Черный жеребец

Когда Жазмина проснулась, солнце уже поднялось высоко над скалами. Девушка продолжала лежать, припоминая вчерашние события: похищение, долгую скачку, встречу с разбойниками. Кости ломило, тело все еще ощущало крепкие объятия сильных рук голубоглазого мужчины, который увез ее так далеко от дома.

Ложем ей служила подстилка из листьев, покрытая овечьей шкурой, под головой был свернутый плащ Конана, меховое одеяло сползло на утоптанный глиняный пол. Деви поспешно натянула его до самой шеи и огляделась. Неровные стены дома были сложены из огромных валунов, скрепленных высохшей на солнце болотной глиной. Мощные балки поддерживали крепкие доски потолка, в которых она заметила прикрытый крышкой лаз. Вместо привычных окон в толстых стенах были прорублены узкие бойницы. Дверь, ведущая из помещения, представляла собой огромную бронзовую плиту, несомненно украденную с какой-нибудь вендийской башни. Напротив виднелся каменный загон, отделенный от жилого помещения деревянной решеткой. Пофыркивая и жуя сено, там топтался великолепный черный жеребец. Дом служил обитателям и крепостью, и жилищем, и конюшней.

В другом конце комнаты возле небольшого очага на корточках сидела горянка в широкой кофте и мешковатых штанах. Она обжаривала ломти мяса на железной решетке, укрепленной на камнях. Дым костра частью уходил в закопченное отверстие в потолке, частью — стелился по комнате голубоватыми прядями.

Горянка мельком взглянула на Жазмину, обратив к ней красивое лицо со смелыми чертами, потом вновь вернулась к своему занятию. Снаружи послышались мужские голоса и, отворив дверь ударом ноги, в комнату вошел Конан. Утренний свет осветил его могучую фигуру, и Жазмина заметила то, что не видела в ночной темноте. Одежда варвара был чистой и незаношенной, широкого бакарийского пояса, за которым торчала рукоять кинжала, украшенная серебряной инкрустацией, не постыдился бы и князь, а в расстегнутом вороте рубашки поблескивала сталь туранской кольчуги.

— Твоя пленница проснулась, Конан, — сказала вазулка.

Киммериец что-то проворчал себе под нос, подошел к огню и смахнул скворчащие ломти мяса на глиняное блюдо. Сидевшая на корточках горянка улыбнулась ему и отпустила какую-то шутку, на что он ощерил зубы и, легонько поддав девушке под зад носком сапога, опрокинул ее на земляной пол. Похоже, это грубоватое обращение очень понравилось вазулке, но Конан уже не обращал на нее внимания. Достав с полки краюху хлеба и медный жбан с вином, киммериец отнес все это Жазмине, которая, сев на своем ложе, настороженно разглядывала варвара.

— Не слишком подходящий харч для Деви, детка, но лучшего нет, — буркнул он, ставя еду и питье на землю возле постели. — По крайней мере, голодной не останешься.

Деви вдруг поняла, что готова сейчас съесть хоть дюжину лягушек, которыми, как она слышала, питаются кхитайцы. Без лишних слов она подхватила блюдо, поставила на колени и принялась хватать пальцами горячее мясо, не надеясь, что здесь ей подадут столовый прибор. Немного насытившись, она вспомнила о своем высоком происхождении и стала есть помедленнее, отщипывая кусочки хлеба и вытирая ими лоснящиеся губки. Конан возвышался над ней, заложив руки за пояс и насмешливо глядя на эту трапезу особы голубой крови.

Покончив с мясом, Деви обратилась к своему похитителю:

— Может, ты скажешь, где я?

— В доме Яр Афзала, вождя Курум Вазулов, — ответил киммериец. — До Афгулистана отсюда добрые две мили. Мы отсидимся у вазулов, пока кшатрии прочесывают горы. Они ищут тебя. Горцы уже вырезали пару отрядов. Хочу, чтобы Чундер Шан…

— Что ты еще задумал?

— Наиб должен отпустить моих конокрадов. Вазулки уже выжимают черный сок из листьев шоки, и вскоре ты сможешь написать ему письмо.

После еды к Жазмине вернулись силы, а вместе с ними — и вчерашний гнев. Мысль о том, что она стала пленницей человека, которого намеревалась использовать в своих целях, была непереносима. Отшвырнув блюдо с остатками еды, Деви вскочила на ноги, яростно сжимая кулачки.

— Никакого письма не будет! Если ты не отвезешь меня назад в крепость, кшатрии повесят тех семерых, а вмести с ними еще тысячу!

Вазулка поперхнулась, пытаясь сдержать смех, Конан грозно нахмурился. Открылась дверь, и в комнату вошел Яр Афзал. Вождь вазулов был не ниже киммерийца и также широк в плечах, но рядом с жилистым северянином казался неуклюжим увальнем. Солидно огладив рыжую бороду, он взглядом отослал горянку и, когда та вышла, обратился к приятелю:

— Мои людишки ропщут, Конан. Крови им подавай… Хотят, чтобы я тебя убил, а за девку взял выкуп. Говорят, она из благородных, по одежде видно. Спрашивают, чего это афгульские собаки должны получить все, когда мы прячем ее у себя, рискуя шкурами?

— Одолжи мне коня, — сказал Конан. — Я заберу ее, и мы исчезнем.

Яр Афзал фыркнул:

— Ты что, думаешь, я не могу держать своих обормотов в узде? Когда я зол, они танцуют передо мной без порток! Они не любят тебя, как и любого чужака, это правда, но Яр Афзал помнит, что Конан когда-то спас ему жизнь! Пошли к людям, друг. Только что вернулся разведчик.

Конан потуже затянул пояс и вслед за вождем вышел на улицу. Дверь закрылась. Жазмина подошла к бойнице и выглянула наружу. Вокруг утоптанной площадки теснились строения, сложенные из огромных валунов, голые дети играли в пыли, стройные горянки в грязных кофтах и широких штанах занимались своими будничными делами.

Тут же, возле дома вождя, скрестив ноги, полукругом сидели на земле мрачные ободранные мужчины, длинноволосые и бородатые. В нескольких шагах перед ними стояли Конан с Яр Афзалом и слушали одного из сидящих. Воин хриплым голосом говорил с вождем на вазульском наречии, которое Деви с трудом, но понимала: во дворце Айодхьи она изучала иранистанский язык и родственные ему гулистанские диалекты.

— Я говорил с дагозанцем, который прошлой ночью видел большой конный отряд, — рассказывал лазутчик. — Человек сидел ночью возле того места, где Конан наткнулся на вашу засаду. Дагозанец слышал, что говорили всадники, которых привел сам Чундер Шан. Они нашли убитого коня, один солдат признал в нем коня Конана. И еще они нашли труп вазула. Наиб ругался, а потом сказал, что, видно, вазулы убили Конана и похитили девушку, а потому приказал прекратить погоню по дороге на Афгулистан. Они хотели искать девушку по горным селениям, но не знали, из какого именно был убитый воин. Поэтому двинулись к Югре, ближайшему селению, сожгли ее и убили много людей. Месть не заставила ждать: воины Каюра в темноте напали на кшатриев, нанесли им большой урон и ранили наиба. Оставшиеся в живых улизнули в свою крепость, но еще до рассвета вернулись с подкреплением. С самого утра в горах звенят мечи. Говорят, вендийцы намерены очистить горы вокруг долины Забар. Только это им вряд ли удастся. Воины всех племен острят ножи и устраивают засады на каждом перевале до самой долины Гурашах. И еще. Дагозанец видел в ущелье Керим Шаха.

Раздались сдержанные восклицания, и Жазмина почти высунулась из бойницы, услышав имя человека, давно возбуждавшего ее подозрения.

— Куда он направился? — спросил Яр Афзал.

— Дагозанец не знал. С ним тридцать иракзаев из равнинных деревень. Поехали куда-то в горы.

— Иракзаи! — сердито воскликнул вождь вазулов. — Шакалы, подбирающие куски, оставленные настоящими хищниками! Падки на деньги, которые Керим Шах пригоршнями рассыпает среди пограничных племен, покупая воинов, словно лошадей. Не лежит у меня к нему душа, хотя он иранистанец, близкий нам по крови.

— Ты ошибаешься, — возразил Конан. — Я давно знаю этого ублюдка. Он туранец, шпион Ездигерда. Поймаю — живьем спущу шкуру и повешу сушиться на тамариске.

— Оставь Керим Шаху его шкуру! — выкрикнул худой воин с рваной ноздрей длинного горбатого носа. — Кшатрии ищут твою девку! Мы что, должны сидеть по дворам и ждать, пока они явятся? Рано или поздно они узнают, в каком селении прячут их женщину. Забарцы нас не любят, они помогут кшатриям.

— Пусть только сунутся, — зловеще пробасил Яр Афзал. — Никакая конница не пройдет через ущелье.

Худой вскочил на ноги, грозя Конану грязным кулаком.

— Почему мы должны за него сражаться?! Шкуры наши, а добыча его!

Конан шагнул вперед, нависая над вазулом, словно скала над кривым деревом. Левой рукой он поглаживал рукоять кинжала.

— Разве я просил кого-нибудь драться за меня? — сказал он с угрозой. — Ты считаешь меня трусом? Обнажи оружие, пес, если чего-нибудь стоишь!

Фыркнув, словно рассерженный кот, вазул отпрянул и крикнул:

— Только попробуй меня тронуть, и все эти люди разорвут тебя на куски!

— Что-о?! — заревел Яр Афзал, багровея от гнева, ощетинив усы и выпятив мощный живот. — Это кто здесь вождь Карума? Ты, паршивый ублюдок, взялся командовать вместо Яр Афзала?

Длинноносый побледнел, а грозный вождь схватил его за горло и так сжал свои волосатые пальцы, что лицо несчастного посинело, а на губах выступила пена. Швырнув выскочку на землю, сопя и отплевываясь, Яр Афзал встал над ним с саблей в руке.

— Кто еще в чем-то сомневается? — зарычал он и воинственным взором окинул притихших соплеменников, уставившихся в землю.

Вождь удовлетворенно крякнул и бросил саблю в ножны жестом, полным снисходительного презрения. Потом пнул лежащего у его ног подстрекателя, отчего тот застонал и заворочался в пыли.

— Поднимайся, ленивый пес, — приказал Яр Афзал. — Проверишь посты на скалах и узнаешь, не заметили ли чего наши соколы.

Постанывая и потирая шею, худосочный вазул удалился выполнять поручение своего грозного начальника.

Яр Афзал уселся на камень, что-то недовольно бормоча себе под нос. Конан стоял рядом, широко расставив ноги, сунув пальцы за широкий бакарийский пояс и насмешливо глядя на безмолвно сидевших вазулов. Они угрюмо поглядывали на киммерийца, не смея снова вызвать гнев Яр Афзала неосторожным словом, но Конан знал, что нажил себе кровных врагов, которые умеют ненавидеть так, как умеют ненавидеть только горцы.

Под смех и злые шутки женщин, видевших его позорное поражение, длинноносый вазул обогнул строения и быстро пошел вверх по дороге, петлявшей между валунов и скал.

Едва он миновал первый поворот, как остановился, словно налетел на невидимую стену. Никто не мог проскользнуть в долину Курум незамеченным мимо притаившихся на вершинах дозорных, и все же на уступе скалы возле дороги спокойно сидел незнакомец в тоге из верблюжьей шерсти и зеленом тюрбане.

Длинноносый разинул от изумления рот. Он собрался было крикнуть, а ладонь уже легла на рукоять ножа, но тут его взгляд встретился с глазами чужака. Крик застрял в горле, рука, метнувшаяся к оружию, безвольно опустилась. Вазул застыл, словно кусок скалы, глядя перед собой невидящими, остекленевшими глазами.

Несколько мгновений человек в зеленом тюрбане сидел неподвижно, потом начертил пальцем на камне какой-то таинственный знак. Застывший вазул не видел, что положил незнакомец рядом с неведомым символом, но у ног его вдруг возник сверкающий черный шар, похожий на отшлифованный кусок каменного угля. Незнакомец поднял его и бросил длинноносому, который невольно подхватил этот странный предмет.

— Отнесешь Яр Афзалу, — повелительно сказал чужак.

Вазульский воин молча повернулся и зашагал назад к селению, держа шар в вытянутой руке. Он не видел, как из-за уступа скалы появилась девушка и подошла к человеку в зеленом тюрбане.

— Зачем ты это сделал, Хемса? — спросила она, и в голосе ее прозвучал страх.

Тот, кого назвали Хемсой, ласково погладил ее черные волосы.

— Видно, ты еще не отошла от полета на воздушном скакуне, раз сомневаешься в моей мудрости, — рассмеялся он. — Пока Яр Афзал жив, Конану ничто не грозит в селении вазулов. Я задумал кое-то получше, чем просто отнять у горцев девушку. Вазулы свирепы, и ножи их остры… Как думаешь, что они сделают с Конаном, когда мой безмозглый посланник подаст их вождю шар Езуда?

Яр Афзал все еще сидел на камне перед своим домом, беседуя с Конаном. Вдруг он умолк на полуслове, с удивлением заметив, что человек, которого он послал проверить дозоры, возвращается неуверенной походкой.

— Я же приказал тебе обойти посты! — зарычал вождь, вскакивая. — У тебя что, выросли крылья, и ты уже облетел скалы?

Длинноносый приблизился к вождю и молча застыл, протягивая ему руку с зажатым в кулаке таинственным шаром. Конан заметил черный блеск между волосатыми пальцами вазула и хотел схватить Яр Афзала за руку, но, прежде чем он успел это сделать, вождь в порыве гнева двинул воина пудовым кулаком в челюсть, и тот без звука повалился в пыль. Черный шар выпал из его ладони и подкатился под ноги вождя, который только теперь заметил этот странный предмет. Он быстро наклонился и поднял его с земли. Остальные воины недоуменно переглядывались, не разглядев шар и не поняв, зачем нагибался их вожак.

Яр Афзал выпрямился, глянул на свою находку, собираясь сунуть непонятную вещицу за пояс.

— Отнесите этого болвана в его дом, — кивнул он на лежащего без чувств длинноносого. — Я давно подозревал, что он тайком жует сушеную белену. Ну я ему вторую ноздрю вырву… А-а-у-у!

Изумленные воины вдруг увидели, что глаза Яр Афзала вылезли из орбит, а кровь отхлынула от всегда красного лица. Он глядел прямо перед собой, боясь бросить взор на то, что держал в правой руке. Его пальцы больше не сжимали гладкий, блестящий шар, они словно приросли к нему. Последнее, что ощутил вождь вазулов — странное шевеление в немеющих пальцах: что-то страшное возникало там, двигалось, оживало…

Он широко разинул рот, зияющий в рыжей бороде, словно каменный провал посреди осеннего кустарника, и издал душераздирающий, полный боли и ужаса вопль. Выпростав вперед правую руку, вождь рухнул вниз лицом, как сраженное молнией кряжистое дерево. Из разжавшихся пальцев выползал жирный паук — жуткое черное существо с волосатыми конечностями и телом, поблескивающим, словно шлифованный кусок угля. Вазулы в ужасе отшатнулись. Паук проворно подбежал к трещине и скрылся в недрах скалы.

Пораженные горцы нерешительно переглядывались И вдруг откуда-то раздался громкий повелительный голос:

— Яр Афзал мертв! Его убил Конан! Смерть чужаку!

Впоследствии оставшиеся в живых воины клялись, что никто из них не произносил этих слов. Тем не менее, призыв сплотил горцев в едином порыве мести. Сомнения и страх умерли вместе с вождем, уступив место необузданной жажде крови. Среди скал заметалось эхо, вторящее свирепым крикам. Размахивая ножами и кривыми саблями, вазулы бросились на киммерийца.

Конан стремительно метнулся к двери дома Яр Афзала, но горцы были слишком близко, и, оказавшись уже на пороге, варвар вынужден был повернуться к ним лицом, чтобы отбить удар полуметрового ножа. Проломив нападавшему голову рукоятью своего кинжала, он успел уклониться от удара еще одного горца, который покатился со ступеней с распоротым брюхом. Левым кулаком Конан сбил подбиравшегося сбоку вазула, а правой рукой вонзил кинжал в глаз свирепо оскалившегося воина. После чего изо всех сил ударил спиной в дверь. Брошенный нож вонзился в деревянный косяк в двух пядях от его щеки, но дверь поддалась мощному напору, и киммериец задом ввалился в дом. Не ожидавший такого стремительного отступления противника, бородатый горец, готовившийся нанести удар ножом в грудь Конана, споткнулся о порог и растянулся на полу. Варвар стремительно схватил его за ветхий ворот рубахи и одним движением швырнул в глубь комнаты. После чего толкнул тяжелую дверь в лицо наступавшим. Раздались вопли, проклятия, хруст ломаемых челюстей, а Конан уже задвинул засовы и обернулся, чтобы успеть отразить нападение вазула, который уже вскочил с земляного пола и как бешеный бросился на него.

Жазмина забилась в угол, с ужасом глядя на сцепившихся мужчин, которые катались по комнате, опрокидывая колченогие табуреты и разбивая в мелкие черепки глиняные кувшины. Оба рычали и изрыгали проклятия, а за дверью бесновалась толпа горцев, разъяренных тем, что противник ускользнул от их ножей. В створки колотили рукоятями и камнями, потом послышались глухие мощные удары: очевидно, кто-то из вазулов сообразил притащить бревно и использовать его в качестве тарана.

Деви зажимала уши ладошками, не в силах слышать этот шум, сводивший ее с ума. Конан и его противник вскочили на ноги и теперь кружили друг перед другом, выставив вперед тускло поблескивающие лезвия. Жеребец в загоне дико ржал и бил подковами о стены своей загородки. Киммериец сделал выпад, и его противник отпрянул к деревянной решетке. Как раз в этот момент жеребец ударил между ее прутьями задними копытами. Удар пришелся в хребет вазула, его позвонки хрустнули, ломаясь в нескольких местах, горец зашатался и рухнул на Конана, сбив его с ног.

Жазмина не слышала своего крика и не помнила, как оказалась возле лежащих на глиняном полу мужчин. Ей показалось, что оба мертвы. Но вот тело вазула откатилось в сторону, и ее голубоглазый похититель поднялся на ноги. Дрожа всем телом, девушка схватила его за руку.

— Ты жив, жив! Я думала… думала, он тебя убил!

— Надо же! — проворчал Конан, высвобождаясь из ее цепких пальцев. — Деви Вендии печется о жизни какого-то варвара! Или боится остаться без его защиты?

На лице Жазмины сразу же мелькнула тень надменной гримасы, она отстранилась, сделав жалкую попытку казаться прежней величественной Деви.

— Уж лучше ты, чем стая вонючих волков, воющих снаружи, — гордо произнесла она, указывая на дверь, косяк которой уже дал трещины под натиском тарана.

— Долго не выдержит, — спокойно заключил киммериец и направился к загону, где все еще тревожно взбрыкивал вороной жеребец.

Стискивая пальцы, Жазмина следила, как похититель легко сломал треснувшие деревянные прутья и приблизился к буйствующему животному. Жеребец поднялся на дыбы, ощерил зубы и пронзительно заржал, раздувая ноздри. Однако Конан решительно ухватил его за пышную гриву и заставил стоять смирно. Конь возмущенно фыркал, его била нервная дрожь, но он позволил надеть на себя упряжь и украшенное золотом седло с широкими серебряными стременами, которые киммериец снял с гвоздя на стене.

Конан взял коня под уздцы и позвал Жазмину. Она осторожно подошла, стараясь держаться подальше от копыт жеребца. Конан орудовал возле задней каменной стены загона, объясняя девушке:

— Здесь есть потайная дверь, о которой даже вазулы ничего не знают. Раз мы с Яр Афзалом крепко напились, и он показал мне ее. Дверь выходит прямо в ущелье за домом. Да поможет нам Ашура, Мардук и кто там еще…

Он треснул кулаком по выступу на стене, и огромный валун со скрежетом провалился вниз, открывая проход. За дверью начиналась расщелина, темнеющая в скале, отвесно вздымающейся на несколько сот футов прямо за задней стеной дома. Конан вскочил в седло, поднял девушку и усадил перед собой. Он дал коню шпоры в тот момент, когда тяжелая дверь с грохотом рухнула внутрь дома, подняв тучи древесной трухи развалившегося косяка и пропустив орду дико вопящих, размахивающих ножами вазулов.

Могучий жеребец вылетел через проем, словно ядро из баллисты. Вихрем помчался он по ущелью, вытянувшись в струну, с мордой, покрытой хлопьями пены.

Те, кто крался к дому по дну расщелины, не успели отскочить в сторону. Конан мельком увидел покатившегося по камням человека в зеленом тюрбане и женщину в шелковых шароварах и расшитой золотом кофте. Вороной мчал беглецов между отвесных скал, унося киммерийца и его пленницу навстречу новым приключениям. Вопли ярости, изумления и отчаяния вазулов, обнаруживших тайный проход в доме своего вождя, вскоре затихли далеко позади.

Загрузка...