом, который он всегда носил в кармане. Обычно это действие не бывало связано с какой-то конкретной мыслью, но на сей раз он воспринял его как подтверждение того, что недавний разговор занозой застрял в его памяти.

Он знал, что она хочет ему помочь, однако, если уж честно, упоминание об отце в разговоре с ней заставляло его чувствовать себя неловко. Хотя бы потому, что ему трудно было говорить об отце с кем бы то ни было. Неловко еще и потому, что, как ни тяжко ему было это признать, он, пожалуй, немного ревновал к ней отца.

Ведь в последние пять-шесть лет она чаще виделась с его отцом, чем он сам; они перешучивались, обедали, спорили друг с другом, когда работали вместе. У нее сложились с отцом такие отношения, о которых Том мог только мечтать. Он размышлял, догадывается ли она о его чувствах, и задавался вопросом, не в этом ли разгадка подаренного ему поцелуя.

Разумеется, пребывание здесь вызвало бурный прилив этих чувств. Именно сюда, и прежде всего сюда, отец Тома обещал когда-нибудь привезти его. Когда он заговаривал об этом дворце — обычно укладывая Тома спать, — в его глазах вспыхивал мечтательный огонек; он с упоением описывал его сказочное убранство, его блистательную историю, его таинственную судьбу. Том внимательно слушал, положив подбородок на коленки, сжавшись в комок и затаив дыхание, стараясь не пропустить ни слова.

Когда перед его глазами возникло величественное здание дворца, Том остановился, пытаясь вобрать в себя все его великолепие. Дворец был ослепительно красив, с арочными окнами в три ряда, обрамленными искусным лепным орнаментом и повторявшимися с монументальной симметрией колоннами и скульптурами. Его бирюзово-бело-золотой фасад простирался из конца в конец больше чем на тысячу футов.

Он поднялся по широким ступеням и через парадный вход прошел в вестибюль. Он знал дорогу, запомнил ее с детства по чертежу из книги, подаренной ему отцом, и повернул налево, не раздумывая, автоматически, едва скользнув взглядом по величественной парадной лестнице из белого мрамора.

По мере приближения к цели его дыхание учащалось. Он стремительно миновал Белую, Малиновую и Зеленую столовые, удостоив их лишь беглым взглядом, хотя в иных обстоятельствах задержался бы в восхищении, впитывая их безудержную роскошь. Даже Картинный зал с его ста тридцатью полотнами не задержал его внимания дольше, чем понадобилось, чтобы пересечь полированный паркетный пол. Тома влекла, притягивала к себе, словно волшебной силой, дальняя дверь, откуда струился мягкий, манящий свет.

В комнате не было никого, кроме одного посетителя, разглядывавшего панно на дальней стене, и сурового вида смотрительницы, восседавшей на бархатном, с резной позолотой, стуле у самого входа. Том остановился на пороге, закрыл глаза и позволил теплу Янтарной комнаты окутать себя.

Разумеется, это не была Янтарная комната в своем первозданном виде, а современная, воссозданная к трехсотлетию города. И хотя она не могла похвастать имперской родословной своей знаменитой предшественницы, впечатление было не менее грандиозным, чем то, которое, как представлял себе Том, производил на зрителя оригинал. Ее искрящиеся стены светились всеми оттенками желтого — от дымчато-темного, как у топаза, до светло-лимонного — и были инкрустированы статуэтками, цветочными гирляндами, тюльпанами, розами, раковинами, монограммами, декоративными резными каменьями и императорским гербом Романовых.

И все же, несмотря на все великолепие, Том был по-своему счастлив, что отец не увидел этой комнаты. Он не мог отделаться от ощущения, что после предвкушения длиной в целую жизнь это знакомство для его отца могло оказаться не обретением счастья, а, скорее, глубочайшим разочарованием.

Ибо Том, возможно, острее, чем кто-либо другой, понимал, что человеку свойственно более всего желать именно того, чего он обрести не может. Сгинув в мировом пожарище и оставив о себе лишь воспоминания да несколько выцветших фотографий, Янтарная комната исчезла, а на ее месте родился миф. Миф, который почти мгновенно вырвался за рамки обыденного сознания и исследовательской мысли на безграничный простор воображения, где его грандиозность и великолепие не могли быть оспорены или подвергнуты малейшему сомнению. Вот почему эта копия, хотя, надо полагать, и безукоризненно точная, не могла идти ни в какое сравнение со сказочным, поистине божественным образом, который сложился в умах миллионов людей.

— Двадцать четыре года работы, — восхищенно произнес единственный посетитель, подходя к Тому. Том не признал его, полагая, что тот принял его за такого же, как он, туриста. — Двадцать четыре года на воссоздание. А светится-то как, будто золото, удивительно, верно? Поверхность отражает свет, и в то же время такая глубина, что кажется, можно запустить туда руку по самый локоть.

Том повернулся к нему, чтобы как следует рассмотреть. Сбоку он мог едва различить его профиль — меховая шапка была надвинута на уши, воротник поднят. Но в голосе этого человека было что-то знакомое, какие-то нотки, которые заплясали в закоулках памяти Тома, хотя имя их обладателя определить не получалось.

— Здравствуй, Томас.

Человек медленно повернул к нему лицо и впился в него стальными немигающими глазами. Глаза, что когда-то были такими бесконечно знакомыми и в то же время абсолютно чужими. Глаза, что пробуждали чувство ненависти и ужаса. И еще одиночества.

Глаза Гарри Ренуика.

— Гарри? — недоверчиво проговорил Том, и только тут сработал воображаемый определитель номера. — Это ты?

— Дорогой мой!

Ренуик, не уловив в интонации Тома враждебности, вытянул руки вперед, ладонями вверх, в знак приветствия. Но удивление и шок Тома мгновенно улетучились, уступив место холодной, пронзительной ярости, а последовавшая фраза не оставила ни малейших сомнений в его истинных чувствах.

— Ах ты, мерзавец! — Том сделал шаг в его сторону, правая кисть инстинктивно сжалась в кулак. Ренуик отпрянул назад, в его глазах мелькнул страх.

— Спокойно, Томас, — тихо сказал он, — не делай резких движений. Мне не хотелось бы нанести тебе увечье.

Он кивнул кому-то поверх плеча Тома, и тот, резко обернувшись, увидел, как два дюжих бритоголовых парня выволакивают за дверь перепуганную смотрительницу. Тут же в комнате появились двое других мужчин; у каждого за брючным ремнем картинно торчало по пистолету. Тот из них, кто был повыше ростом, встал рядом с Ренуиком, и Том смутно признал в нем человека, на которого указал Тернбул как на участника убийства Вайссмана в лондонской больнице. Другой подошел к Тому, по-быстрому обыскал его, потом забрал у Ренуика его меховую шапку и вышел из комнаты.

— Полагаю, ты еще не имел удовольствия познакомиться с полковником Гехтом? — обратился к нему Ренуик. — Он мой… коллега.

— Что вам нужно? — мрачно полюбопытствовал Том, понимая, что в сложившихся обстоятельствах у него нет иного выбора, как выслушать Ренуика до конца.

— Ах, Томас, — тяжко вздохнул Ренуик. Кроме одного из его оксфордских профессоров, Ренуик остался единственным, кто называл его полным именем. Он и прежде неизменно избегал любых аббревиатур, акронимов и иных упрощенных языковых конструкций, — ведь это грустно, не так ли? То, что после всего, после стольких лет, проведенных вместе, рука об руку, мы не можем с тобой встретиться запросто и поговорить, как старые друзья.

— Брось, — процедил Том сквозь стиснутые зубы, — наша дружба строилась на твоей лжи. В тот день, когда ты предал меня, между нами все было кончено. Теперь ты для меня никто. Так что, если ты пришел убить меня, давай побыстрее с этим покончим.

— Убить? — Ренуик рассмеялся и отошел к левой стене; Гехт остался на месте, не сводя ледяного взгляда с Тома. — Мой милый мальчик, если бы я пожелал твоей смерти, тебя бы уже убили. У отеля «Три короля», в том кафе на Гауптбанхоф или хотя бы сегодня утром, когда ты шел по Невскому проспекту. За последние несколько дней возможностей для этого было предостаточно. О нет, твоя смерть — хотя она и удовлетворит неизбывную потребность в возмездии, которую я испытываю всякий раз, как вижу вот это, — он приподнял правую руку в перчатке — протез и бесстрастно воззрился на нее, будто она принадлежала не ему, — твоя смерть не созвучна моим задачам.

— Твоим задачам? — Том презрительно хмыкнул. — Ты что, рассчитываешь на мою помощь?

— О, да ведь ты уже так много сделал, Томас. Ключ, добытый тобой у Ламмерса, банковская ячейка, доступ к которой ты обеспечил, идентификация «золотого» поезда и возможного местонахождения содержимого исчезнувших вагонов.

— Черт побери, откуда?.. — вскричал Том, прежде чем осознал, что это может значить. — Радж! — в ужасе прохрипел он. — Что ты с ним сделал?

— Ах да, — вздохнул Ренуик, — мистер Дхутта. — Он стянул перчатку с левой — здоровой — руки и аккуратно приложил ладонь к одной из янтарных панелей. — Исключительно преданный друг, скажу я тебе. Верный до конца.

— Ты убил его? — Том даже не пытался скрыть охвативший его ужас.

— Нет, в этом не было необходимости, — пожал плечами Ренуик, — но полагаю, на этот раз, чтобы поставить его на ноги, микстуры от кашля и витаминов будет недостаточно.

— Мерзавец, — выругался Том, но, несмотря на издевательскую шуточку Ренуика, почувствовал облегчение: Радж, слава Богу, жив.

Ренуик усмехнулся, но промолчал, ласково поглаживая ладонью янтарные цветы.

— Итак, теперь ты знаешь то, что было известно мне на протяжении некоторого времени, — произнес он наконец. — Агенты ордена были посланы, чтобы охранять поезд. Когда они поняли, что ему не суждено добраться до Швейцарии, они приняли решение выгрузить наиболее ценное и спрятать. Местонахождение тайника было зашифровано в картине, отыскать которую можно было при помощи двух других живописных полотен и карты.

Том ничего не сказал; его мысли перемежались с ужасом, ненавистью и отвращением при виде того, с каким наслаждением Ренуик поглаживал янтарь, словно ласкал любимого пса.

— Представляешь, Томас? Настоящая Янтарная комната. — Его глаза сверкнули огнем. — Найти ее наконец, после стольких лет. Она может стоить двести или даже триста миллиардов долларов.

— Я бы дал в десять раз больше, чтобы увидеть, как ты сдохнешь, — процедил Том сквозь стиснутые зубы.

— Твой отец потратил полжизни на поиски Янтарной комнаты. Представляешь, что бы он сказал, если б вдруг оказался здесь, где сейчас мы. Так близко, совсем рядом.

— Оставь моего отца в покое, — закричал Том, делая шаг к Ренуику и не обращая внимания на угрожающий взгляд Гехта.

— Твой отец, можно сказать, в деле, Томас, — пожал плечами Ренуик, — по-твоему, откуда же еще я мог обо всем узнать? Это он рассказал мне. Он поведал мне все.

— Это ложь.

— Ну да?

— Если он это сделал, то лишь потому, что понятия не имел, кто ты.

— А ты уверен в этом, нет, ты уверен? — Ренуик повернулся к Тому, гневно мотнув головой. — Ты твердо уверен в том, что он был не в курсе?

У Тома екнуло сердце.

— Ты на что это намекаешь, черт тебя побери?!

— Не пытайся меня обмануть. — Ренуик издевательски расхохотался. — Это бессмысленно. Ты наверняка подумал об этом хотя бы раз. Задавался таким вопросом.

— Подумал о чем? — Во рту у Тома пересохло, он говорил шепотом.

— О том, как это так, что после двадцати лет совместной работы, после стольких лет дружбы он ничего обо мне не знал. О том, что можно допустить хотя бы на миг, что он не только знал, но и помогал мне. Работал на меня.

— Не смей это говорить. Ты понятия не имеешь…

— Нет, это ты понятия не имеешь о том, что знаю я, — оборвал его Ренуик, — а если бы ты узнал, то ни за что не поверил бы. Точно так же, как наверняка не поверишь вот этому.

Он вытащил карманные часы и покачал их на цепочке перед носом у Тома. Луч света отразился на золотой крышке часов и послал на янтарную стену солнечный зайчик. Том мгновенно узнал часы — Патек-Филипп 1922 года выпуска, золото 18 каратов, очень редкий экземпляр. Номер 409792. Часы его отца.

— Проклятие, откуда они у тебя? — шепотом спросил Том. — Ты не имеешь права…

— Откуда, по-твоему? Он передал их мне. Как ты не понимаешь, Томас? Мы были партнерами. До самого конца.

Глава 54

Аэропорт Пулково-2, Санкт-Петербург

8 января, 18.47

Проходя через вращающуюся дверь, Пол Виджиано шумно потопал ногами. Бейли стерег чемоданы, вежливо отклоняя предложения носильщиков, то и дело пытавшихся водрузить их на свои тележки. Ядовито-малиновая неоновая реклама местного ночного клуба подмигивала из-под потолка, делая и без того подозрительный интерьер зала ожидания еще более зловещим.

— Черт, холодрыга на улице, до костей дерет, — пожаловался Пол.

— Не видно их?

— Нет пока. — Виджиано подул на ладони. — Я вроде бы велел тебе позвонить им перед нашим вылетом, сказать, когда мы прибываем. Ты что, толком и звонок сделать не можешь?

— Я звонил, сэр. Просто они запаздывают.

То, что начиналось как увлекательное и волнующее задание, быстро превратилось из-за постоянных хамских подначек и наездов Виджиано в тяжкое испытание для Бейли. Будь он менее терпелив и сдержан, он бы уже давно сломался, ответив на очередной выпад со стороны Пола увесистой оплеухой.

Но Бейли был не дурак; он знал, что надо быть осторожным. Виджиано, хоть он и сволочь, был в их тандеме старшим, и под конец именно он будет писать отчет о его, Бейли, работе. На этом этапе своей карьеры он должен быть чист как стеклышко и избегать любых неприятностей. Тех, кто не владеет искусством командной игры, не любит никто.

Но это не значило, что Бейли не должен удостовериться в том, что любые совершаемые ими действия одобрены вышестоящей инстанцией, а не являются частной инициативой офицера Виджиано.

— А вы согласовали с региональным директором Картером, сэр? — полюбопытствовал Бейли.

— Боже правый, Бейли, ты кто такой? — взорвался Виджиано. — Мама моя?

— Никак нет, сэр. Просто мы с вами далеко от Солт-Лейк-Сити и еще дальше от места преступления.

— И что?

— Я только хочу сказать, что лично мне не хотелось бы облажаться, вот и все. Ведь это далеко за пределами нашей юрисдикции.

— Для тебя единственный способ облажаться, Бейли, — это и дальше сводить меня с ума своими идиотскими заморочками, — с горечью проговорил Виджиано. — Ты собственными глазами видел, как тот малый выходил из отеля, где жил Лаш. Блонди. Наш главный подозреваемый. Это яснее ясного. А после выяснилось, что он замешан и в убийстве в Австрии тоже. Чего тебе не хватает? Дымящегося ствола и «пальчиков» на рукоятке?

— Да, я видел типа, который вроде бы на него похож, сэр, — спокойно ответил Бейли, — похож на фоторобот Хеннесси и на того парня, которого засняли в аэропорту Солт-Лейк-Сити. Но я не могу утверждать, что это был именно он.

— А мне плевать, можешь ты или не можешь. Если ты сомневался, надо было об этом сказать раньше, тогда. А теперь поздно — ты повязан, и я тоже. Так или иначе, того, что ты видел, Картеру хватило. И мы здесь только потому, что он дал «зеленый». Ну вот, полегчало тебе? — Виджиано наклонился к нему, обдав горячим зловонным дыханием. — Вот она в чем разница между тобой и мной. Порой приходится действовать по наитию, очертя голову. Ты еще скажешь мне спасибо, когда директор Грин вручит нам с тобой по медали. — Виджиано покосился на стеклянную дверь, за которой показался громоздкий черный силуэт. — О’кей, это, должно быть, они. И прекрати канючить. Пошли.

Виджиано взялся за выдвижную скобу своего громадного черного чемодана и покатил его к выходу; пластмассовые колесики ритмично постукивали на стыках между мраморными плитками.

Бейли накинул на плечо ремень дорожной сумки и, задумчиво наморщив лоб, устремился вслед за Полом. Все это было ему не по нраву, но коль скоро Картер дал санкцию, ничего не попишешь — оставалось лишь подчиниться.

Машина встречающих отличалась от всех прочих вокруг своими размерами и относительной чистотой и тускло поблескивала в свете натриевых ламп наружного освещения. Когда они подошли, багажник открылся, и, обменявшись взглядами, они положили в него свой багаж, а затем уселись на заднее сиденье.

— Извините за опоздание, парни. Пробки, черт бы их побрал. Я Билл Стрейндж, а это Клифф Каннингем. Добро пожаловать в Россию. — Человек, протянувший им руку для пожатия в щель между передними креслами, был прямой противоположностью водителя — рослый и худощавый, с аккуратно зачесанными каштановыми волосами, в то время как его коллега был кряжист, а его сверкающую лысину обрамлял венчик светлых, с проседью, волос, напоминавший бандану.

— Пустяки. — Виджиано тряхнул головой, а Бейли заметил, что он и не подумал признать, что его недавние обвинения в адрес напарника оказались, как всегда, зряшными. — Спецагенты Виджиано и Бейли. А вы, ребята, кто — Бюро или Лэнгли?

— Бюро, — с улыбкой ответил Стрейндж, — я полагал, что вам будет приятно увидеть своих.

— Железно. — Виджиано кивнул в знак согласия. — Ну что, наш клиент не проклюнулся? — Он откинулся на мягкое кожаное сиденье, пока Каннингем выруливал на магистраль и они помчали в направлении города.

— Вот этот, что ли? — Стрейндж передал Бейли фотоснимок, тот мельком взглянул на него и передал Виджиано, который уже нетерпеливо рвал его из рук.

— Да, это он, сволочь. Когда засекли?

— Где-то с час назад. Рейсом из Франкфурта, как вы сообщали. Только что заселился в «Европу».

— Вот видишь, Бейли, — злорадно усмехнулся Виджиано, — вечеринка сменила дислокацию, но танцуют все те же самые.

— Кстати, второй тоже здесь.

Виджиано помотал головой:

— Кто-кто?

— Тот, другой, о котором вы упомянули в ориентировке. Он зарегистрировался под именем Тома Кирка.

— Но я ничего такого…

— Это сделал я, сэр, — вмешался Бейли, — это тот малый, с которым Блонди вышел тогда из отеля. Я полагал, что и за ним стоит присмотреть, поэтому заслал заодно и его фото, на случай если он вдруг фигурирует в базе…

— Да ради Бога, Бейли, — фыркнул Виджиано, — это шлак, пустая порода. Тут надо не увлекаться мелкими деталями, а видеть всю картину в целом, как это делаю я, обозреть всю доску, а значит, и все фигуры, как и куда они двигаются.

— А ведь может статься, что этот тип не совсем пешка, — произнес Стрейндж, не без симпатии подмигнув Бейли, — по крайней мере досье у него богатое. Бывший крупный вор, решивший завязать. В прошлом году даже сотрудничал по одному делу кое с кем из наших ребят.

— Из наших девчат, точнее, — хихикнул Каннингем.

— Верно. Дженнифер Брауни. Послушай, а разве она не в твоей команде, Виджиано?

— Была. Недолго. — Виджиано сухо кивнул, и Бейли заметил, как на его скулах заходили желваки.

— Я слышал, она делает большие успехи, — задумчиво сказал Стрейндж.

— Послушай, мне плевать на вашего Тома Кирка, а что касается этой вашей Дженнифер-мать-ее-Брауни, то на нее мне вообще насрать жидким поносом, — вскипел Виджиано. — Я прилетел сюда из-за Блондина, и только, поэтому кончайте базар, ступайте и берите этого гада за жабры.

Бейли заметил, как двое на переднем сиденье обменялись молчаливыми усмешками, и порадовался: похоже, с этими ему повезло.

Глава 55

Отель «Европа», Санкт-Петербург

8 января, 19.22

В сувенирном киоске гостиничного вестибюля Том долго выбирал книжку, остановившись наконец на «Братьях Карамазовых». Хотя он уже читал этот роман прежде, свой выбор он оправдывал тем, что Достоевский создавал почти все свои произведения в Санкт-Петербурге, и уже одно это делало для Тома эту вещь актуальной и небесполезной.

Оказалось, выброшенные деньги. Он смог осилить лишь первую страницу, потом перечитал ее еще раз пятнадцать, но в голову так ничего и не полезло. Как он ни пытался переключиться, его взбудораженный мозг вновь и вновь возвращал его в Янтарную комнату.

К Ренуику.

К сказанному Ренуиком.

А сказал он скорее всего правду. Или, пожалуй, часть правды. После того как он наконец узнал, кто такой Ренуик, Том не раз задавался вопросом, почему отец поддерживал и продолжает поддерживать с ним дружеские отношения, неужели у него за все эти годы не возникло никаких подозрений, неужели Ренуик сумел так ловко скрывать от него свое истинное лицо на протяжении столь долгого времени? Но никогда, ни на одно мгновение он не допускал возможности того, что его отец знал о Ренуике всю правду — ведь если он это знал, значит, он самым непосредственным образом связан с чудовищными преступлениями, это значит, что он соучастник, сообщник.

Хотя Том всегда был готов признать, что он не знал своего отца настолько, насколько ему бы того хотелось, не знал даже настолько, насколько ему полагалось как сыну, но и то немногое, что он знал об отце, раз и навсегда убедило его в том, что тот — человек, который, случайно поцарапав вашу машину, оставит записку со своими координатами на вашем ветровом стекле. В его природе, характере, облике не было ни малейшего намека на то, что он мог испытывать к Кассиусу и ко всему, что было с ним связано, абсолютно ничего, кроме глубочайшего презрения. Они были антиподами на генетическом уровне.

Стук в дверь прервал размышления Тома.

— Войдите, — сказал он.

В щель просунулась голова Арчи.

— Есть кто дома?

— С приездом. — Том с улыбкой поднял глаза от книги и встал, явно признательный за беспокойство. — Проблемы были?

— Да нет. Вот выпить — смерть как охота.

— Угощайся. — Том показал на мини-бар в тумбочке пол телевизором, и Арчи метнулся к нему, мгновенно вылив два «мерзавчика» с виски в высокий стакан.

— Ну и денек, — вздохнул Арчи, плюхаясь в глубокое кресло. — Твое здоровье. — Он сделал глоток. — А где Доми? — Арчи повертел головой, словно ожидая, что она сейчас выскочит из-за портьеры.

— Переодевается. Скоро увидишь.

Кивнув, Арчи вытянул ноги.

— Не сомневаюсь, она в восторге, что ни с кем тебя не делит.

— Ты о чем это?

Арчи, вероятно, почувствовав, что Том не в настроении, помотал головой:

— Да ни о чем. Проехали. — И после короткой паузы: — Ну и что ты тут поделываешь?

— Да так, ничего особенного, — Том пожал плечами, — прошелся по Невскому проспекту, сходил поглядеть на новую Янтарную комнату, еще Гарри Ренуика встретил.

— Кассиуса? И он здесь?

— Еще как здесь. Вообще-то он следует за нами от самого Лондона. Наблюдает, ждет.

— Чего ждет?

— Когда мы сделаем за него всю черную работу и узнаем, где последняя из картин Биляка.

— Выходит, он знает?

— Он знает то, что выбил из Раджа.

— Что?!

Арчи вскочил; на его лице отразилась крайняя степень волнения, но Том поспешил успокоить его:

— Не волнуйся, он жив. Я выяснил, в какой он больнице, и разговаривал с врачом. У него сломана рука и три ребра, да пара синяков под глазами, но серьезного ничего.

— Ну погоди, доберусь я до этого мерзавца, — с ненавистью проговорил Арчи, — в клочья порву.

— Сначала тебе придется иметь дело с его новыми друзьями. Гехт тоже здесь. Помнишь такого? Тот самый Гехт из «Хрустального клинка», на которого Тернбул указал как на убийцу Вайссмана.

Арчи снова опустился в кресло и осушил свой стакан.

— Ну и чего хочет старый добрый дядюшка Гарри?

Том пожал плечами. На данный момент он решил подержать сказанное Ренуиком об отце при себе. Хотя он прекрасно понимал, что подобная недосказанность вряд ли соответствует духу открытости и доверия, который с таким тщанием они оба пестовали в течение последнего года или около того, Том не был готов поделиться услышанным с кем бы то ни было, пока сам как следует не переварит эти инсинуации. К тому же информация не имела никакого отношения ни к «золотому» поезду, ни к ордену.

— Он хочет выяснить, что нам известно. Чтобы заставить нас совершить ошибку, — ответил Том.

— А это может означать, что он сейчас не ближе к обнаружению комнаты, чем мы.

— Верно, — улыбнулся Том, — к тому же, поскольку он не знает, что мы нашли в крипте, можно заключить, что ему известно даже несколько меньше, чем нам. Он знает, что мы здесь, но не знает зачем.

— Но выяснить это не займет у него слишком много времени, верно?

— Верно, — согласился Том, — и поэтому я очень надеюсь, что у тебя есть план.

— Не волнуйся. Все схвачено. — Арчи вытащил из пачки сигарету, но Том скорчил недовольную мину:

— Послушай, ведь мне здесь спать.

— О! — Арчи покаянно затолкал сигарету обратно.

— А что это значит — схвачено?

— Ну, не совсем пока. Но будет. Я знаю парня, чья это делянка. Это клиент, вернее, бывший мой клиент. Точнее, наш.

— Что еще за «бывший клиент»? — спросил Том скептически.

Арчи пожал плечами и вытянул руки вперед ладонями вверх.

— Виктор, конечно. Витюша. Кто ж еще?

— Виктор? — Том с сомнением вскинул брови, поморщился. — Тот самый, для которого ты в прошлом году заставил меня красть яйца Фаберже, а после оказалось, что они предназначены Кассиусу. Помнится, нас обоих тогда едва не убили.

— Так-то оно так, но давай не будем ковыряться в прошлом, а? — застенчиво проговорил Арчи. — Это все древняя история, было и быльем поросло, слава Богу. Клянусь, такое не повторится. Но тут нам нужен именно Виктор. И убить никого не убьют.

Глава 56

Где-то на территории Германии

8 января, 21.00

Их было двенадцать — мужчины с одинаковыми золотыми кольцами на безымянных пальцах; на кольцах идентичная гравировка: решетка о двенадцати клеточках, и в одной из клеточек бриллиант.

У них не было имен — так надежнее. Не было и номеров, ибо это намекало бы на некую иерархию, определенное превосходство или приоритет, а это в корне противоречило бы основополагающей концепции братства равных. Каждому было дано имя города, и это по меньшей мере исключало обезличку и путаницу.

— Оснований для паники нет. — Париж, преклонного возраста мужчина, сидевший во главе стола, поднял руку, чтобы успокоить тревожный ропот, который вызвало только что прозвучавшее сообщение. — Это ровным счетом ничего не значит.

— Ничего? Как это «ничего»? — недоверчиво вопрошал сидевший напротив него Вена. — Ты что, не слышал только что сказанное? В замке Вевельсбург найдена крипта — усыпальница двенадцати эсэсовских генералов. Смотритель совершал обход и увидел лаз, аккуратное такое отверстие прямо посреди парадного зала. Мы и понятия не имели о существовании этой комнаты. Это наверняка Кирк, он проявляет активность и действует вполне целенаправленно. Если это не повод для паники, тогда что это?

Собравшиеся за столом утвердительно закивали, и пламя свечей, потревоженное их дыханием, нервически задергалось, и на стенах заплясали неверные отсветы.

— Он оказался намного хитрее, чем мы предполагали, скажу я вам. Однако мы не должны упускать из виду тот факт, что…

— А что, если он обнаружил там нечто действительно важное? — с каменным выражением на лице спросил Берлин. — Как близко к разгадке вы позволите ему подобраться, прежде чем начнете воспринимать все это всерьез? А что, если он отыщет картину?

После этих слов и без того бледное лицо Парижа мгновенно стало мертвенно-белым, а в комнате поднялся шум — все двенадцать мужчин заговорили одновременно.

— Братья! Братья! — Вена поднялся со стула, и шум постепенно смолк; двенадцать разгневанных мужчин нехотя, но замолчали. — Время разговоров прошло. Настало время действовать.

— Слушайте, слушайте, — нараспев произнес Краков.

— Что ты предлагаешь? — спросил Берлин.

— Две вещи. Первым делом надо устранить Кирка раз и навсегда. От одного из наших источников я только что узнал, что он прилетел в Санкт-Петербург. Если нам удастся разобраться с ним там, это будет удача.

— Я позабочусь об этом, — кивнул Берлин. — Мне надо лишь узнать, где он остановился.

— И второе, — добавил Вена, — перевезти в другое место.

— Перевезти? — прошипел Париж. — Надеюсь, ты шутишь?

— Нынешнее местоположение отслужило свою добрую службу. Но тревожные времена требуют экстраординарных мер. Надо вырвать связующее звено. Исключить любую возможность того, что кто-нибудь может хотя бы случайно раскрыть тайну картины, а с ней и все остальное. Надо найти такое место, где никто и никогда не найдет, место, которое будет известно только нам и никому больше.

— Но ведь это абсурд, — взмолился Париж, — у нас есть устав. Клятва, которую все мы дали. Охранять, но никогда не перемещать. Любое движение может дать знать о ее существовании всему миру!

— Устав был создан для другой эпохи, — настаивал Вена, — он не отвечает изменившимся условиям. Как не соответствует им и то, что ты — единственный, кому известно местонахождение. Чтобы выжить, мы должны приспосабливаться.

— Но это безумие, — продолжал возмущаться Париж.

— Неужели? А может быть, безумие — это игнорировать объективную реальность? Доверить свою судьбу стариковским капризам? Нам нужны перемены, пока еще не слишком поздно.

— Здесь есть только один-единственный человек, который настойчиво и последовательно предупреждал нас об опасности, и это Вена, — поддержал его Краков, — он доказал, что ему можно доверить великую тайну, и он предпримет все необходимые шаги, чтобы сохранить ее в неприкосновенности.

— Только один человек на Земле может быть посвящен в эту тайну, — твердо отрезал Париж, — и тяжкое это бремя он должен нести до конца своих дней. Ваши предшественники решили, что этим человеком призван быть я, и я не намерен отказываться от возложенной на меня миссии.

— В таком случае предлагаю проголосовать. — Берлин ударил кулаком по столу. — За Парижа с его безволием и бездействием, или за Вену и его волю и действие.

— Тут вам не демократия… — начал было Париж, но его протесты потонули в шумных возгласах в поддержку предложения Берлина.

— Для меня большая честь, что вы сочли меня достойным вашего доверия, — проговорил Вена, поднимаясь со стула, — однако окончательный выбор за вами.

Один за другим они вставали из-за стола, со скрежетом отодвигая кресла, и лишь трое из них на мгновение задержались и с сожалением посмотрели на Парижа, а затем перевели взгляд на семерых, которые уже стояли за спинкой кресла Вены. Париж медленно кивнул этим троим, и они присоединились к остальным.

— Это бремя длиной в жизнь, — тихо проговорил Париж, — и это мое бремя.

— Уже не твое. — Вена покачал головой. — Решение принято единогласно: отныне этот огненный факел понесет другой. Понесет в одиночку.

— Что ты хочешь этим сказать? — Глаза Парижа расширились; внезапно он осознал, что именно хотел сказать Вена.

Вена не удостоил его ответом. Он молча кивнул Берлину, который опустил руку в карман и извлек оттуда маленький блокнот и белую таблетку. Подойдя к Парижу, он положил блокнот на полированную дубовую поверхность, на него — очень аккуратно — таблетку, а рядом поставил стакан с водой. Затем отступил назад.

Париж посмотрел на появившиеся перед ним на столе предметы, потом обвел взглядом присутствующих; его глаза наполнились слезами.

— Это ошибка. Чудовищная ошибка.

— Ты служил делу верой и правдой, — тихо сказал Вена, — но время твое истекло.

Силясь не разрыдаться, Париж вынул из кармана ручку и что-то написал в блокноте. Затем, вырвав страничку, он сложил ее вдвое и вручил Берлину, который обогнул стол и вручил ее Вене.

Тот развернул листок, кивнул, а затем поднес его к пламени стоявшей перед ним свечи. Листок вспыхнул и мгновенно истлел.

Одиннадцать пар глаз были теперь устремлены на Парижа. Плечи его содрогались; он снял с пальца золотое кольцо и положил его перед собой на стол. Затем он взял со стола белую таблетку, положил ее на язык и запил водой из стакана.

Две минуты спустя он был мертв.

Глава 57

Ночной клуб «Туннель», Петроградская сторона, Санкт-Петербург

9 января, 01.13

Водитель такси по имени Игорь днем работал учителем в школе, а по ночам он вливался в ряды предприимчивых сограждан, которые стремились увеличить свои жалкие официальные доходы, мотаясь по улицам города в качестве «частников», то есть на своих частных автомобилях, зорко следя за тем, не «голосует» ли где на обочине сильно припозднившийся пассажир.

Жалуясь на ломаном английском на холода, результаты футбольных матчей и продажность местных партийных чиновников, он перевез Тома, Арчи и Доминик через Неву на Петроградскую сторону. Он, конечно же, прекрасно знает адрес клуба «Туннель», где Арчи договорился о встрече с Виктором, которого ему стоило немалых трудов отыскать. Игорь лишь передернул плечами, сложил пальцы наподобие пистолета и выпалил в зеркальце заднего вида, в котором он в этот момент видел Тома, а Том — его указательный палец.

Снаружи здание имело вид весьма непривлекательный — бетонный сарай, тыльная стена которого уходила в мерзлую землю не вертикально, а под углом. Вход охраняли трое дюжих секьюрити в черных беретах и камуфляжах, по всей вероятности, «афганцы». Входная дверь — стальной прямоугольник сантиметров двадцать толщиной — была подперта списанным «Калашниковым»; крутая бетонная лестница была едва различима в тусклом красноватом сиянии аварийного освещения.

— Это старый атомный бункер, — пояснил Арчи, когда Том и Доминик с удивлением посмотрели на униформу охранников, а затем на дверь, — и хозяин тут Виктор. Не волнуйтесь, все схвачено.

Охранники сверили их имена по гостевому списку и разрешили пройти мимо жалкого вида очереди из страждущих, которые притоптывали ногами и хлопали себя по бокам, чтобы хоть немного согреться в ожидании, когда их наконец-то пропустят внутрь.

Едва они начали спускаться по выщербленным ступеням, в лицо им ударила волна горячего воздуха — затхлой смеси человеческого пота и алкоголя. Тупая пульсация, ритмичный перестук музыки становились с каждым их шагом все громче, напоминая приглушенное биение гигантского сердца.

У подножия лестницы обнаружилась еще одна толстая стальная дверь, распахнувшаяся при их приближении. Басовое цунами нахлынуло на них могучей всесокрушающей волной, на мгновение ослепив, оглушив и парализовав дыхание, будто они внезапно опустились на чудовищную глубину.

Двое других охранников в камуфляже и допотопных продолговатых черных очках, увешанные дубинками, баллончиками со слезоточивым газом и прочими угрожающими атрибутами борьбы с неуправляемыми посетителями, возникли в дверном проеме, но тут же расступились, пропуская их к квадратной дырке в кирпичной стене, за которой очаровательная темноволосая девушка, одетая, как им показалось, с предельным минимализмом, приняла от них деньги и пальто и постучала пальцем по висевшей за ее спиной надписи, не глядя при этом ни на них, ни на надпись и не переставая с абсолютным безразличием жевать резинку.

Надпись была по-русски, но под ней корявыми буквами был нацарапан перевод:

Проволочная корзинка под вывеской подтверждала недвусмысленность просьбы — она была доверху набита пистолетами и ножами мыслимых и немыслимых типов и размеров, и к каждому была присобачена нелепейшая розовая наклейка с номером.

— Откуда ты знаешь этого Виктора? — с изрядной долей скепсиса спросил Том у Арчи.

— Связан по бизнесу уже бог знает сколько лет. Серьезный коллекционер. Интересов у него два, и сочетание весьма необычное: Пикассо и воинские реликвии.

— Н-да, миленькое у него тут заведение.

— Честно говоря, я горячо поддерживаю просьбу администрации оставлять оружие в камере хранения, — заметил Арчи.

У них за спиной послышалось громкое пиканье, и, повернувшись, они увидели громадного детину, с трудом протискивающегося в рамку металлодетектора стандартного аэропортовского образца, установленного у входа в зал. Один из охранников подошел к нему и отогнул полу пиджака: из наплечной кобуры торчала серебристая рукоятка «магнума». Охранник повернулся к черноволосой гардеробщице, и та, оглядев посетителя с ног до головы, кивнула утвердительно. Гостя пропустили вместе с неразлучным «кольтом».

— Нет правил без исключений, — прокомментировала Доминик.

Они прошли через металлодетектор и оказались в главном зале заведения. Как Том и ожидал, учитывая его изначальное предназначение, зал оказался продолговатым, с низким сводчатым потолком и шероховатыми стенами туннелем шириной не более пятнадцати футов, что, естественно, усиливало и музыку, и без того шумные разговоры, превращая их в нескончаемый оглушительный рев. В дальнем торце виднелась импровизированная сцена, отгороженная от остального зала проволочной сеткой от пола до потолка, в центре располагался диджей, а по обе стороны от него две грудастые и довольно соблазнительные стриптизерши извивались вокруг медных шестов.

Перед ними находился тесный танцпол, кишевший людьми, которые конвульсивно дергались и подпрыгивали в такт пульсирующей музыке, всполохам света и беснующимся лазерным лучам. Столики и стулья гнездились вдоль стен, но большая часть шумной толпы теснилась посередине, у бара, и почти все непрестанно дымили сигаретами.

— Я принесу нам выпить, — проорал Том, пытаясь перекричать шум. Он продрался сквозь толпу, с трудом разойдясь с какой-то женщиной в алом платье, в чьей бронзовой от загара ложбинке между грудями сверкал громадный рубин. Она улыбнулась и уже собиралась было что-то сказать, но ее мгновенно подхватил и увлек за собой угрожающего вида бородатый эскорт. Проститутка, подумал Том, подивившись количеству предположительно одиноких женщин, которые призывно улыбались ему, пока он пробирался к бару.

Бар оказался не чем иным, как двумя столиками на козлах, который обслуживали три девицы в лифчиках и мини-юбках камуфляжной раскраски. Выбор был прост на одном столике стояли рюмки и бутылки «Столичной», на другом — бокалы и бутылки шампанского. Торговля велась только на доллары США.

Том заказал шампанское, прихватил три бокала и продрался обратно к поджидавшим его друзьям.

— А пива у них нет или чего-нибудь в этом роде? — поморщился Арчи, увидев бутылку.

— Только это или водка, к тому же это мне обошлось в четыреста долларов, так что ты пей и радуйся.

— Четыреста! — воскликнул Арчи. — Боже, с таким же успехом они могли ограбить тебя при входе.

— Непохоже, чтобы кто-то из них возмущался дороговизной, — заметила Доминик, кивая в сторону веселящейся толпы.

Том про себя согласился. Женщины, особенно проститутки, сжимали в руках дорогие сумочки и были увешаны, наподобие рождественских елок, золотыми украшениями с бриллиантами, рубинами и другими драгоценными камнями. Почти на всех были туфли на высоченных шпильках, а ультрамодные туалеты оставляли обнаженными загорелые — или подтемненные тональным кремом — талии.

Все мужчины щеголяли в пиджачных парах, по всей вероятности, итальянских; их запястья и пальцы были украшены массивными золотыми браслетами, перстнями и кольцами. И нередко то тут, то там посверкивала серебром рукоять пистолета — на поясе за брючным ремнем, из-под обшлага брюк (куском скотча к лодыжке) или из наплечной кобуры на левом боку. Внезапно Том понял смысл шутливой стрельбы таксиста Игоря в зеркальце заднего вида.

— Желаете столик, сэр? — Юркий официант высунулся из-за его плеча и показал на небольшой столик в углу зала.

— А сколько это? — Арчи разглядывал официанта с подозрением.

Тот удивленно вскинул брови, будто не расслышал или не понял вопроса.

— Сколько? Нисколько. Вы гости Виктор.

— Ну да. — Арчи с улыбкой повернулся к Тому: — Вот видишь: я ж говорил тебе, что все схвачено.

— А может, вон за тот? — Том кивнул в сторону пустого столика подальше от сцены.

— Нет-нет. — В глазах официанта промелькнул ужас. — Виктор говорит, тот. Прошу, пожалуйста, сесть.

— Ладно. — Том не стал спорить. Обрадованный официант провел их к столику и обновил лед в ведерке для шампанского. Доминик сделала глоток из своего бокала.

— Ну и что дальше? — поинтересовалась она.

Арчи пожал плечами:

— Подождем.

Глава 58

01.51

Том начинал беспокоиться — они были здесь уже целых тридцать минут, но Виктор так до сих пор и не появился. Даже две стриптизерши, извивавшиеся за проволочной сеткой, которые поначалу демонстрировали, казалось, неисчерпаемую энергию и способность принимать совершенно немыслимые позы, заметно подувяли и начали немного халтурить. Он поймал на себе взгляд Доминик и улыбнулся, но она отвела глаза, не сказав ни слова. С момента их разговора на мосту она стала вести себя несколько странно, и он мог лишь надеяться, что ничем не расстроил и уж тем более не обидел ее.

Он уже собирался предложить Арчи обратиться к одному из официантов и спросить, куда запропастился Виктор, но тут какой-то парень, на вид не старше двадцати, в сопровождении блондинки, выглядевшей еще моложе, приблизился к их столику и проорал что-то по-русски, пытаясь перекричать музыку; из-под расстегнутой на груди рубашки торчала густая поросль черных волос и поблескивала золотая цепь.

— Что? — спросил Том.

— Он говорит, что это его стол, — перевела с сильным акцентом блондинка.

— Ну и пусть себе говорит, — парировал Арчи.

— Он хочет сидеть здесь, — настаивала девица.

— Увы, это несколько проблематично, потому что, как вы видите, здесь уже сидим мы. Но мы не возражаем, если он сядет на пол.

Блондинка перевела, после чего на невозмутимой физиономии парня появилась кривая ухмылка. Он что-то сказал подружке, и та перевела на английский:

— Он говорит, что с удовольствием сядет на пол, но только если ваша голова будет предложена ему в качестве подушки.

Арчи вскочил на ноги, а парень отпрянул назад. В мгновение ока между ними встал невесть откуда взявшийся громила, который прикрыл собой, как щитом, парня и блондинку; левой рукой он скользнул в карман куртки, а правую твердо положил на грудь Арчи.

— Ладно. Все. Тихо. — Том поднялся со стула, улыбаясь в знак примирения и подняв руки, тем самым признавая себя побежденным. — Наша ошибка. Милости просим, столик, стулья — все ваше. Успокойся, Арчи.

Что-то озлобленно бормоча, Арчи обошел столик и направился вслед за Томом и Доминик в другой конец зала.

— Тут у них прямо Дикий Запад какой-то, — посетовал он, швыряя на пол окурок, — кровавый закон джунглей.

— Не стоит лезть на рожон, — твердо сказал Том, — ведь глупо схлопотать пулю из-за какого-то столика.

— Ты прав, — согласился Арчи, метнув злобный взгляд в сторону их прежнего столика, за которым парень с волосатой грудью и блондинка уже расселись и над чем-то весело хохотали, а их телохранитель деловито наливал им напитки.

Том сделал глоток и отвернулся, скользя взглядом по залу. Скорее бы уж появился этот Виктор, если он вообще появится. Больше всего на свете Том не любил ждать. Эта поездка, холод плюс крайне неприятная встреча и разговор с Ренуиком, казалось, окончательно его достали.

Внезапно его внимание привлекли два человека у входа. В иной обстановке он вряд ли бы их заметил, ведь они практически ничем не отличались от большинства посетителей клуба. И все же, когда они проходили по залу, не обратить на них внимания было трудно: несмотря на духоту в помещении, оба были в зимних пальто.

Толпа с готовностью расступалась перед ними, когда они быстрым, решительным шагом направились прямиком к столу, за которым парень с волосатой грудью и блондинка под присмотром своего телохранителя весело чокались бокалами с шампанским. Затем, не говоря ни слова, они распахнули полы своих пальто и заученным, молниеносным движением выхватили автоматы «узи» и, прежде чем сидевшие за столиком успели среагировать, открыли огонь короткими очередями, стреляя наверняка, в упор, прямо в грудь.

При первых же выстрелах люди с воплями бросились на пол; те, кто находился ближе к двери, пытались уползти, спрятаться, спастись.

Музыка смолкла, и непрестанное буханье сменила звенящая тишина, в которой сухой механический треск автоматной очереди громовым эхом отражался от низкого потолка, а стреляные гильзы зазвякали по полу, будто кто-то рассыпал горсть мелких монет. Это жуткое зрелище дополняли вспышки стробоскопического света, и движения киллеров отпечатывались на сетчатке Тома, словно кадры замедленной съемки.

Расстреляв магазин, один из налетчиков вытащил пистолет и хладнокровно произвел контрольные выстрелы в висок. Сделав свое дело, они решительно направились к выходу, переступая через лежащих на полу людей, и скрылись из виду.

Как только они исчезли, вспыхнула настоящая паника. Женщины рыдали и истерически визжали, мужчины кричали и матерились. Люди толкались у выхода, по всему залу летали осколки битого стекла, когда толпа опрокинула столики с бокалами и бутылками.

— Нам надо выбираться отсюда, — прокричал Том, хватая Доминик за руку и увлекая ее за собой, — пока они не поняли, что обознались, и не вернулись назад.

— Ты думаешь?.. — На лице Арчи отразился ужас понимания.

— Ну, — кивнул Том. — Ты вспомни, как официант настаивал, чтобы мы сели за этот столик. Тремя минутами раньше, и на их месте лежали бы мы.

Глава 59

01.56

Ревущий поток посетителей, вырывавшийся из зала, внезапно повернул обратно; крики ужаса слились в один оглушительный вопль. Синие проблески, заметавшиеся в проеме лестницы, могли означать только одно: прибыла полиция.

С лязгом посыпались на пол пистолеты, в воздухе замелькали маленькие белые пакетики — люди пытались избавиться от улик. Один или два пакетика раскрылись на лету, и в пульсирующем свете цветомузыкальных установок заплясали белые снежинки, медленно кружась, оседавшие на пол.

— Бежим туда, — прокричал Том, заметив, как несколько человек бросились в сторону туалетов, — там должен быть запасный выход.

— А зачем нам бежать? — спросила Доминик. — Мы не сделали ничего плохого.

— Лично я бы не хотел провести эту ночь один на один со следователем! К тому же как только те головорезы спохватятся, они тут же вернутся. За нами! — ответил Том, увлекая ее в людское месиво из тех, кто, отпихивая друг друга, пытался протиснуться в узкий коридор. — А когда они будут здесь, я предпочитаю быть отсюда подальше!

В коридорчике дверь налево вела в мужской туалет, направо — в дамский. Но люди стремились в дальний конец, в крохотный чулан, где стояли швабры и метлы, а полки вдоль бетонных стен были заставлены огромными емкостями с моющими средствами. Там находилась узкая железная лестница, на которую с воплями и визгом пытались вскарабкаться сразу несколько человек.

— Полезай! — крикнул Том, пробившись к основанию лестницы и вынудив обезумевших людей пропустить вперед сначала Доминик, затем Арчи, и лишь после этого начал взбираться сам.

Женская туфля, слетевшая с чьей-то ноги, скользнула по его лицу; он наступил кому-то на руку и почувствовал, как хрустнули под его каблуком чьи-то пальцы.

Лестница длиной метров семь-восемь закончилась узким круглым лазом, похожим на люк подводной лодки, который вывел их на пустырь между двумя высокими зданиями в стиле барокко, крайне запущенными и превращенными в многоквартирные людские муравейники. Перепуганные посетители клуба продолжали вылезать из люка вслед за ними, как шарики изо рта фокусника, и женщины все как одна зябко ежились, когда морозный ночной воздух впивался в их обнаженные животы и спины. Том снял пиджак и заботливо набросил его на плечи Доминик.

— Уходим, — скомандовал Том сквозь нарастающий вой сирен, означавший, что к месту происшествия спешат полицейское подкрепление и кареты «скорой помощи»; не пройдет и нескольких минут, как они обнаружат аварийный выход и окружат это место непроницаемым кольцом.

И они побежали: Доминик бежала легко и без видимых усилий, Арчи, пыхтя и отплевываясь, семенил в сотне ярдов позади. Пара ободранных псов — двое из тысяч бездомных дворняг, шастающих по промерзшим ночным улицам огромного города в поисках пищи, — мчались за ними с удивленным лаем, пока их не привлек чугунный фонарный столб, возле которого они остановились как вкопанные, яростно виляя хвостами.

— Кажется, ты говорил… вы с ним друзья, — заметил Том на бегу, — видно, ты чем-то крепко ему насолил, раз он устроил такое.

— Я тут ни при чем, — прохрипел Арчи, — это какая-то ошибка. Недоразумение.

Они добежали до перекрестка, и Том остановился, чтобы перевести дух. Но прежде чем он успел оглядеться, три черных «кадиллака-эскалада» с ревом выскочили из-за спины, свернули направо и, взвизгнув шинами, встали у них на пути полукругом: их взяли в клещи.

Задняя пассажирская дверца средней машины распахнулась, и они узнали того самого официанта, который усадил их за злополучный столик, — казалось, он пытается выбраться из салона; лицо его было бледным как мел, глаза широко раскрыты, а торс развернут так, чтобы не было видно сидящего слева.

— Какого дьявола тебе надо? — заорал Арчи.

Раздался громкий хлопок, и лицо несчастного официанта превратилось в кровавое месиво, а обмякшее тело рухнуло не сиденье. Доминик закричала.

Мелькнула дамская туфля, ярко-красная, на шпильке, а ее хозяйка резким тычком под зад вытолкнула тело официанта на мостовую. Затем появилась загорелая женская ножка, а вслед за ней еще дымящийся пистолет и рука с длинными, сверкающими бриллиантами ногтями. Ну и, наконец, голова, длинные темные волосы, синие-пресиние глаза, а ниже — пышная загорелая грудь, рвущаяся из лифа красного платья. Том сразу узнал в ней женщину, подмигнувшую ему, когда он протискивался мимо нее к столикам с водкой и шампанским.

— Здравствуйте, Арчи, — произнесла она с обворожительной улыбкой.

Том недоуменно бросил взгляд в сторону Арчи, но тот уже садился в машину.

— Здравствуйте… Виктор?

— Да… но можно — Витюша.

Глава 60

9 января, 02.01

Они уселись в машину, и она мгновенно рванула с места; мотор заурчал, а потом перешел на грозный рык, набирая обороты. Том сел спереди на пассажирское сиденье, Арчи и Доминик — сзади, вместе с пышногрудой брюнеткой с мужским именем Виктор, а неулыбчивый бородатый, зверского вида мужик, отзывавшийся на имя Алексей, вел машину; прямо перед ним к приборной доске, отделанной ореховым шпоном, был прислонен автомат Калашникова.

— Остановите машину, — потребовал Том, заметив, что они уже отъехали достаточно далеко от «Туннеля», — и хватит валять дурака, черт возьми! Что происходит?

— Том, — тоном миротворца заговорил Арчи, — ты полегче.

На его лице Том прочитал значение этих слов. Они находились на территории, которая принадлежала Витюше, в ее вотчине, поэтому следовало выбирать выражения. Но Тому было не до дипломатических изысков.

— Несколько минут назад нас едва не отправили на тот свет, Арчи. Не знаю, как оно тебе, но с меня на сегодня сюрпризов довольно. Сперва она приглашает нас к себе в клуб, — он кивнул в сторону Витюши, но продолжал говорить так, будто ее рядом нет, — потом она подсылает к нам официанта, чтобы заставить сесть за определенный столик, после чего являются двое громил, которые едва не использовали нас в качестве живых мишеней. — Он повернулся к Витюше, сверля ее взглядом: — Да, кстати, кто этот несчастный, чей труп вы только что оставили на обочине?

— Мой сотрудник. Предатель. — У нее был напевный, мелодичный голос; ее русский акцент смягчал английские «эр» и «эл». Лицо ее, однако, осталось бесстрастным. — Я хочу извиниться за его поступок.

— Вы хотите сказать, что не имеете ко всему этому никакого отношения? — недоверчиво фыркнул Том.

— Нет, — она помотала головой, и ее волосы разметались по щекам, — я приказала ему дать вам столик, вот и все. Это он сообщил им, где вы сидите.

— Поэтому он и настаивал, чтобы мы сели именно за этот, и ни за какой другой, — поспешил ей на помощь Арчи.

— И наверняка они не знали, что двое мужчин и женщина, сидевшие за этим столиком, совсем не те люди, которых им приказали убить, — горестно проговорила Доминик.

— Кто они такие? — спросил Том.

— Я никогда их прежде не видела, — пожала плечами Витюша. — Вероятно, чечены. Они приезжают сюда на разовую работу, а потом исчезают. На полученный гонорар они закупают оружие для своей войны. Кто бы они ни были, это заказное убийство. Это дело рук профи.

— А кто заказчик? — поинтересовался Арчи.

— Да кто угодно, кому это по карману. Но только не я. У меня свои ребята.

— Уже легче, — едва слышно пробормотала Доминик.

— И все же мне хотелось бы знать, откуда они узнали, где нас найти, — настаивал Том. — Мало того, у них хватило времени, чтобы выйти на официанта и подкупить его. А в курсе дела были только мы и вы. — Для вящей убедительности он указал на нее пальцем.

— Не от меня. — твердо отрезала Витюша. — Да, я внесла ваши имена в список, но вы были там в числе сотни других. Если и была утечка, так это точно кто-то из вас.

— Телефон, — Арчи с досадой щелкнул пальцами, — телефон наверняка на прослушке. — Он повернулся к Витюше: — Мы договаривались обо всем по телефону, верно? — Она кивнула. — Ну ясное дело.

— Или телефон, или «жучок» где-то в номере, — задумчиво произнес Том, — а это означает, что им уже известно и о картине, и о том, что мы предполагаем, что она в Эрмитаже.

— По-твоему, это Ренуик? — спросил его Арчи.

— Зачем ему понадобилось устраивать на меня покушение всего через несколько часов после того, как я был фактически его пленником и он мог сделать со мной все, что пожелает, — сказал Том, решительно отвергая эту версию. — Нет, это кто-то другой. Вопрос только — кто.

— Вы не можете вернуться в свою гостиницу, — твердо сказала Витюша, — остановитесь у меня. Я пошлю за вашими вещами надежных ребят.

— Нет, — возразил Том, — мы лучше как-нибудь сами.

— Это было не предложение, — без тени улыбки произнесла Витюша, — три моих клиента убиты, а половина санкт-петербургской полиции сейчас переворачивает мой клуб вверх дном. Поэтому, пока я не выясню, что происходит, вы будете находиться в моем доме.

Шедшая первой машина остановилась на красный. Они проехали еще с десяток метров, и вдруг блеснула ослепительная вспышка, раздался чудовищный грохот. Головная машина взметнулась на несколько футов в воздух, а потом с диким скрежетом рухнула на бок. Взрывная волна вдавила их в спинки кресел, а их громадный «кадиллак» отбросило назад, как пушинку.

Из дымной пелены у окна водителя мгновенно возник некто в черном, прилепил к стеклу какой-то предмет и тут же исчез. Том сразу понял, в чем дело.

— Граната, — крикнул он, прикрыв голову руками и соскальзывая на пол.

Граната взорвалась, и осколки армированного стекла разлетелись смертоносными брызгами по салону, впиваясь в приборную доску и мягкие кожаные сиденья. За окном снова возник человек и открыл огонь из автомата. Теперь пули легко прошивали растрескавшееся стекло. Водитель, оглушенный взрывом, стал первой жертвой убийцы. Его тело обмякло и только подергивалось, когда в голову и грудь впивалась очередная пуля.

Низко пригнув голову, Том вытянул руку и прижал ботинок мертвого водителя к педали газа. «Кадиллак» рванулся с места, с ревом переваливаясь и подминая под себя полыхающие обломки взорванной передней машины; автоматные очереди хлестали по дверцам, а потом вдогонку, по заднему стеклу «кадиллака», который, преодолев препятствие, моментально ушел в отрыв. Как только Том понял, что они вышли из-под огня, он выпрямился, открыл водительскую дверцу и вытолкнул бездыханное тело на мостовую, а затем пересел за руль и до предела вдавил педаль акселератора.

— Держи, — он передал автомат водителя через плечо сидевшей сзади Витюше, — пригодится.

Витюша схватила автомат, проверила магазин и с привычной легкостью взяла на изготовку. Затем она скинула туфли и перелезла на пассажирское сиденье рядом с Томом. Краем глаза он заметил глубокий порез у нее на руке, из которого сочилась кровь.

— Ты ранена?

— Плевать. Что там с прикрытием? — спросила она.

Том глянул в зеркальце заднего вида и увидел горящую груду искореженного металла.

— Они погибли. — Витюша выругалась по-русски. — Вероятно, РПГ или противотанковые мины или что-то вроде. Нам здорово повезло, что не наскочили сами.

— Когда я узнаю, кто это сделал, они мне заплатят сполна. Кровью своей заплатят, — глаза Витюши метали молнии, грудь вздымалась, — ни один не уйдет.

— Сначала нам надо выбраться отсюда, — напомнил Том.

— Поезжай на юг, в сторону реки.

Том кивнул, подмигнул в зеркальце заднего вида Арчи и переглянулся с Доминик, которая нервно улыбнулась в ответ. Она держалась за подбородок, которым, вероятно, обо что-то ударилась в момент подрыва головной машины.

Внезапно из переулка слева вылетела машина, повернула и погналась за ними; стрельба велась одновременно из двух пассажирских окон.

— Держи меня за ноги! — крикнула Витюша, пытаясь перекричать выстрелы.

Она нажала кнопку, и когда стекло опустилось, высунулась наружу, упершись спиной в подоконник так, что практически лежала плашмя. Том ухватил ее за лодыжки правой рукой, чтобы она не вывалилась, и она дала три автоматные очереди в преследователей.

— Целься по скатам! — прокричал Том.

Она снова нажала на курок, и внезапно из-под левого переднего колеса гнавшейся за ними машины полетели искры, потом она завиляла, на полном ходу врезалась в припаркованный у тротуара автомобиль и перевернулась.

— Пусто! — Витюша отделила магазин, с досадой посмотрела на него и выкинула в окно. Затем она дотянулась до заднего сиденья и схватила оставленный там грозного вида вороненый пистолет, нелепо выглядевший в ее руках с тонкими длинными пальцами и сверкающими ногтями.

— Дальше куда? — спросил Том.

— На мост, — скомандовала она, показывая рукой вперед. — Скорее на мост, — она взглянула на свой усыпанный бриллиантами «Ролекс», — время еще есть.

Том дал по газам, и они полетели вперед, а минуту спустя увидели огромную пробку при въезде на Троицкий мост.

— Давай по встречной, — приказала она.

Том резко свернул на встречную полосу, не обращая внимания на раздраженные гудки и сигналы фарами тех, кто, уворачиваясь от столкновения с ним, был вынужден выскакивать на тротуар. Неожиданно впереди он заметил два металлических барьера, перегородивших проезжую часть и парализовавших движение.

— В чем дело? — крикнул он.

— Мосты. Они разводят мосты, — пояснила Витюша, — это делается каждую ночь, чтобы пропустить по реке суда. Обычно зимой этого не бывает, но в этом году река не замерзла. Теперь движение будет закрыто примерно до трех утра. Если мы успеем прорваться на ту сторону, им нас не достать.

Подъехав к барьеру, Том двинул по тормозам, и «кадиллак» развернуло боком.

— Побежали.

Он выскочил из машины и перелез через барьер, задержавшись, чтобы помочь Арчи и Доминик. Витюша преодолела препятствие одним махом.

— За мной! — скомандовала она.

Они промчались мимо отчаянно махавшего им руками охранника и выбежали на мост. Том почувствовал, как под его ногами медленно вздымается земля.

— Не успеем! — крикнул он.

— Должны успеть, — твердо ответила Витюша, указывая пальцем куда-то назад. Точь-в-точь такая же машина, как та, которую она только что уничтожила, на сумасшедшей скорости нагоняла их. Из всех ее окон в них стреляли, и пули буравили асфальт, будто камушки рыхлый песок.

Они бросились к краю пролета, который с каждой секундой вздымался все круче, из последних сил разбежались и прыгнули через полутораметровую щель, образовавшуюся посередине моста. Только Витюша на мгновение задержалась на верхней точке, сжав обеими руками рукоятку пистолета и разрядив обойму в ветровое стекло мчавшегося прямо на нее автомобиля, — словно подбитый зверь, он вильнул, сбил ограждение и камнем полетел в воду.

В ту же секунду она повернулась и прыгнула. Несколько мгновений задержки увеличили разрыв между фермами, поэтому она не смогла перепрыгнуть на другую сторону, а лишь ухватилась руками за край, повиснув над невской водой, которая, казалось, была уже готова принять ее в свое разверстое ледяное лоно.

Она провисела там несколько томительных секунд, но над ее головой показалась сначала кисть, затем рука, и вот уже Том подхватил ее за плечи и вытащил наверх, на гребень. Потом они заскользили и покатились вниз по наклону под сорок пять градусов, приземлившись в обнимку, счастливые и немного смущенные.

— Спасибо, — сказала она, поднимаясь с асфальта; ее ноги были сплошь в синяках и кровавых царапинах.

— Не за что, — улыбнулся Том. Он почувствовал внезапную резкую боль в правом плече и поморщился.

— Ты ранен! — воскликнула она, опустившись рядом с ним на колени.

— Пустяки, — отозвался он, глядя на свои окровавленные пальцы. И тут он понял, что пальцев не чувствует.

Глава 61

Набережная реки Фонтанки, Санкт-Петербург

9 января, 02.53

Эта спальня скорее напоминала бордель. Гигантская люстра свисала с зеркального потолка, стены были розовые с золотом. Кресла с золочеными подлокотниками и обивкой из ткани «под леопарда» и, в довершение картины, огромная шкура белого медведя, распростертая у громадного камина из черного мрамора.

Лежа на кровати, Том глядел на собственное отражение, пытаясь не думать об острой боли в плече. Витюша, сидя на краешке кровати рядом с ним, похоже, догадывалась, о чем он сейчас думает, и, повернув к нему голову, спросила:

— Не нравится?

Том пожал плечами:

— Честно говоря, не мой вкус.

— И не мой тоже, — она усмехнулась, — досталось в наследство. Я бы переделала, но у нас, в России, если у тебя такая комната, люди тебя уважают. Подчиняются тебе. Бывает, даже готовы умереть за тебя.

Она произнесла это без тени эмоции, будто зачитывала список необходимых покупок. Том кивнул, понимая, что она права. Он и прежде наблюдал, как хвастливая демонстрация богатства способна устрашить врагов и воодушевить друзей, обладая необъяснимым могуществом и над теми, и над другими.

— Будет больно, — предупредила она.

Она уже прочистила рану ватным тампоном и теплой водой, смыла запекшуюся кровь, обнажив крошечное отверстие на правом плече, рядом с плечевым суставом. Том не помнил момента ранения, но расположение раны подсказывало ему, что это случилось где-то в самом начале, вероятно, когда он пересел за руль и нажал на газ, пытаясь уйти от бандита, стрелявшего в разбитое окно.

Но где бы это ни произошло, пуля засела внутри, по-видимому, застряв в мышцах и тканях вокруг правой лопатки — так предположила Витюша, продемонстрировавшая неожиданное знакомство с огнестрельными ранениями и способами их лечения.

Поездка в больницу разумеется, исключалась, и хотя у Витюши наверняка были прикормленные врачи-профессионалы, после того, что произошло с официантом из ее клуба, она решила не вовлекать в это дело лишних людей, кроме тех, чье участие было абсолютно необходимо. Том согласился с этим, хотя он и понимал, что неизбежным следствием этого решения будет перспектива извлечения пули без анестезии.

— Готов? — спросила она, занеся над раной щипцы из нержавеющей стали.

— Ага, — кивнул Том, стиснув зубы.

Она раздвинула щипцами края раны, и сильное жжение, которое испытывал Том, превратилось в адское пламя, в глазах у него потемнело, он изо всех сил зажмурился. Прерывистое дыхание со свистом просачивалось сквозь стиснутые зубы, а когда пытка становилась совсем уж невыносимой, из его горла вырывались клокочущие стоны и хрипы.

— Спасибо тебе за это, — выдохнул он, надеясь, что разговор хоть немного позволит ему отвлечься от невыносимой боли, — ты молодец.

— Пока я в точности не выясню, что происходит, мне ты более ценен живой, чем мертвый, — ее голос был тверд и бесчувственен, — так что не благодари. Я всего лишь защищаю свои интересы.

— И все же спасибо тебе. — Он помолчал. — Тебе приходилось делать такое и раньше?

— Да, много раз.

— Ты медсестра?

— Нет. — Впервые за всю ночь на ее лице промелькнула улыбка.

Несмотря на свое нынешнее состояние, Том видел и понимал, что перед ним настоящая красавица. Ее длинные прямые волосы обрамляли прекрасное лицо, излучавшее дикую, необузданную страсть, а ее цыганистая смуглость, и поцарапанные коленки, и локти, торчавшие из порванного и перепачканного платья, не портили, а, напротив, дополняли картину. Она была невысока ростом, но отменно сложена и стройна.

И хотя ее голубые глаза сверкали неистощимой энергией, которая манила его и завораживала, он заметил в них и нечто иное: глубоко выстраданную, но невысказанную боль. Заглянув ей в глаза, можно было подумать, что она, скорее, смирилась с необходимостью жить, чем живет и наслаждается жизнью.

— Я… работала… — Она пожала плечами: — Ну. ты понимаешь.

— Ты была проституткой? — неуверенно спросил Том. Арчи шепнул ему что-то по этому поводу, когда они добрались до дома Витюши, внушительного здания на берегу Фонтанки, но Том, испытывавший страшную боль, вероятно, даже не расслышал.

— Да. — Она неожиданно повернула щипцы, и Том скривился отболи.

— Но как же…

— …я оказалась здесь? — Она печально усмехнулась. — Это длинная история.

— А я никуда не спешу. — Том кивнул в сторону собственной руки.

Последовала долгая пауза, во время которой она манипулировала щипцами, и Том уж было подумал, что она не настроена на откровенность, но тут она заговорила снова:

— Когда мне было шестнадцать, мои родители продали меня одному из главарей мафии здесь, в Санкт-Петербурге. Его звали Виктор Черновский. Бывший борец, родом из Риги. Сначала казалось, что мне повезло. Он никому не позволял прикоснуться ко мне, насиловал меня сам.

Том пробормотал что-то в знак сострадания, но она его не слушала.

— Потом, когда я ему наскучила, он стал давать меня своим приятелям — попользоваться, — продолжала она, — а это были отъявленные негодяи. И когда они возвращались после драк или «дела», именно мне приходилось их «штопать». Тогда я этому и научилась.

— А где ты так здорово выучила английский?

— Тут мне помог один из приятелей Виктора, американец. Он меня обучил. Он был единственным, кто относился ко мне по-человечески. Пожалуй, я была в него почти влюблена.

— А почему ты просто от них не сбежала?

— О, это ох как не просто. Оттуда уйти невозможно — ты или там или труп. Кроме того, — добавила она как бы между прочим, — я забеременела. Виктор узнал об этом и заставил меня сделать аборт. Вернее, это проделал его подручный одежной вешалкой. Готово! — Она выдернула щипцы с зажатым в них окровавленным кусочком металла величиной с горошину и продемонстрировала его Тому, прежде чем бросить на стальной подносик. — Похоже, ничего жизненно важного не задето.

— Отлично, — снова поблагодарил ее Том, а она, аккуратно протерев ватным тампоном ранку, которая опять начала кровоточить, смазала ее чем-то похожим на йод, после чего Том почувствовал резкое жжение и на месте ранки увидел коричневое пятнышко. — А что случилось потом?

— Потом? — Она помедлила. — Потом он придумал мне наказание.

Она помедлила, а затем левой рукой отвела назад прядь волос, и, к своему ужасу. Том увидел, что на месте уха у нее зияет отверстие с неровными розоватыми краями.

— Короче, я убила его, — произнесла она настолько обыденно, что поначалу Том даже не был уверен, что правильно ее понял. — Вечером, когда он взобрался на меня, как обычно, похрюкивая, будто жирная, потная свинья, я вонзила кинжал ему в затылок, а потом выкинула его в реку. Как Распутина. — Она хохотнула.

— Выходит, все это…

— …принадлежало ему. Я же сказала — наследство.

— Так вот запросто? — В голосе Тома сквозило недоверие.

— Поначалу проблемы были. Кое-кто считал, что женщина не должна возглавлять «семью». Но в России люди уважают силу. И вскоре меня начали воспринимать всерьез. Я взяла имя Виктор, Витюша, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. Поэтому многие до сих пор считают его живым.

— А как твое настоящее имя?

Том приподнялся на кровати, чтобы она смогла перебинтовать ему руку и плечо.

— Представляешь, — она сделала паузу, — ведь ты первый, кто за эти почти десять лет спросил меня об этом.

Но продолжить она не успела — раздался стук в дверь. Витюша поспешно вернула прядь на место, и в комнату вошли Арчи и Доминик.

— Ну как, ты живой? — обеспокоенно спросил Арчи. — Я вижу, рана оказалась несмертельной?

— Как ты себя чувствуешь, Том? — Доминик присела на корточки между ним и Витюшей; ее широко раскрытые глаза были полны тревоги и сочувствия.

— Все будет нормально, — твердо сказала Витюша, — утром я раздобуду антибиотики. А сейчас ему нужен отдых.

— Повезло тебе. — Арчи пододвинул стул и уселся. — Става Богу, Витюша умеет штопать людей.

— Это я уже знаю. — Том кивнул и встретился взглядом со своей спасительницей, но та мгновенно отвела глаза.

— Не беспокойся, — сказал ей Арчи, — утром мы избавим тебя от своего присутствия.

— Выкинь это из головы, Арчи, — твердо возразила она. — Вы никуда не уйдете, пока не расскажете мне, что на самом деле происходит.

Арчи помотал головой:

— Тут твое дело сторона. Так что и рассказывать нечего.

— Да? А как насчет того, что я потеряла шестерых из моих лучших парней? Это называется «дело сторона»?

— Послушай, мне очень жаль…

— Ведь это ты искал меня, а не наоборот. Не нужны мне твои извинения. Живо рассказывай, что вы здесь делаете и почему эти люди хотят вашей смерти.

— Тут все не так просто…

— Кончай-ка базар. Из-за вас мой клуб закрыт на несколько недель. А это деньги. Мои деньги. Выходит, теперь ты мой должник, и я включаю счетчик. Тебе известно, что это означает?

Арчи уныло кивнул:

— Это означает, что я у тебя в долгу.

— Нет. Это означает, что ты у меня в кармане. Ты — моя собственность, вещь и вещью останешься, пока я не скажу: свободен. Короче, что бы вы там ни замышляли, ты должен ввести меня в курс дела.

— Не думаю, что это разумно.

— Тут думаю и решаю только я. И повторять я больше не собираюсь. Отвечай: что вы делаете в моем городе?

Арчи вопросительно посмотрел на Тома, и тот нехотя кивнул.

— Мы разыскиваем одну картину.

— Картину? Я полагала, что ты отошел от этого бизнеса.

— Отошел. Мы оба отошли.

— Оба? — Она на мгновение смутилась.

— Том был моим партнером. Тот Матисс у тебя в холле. Это он раздобыл его для тебя.

Она внимательно посмотрела на Тома, будто переоценивая его в свете прозвучавшего откровения.

— А хорошая картинка, мне нравится.

— Еще бы не нравилась за те гроши, что ты за нее заплатила.

— Значит, это у вас какая-то новая «работа», да?

— Нет, — ответил Арчи, — вернее, работа, только не совсем обычная. Мы рассчитываем, что эта картина подскажет нам, где хранится нечто, спрятанное в конце Второй мировой войны.

— Что именно?

— Мы не до конца в этом уверены, — вмешался Том, не желая раскрывать главный секрет — к чему, как они предполагали, должна была их привести эта картина, — но вещь чрезвычайно ценная.

— И мы намерены остановить любого, кто попытается добраться до нее первым, — добавил Арчи.

— И этот «любой» — те, кто гнались за нами сегодня?

— Возможно, — пожал плечами Арчи, — мы не знаем.

— А что вы знаете? — спросила Витюша не без раздражения.

— Мы знаем, что кто-то не пожалел ни времени, ни сил, чтобы спрятать ключи — подсказки, которые могут помочь добраться до этой картины, находящейся, как мы предполагаем, в хранилищах Эрмитажа.

— В Эрмитаже? Выбросьте это из головы, — она закатила глаза, — туда вам никогда не проникнуть.

— Том может проникнуть куда угодно! — воскликнула Доминик, и в ее глазах сверкнул праведный гнев.

— Интересно, как вы собираетесь преодолеть систему охранной сигнализации? — недоверчиво поинтересовалась Витюша. — Не забывайте, это Россия. Здесь автоматическая охранная система означает взвод охранников с автоматами.

— Это что еще значит? — спросил Том.

— Думаете, вам первым пришла в голову мысль ограбить Эрмитаж? — Она усмехнулась. — Здешние власти можно обвинить в чем угодно, но они не идиоты. Возможно, у них нет средств на всякие там камеры видеонаблюдения и лазерные сигнализации, но автоматы относительно дешевы, а люди еще дешевле. Эрмитаж усиленно патрулируется, особенно хранилища. Чтобы проникнуть туда, надо быть невидимкой.

— Всему свое время, — взмахнул рукой Арчи. — Сначала надо выяснить, где она. Тогда и подумаем, как ее вынести. Витюша, ты можешь нам помочь?

— Возможно. — Она пожала плечами. — Это зависит…

— От чего?

— Что я буду с этого иметь.

Арчи покосился на Тома, который едва заметно мотнул головой. Он не нуждался в партнере. И уж точно он не нуждался в таком партнере, как Витюша.

Глава 62

Консульство США, Санкт-Петербург

9 января, 03.12

— Такое впечатление, будто через этот клуб проходит линия фронта, черт бы их всех побрал, — с досадой сказал спецагент Стрейндж, входя в маленькую совещательную комнату, плюхнулся в кресло и водрузил ноги на стол. Бейли увидел, что на ногах у него были ковбойские сапоги, расшитые звездами и полосами, хотя сверху он был облачен в строгий пиджак.

— Сколько убитых? — спросил Виджиано.

— Трое. Двое мужчин и женщина.

— Но ведь не…

— Не волнуйтесь, Виджиано. Это не ваши клиенты.

— Это наш клиент, — проворчал агент Каннингем из дальнего угла комнаты, — местный мафиозо. Связан с поставками оружия и наркотиков в Штаты через Карибы. Один из тех, за кем нам было поручено тут присматривать по линии УБН[11]. Один из многих.

— А что случилось?

— Явный заказ, — презрительно фыркнул Стрейндж, — двое парней подошли к столику, расстреляли их, повернулись и ушли. Чисто и без затей.

— По-твоему, Блонди в этом замешан?

— Как знать, — пожал плечами Стрейндж, — местная милиция позволила чуть не половине посетителей убежать через какой-то запасный выход. Остальные наверняка откупятся и уже сегодня будут дома. Может, кое-какие приметы они и соберут, больше ничего.

— Выходит, Кирка, Блонди и девчонку не задержали? — спросил Бейли.

— Мы видели, как они входили в клуб, но среди тех, кого потом оттуда выводили, их не было, — кивнул Каннингем, подтверждая опасения Бейли.

— Ну а после еще подорвали две машины… — Стрейндж сцепил руки на затылке и повертел головой, его шейные позвонки громко хрустнули.

— Что за машины? — поинтересовался Виджиано. — Расскажи.

— Три «кадиллака-эскалада» угодили в засаду примерно в двух милях от клуба «Туннель».

— Это стандартный расклад у здешних бандитов, — вмешался Каннингем, — обожают изображать из себя клан Сопрано или что-то подобное.

— Тут работали профи — они заложили радиоуправляемые заряды пластита, чтобы отсечь машины сопровождения, — продолжал Стрейндж, — а основной машине удалось вырваться из-под обстрела и уйти. Она была обнаружена брошенной в районе Троицкого моста после развода. Похоже, что те, кто в ней ехал, в последний момент успели перебраться на ту сторону.

— И ты полагаешь, Блонди был с ними?

— В милицейских сводках, по данным нашего радиоперехвата, фигурируют четыре человека: двое мужчин и две женщины. По приметам, это Кирк, Блондин и их девушка.

— А машина принадлежит мафиозо по имени Виктор, — добавил Каннингем, — так что нетрудно догадаться, кто был четвертым.

— Виктор? — Виджиано в замешательстве покрутил головой. — Это еще что за фрукт? Виктор, а как полностью? Фамилия у него имеется?

— Вообще-то это не он, а она. Екатерина. Екатерина Николаевна Мостовая, — Стрейндж пустил через стол папку; Виджиано прихлопнул ее рукой, а затем раскрыл, — бывшая проститутка из города Минска, ставшая большим человеком благодаря устранению своего мужа и захвату его бизнеса вкупе с его авторитетным мужским именем.

— Если ваш клиент законтачил с этой дамой, считайте, что он уже по уши в дерьме. Она в этом городе чуть ли не полновластная хозяйка. Так что если он хочет бесследно исчезнуть, она это запросто может организовать.

— Ну так давайте поедем туда и возьмем его тепленьким, — пожал плечами Виджиано, — оснований для его ареста более чем достаточно.

— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — Стрейндж опустил ноги на пол, смачно шлепнув подошвами о линолеум. — Или, может, ты не расслышал, о чем я тут толкую? Виктор в этом городе босс. Милиция, судьи, политики — все у нее в кармане.

— К тому же логово у нее как крепость, — добавил Каннингем, — и арсенал покруче, чем у местного армейского гарнизона. Это будет чистой воды самоубийство.

— А что ж нам прикажете делать? Я мчался на другой конец света не затем, чтобы выпустить этого подлеца из рук, — кипятился Виджиано.

— Главное, не дергайся, успокойся, — ответил Стрейндж, — никто и не говорит, что мы позволим ему уйти. Просто мы поступим так, как обычно действуем в подобных ситуациях.

— Ну и как же, черт возьми? — со злостью пробурчал Виджиано.

— Мы будем действовать медленно. Будем наблюдать, выжидать. И в самый неожиданный момент сделаем решающий ход.

— Иными словами, будем сидеть и ковырять в носу, пока Блондин готовит почву для того, чтобы смыться. — Он сделал паузу. — Блестяще! — Тут Виджиано двинул кулаком по столу. — Ну вы стратеги, блин! — И, бросив взгляд на одного, потом на другого, он вывалился из комнаты.

На несколько минут воцарилась неловкая тишина, только Бейли нервно покашливал, углубившись в чтение досье на Екатерину Мостовую, чтобы не встречаться взглядом со Стрейнджем и Каннингемом.

— Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему Картер отправил вас в эту командировку, а не поручил это дело нам, — наконец проговорил Стрейндж, криво усмехаясь.

— Ну и почему же? — Бейли поднял глаза от досье.

— Да потому, что решил отдохнуть от этого говнюка Виджиано и хотя бы на время избавить от него Солт-Лейк-Сити.

Глава 63

9 января, 18.18

Том проснулся от пульсирующей боли в плече — тупой, отдающейся во всем теле боли, которая с каждым мгновением, казалось, становилась все сильнее. Взглянув на часы, он понял, что проспал пятнадцать часов — сказались действие антибиотиков и чудовищная усталость.

Он откинул черное сатиновое покрывало и сел, заметив в изножье кровати поднос с нетронутой пищей. В комнате не было ни зеркала на потолке, ни огромной люстры, ни — слава тебе Господи — медвежьей шкуры на полу; потолок был выкрашен в черный цвет, а на нем посверкивали золотом основные созвездия. Он удивился, почему вдруг Витюша сжалилась над ним и поместила в более скромную обстановку. Более скромную по ее стандартам, разумеется.

Отчаявшись завязать шнурки, он отправился на поиски друзей мимо вооруженных охранников, патрулировавших широкие, выстланные сверкающим паркетом коридоры, как будто это было некое правительственное учреждение, и наконец оказался в столовой, где увидел Арчи и Доминик, сидевших за массивным обеденным столом черного дерева.

— Том! — воскликнула Доминик, увидев его. — Как ты себя чувствуешь? — Она вскочила, чтобы помочь ему добраться до стула, но он жестом остановил ее.

— Нормально.

— Это хорошо, потому что нам надо выбираться отсюда, — сказала она не терпящим возражений тоном. — Виктор не выпустит нас из дома. Мы не можем даже позвонить. Она…

В этот момент в комнату вошла Витюша в бежевых камуфляжных штанах и коротеньком черном топе в обтяжку, сзади у нее из-за пояса торчала серебристая рукоятка «ЗИГ-зауэра».

— Тебе уже лучше. — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Намного.

— Отлично. Потому как мы тут кое-кого взяли. — Двое парней втащили под руки массивную фигуру в капюшоне и наручниках. — Он заявился в ваш отель и задавал вопросы. Сказал, что он ваш знакомый. Я только хотела проверить, прежде чем отправить его на тот свет.

Она сорвала капюшон с головы пленника, и Том мгновенно узнал Тернбула, который удивленно таращил глаза; рот его был аккуратно залеплен клейкой лентой.

Арчи поднялся и подошел к нему, прищурив глаза и делав вид, что внимательно его разглядывает.

— Нет, никогда его прежде не встречал, — небрежно бросил он, возвращаясь на свое место за столом.

— Бросьте его в подвал, — приказала Витюша.

В то же мгновение глаза Тернбула едва не выскочили из орбит, он начал яростно отбиваться и вопить, но кусок скотча заглушал его крики.

— Будет вам, ладно, — улыбнулся Том, — так наш Арчи шутит. Этот человек с нами.

— Вот как. — В ее голосе промелькнуло разочарование, но тем не менее она коротким жестом приказала своим убрать кляп.

— Очень смешно! — злобно выкрикнул Тернбул, едва обрел возможность раскрыть рот. Его прямые длинные патлы упали на раскрасневшееся и потное лицо. Он бросил что-то по-русски своим конвоирам, напомнив всем и в первую очередь Тому, что владеет русским свободно, после чего, повинуясь кивку хозяйки, охранники сняли с него наручники.

— Это тебе за то, что шпионишь, — назидательно произнес Арчи.

— Я и не думал шпионить. — Тернбул потер запястья; кожа на месте наручников покраснела. — Кирк сообщил мне, где вы остановились. Он знал, что я должен подъехать.

— Правда, что ли? — Арчи спросил Тома с деланным удивлением. — А зачем?

— Вероятно, затем, что в отличие от тебя он не забыл, что если вы и оказались участниками всего этого предприятия, то это лишь благодаря мне. И действовать нам необходимо только сообща и никак иначе, забыл?

— Сообща? — Арчи издал короткий смешок. — Но вчера, когда в нас стреляли, я тебя что-то не заметил.

— Так это были вы? — Тернбул открыл от удивления рот. — В новостях только об этом и говорят. Что там, черт возьми, приключилось?

— Не совсем ясно, — пожал плечами Том, — кто-то увязался за нами еще в Цюрихе. А потом вдруг…

— По-твоему, это Ренуик?

— Нет. — Том быстро перебрал в памяти события предыдущего вечера и засаду, устроенную ему Рену и ком в Янтарной комнате. — Если бы Ренуик хотел меня ликвидировать, он бы сделал это раньше, еще тогда. Тут что-то другое или кто-то другой.

— Выходит, и Ренуик в курсе насчет Янтарной комнаты, верно?

— Янтарная комната? — Витюша сделала шаг вперед, в ее голосе сквозил неподдельный восторг. — Так вот, значит, о чем речь?

— Возможно, — медленно произнес Том, про себя кляня Тернбула за неосторожность.

— Но ведь это не более чем миф, — сказала она.

— Да что ты об этом знаешь? — запальчиво парировал Арчи.

— Я знаю, что ее разыскивали все послевоенное время, но результат практически нулевой. Виктор — тот, прежний, Виктор — только об этом и говорил.

— А ему-то какое было до этого дело?

— Он был помешан на всем, что было связано с той войной. Внизу, в подвале, есть целая комната, до отказа забитая старыми картами, формой и флагами. Он даже раздобыл где-то старую шифровальную машину «Энигма», отремонтировал ее и посылал сообщения одному своему знакомому в Штатах, у которого был такой же пунктик. Но Янтарная комната — это легенда, не более.

— А это что такое, по-твоему?

Том продемонстрировал ей маленький кусочек янтаря, который был найден ими в ранце, спрятанном в сейфе Фельца. Она положила осколок на ладонь и осмотрела его, все еще сомневаясь, но когда вновь заговорила, ее голос впервые с того момента, как они познакомились, зазвучал не слишком уверенно.

— Не может быть… нет, это невозможно.

— Допустим. Но чтобы убедиться, возможно это или нет, нам необходимо отыскать эту картину.

— Единственная хорошая новость до сих пор заключается в том, что, судя по тому вниманию, которое нам оказывают, мы копаем именно там, где следует, — добавил Арчи.

— В таком случае, возможно, я могу вам помочь, — согласилась Витюша.

— Как? — спросил Том.

— Зам главного хранителя Эрмитажа — Борис Христенко Он обратился ко мне за ссудой. Какой-то там карточный долг или что-то в этом роде. Он нам сгодится.

— Ты уверена?

— Надо только чуть надавить, и порядок.

— Только без членовредительства.

— Так нужна тебе информация или нет?

— Да, но не таким способом.

— Речь идет о вполне гуманном давлении.

— А именно?

— О таком, что наиболее эффективно, чтобы заставить человека сотрудничать. Страх и жадность.

— Страх, как я понимаю, он будет испытывать потому, что если не вернет тебе долг, его ожидают весьма серьезные последствия?

— А второе — если он нам поможет, я заплачу ему за услуги. Пятидесяти тысяч, я думаю, будет достаточно.

Том кивнул в знак согласия.

— А почему ты не упомянула об этом вчера вечером?

— Да потому, что мы только встретились вчера вечером и ты не упомянул о Янтарной комнате, — она улыбнулась, — но теперь мы партнеры. Если ты не возражаешь, конечно.

Глава 64

9 января, 19.05

До гей-клуба «Грешники» — четырехэтажного здания на канале Грибоедова — домчали быстро; помощники Витюши выяснили, что по пути с работы домой Борис Христенко часто заглядывает сюда пропустить рюмочку-другую.

Клуб открывался в шесть вечера, и посетителям обещали мужской стриптиз «весь вечер и ночь напролет», хотя самое главное начиналось после десяти, когда обнаженные танцоры смешивались с толпой и раздавали всем желающим кисточки и краски, чтобы клиенты поупражнялись в боди-арте. Воображения у них хватало разве что на телефонные номера.

Когда Том и Витюша приехали, было еще тихо, и они направились в бар на первом этаже, куда обычно приходил Христенко. Она взяла бутылку водки, две небольшие рюмки, которые наполнила до краев.

— На здоровье, — сказала она, чокаясь с ним и опрокидывая рюмку, а затем сразу же налила себе другую. Том проделал то же самое.

Других посетителей не было, и они сидели там молча и ждали. Оглядевшись, Том обратил внимание, что все вокруг — и ковер, и стены, и мебель, и даже потолок — было выкрашено в черный цвет. Единственную ноту разнообразия вносила голубоватая подсветка барных полок, из-за которой содержимое выстроившихся там бутылок со спиртным являло собой все оттенки фиолетового.

— Тебе не кажется, что мы с тобой похожи? — Голос Витюши прервал размышления Тома.

В его памяти всплыла сцена ее расправы с официантом, подкрепив резкий и решительный протест.

— Нет.

— А вот я не уверена, — сказала она.

Пауза.

— Ты о чем это? — спросил Том.

— Ты разгневан. Как и я. Я вижу это в твоих глазах.

— Разгневан? — Он сделал паузу. — Чем же?

Она пожала плечами:

— Если мы и вправду похожи… я предположу, что тебе сделали очень больно. Возможно, речь идет о предательстве. И это человек, которому ты был склонен доверять. Теперь ты утратил способность тревожиться о других, но прежде всего о себе. В душе у тебя горечь. Каждый твой день — это борьба. Ты ненавидишь себя, сам не понимая за что. Живешь, никогда не снимая маски.

— Возможно, так было, — Том медленно кивнул, пораженный ее интуицией, — но это все в прошлом. С тех пор как я остановился, я стал другим.

— Измениться в одночасье? Это невозможно.

— Ты говоришь обо мне или о себе?

— Я знаю, за что я ненавижу себя. — Казалось, она не слышала его вопроса. — Я стала копией Виктора. Я стала тем, что когда-то больше всего презирала. И горькая ирония в том, что я в западне. Теперь я в большей степени пленница, чем даже тогда, когда он был жив. Все дело в том. что при малейшем проявлении слабости меня свергнут и мой труп выловят из Невы. И никто по мне ж заплачет.

Впервые за все время Том почувствовал, что в этой непроницаемой скорлупе, возможно, живет и страдает совершенно другой человек. В его памяти всплыл вызывающе роскошный интерьер ее спальни, медвежья шкура, красные стены и черные потолки в ее доме, и он подумал о том, что, повинуясь неким первобытным инстинктам, она, подобно жрице какого-то первобытного, людоедского племени, уверовала, что, взяв себе имя убитого ею мужа и даже сохранив интерьер его жилища, унаследует его безжалостность, силу и власть. Если это так, думал Том, можно с уверенностью сказать, что это новое, чуждое ей платье сидит на ее хрупких плечах довольно неуклюже.

— А на что ты рассчитывала? — медленно произнес Том. — Неужели ты надеялась, что сможешь руководить такого рода бизнесом и при этом жить нормальной, человеческой жизнью? — Она печально усмехнулась. — Выбор, который делают люди, всегда имеет последствия. Поверь моему опыту: я сам принимал неверные решения и потом страдал. Но выход существует всегда. Я сам в это не верил, но это, представь себе, так. Никогда не поздно.

— О, это не так просто, — сказала она, тряхнув головой, — они меня не выпустят. Никогда.

— А ты им не говори.

— У меня отложено достаточно денег, чтобы безбедно прожить несколько жизней. Я могу уехать хоть завтра. Но как я могу быть уверена, что этот час настал?

— Ты просто скажи себе: пора.

Пауза.

— Между прочим, я все это тебе говорю только лишь потому, что ты вчера спас мне жизнь. — В ее голосе прозвучали неуверенные нотки, словно она почувствовала необходимость как-то оправдать непривычную для нее откровенность.

— Я спасал прежде всего себя и своих друзей.

— В машине, может быть, а на мосту? Ты ведь мог и не протянуть мне руку. Мог уйти. Никто бы никогда не узнал об этом.

— Но об этом знал бы я сам, — сказал Том, пожав плечами, — и это не в моей природе.

Последовала пауза.

— Да, кстати. Катя.

— Что?

— Так меня зовут. Катерина Мостовая. Катя.

Она протянула ему руку, и Том галантно ее поцеловал. Она рассмеялась и быстро убрала руку.

— Тебе надо делать это почаще.

— Что?

— Смеяться.

Несколько мгновений спустя появился Христенко — худощавый, жилистый человек в очках со стальной оправой, стекла которых придавали его большим зеленым глазам постоянно удивленное выражение. Хотя ему не было и сорока, его тонкие светлые волосы сильно поредели, и он старательно зачесывал их сбоку на правую сторону, но лысина все равно была видна повсеместно. На нем были старый, истрепанный твидовый пиджак, неглаженая нейлоновая рубашка, давно не чищенные туфли.

Но особенно бросалось в глаза — хотя, на взгляд Тома, этот человек отнюдь не выглядел драчуном и задирой — то, что под левым глазом у него красовался здоровенный синяк, а на верхней губе была кровавая ссадина. Том бросил на Витюшу укоризненный взгляд, но она лишь недоуменно пожала плечами, тем самым говоря, что не имеет ни малейшего понятия о происхождении этих украшений. Том, разумеется, в этом усомнился.

Христенко заказал кружку пива и рюмку водки, которую он немедленно опрокинул, а затем запил несколькими глотками русского лагера. Этот коктейль, похоже, немного успокоил его нервы. Он вздохнул, уселся на барный табурет и медленно кивнул своим мыслям, а потом поднял глаза и поймал взгляд Тома.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Здравствуйте, Борис Иванович, — сухо ответила Витюша и встала между двумя мужчинами.

Глаза Христенко сузились от недоумения, когда он столь внезапно услышал свое имя; по выражению его лица Том понял, что он старается вспомнить, где он мог ее видеть.

— Вы ведь меня не знаете, верно? — сказала она. Он тупо показал головой. — Меня называют Виктор.

Услышав это имя, Христенко, похоже, ужасно испугался и бросил на бармена, который в этот момент невозмутимо резал лимон, умоляющий взгляд. Витюша мгновенно щелкнула пальцами и кивнула в сторону двери. Бармен положил нож и на цыпочках вышел. Охваченный ужасом, похожий на угодившего в кликам зверя, Христенко, казалось, вот-вот наложит в штаны.

— Две недели, — еле слышно пробормотал он, — вы сказали, что у меня еще две недели.

— Так оно и есть, — она кивнула, — хотя мы с вами оба прекрасно понимаем, что это ничего не изменит.

— Изменит, — настаивал он, — у меня дядя в Америке. Он пришлет мне деньги.

— Дядя, с которым вы не разговаривали десять лет? Я сомневаюсь.

— Откуда вы это… — Христенко разинул от удивления рот.

— Знаю? Знать — это моя работа, — холодно пояснила она, — ты не можешь заплатить мне сейчас и не сможешь этого сделать ни через две недели, ни позже.

— Я отыграюсь. Поверьте, клянусь вам. — Он начал всхлипывать, и его плечи непроизвольно задергались.

— А твоя мамаша? У нее есть сбережения.

— Нет! — закричал он. — Умоляю вас, только не это. Я сделаю все, что угодно. Все, что вы пожелаете! Только чтоб она ничего не знала!

— Мы разыскиваем вот это… — Том достал фотографию портрета кисти Биляка и подтолкнул ее Христенко, который протер глаза рукавом и взял ее в руки. — В последний раз эту картину видели в Берлине в сорок пятом году. Мы полагаем, что советская трофейная комиссия могла забрать ее и передать в Эрмитаж. Ее создатель — художник по имени Карел Биляк.

— Я не понимаю, что вы…

— Вы можете отыскать ее?

— Но она может быть… где угодно, — с дрожью в голосе начал Христенко.

— Я заплачу вам, — предложил Том, — двадцать тысяч долларов, если найдете. Пятьдесят тысяч — если принесете ее мне.

— Пятьдесят тысяч? — Христенко взял фотографию обеими руками и еще раз внимательно всмотрелся в нее. Затем повторил свистящим шепотом: — Пятьдесят тысяч долларов.

— Можешь, нет? — резко спросила Витюша.

— Я постараюсь. — Христенко медленно кивнул.

— Еще как постараешься, не то… — предупредила она.

— Держите. — Том вручил ему пять тысяч долларов наличными. — Эго в подтверждение серьезности намерений.

Христенко, все еще не веря в происходящее, сграбастал толстую пачку банкнот, а затем с сомнением покосился на Витюшу.

— Бери, — приказала она, — а долг мне вернешь из пятидесяти тысяч, когда получишь.

Он кивнул и с благодарностью сунул пачку в карман пиджака.

— А как я вас найду?

— Никак. Отныне будешь иметь дело только с ним. — Она кивнула в сторону Тома.

— Возьмите и это. — Том передал Христенко свою цифровую камеру и сотовый телефон, одолженный им накануне Витюшей. — Мне понадобятся доказательства — фотографии картины, в обмен на которые я вручу вам остальную сумму. Когда будете готовы, позвоните. В памяти телефона только один номер. Мой.

Глава 65

Васильевский остров, Санкт-Петербург

9 января, 19.45

Щелк. Щелк Щелк.

Один за другим сверкающие медью патроны ложились в магазин «Глока-19». Снарядив магазин полностью, Ренуик предусмотрительно постучал им по столу: сначала основанием — убедиться, что патроны аккуратно легли на пружину, а затем боком — чтобы подровнять их по переднему краю и гарантировать безукоризненную подачу.

Он взвесил на руке магазин (емкость — 15 патронов), выполненный из стали в пластиковом кожухе. Его поверхность была сильно потерта и покрыта царапинами. Новый магазин свободно выпадает из гнезда, но в результате длительного применения его стенки едва заметно выгибаются наружу, поэтому извлекать магазин приходится небольшим усилием руки. Ренуика, однако, это беспокоило мало. Он придерживался мнения, что, если ты не решил свою проблему пятнадцатью патронами, тебе вряд ли понадобится сменный магазин. Привычным шлепком ом загнал магазин на место.

Ренуику нравился австрийский «глок». У «девятнадцатого» было двойное преимущество: во-первых, благодаря короткому стволу его можно было носить незаметно, притом компактность этой модели ни в коей мере не снижала ее эффективности, а именно эти требования были основными в той сфере деятельности, где подвизался Ренуик. И во-вторых, Ренуик больше всего на свете чтил мастерство и профессионализм, а именно в эту модель австрийские оружейники вложили максимум технической мысли, любви и изобретательности. Пластиковая рамка пистолета с эластичной вставкой, конструкция запирающего узла и ряда других деталей были практически уникальны. Новинкой была также и гексагональная нарезка ствола. Профиль нарезки — шесть дуг, соединенных плоскими поверхностями, — обеспечивал прекрасную обтюрацию газов, стабильные характеристики скорости пули, точность и простоту чистки.

Но самое главное — ему нравилось ощущение, которое вселял в него этот пистолет — такой знакомый, удобный, надежный, уверенный в себе, решительный. Не знающий жалости.

Он поднял глаза и увидел, как Гехт и его люди завершают последние приготовления. Ренуик улыбнулся. Она совсем рядом, цель его жизни, она так близко, что, кажется, можно коснуться ее рукой.

Сегодня это случится.

Глава 66

Эрмитаж, Санкт-Петербург

9 января, 20.01

Немногие были допущены в эту часть хранилищ Эрмитажа — сравнительно небольшой тупичок в разветвленной сети подземных туннелей, темный, скупо освещенный коридор, упиравшийся в ржавую, редко открываемую дверь. За долгие десятилетия люди научились не спрашивать, что там, за этой дверью.

Христенко заранее заготовил липовый пропуск за подписью директора музея Павла Мышкина и отправился в хранилище в сопровождении вооруженного наряда; охранники с радостью согласились подождать его за дверью, а услышав команду «вольно», немедленно закурили с характерным для русских наплевательским отношением к запретам на курение, в данном случае в хранилище одного из величайших в мире собраний бесценных произведений искусства. Христенко решил не делать им замечания, поскольку, лишившись элементарного удовольствия, они могли бы от скуки последовать за ним внутрь.

Дверь отворилась с чмокающим звуком пробки, извлекаемой из винной бутылки; за ней открылся еще один узкий и с низким потолком коридор. Христенко тут же почувствовал перепад температуры. Рекомендуемые для обеспечения оптимальных условий хранения пятидесятипроцентная относительная влажность и семьдесят градусов выше нуля по Фаренгейту поддерживались в этом помещении автоматически, хотя люди здесь бывали крайне редко.

Стараясь ничем не выдать своего присутствия здесь (изменение температуры могло отразиться на показаниях точных приборов), он потянул и плотно закрыл за собой тяжелую дверь, при этом металл глухо лязгнул о металл, и гулкое эхо отразилось от стен и покатилось по коридору, будто громадный могильный камень тяжело плюхнулся на разверстую могилу.

Из коридора вели шесть дверей, и каждая, знал Христенко, открывалась в просторное помещение, где многоярусные металлические стеллажи стонали под тяжестью тысяч предметов — единиц хранения, которыми они были тесно уставлены, а большие живописные полотна были к ним прислонены. К некоторым из них никто не притрагивался с того дня, как их доставили сюда, небрежно занесли в реестр, а затем благополучно забыли.

Согласно приблизительному чертежику, который он прихватил с собой, это было хранилище номер три так называемого Трофейного блока, в котором находились картины и гравюры, вывезенные из Берлина в конце войны. Остальные хранилища также были организованы тематически: в одном находились скульптуры, в другом — редкие книги и манускрипты, в третьем — антикварная мебель и так далее. Регистрация и учет в лучшем случае были неполными, а в худшем — крайне ненадежными и недостоверными.

Христенко повернул выключатель, и в хранилище № 3 будто нехотя загорелся слабый, мерцающий свет, обнаживший покрытый пылью пол и низкий потолок. К дальней стене был пришпилен флаг советских времен, и его поблекшие красное поле и желтая звездочка были единственным разнообразием в окружении монотонно-серых бетонных стен, которые, как на мгновение почудилось Христенко, надвигаются на него и вот-вот проглотят его с потрохами.

Картины стояли рядами единиц по двадцать — двадцать пять, по тридцать рядов у каждой боковой стены и напоминали зубья гигантской гребенки. Середину комнаты занимал ряд низких металлических стеллажей-шкафов, с примерно десятью узкими выдвижными ящиками в каждом, где — это тоже было известно Христенко — хранились тысячи рисунков, полотен и гравюр без багета, рам или паспарту. Десятки картин были в беспорядке разбросаны по поверхности стеллажей, вероятно, предыдущими визитерами, которые вытаскивали их из штабелей у стен и не утруждали себя тем, чтобы вернуть на место.

Он глубоко вздохнул, взволнованный не столько предвкушением того, что вскоре, возможно, обнаружит исчезнувшую картину Биляка, сколько представившейся ему уникальной возможностью увидеть бесценные сокровища собственными глазами, и не только увидеть, но даже потрогать. Разумеется, он, как и все прочие сотрудники его ранга, имел доступ в это хранилище и прежде, однако лишь в сопровождении охраны и при условии ни до чего не дотрагиваться, будто он был не взрослый человек, а непослушный младенец. Но теперь наконец-то он был в этом «волшебном магазине» один.

Он натянул белые полотняные перчатки, чтобы уберечь картины от жиров и кислот, выделяемых кожей; к тому же благодаря перчаткам он мог не беспокоиться о том, что оставит отпечатки пальцев. На продемонстрированной ему фотографии картина, которую ему предстояло найти, была в раме, поэтому он начал поиски с прислоненных к стене полотен в рамах и на подрамниках, переходя от одного штабеля к другому.

Это была нелегкая работа — разреженный воздух и необходимость все время поддерживать в равновесии тяжеленный штабель вогнали Христенко в пот. Но он тут же забыл обо всем на свете, когда, перебрав три десятка полотен, наткнулся на большую, сильно поврежденную картину.

Она находилась в таком ужасающем состоянии, что непрофессионал вряд ли обратил бы на нее внимание: холст потрескался, вдоль и поперек его пересекали белые полосы, образовавшиеся на сгибах. Но Христенко мгновенно узнал кисть гения — Рубенс. И не просто Рубенс, а его «Тарквиний и Лукреция» — шедевр, написанный между 1609 и 1612 годами и считающийся многими одной из его лучших ранних работ. Христенко знал и историю этого шедевра: когда-то картина принадлежала Фридриху Великому и висела в его дворце Сан-Суси близ Потсдама с 1765 года, оставаясь там вплоть до 1942 года, когда нацисты перевезли ее в замок Райнсберг, а оттуда она бесследно исчезла.

Табличка на обратной стороне поведала ему тайну минувших десятилетий. Картина была конфискована Йозефом Геббельсом, который повесил ее в опочивальне одной из своих наложниц в летней резиденции, чему в некоторой степени соответствовал мифологический сюжет — похищение Лукреции, добропорядочной римской матроны. Когда советская 62-я армия захватила поместье в Богензее, некий русский офицер обнаружил картину и, сложив ее в несколько раз, тайно вывез в Россию, спрятав под гимнастеркой. Впоследствии, когда он сдал картину государству, власти поместили ее сюда вместе с сотнями других полотен. Увидев это бесценное полотно, Христенко не мог удержаться от улыбки, как будто он, и только он один, сумел решить головоломную задачу из учебника по высшей математике.

Он неохотно вернул Рубенса на место и продолжил поиски, но не прошло и минуты, как его сердце снова учащенно забилось: он наткнулся на Рафаэля. Ярлык гласил, что «Портрет молодого человека» прежде принадлежал Чарторыйскому музею в Кракове. Но это было еще не все: спустя минут десять он обнаружил полотно Ван Гога «Цветы в глиняной вазе». На ярлыке ничего не говорилось о том, как картина попала в Россию, а лишь упоминалось, что нацисты конфисковали ее из замка на реке Дордонь, во Франции, в 1944 году.

Христенко был потрясен, но внезапно он перестал улыбаться и сердито нахмурился. Разве это правильно, разве справедливо, что эти шедевры не услаждают взоры людей, а преданы забвению и брошены на растерзание прожорливому зверю по имени Время?

То, что эти шедевры были небрежно свалены в кучу в этом убогом подвале, казалось не просто чудовищной несправедливостью, а беззастенчивым и наглым вызовом человеческому гению.

Учитывая его смятенное расположение духа, неудивительно, что после часа с лишним поисков он едва не просмотрел полотно Биляка. Борис переложил еще три или четыре картины, когда в его подсознании что-то щелкнуло, и он вернулся назад, к уже отодвинутому им полотну.

Это был небольшой — примерно тридцать на тридцать сантиметров — поясной портрет девочки с печальным взглядом, в строгой одежде, у раскрытого окна. На ней было темно-зеленое платье; комната вокруг выглядела серой и мрачной, зато расстилавшиеся за окном поля были расцвечены яркими летними красками. Хотя в целом картина была написана более или менее профессионально, руки — всегда очень трудно дающаяся живописцу деталь — выглядели довольно неуклюже, и это свидетельствовало о том, что художник обладал кое-какими способностями, но о большом таланте здесь не было и речи.

Здесь не было ни вдохновенного вангоговского буйства красок, ни неподражаемого рафаэлевского владения перспективой, а по сравнению с гениальным живописным мастерством Рубенса кисть этого художника была неповоротливой и тяжеловесной. При этом Христенко, разумеется, понимал, что сравнивать рядового живописца с этими выдающимися, поистине великими мастерами просто нелепо.

Тогда почему же Виктор и этот англичанин так жаждут расстаться с пятьюдесятью тысячами долларов в обмен на это убогое творение? Странно, очень странно. Нет-нет, он ничего не имеет против. Рубенс или Рафаэль, внезапно появившись на рынке, могут вызвать скандал. Директор Эрмитажа Мышкин и кое-кто из экспертов, лучше других понимающие, что именно находится в этих хранилищах, могут опознать похищенные полотна. Начнут копать, задавать вопросы. Поднимут документы, станут сверять списки.

А этой картины никто не хватится, ее исчезновения никто не заметит.

Он вытащил картину из штабеля, а остальные прислонил обратно к стене. Затем, бережно прижав ее к груди, выключил свет, вышел из комнаты, прошел по коридору и кивнул дожидавшимся его охранникам.

— Ну что, нашли, чего надо, Борис Иваныч? — добродушно спросил один из них, давя окурок подкованным каблуком черного сапога.

— Ага, — коротко ответил Христенко, — можете запирать. Спасибо.

Он поднялся по лестнице на нулевой этаж, а затем — на второй, в отдел реставрации. В главном цехе реставрационной мастерской в этот час, по обыкновению, было темно и пусто, и он знал об этом. Тут и там были расставлены и разложены натянутые на подрамники и находящиеся на том или ином этапе реставрации полотна, накрытые на ночь белым полотном. Особо ценные экземпляры, однако, полагалось помещать в специальное хранилище-сейф в дальнем углу комнаты.

Он достал из кармана мобильный телефон и нажал зеленую кнопку. Спустя несколько секунд он услышал ответ.

— Да?

Христенко узнал голос англичанина.

— Я нашел.

— Прекрасно. — В голосе собеседника промелькнуло удивление. Наверное, не ожидали, что все произойдет так быстро, подумал Христенко.

— Ну, и что дальше? — спросил он неуверенно. — Как мне получить мои деньги?

— Принесите нам фотографии, как договорились. Когда мы убедимся, что это та самая картина, вы передадите ее нам, тогда и получите, что вам обещано.

Несколько секунд Христенко обдумывал услышанное.

— А как я узнаю, что эта сумма при вас? — поинтересовался он наконец.

— Вы что, не доверяете нам, Борис? — шутливым тоном спросил англичанин.

— Не больше, чем вы мне.

— Ну и слава Богу. — В голосе собеседника послышалось нетерпение. — Когда вы принесете нам фотографии, мы предъявим вам деньги, а когда вы явитесь с картиной, мы их вам вручим.

— Хорошо. Встретимся в половине десятого вечера. Сенатская площадь. У Медного всадника.

Христенко отключил телефон и, кладя его перед собой на стол, не смог сразу разжать пальцы, а лишь сделав над собой усилие, рывком отдернул руку. Он почувствовал, что ужасно вспотел, ладони у него были мокрые, а во рту, наоборот, пересохло.

«Ну все, теперь никуда не денешься», — подумал ом.

Глава 67

Сенатская площадь, Санкт-Петербург

9 января, 21.26

Как обычно, на площадке у пьедестала Медного всадника, монумента Петра Великого, воздвигнутого французским скульптором Этьеном Фальконе в 1782 году, толпился народ. Туристы и местные по очереди фотографировались; вздыбленный конь и его имперский всадник, казалось, застыли, вмерзли в марево неяркой, исходившей от земли подсветки, сверкающие передние копыта угрожающе нависли над головами, а огромная черная тень распласталась на ясном ночном небосводе.

Том переговаривался с Арчи по дуплексной связи, микрофон был пришпилен к его воротнику, а крошечный наушник из прозрачного пластика был незаметен для окружающих. Это было довольно нелепо, учитывая, что находились они друг от друга всего в нескольких сотнях футов, но сейчас Том уразумел, что совет Тернбула не появляться ни в чьей компании, чтобы не спугнуть и без того издерганного Христенко, был разумным и верным.

— Ну как, тебе получше? — спросил Арчи.

— Ага, — солгал Том. Хотя болеутоляющие средства и помогали, но когда он застегивал на верхнюю пуговицу пальто, его плечо пронзила резкая боль, от которой он едва не взвыл.

— Черт, холодрыга несусветная. — Том услышал, как у Арчи стучат от холода зубы.

— Надеюсь, долго нам здесь мерзнуть не придется. Кстати, а где все остальные?

— Сам я в северной части площади. Тернбул — на противоположном конце.

Том огляделся, приметил вдалеке Арчи, затем отвернулся.

— Я тебя вижу. А что люди Витюши?

— Они наготове, на случай если понадобятся… это может произойти очень скоро. Внимание: появился Христенко.

— Понял, переходим на основную частоту — Том нажал на кнопку приемника у себя в кармане. — Виктор, Доми, Христенко на подходе.

— Объект движется мимо Адмиралтейства, — подтвердил Арчи. — Вскоре повернет за угол.

— Может, и картина при нем? — спросил Том.

— В руках у него ничего нет. Должно быть, он не захватил ее, как, собственно, и предполагалось.

— Отменным конспиратором стал старина Христенко, — отозвался эхом в ушах у Тома голос Тернбула.

— Пожалуй, мне стоит взять его к себе на работу, — хихикнула Витюша.

— Внимание: он сейчас появится в зоне вашей видимости, — торопливо проговорил Арчи.

В ту же секунду Христенко обогнул угол здания Адмиралтейства и медленно, осторожно начал переходить площадь. Через каждые несколько шагов он бросал опасливые взгляды через плечо.

— Господи, у него такой вид, будто он только что стрелял в царя, — пробормотал Арчи, следуя по пятам за Христенко на расстоянии не более двадцати футов.

Вероятно, он внезапно заметил Тома, потому что как-то неловко взмахнул рукой, но тут же торопливо опустил ее, как будто поняв, что ему не следует привлекать к себе внимание. Том ответил ему едва заметным кивком.

А потом они приблизились друг к другу и под грозным взором Медного всадника пожали друг другу руки.

— Вы принесли мои деньги? — Христенко явно нервничал, глаза его были вытаращены и полны ужаса.

— Сначала покажите мне картину, — твердо сказал Том.

Христенко порылся в кармане, вытащил цифровую фотокамеру, которую одолжил ему Том, и вернул ее хозяину. Том просмотрел на экранчике снимки и кивнул:

— Это она.

— А мои деньги?

— Они здесь.

Том сунул ему в руки потрепанную сумку, которую где-то откопала Витюша. Сумка была достаточно вместительной и прочной, но потертой и старой, чтобы не бросаться в глаза Христенко расстегнул молнию и заглянул внутрь.

— Я должен сосчитать, — произнес он неуверенно.

— Все на месте.

Напряженное, бледное лицо Христенко расплылось в некоем подобии улыбки.

— Ну ладно, ладно. Можно произвести обмен.

— А где картина?

— Она там, в здании. Я схожу за ней, вынесу, и мы с вами встретимся…

Неожиданно раздалась отрывистая команда, и четыре человека, которые только что фотографировали друг друга на фоне памятника, с диким воплем бросились к ним, не дав Христенко договорить, в их руках невесть откуда появились пистолеты. Христенко сдался мгновенно, дрожа от страха и вскинув руки над головой, он отшвырнул сумку с деньгами в сторону, и она так и осталась лежать на снегу.

Но нападавшие полностью проигнорировали его, пробежав мимо и набросившись на Арчи, они сбили его с ног, повалили и прижали к земле. Одновременно пять милицейских машин вылетели на площадь с прилегающих улиц, оглушительно воя сиренами и разбрасывая по черному ночному небу сине-фиолетовые огни.

— Что, черт возьми, происходит? — заорал Том в микрофон, пытаясь перекричать вой сирен и крики людей. Кольцо зевак моментально сомкнулось вокруг Арчи, лишив Тома возможности видеть то, что с ним происходило. Вооруженные милиционеры как горох посыпались из прибывших машин, с воплями и руганью оттесняя толпу. Том сделал глубокий вдох, чтобы совладать с приступом ярости. — Это твои люди, Виктор?

— Нет, — услышал он ее голос в наушнике; похоже, она была удивлена и раздосадована не меньше, чем он.

Том повернулся к Христенко. Тот, казалось, примерз к земле и взирал на сутолоку и неразбериху вокруг полными недоумения и ужаса глазами. Затем он вдруг в последний раз с выражением полнейшей безнадежности взглянул на Тома, выхватил из его рук камеру, резко повернулся и поспешно зашагал прочь, ни разу не повернув головы, даже не оглянувшись на сумку с деньгами, валявшуюся на земле.

Глава 68

9 января, 21.34

Возбужденная толпа растаяла, как только сирены разъезжающихся милицейских машин смолкли и растворились в ночи. Лишь несколько человек остались стоять на углу опустевшей площади.

— Куда они его забрали? — с тревогой спросила Доминик, еще не успев отдышаться после того, как они с Витюшей и Тернбулом добежали до того места, где стоял Том.

— Ты еще спроси: почему именно его, — хмуро ответил Том.

— Может, я сумею тут чем-то помочь, — предложил Тернбул, — задействую кое-какие наши контакты, чтобы навести справки.

— Нет, предоставьте это мне, — твердо сказала Витюша, — у нас есть свои люди в органах, и мы сможем выяснить, что происходит. Вы двое должны сконцентрироваться на Христенко.

— Ты права, — согласился Том, — нам нужен человек, который проследит за ним, нам необходимо знать, куда он пойдет.

— Уже сделано, — кивнула Витюша, — один из моих людей прозвонит нам, как только он доберется до места.

— Но если он вернет картину туда, откуда он ее взял, мы снова окажемся на нулевой отметке — это наихудший вариант. Мы непременно должны захватить картину сегодня, пока он не передумал.

Радио Витюши выплюнуло в ночной воздух поток русских слов, но эта тирада в отличие от высказываний присутствующих не сопровождалась облаком пара изо рта.

— Он направляется обратно в музей, в отдел реставрации, — перевела Витюша.

— Откуда вы это знаете? — спросил Тернбул. — Постойте, я, кажется, догадался. У вас и там есть свой человек.

Витюша кивнула.

— Со временем многие оказываются у меня в долгу и всегда готовы оказать мне услугу. При этом далеко не все знают, кто я такая.

У Тома зазвонил мобильник. Нахмурившись, он вытащил его из кармана, и на лице его отразилось удивление.

— Это он. Христенко. — Затем в некотором замешательстве произнес: — Алло?

— Что там сейчас произошло? — спросил Христенко сдавленным шепотом.

— Понятия не имею, — успокаивающе ответил Том.

— Я уж было подумал… я уж было подумал, что они пришли за мной.

— Глупости это. Откуда им было знать?

— Все это так нелепо, ужасно, — пробормотал Христенко. — И о чем я только думал?

— Вы думали о пятидесяти тысячах долларов, — мягко напомнил ему Том, — и о том, как вернуть свой долг нашей общей знакомой.

— А стоит ли, если я все равно окажусь в тюрьме?

— Так нужны вам деньги или нет?

— Да… нет… теперь я и сам не знаю.

— Ладно. Тогда я скажу Витюше, что вы решили…

— Нет-нет. Но я не стану выносить картину.

— Что?

— Я оставлю ее для вас. Да, именно так я и поступлю. Оставлю ее для вас здесь. Вы можете прийти и забрать.

— Мы так не договаривались, — твердо сказал Том.

— Вы сказали, что заплатите мне пятьдесят тысяч, если я вам ее принесу. Двадцать — если найду. Я вам ее нашел. Чтобы покрыть долг, двадцати тысяч мне хватит. А остальное… что ж, увы, риск слишком велик.

Том прикрыл рукой микрофон и повернулся к остальным.

— Он отказывается ее вынести. Говорит, что оставит ее где-то внутри для нас, а мы можем войти и забрать. Сказал, что согласен на меньшую сумму, потому что риск слишком велик, боится, что его поймают.

— Он рискует куда большим, если решил водить нас за нос, — гневно отчеканила Витюша.

— Но мы не можем заставить его вынести картину.

— Я могу, — холодно бросила она.

— Это не вариант, — отрезал Том.

— Тогда у тебя нет выбора, — она пожала плечами, — тебе придется пойти, а там уж… как получится.

— Ты можешь помочь мне проникнуть внутрь?

— Да, — кивнула она.

Том снова заговорил в микрофон:

— Ладно, Борис. Мы придем и заберем картину. Сегодня.

— Хорошо. — Христенко вздохнул с облегчением. — Я оставлю ее здесь, в реставрационном отделе. Это безопасно.

— А какой там код?

— Я скажу вам его после того, как вы передадите мне деньги.

Том усмехнулся. Христенко с каждой минутой становится все более умелым игроком.

— Отлично. Я позвоню вам, когда мы войдем внутрь.

Он выключил телефон и повернулся к остальным.

— Мне нужны инструменты и план помещения.

— Все будет, — кивнула Витюша.

Том повернулся к Тернбулу:

— Хорошо знаешь русский?

— Вполне.

— Хочется верить.

— А что?

— А то, что ты пойдешь со мной.

Глава 69

Консульство США, Санкт-Петербург

9 января, 22.02

— Мерзавцы, — прохрипел Арчи.

Жирный американец, назвавшийся Полом Виджиано, только расхохотался.

— Мы заставим тебя быть поразговорчивее, Коннолли. — Арчи назвал им свое имя, но твердо решил, что не скажет по делу ни слова.

— Мне нечего сказать, — заявил он, — ни тебе, ни какому угодно другому копу. Я знаю свои права. Я хочу говорить с представителем британского посольства.

Виджиано уселся за стол напротив него и покачал головой.

— Мы из ФБР.

— Ну и что, я должен быть потрясен? — Голос Арчи звучал четко и уверенно, но, по правде говоря, он был немало озадачен. Что тут, черт возьми, происходит? Он шел по пятам за Христенко, и вдруг четверо громил в милицейской форме набрасываются на него и увозят в неизвестном направлении. И при чем тут эти чертовы янки? Вечно они суют во все свои поганые носы.

— Будешь, всему свое время.

— На вашем месте я бы не снимал с меня эти наручники, — проговорил Арчи сквозь стиснутые зубы, — не то при первой же возможности я вышибу из тебя дух.

— Общую картину мы себе представляем, — второй американец, представившийся как Бейли, заговорил из глубины комнаты; прислонившись к стене спиной, он стоял у дверного косяка, — но мы бы хотели знать еще и детали.

— Как давно ты знаешь Лаша? — спросил Виджиано.

От удивления Арчи едва не подскочил.

— Лаша?

— Не валяй дурака. Мы видели, как ты к нему приходил. Мы знаем, что ты работаешь на него.

— Вольфганга Лаша?

— Выходит, ты его знаешь! — торжествующе воскликнул Виджиано.

— Разумеется, знаю. В нашем бизнесе все его знают. А какое он имеет ко всему этому отношение?

— За что ты убил всех этих людей? — спросил Виджиано. — Там были женщины, дети — их потравили газом, как крыс. Что за важные сведения были им известны, если тебе понадобилось заставить их замолчать навсегда?

— Что за бред ты несешь?

— А Лаша зачем ты убил? Говори, зачем? Боялся, что мы тебя вычислим? Заметал следы?

— Значит, Лаш мертв?

— Обезглавлен самурайским мечом, — прорычал Виджиано, перегнувшись через стол так, что его потная малиновая физиономия оказалась в нескольких сантиметрах от лица Арчи, — но, насколько я знаю, ему еще крупно повезло по сравнению с этой бабой Ламмерс, в Австрии. Помнишь, что ты с ней сотворил? Считай что звание Кровожадного маньяка года у тебя в кармане!

— Ламмерс? Мария Ламмерс? Она тоже мертва? — Арчи был буквально раздавлен. Неужели все эти люди мертвы? И почему янки считают, что он в этом замешан? — Ведь вы шутите, верно?

— Зачем вы ее украли? — снова заговорил Бейли, в отличие от рычания Виджиано его голос звучал совершенно спокойно. — Зачем она вам?

— Что я украл?

— Не валяйте дурака. Шифровальную машину «Энигма», конечно.

— Погодите, — услышав последнее совсем уж фантастическое откровение, Арчи решил, что дело зашло слишком далеко, — все это, разумеется, весьма занятно. Клянусь вам. Но хватит ходить вокруг да около. Если вы намерены предъявить мне какое-то конкретное обвинение, предъявляйте. Мой адвокат вытащит меня отсюда быстрее, чем вы успеете досчитать до десяти. Ясно?

— Адвокат? — презрительно фыркнул Виджиано. — А этот твой адвокат сумеет объяснить, откуда взялись тридцать трупов, которые ты оставил после себя в Айдахо? Или, может, он расскажет нам, куда подевалась музейная «Энигма»? Или он сумеет помешать нам экстрадировать тебя в Штаты, чтобы ты предстал там перед судом? Ты не двинешься с места, пока не расскажешь нам то, что мы хотим знать. Ясно тебе?

Глава 70

Эрмитаж, Санкт-Петербург

9 января, 22.27

Перед ними змеей извивалась длинная очередь, воздух был наполнен дымом сигарет, в основном российских марок, без фильтра, и влажным, несвежим дыханием множества людей. Одни обменивались солеными шуточками, многие то и дело поглядывали на часы, другие разговаривали по сотовым, третьи о чем-то перешептывались, вполглаза поглядывая на входную дверь, дожидаясь начала своей рабочей смены. Ровно в половине десятого двери распахнулись.

Стоя в очереди. Том и Тернбул старались не разговаривать яруг с другом, прекрасно понимая, что им следует приложить все усилия, чтобы сойти за русских. Из-под пальто выглядывали штанины синих комбинезонов, которые раздобыла для них Витюша, а на груди сверкали новенькие жетоны, свидетельствовавшие о том, что они являются сотрудниками фирмы, ведающей ночной уборкой мраморных залов и золоченых галерей Эрмитажа.

Охранники у дверей были дружелюбны, они пожимали руки знакомым уборщикам-мужчинам и подмигивали привлекательным женщинам. Кто-то отпустил остроту, и вся очередь, а вместе с ней и охранники дружно захихикала. Том с готовностью присоединился, предположив, что внезапно зардевшийся паренек у металлодетектора был объектом двусмысленной шуточки.

Он показал свой значок охранникам у дверей, те лишь бросили на значок беглый взгляд и пропустили Тома внутрь. Тернбул проделал то же самое. Затем Том прошел сквозь рамку металлодетектора. Зуммер молчал. Тернбул прошел следом за ним. Раздался резкий звонок.

— Должно быть, это все то железо, что я ворочал в «качалке», — решил отшутиться по-русски Тернбул, обращаясь к охраннику, который подозвал его к себе.

— Судя по размерам твоего пуза, кое-что ты не только ворочал, но и глотал, — прокомментировал кто-то из очереди, и снова толпа уборщиков и охранники взорвались хохотом.

— Поднимите руки, — потребовал охранник, взмахнув ручным металлодетектором, зеленая лампочка на котором говорила о том, что он в работе. Он был очень молод, острижен почти под ноль, с приплюснутым, чуть сдвинутым набок носом, который, вероятно, не разломали. Тернбул подчинился, но когда охранник начал водить детектором сверху вниз по его телу, Том заметил, как почти неуловимым движением большого пальца охранник выключил прибор. Зеленая лампочка погасла.

— Проходите. — Охранник расплылся в улыбке и тут же повернулся к очередному уборщику, благополучно не прошедшему «рамку» и теперь ожидавшему своей очереди. Паренек снова чуть шевельнул пальцем и включил детектор.

— Ловко это у них, — шепнул Тернбул, когда они шли вслед за другими уборщиками по узкому коридору в направлении лестницы, ведущей в подвал.

— Витюша обещала, что мы войдем без помех, — напомнил ему Том, — но с этого момента все зависит от нас.

Они спустились вниз по лестнице и оказались в огромной комнате, до отказа набитой разнокалиберными стульями и полуразвалившимися диванами с прожженными сигаретами подушками. Стены ощетинились сотнями крючков для одежды, многие были оторваны или отломаны. На стенах — картинки с изображением полураздетых красоток, выдранные из журналов и старых календарей. Том и Тернбул сняли пальто и повесили их на крючки. Люди кучковались вокруг термосов, угощали друг друга принесенным из дома кофе, меняли тяжелые сапоги на более удобные тапочки.

В комнату вошел мужчина, и по тому, как он стал выкликать имена, Том понял, что это начальник смены. Люди подходили к нему по двое, брали какой-то листок бумаги, исчезали в маленькой боковой комнатке, а затем снова появлялись, на этот раз с тележкой, из которой торчали метлы, швабры, стояли ведра, банки и бутылки с моющими средствами, мастикой и политурой. Вооружившись всем необходимым, они поднимались на лифте наверх в соответствии с полученным нарядом.

Тернбул легонько толкнул Тома локтем, просигналив, что старший выкликнул их имена, вернее, те имена, что были начертаны на жетонах.

— Вы, ребята, в первый раз? — спросил начальник смены. На его жетоне значилось: Григорий Миронов.

— Все верно, — ответил Тернбул на безукоризненном русском, которым он, как уже было известно Тому, был обязан пятью годами работы на московском направлении в мониторной службе Управления правительственной связи Великобритании.

— Но мне ничего не сообщили, — нахмурился Миронов.

— Мы сами узнали об этом накануне, — пояснил Тернбул.

Миронов посмотрел на их жетоны, потом на лица.

— В моем списке вас нет.

— Это не наша оплошность.

Миронов вздохнул.

— А ты, значит, молчун? — Он покосился на Тома.

— Да он рта не закрывает, — поспешил ответить за Тома Тернбул.

Миронов с подозрением поглядел Тому в глаза, но тот уставился на него, не мигая. Миронов расплылся в улыбке.

— Ну да, я уж вижу, — хмыкнул он, и Том улыбнулся в ответ, не имея понятия, о чем идет речь. — Ладно, ступайте. — Он вручил Тернбулу листок бумаги. — Возьмите все необходимое и поднимайтесь на второй этаж. Если заблудитесь, обратитесь к охраннику.

Они взяли из кладовки инвентарь и покатили тележку к лифту.

— У нас второй этаж западного крыла, — сказал Тернбул, как только двери закрылись и кабина пришла в движение. Том вытащил листок с поэтажным планом, который прихватил с собой, разложил на плоской крышке мусорного бачка и начал водить пальцем по бумажке.

— Итак, мы на нужном этаже, но с другой стороны здания. Эта галерея — со стороны Дворцовой площади, а нам надо быть в северо-восточном углу со стороны набережной, где находятся реставрационные мастерские.

Двери открылись, и охранник с автоматом приветствовал их поднятой вверх рукой.

— Ну чего? — спросил Тернбул по-русски.

— План работы. — Охранник нетерпеливо прищелкнул пальцами. — В каком вы зале?

— О! — Тернбул понизил голос до заговорщицкого шепота. Охранник нахмурился. — Видите ли, наш директор ждет завтра важного гостя, а в его кабинете уборка назначена только на завтра. Вы же знаете, как хозяйственное руководство относится к нарушению распорядка, даже когда речь идет о директоре. Поэтому он заплатил нам наличными, чтобы мы у него прибрались. Я отдал треть Миронову, а это вам. Так что забудем про план работы, жить-то надо, верно?

Охранник подмигнул и с готовностью взял хрустящую пачку банкнот, которую совал ему Тернбул.

— Понял, — сказал охранник и отступил назад. — Вы знаете, как идти?

— Дальше по коридору, так?

— Верно. Последняя дверь направо, перед поворотом. Если кто чего спросит, скажите, Саша разрешил. Я все улажу.

— Спасибо.

Они направились в административно-производственный блок, располагавшийся в северной части здания и занимавший едва ли не половину верхнего этажа. Хотя эти помещения и коридоры были закрыты для публики, их убранство было столь же богатым и пышным, как и во всем остальном здании, — изощренно инкрустированный паркетный пол, стены, украшенные замысловатой лепниной, необычайной красоты хрустальные люстры, такие огромные, что, казалось, они были готовы сорваться с потолка и напоминали ветви, согнувшиеся под тяжестью спелых плодов.

На пути им попался еще один охранник, который поглядел на их бирки и спросил, куда они направляются. Одно лишь упоминание Саши моментально удовлетворило и успокоило его, и Том мысленно поблагодарил Тернбула за его познания в сфере русских традиций, и в частности знакомство с таким ключевым российским понятием, как взятка.

Пока они шли по коридору, Тернбул переводил таблички и надписи на дверях и наконец остановился у двери с надписью «Отдел истории и реставрации архитектурных памятников». Дверь была заперта.

Тернбул кивнул, а затем расстегнул спереди молнию на своей спецовке. Он сунул руку за пазуху и с громким треском отодрал липучку небольшого несессера, который был закреплен лямками у него на груди. Именно на содержимое этого несессера среагировал металлодетектор на входе. Том не удивился тому, что, убрав несессер, Тернбул не стал от этого менее толстым.

Том натянул перчатки и достал из несессера два инструмента: заостренный стальной штырек, предназначенный для отжима запорных лисок, и торцевой гайковерт, который вставляется в замочную скважину под штырек и поворачивается, как обычный ключ, когда все лиски подняты.

Вместо того чтобы тратить время на нащупывание и отжим всех лисок по одной, Том вставил штырь и принялся резко дергать его вверх и вниз, оттеснив все лиски. Одновременно он приложил тщательно выверенное усилие к импровизированному ключу, добившись того, что все лиски одновременно сдвинулись от центра и уже не могли занять положенное место.

Этот способ, именующийся «зачисткой», чрезвычайно труден для освоения, поэтому применяется весьма ограниченным кругом взломщиков и воров. Преимущество его, которым и воспользовался Том, состояло в возможности почти мгновенно открыть замки, на взлом которых обычно требуется потратить несколько минут.

И дверь открылась.

Глава 71

Кабинет Бориса Христенко, Эрмитаж

9 января, 22.52

Борис Христенко сидел в своем кабинете, не зажигая света. Он уже до крови обкусал все ногти и теперь переключил внимание на шариковую ручку, которую ожесточенно жевал. Когда он перекладывал ее из одного угла рта в другой, прозрачный корпус ручки наполнялся мутноватой жидкостью.

Сердце бешено колотилось в груди. Где-то булькнуло в трубе, и он дернулся, подскочил, на мгновение не сомневаясь, что это означает неминуемое появление разъяренной своры милиционеров. Он уставился на дверь вытаращенными от ужаса глазами, но все было тихо.

Облегченно вздохнув, он снова откинулся в кресле, со скрипом балансируя на задних ножках, и закрыл глаза, пытаясь анализировать то, что произошло за последние несколько часов, то, что он собственными глазами видел на Сенатской площади.

Милиция примчалась туда не за ним, разумеется. Слава Богу, не он, а какой-то несчастный человечишка томится сейчас в сыром тюремном подземелье, и по его лицу хлещут хвостами тюремные крысы, а быть может, и прохаживается кованый сапог охранника.

Но почему-то от этого ему совсем не легче, и страх не отступает. Разве кто-нибудь может поручиться, что завтра же или послезавтра он не окажется в том же подвале? Что один из охранников, сопровождавших его в хранилище, не проговорится? Что Витюша, завладев картиной и чтобы не платить ему за труды, не предаст, не сдает его с потрохами? Сейчас раздастся стук в дверь, а это наверняка за ним.

Он вспомнил своего школьного друга, которого на три года упекли в тюрьму за угон автомобиля. Он сел молодым человеком, а вернулся сломленным, чуть ли не стариком, искорки, когда-то плясавшие в его глазах, потухли, а зрачки стали похожи на едва тлеющие головешки. Сокамерникам оказалось достаточно одного взгляда на его белые, мягкие руки, и в первую же ночь он стал жертвой зверского группового изнасилования. Постоянный холод. садисты-охранники и недоедание высосали из него последние остатки человеческого, и спустя три года на улицу была вышвырнута никчемная скорлупа.

Но есть ли у него выбор, и если да, то какой? Снова перенести картину из реставрационного отдела в спецхранилище? Не возвращать долг, и тогда бандиты явятся к его матери? И не просто явятся, а убьют. При этой мысли он содрогнулся и плотнее зажмурил глаза.

Зазвонил телефон. Передние ножки стола со стуком опустились на пол. Они.

— Алло?

— Мы уже здесь.

— Где?

— В отделе реставрации.

— Но как вам…

— Это не важно. Подходите сюда.

Он медленно встал.

— Иду.

Глава 72

Мастерская № 1, отдел реставрации, Эрмитаж

9 января, 22.53

В мертвенном лунном свете, сочившемся сквозь застекленную крышу, белые покровы, наброшенные на ожидающие реставрации статуи и скульптуры, казалось, парили в воздухе, напоминая привидения. Рабочие столы были заставлены жестяными и стеклянными банками и бутылками и завалены кистями и кисточками — все это было покрыто толстым слоем пыли, а в воздухе витали острые и терпкие запахи растворителей и лака. В дальнем углу, словно окно в ночь, чернела дверь бокса.

Пока они дожидались Христенко, Том внимательно осмотрел металлическую дверь.

— Взломать можешь? — спросил Тернбул.

— Если придется. — Том кивнул. — Ей на вид лет шестьдесят, не меньше. Не шедевр, прямо скажем.

Тернбул резко повернул голову к входной двери:

— Кто-то идет. Живо.

Не желая рисковать, они отбежали в дальний коней комнаты и, пригнувшись, спрятались за одним из верстаков. Послышалось звяканье связки ключей, а затем звук вставляемого в дверь ключа. Дверь открылась. Том осторожно выглянул из-за верстака.

— Это Христенко, — выдохнул он с облегчением.

Когда они поднялись из-за верстака, Христенко подскочил от неожиданности.

— Ждете кого-то другого? — спросил Тернбул.

— Нет, — он поежился, — просто вы меня напугали, вот и все.

— Ну ладно, — Тому не терпелось перейти к делу, — давайте-ка с этим заканчивать.

— А мои деньги? — заволновался Христенко.

— Да вот они. — Том нетерпеливо потряс сумкой с деньгами перед его носом. — Открывайте бокс.

— Я пойду постою снаружи, — вызвался Тернбул, — пол потру или типа того. Если кто пойдет, свистну.

— Правильно, — кивнул Том.

Тернбул подхватил швабру и ведро и вышел из комнаты.

Христенко приблизился к бронированной двери бокса и, прикрывая своим телом циферблат сейфового замка, стал поворачивать его, пока не раздался громкий щелчок, и тогда массивная дверь открылась, за ней — маленькая комнатка без окон, со стальными стенами, площадью примерно шесть квадратных футов. Вдоль левой стены тянулась деревянная полка, заваленная картинами и другими предметами искусства.

Христенко зашел в комнатушку и через несколько секунд появился вновь, держа картину на вытянутых руках, словно поднос.

— Вот она, — сказал он, пожимая плечами, — хотя одному Господу известно, зачем она вам понадобилась.

Но Том не успел ответить — раздался короткий свист. Он метнул взгляд на дверь и увидел появившегося в проеме Тернбула.

— Кто это? — с беспокойством прошептал Том.

Но Тернбул не ответил. Он успел сделать еще один шаг к Тому, с мольбой посмотрел ему в глаза и рухнул на пол. Из его затылка нелепо торчала рукоятка кинжала. Глаза его задергались, потом закрылись.

Христенко застонал от ужаса.

Том медленно поднял взгляд, заранее зная, кто появится следующим.

— Добрый вечер, Томас, — нараспев произнес Ренуик, входя в комнату.

— Ренуик, — процедил Том сквозь стиснутые зубы. Гехт и двое других подручных Ренуика встали рядом с ним.

— Благодарю тебя за все, что ты сделал, чтобы отыскать пропавшего Биляка, — сказал Ренуик. Он повернулся к Христенко, щелкнул пальцами, и тот, бросив смущенный, чуть ли не извиняющийся взгляд на Тома, спотыкаясь, приблизился к Ренуику и отдал ему картину. Ренуик осмотрел ее, глаза его сузились. Он оторвал от картины взгляд и улыбнулся.

— Что ж, поздравляю. Ты получил то, что хотел, — ледяным голосом сказал Том.

— Ну, еще не все. Но очень, очень скоро все это будет кончено.

— Что ты имеешь в виду?

— У истории, подобной нашей, не может быть счастливого конца, — вздохнул Ренуик, — такова природа вещей.

Гехт выступил вперед, сжимая в вытянутой руке пистолет, и поднял его на уровень лица Тома. Том весь напрягся, но заставил себя не шелохнуться. Он был испуган, но собран. Гехт выбрал цель и нажал на курок.

Пуля попала Христенко в горло, он стал заваливаться навзничь, хватаясь руками за шею; кровь сочилась сквозь пальцы, он захрипел, и его хрип эхом прокатился по просторному залу мастерской, но тут вторая пуля угодила ему в грудь, и он, издав булькающий звук, рухнул замертво.

— Негодяй, убийца! — закричал Том. — Ну зачем это, скажи, зачем?

Бритоголовые подхватили Христенко под руки и затащили в бокс, размазывая по полу кровь. Они швырнули его на пол, и его голова глухо стукнула о металл. Затем они сделали то же самое с Тернбулом, только на этот раз им пришлось затратить гораздо больше усилий.

— Давай и ты туда же, Томас, — приказал Ренуик, — с ними за компанию. Таким образом, властям не придется долго разыскивать главного подозреваемого.

Том прошел в бокс, затем повернулся к Ренуику:

— Это еще не конец. Гарри.

— Для тебя — точно конец, — улыбнулся Ренуик, — и поверь мне, когда они до тебя доберутся, ты пожалеешь о том. что я ж пристрелил тебя сразу.

Дверь стала медленно закрываться; в последний момент Том увидел обрамленное серебристым светом лицо Ренуика, потом раздался глухой лязг металла о металл, дверь захлопнулась свет исчез.

Глава 73

23.07

Полная темнота. Абсолютная тишина.

Ничего, кроме глухого биения пульса в ушах и еле слышного шороха собственного дыхания. Иссушающая душу черная пустота, которая давила, сжимала его и плющила, пока он в конце концов чуть не рухнул наземь, будто под тяжестью огромного груза, давившего на грудь.

Вообще-то, подумал Том, Ренуик даже оказал ему услугу. Если бы они все трое были живы, то наверняка не смогли бы пережить ночь в этом тесном замкнутом пространстве. Кислорода им хватило бы максимум часа на три-четыре. Убив Тернбула и Христенко, Ренуик сделал так, что по крайней мере Том протянет до утра. Нет, разумеется, Ренуик и не собирался проявлять щедрость и человеколюбие — его целью было предоставить местной милиции подходящего подозреваемого.

Том нажал кнопку подсветки на своих маленьких цифровых часах, и бледный неоновый лучик облизал его запястье голубым язычком. Затем он присел на корточки и осветил одно за другим лица покойников, но быстро отпустил кнопку и с омерзением отвернулся от содеянного Ренуиком.

В полной темноте он начал с Христенко, обхлопав его неподвижное тело, и, найдя совершенно бесполезный в этом железном ящике мобильник и одолженную им Борису цифровую камеру, на всякий случай положил и то, и другое к себе в карман. Затем он ощупью добрался до тела Тернбула, обшарил его и нашел несессер с инструментами, висевший на брючном ремне. Сняв несессер, он осторожно добрался до двери и стал шарить обеими руками по ее гладкой, холодной поверхности, пока не нащупал небольшой квадратный выступ — заглушку смотрового лючка — примерно на уровне груди.

Действуя исключительно на ощупь, Том одной рукой достал отвертку, а другой — нащупал шляпку левого верхнего винта заглушки. Плоское квадратное лезвие отвертки легло в паз головки, и, преодолев начальное сопротивление винта, Том отвернул и извлек его. Повторив ту же операцию с тремя другими винтами, он отверткой поддел и снял заглушку, осторожно сунул указательный и средний пальцы внутрь и стал ощупывать тяги, соединенные с запорными штифтами, а затем просунул пальцы еще глубже и нащупал заднюю пластину, скрывавшую запорный механизм.

Ему пришлось вывернуть еще четыре болта, что оказалось намного труднее из-за ограниченности пространства, но, так или иначе, пластина была снята. В конце концов он снял перчатки и кончиками пальцев нащупал обратную сторону кодового диска; вертикальное положение маркировочной риски свидетельствовало о том, что диск установлен на ноль.

Взлом кодовых замков был одним из первых уроков, которые он усвоил, и этот навык он сохранил и усовершенствовал благодаря многолетнему и тщательному тренингу, хотя в последнее время это искусство в значительной мере утратило свою актуальность из-за повсеместного внедрения цифровых охранных систем. Многие другие, возможно, менее искусные, чем он, предпочитали сверлить отверстие, а затем исследовать механизм с помощью эндоскопа. В отдельных случаях, когда, к примеру, речь шла о ртутном реле или аварийной сигнализации, это было необходимой предосторожностью, но отнимало много времени и порой производило немалый шум. Что же касается Тома, он по-прежнему предпочитал больше доверять своему чутью, нежели науке. А в данном случае вдвойне, поскольку выбора у него не было.

Том прищурился и начал вращать колесико. Его дыхание замедлилось, концентрация достигла апогея, пощелкивание крохотных кулачков по зубчикам шестерни кодового диска было едва различимо в звенящей тишине. Но для тончайшего слуха Тома любой микроскопический щелчок звучал оглушительным взрывом, а почти неуловимая вибрация острыми иглами впивалась в кончики его натренированных пальцев.

Щелк, щелк, щелк, ЩЕЛК. Едва заметное изменение тона, ощущения от прикосновения — это было настолько кратковременно и трудноуловимо, что среагировал бы отнюдь не всякий прибор. Но для Тома это был недвусмысленный сигнал, звук едва ли не более громкий, чем если бы на пол упала одна из стоящих за дверью громоздких статуй. У него была первая цифра кода. Семнадцать, определил он.

Он снова прищурился и начал вращать диск в обратную сторону. На этот раз необычный звук последовал скоро. Восемь. Он опять поменял направление вращения, прошел отметку тридцать, потом сорок, пятьдесят. Пятьдесят три. И снова в обратном направлении — последний раз, подумал он, поскольку предполагал, что сейфы подобной конструкции имеют кодовую комбинацию из четырех цифр, хотя, возможно, и из пяти. Двадцать семь.

Он подергал стальной прут, соединенный с верхней группой запорных штифтов. Ничего. Он нахмурился и подергал сильнее. Опять ничего. Тогда он снова положил указательный палец на диск, повернул его на одно деление, услышал знакомый — приятный для слуха — щелчок и улыбнулся. Это был старый трюк — последняя цифра кодовой комбинации чаще всего была следующей или через одну по порядку после предыдущей.

На этот раз, когда он потянул за стальной прут, тот легко ушел вниз, и верхние язычки плавно вышли из гнезд. Он повторил операцию с нижним и двумя боковыми тягами, и столь же успешно. Том решительно толкнул дверь, и она податливо распахнулась.

Глава 74

9 января, 23.22

Григорий Миронов поднялся по лестнице на верхний этаж и направился в зал западного искусства. Наряду с выдачей нарядов вечерней смены в его обязанности входило проверять, все ли уборщики находятся на предписанных им участках и добросовестно ли работают. К этой своей обязанности он относился очень серьезно.

Сначала он прошел в зал Родена и, к своему удивлению, увидел, что здесь уборка и не начиналась. Затем он направился в зал Гогена, но и здесь обнаружил ту же картину.

— Вероятно, они в зале Моне, — пробормотал он, но когда он пришел туда, никаких признаков состоявшейся уборки не наблюдалось. Он почувствовал нарастающее раздражение.

— Эй! — окликнул Миронов троих охранников, которые, вместо того чтобы патрулировать коридоры, собрались в зале Ренуара, курили и трепались. — Вы, часом, не видели двух уборщиков, которых я направил в эти залы? Один толстяк, другой тихоня.

Один из охранников отделился от компании и, обняв Миронова за плечи, увлек его в коридор.

— Не волнуйся, бугор. Они все объяснили. Я пропустил их без вопросов.

— Чего?

— Треть тебе, треть мне. Они уберут у директора в кабинете, и все довольны. — Он дружелюбно похлопал Миронова по спине. — С тобой дело иметь — кайф. — Он рассмеялся и вернулся к своим приятелям.

Миронов так и остался стоять посреди коридора то ли в ярости, толи в замешательстве. Выходит, эти прощелыги сачкуют? Навешали ему лапши, а сами и не собирались работать? «За это мы им организуем головомойку в трудовом комитете. И на директора Мышкина управу найдем». Директор Миронову никогда не нравился.

Злобно бормоча себе под нос проклятия, он зашагал в административный блок.

Глава 75

9 января, 23.22

«Молодчина», — похвалил себя Том, вылезая из тесного бокса и жадно вдыхая свежий воздух просторной мастерской. Прикрывая за собой побежденную дверь, он ликовал, но его радость оказалась недолгой — он услышал приближающиеся шаги. Затем идущий остановился, раздался грохот, потом снова шаги. Том инстинктивно метнул взгляд на дверную ручку, подумав о там, озаботился ли Ренуик запереть и эту дверь.

Не желая рисковать, он нырнул под белое полотнище, которым была укрыта ближайшая к двери статуя, и как раз к этой двери сейчас приближались шаги. Это была статуя Меркурия с распростертыми, будто в полете, руками, и тонкое полотнище, которым она была накрыта, спускалось до самого пола, как палатка. Но даже несмотря на это, Том сдерживал дыхание, боясь, что затрепещет материя, и он выдаст себя; он стоял неподвижно, уткнувшись носом в фиговый листок.

Дверную ручку подергали, потом повернули. Дверь со скрипом открылась. В узкий просвет между тканью и полом Том увидел грубые мужские ботинки. Их обладатель проник в комнату, остановившись в нескольких футах от скрючившегося Тома, которому были видны одни лишь ботинки. Том понял, что вошедший тщательно осматривается. Затем, пробормотав что-то раздраженное по-русски, незнакомец повернулся и направился к двери.

Он приблизился к двери, но тут снова остановился. На этот раз мужчина присел на корточки, и Том увидел сначала руку, а затем вытянутый указательный палец, которым незнакомец водил по поверхности пола. Когда он повернул палец, чтобы рассмотреть его, Том заметил, что на кончике пальца темнеет бурое пятно. Это была кровь Тернбула.

Затем охранник выпрямился и бросился прямо к кладовке, куда вели кровавые следы. Когда он пробегал мимо, Том кинулся на него, изо всех сил двинув ему в бок здоровым плечом. От удара охранник отлетел в сторону и врезался в один из верстаков, громко крича.

Том размахивал руками, отчаянно пытаясь освободиться от покрывала, которое сковывало его по рукам и ногам, пока охранник не успел выхватить пистолет. Но прежде чем каждый из них сумел хоть что-либо предпринять, одна из огромных бутылей на верстаке, в который врезался упавший охранник, сместилась к краю и упала вниз, прямо ему на голову.

В то же мгновение она взорвалась, и осколки коричневого стекла брызнули в разные стороны. Голова охранника упала на грудь.

Глава 76

9 января, 23.25

Григорий Миронов повернул за угол как раз в ту секунду, когда раздался звон разбитого стекла, а вслед за этим — щелканье замка запираемой двери реставрационного отдела.

— Кто здесь? — заорал он, колотя в дверь огромным кулаком. — А ну открой!

В восьмидесятые годы Миронов дважды побывал на афганской войне, и хотя его физические кондиции были уже не те, что двадцать лет назад, он по-прежнему мог постоять за себя. Разумеется, он не колеблясь ворвется внутрь и поборется с кем угодно.

— Я ломаю дверь! — крикнул он. Ответа не последовало, на мгновение воцарилась тишина, затем снова раздался звон разбиваемого стекла.

Достав массивную связку ключей, которую он всегда носил с собой на ремне, Миронов принялся неистово перебирать их, нашел наконец похожий, вставил его, убедился, что не подходит, попробовал другой.

Дверь открылась.

Он вбежал в комнату, держа над головой фонарь и размахивая им, словно импровизированной дубинкой. Но комната была пуста. Холодный воздух хлестнул его по затылку, он поднял голову и увидел, что одно из стеклянных окон на потолке выбито. Злодею удалось выбраться на крышу.

Он почувствовал под ногами что-то жидкое, посветил вниз и увидел огромную темную лужу. Порыскав лучом вокруг, он наткнулся взглядом на безжизненную фигуру привалившегося к ножке верстака охранника. Миронов подскочил к нему, пощупал пульс и оставил лежать на полу, затем забрал у охранника рацию и доложил о случившемся кому следует.

— Немедленно пришлите наряд в реставрационную! — рявкнул он. — Один из дежурных ранен. Кто-то проник на объект.

Спустя двадцать пять минут в комнату ввалились десять человек, все с пистолетами в руках.

— Что случилось? — спросил старший.

— У нас сегодня заступили двое новеньких, — пояснил Миронов, — я направил их на уборку в залах западного искусства, но они там не появились. Полагаю, они подкупили охранника, и тот пропустил их сюда. Я оказался здесь, разыскивая их. Я слышал крик, а потом звон разбитого стекла. Думаю, они разбили вон то стекло и вылезли на крышу. — Он показал вверх, на разбитое окно.

— А вы сможете их опознать, если увидите? — спросил офицер.

— Однозначно.

— Хорошо, тогда пойдете с нами. Одни — на крышу, другим приказываю заблокировать все выходы. И немедленно обыскать все помещения, одно за другим, пока не отыщем этих мерзавцев. Алексей!

— Я! — Молоденький охранник, до сих пор стоявший у двери, выступил вперед.

— Останься здесь, с Иваном. Я пришлю врача и санитаров.

— Есть!

Охранники и Григорий вышли из комнаты, их голоса звучали возбужденно и решительно. Алексей склонился над Иваном и расстегнул ему ворот, снимая и сдувая с его стриженой головы мелкие осколки разбитой бутыли.

Глава 77

23.28

Скрючившись в три погибели за верстаком, Том лихорадочно обдумывал ситуацию. Разбитое окошко на потолке наверняка убедило охранников, что он сумел выбраться на крышу. Но этот трюк будет работать лишь столько времени, сколько им понадобится, чтобы подняться наверх и убедиться, что там никого нет. Он должен каким-то образом проскочить мимо оставшегося в мастерской охранника. И быстро.

Он осторожно выглянул из-за верстака и сумел разглядеть этого парня — офицер назвал его Алексеем. Сердце Тома подпрыгнуло — он мгновенно узнал в нем того самого охранника, что отключил металлодетектор, обыскивая Тернбула. Так или иначе, он определенно был чем-то обязан Витюше, и Том мог попытаться этим воспользоваться. К тому же иных вариантов у него и не было.

Том вылез из своего укрытия, и охранник, заметив его, потянулся к кобуре.

— Погоди, — остановил его Том.

— Беги! — Охранник, мгновенно узнав его, выглядел до смерти напуганным, он нервно поглядывал на дверь.

— Но как? — Том вытащил из кармана план музея и вопросительно потыкал в него пальцем. Охранник схватил листок и дрожащим пальцем прочертил маршрут. Надо было добраться до ближайшего лестничного пролета, потом пробежать через весь первый этаж в Малый Эрмитаж, оттуда — в Большой Эрмитаж, но дальше… Том поморгал глазами, сомневаясь, что правильно понял.

— Канал? — спросил он неуверенно.

— Да, — кивнул Алексей, а потом проделал какие-то движения руками и ногами, из чего Том заключил, что сначала ему придется спуститься в воду, а затем плыть.

Он понимал, что сейчас не время и не место вдаваться в детали относительно состояния его раненого плеча и, следовательно, невозможности лазать, плавать и тому подобное. Сначала надо подобру-поздорову выбраться отсюда, а после он что-нибудь сообразит. Том кивком поблагодарил охранника и взял протянутый ему ключ.

— Позвони Витюше. Доложи ей обо всем, — распорядился он.

Охранник тупо кивнул, но Том уже бросился к двери, и топот сапог по крыше эхом отразился у него в ушах как раз в тот момент, когда он выбегал из комнаты.

Ключом, который дал ему Алексей, он открыл дверь, выходившую на верхнюю площадку черной лестницы, и стремглав слетел по ступенькам на первый этаж. В коридоре не было ни души, охранники, дежурившие здесь накануне, скорее всего присоединились к тем, кто вел поиск на крыше, и Том припустил бегом по сверкающему, в елочку, паркету. Плечо его горело, подкатывала тошнота. По застекленному мостику он перешел в Северный павильон Малого Эрмитажа, а оттуда, миновав еще одну дверь, к которой подошел асе тот же ключ, пройдя через узкий коридор, попал в Большой Эрмитаж.

Он оказался в расположении Итальянской коллекции музея — примерно тридцати залов, посвященных итальянскому искусству с XIII по XIX век. Здесь он инстинктивно замедлил ход. До этого он перемещался лишь по административным или второстепенным выставочным залам, и охрана там была минимальной. В этих же залах, где находились два из дошедших до нас полотен кисти Леонардо да Винчи (общим числом не больше дюжины), охрана не могла быть слабой.

Его опасения тут же подтвердились. Войдя в первый же зал, он заметил в отдалении силуэт мужчины. Залы шли анфиладой и просматривались практически насквозь, с первого до последнего. Том прикинул, что замеченный им человек находится не более чем в двух залах от него.

Он сразу же отбросил мысль о драке. Даже если б не раненое плечо, он не стал бы рисковать — ведь охранник вполне мог открыть огонь. Более того, он понятия не имел, сколько еще на этом этаже охранников. Любой шум мог сразу же привлечь их внимание.

Укрыться в зале было абсолютно негде, поэтому Том подбежал к открытой двери и прижался спиной к стене у самого косяка. Несколько мгновений спустя охранник вошел в зал и, не обернувшись, проследовал дальше.

Как только он отошел на несколько шагов, Том проскользнул в соседний зал, а оттуда — в следующий. Но и тут он заметил надвигавшуюся длинную тень другого охранника. На этот раз, поскольку зал был освещен гораздо ярче проникающими с площади лучами прожекторов, Том лег ничком и заполз под обитый бархатом диванчик, стоявший у дальней стены. Выглядывая из-под шитой золотом оторочки с кисточками, он видел, как охранник зашел в зал, постоял, огляделся по сторонам и двинулся дальше.

К этому времени Том почти подобрался к северо-восточному углу здания и уже видел впереди крытый застекленный мостик-галерею над Зимней канавкой, ведущий в театр Эрмитаж. Между ним и мостиком оставался только один, последний, охранник. На этот раз Тому оставалось только ждать, что он и сделал, пока охранник, послонявшись по залу, со вздохом не повернулся и не зашагал прочь. Его поведение подсказало Тому, что он осуществляет некое рутинное патрулирование по установленному раз и навсегда маршруту, из чего следовало, что остальные не заставят себя ждать и вскоре появятся здесь. Том понимал, что действовать нужно немедленно.

Как только охранник скрылся из виду. Том, стараясь ступать по возможности бесшумно, переместился к дальней стене и выглянул в окно. Сердце у него упало. Канал был скован льдом, но даже если бы ему удалось каким-либо образом спуститься вниз с высоты в десять с лишним метров, его путь к спасению, то есть к реке, был отрезан толстой металлической решеткой, которая полностью закрывала арку моста, а в нижней части накрепко вмерзла в лед. Он оказался в западне.

Том отвернулся от окна, кровь стучала у шах. Он отчаянно пытался отыскать хоть какой-нибудь источник вдохновения прежде, чем сюда вернутся охранники. Совершенно случайно он столкнулся взглядом с белым мраморным бюстом Екатерины Великой, которая, как ему показалось, смотрела на него с иронией и даже с вызовом, словно подзуживая: «А ну-ка попробуй убежать из моего дворца».

Но ее ледяной взгляд, если не раззадорил его, то по крайней мере совершенно неожиданно дал подсказку. Он бегло осмотрел окна, выходившие на узкий канал. Какой и подозревал, они были оборудованы сигнализацией, но, на его счастье, не привинчены болтами. Это означало, что если он захочет, то сможет их открыть.

Он вернулся к мраморному бюсту и, превозмогая боль, оторвал его от постамента, затем подтащил к окну, где со вздохом облечения взгромоздил бюст на массивный деревянный подоконник. Он не знал, какова может быть толщина льда и достаточен ли вес бюста, но предполагал, что, учитывая весьма приличную высоту, удар будет сильным, даже очень сильным. Если бюст пробьет во льду полынью, он сможет воспользоваться ею, чтобы зайти в воду, проплыть подо льдом и железной решеткой, а затем вылезти выше по течению Невы, которая в эту зиму впервые за долгие годы не замерзла.

Разумеется, перспектива купания в ледяной воде его не слишком прельщала; температура ее была настолько низкой, что переохлаждение организма должно было наступить очень скоро. Но несмотря на очевидный риск, это было куда лучше, чем получить пулю в спину от всполошившегося охранника.

Он взобрался на подоконник, сделал глубокий вдох, отодвинул задвижку и распахнул окно. В то же мгновение оглушительный вой сирены наполнил зал, и Том услышал душераздирающие крики и громкий топот.

Резким пинком он вытолкнул императрицу из окна. Грациозно вращаясь, она полетела вниз и ударилась о лед, пробив в нем широкую полынью и мгновенно уйдя под воду.

Крики слышались все ближе и ближе, шаги раздавались уже в соседнем зале. Том поднялся во весь рост, обернулся и увидел пятерых охранников, бежавших прямо к нему, размахивав пистолетами.

Прогремел выстрел, пуля просвистела рядом с его ухом в ударилась в завиток лепнины. Все, пора. Но даже атакой момент Том не мог отказать себе в удовольствии — он взмахнул на прощание рукой, а потом прыгнул прямо в зияющую под ним черноту

Глава 78

Набережная реки Фонтанки, Санкт-Петербург

10 января, 00.16

У него мгновенно перехватило дыхание. Он попытался сделать глубокий вдох, но успел лишь наполовину наполнить воздухом легкие, когда вода сомкнулась над его головой. По инерции он опустился на самое дно канала и почувствовал, как что-то мягкое, пористое хватает его за лодыжки, словно не желая отпускать. Он сразу же оттолкнулся и двинулся примерно в том направлении, где на поверхности путь перегораживала железная решетка, а дальше — перпендикулярно — пролегало русло реки, и ему оставалось только надеяться, что его дыхания хватит, чтобы добраться туда.

Он попытался открыть глаза, чтобы хоть примерно представить себе, в том ли направлении он плывет, но жуткий холод будто тупым ножом резанул по глазам. Он накрепко смежил веки. Утратив возможность выяснить, куда он плывет и вообще не плывет ли в противоположную сторону, он бешено задергал ногами и заколотил по воде руками, орудуя ими словно веслами.

Внезапно он ударился затылком обо что-то твердое и понял, что наверху лед, и тут же услышал короткие щелчки: это охранники стреляли по нему из окон. На мгновение он порадовался, что ледяная корка достаточно толста, но тут же вспомнил, что она не только укрытие, но и западня.

Он попытался уйти поглубже, но вдруг почувствовал, что ноги почему-то не слушаются его, как будто ледяная вода окутала их толстым, неподатливым одеялом, от которого он не в силах освободиться. Его поврежденное плечо окончательно перестало работать.

Он вытянул вперед, а потом влево здоровую руку и нащупал стену — это была стена Эрмитажа. Используя се как ориентир, он то ли пополз, то ли поплыл в направлении русла Невы, его грудь и горло пылали, кровь стучала в висках, а в желудке ощущалась сильная резь.

Он плыл, и с каждым движением ног будто стальные клещи все сильнее сжимали его легкие. Казалось, каждая мышца, каждая клеточка его тела жаждет и требует воздуха, и Тома внезапно охватило странное ощущение — ему почудилось, что он падает с огромной высоты, пролетая сквозь толщу воды.

Он уже понимал, что это конец, но из последних сил отчаянно дернул ногами и нащупал впереди железные прутья — ледяные и неподатливые, словно решетка тюремной камеры. Он ухватился за них и подтянулся ближе, барахтаясь и шаря руками вокруг с таким исступлением, что тут же почувствовал резкую боль в глазах и ушах.

В конце концов ему удалось обнаружить щель — достаточно широкую, чтобы в нее пролезть, — между решеткой и дном канала, и Том протиснулся в нее; его голова готова была взорваться, в глазах сверкали огненные вспышки.

Он попытался оттолкнуться, но ноги не слушались его, дно под ним было мягким и манящим, а огни Санкт-Петербурга покойно поблескивали на поверхности воды крохотными звездочками, будто рассыпанные по воде драгоценные камни. И тишина, абсолютная тишина.

Внезапно из темноты к нему потянулись руки и довольно грубо обхватили его за шею. Он почувствовал, что взлетает вверх, к звездам, словно ракета, его тело кричало, в мозгу перекатывался гром. Его голова оказалась на поверхности, и вот он уже свободен, он прерывисто дышит, его легкие хватают долгожданный бесценный воздух, его горло ощущает спасительную свежесть, а сердце обретает нормальный, размеренный ритм.

— В лодку его, — услышал он за спиной голос Витюши и понял, что это она ухватила его за шею и плечи и вытащила на поверхность.

Две пары рук мгновенно потянулись к нему и выхватили из воды, а кто-то набросил на него сразу несколько больших полотенец. Краем глаза он увидел, как Витюша, в верхней одежде, взбирается по трапу вслед за ним и принимает из чьих-то рук такое же полотенце.

— Уходим, — отрывисто бросила она.

Взревел могучий двигатель, и быстроходная моторка, едва не выскочив из воды, рванула вперед, в считанные секунды набрав огромную скорость. Фибергласовый корпус, подскакивая и шлепая по воде, мгновенно оставил далеко позади величественный силуэт Эрмитажа.

Витюша подошла и присела напротив него. Она поднесла ему стакан с горячим питьем, который он зажал между стиснутыми кулаками, по-прежнему не в силах шевельнуть пальцами.

— Похоже, теперь мы квиты, — произнесла она, пытаясь перекричать рык мотора.

Том кивнул, все его тело сотрясалось от холода.

— А где Арчи? — прохрипел он.

— Его удерживают американцы, в консульстве. А что с Тернбулом?

Том покачал головой:

— Его больше нет.

Глава 79

Набережная реки Фонтанки, Санкт-Петербург

10 января, 00.46

Доминик услышала голоса и высунула голову из-за угла. Витюша, все еще с мокрыми волосами, что-то втолковывала по-русски трем своим парням, они внимательно слушали, то и дело кивая. Один из них заглянул через открытую дверь в ее спальню и что-то спросил. Витюша посмотрела в ту же сторону, а потом ответила с улыбкой:

— Да.

Под босой ногой Доминик скрипнула половица, и она отпрянула назад. Голоса стихли, и Доминик услышала звук удаляющихся шагов.

— Можешь выходить. — Голос Витюши эхом прокатился по коридору.

— Как он себя чувствует?

— Нормально, — ответила Витюша, — поспели как раз вовремя. Ему надо выспаться.

— А Тернбул?

— Погиб.

— Как?..

— Том не сказал. Но я рассказала ему насчет Арчи. Он собирается сходить туда этим утром и выяснить, почему они его держат.

— Могу я зайти к нему?

Доминик шагнула к двери спальни, но Витюша загородила ей дорогу и плотно затворила дверь.

— Нет.

— Но почему?

— Он отдыхает.

— В твоей спальне.

— Да.

— Я хочу его видеть. А он будет рад увидеть меня.

Доминик потянулась к двери, но Витюша резко оттолкнула ее.

— Неужели ты не видишь, что напрасно теряешь тут время?

— О чем это ты?

— Да видела я, как ты на него смотришь и как он смотрит на тебя. Без взаимности тут. И близко нету.

— Ты понятия ни о чем не имеешь, — сказала Доминик, лихорадочно пытаясь понять, как это Витюша смогла прочитать ее мысли.

— Не обижайся, да ты здесь и ни при чем. Дело не в тебе. Он ведь со всеми одинаков: этот человек способен любить только себя и больше никого. И это не вина его, а беда. Просто он был вынужден все эти годы быть именно таким, иначе ему было не выжить. Никаких уз. Никакой зависимости. Только вперед, напролом. Поверь, мне знаком этот тип.

— Неправда это. У него есть Арчи, — возразила Доминик, не желая вести этот спор, но исподволь втягиваясь в него.

— Арчи? — рассмеялась Витюша. — Так то бизнес. Они нужны друг другу.

— И про себя ты тоже думаешь, что нужна ему.

— Может быть, только вот он мне не нужен. Вот в чем разница.

— А почему? Потому что ты можешь лишить человека жизни, всего лишь мигнув своим головорезам? Потому что живешь как загнанный зверь, зато в золоченой клетке? — Доминик и не пыталась скрыть яд в своем голосе.

— Нет Потому что ему не надо беспокоиться о том. что он может унизить или разочаровать меня. Разве ты не видишь, что все, кто был ему близок прежде, в конце концов бросали его. Каждый раз, когда он чувствует, что сближается с кем-то, он убегает прочь, потому что страшится очередного разочарования или боится разочаровать, как это уже наверняка бывало с ним не раз. Все очень просто.

— Ты ничего о нем не знаешь, — настаивала Доминик, хотя и понимала — то немногое, что она узнала за последние месяцы о любовной жизни Тома, подтверждает, пусть лишь отчасти, правильность поставленного Витюшей диагноза.

— Но одно я знаю точно: он — мужчина и, как большинство мужчин, желает того, что не дастся ему в руки, а ускользает. И чем сильнее его желаешь ты, тем скорее он утратит к тебе интерес.

И дверь Витюшиной спальни захлопнулась перед носом Доминик. Несколько минут она стояла, тупо уставившись на дверь, едва сдерживая слезы. Она понимала, что Витюша права, и ненавидела ее за это.

Глава 80

10 января, 08.30

Американское консульство оказалось нарядным особняком на улице Фурштадтской. К тому часу, когда подъехал Том, у парадного входа уже выстроилась небольшая очередь, и он покорно пристроился в хвост, перебирая в памяти события прошлой ночи. Мертвые лица Тернбула и Христенко, обретенная, а затем утраченная картина Биляка, насмешливо-презрительная гримаса Ренуика и его собственная встреча со смертью на дне Невы мелькали в его голове беспорядочными вспышками.

Затем то, что произошло сегодня утром, когда он проснулся рядом с Витюшей, недоумевая и не помня, каким образом он очутился в ее постели. Не говоря уже об осуждающем взгляде Доминик, когда он столкнулся с ней в холле, — она определенно злилась на него за что-то сказанное им или содеянное. Спрашивать он не стал. Честно говоря, в этот ранний час у него не было ни сил, ни времени на долгие разговоры, а тем более дискуссии.

— Слушаю вас. — Голос чиновника в строгом костюме и очках прервал его размышления.

— Мне необходимо видеть генерального консула, — твердо сказал Том.

Чиновник, вся работа которого состояла в том, что он отфутболивал большинство посетителей в отдел виз, похоже, обрадовался чему-то новенькому и хоть и с ленцой, но улыбнулся:

— Вам назначено, сэр?

— Нет.

Улыбка мгновенно исчезла.

— В таком случае, боюсь, я не смогу вам помочь. Любые договоренности о встрече должны оформляться заранее и визироваться службой безопасности. Следующий. — И он перевел взгляд с Тома на стоявшего позади него посетителя.

— Речь идет о человеке, которого насильно удерживают в этом здании, — продолжал настаивать Том, — я должен немедленно увидеться с ним.

Чиновник кивнул, и два морских пехотинца, до сих пор практически незаметные на фоне темной, покрытой пластиком стены, отделились от нее и подошли к Тому с обеих сторон.

— Будьте любезны выйти из очереди, сэр, — голосом робота проговорил один из них. Не обратив на него внимания, Том продолжал сверлить глазами сидящего.

— Вы арестовали моего друга, британского гражданина. Вы насильно удерживаете его здесь. Я требую, чтобы мне сказали, в чем он обвиняется. Это первое. Второе: я требую немедленной встречи с ним.

— Уберите его отсюда, — приказал чиновник морским пехотинцам, и его ледяное безразличие свидетельствовало о том, что ом и в прошлом не раз справлялся с подобными ситуациями. Морпехи подхватили Тома с двух сторон под руки и, приподняв, потащили к дверям.

— Уберите руки, черт вас возьми, — кричал Том, напрасно пытаясь вырваться и при этом морщась от боли в левом плече.

— Отставить, — раздался повелительный голос, перекрывший и вопли Тома, и возбужденное перешептывание посетителей консульства, наблюдавший за этой картиной с живым интересом. Морпехи мгновенно повиновались и повернули Тома лицом туда, откуда послышался начальственный приказ. — Вы пришли по поводу Арчи Коннолли?

— Ну да, — с облегчением произнес Том. — Вы в курсе дела?

— В курсе. — Мужчина усмехнулся и нетерпеливым жестом приказал морпехам удалиться. Они отпустили Тома и вернулись на свой пост у стены, причем за все это время каменное выражение их лиц так ни на йоту и не изменилось. — Я специальный агент Пол Виджиано. Так в чем проблема?

— Он все еще здесь?

— Разумеется. Мистер Коннолли весьма любезно помогает нам в некоем расследовании. Добровольно, разумеется.

Том промолчал. Мысль о том, что Арчи кому-то чем-то помогает, тем более американцам, была нелепа и смехотворна.

— Могу я увидеть его?

Виджиано пожал плечами:

— Конечно. Эй ты, придурок, — обратился он к чиновнику, который минуту назад распорядился вышвырнуть Тома вон, — выдай-ка ему пропуск, живо.

Покраснев как рак, чиновник нехотя кивнул.

Нацепив пластиковую бирку с надписью «Визитер», Том прошел за Виджиано через бронированную дверь, которую отворил для них еще один морской пехотинец, затем по унылому лабиринту с секретарскими клетушками и мрачными, неряшливыми кабинетами, потом один лестничный марш вниз, в узенький коридорчик, по сторонам которого Том насчитал шесть дверей — по три с каждой стороны, которые вели, по всей вероятности, в камеры.

— Он здесь, — сказал Виджиано, подойдя к дальней левой двери и сунув карточку в считывающее устройство. Раздалось жужжание, и дверь открылась.

— Арчи? — позвал Том, заходя в камеру.

— Том, — Арчи улыбнулся, — ну наконец-то. — Он лежал на узенькой койке, безо всякого интереса листая прошлогодний номер «Джи- Кью», из угла рта торчала сигарета.

— Ладно, мужики, вам наверняка есть о чем поговорить, — холодно проговорил Виджиано, — я зайду через пару часов. Очень надеюсь, что к этому времени вы созреете для откровенной беседы со мной. — И он вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Том поглядел на закрытую дверь, а потом повернулся к Арчи, пожимая плечами.

— Что, зреет план побега, дружище? — хмыкнул Арчи, снова уткнувшись ажурная. — С чего начнем? Может, с похищения ложки, чтобы начать рыть подкоп?

— А этот — миляга, да? — Том уселся на край койки рядом с Арчи.

— Не то слово, старик. Всю ночь напролет жрал его дерьмо.

— И что он тебе шьет?

— Да так, ничего особенного, — пожал плечами Арчи, — пустячок, можно сказать — убийство Лаша.

— Что? Да ведь мы его видели всего пару дней назад.

— Вот-вот. Мы его видели, а они говорят, убили.

— Но зачем?

— А затем же, зачем, по их мнению, я убил на следующий день племянницу Ламмерса.

— Она тоже убита? — спросил потрясенный Том.

— Вроде бы так, бедняжка, — вздохнул Арчи. — Все это, похоже, начинает выходить из-под контроля. Они считают, что я пытался замести следы.

— Какие еще следы? — недоумевал Том. — Да это же чушь собачья. Ты ничего этого не делал.

— Это знаю я. И ты это знаешь. А по их сведениям, я не только замешан в краже из музея в Штатах, которую заказал мне Лаш, но я же и отравил группу неонацистов, которых для этого дела нанял. А вместе с ними и их малолетних детей. — Арчи говорил все это, по-прежнему не отрывая глаз от журнала. — Короче, они пытаются повесить на нас прорву самых изощренных злодеяний. Я не удивлюсь, если в следующий раз, когда сюда заглянет этот Виджиано, выяснится, что это именно я стрелял в президента Кеннеди. Для оживляжа сгодится.

— Но это же абсолютный бред. — Том так разозлился, что даже вскочил с койки. — Да кто в такую чушь поверит? — Последовала пауза, во время которой он пару раз ударил носком ботинка в стену камеры, отчего несколько чешуек белой краски осыпались и медленно, будто снежинки, опустились на пол. — Хотя, что правда, то правда, пару недель назад ты был в Штатах.

Арчи в бешенстве хлопнул журналом по коленям:

— И ты туда же.

— А что ты там делал, Арчи?

— Нет, ну в самом деле курам на смех!

— Ну да? Они явно так не считают. А то, что ты не хочешь мне сказать, что ты там делал, увы, наводит меня на грустные размышления.

— Ты хочешь знать? Ладно, я поехал покупать часы.

— Да ты не носишь часы.

— Не для себя. Для тебя. Сюрприз на твой день рождения. Я гонялся за ними долгие месяцы. Но так и не нашел.

— О, — Том даже смутился немного, — извини, старина. Я понятия не имел…

— А надо бы. Ты ничем не лучше этих. Всегда думаешь худшее. Я ж стараюсь, сам видишь. Друзьям положено доверять.

— Ты прав, извини. — Том покорно закивал. Последовала пауза, затем он кашлянул и попытался сменить тему: — Так что тебе инкриминируют? Кражу чего?

— Шифратора «Энигма».

— «Энигма»? — Голос Тома зазвучал оживленно, он явно заинтересовался.

— Ага. — Арчи посмотрел ему прямо в глаза, его лицо озарилось внезапным пониманием: — Но ведь ты не думаешь, что…

— А почему бы и нет? — Том медленно кивнул. — Неонацисты. Декодер времен Второй мировой. Лаш, вероятно, был в этом замешан, а теперь он мертв. Не слишком ли много совпадений?

— Для коллекционера эти машинки, разумеется, представляют ценность, но я не вижу в них никакой практической пользы.

— А если тебе приспичило чего-нибудь расшифровать? — предположил Том.

— Последняя из картин Биляка, — выдохнул Арчи, — вот где, вероятно, собака зарыта. Что-то там на ней должно быть нарисовано. Нам необходимо снова связаться с Христенко и вытащить ее оттуда.

— К сожалению, малость поздновато, — горько проговорил Том. Он вкратце пересказал другу события прошлой ночи — как они проникли в Эрмитаж и уже заполучили Биляка, но внезапно появился Ренуик и отнял у него картину, а у Христенко и Тернбула — жизнь.

— Короче, теперь у него и картина, и «Энигма», — вздохнул Арчи, — и сейчас он уже на полпути к тому месту, куда стремится уже давным-давно. А у нас ноль целых ноль десятых.

— Может, кое-что и есть, — загадочно произнес Том.

— И что это за кое-что?

— А вот что: моя «цифра». Та, что я одалживал Христенко. Я забрал ее у него там, в боксе. Камера разбита, но флэшка наверняка цела.

— Не понимаю…

— Он сфотографировал картину, забыл? В доказательство, что она там. Спереди, сзади и с боков — это он сам мне сказал. Если есть фото, возможно, картина нам вообще ни к чему.

— Но надо еще выбраться отсюда.

— Да уж, легко сказать. — Том мрачно кивнул в сторону массивной стальной двери: — Мысли есть?

Но прежде чем Арчи успел ответить, дверь распахнулась, и в комнату вошел Бейли.

Глава 81

10 января, 09.27

Бейли не удосужился представиться Тому, вместо этого вперил в него возбужденный взор:

— Расскажите-ка мне о картине.

— А, вы подслушивали, — выпалил Том, кляня себя за неосторожность.

Бейли кивнул в сторону маленького отверстия в углу над кроватью, которое Том заметил только теперь:

— Я дежурил там первым, на случай если вы расслабитесь. Не беспокойтесь, сейчас запись отключена.

— Ну да, так я тебе и поверил. — Том поглядел на него с сомнением.

— Может, все-таки расскажете мне, что в самом деле происходит?

— Хрен мы тебе чего расскажем, — огрызнулся Арчи.

— Послушайте, вы, ребята, в глубоком дерьме оказались. По самое не могу. У моего босса, Виджиано, на вас такой зуб, что вы и представить себе не можете. Если хотите поиметь шанс выбраться отсюда, извольте быть поразговорчивее. Тогда я, может, чем смогу, помогу.

— А с какой радости?

Бейли поднял брови:

— Скажем так, у него свои методы работы, у меня — свои.

— Ладно, только ты первый, — медленно проговорил Том — И что же конкретно мы, по-вашему, содеяли?

— Из музея АНБ в Мэриленде была похищена шифровальная машина «Энигма», при этом был убит охранник. Мы получили наводку, что в этом деле замешана ультраправая группировка из Айдахо — некие «Сыны американской революции»; мы навели справки и поехали туда, а когда прибыли, кто-то уже успел запереть этих сукиных «сынов» в невентилируемом помещении и заминировать выход. Всех до единого потравили газом.

— А почему вы подумали на меня? — спросил Арчи.

— Там был очевидец, свидетель. Он дал словесный портрет, и описание совпало с внешностью пассажира, вылетевшего цюрихским рейсом. Когда мы проверили списки крупных покупателей военных реликвий, всплыло имя Лаша, поэтому мы установили наблюдение за его отелем. Спустя несколько дней туда пожаловали вы.

— И…

— И описание снова совпало.

— Это невозможно, — запротестовал Арчи, — я был в Новом Орлеане. Я понятия не имею, где это ваше Айдахо.

— Покажите-ка, что там у вас есть, — потребовал Том, — фотографию покажите.

Бейли полез в карман пиджака и достал сложенный в несколько раз листок. Том развернул его, внимательно изучил снимок и взглянул на Бейли с нескрываемым скепсисом.

— И только-то? Да это может быть кто угодно.

— Вообще-то это не кто угодно, — мрачно сказал Арчи, выдергивая листок из его рук, — это сиделка Лаша, вернее, сиделец.

— Сиделец? — недоверчиво переспросил Бейли. — Точно?

— Да у меня память на лица. Генрих — так вроде бы его звали.

— Ты прав, — подтверждающее кивнул Том, — и он чем-то тебя напоминает. Примерно та же комплекция, похожая стрижка.

— Ну и каким же боком замешан в этом деле Лаш? — спросил Арчи.

— Ну, — нерешительно начал Бейли, все еще с недовольной миной разглядывая фотографию, — мы предполагаем, что Лаш, вероятно, был посредником в деле похищения «Энигмы». Вы ее выкрали, а затем продали ему.

— Что ж, похоже, на данный момент это все, что у вас имеется, — сказал Том. — Хотя, как мне это представляется, Лаш заказал эту кражу какому-то своему человечку, потом кто-то — возможно, тот же самый — потравил ваших ультраправых, а заодно и Лаша отправил на тот свет — чтоб уж избавиться от всех сразу, оптом.

— И этот кто-то…

— По моему мнению, это Гарри Ренуик, он же Кассиус, или по крайней мере кто-то из его подручных. Пробейте по своей базе. Насколько я осведомлен, он фигурирует в списке десяти самых разыскиваемых вашей конторой преступников. Вот его-то вам и следует искать. Это он стоит за всем этим и прочим. Убежден на все сто.

— Но при чем здесь тогда картина? И при чем тут, собственно, вы?

Том немного помедлил, размышляя, какую дозу правды выдать этому Бейли. Инстинкт подсказывал — никакую, однако что-то в этом человеке — возможно, его открытый взгляд и искреннее рвение — пускай со скрипом, но все же располагало к доверительности. Решено: он расскажет ему абсолютный минимум. И ни слова, ни звука больше.

— На нас вышел некто Тернбул, сотрудник антитеррористического центра МИ-6, — медленно начал Том, — их внимание привлекла ультраправая группировка в Германии, каким-то образом связанная с Ренуиком. Они попросили нас помочь им выяснить, что он замышляет.

— Но почему вы? Вы что, знали его прежде, или как?

— Можно и так сказать, — усмехнулся Том, — короче, оказалось, что они что-то ищут. Что-то, что было спрятано в самом конце войны. Мы полагаем, что эта картина — последнее звено в цепочке «ключей», которая позволит определить, где это «что-то» запрятано. Про машинку «Энигма» я узнал только что, но полагаю, что она понадобилась ему для того, чтобы расшифровать какое-то кодированное сообщение, находящееся, вероятно, на этой самой картине.

— А каким образом вы вышли на Лаша?

— Картина была спрятана по секретному приказу эсэсовских рыцарей. Лаш — признанный эксперт по этому периоду истории. Нас интересовало его мнение. А то, что Ренуик уже задействовал его в похищении «Энигмы», — чистейшее совпадение.

— А эта женщина? Мария Ламмерс? Каково ее участие?

— Ее дядя был членом ордена рыцарей, — пояснил Арчи, — что касается нас, то мы просто решили пойти по следу, посмотреть, куда он нас приведет, если вообще куда-нибудь приведет. Но почему Ренуику понадобилось убивать ее… Ума не приложу — он недоуменно покачал головой, — ведь она ничего не знала. Молодая еще женщина.

— Ты прав, — нахмурился Том, — это здорово похоже на то, что мы видели в этом здешнем клубе. Что-то такое вокруг нас происходит, а что — мы понять не можем.

Бейли шумно выдохнул, откинулся назад и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, его взгляд был устремлен в пол, а голос звучал монотонно.

— Ладно. Вы посидите, не уходите. Я пойду проверю кое-что из сказанного.

Том кивнул в сторону двери:

— Куда уж тут уйдешь.

Глава 82

10 января, 09.35

Бейли набрал в «Поиске» ключевое слово, и глаза его округлились.

Он негромко присвистнул. Возможно, в рассказе Кирка есть больше смысла, чем он поначалу предположил.

— Нашли что-нибудь любопытное? — спросил Каннингем, заходя в комнату и заглядывая ему через плечо.

— Не то чтоб очень. — Бейли перескочил на другую страничку и повернулся к Каннингему с дежурной улыбкой: — А вы?

— Увы. Мы все еще пытаемся получить какие-нибудь сведения об этом парне, но кто бы там ни был этот чертов Коннолли, нам на глаза он ни разу не попадался. Я собираюсь навести справки через Интерпол.

— Разумно.

Бейли повернулся к компьютеру, рассчитывая, что это будет для Каннингема достаточно прозрачным намеком, и он уйдет, но вместо этого Каннингем, потоптавшись у двери, нарушил молчание кашлем.

— Знаете, Бейли, я хотел у вас кое-что спросить.

— Валяйте.

— Как там у вас?..

— Я же сказал…

— Да нет, я имел в виду… с Виджиано.

— А, понял. — Бейли пожал плечами: — Вы ж сами видите, какой он.

— Крепко он вас гоняет, так?

— Ну… мне еще надо многому учиться. Может, он искренне хочет мне помочь.

— Знаете, мне ведь кое-что известно о Поле Виджиано. — Каннингем поймал взгляд Бейли. — Единственный человек на свете, которому он способен помочь, — это он сам. Поверьте, мне хорошо знакома эта порода. — Он сделал паузу, а потом продолжил: — Вы знаете, почему его заслали в Солт-Лейк-Сити? — Бейли отрицательно мотнул головой. — У меня приятель работал в Вашингтоне, когда это случилось. Он мне и рассказал. Все очень просто — Виджиано прокололся, можно сказать, обделался. Вел там одно дело на пару с женщиной-агентом по имени Дженнифер Брауни, о которой я упоминал, ну и прокололся по-крупному. За это его и задвинули в Юту. Ведь за милю видно, что малый по этому поводу до сих пор переживает и комплексует.

— Пусть так, но как бы там ни было, он старший по этому делу. Мое дело — поменьше думать и надеяться, что пытка будет недолгой.

— Я заглянул я твою аттестацию из учебки в Квонтико, Бейли. Отличные показатели, просто отличные, еще несколько лет, и все придет: и интересные задания, и повышения по службе. Главное, не позволяй Виджиано тянуть тебя вниз, на дно. Он тормоз для такого молодого, как ты, он неудачник. Постарайся не сломаться, думай своей головой. Может, тогда заметишь что-нибудь такое, чего не заметил он.

Бейли медленно кивнул, потом сделал глубокий вдох.

— Может, тебе стоит кос на что взглянуть… повнимательнее, — добавил Каннингем и исчез.

Бейли кликнул «Назад» и вернулся на страничку с кратким досье на Ренуика.

Глава 83

10 января, 09.50

Спустя примерно двадцать пять минут Бейли вернулся — с задумчивым выражением на лице и не один, а в сопровождении Каннингема, который остался стоять у двери, согнув ногу в колене и припечатав к стене подошву черного ботинка.

— Ренуик всплыл в нашей базе, — начал Бейли, — параметры совпадают.

— Еще бы, — бросил Том.

— И этот, сиделец Лаша, он тоже там. Генрих Мюллер. Отпетый головорез. Сидел в испанской тюрьме за убийство торговца антикварными книгами, освободился пару лет назад. Фото из архива совпадает с описанием.

Бейли помолчал.

— А почему это мне кажется, что сейчас последует «но»? — холодно произнес Арчи.

— Потому что данных о человеке по имени Уильям Тернбул нет.

— Этот малый — привидение, — пожал плечами Том, — ничего удивительного, что его нигде нет.

— После 11 сентября мы заключили с англичанами ряд соглашений об обмене конфиденциальной информацией, касающейся сотрудников антитеррористических служб. В списке таковых Тернбул не числится.

— Тогда, может быть, он есть в…

— Вы не дослушали: он числился в этом списке. До того момента, как был убит в Москве полтора года назад.

— Что? — поперхнулся Арчи.

— Его застрелили, когда он выходил из книжного магазина рядом с Красной площадью. Тот, кто вышел на вас, был, во-первых, не из МИ-6, а во-вторых, не Уильям Тернбул, — твердо подытожил Бейли.

— Значит, он был… подстава? — В голосе Арчи смешались удивление и гнев.

— Он дурачил нас с самого начала, — проговорил Том, перебирая в памяти события последних дней и медленно кивая в унисон своим мыслям.

— А эти… рейнджеры, ну, те люди, которые при нем были, когда мы впервые встретились?

— Да нанял он их, Господи Боже. А разыграл-то все как по нотам. Он знал, что достаточно при мне упомянуть имя Ренуика и я ему поверю. Поэтому ему довольно было просто ткнуть пальцем в нужном направлении и отпустить нас с поводка, а остальное мы сделаем для него сами. — Том покачал головой, проклиная собственную слепоту.

— По-твоему, он работал на Ренуика?

— Вероятнее всего, ведь тогда как в противном случае Ренуик смог бы постоянно висеть у нас на хвосте? Откуда ему было знать, где нас искать прошлой ночью? — воскликнул Том.

— И он моментально ликвидировал Тернбула, как только убедился, что тот уже выполнил свою миссию, — добавил Арчи.

— Ну и что же теперь делать? — прервал их беседу Бейли.

— В каком это смысле «что теперь делать»? — огрызнулся Арчи. — Мы влипли и торчим здесь — вот что «теперь»! И делать мы ничего не можем, пока не выберемся отсюда.

— Ну уж нет, выпустить вас я не могу, — твердо сказал Бейли. — Виджиано меня прикончит.

— Виджиано — круглый идиот, тупая, безмозглая скотина, — взъярился Арчи.

— Я б хотел вам помочь. Честное слово, парни, — вздохнул Бейли, — но это не в моей власти. — Он пожал плечами. — Вы уж извините.

И он медленно вышел из комнаты, по пути кивнув агенту Каннингему.

— Это черт знает что! — недоуменно воскликнул Том. — На каком основании вы нас тут держите? Мы ничего плохого не сделали.

Каннингем отлепился от стены и медленно приблизился к ним, потупив голову и глядя в пол.

— Бейли прав. Это не в его власти, он здесь не распоряжается, — начал он, — но это в моей власти. — Он вскинул голову, и их взгляды встретились. — К тому же мне не нравится Виджиано. Мне не нравятся его методы и то, как он обращается с людьми. А после того, что мне только что сказал Бейли… Но все это не значит, что я возьму и просто выпущу вас на все четыре стороны.

— К чему это вы клоните? — неуверенно спросил Том.

— А к тому, что я пришел сюда вместе с Бейли. — Каннингем говорил размеренно, тщательно выговаривая слова, а его решительный взгляд лишь подтверждал серьезность намерений. — Бейли вышел один, а вы набросились на меня, повалили и приковали наручниками к койке. — Он вытащил из кармана стальные наручники и повертел ими в воздухе. — А это мои ключи. — Он громко позвякал связкой ключей. — А потом вы оказались на черной лестнице, что на южной стороне здания, затем воспользовались пожарной лестницей, а дальше…

— Ну и что дальше? — не вытерпел Том, не без опаски принимая ключи и наручники из рук Каннингема.

— А дальше у вас примерно двенадцать минут до того, как вернется Бейли и обнаружит меня. Точнее, не более десяти, — поправился он, взглянув на часы, — после этого мы сразу начнем вас искать. Русские тоже. Так что советую вам убраться из города.

— А что вы хотите взамен? — поинтересовался Том, размыкая наручники и накидывая их на железную спинку койки.

— Звякните мне, если пересечетесь с этими парнями, — Каннингем вытащил из нагрудного кармана визитку с истертыми и надорванными краями, что свидетельствовало о ее длительном пребывании там, — а потом мы займемся этим сами.

Глава 84

Набережная реки Фонтанки, Санкт-Петербург

10 января, 11.43

Минут пятнадцать ушло у Тома и Арчи на то, чтобы ответить на все вопросы Доминик и Витюши, которым не терпелось узнать, что им удалось выведать у Бейли, когда наконец Том извлек из цифровой камеры маленькую серенькую флэшку и повернулся к Витюше:

— У тебя есть на чем это раскрыть?

— Конечно.

Она провела их по длинному темному коридору в свой кабинет. Хотя и тут была заметна претензия на роскошь — лепнина на потолке и вокруг оконных рам сверкала позолотой, эта комната выглядела менее претенциозно, чем прочие: здесь преобладали светло-бежевые, нежно-желтые и белые тона, а множество подушек и мягкая мебель намекали на то, что хозяин кабинета — женщина. Том подумал, что это, вероятно, единственная во всем доме комната, к оформлению которой приложила руку Витюша, и мысленно поздравил ее с успехом.

Зажегся экран компьютера, и операционная система начала загрузку, завертелись на экране крохотные песочные часики. Не прошло и минуты, как экран заполнился кириллическими буквами.

— Дай-ка я порулю, — с улыбкой произнесла Витюша, опускаясь в кресло за письменным столом. Она вставила флэшку в слот, раскрыла требуемую программу и вывела на экран фотографии.

Фотографий было шесть: лицевой и обратной стороны картины, а также каждого из четырех ребер, как правило, скрываемых рамой, но обязательно запечатленных каждое на отдельном фото в официальных документах любого крупного произведения искусства, — это необходимо для того, чтобы серьезно усложнить задачу потенциальным фальсификаторам шедевров мировой живописи.

Том мысленно поблагодарил Христенко за скрупулезность, потому что именно эти фотографии мгновенно приковали его внимание: на всех четырех боковых сторонах картины были отчетливо видны черные заглавные буквы, начертанные, по всей видимости, чернилами или тушью. Буквы были видны потому только, что картина была на подрамнике, но без рамы. И это был шифр.

— Должно быть, это и есть то, за чем гонялся Ренуик, — Том ткнул пальцем в экран, — а ни на лицевой, ни на обратной стороне ничего такого нет.

— Дай-ка я спишу. — Доминик схватила ручку и примялась переписывать буквы с четырех фотографий в блокнот.

— Без дешифратора эти буковки ни черта не значат, — заметил Арчи.

— Дешифратор? — нахмурилась Витюша. — Это что еще за хрень?

— Без машины «Энигма», — пояснил Том, — я говорил тебе, что Ренуик выкрал такую машинку из музея в Штатах. Эго одна из нескольких сверхсекретных немецких шифровальных машин времен Второй мировой, и размером она…

— С небольшой чемоданчик, — закончила за него фразу Витюша. — Я знаю. Я рассказывала тебе, что Виктор раздобыл одну такую, отремонтировал и пользовался.

— Она все еще здесь, в доме? — с надеждой спросил Том.

Она пожала плечами:

— Насколько я знаю, она в библиотеке со всем его прочим хламом. Я пойду поищу.

Она вышла из комнаты, а вскоре вернулась с небольшим продолговатым деревянным ящиком и еще меньшей жестяной коробкой и водрузила их на письменный стол.

— Вроде бы это оно. Виктор купил это у какого-то антиквара в Швейцарии для своей коллекции пару лет назад.

— У Лаша, — кивнул Арчи, — можно не сомневаться, он купил ее у Лаша. Лаш был единственным, кто имел дело с подобным товаром.

— Только не спрашивайте у меня, как она работает, — сказала Витюша.

— Ничего, — выступила вперед Доминик, — думаю, в этом я сумею помочь.

— Ты пользовалась таким декодером прежде? — удивленно спросил Том.

— Пользоваться не пользовалась, но с принципом ее работы знакома. Шифры и головоломки — это мое хобби, ты же знаешь. А эта машинка не более чем заковыристая головоломка.

— В таком случае она в твоем полном распоряжении. — Том с улыбкой отступил от стола, пропуская к нему Доминик, в очередной раз приятно поразившую его своей разносторонностью. Это была одна из наиболее привлекательных ее черт — умение удивлять.

Она отомкнула замочек потертого и поцарапанного деревянного футляра, лишь кое-где сохранившего растрескавшийся лак, и откинула крышку: внутри находилось нечто, на первый взгляд напоминавшее старомодную пишущую машинку из черного полированного металла. Она уютно расположилась в своем деревянном гнезде, на крупных округлых клавишах, похожих на разинувших клювы голодных птенцов, виднелись ярко-белые буквы алфавита.

Но более пристальный взгляд обнаруживал и принципиальные различия. Здесь не было валиков, куда вставляется бумага. Вместо них над клавиатурой была плоская поверхность с двадцатью шестью круглыми стеклянными глазками, внутри которых, присмотревшись, можно было заметить блеклые контуры букв. А над глазками — три узкие параллельные вертикальные прорези. Передняя стенка ящика откидывалась, а за ней находилось что-то вроде допотопного телефонного коммутатора: двадцать шесть маленьких отверстий, также помеченных каждое буквой алфавита и хаотически соединенных попарно черными проводками.

— Итак, — Доминик уселась перед «Энигмой» и потерла ладонью о ладонь, — ну, давайте параметры.

— Чего? — развел руками Том.

— Установочные параметры, чтобы я могла настроить машину. Не знаете, что ли?

— Да откуда, черт возьми, мне их знать? — пожал плечами Том.

— Ты о чем это вообще, Доминик? — нетерпеливо поддержал его Арчи.

— А вы хоть немного представляете себе, как действует эта штуковина? — Три пары недоумевающих глаз вопросительно уставились на нее. — Вы когда-нибудь слышали о подстановочном шифровании, а?

— Это когда вместо одной буквы подставляется другая, — догадался Арчи.

— Вот-вот, — кивнул Том. — Короче, «А» превращается в «Ф», «Б» — в «Г» и так далее.

— Вот именно. Машина «Энигма» — чрезвычайно сложная подстановочная система.

— Сложная в каком смысле? — спросила Витюша.

— Чтобы взломать любой шифр, необходимо выявить стиль программирования, кодограмму, или, проще говоря, знать ключ, — пояснила Доминик. Том заметил, что она объясняет все это так, будто Витюши вообще нет рядом, хотя именно она и задала вопрос. Может быть, они успели поспорить или даже повздорить в его отсутствие? — Главное преимущество «Энигмы» в том, что код меняется после каждой буквы.

— С помощью этого? — поинтересовался Том, доставая из круглой жестяной коробки, которую Витюша принесла вместе с «Энигмой», металлический зубчатый диск с множеством переплетенных электрических проводков на боку.

— Да, это роторы, — кивнула она, — каждый раз после зашифровки буквы роторы меняют положение, а с ними меняется и кодограмма. Более того, система была снабжена дополнительной степенью безопасности: оригинальная буква не только преобразуется в другую с помощью штекерной панели еще до того, как сигнал достигнет ротора, но и весь процесс повторяется в обратном порядке, прежде чем зашифрованная буква загорится в соответствующем окошечке. — И она легонько постучала ногтем по стеклянному глазку. — Говорят, что в результате это дает сто пятьдесят триллионов возможных комбинаций.

— Таким образом, чтобы расшифровать сообщение, необходимо абсолютно точно знать установочные параметры той машины, на которой оно было зашифровано, — догадался Том.

— Верно. Они пользовались так называемыми словарями кодов, с помощью которых можно было узнать, каковы на тот или иной день установочные параметры, или, короче, уставка. Иными словами, если мы не знаем параметров настройки, нам неизбежно понадобится помощь настоящего специалиста-профессионала.

— Это займет какое-то время. А времени-то у нас и нет, — вздохнул Том.

— Вероятно, Ренуику эта штука известна, иначе бы он не бросился во все тяжкие, — заметил Арчи, — а если так, значит, тут можно что-то придумать.

— Ты прав, — кивнул Том, — и все же, может быть, мы что-нибудь пропустили. Давай-ка еще раз глянем на фотографии.

Все разом повернулись к экрану и принялись пристально рассматривать снимки.

— Постой, а сколько, ты говоришь, там этих проводков? — спросил Арчи.

— По-разному. От десяти до тринадцати, в зависимости от параметров настройки. Те буквы, которые не соединены проводками, проходят через роторы без предварительной подстановки. Этот трюк — еще один способ усыпить бдительность противника. А что?

— А то, что на верхнем ребре картины двадцать шесть букв, — заметил Арчи, — и впечатление такое, что написаны они парами.

— Ты прав, — кивнула Доминик, — тринадцать пар букв. Вполне вероятно, что это карта настройки для коммутационной панели. «Ю» превращается в «А», «П» — в «Ф». — Она моментально переставила штекеры на панели в соответствии с надписью на картине. — Вот так.

— Ну а дальше-то что? Что дальше? — нетерпеливо спросила Витюша, воодушевленная очевидным прогрессом.

— Дальше — эти роторы и их настройка, — продолжала Доминик, и Том опять обратил внимание, что на вопросы Витюши она неизменно отвечает ледяным тоном. — Нам нужно определить, какие три установить и в каком положении должно быть установочное кольцо. — Она достала четыре оставшихся ротора из вощеной бумаги и показала на накладной диск с делениями на лицевой стороне. — Этот диск поворачивается и устанавливается в стартовое положение. Не зная ответов на эти два вопроса, мы не сдвинемся с места.

Глава 85

10 января, 18.21

Они по очереди присаживались за компьютер, пытаясь извлечь какой-то смысл из сумятицы букв, обметавших края картины прихотливым черным кружевом. Но как они ни вглядывались в фотографии, как ни изощрялись в подсчете букв, вычитании их или сложении, делении или умножении, им так и не удалось определить ни параметров настройки роторов, им того, какие именно роторы необходимо установить.

В отчаянии они собрали вместе все, что им удалось добыть за последние дни: фотографии картин Биляка, его полотно с изображением синагоги, шкатулку с крестом Ламмерса, медали, ключ от банковской ячейки, кожаный планшет с картой — все ради того, чтобы попытаться нащупать какой-то потаенный ключ или распознать тайный знак. Но все было тщетно, и после шести с лишним часов бесплодных поисков черные буквы смешались в их глазах в одну сплошную копошащуюся массу.

Арчи давно ушел, пожаловавшись на ужасную головную боль. Витюша отправилась готовить еду, но Доминик подозревала, что то был не более чем повод уйти. Было очевидно, что ее ничуть не раздосадовал уход Витюши, чье присутствие все время заставляло ее вспоминать их вчерашнюю стычку. Как эта русская только посмела говорить с ней в таком тоне, ведь она ее совсем не знает? И Тома она не знает, как знает его она, Доминик.

И несмотря ни на что, Доминик была полна решимости остаться и разгадать эту, казалось, неразрешимую головоломку. Она прильнула к экрану, лишь время от времени делая короткую паузу, чтобы размять пальцы, сжимавшие компьютерную мышку, словно когти вцепившегося в добычу коршуна. Возможно, она не знает, как вести себя за столом, вокруг которого сидят мертвые эсэсовские генералы, или как тайком проникнуть в музей, но криптология — это ее конек.

— С тобой все в порядке, Доми? — Вопрос Тома прервал ход ее мыслей.

— Что?

— С тобой все в порядке? Ты, похоже, немного напряжена. С утра уже, и вот сейчас, при Витюше. Что-нибудь случилось, о чем мне не мешало бы знать?

— Еще как случилось, — ответила она, не поворачивая головы.

— О чем это ты?

— Не вы ли вместе провели ночь? — запальчиво произнесла она, прекрасно понимая, что ее слова звучат наивно, по-детски, но тем не менее не в силах проглотить обиду.

— Так вот оно в чем дело. — По отражению в экране компьютера она увидела, что Том выпрямился; в его голосе прозвучало облегчение. — Ну, это чепуха. Между нами ничего не было.

Она резко повернулась на вертящемся стуле и обожгла его яростным взглядом.

— Послушай, Том, я не желаю обсуждать подробности, и точка.

— Но я не понимаю, — он был искренне раздосадован, — может, я что-нибудь не то сделал?

— Ничего подобного. Это твоя жизнь, и ты волен делать то, что считаешь нужным.

— Тогда какое отношение это имеет…

— Ко мне, ты хочешь сказать? Твоя личная жизнь? Да никакого абсолютно. Ясное дело. Ты прав. Давай забудем, идет? Давай разгрызем этот орешек — и домой. — Она повернулась к компьютеру, к горлу подкатил комок, и оставалось лишь надеяться, что он не заметил ее слез.

Она почувствовала, что Том, сидящий позади нее, хотел что-то сказать, но слова так и не прозвучали — вместо них она услышала скрип спинки стула, на которую откинулся Том. По правде сказать, она была не столько зла на него, сколько разочарована. И тем не менее, высказав ему все, что накипело в душе, она почувствовала неожиданное облегчение. Нет, не совсем облегчение, но все же.

Воцарилось неловкое молчание, которое прервала Доминик, повернувшись к нему с озабоченной миной.

— Ты знаешь, а ведь камера не была пуста.

— Что? — встрепенулся Том.

— Твоя камера. Когда ты передал ее Христенко, там в памяти было несколько снимков.

— Может быть, — пожал плечами Том. — Вероятно, я забыл их стереть. Но ведь там нет ничего такого, чего не должно было быть, так?

— Да вроде бы ничего, — сказала она, бегло просматривая снимки.

Сначала шли снимки, сделанные в пражской синагоге, — стены, размалеванные омерзительными граффити, разбросанные по полу детские рисунки, пустая рама из-под картины, затем снимок витражного окна церкви в Китцбюэле, установленного Ламмерсом. Замок. Деревья. Стайка птиц в небесной лазури. И наконец, несколько фотографий портрета кисти Биляка…

Доминик нахмурилась. Она снова поглядела на фотографии витражного окна, а затем нашла и раскрыла блеклый черно-белый снимок картины из потайной комнаты Вайссмана; подняла взгляд на экран, потом посмотрела на фото. И еще раз — на фото, потом на экран.

— Том? — неуверенно проговорила она.

— Ммм, — промычал он в ответ, не раскрывая глаз.

— Похоже, я что-то нащупала.

— Что? — Он разомкнул веки.

— Они не совпадают…

— Что не совпадает? — Он поднялся и встал у стола рядом с ней.

— Картина и витраж. То есть снимки того и другого. Они не одинаковые. Взгляни.

Она показала на снимок окна на экране. А затем сунула ему в Руку фотографию картины.

— Ну-ка, ну-ка. — Том поднес фотографию к экрану. — Да, ты права, — он возбужденно задышал, — тут есть отличия. И вероятно, отнюдь не случайные.

Она кивнула.

— Гляди — здесь у замка три башенки, а на снимке окна их две. Тут на заднем плане пять деревьев, а здесь — семь.

— А вот — на картине две птицы, а тут четыре.

— А тебе не кажется, что надо одно из другого вычесть? — предложила она.

— А не может так быть, что это различие призвано привлечь наше внимание к числу предметов на картине. Если пойти слева направо, то выходит три башенки, пять деревьев и две птицы. Три, пять, два.

— Роторы! — воскликнула Доминик, и от ее раздражения и обиды вмиг не осталось и следа. — Это подсказка, какие роторы нам выбрать.

— Из этого следует, что установочные параметры роторов тоже должны быть где-то здесь.

Они снова самым тщательным образом исследовали фотографии, пытаясь отыскать любые возможные различия, которые могли содержать какие-либо подсказки или хотя бы намеки. Но увы, после неожиданного успеха полнейшее разочарование — ничего. Абсолютно во всех остальных деталях картина Биляка была воспроизведена на витраже точно, включая его подпись, с трудом различимую в левом нижнем углу.

— Просто ума не приложу, — разочарованно помотал головой Том, — ведь они наверняка должны были оставить хоть какую-то лазейку, чтобы можно было разгадать этот шифр, иначе какого черта надо было выдумывать такую изощренную головоломку?

— А может быть, какое-то звено этого ключа находится на какой-то из других похищенных картин Биляка? — предположила Доминик.

— Может быть… — пожал плечами Том. — Погоди-ка, а это что? — Он указал на небольшой фрагмент стены под витражным окном, который Арчи захватил на своем снимке скорее всего случайно. — Можешь увеличить?

Доминик нажала одну-другую клавиши и увеличила ту часть снимка, на которую указывал Том.

— Это плашка с посвящением. «Светлой памяти Евы-Марии Ламмерс, — перевела она, — ее отняли у нас 13 ноября 1926 года».

— Девятьсот двадцать шестой, — Том нахмурился, — не может такого быть. Он установил этот витраж после войны, никак не до нее. Более того, я помню, Арчи говорил мне, что она умерла в пятидесятых. Если, конечно, он не ошибся.

— Тогда, возможно, это и есть уставка — тринадцать, одиннадцать, двадцать шесть, — сдержанно, стараясь не слишком обольщаться заранее, произнесла Доминик.

Она достала из жестяной коробки роторы номер три, пять и два и установила вращающиеся кольца соответственно на цифры тринадцать, одиннадцать и двадцать шесть. Затем она подняла крышку над углублением для роторов и вставила их на место так, что верхняя часть диска была видна в узкую щель на корпусе. В этот момент в комнату вошли Арчи и Витюша, держа в руках принесенные еду и напитки.

— Ну что, подвигается? — уныло спросил Арчи.

— Может, и так, — ответила Доминик, не в силах скрыть ликование.

— Неужели? — Арчи шваркнул поднос со стаканами на стоящий рядом маленький столик, едва не перебив их.

— Мы тут как раз пробуем кое-что, — пояснил Том. — Доми заметила, что между картиной и витражом есть расхождения, и они могут дать подсказку для выбора кареток.

— К тому же дата смерти на пластинке с посвящением не совладает с тем, когда, как ты говорил, умерла жена Ламмерса. — Она показала на увеличенное изображение пластинки, которое все еще было на экране. — Одним словом, мы воспользовались этими датами, чтобы определить установочные параметры. Нам осталось лишь определить точки отсчета.

— Что-что? — забеспокоился Том. — А я уж было решил, что у нас есть все необходимое.

— Видишь эти маленькие окошечки? — И Доминик показала на три крохотные дырочки-глазка рядом с каждой из трех кареток. — Нужно вращать роторы до тех лор, пока в этих глазках не появится необходимая стартовая комбинация.

— Как насчет «Е», «М» и «Л»? — предложила Витюша.

— ЕМЛ? — нахмурился Том.

— Это ее инициалы. — Витюша показала на плашку, которая все еще была на экране. — Ева-Мария Ламмерс.

— Попытка не пытка, — пожал плечами Арчи.

Доминик повернула роторы так, что в вертикальных прорезях на панели появились буквы.

— Поехали, — сказала она, печатая первую букву и при этом нервно взглянув на Тома.

«А». На световом табло загорелась буква «Ц». Затем «Л» — загорелась буква «В». «X» — зажглась буква «О».

— «ЦВОЛЬФ», — в голосе Арчи сквозило разочарование, — это не слово. Это даже не начало слова. Что-то тут не так. Нет такого слова.

— В английском, может, и нет, — напомнил ему Том, — но ведь сообщение кодировалось на немецком. «Цвольф» по-немецки «двенадцать».

Вскоре появилось второе слово: «фюнф» — пять. Потом «зибн» — семь.

— Двенадцать, пять, семь, — прошептал Арчи, как будто от повторения смысл этих слов мог внезапно проясниться.

Доминик продолжала нажимать клавиши, Том каждый раз переводил цифру, хотя из-за отсутствия пунктуации было довольно сложно понять, где кончается одна цифра и начинается другая. Текст, однако, закончился двумя знакомыми словами. Витюша вслух зачитала то, что бегло нацарапал на бумажке Том:

— Двенадцать, пять, семь, три, шесть, девять. — Она сделала паузу. — И «хайль Гитлер». — А потом после еще более продолжительной паузы: — И что, по-вашему, это может значить.

— А вам не кажется, что географические координаты состоят из шести цифр? — спросила Доминик, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Вполне логично предположить, что речь идет именно о местоположении, — согласился Том.

— А ведь у нас уже есть карта, — напомнил им Арчи, вытаскивая из кожаного планшета карту и раскладывая ее на полу.

Том повел пальцем по координатной сетке, сначала определив точку на горизонтали, затем на вертикали. Палец замер неподалеку от маленького австрийского городка. Название его они припомнили сразу — это был последний населенный пункт, через который проследовал «золотой» поезд перед тем, как он был вынужден повернуть назад.

Брикслег.

Глава 86

Близ городка Брикслег, Австрия

11 января, 15.32

Том хорошо знал эту часть Австрии, хотя снежный покров, укутавший пастбища и ветви деревьев, сделал его почти неузнаваемым. В прежние времена он бывал в Тироле весной, приезжая сюда отдохнуть вместе с друзьями или чаще один, чтобы вдоволь налюбоваться на то, как увенчанные снежными шапками сочно-зеленые склоны гор лениво спускаются к опьяневшим от талой воды полноводным бушующим рекам.

Брикслег — самый обыкновенный маленький городишко близ магистрали А12, в котором Том прежде никогда не бывал. Притулившийся под сенью могучих, окаймленных деревьями гор на берегу реки Инн, он представлял собой смесь из традиционных тирольских построек и более современных сооружений из стекла и бетона, призванных удовлетворить растущий спрос на жилье. Разумеется, была здесь и церковь, шпиль которой торчал среди плоских крыш, словно простертая к небесам рука.

Точка, которую они определили на карте, расшифровав ее координаты, находилась на небольшом расстоянии от резкого изгиба полотна железной дороги, что затейливой змейкой пролегало по дну долины, приблизительно повторяя русло реки. Чтобы добраться туда, им пришлось, не доезжая до поселка, свернуть на узкую проселочную дорогу, а затем подняться немного вверх по пологому склону, минуя несколько шале, которые, казалось, вот-вот будут проглочены наползавшим на них лесным массивом.

Проселочная дорога упиралась в невысокие ворота, почти до самой верхней кромки засыпанные густым снегом, напоминавшим безбрежное море взбитых сливок. Сидевший за рулем передней машины Том остановил машину и выключил мотор. В зеркальце заднего вида он заметил, что Витюша сделала то же самое, а также выключила фары.

Договоренность с Витюшей была очень простой. Она согласилась организовать перелет на частном самолете в Зальцбург, где в аэропорту их будут ждать два автомобиля без водителей — все это в обмен на возможность поехать самой и в сопровождении трех ее ближайших помощников, чтобы, как она выразилась, «защитить, если что, ее вложение». Поскольку у Тома не было иной возможности выехать из России, он был вынужден согласиться. По правде говоря, он был в какой-то степени даже рад дополнительной огневой поддержке, так как и представить себе не мог, с чем им, возможно, предстоит столкнуться.

Несколько минут они сидели молча, прислушиваясь к звенящей тишине. Разумеется, первым заговорил Арчи.

— Нам придется здорово попотеть, чтобы откопать хоть что-нибудь из-под этой кучи, — не без сарказма заметил он, кивая в сторону заснеженных гор, громоздившихся над их головами, потом закурил сигарету и чуть-чуть опустил стекло, чтобы выгнать дым.

— Так или иначе, не исключено, что если там что и было, то уже сплыло, — пожала плечами Доминик. — У Ренуика была двухдневная фора минус то время, которое ему потребовалось, чтобы расшифровать надпись на картине.

Хотя они и вылетели довольно быстро, опять же благодаря Витюше, давшей взятку аэропортовскому начальству, чтобы их выпустили без очереди, сделать это им удалось лишь сегодня утром. Похоже, Доминик теперь была в несколько лучшем расположении духа, чем накануне, что сделало предполетное ожидание более терпимым. Однако Тому было по-прежнему невдомек, за что это она так на него сердита. Том понимал, что он отнюдь не самый чуткий и отзывчивый человек в подлунном мире, но так и не мог понять, чем он мог перед ней провиниться.

— Ну что ж, мы на месте, — сказал он, — надо по крайней мере пойти взглянуть.

Он подтянул молнию на пальто до самого верха и открыл дверцу; в щель мгновенно ворвался снег, похожий на облачко из пульверизатора. Воздух был морозен и свеж, особенно по сравнению с душной, клонящей в сон атмосферой в салоне. Он вышел из машины и подошел к Витюше, которая вместе со своими спутниками — Григорием, Петром и Юрием — склонилась над раскрытым багажником.

— Витюша, — позвал Том.

Она резко повернулась и направила на него тупоносую «беретту». Том остолбенел.

— Лови.

«Беретта» полетела в его сторону, и Том поймал ее на лету.

— Может пригодиться, — пояснила она.

— Не люблю я пушки. Никогда не любил.

— Я, может, тоже не люблю, — пожала она плечами, — но предпочитаю, чтобы были и не понадобились.

И чтобы подкрепить свой тезис, она снова полезла в багажник и достала оттуда «калашникова» — сверкающий вороненый ствол, полированное цевье и рукоятка из темного дерева. Она держала его, как старого знакомого, закадычного друга на протяжении долгих лет, и казалось, что от одного только ощущения в руках этого грозного оружия ее постоянно напряженные плечи расслабились и приобрели полагающуюся им женственную округлость.

Том понимал, что она права. Из рассказа Тернбула о «Хрустальном клинке» было ясно, что Гехт и его люди — если, конечно, они по-прежнему рядом с Ренуиком — наверняка вооружены и при малейшей опасности не раздумывая откроют огонь.

— Ардженто! — раздался и разнесся эхом по горам незнакомый голос.

Витюша моментально опустила автомат обратно в багажник и захлопнула крышку. Том сунул «беретту» за пояс и натянул полу свитера и лишь затем повернул голову к говорившему.

На крыльце ближайшего шале стоял пожилой мужчина; собачий поводок был намотан у него на руке наподобие лассо, а обращался он к огромной немецкой овчарке, которая, не обращая на него ни малейшего внимания, вертелась неподалеку и пыталась поймать то кончик собственного хвоста, то снежные хлопья, кружившиеся вокруг ее черного блестящего носа, возбужденно при этом гавкая и скуля.

— Ардженто! — снова позвал старик, а затем, захлопнув за собой дверь, попытался ухватить овчарку за ошейник, но тщетно. Собака внезапно завидела Тома и остальных и, вырвавшись, метнулась к дороге. Том присел на корточки и схватил подскочившего к нему пса за коричневый кожаный ошейник, и пес тут же яростно облизал ему лицо.

— Danke, — поблагодарил старик, подходя к Тому и цепляя к ошейнику поводок. — Ардженто всегда приходит в дикий восторг, когда мы выходим с ним на прогулку.

— Не за что, — ответил Том по-немецки и поднялся. — С таким не соскучишься.

— Не то слово. Держит хозяина в форме. — Мужчина посмотрел на собаку, любовно потрепал ее по загривку, а затем повернулся к Тому: — Вы… с остальными?

— С остальными? — нахмурился Том.

— Ну, с теми… которые приехали несколько дней назад? Они говорили, что может подъехать кто-то еще, вот я и подумал…

— Ах да, конечно, — уверенно кивнул Том. — Мы с ними, разумеется. Будьте так добры, покажите нам, куда они направились. Мой сотовый здесь, похоже, не действует, и я не смог с ними связаться.

Он вытащил из кармана карту, развернул ее и продемонстрировал старику. Спустя несколько секунд тот, поводив по ней указательным пальцем в перчатке, указал на какую-то точку:

— Вот здесь.

Том нахмурился. Эта точка не совпадала с координатами, которые помогла им расшифровать картина.

— А что там?

— Заброшенный медный рудник. Я убеждал вашего коллегу, что он напрасно теряет время, но у него были все нужные документы, и мне пришлось его допустить.

— Какие документы?

— Чтобы вскрыть шахту. И оборудование у него есть — большие такие желтые штуковины. Он уже четыре дня там копает. Представляете, по такой-то погоде. Только напрасно все это — ни черта там нет.

— А почему вы так уверены?

— Да потому что я там бывал и не раз, — сказал старик, пожимая плечами. — Конечно, это было очень давно, еще до войны, потому как шахту эту забросили еще лет этак сто назад. Мы, ребятня, играли там в прятки. Помню, моя мама всегда ужасно боялась, что там все обвалится и засыпет нас. — Он задумчиво улыбнулся.

— Вход таки засыпало?

— В конце войны как-то ночью там был слышен взрыв. Может, шальной снаряд или что-то вроде, — он снова пожал плечами, — все и ухнуло вниз.

— А вот тут что? — И Том указал на разведанные ими координаты.

Старик склонился над картой, едва не коснувшись ее кончиком носа, затем помотал головой:

— Насколько я знаю, ничего. Если, конечно… — он снова взглянул на карту, — если… да, вероятно.

— Вероятно что?

— Еще один вход.

— Так их что, было два?

— Ну да. — Старик закивал. — Видите ли, там было две шахты, потом их соединили. Эта, вторая, была поменьше, а располагалась ниже по склону, и вход в нее был в другом месте, за горой, если смотреть отсюда. Рядом с разрушенной хижиной. Но вход в эту шахту был засыпан еще раньше, гораздо раньше.

— Спасибо вам. — Том пожал ему руку. — Да, кстати, — прибавил он, уже отвернувшись, — а когда сюда приехали… наши?

— Гм-м. Сейчас вспомню… да дня три назад.

— Три дня назад? — нахмурился Том. — А вы уверены?

— Да… абсолютно уверен, — торжественно провозгласил старик, — потому что это была среда, а по средам я всегда хожу с Ардженто в город.

Услышав свое имя, овчарка навострила уши.

— Ясно, — с благодарностью улыбнулся Том, — спасибо вам за помощь. Счастливой прогулки.

— Благодарю. Идем, Ардженто. — Старик прищелкнул языком, собака рванулась вперед, натянув поводок, и они скрылись за поворотом.

Том повернулся к Арчи, Доминик и Витюше, в нетерпении смотревшим на него во все глаза.

— Там есть заброшенная медная шахта, — пояснил он, — похоже, что главный вход был замурован в конце войны. Три дня назад какие-то люди прибыли сюда с диггерским оборудованием и направились прямиком к главному входу. Однако шифр на картине указывает на другой, менее известный, вход в эту шахту.

— Три дня назад? — нахмурился Арчи. — Но это невозможно. Картина оказалась в руках у Ренуика только два дня назад. До этого он не мог знать ничего об этом месте.

— Верно, — согласился Том. — Прибавить к этому санкт-петербургских киллеров, которых, как мы теперь знаем, Ренуик не подсылал, еще убийство Марии Ламмерс, и кое-что становится предельно ясно, так?

— Что, например? — спросила Доминик.

— А то, что кто-то другой, помимо Ренуика, пытался и пытается помешать нам добраться до истины. И этот «кто-то» приехал сюда три дня назад. И эти люди заранее знали о том, куда надо ехать, а следовательно, им не нужна была никакая картина.

— Но кто эти люди? — спросила Витюша.

— Кто они могут быть? В первую очередь те, кто спрятал это в здешних местах.

Глава 87

11 января, 16.14

У Тома был компас, но вскоре он оказался ему не нужен. Дорога к шахте отлично просматривалась даже в сумерках — узкая тропа, окаймлявшая пологий склон, по правую руку уходивший вверх, а по левую — обрывавшийся крутым, почти вертикальным уступом. Поначалу идти было нетрудно, однако Том оставался предельно внимателен: хотя казалось, что полевые испытания в ЦРУ остались где-то в позапрошлой жизни, их главный урок — бдительность и еще раз бдительность — он не забывал ни на миг.

Хотя тропа была не слишком крутой, идти с каждым шагом становилось все сложнее: там, где полуденное солнце растопило снег, ночью он снова замерз и превратился в скользкую ледяную корку, а в иных местах был мягок и глубок, и они проваливались чуть не по колено, хотя предусмотрительно надели специальную обувь. Те, кто отправился к заброшенной шахте раньше их, возможно, прошли здесь три дня назад, но если и так, их следы давным-давно накрыл толстым слоем белый альпийский снег.

Они шли молча, лишь под ногами поскрипывал снег да ветер свистел в ушах, и этот свист казался все более зловещим с каждым метром подъема. Иногда резкий порыв ветра поднимал в воздух снежный бурун, и тогда вокруг них кружились похожие на привидения маленькие вихри, они плясали и резвились на тропинке до тех пор, пока ветер не утихал, а затем медленно и грациозно опускались на землю.

Неожиданно тропинка начала терять очертания, но Том, который то и дело сверялся с картой, уже знал: они в двух шагах от цели. Почти тут же они услышали голоса, вернее, отголоски, донесенные порывами ветра, а затем мощный рев мотора и глухие удары сталью по камню.

— Быстро! — скомандовал Том, увлекая их с тропинки влево, и они послушно попадали на землю и сползли на несколько метров вниз по крутому склону, поросшему деревьями и кустарником.

— По словам старика, там впереди — главный вход в шахту, — зашептал Том, когда остальные сгрудились вокруг него в тени деревьев, стволы которых возвышались над ними, словно черные мраморные колонны, — а судя по звукам, именно там они и пытаются проникнуть внутрь.

— А как же нам проскочить мимо, чтобы нас не заметили? — спросила Витюша.

— Ты не пойдешь, — твердо сказал Том. — Мы с Арчи пойдем в обход, к другому входу. Посмотрим, как там и что. Вы с Доминик спрячетесь здесь и не спускайте глаз с этих людей, на случай, если они решат перебраться со своей техникой туда.

— Нет! — возмущенно воскликнула Витюша. — Если ты пойдешь туда, то и я тоже.

— И я, — твердо заявила Доминик, метнув в ее сторону яростный взгляд.

— Это наше дело и наши проблемы, — попытался протестовать Том.

— Это стало и моим делом, когда наехали на мой клуб и шестеро моих людей погибли. Ведь мы в этом деле партнеры, забыл? А значит, или идем все, или все остаемся.

— Послушай, я ничего не собирался предпринимать у тебя за спиной, клянусь, — взмолился Том, — просто нет никакого смысла идти туда всем. К тому же нужно, чтобы кто-нибудь прикрывал наш тыл. Поэтому я прошу об этом вас, то есть тех, кому я могу доверять.

Витюша и Доминик обменялись ледяными взглядами.

— Ладно, — первой сдалась Доминик.

— Пусть так, — недовольно пожала плечами Витюша, — но тогда возьми с собой Григория и остальных. Это мое условие.

— Идет, — кивнул Том.

Трое телохранителей Витюши сидели на корточках, глядя настороженно и выжидающе, поглаживая свои автоматы, и выглядели угрожающе, но одновременно и успокаивающе, поэтому Том обрадовался ее предложению.

— Договоримся постоянно поддерживать связь, — он легонько похлопал себя по карману, где лежала миниатюрная рация, — при первой же опасности, немедленно дайте знать.

— И вы, пожалуйста, тоже, — твердо сказала Доминик, — а то знаю я вашего брата. Никаких там геракловых подвигов. Разведаете обстановку, а потом снова встретимся здесь и обсудим, что делать дальше.

— Ладно. И возьми вот это. — Том вручил ей визитку: — Здесь номер телефона агента ФБР, который выручил нас в Санкт-Петербурге. Если что случится, позвони ему. Он сможет прислать сюда людей.

Проверив амуницию, Том, Арчи и трое парней Витюши скрылись за деревьями; они решили не пользоваться карманными фонарями, которые могли бы выдать их местонахождение, а ориентироваться с помощью лунного света, пробивавшегося сквозь клочковатые облака и заставлявшего снежный наст искриться мириадами крохотных драгоценных камней.

Пройдя примерно километр, они заметили впереди сначала просвет, а затем небольшую опушку. Арчи коротко свистнул и поднял руку. Старик не солгал: развалины какого-то строения, остатки стен и фундамента торчали из снежных сугробов, словно обгоревшие пни. А чуть поодаль, в склоне горы, чернело небольшое круглое отверстие. Судя по громадной куче земли рядом с ним и множеству камней, казавшихся на белом снегу чернильными брызгами, копали здесь совсем недавно.

— Кто-то уже тут как тут, — прошептал Арчи, внимательно оглядываясь вокруг.

Том кивнул и, осторожно ступая, сделал несколько шагов вперед, а затем опустился на колено, чтобы получше рассмотреть следы, которые вели ко входу в пещеру.

— Вероятно, человек шесть или семь. Не больше. — Он поднялся и молча вместе с Арчи подошел к отверстию и заглянул внутрь. — И это Ренуик. Наверняка он. Кроме нас, он единственный, кто мог вычислить эту точку с помощью картины. Но если ему пришлось отрыть такой объем вручную, сомневаюсь, что он находится там, внутри, уже много времени.

— Надо связаться с нашими, — медленно проговорил Арчи, — дать им знать, что мы выяснили.

— Пожалуй. — В голосе Тома не было уверенности.

— Или…

— Или что?

— Мы могли бы по-быстрому заглянуть туда, а? Посмотреть, может, он еще там.

— А если мы им скажем, они наверняка захотят пойти туда с нами, — кивнул Том. — Я не хочу подвергать их опасности.

— Кроме того, если там действительно Ренуик, я бы предпочел, чтобы этот мерзавец достался нам одним.

— Согласен, — Том стиснул зубы, — нас пятеро, а их семеро. Неплохой расклад.

— К тому же они нас не ждут, — добавил Арчи.

Том решительно кивнул:

— Ты прав. Покончим с этим раз и навсегда.

Глава 88

11 января, 16.56

— Ты куда? — шепотом спросила Витюша.

— Я не собираюсь торчать здесь с тобой бесконечно. — Доминик попыталась скрыть обиду и раздражение.

— Не дури. Он велел нам ждать.

— Что, провела с ним одну-единственную ночь и теперь готова делать все, что бы он ни приказал, так? — воскликнула Доминик с вызовом.

— Ах вот оно в чем дело. Ты злишься, вместо того чтобы благодарить меня за откровенность. Хочешь всю жизнь гоняться за призраками?

— Не пытайся представить дело так, будто ты мне, видите ли, помогаешь. Ты думаешь только о себе. Ты всегда думаешь только о себе.

— Ладно тебе, если это тебя утешит, — между нами тогда ничего не было.

— Рассказывай, — Доминик деланно рассмеялась, — и Том то же самое сказал.

— Да клянусь тебе. Болеутоляющее… холод. Он тогда просто вырубился, и все дела.

Доминик почувствовала странное облегчение, будто с ее плеч свалился тяжелый груз. Возможно, она поторопилась с выводами.

Пауза.

— Я тебе не нравлюсь, верно? — спросила Витюша.

— А разве тебе не наплевать на мое мнение?

Еще одна пауза, на этот раз более долгая.

— Возможно, ты и права, — пожала плечами Витюша. — Есть немало такого, что я делала, видела… — Она не договорила. — Просто в жизни случается так, что ты оказываешься втянутым во что-то, а когда понимаешь, что надо из этого выбраться, то уже поздно.

— Том сумел выбраться.

— Да. И я тоже смогу.

Доминик бросила на нее недоверчивый взгляд.

— Сомневаешься? Вот увидишь. Я уже предприняла шаги…

— Шаги? Какие еще шаги?

Витюша не ответила на вопрос. По крайней мере не ответила прямо.

— Этой жизнью для меня все не ограничивается, — подпустила она тумана, — и я тебе это докажу.

— Куда ты идешь?

— Ты ведь не хочешь, чтобы Тому и Арчи достался весь кайф, верно?

Доминик улыбнулась. Как ни хотелось ей ненавидеть Витюшу, но было что-то в этой женщине такое — какая-то искра неудержимой энергии, какая-то капризная непредсказуемость, которые не могли не импонировать Доминик, вероятно, потому, что этих черт не хватало ей самой, но она очень хотела бы их иметь.

— Что ты задумала? — спросила она.

— Давай подберемся поближе и поглядим, что там происходит. Если мы пойдем здесь, понизу, параллельно тропинке, возможно, найдем удобное место, чтобы можно было незаметно выглянуть из-за бугра.

— Давай, — кивнула Доминик, — это разумно.

— Держи. Знаешь, как пользоваться? — Витюша вытащила из наплечной кобуры револьвер и вручила его Доминик.

— Знаю, — ответила та, откидывая барабан и проверяя, все ли патроны на месте, а проверив, ловким движением кисти вернула барабан на место.

— С тобой не соскучишься, — рассмеялась Витюша. — Ну ладно. Пошли.

И они тронулись в путь, утопая едва ли не по пояс в глубоком снегу, который лавинами, или, скорее, лавинками, сползал по обрывистому склону, окаймлявшему дорогу. Причиной этих миниобвалов, вероятно, были какие-то мелкие зверьки, чьими следами был буквально исполосован снежный покров.

Механический шум становился все громче, теперь к нему добавился рокот одного или, может быть, даже двух моторов, отдельные возгласы и смех.

— Осторожно, похоже, кто-то идет, — прошептала Доминик, прячась за дерево и увлекая за собой Витюшу.

Над ними показалась мужская фигура. Человек был виден от колен и выше, и его призрачный силуэт, казалось, парил в воздухе. Он был одет в белый маскхалат бойца горного спецназа, на плече небрежно болтался автомат.

Разглядывая его в просвет между деревьями. Доминик заметила, что изо рта у него торчит сигарета. Он сделал последнюю затяжку, и кончик сигареты на мгновение вспыхнул ярким огоньком, расцветив малиновыми пятнами его щеки. Докурив, он сильным щелчком отправил окурок в полет, и тот, пролетев по воздуху метров двадцать и врезавшись в разлапистые ветки деревьев, взорвался фейерверком оранжевых брызг. Кто-то, вероятно, позвал его, и он, недовольно ворча, повернулся и скрылся из виду.

Они продолжали идти, огибая склон горы и ни на секунду не упуская из поля зрения внешнюю обочину тропинки, до тех пор, пока шум немного не стих и они не убедились, что отошли на достаточно безопасное расстояние от того места, где шла активная работа.

— Я пойду первой, — вызвалась Витюша. Ступая, она осторожно погружала носки своих сапог в рыхлый снег и, цепляясь за ветки деревьев, пробиралась все выше и выше, пока наконец не вскарабкалась на небольшую площадку, с которой, привстав на цыпочки, могла, оставаясь незамеченной, наблюдать за происходящим наверху.

— Что ты там видишь? — прошептала Доминик. Витюша достала бинокль.

— Там приблизительно… человек двадцать. Примерно половина из них вооружены, как тот малый, которого мы только что видели. Остальные, судя по одежде, рабочие.

— Я поднимаюсь к тебе.

Мгновение, и Доминик встала рядом с Витюшей. Та передала ей бинокль и жестом показала, куда смотреть.

Одни стояли небольшими группами, разговаривали и курили. Другие — в касках и «дутых» синих куртках с нашитыми на них отражающими полосами — руководили земляными работами и выемкой грунта. Мощное землеройное орудие и бульдозер атаковали склон горы, в глубь которого уходил широкий туннель, а вынутый грунт и валуны складывались вокруг невысокими, но довольно объемистыми кучами. Два генератора питали несколько прожекторов, которые заливали площадку мертвенным желтоватым светом.

Внезапно послышался выкрик, и обе они увидели человека, появившегося из туннеля и о чем-то сигнализировавшего людям с оружием. По тому, как те схватились за автоматы, Витюша и Доминик мгновенно поняли, в чем дело.

— Они почти у цели, — прошептала Витюша. — Свяжись по радио с Томом. Дай ему знать.

— Сейчас, — кивнула Доминик, сунув руку в карман. Она нажала кнопку вызова и негромко заговорила в прикрепленный к воротнику микрофон: — Том, ты меня слышишь? Ответь мне. Том.

Вместо ответа она услышала лишь шипение статических помех.

— Ответь же, Том, — снова взмолилась она.

Ничего.

— Он не отвечает, — посетовала Доминик.

— Вероятно, они за пределами доступа, — пожала плечами Витюша.

— Сомневаюсь, — горестно проговорила Доминик, — эта штука рассчитана на большие расстояния, а ведь мы к тому же находимся с ними на одной стороне горы. Нет, насколько я знаю Тома и Арчи, скорее всего они обнаружили вход и полезли внутрь.

— В таком случае мы должны пойти туда и предупредить их.

— Идет, — кивнула Доминик. — Постой-ка. А это кто такой?

— О ком ты?

— Вон тот, слева. В меховой шапке. Да рядом с фонарем. Похоже, он у них начальник.

Она передала бинокль Витюше и показала, в какую сторону смотреть. Витюша настроила фокус.

— Не знаю. Я впервые его вижу, — сказала она.

— А что это он делает?

— Трудно сказать. — Витюша покачала головой, но тут она увидела, что человек в меховой шапке снял куртку и достал из сумки какой-то сложенный в несколько раз лоскут белого цвета. — Похоже, он переодевается или что-то в этом роде.

— Да, но во что?

Человек развернул лоскут, оказавшийся белой спецовкой, которую он натянул поверх одежды и сапог, надел на голову маску с респиратором, а затем накинул на голову капюшон и затянул под подбородком тесемки.

— Они все надевают такие костюмы. Гляди, — сказам Витюша.

— Похоже на костюм ЯБХ.

— Что еще за ЯБХ? — нахмурилась Витюша.

— Защитный костюм на случай ядерной, биологической или химической опасности. Стандартное армейское снаряжение, используется во время боевых действий, когда существует угроза заражения.

— Заражение! — Витюша выронила бинокль и посмотрела Доминик прямо в глаза. — Какое еще, к черту, заражение?! Я была уверена, что мы ищем здесь Янтарную комнату.

Глава 89

11 января, 17.03

Шахтный ствол оказался внутри намного выше, чем предполагал Том, и полого поднимался вверх. Стены с обеих сторон были испещрены выбоинами, из чего сразу можно было заключить, что шахта была отрыта вручную — киркой и лопатой. С интервалом примерно пятнадцать футов потолок подпирали деревянные крепежные фермы, до такой степени покоробившиеся и выцветшие от времени, что по фактуре и оттенку уже ничем не отличались от камня и казались частью окружающей породы, серой и монотонной.

— Взгляни-ка сюда, видишь? — Том остановился и направил луч фонаря на то место на потолке, где были отчетливо видны глубокие черные выбоины.

Арчи кивнул.

— Похоже, сюда закладывали взрывчатку, вероятно, динамит, чтобы обрушить свод.

— Да, — согласился Том, — кому-то очень не хотелось, чтобы кто-нибудь забрел сюда по ошибке.

Они продвигались в глубь шахты — Том и Арчи шли впереди, Петр и Григорий прикрывали тыл, а Юрия поставили у входа, на всякий случай. Лучи фонариков рвали в клочья черную тьму, но потом, когда они уходили дальше, огоньки постепенно меркли, пока наконец не исчезали совсем, и в туннеле снова воцарялась непроглядная тьма. Иногда в свете луча оказывалось их дыхание, облачко теплого воздуха вспыхивало сумеречным светом, и казалось, что это автомобильные фары прожигают придорожный туман.

Их дыхание, даже шорох их одежды при ходьбе многократно усиливались и эхом отражались от стен туннеля; впечатление было такое, будто они ступают по нефу огромного безмолвного собора. То и дело под их подошвами похрустывали высохшие экскременты каких-то зверьков, а порой — заячьи или птичьи кости, вероятно, обглоданные лисой или еще каким-нибудь пронырливым животным, которому удалось пробраться сюда через потаенную щель или расселину в камне.

Внезапно впереди они увидели узкую полоску света. Полоска постепенно расширялась, увеличивалась, становясь все выше и выше, пока наконец они не увидели нечто, напоминавшее квадратное желтое окно, вырезанное в абсолютной черноте туннеля.

— Это здесь, — взволнованно прошептал Том, выключая фонарь.

Осторожно ступая, они пошли вперед по направлению к свету, пройдя последние футов пятьдесят молча. Здесь туннель превращался в гигантских размеров зал, вероятнее всего, естественного происхождения.

— Никого нет, — прошептал Том.

— Боже мой, что это? — услышал он за спиной шепот потрясенного Арчи.

Огромный зал освещался четырьмя мощными прожекторами; по каменному полу пролегли длинные тени. С потолка свисал громадный нацистский штандарт размером примерно двадцать на тридцать футов. От традиционного он отличался лишь одним — вместо привычной свастики здесь было изображение уже известного им символа «Черного солнца» с двенадцатью зазубренными лучами, напоминавшими суставчатые пальцы скелета, торчащие из разверстой и разворошенной могилы.

— Боже, — прошептал Арчи, — они здесь. Они все еще здесь, черт меня побери.

Том покачал головой, не веря собственным глазам. Это было поистине невероятное зрелище. Два пропавших вагона того нацистского поезда каким-то загадочным образом очутились под одной из австрийских гор и замерли здесь на веки вечные. Два громадных вагона, внешне вполне пригодных для того, чтобы бегать по рельсам; точь-в-точь как те, что отлично знакомы каждому, кто видел кадры кинохроники времен Второй мировой войны. И первое, что поразило Тома, когда он их увидел, был цвет — в его памяти эти вагоны были, как в кадрах хроники, черно-белыми.

— Непохоже, чтобы их вскрывали. — Том показал рукой на толстые железные пальцы, вколоченные в петли щеколд.

— Между прочим, где-то здесь должен быть Ренуик, — предупредил Арчи, — давай-ка сначала разберемся с ним.

Они медленно и осторожно обошли вагоны и остановились позади их; отсюда был виден вход в другой, гораздо более широкий, туннель, по которому, вероятно, эти вагоны и были сюда пригнаны. Света в конце его не было.

— Вот там, надо полагать, и есть главный вход, — сказал Том. Едва слышный рокот мотора подтвердил его подозрение.

— Гляди-ка. — Арчи кивнул в сторону массивной груды каких-то железяк и коротких бревен, сваленных у самого входа в туннель. Он подошел к ним и пнул наугад ногой. Послышался глухой металлический звон.

— Это рельсы, — сказал Том, опускаясь на корточки, чтобы рассмотреть поближе, — и шпалы тут тоже. И дальше набросаны по всему туннелю.

— Вероятно, когда шахта работала, по той тропе, где мы шли, пролегала железнодорожная ветка, — медленно проговорил Арчи.

— То есть по ней они подогнали сюда вагоны, а затем, чтобы замести следы, полотно разобрали, а вход в туннель взорвали.

— Надо осмотреть туннель, — предложил Арчи, — выяснить, хотя бы приблизительно, сколько времени в нашем распоряжении до того момента, как им удастся пробиться внутрь, а заодно убедиться, что Ренуик не прячется от нас где-то в этом туннеле.

Они двинулись в глубь туннеля, ступая с предельной осторожностью и держа пистолеты в вытянутых руках; свет, сочившийся в туннель из громадного зала, постепенно померк, и вскоре от него осталось лишь крохотное белесое оконце далеко позади. Но чем слабее становился свет, тем громче слышался механический шум, доносившийся со стороны главного входа, и наконец они ощутили содрогание почвы под ногами и приглушенный перестук отбойного молотка за отвесной стеной из камней и грунта, возвышавшейся до самого свода в конце туннеля.

— Они могут пробиться сюда в любую минуту! — прокричал Том.

— Может быть, все это и отпугнуло Ренуика, — предположил Арчи, — ведь никаких следов ни его самого, ни его людей мы не обнаружили.

— Возможно, — пожал плечами Том, — хотя это на него не похоже. Подойти так близко, а потом отступить. Может, он отправился за подкреплением?

— Так или иначе, его здесь нет, и я не знаю, как ты, но лично я бы не прочь заглянуть в эти вагоны.

Том улыбнулся:

— Да ведь и я тоже. Вот только я не уверен, есть ли в этом смысл, поскольку мы не можем унести то, что там, возможно, находится.

— Ты вроде бы говорил, что собирался позвонить этому парню из ФБР, Бейли, как только мы выясним, что тут к чему? — сказал Арчи.

— Нуда, такой был уговор, разве нет? Но какое это имеет отношение к…

— По-моему, прежде чем звать на помощь тяжелую артиллерию, стоит убедиться, что там в самом деле что-то есть, верно?

— А как насчет тех, кто с той стороны? — Том кивнул в сторону завала. — Вот уж не хотел бы попасться им на глаза, когда они будут здесь, а они будут, и очень скоро.

— Давай оставим здесь Петра, — предложил Арчи, — и как только будет ясно, что они вот-вот проникнут сюда, он побежит и предупредит нас, а Григория отправим к Юрию, заодно проследить, чтобы Ренуик не подобрался к нам с тыла.

— Разумно, — согласился Том, — но действовать надо быстро.

Проинструктировав Петра, в основном жестами, они оставили его примерно в сотне ярдов от завала, а затем вместе с Григорием бегом вернулись в зал и приказали ему присоединиться к Юрию, дежурившему у того входа, через который они проникли в шахту. Как только он скрылся из виду, Том и Арчи поспешили к вагонам.

Это были стандартные грузовые вагоны: стенки — деревянные панели из обыкновенной доски, выкрашенной суриком и сбитой горизонтально, внахлест, и скрепленной деревянными рамами и — для придания конструкции дополнительной прочности — диагональными поперечинами. Несмотря на разрушительное воздействие времени, оба вагона выглядели на удивление нетронутыми, хотя, если приглядеться, можно было заметить, что стоявший слева уже окончательно проиграл битву гниению и древоточцу, а ходовая часть обоих была покрыта обильной, свисавшей клочьями ржавчиной. На обеих боковых стенках вагонов виднелись частично облупившиеся белые буквы.

Том и Арчи подошли к боковой створке первого вагона — громадной панели размером почти в треть его длины, которая двигалась по направляющей.

Но в то мгновение, когда Том уже собирался отодвинуть массивную дверь, он внезапно остановился: отверстия в стенке вагона, которые он поначалу принял за норки древоточца, были слишком ровные и круглые для насекомого или естественного процесса гниения.

Это были сквозные пулевые отверстия.

Глава 90

11 января, 17.20

Внезапно Тома пробила дрожь, и дрожь эта была не от холода. Арчи тоже, судя по взгляду, брошенному на Тома, увидел запертую дверь, заметил пулевые отверстия и задавал себе тот же самый вопрос. Были ли вагоны пусты, когда в них стреляли, или кто-то намеренно задраил их накрепко, но отнюдь не для того лишь, чтобы они не открылись при движении или торможении?

Том ухватился за головку железного пальца, забитого в петлю щеколды, но тот с годами засел намертво и не поддавался. Том попытался раскачать его, дергая из стороны в сторону, и в конце концов преуспел: сначала он почувствовал едва заметный люфт, а затем железный штырь нехотя уступил и был извлечен с леденящим душу металлическим скрипом. Том отшвырнул железяку прочь, и она гулко звякнула о землю. Он снял щеколду с петли и откинул в сторону. Чтобы сдвинуть тяжеленную створку, понадобилось совместное усилие: Том тянул, а Арчи толкал от себя массивную железную ручку-скобу, пока наконец, отчаянно повизгивая и сопротивляясь, громадная дверь не сдвинулась на сантиметров тридцать, потом еще на столько же.

— Этого хватит, — сказал Том, тяжело дыша, — думаю, ты пролезешь.

— А по-моему, у тебя это лучше получится, — улыбнулся в ответ Арчи. — Давай я тебе помогу.

Он сплел пальцы рук в замок, и Том, поставив сверху ногу, протиснулся в щель. Присев на корточки, он потянулся за фонарем, но тут заметил, что это, пожалуй, лишнее. Свет снаружи легко проникал через пулевые отверстия, превращаясь в сотни тонких лучей, расположенных на разной высоте и под разным углом и скрещенных внутри вагона, словно шпаги иллюзиониста, воткнутые в стенки деревянного ящика.

— Там все нормально? — спросил Арчи.

— Вроде да.

Том пошарил лучом фонарика по потолку и стенам.

Ничего.

Он поднялся и сделал несколько шагов, но внезапно под ногой у него что-то хрустнуло. Он отступил назад и, посветив фонариком, с отвращением увидел кость. Человеческую кость.

— Арчи, а ну-ка давай сюда! — выкрикнул Том.

— Что там такое? — Арчи подтянулся, оперся локтями на пол и заглянул в вагон, болтая ногами в воздухе. Том втащил его внутрь.

— Гляди.

Том пошарил лучом фонаря по каменному полу. Человек тридцать, никак не меньше, лежали вповалку, кое-где один на другом, в нелепых, гротескных позах, как будто скошенные пулеметной очередью. От них остались одни скелеты; из-под полуистлевших головных уборов скалились черепа, а из оборванных рукавов и штанин торчали белые кости.

— Кто это были? — с ужасом выдохнул Арчи. — Военнопленные? Гражданские?

— Не думаю. — Том шагнул вперед, осторожно пробираясь сквозь чудовищную преграду, и поднял валявшуюся на полу фуражку. Он показал на кокарду — свастику, все крылья которой оканчивались наконечником стрелы. — Гляди. Это так называемый Стреловидный крест. Такие носили фашисты в Венгрии.

— То есть там, откуда, по свидетельству Лаша, вышел «золотой» поезд?

— Да, — кивнул Том. — И насколько я помню, он говорил, что поезд охраняли венгры. Выходит, это то, что от них осталось.

Они бегло осмотрели вагон, но, кроме уже виденного, больше ничего не нашли. Ничего, если не считать надписи, нацарапанной на стене в нескольких сантиметрах от пола. Йожеф Каль. Вероятно, подумал Том, он был единственным, кто уцелел во время бойни, но потом все равно умер от голода, вдыхая тлетворный запах, исходивший от разлагающихся тел его товарищей.

Эта находка заставила их обоих замолчать.

— Как, ты думаешь, все это происходило? — наконец заговорил Арчи.

Том пожал плечами.

— Как мы знаем, поезд скорее всего направлялся в Швейцарию. Когда мост близ Брикслега разбомбили, они повернули назад и намеревались укрыться в туннеле, в надежде что мост будет восстановлен. Там их обнаружили американцы. Где-то на пути между мостом и туннелем было принято решение отцепить два вагона и спрятать их здесь, прикомандировав к ним часть отряда сопровождения из числа венгров. Затем они разобрали подъездной путь, чтобы скрыть и замести следы. Когда вагоны были загнаны сюда, они разоружили охрану, заперли венгров в вагонах и расстреляли. После этого они заложили динамит и обрушили свод туннеля, чтобы эта тайна навсегда осталась тайной.

— Иначе говоря, то, что они так тщательно охраняли и прятали, должно находиться во втором вагоне? — предположил Арчи.

— Есть только один способ убедиться, так это или нет, — усмехнулся Том.

Но прежде чем они успели пошевелиться, дверь вагона начала закрываться. Арчи и Том метнулись к стремительно сужающейся щели, отчаянно пытаясь что-то предпринять.

Но они не успели. Дверь с грохотом закрылась, и они услышали, как предательски звякнул, падая обратно в петлю, тяжелый железный палец.

Глава 91

11 января, 17.20

— Ну и что ты предлагаешь? — Доминик вопросительно поглядела на Витюшу, которая с мрачной гримасой внимательно изучала вооруженных людей, проверявших друг у друга экипировку, а затем переключившихся на проверку готовности своего оружия.

— Надо бежать к нашим и предупредить.

— Но теперь мы наверняка не успеем, — возразила Доминик, — карты у нас нет, а где этот вход, мы понятия не имеем. А если б даже и имели, его еще надо отыскать, проникнуть внутрь, найти и предупредить Тома и Арчи. На все это уйдет масса времени.

Витюша промолчала, размышляя, каким образом можно предупредить друзей, сообщить им не только о том, что эти люди вот-вот проникнут в туннель, но и о том, что в заброшенной шахте может находиться нечто такое, чего они и предположить не могли. Ход ее мыслей внезапно прервала Доминик, резко дернувшая ее за рукав.

— Кто-то идет сюда, — прошептала она.

Один из рабочих отделился от основной группы и быстрым шагом направлялся в их сторону. Витюша втянула голову в плечи и присела, но поскрипывание снега говорило о том, что мужчина все ближе и ближе. Он шел прямиком к тому месту, где они прятались.

Прижавшись всем телом к откосу и упершись правой ногой в дерево, Витюша вытащила из-за спины автомат и осторожно сняла его с предохранителя.

Скрип снега становился все громче, и она приготовилась стрелять, с твердым намерением уничтожить любого, кто их обнаружит, прежде чем он успеет поднять тревогу.

Но тут шаги смолкли прямо над их головами. Боясь вздохнуть, она посмотрела вверх и увидела темный силуэт. Мужчина встал на самом краю, чуть расставив ноги, и казался грозным великаном, ясное вечернее небо обрамляло его лицо. Он нервно обернулся назад, а затем расстегнул ширинку.

Бледно-золотистая струйка мочи рассекла темноту и. изогнувшись над их головами изящной аркой, прочертила на белом снегу желтый зигзагообразный узор, с шипением растапливая снег журчащими желтыми ручейками.

Витюша поглядела на Доминик с задорной усмешкой, и та беззвучно хихикнула в ответ. И тут Витюшу осенило — она наконец придумала, как дать знать Тому и Арчи. Вот только действовать надо очень быстро.

Действовать надо немедленно.

Глава 92

11 января, 17.26

Том приник к стенке вагона и заглянул в одно из пулевых отверстий.

— Ренуик, — прошептал он, увидев человека, застывшего в центре зала с победной улыбкой на гордом лице. В стоявшем рядом с ним Том узнал Иоганна Гехта, а еще человек пять бандитского вида молодчиков наверняка были боевиками из «Хрустального клинка».

— Не может быть, — задохнулся Арчи, лихорадочно ища удобное для глаза отверстие, — а куда девались Юрий с Григорием? Им было поручено охранять туннель!

— Было, — мрачно кивнул Том, заметив у ног Ренуика окровавленные и безжизненные тела обоих русских парней.

— С того самого момента, как я узнал, что вы идете через лес, я ни на мгновение не сомневался, что вы не устоите перед соблазном поискать меня в шахте, — начал Ренуик, — поэтому мы просто дали вам немного побродить, а потом зашли вам в тыл. Весьма любезно с вашей стороны, что вы добровольно забрались в один из вагонов — ведь таким образом окружить вас стало намного проще.

— Прекрати, Гарри, — процедил Том сквозь стиснутые зубы, — злорадство тебе не к лицу.

— Но ведь ты позволишь мне насладиться моей маленькой победой, верно? — Том не ответил, но Ренуик, по всей видимости, ответа и не ждал. — Так или иначе, я должен воздать тебе хвалу, Томас, за то, что ты так быстро нашел это место. — Ренуик вскинул брови, и Том воспринял это как проявление вынужденного восхищения. — Иоганн, однако, почему-то обеспокоен и раздосадован твоей настырностью.

Стоя рядом с ним, Гехт держал палец на спусковом крючке своего короткоствольного пистолета-автомата и угрожающе поглядывал в сторону вагона, его нижняя челюсть мерно двигалась из стороны в сторону — он жевал резинку.

— О, мне очень жаль, если я его чем-то обидел, — проговорил Том с деланным сочувствием, а между тем он уже не глядел в отверстие, а внимательно оглядывал вагон в поисках возможного способа выбраться наружу.

— То, что ты выбрался из кладовой в музее, — это одно дело, — продолжал Ренуик, — то, что ты выбрался из музея, тоже в общем-то соответствует твоему почерку и уровню мастерства. Но расшифровка надписи на картине — это уже что-то новое. Это действительно впечатляет. Особенно с учетом того, что я предпринял все возможное, чтобы Тернбул не смог ничего разболтать.

— А когда ты добрался сюда? — спросил Том, пытаясь выиграть время, но между тем проверяя крепость стенок и пола.

— Вчера поздно вечером. Как видишь, часов двадцать ушло на то, чтобы пробиться через завал. Мы проникли внутрь всего за несколько минут до вашего появления. Да, кстати, если вы сейчас думаете, как бы вам выбраться оттуда, то зря теряете время, — проорал Ренуик, как будто читая мысли Тома, — эти вагоны на редкость прочные. Ведь это особым образом армированные грузовые вагоны, которые нацисты использовали при транспортировке только самых ценных грузов.

— Таких, например, как три десятка мертвых венгерских солдат? — выкрикнул Том в ответ, оставив тщетные поиски и со злостью пожимая плечами.

— Таких, например, как те, что в другом вагоне. Нет-нет, не волнуйся, Томас, ведь мы его еще не вскрывали. Но мы как раз собирались это сделать, когда нам сообщили, что вы на подходе. Считайте, что вам достались самые дорогие места на грандиозном представлении — впервые за пятьдесят с лишним лет вашему взору предстанет Янтарная комната!

Двое его подручных выступили вперед и атаковали ржавый висячий замок парой мощных болторезов. Мгновения спустя они услышали грохот отодвигаемой вагонной двери.

— Я ничего не вижу, — прошептал Арчи, — а ты?

— Не-а. — Том покачал головой. Его обзор был ограничен — сквозь пулевые отверстия он мог видеть лишь торцовую часть соседнего вагона, но никак не то место, куда отошли Ренуик и остальные. Спустя некоторое время, однако, в поле его зрения появились двое, сгибавшиеся под тяжестью громадного ящика, который они опустили, а вернее, с грохотом обрушили на землю.

— Поосторожней, болваны, — услышал Том окрик Ренуика.

Довольно скоро в центре зала лежали уже пять или шесть огромных ящиков.

— Интересно, а как ты собираешься их отсюда вытаскивать? — крикнул Том. — Ты вообще в курсе, кто это там пробивается через главный вход? Между прочим, копать им там осталось совсем немного.

— Всего лишь несколько футов, я полагаю. — Ренуик и Гехт снова появились в центре зала. — Ты со мной согласен, Иоганн? — Гехт кивнул. — А что касается того, кто они, я могу лишь предполагать и думаю, ты со мной согласишься, что это какие-то последние остатки ордена. Кто же еще мог найти это место без расшифровки кода на картине? Они роют там уже несколько дней кряду, но это понятно: завал представлял собой около ста пятидесяти футов сплошного камня. В том месте, где сюда проникли мы, копать оказалось гораздо проще.

— Они тщательно охраняли эту тайну пятьдесят лет. Неужели ты думаешь, они позволят тебе забрать сокровище и уйти?

— Не уверен, что в их распоряжении богатый выбор, — улыбнулся Ренуик. — Видишь ли, один из многочисленных талантов моего друга Иоганна — доскональное знание взрывного дела. Он заминировал оба туннеля. Один из его людей заменил того несчастного парня, которого ты оставил у входа, и он должен сообщить мне по рации, как только они проникнут внутрь. А как только это произойдет, мы подождем, когда они зайдут в туннель поглубже, а затем нажмем на красненькую кнопочку.

— Ты намерен уничтожить их всех! — воскликнул Том.

— Да, есть такая мысль, — кивнул Ренуик.

В это мгновение из большого туннеля послышался гул, а затем рокот двигателя какой-то могучей машины. Ренуик резко повернул голову в эту сторону, и улыбка на его лице исчезла.

— Они вошли, — закричал Гехт, — они вошли!

— Не может быть. — Ренуик, казалось, был потрясен. — Почему он не сообщил? — Он выхватил из кармана рацию. — Это Ренуик, отвечай, — рявкнул он, — ты где, черт тебя побери?! — В его голосе уже звучала безысходность. — Мы слышали мотор. Похоже, что они уже где-то внутри шахты. Отвечай же, черт бы тебя побрал!

Он резко повернулся к Гехту, выпучив на того глаза.

— Его там нет, убили. Давай взрывай!

— Но мы же не знаем, как глубоко они проникли в туннель.

— Наплевать. Одно из двух — или мы их прикончим, или перекроем им путь. И то и другое годится. Мы не можем позволить себе рисковать. Только не сейчас, когда мы так близки к нашей цели.

Кивнув, Гехт достал небольшую черную коробочку размером примерно с сигаретную пачку, с четырьмя маленькими красными кнопочками. Он закусил зубами кончик серебристой антенны и вытянул ее, откинув голову назад. Потом повернулся лицом к туннелю, откуда доносился все усиливающийся шум, а вскоре показались две желтые, похожие на змеиные глаза точки. Глаза эти, сначала крохотные, едва различимые, с каждой секундой росли и становились все ярче.

— Давай же, Иоганн, — поторопил его Ренуик, но на этот раз безнадежность в его голосе была полной. — Давай, ну!

Гехт нажал на красную кнопку.

Взрыва не последовало.

— Что, черт возьми, происходит? — визжал, брызгая слюной, обезумевший Ренуик. — Давай, ну, иначе будет поздно!

— Извини, Кассиус, — вдруг проговорил Гехт, и вместо пульта взрывного устройства в его правой руке появился револьвер, нацеленный прямо Ренуику в грудь, — поздно. Для тебя поздно.

— Во черт, а это что за дела? — прошептал Арчи.

— Ренуика свергли, — тихо сказал Том, его глаза блестели, — ему конец.

Глава 93

11 января, 17.46

Бульдозер взревел и остановился у входа в зал, заставив всех, кроме Тома и Арчи, которые видели его из вагона, прикрыть ладонями лица, чтобы уберечь глаза от слепящего света фар. Внезапно водитель выключил фары и заглушил мотор.

В то же мгновение десять вооруженных до зубов людей — все, к удивлению Тома, в белых костюмах противохимической защиты — появились из-за бульдозера, будто пехота, идущая вслед за танком. Они напоминали роботов — все были в одинаковой одежде и в масках и, казалось, исполняли какую-то тщательно отрепетированную хореографическую композицию, рассредоточившись по залу и приняв одинаковые, ничего хорошего не предвещавшие позы.

Лишь двое из них сразу направились к Ренуику и обыскали его. Между тем Гехт кивнул в сторону вагона, в котором находились Арчи и Том, и еще двое приблизились и откинули в сторону тяжелую створку. Дулами автоматов они приказали им спрыгнуть на землю, а затем, обыскав их, тычками заставили встать рядом с Ренуиком. Ренуик не проронил ни звука, он не отрываясь смотрел на Гехта, и его глаза горели безумной яростью.

Какой-то человек вышел на середину зала, но не с автоматом, а с небольшим плоским чемоданчиком и положил его на землю. Раскрыв его, он извлек оттуда нечто похожее на большой журналистский микрофон, который он поднял над головой, а взор обратил на экран маленького компьютера, находившегося в чемоданчике.

— Чисто, — сказал он спустя минуту-другую. Со вздохом облегчения люди откинули назад свои капюшоны и поснимали маски и респираторы.

Но один человек не снял ни капюшона, ни маски. Безоружный, он медленно вошел в огромный зал, подошел к Гехту и остановился. Внезапно они заключили друг друга в объятия, дружески похлопывая один другого по спине. Том с трудом уловил сказанное вошедшим сквозь маску и респиратор и ответ Гехта.

— Браво, полковник.

— Благодарю вас, сэр.

Затем оба они отступили назад и пожали друг другу руки.

— Да что здесь, черт побери, происходит? — взорвался Арчи. — Вы кто такие, мать вашу?!

Человек в маске повернулся к нему и, откинув капюшон, снял маску.

Том заговорил первым, его удивлению не было предела.

— Фельц?

— Кто-кто? — впервые подал голос Ренуик, переводя взгляд с Гехта на могучую фигуру Фельца.

— Он возглавляет частный банк в Цюрихе, где Вайссман и Ламмерс прятали карту, — пояснил Том.

Фельц проигнорировал слова Тома и подошел к Ренуику.

— Я счастлив наконец-то встретиться с вами, герр Ренуик, или вы предпочитаете имя Кассиус? Полковник Гехт чрезвычайно высоко отзывался о ваших усилиях, предпринятых за последние месяцы.

— Это что, шутка? — процедил Ренуик сквозь стиснутые зубы.

Том не мог удержаться от ехидной усмешки. Несмотря на их отчаянное положение, на то, что они оказались в окружении вооруженных людей в заброшенной шахте глубоко под землей, ему было приятно наблюдать, как Ренуик сам стал жертвой вероломного предательства, что на протяжении долгих лет было фирменным блюдом, которым он мастерски потчевал других.

Но вместе с тем Том испытывал и иные, отнюдь не радостные чувства. Пару минут назад они с Ренуиком были противниками и находились по разные стороны баррикад, а теперь, как это ни чудовищно, их судьбы пришли к общему знаменателю. Теперь они оба — пленники Фельца и его подручных, а значит, их интересы совпадают. Сознавать это было крайне неприятно.

— Нет, это не шутка, Кассиус, — твердо сказал Фельц.

— Тогда кто вы, черт возьми, такой?

— Вы не узнаете мой голос? — удивился Фельц.

Последовала пауза; глаза Ренуика сузились.

— Дмитрий?

— Я же сказал, мне очень приятно — наконец-то — с вами встретиться.

— Но что это за цирк? — воскликнул Ренуик. — Мы же договорились: без фокусов.

— Мы много о чем договорились, — произнес Фельц, махнув рукой, — но это было давно, когда у вас, как вы полагали, были козыри для торга. С тех пор вы, я думаю, согласитесь, ситуация несколько изменилась.

— А почему на вас эти противохимические костюмы? — прервал их беседу Том. — Что именно вы предполагали здесь обнаружить?

— Ну наконец-то разумный вопрос, — воскликнул Фельц, хлопая в ладоши, — и ты сам сейчас поможешь мне на него ответить. Открой-ка этот ящик. — И он указал на один из ящиков, которые люди Гехта выгрузили из вагона.

— Что вы сказали? — спросил Том, усомнившись, что расслышал правильно.

— Ты слышал, — настаивал Фельц, выхватив у одного из своих людей ломик и перебросив его Тому. — Открывай, или я тебя пристрелю.

Том подошел к ящику, на который указывал Фельц. Как и на остальных, на нем были выжжены какие-то цифры-буквы и свастика. Он сунул ломик под крышку и надавил вниз. Крышка отошла на несколько дюймов; гвозди взвизгнули и заскрипели. Том повторил процедуру с противоположной стороны, и крыша отскочила и шлепнулась на пол.

Ящик доверху оказался набит соломой, которую Том доставал большими охапками, пока наконец не показалось что-то темное. Он сунул руку поглубже. На ощупь что-то мягкое и шелковистое. Он потянул это вверх.

— Меховая шуба? — удивленно воскликнул Арчи, когда Том вытащил предмет из ящика и держал в вытянутых руках. — И только-то?

Он подскочил к Тому и заглянул в ящик, а потом вытащил оттуда еще одну шубу, потом другую и перекинул обе через плеча.

— Да не может этого быть, — сказал он, когда добрался до дна ящика и выпрямился, тупо уставившись на небольшую груду из черного, бурого и золотистого меха, которую навалил на полу, — это наверняка ошибка.

Ренуик тоже воззрился на эту кучу в полном недоумении, тараща глаза.

— Открывай другой, — весело проговорил Фельц, — да любой, любой. Разницы нет.

Арчи выхватил у Тома ломик и открыл еще один ящик.

— Будильники, — сказал он, продемонстрировав всем допотопный будильник, а затем швырнув его обратно в ящик.

Арчи открыл еще один ящик.

— Пишущие машинки.

Потом другой.

— Шелковое дамское белье. — Он с омерзением помахал лифчиком и панталонами, а потом швырнул их в Фельца, но промахнулся.

— Что ж, Фельц, вы нашли, что искали, — медленно выговорил Том.

— Наверняка Лаш сообщил вам, что эти предметы тоже были погружены в вагоны, — пожал плечами Фельц, — я не понимаю, чему вы так удивляетесь.

— Не валяй дурака. Говори, где она?

— Кто «она»? — переспросил Фельц, изобразив притворное замешательство.

— Да ты отлично знаешь кто, — взорвался Ренуик. — Янтарная комната! Какого еще дьявола, по-твоему, мы все тут делаем?!

Фельц засмеялся:

— Ах да, Янтарная комната. Надо же, ну до чего живуч этот миф!

— Какой еще миф? — возмутился Ренуик.

— Не бери в голову. Тысячи людей до тебя клюнули на эту удочку, и я не сомневаюсь, их будет не меньше и в будущем.

— Вы хотите сказать, что ее не существует? — спросил Том.

— Она погибла во время войны.

— Чепуха, — сказал Ренуик.

— Неужели? — хмыкнул Фельц.

— Сначала ее вывезли в замок Кенигсберг. Это всем известно. А потом она исчезла. Ее спрятали.

— Никуда она не исчезала, и никто ее не прятал. Если хочешь знать, она сгорела — ее сожгли. Ее сожгли те самые русские солдаты, которых послали, чтобы ее найти. В апреле сорок пятого они ворвались в крепость Кенигсберг и в спешке и неразберихе спалили Рыцарский зал. Они не знали, что именно там находятся ящики с фрагментами Янтарной комнаты, которые немцы намеревались перевезти в безопасное место. Когда русские это поняли, было уже поздно.

— Если бы это было правдой, об этом давным-давно было бы известно всем, — с презрением отозвался Ренуик.

— Ну да? Неужели ты думаешь, что русские так запросто и признали бы, что их люди уничтожили один из самых ценных трофеев? Я сомневаюсь. Им куда проще было свалить собственную оплошность на нацистов, обвинив их в том, что они лишили человечество одного из величайших мировых сокровищ. Можешь не верить, но я собственными глазами видел советские документы, подтверждающие этот факт, — в Центральном государственном архиве литературы и искусства в Москве. Они убедительно доказывают, что русским не только было известно о том, что Янтарная комната погибла, но и то, что они использовали этот фальшивый козырь на переговорах о возвращении ценнейших произведений искусства, вывезенных нацистами в Германию.

Том следил за выражением лица Фельца и мог заключить, что по крайней мере в данном случае он говорит правду. Или как минимум убежден в том, что говорит правду.

— Ну а зачем же тогда вы здесь? — медленно проговорил Том.

— Вот за этим, — сказал Фельц, показывая на второй вагон. — Действуйте, полковник.

Гехт выхватил у Арчи ломик и подошел к вагону. Он воткнул плоский конец между двумя широкими деревянными досками и резко надавил. Доски разлетелись с громким треском. Затем Гехт выломал еще одну доску, потом другую, третью, пока в стенке вагона не образовалась большая дыра. Но за стенкой вопреки ожиданиям Тома было не пустое пространство, а что-то похожее на лист матово-серого металла: казалось, что вагон был обит металлом изнутри.

— Это свинец? — медленно проговорил Том.

— Он самый, — кивнул Фельц, — всего лишь защитный слой, чтобы снизить опасность заражения.

— Какого рода заражения? — спросил Том, уже догадавшись и страшась ответа.

— У-235, — медленно проговорил Фельц, — четыре тонны.

— У-чего? — недоуменно протянул Арчи, повернувшись к Тому.

— Урана-235, — пояснил Том дрогнувшим голосом, — это изотоп урана, основной компонент для создания атомной бомбы.

Глава 94

11 января, 18.06

— Атомная бомба? Вы что, собираетесь создать атомную бомбу?

Том не мог понять, испугался Ренуик или втайне обрадовался.

— Период полураспада урана-235 — семьсот миллионов лет. Крохотного осколка в сочетании с обычной взрывчаткой, взорванного в городском массиве, достаточно, чтобы вызвать мощные радиоактивные осадки и спровоцировать всеобщую панику и экономический коллапс невиданных дотоле масштабов. Уже не говоря о том, что по меньшей мере дюжина стран и не одна террористическая группировка заплатят мне любые деньги за доступ к этим материалам. Так или иначе, в самом скором времени у нас будет все необходимое, чтобы одержать победу в нашей войне.

— Но откуда взялся этот уран? — спросил Том. — И как он попал сюда?

— Тебе известно, что означают эти надписи на вагонах? — Фельц указал на полустершиеся буквы и цифры на стенках второго вагона.

— Это какой-то номер, как я понимаю?

— Вот именно. И этот номер означает, что вагон прибыл из Берлина. Точнее, из Физического института кайзера Вильгельма в Далеме. А это был центр нацистской программы по созданию атомной бомбы.

— Чушь собачья, — пренебрежительно бросил Ренуик, — у нацистов никогда не было ядерной программы.

— Эти программы были у всех, — возразил Фельц. — У русских она называлась операция «Бородино», у американцев — Манхэттенский проект. И Гитлер тоже включился в гонку. В 1940 году германские войска захватили в Норвегии единственное в мире предприятие по производству «тяжелой воды», или дейтерия, и резко увеличили производство обогащенного урана для обеспечения сырьем германской программы исследований в области термоядерного синтеза. И хотя после войны распространялись легенды о том, что германские ученые, дескать, умышленно саботировали усилия Гитлера по созданию атомной бомбы, на самом деле они старались изо всех сил. Старались, но не успели — опоздали.

— Но все же как далеко они продвинулись? — спросил Том.

— Достаточно далеко, чтобы накопить значительное количество расщепляемых материалов. Материалов, которые был твердо намерен заполучить Сталин до того, как они попадут в руки американцев. Поэтому он и приказал одновременно маршалам Жукову и Коневу взять Берлин. Чтобы иметь гарантию, что первой в Берлине будет Красная Армия. Говорят, что это обошлось русским в дополнительные семьдесят тысяч трупов. А как только они вошли в Берлин, в ядерный институт были немедленно направлены спецгруппы НКВД. В апреле 45-го они обнаружили три тонны окиси урана, четверть тонны металлического урана и двадцать литров дейтерия. Этого было достаточно, чтобы начать операцию «Бородино», то есть дать Сталину возможность начать работу над первой советской атомной бомбой.

— То есть вы хотите сказать, что русские нашли не весь уран?

— Они нашли все, что хранилось в Институте канцлера Вильгельма. Но Гиммлер предусмотрительно вывез несколько тонн урана, приказав поместить его в небольшие свинцовые контейнеры, которые были вмонтированы в стенки специально сконструированного вагона. Тайный орден курировал отправку, и в декабре 44-го они встретили «золотой» поезд в Будапеште и прицепили к нему два своих вагона. И несмотря на то что поезд самым тщательным образом охранялся, они очень скоро поняли, что до Швейцарии им не добраться. Поэтому они отцепили эти два вагона и загнали их сюда, чтобы вернуться за ними при первой же возможности.

— А орден «Мертвая голова» по-прежнему живет и действует, так? — спросил Том. — Но только на этот раз у него в руках есть оружие, которое способно уничтожить любого, кто не разделяет вашего безумства.

— Орден прекратил свое существование в тот самый миг, когда пуля угодила в голову последнего из тех, кто восседал за столом в подвале замка Вевельсбург, — ответил Фельц. — Мы — ни я, ни мои люди — не имеем с ним абсолютно ничего общего.

— Тогда откуда вам все это известно? Как вам удалось отыскать это место, не расшифровывая надписи на картине? Вы прибыли сюда еще до того, как она оказалась в наших руках. Такие сведения могли быть известны только ордену.

Прежде чем ответить, Фельц сделал паузу. Затем, задумчиво кивнув, он полез в боковой карман и достал большой черный бумажник. Из него он извлек истрепанную черно-белую фотографию и передал ее Тому. Это была та самая фотография, которую они нашли в доме Вайссмана.

— Вайссман и Ламмерс, — произнес Том, поднимая взгляд. Ренуик протянул руку, взял фотографию и долго ее рассматривал.

— А третий? — спросил Фельц. — Ты узнаешь его?

Том снова посмотрел на фотографию, затем устремил на Фельца долгий, испытующий взгляд. Очевидное родственное сходство — высокий лоб, прямой, идеальной формы нос и маленькие круглые глазки — запомнилось Тому по галерее портретов в офисе «Фельц и Кº» в Цюрихе.

— Твой отец? — спросил Том наугад.

— Дядя. А двух других звали Беккер и Альбрехт. Вайссман и Ламмерс — псевдонимы, под которыми они скрылись после войны.

— Выходит, вы узнали обо всем этом от дяди? — спросил Арчи.

— Частично от него, а частично… мне помогли в этом вы. Мой дядя и двое его товарищей были отобраны благодаря своим научным знаниям и приняты в орден в качестве адъютантов.

Том кивнул, вспомнив, что Вайссман был дипломированным химиком, а Ламмерс — профессором физики.

— Три адъютанта на двенадцать рыцарей, — медленно проговорил Том, — точно так же, как у «Черного солнца», — три круга и двенадцать рун. — Он кивнул в сторону огромного штандарта, безмолвно свисавшего с потолка.

— Вот именно. — Фельц улыбнулся, приветствуя проницательность Тома. — То же самое — три медали и три картины. Мой дядя сопровождал членов ордена во время неудавшегося бегства через всю Европу, а Ламмерс и Вайссман готовили крипту в замке Вевельсбург. Затем, как им было приказано, все трое пробрались в Берлин, где скрывали то, что знали, даже друг от друга. В конце концов перед самой развязкой все трое получили одно последнее распоряжение.

— А именно? — спросил Ренуик, на его шее заметно пульсировала жила.

— Обеспечить безопасность картины. Картины, которая висела в кабинете Гиммлера и на которой была зашифрованная надпись, раскрывавшая местонахождение «золотого» поезда. Расшифровать эту надпись можно было лишь с помощью машины «Энигма», настроенной соответствующим образом.

— И в результате картина оказалась у русских, — высказал догадку Том.

— Русские вошли в Берлин гораздо раньше, чем предполагали многие. В этой неразберихе все трое были разлучены и едва не погибли. Вайссману и Ламмерсу была известна судьба картины — тот факт, что она попала в руки русских, а также установочные параметры для «Энигмы», но они не знали, где находится «золотой» поезд, — это было известно лишь моему дяде. Они полагали, что дядя убит. Поэтому они решили оставить кое-какие «зарубки» — как добраться до картины и как расшифровать надпись на ней — «для истинных арийцев, людей неколебимой веры, которые воспользуются сокровищами „золотого“ поезда, чтобы основать тысячелетний рейх».

Том кивнул. Банковская ячейка, железнодорожная карта, дырки на картине, витражное окно и медали с гравировкой. Все было тщательно продумано и предназначалось для того, чтобы посвященные могли найти это место.

Арчи устало вздохнул:

— Но если ты все это знал, то почему явился сюда только сейчас, почему не раньше?

— Да потому что я тоже не знал, где находится поезд.

— Но ты вроде бы сказал, что твой дядя помог спрятать его здесь. Наверняка он тебе шепнул.

Фельц невесело засмеялся:

— В отличие от двух своих приятелей к концу войны мой дядя чувствовал отвращение ко всему, что он увидел и совершил. Он понимал, какое смертоносное оружие спрятано в этих горах, и был твердо намерен помешать тому, чтобы кто-либо когда-либо получил возможность воспользоваться им в своих целях. Вот почему он создал совет из двенадцати человек. Но в отличие от ордена главной задачей этого органа было защитить жизнь, а не уничтожить ее. Достичь этого можно было, сохраняя тайну местонахождения поезда любой ценой. Когда дядя умер, меня попросили занять его место в совете.

— А разве они не посвятили тебя в эту тайну?

— Мой дядя поступил очень мудро — он добился принятия решения о том, что лишь один человек — председатель совета — будет посвящен в эту тайну. Только в случае, если «золотой» поезд оказывается под непосредственной угрозой обнаружения, этот секрет может быть раскрыт.

— Значит, ты использовал меня, чтобы они подумали, что их драгоценный маленький секрет в опасности, так, что ли? — процедил сквозь стиснутые зубы Ренуик.

— Нам уже было известно, что ты проведал о существовании поезда. Я предложил назначить за твою голову награду посредством объявлений в «Гералд трибюн». Совет, разумеется, согласился.

— И последовал налет в Мюнхене? — спросил Ренуик. — Вы подожгли мой номер в отеле.

— Это не было покушением. Да, мои люди находились в вестибюле отеля. Однако реальная опасность тебе не угрожала. Мы всего лишь хотели дать тебе понять, что ты близок к разгадке, а также продемонстрировать совету, что его методы не срабатывают. А главное, что нужно сменить председателя. Я понимал, что или совет будет умолять меня возглавить его и избавить их от неминуемой угрозы, или ты сам укажешь мне, где находится поезд. В любом случае я не мог проиграть. В итоге вышло так, что совет капитулировал первым.

— Так вот почему ты решил вовлечь в это дело и меня? — спросил Том. — Чтобы они всерьез забеспокоились?

— Тебя я не вовлекал, — возразил Фельц, пожимая плечами, — это была идея Кассиуса. Тернбул работал на него. — Том покосился на Ренуика, но тот буравил разъяренным взглядом Фельца. — Меня вдохновила стратегия Сталина, который заставил Жукова и Конева вступить в соревнование друг с другом, вот я и решил: пускай вы оба включитесь в эту гонку. Ирония, однако, заключалась в том, что главный ключ все это время находился в моем сейфе. Между прочим, до тех пор, пока вы не появились на авансцене, я понятия не имел, кому принадлежит банковская ячейка. Если бы я знал, всего этого можно было бы избежать.

— Но ведь ты знал, что Вайссман и Ламмерс оставили карту.

— Несколько лет назад совету удалось выйти на след Ламмерса и заставить его говорить, К сожалению, его сердце не выдержало прежде, чем он раскрыл местонахождение крипты или тот факт, что картина оказалась в Эрмитаже. Единственное, что мы знали о Беккере, — это то, что он проживает где-то в Великобритании. Но под каким именем — мы не знали.

— А зачем вам надо было раскапывать главный вход, когда вы могли проникнуть сюда через тот, которым воспользовались мы, и в два раза быстрее? — спросил Арчи.

— Кроме того, что грузовики — на тот случай, если придется вывозить отсюда что-то крупногабаритное, — могли подъехать сюда только через главный туннель? Это просто. Три дня назад, когда мы прибыли сюда, я еще не знал о существовании другого входа. Мой дядя сообщил о наличии только одного входа — главного, через который с его помощью пригнали сюда вагоны. О существовании второго входа, которым воспользовались вы, свидетельствовала лишь надпись на картине, вероятно, орден считал, что таким образом сюда будет легче добраться. Когда Иоганн появился здесь — одновременно с вами — и сообщил мне о вашей находке, я решил на время оставить вас в покое. Это был способ отвлечь ваше внимание и сделать так, чтобы вы нам не мешали.

— Совет никогда и ни за что не простит тебе этого, — твердо проговорил Том, — как только они узнают, на что ты решился, они сделают все, что в их силах, чтобы остановить тебя.

— Какой совет? Вот этот, что ли? — Фельц сунул руку в карман и вытащил пригоршню золотых колец, а затем презрительно швырнул их на пол. Это были совершенно одинаковые кольца с гравировкой: решетка о двенадцати клетках, и в одной из них — бриллиант. — Досадно, черт возьми. Хотел бы я видеть их лица, когда б они узнали, что я принес человечеству новый мировой порядок, который не оставит камня на камне от того, с чем они боролись на протяжении последних шестидесяти лет. Час «Хрустального клинка» настал!

Глава 95

11 января, 19.02

Гехт отвел их под дулом автомата в малый туннель, наскоро связал им руки пластиковыми лентами и повалил на землю. Ренуик пытался сопротивляться, но получил прикладом в живот и плашмя по плечу и рухнул как подкошенный. Земля была холодной, и Том ощущал с каждым ударом сердца тупую боль в раненом плече.

— Я не прощу тебе предательства, Гехт, — процедил Ренуик сквозь стиснутые зубы, — ты мне за все заплатишь.

— Сомневаюсь, Кассиус, — хмыкнул Гехт, — в следующий раз, когда я нажму на кнопку, она сработает, — он издевательски повертел пультом ДУ перед носом Ренуика, — и когда это произойдет, ты со своими дружками окажешься в эпицентре.

Он ударил Ренуика кулаком в висок и массивным перстнем рассек кожу у того над ухом. Из раны хлынула кровь.

— Ну, как оно тебе, Ренуик? — усмехнулся Арчи, когда Гехт удалился в туннель, отрядив двух охранников сторожить их. Как только Гехт скрылся из виду, охранники закурили и углубились в беседу. — Три «пе»: перехитрили, предали, посадили.

— Чем злорадствовать, Коннолли, ты б лучше подумал, как нам выбраться отсюда, — огрызнулся Ренуик, кровь сочилась из раны над ухом и капала ему на плечо.

— Нам, говоришь? — рассмеялся Арчи. — Если я что и придумаю, будь уверен, что ты этим не воспользуешься.

Воцарилось молчание. В узком туннеле отдавались эхом стук молотка, повизгивание дрелей и пил — в зале орудовали люди Фельца. Том догадался, что они скорее всего демонтируют вагон, готовясь перевезти смертоносный груз… но куда? Да куда им заблагорассудится. И это было самое страшное. Еще немного, и этого Фельца уже не остановить. Похоже, Арчи прочитал его мысли.

— А он в самом деле может изготовить из этого, как там ее, атомную бомбу?

— Сомневаюсь. — Том покачал головой. — Это невозможно без уймы дополнительного оборудования и ноу-хау. Да это ему и не нужно. Если он выставит этот уран на торги, вырученных средств вполне хватит на финансирование небольшой армии. Кроме того, всегда есть опасность, что речь пойдет о так называемой грязной бомбе — ведь он об этом сам проговорился. Ты представляешь, что будет, если такая штука рванет где-нибудь, например, в Берлине, Лондоне или Нью-Йорке.

— Вот тебе и Янтарная комната, — уныло заметил Арчи.

— Не могу поверить, что на протяжении стольких лет люди искали то, что давно сгинуло, — согласился Том.

— А твой отец верил, что существует, — вмешался Ренуик. — По-твоему, и он тоже ошибался?

— Не смей говорить об отце, — оборвал его Том.

— Не забывай, что он обратился ко мне, а отнюдь не к тебе, когда получил сведения о связи Янтарной комнаты с нацистским «золотым» поездом. — Ренуик едва заметно усмехнулся. — Я давным-давно забыл об этом, но несколько лет назад случайно наткнулся на венском аукционе на подлинник Биляка. Я подумал, что если уж одна картина выжила, несмотря на всю конспирацию Гиммлера, это может означать, что где-то сохранились и другие две, а значит, и шанс отыскать это место.

— Но найти эти две картины тебе не удалось, верно?

— Нет, я их нашел, и вполне своевременно. И не только нашел, но и заполучил в руки. Оставалось найти последнюю, и вот с ней у меня и возникли проблемы. Тогда-то я и решил опереться на вашу помощь. Подумал, что свежая пара глаз пригодится, и не ошибся.

— Но серьезных дивидендов это тебе не принесло, не так ли? — ехидно заметил Арчи. — Может, ты не замечаешь, так я тебе напомню: ты вот-вот будешь похоронен под высокой горой.

— Сейчас меня интересует только одно, — Том внимательно посмотрел на Ревика, — там, в Санкт-Петербурге, в Екатерининском дворце, ты сказал одну вещь. Ты сказал, что мой отец с самого начала знал, кто ты такой. Что он сотрудничал с тобой. Это правда?

Ренуик выдержал взгляд Тома, но в тот самый момент, когда, казалось, он собирался что-то сказать, из туннеля снова возник Гехт. Завидев его, охранники отшвырнули сигареты и встали навытяжку, а один из них несильно ткнул Арчи под ребра, чтобы продемонстрировать Гехту свое усердие. Гехт одобрительно хмыкнул.

— Принеси мне чего-нибудь выпить, — приказал он одному из охранников, — да, и если увидишь Дмитрия, скажи ему, что для взрыва все готово.

Охранник кивнул и послушно засеменил в сторону зала, едва не столкнувшись с идущим навстречу ему человеком в шлеме и куртке со светоотражающими полосами.

— Какого черта ты здесь шляешься? — прорычал Гехт, когда человек приблизился. — Ты должен быть в зале и вместе со всеми разгружать вагоны.

Человек пожал плечами и, заметив, что у него развязался шнурок на ботинке, нагнулся, чтобы завязать его. Нагнувшись, он исподлобья взглянул належавшего на земле Тома и подмигнул ему.

Это была Витюша.

Глава 96

11 января, 19.02

Том покосился на Арчи, и тот согласно кивнул; он тоже заметил, кто это был.

— Ты что, оглох? — накинулся Гехт на все еще сидевшую на корточках Витюшу. — А ну иди работай!

— Ах ты, сволочь! — вдруг завопил Том, наваливаясь на Арчи и ударяя его коленом в живот. — Это ты во всем виноват. Из-за тебя нас обоих убьют!

Арчи отчаянно дергался, стараясь выбраться из-под Тома; он выгибал спину, словно борец, пытающийся разорвать захват.

— Если кто виноват, так это ты, — кричал он, — я уговаривал тебя остановиться!

Гехт повернулся к ним, на его лице застыло полнейшее безразличие.

— Очень скоро у вас будет полно времени для возни.

Он сделал шаг вперед и положил руку Тому на плечо, чтобы оторвать его от Арчи. Том резко повернулся и впился зубами в мясистый треугольник между большим и указательным пальцами. Гехт взвыл от боли.

Витюша между тем зашла за спину охраннику, который внимательно следил за возней. Тщательно прицелившись, она изо всех сил ударила его по затылку. Он крякнул и рухнул на землю.

Услышав это, Гехт резко развернулся, прижав окровавленную руку к груди, а другой пытаясь выхватить пистолет. Лежа на земле прямо перед ним, Арчи выбросил вперед ногу и попал ему по руке. Гехт выронил пистолет, и он со звоном отлетел в сторону. Рыча, словно подстреленный зверь, Гехт бросился на Витюшу и, преодолев разделявшее их расстояние за долю секунды, обрушил ей на голову мастерски выверенный по силе и точности удар.

Поверженная Витюша сумела все же нанести ответный удар — она лягнула его в пах, и он, взвыв от боли, тяжело опустился на пол, но тут же заметил невдалеке свой тускло поблескивавший на полу пистолет и попытался подползти к нему на четвереньках.

Заметив это, Том с огромным трудом поднялся на ноги, цепляясь чуть ли не зубами за стену, и, изловчившись, прыгнул Гехту на спину, опершись на раненую руку, от чего из глаз у него посыпались искры. Усилия Тома были напрасны: Гехт легко сбросил его на землю и продолжал ползти к своему пистолету. Но время было выиграно: Витюша успела вскочить на ноги и в последний момент выхватила пистолет прямо из-под руки Гехта.

Она шагнула к Гехту, чьи глаза по-прежнему пылали ненавистью, и наставила на него его же пистолет, дуло которого оказалось в нескольких сантиметрах от носа хозяина. Затем молниеносным движением сверху вниз она ударила Гехта рукояткой по темени. Он уткнулся лицом в земляной пол.

— Боже, как я рад тебя видеть, — проговорил Том, пытаясь отдышаться.

— А ведь мы просили вас не соваться в шахту. — Улыбнувшись, она вытащила из ножен на щиколотке нож и разрезала путы, освободив его руки.

— А где ты раздобыла этот прикид? — спросил Арчи, когда она присела рядом с ним и одним ударом разрезала импровизированные наручники.

— Один из подручных Фельца решил отлить, но оказался слишком близко от меня, а это рискованно. — Она снова улыбнулась. — Слава Богу, размер подошел.

— А как вы узнали, что мы здесь? — спросил Том.

— Я-то нет, а вот Доминик догадалась, что вы должны быть здесь. Сказала, что вы оба не устоите перед соблазном. Вам, можно сказать, повезло, что она так хорошо изучила вас обоих.

— А где она? — Том поглядел вокруг с тревогой и надеждой, как будто ожидал, что она прямо сейчас и выскочит из темноты. — Ведь с ней все в порядке, так?

— Она пошла назад, к дому того старика, — позвонить в ФБР по номеру, который ты ей дал. Сказала, что вроде бы видела там подведенный к дому телефонный провод. Ладно, давай выбираться отсюда.

— Погодите, — твердо сказал Том, останавливая Витюшу и Арчи, — мы не можем так это оставить. Стоит только Фельцу выбраться отсюда вместе с захваченным ураном, мы о нем не услышим до того момента, когда будет слишком поздно.

— Ты прав, — кивнул Арчи, — но ведь нас только трое, а их там больше двадцати. Что ты думаешь предпринять?

Наступила пауза, во время которой Том лихорадочно обдумывал варианты. В конце концов, взглянув на распростертое на земле мощное тело Гехта, он воскликнул:

— Детонатор! Мы можем взорвать заложенные им заряды и обрушить шахту, чтобы задержать их до приезда полиции. Обыщите его. Пульт должен быть при нем.

Арчи перевернул Гехта на спину и обыскал его, найдя в одном кармане пульт, а в другом сложенный листок бумаги. Он разгладил листок на полу и осветил фонариком.

— Это схема закладки зарядов. Пронумерованы от одного до четырех. Похоже, по паре в каждом туннеле, один у входа и один на подходе к залу.

— Это значит, что, если мы взорвем заряды второй и третий, мы закупорим зал с обеих сторон, так надо понимать?

— Я не эксперт-взрывотехник, — пожал плечами Арчи, — но полагаю, что именно так.

— Что ж, этого мне вполне достаточно, — кивнул Том, — тогда давайте выбираться отсюда, а потом взорвем. Мы не должны позволить Фельцу разгрузить вагон.

— Между прочим, в туннеле в момент взрыва могут оказаться люди, — заметил Арчи, — и они наверняка погибнут.

— Я понимаю. — Том сжал губы. — Но если мы сейчас не остановим Фельца, погибнут миллионы.

Они намеревались было уйти, но Ренуик, который до сих пор взирал на происходящее молча, взмолился:

— Томас, мальчик мой дорогой, ты ведь не бросишь меня, верно?

— Не брошу? — сухо переспросил Том. — Еще как брошу.

— Они убьют меня, ты же знаешь.

— Отлично. Освободят меня от лишних хлопот, — вставил Арчи.

Ренуик не обратил на него внимания, заискивающе заглядывая Тому в глаза.

— Если ты не поможешь мне, это будет как если бы ты сам нажал на курок. Не делай этого, Томас. Вспомни то время, когда мы были друзьями. Вспомни все то хорошее, что между нами было.

— Не слушай его, Том, — предупредил его Арчи, — он пытается воздействовать на твою подкорку. Пускай сгниет тут, гад.

— Ответь на мой вопрос. — Том подошел к Ренуику, прислонившемуся спиной к стене. — Знал мой отец, кто ты такой? Работал он на тебя?

— Отпусти меня, и я скажу.

Том покачал головой:

— Нет. Никаких сделок больше не будет. Это конец. — Он сунул руку в карман Ренуика и вытащил золотые карманные часы «Патек Филипп», которые продемонстрировал ему Ренуик несколько дней назад. — Я возьму это, — сказал он, мельком взглянул на часы и опустил их в карман куртки, — тебе они больше не понадобятся.

Глава 97

11 января, 19.02

Они бегом бросились в туннель и бежали, пока наконец сначала черный прямоугольник, а затем и фосфоресцирующий отсвет снега в бледном лунном свете не подсказали им, что они уже где-то близко к выходу. Пару секунд спустя они выбежали на свежий воздух и на мгновение почувствовали головокружение и дурноту.

— Ну что, готовы? — спросил Том, прячась за широким стволом дерева и сжимая в правой руке детонатор.

Они кивнули, но почему-то невесело. Он нажал кнопку включения и вытянул антенну — рядом с каждой из четырех пронумерованных кнопок загорелись красные огоньки.

— Номер два и три, — напомнил ему Арчи, — это запечатает зал с обеих сторон. Номер два и номер три.

— Понял.

Том нажал кнопку номер два. Издалека до них донесся глухой удар, и они почувствовали, как содрогнулась земля, а сверху, с еловых верхушек, разом осыпались наземь снежные шапки. Из туннеля вырвался сильный порыв ветра и спутал Витюшины смоляные пряди.

— Теперь номер три, — тихо шепнула она.

Том нажал кнопку номер три. На этот раз грохот был намного сильнее, он был похож на могучий горловой рык и становился все страшнее и громче, пока наконец из жерла туннеля не вырвалось облако дыма и пыли, окутавшее все вокруг. Постепенно дым рассеялся, и они сделали несколько шагов в сторону входа; в воздухе по-прежнему стоял столб пыли.

— Рация с тобой, Витюша? — спросил Том. — Давай свяжемся с Доми, выясним, удалось ли ей добраться до шале и позвонить куда надо.

Витюша вытащила из кармана переговорное устройство и перебросила его Тому. Том включил его и ввел код доступа, который позволял ему настроиться на условленную волну. Но прежде чем он успел заговорить, прозвучал выстрел.

Он инстинктивно пригнулся, а затем заполз за большой, покрытый снегом валун. Мгновение спустя там же оказался и Арчи; две пули потревожили снег рядом с ними, не причинив вреда.

— А где Витюша? — спросил встревоженный ее отсутствием Том.

— Не знаю, — выдохнул Арчи, — жива, дай Бог, просто нам ее не видно.

Том чуть-чуть высунул голову из-за дерева, и сердце у него упало: где-то ярдах в двадцати он увидел сначала ступню, а потом и всю ногу. Витюша лежала ничком, ее голова была повернута в его сторону, и она смотрела прямо на него.

— Она ранена, — мрачно сказал Том и несколько раз в сердцах ударил кулаком по насту.

— Жива?

Том вытянул шею, чтобы посмотреть. Она медленно приподняла руку, рот ее был приоткрыт, но она не произнесла ни звука.

— Еле-еле. — Пуля ударила в камень прямо над его головой, и он едва успел спрятать голову — раздался второй выстрел, и над камнем взорвался снежный фейерверк. — Но кто это, черт возьми? И откуда палят?

Арчи осторожно выглянул с другого бока валуна.

— Это Гехт.

— Гехт! Проклятие! — Том стукнул себя по лбу, кляня себя за то, что не связал Гехта. — Что же нам делать?

— Хороший вопрос, — заметил Арчи под аккомпанемент целой серии выстрелов. — Действовать надо до того, как он поймет, что мы безоружны. Мы беспомощны, как котята.

— А как насчет четвертого заряда? — внезапно осеняю Тома.

— Что-что?

— Четвертый заряд. Ты же сказал, что он заложен где-то вблизи от выхода. Если взорвем его, Гехту крышка.

— Да, но у кого детонатор?

— У Витюши, — ответил Том, — она взяла его у меня, когда передала рацию.

— Ладно, — медленно произнес Арчи, — тогда я отвлеку его внимание — и огонь — на себя, а ты ползи и оттащи ее в безопасное место, а заодно и прихвати детонатор.

— Не пойдет, — Том покачал головой, — это слишком опасно.

— Не намного опаснее, чем сидеть здесь и ждать, когда нас накроет Гехт. К тому же она может умереть от потери крови.

— Ладно, — нехотя согласился Том, — но будь предельно осторожен.

— Не волнуйся, буду — усмехнулся Арчи, — удачи тебе и до встречи.

Неожиданно Арчи, втянув голову в плечи, вскочил и кинулся вправо, к ближайшему дереву. В то же мгновение из жерла туннеля раздалась автоматная очередь, пули свистели в воздухе и со стуком впивались в ствол или с шипением в снег. В это время Том выкатился из-за другого бока валуна и по-пластунски пополз в сторону Витюши; эти пять секунд показались ему вечностью.

Внезапно стрельба прекратилась, и, оказавшись посреди поляны, Том с опаской глянул на вход в туннель. Гехт смотрел прямо на него, на иссеченном шрамами лице застыла издевательская ухмылка, в вытянутой руке блеснул пистолет. Том на мгновение застыл, словно загипнотизированный горящими глазами Гехта. Но тут он заметил, как от стены туннеля за спиной Гехта отделилась человеческая тень. В руке ее сверкнул кинжал. Ренуик.

С нечеловеческим воплем Ренуик прыгнул на Гехта сзади, вонзив кинжал ему в поясницу. Гехт дико взвыл от боли, выронил пистолет и потянулся к пояснице, а затем поднес окровавленную руку к лицу. Продолжая вопить, он повернулся к Ренуику и пошел на него, словно раненый медведь на задних лапах. Ренуик продолжал наносить удары: первый пришелся Гехту наотмашь в предплечье, другой — в бедро, но Гехт, похоже, ничего не замечал: он надвигался на Ренуика, а потом рухнул на него, нанося беспорядочные удары. Они сцепились и покатились по земле, исчезнув из виду в туннеле.

Том приподнял голову Витюши, и она улыбнулась ему. Он повернул ее на бок и увидел на снегу — в том месте, где пуля угодила ей в ягодицу, — огромное кровавое пятно.

— Лежи здесь, — приказал он с притворной улыбкой. — Доми сейчас приведет подкрепление. А потом мы отправим тебя домой.

— Нет, домой я не вернусь, — отрезала она.

— Вернешься, — возразил Том, — мы тебя подлечим. Все будет нормально.

— Я никогда не вернусь назад. Я позаботилась об этом заранее. С прошлой жизнью покончено.

— Как же так?

— У меня есть деньги. Я выхожу из игры.

— Правильно делаешь, — сказал Том, и глаза его наполнились слезами — он увидел, как расползается под ней кровавое пятно.

— Ты же сам мне говорил — никогда не поздно, — проговорила она, улыбаясь.

Том ничего не ответил, к горлу подкатил ком — он видел, что жизнь покидает ее.

— Держи. — И она передала ему детонатор.

Том молча взял его, и вдруг, вероятно, собрав последние силы, она обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала в губы.

— Спасибо, — прошептала она, и рука ее скользнула вниз — по его плечу к кисти, в которой он сжимал взрыватель. Одновременно она опустила веки и нажала четвертую кнопку.

На этот раз взрыв прозвучал оглушительно, и свод над входом в шахту рухнул, осколки камня со свистом полетели в разные стороны. Том бросился на землю, пытаясь прикрыть своим телом Витюшу. Горячее дыхание взрыва опалило его щеки, земля качалась и стонала под ним, деревья угрожающе скрипели и корчились, будто от боли.

Эхо улеглось и стихло, но в воздухе, словно густой туман, по-прежнему висело облако пыли и дыма, отчего у Тома першило в горле и слезились глаза. Он услышал крики и увидел, как на поляну выбежала Доминик в сопровождении группы из десяти вооруженных австрийских полицейских.

Том поглядел на бледное лицо Витюши. Улыбка застыла на ее губах.

В мягком лунном свете огромная лужа крови на снегу казалась черной и блестела, как зеркало.

Глава 98

Лазаревское кладбище, монастырь Александра Невского, Санкт-Петербург

13 января, 15.02

Аккуратный прямоугольный холмик сырой земли над ее могилой резко выделялся на фоне белого снега, напоминая тонкий черный перст. На горизонте дымили заводские трубы; грязно-серый дым бесцельно поднимался вверх, к солнцу, а там превращался в роскошное розово-багряное облако, устремлявшееся в бездонные небеса.

— Все-таки она молодец, согласен? — пробормотал Арчи, затягиваясь очередной сигаретой.

— Да, — грустно кивнул Том, — ничего не скажешь.

Они помолчали.

— А ты ей нравился, знаешь?

Том грустно улыбнулся:

— Она мне тоже.

Снова молчание.

— Гехт не дал ей шанса.

— Не дал. — Том переступил с ноги на ногу и решил переменить тему: — О Дмитрии что-нибудь слышно?

— Бейли позвонил мне вчера вечером. Пока ни слуху ни духу. Но надо думать, этому гаду повезло: скорее всего он уже был снаружи, когда мы подорвали первый заряд.

— Кто-нибудь выжил?

— Шестнадцать человек. Четыре трупа. Вероятно, они оказались в туннеле, когда мы взорвали первые два заряда.

— А Ренуик и Гехт?

— Сгинули без следа. Вероятно, до сих пор там. Копают.

— А что насчет урана? С ураном-то что будет?

— По словам Бейли, германское и австрийское правительства сейчас обсуждают, что с ним делать.

— Иными словами, грызутся по поводу того, кому он принадлежит. — Том понимающе хмыкнул. — Все течет, но ничего не меняется.

Они еще немного помолчали.

— А что этот Бейли? Вышел сухим из воды? — спросил Том.

— Кажется, его переводят в Нью-Йорк. С повышением.

— Ну, дай ему Бог. — Том одобрительно кивнул: — А Виджиано?

— Назад, в Солт-Лейк-Сити. Скорее всего разжалуют в регулировщики.

— Это еще если повезет, — рассмеялся Том.

— Да, Бейли сообщил мне, что на днях ему звонила Дженнифер Брауни. Спрашивала про тебя. Вероятно, где-то прослышала, что ты в этом деле не последняя пешка. Говорит, кто-то ей позвонил, может, сам этот Виджиано.

— И? — нарочито бесстрастно произнес Том, опустив глаза на землю.

— Может, тебе стоит ей звякнуть. Да знаю, знаю, я не раз цеплялся к тебе по ее поводу — что она федералка и прочее, но в паре вы работали и смотрелись неплохо — это факт. А вся эта бодяга насчет твоего отца и Ренуика да еще Витюша…

— Катя. Ее звали Катя, — аккуратно поправил его Том.

— Да ладно. Главное то, что это лупит тебе по мозгам. Может, тебе отпуск взять или что-то в этом роде. Могли бы поехать куда-нибудь вместе. Что ты, собственно, теряешь?

— Ты видишь все это, Арчи? — Том показал на могильные камни вокруг. — Вот что я теряю, дружище. Я провел слишком большую часть своей жизни на кладбищах. Я похоронил слишком многих из тех, кого знал и любил. Выходит, что так проще. Тебе не придется оплакивать то, чего у тебя никогда не было.

Том присел на корточки и взял пригоршню земли. Он потер ее пальцами, и крохотные льдинки посыпались на землю, посверкивая на солнце. Затем он поднялся и с неожиданной злостью отшвырнул ком земли в сторону.

— Пойдем-ка лучше выпьем по одной.

— Это можно, — кивнул, грустно улыбнувшись, Арчи, — да и по второй и третьей тоже.

Он бросил окурок на землю, огонек вспыхнул на мгновение — и погас.