Черные ангелы

XII

— Я еще немного побуду у тебя в комнате, — тихо сказал Градер. — Катрин обеспокоена твоей беседой со стариком, она начеку. Если она увидит, как я выхожу отсюда…

— Посиди, не спеши, — ответила Матильда.

Они слышали несмолкающий шум дождя за окном, на фоне которого выделялся звук капель, с равными промежутками срывавшихся с крыши на балкон. Ночник слабо освещал комнату. Матильда едва различала фигуру мужчины, который сидел в шезлонге, уперев локти в колени, и грыз ногти.

Теперь он все знал, она его во все посвятила и тотчас горько об этом пожалела, устрашившись мрачной силы, которую сама же разбудила. Он не выразил ни удивления, ни гнева, не вскрикнул, не ахнул. Матильда предпочла бы, чтобы он вскипел, вышел из себя. Вспышка бешенства испугала бы ее меньше, чем его сосредоточенное внимание, спокойные обстоятельные вопросы, интерес к мельчайшим подробностям.

— Ты уверена, что встречать ее пойдет Катрин?.. — допытывался Градер. — Значит, Деба сказал тебе, что печатал письма на машинке, адреса не указывал и отправлял из Бордо? Это очень важно…

— Почему это так важно? — спросила Матильда.

Он неопределенно мотнул головой и снова погрузился в свои мысли. Она наблюдала за ним издали: он сидел, подперев голову руками, пальцы его были крепко сжаты. Матильда разбередила могучую силу: так ребенок, беззаботно бросивший горящую спичку, видит, как загорается лес, и вот уже звонит набат, летит от колокольни к колокольне, а по дорогам спешат автомобили и повозки… Напрасно она умоляла Градера уехать подальше, укрыться в безопасном месте. Нет, он хотел дать бой. Не нужно ей было ничего рассказывать: приехала бы Алина, увезла его. Без шума, конечно, не обошлось бы: слухи быстро распространяются… но потом смолкают. Андреса отправили бы в Скандинавию. Раньше она противилась этой поездке, а теперь была счастлива его отослать. Но что об этом думать? Что сделано, то сделано… Впрочем, один выход у нее оставался: броситься в ноги Симфорьену, признаться, что предала его. Он даст Алине телеграмму, отсрочит ее приезд, и, глядишь, все уладится… Рассуждая так, Матильда расхаживала взад-вперед по комнате, и теперь уже Градер не спускал с нее глаз.

Он почуял опасность. Интуиция его никогда не подводила: он умел угадывать мысли противника и чувствовал зарождающее предательство раньше, чем сообщник формулировал его для себя.

— Правильно ли я понял, что Катрин не поедет на вокзал на машине, дабы не привлекать внимания? Точно ли они придут пешком? — спросил он.

— Зачем ты спрашиваешь, если уже все знаешь?

— Хорошо, поговорим о другом. У меня тоже есть для тебя новость: к Андресу сегодня приходил аббат Форка. Угадай зачем? Наша пассия вроде бы помирилась со своим муженьком. Кюре заморочил мальчику голову, и он — сейчас, по крайней мере, — отказался ее преследовать…

— Вот как? — сказала Матильда и остановилась.

— Это очень важно для нас… для тебя… Уделяй ему побольше внимания, следи за ним исподволь, окружи его заботой… Но только перестань обращаться с ним, как с ребенком, оставь эту манеру. Ему сейчас надо, чтобы рядом была женщина, ласковая, нежная. В остальном положись на меня. Теперь все пойдет быстро, очень быстро. И, главное, не беспокойся: я имею право на самооборону. Что бы ни случилось, говори себе с чистой совестью, что я обязан был защищаться. — Он подошел к ней. — Скоро ты будешь свободна, Матильда.

— Зачем мне свобода! — перебила она его. — Мне ничего не нужно, ничего…

Градер сделал ей знак, чтобы она говорила потише, и приложил ухо к двери.

— Думаю, я могу идти к себе. Я понимаю, детка, что ты ничего не хочешь и довольна тем, что есть. Но если бы случилось такое… на что ты не рассчитываешь, о чем никогда не думала?.. Словом, сама увидишь… Я спокоен на твой счет: в этой партии ты пока не сделала ни одного неверного хода. А сегодняшнюю услугу я никогда не забуду. Да и ты не забудешь, что обязана своим счастьем мне, в те времена, а они наступят очень скоро, когда даже ночь не будет отделять тебя от Андреса.

— Замолчи, ты отвратителен! — вырвалось у нее.

Но Градера уже не было. Матильда не спешила раздеваться, она стояла посреди комнаты, не думая ни о чем и даже наслаждаясь неожиданным отсутствием мыслей. Затем она решила выпить снотворное, чтобы скорее заснуть.

Шкафчик с лекарствами находится в туалетной комнате, окна которой обращены на хозяйственный двор. В окнах матовые стекла, ставен нет. Из осторожности свет лучше не зажигать. Матильда ощупью перебирает тюбики и склянки. Залаяла Пастушка, смолкла. Но что это за скрип? Да, конечно: так скрипит дощатая дверца сарая с инструментами. Матильда встает на табурет, приоткрывает окно. Дождь кончился, но с деревьев еще капает, а когда поднимается ветер, то и льет, будто снова ливень припустил. Не холодно. Матильда жадно вдыхает запах пропитанной влагой земли. Она не ошиблась: кто-то выходит из сарая с лопатой на плече. Идет, ничего не опасаясь: ему известно, что ни одна из комнат не смотрит на задний двор. Значит, это кто-то из своих. Но разве она уже не узнала в нем человека, сидевшего здесь перед ней не далее как четверть часа назад? А может, он сумасшедший? Ну конечно, сумасшедший! Иначе что б ему делать на улице в такой час? У него глаза безумца и речи безумца, убеждает себя Матильда, возвратившись в свою комнату, и глотает две таблетки снотворного. Ей хочется в это верить. Во всяком случае, то, что она сейчас видела, кажется, никому ничем не угрожает. Симфорьен спит на втором этаже в нескольких метрах от нее. Эта женщина, Алина, еще в Париже. В понедельник и надо будет беспокоиться. Сон все не приходит, но руки и ноги уже отяжелели, и все тело блаженно расслаблено. Вдруг она спохватывается, что забыла помолиться. Надо подняться с постели, встать на колени. Но сил нет, и она наспех бормочет слова молитвы, не вникая в смысл. Ее красивые руки обнимают пустоту. Что-то огромное и легкое наваливается на нее, она засыпает.