Черные Земли

6

Море Сновидений – так это называлось.

Темное. Холодное. С быстрыми подводными течениями. Смертельно опасное. Восточное и западное течения встречались здесь, схлестываясь в бесчисленных водоворотах; приливы и отливы, постоянно чередуясь, с каждым новым часом сулили новые и новые опасности. Или, вернее, не столько сулили, сколько скрывали, но опасности не становились от этого менее гибельными. Страх нагоняли и подводные скалы, порой под самой поверхностью, так что заметить их можно было лишь по тому, как рябили, обтекая их, волны. Имелись здесь и мертвые зыби – как возникавшие лишь на мгновение, так и усмирявшие море на несколько часов. Ходили слухи, что где-то в глубинах моря Сновидений имеется гигантская мертвая зыбь, над которой неподвижен даже сам воздух. И, проведя на борту «Королевы пустыни» какой-то час, Дэмьен начал верить, что так оно и есть на самом деле.

Сюда сквозь узкие проливы между скалистыми берегами, усеянные многочисленными рифами, скатывались воды Новоатлантического океана, уровень которого на пятьдесят футов превышал уровень его восточного соседа; здесь холодные течения антарктического региона встречались с теплыми водами тропиков – и это постоянное столкновение порождало бесчисленные ураганы, в воздух вздымались целые облака пены, которая собиралась вокруг гористых вершин островов, практически полностью лишая моряков видимости. Вообще-то здесь имелся путь, ведущий с севера на юг, по которому можно пройти под парусом; но удавалось это лишь тем, кто знает местные воды как свои пять пальцев. Да и то если будет сопутствовать удача, и лишь в те часы, когда такое позволяют приливы.

К собственному изумлению, Дэмьен обнаружил: за последнее время он натерпелся столько страха, что сейчас даже зрелище коварных рифов всего в нескольких ярдах от борта корабля не вызывало у него душевного трепета. Слишком могуществен был враг, схватка с которым им предстояла, слишком затяжным и опасным странствие, чтобы волноваться по столь ничтожному поводу. Кроме того, он уже пересек Новоатлантический океан, а тот путь был вдесятеро трудней здешнего и вдесятеро длиннее. И если в Новоатлантическом океане он не ударился в панику, то уж как-нибудь справится со своими нервами и здесь, на юге.

Москован предложил пассажирам, если им будет угодно, оставаться в каютах, однако никто не согласился на это. И теперь они следили за тем, как мимо них проплывали голые скалистые островки, кажущиеся в лунном свете острыми как лезвия, – проплывали всего в нескольких ярдах от борта. Следили за водоворотами, то на миг вскипающими в узком проливе между двумя островками, то столь же внезапно исчезающими. В одном месте воды Новоатлантического океана обрушивались в котловину своеобразным водопадом – высотой не больше десяти ярдов, но длиной в добрую пару миль. Море было удивительным и, конечно, страшным, и Дэмьен не мог не порадоваться тому, что Таррант сумел найти в Эсперанове опытного навигатора. Одному Богу ведомо, сколько кораблей пошло ко дну среди здешних скал.

Море Сновидений поражало пришельцев с Запада, но, пожалуй, еще сильнее удивил их экипаж «Королевы пустыни». Настороженные и безмолвные, моряки вели корабль через все препятствия, обмениваясь разве что короткими свистками, смысл которых оставался пассажирам совершенно непонятен. Особенно изумлялся поведению моряков Дэмьен, привыкший к постоянному крику и перебранкам на борту «Золотой славы». Но хотя у него накопилось не меньше дюжины вопросов, которые следовало задать капитану, тот оказался не слишком любезен. Он согласился за сговоренную цену взять пассажиров, однако удовлетворять их любопытство явно не входило в его планы.

Но вот за кормой остался, растаяв в тумане и во мраке, последний из крупных островов. Впереди море было вроде бы поспокойней, и это сулило относительно безопасное плавание. Дэмьен отпустил поручни, за которые держался до сих пор, и лишь по тому, как онемели руки, понял, с какой силой цеплялся за крепкие поперечины. Господи, чего бы он ни отдал за то, чтобы оказаться сейчас в Джаггернауте! Или, если уж на то пошло, в любом городе – только бы подальше от берега.

Москован объяснил им, что есть два маршрута: короткий, но опасный, и долгий, но относительно безопасный, – и оставил право выбора за пассажирами. Безопасный был примерно вчетверо длиннее того, который они избрали, он был связан с выходом на запад в Новоатлантический океан и кружным обходом смертельно опасного моря Сновидений. Поспешишь – людей насмешишь, поэтому контрабандисты предпочитали, как правило, идти безопасным курсом. В том числе, как подчеркнул капитан, и лично он. Правда, затем, остро посмотрев на Дэмьена, Москован уточнил: «Когда за мной нет погони».

Так что выбора у Дэмьена на самом деле не было.

Он посмотрел за корму и попытался представить себе, как военный корабль, высланный местной Матерью, петляет в лабиринте островков и водоворотов. Нет, едва ли. Выбор они сделали правильный, и пусть за это пришлось заплатить дороже – не только деньгами, но и собственными нервами, – именно такова и была цена свободы. А это означало, на взгляд священника, что деньги потрачены не зря.

Но когда на плечо ему опустилась крепкая рука, он вздрогнул от неожиданности; обернувшись, увидел рядом с собой одного из матросов. Тот быстро отступил на шаг, словно не желая тревожить, и пробормотал:

– Капитан велел не оставлять вас одного.

Покосившись в сторону Тарранта, Дэмьен убедился в том, что и около посвященного крутится матрос, хотя Владетель встретил его, разумеется, далеко не благосклонно; что же касается Хессет и Йенсени, то их нигде не было видно. Руки священника машинально потянулись к мечу, когда он спросил:

– Где мои спутницы?

Внезапно он осознал, что главная опасность может исходить вовсе не со стороны моря.

Матрос, отвернувшись от него и уставившись в морскую даль, ничего не ответил. Дэмьен повторил свой вопрос, на этот раз погромче, и только тогда матрос отозвался:

– В каюте. Так распорядился капитан. Плохие воды для молодых дам, разве не видно? Вы уж поверьте…

Он явно принимал Дэмьена за купца с Севера.

Священник уже придумывал какой-нибудь ответ, но в этот миг его внимание отвлек какой-то отблеск на горизонте. Трудно было сказать, что это такое, – видение исчезло, стоило ему посмотреть в ту сторону, и запечатлелось скорее в памяти, чем в глазах. Это было какое-то слабое свечение – то ли под водой, то ли над самой ее поверхностью. Он уже решил спросить об этом у матроса, когда над водой сверкнул новый проблеск – на этот раз яркий, как звезда, которой почему-то вздумалось пробежаться по волнам, а затем исчезнуть.

– Что это? – изумленно спросил он.

Матрос промолчал, но лицо у него помрачнело. Он протянул что-то Дэмьену – два маленьких предмета на большой обветренной ладони. Дэмьен взял предложенное и поднес к лунному свету, чтобы рассмотреть. Резиновые цилиндрики неправильной формы, каждый в основании толщиной с большой палец. На что же они походят? На… затычки для ушей? Он посмотрел на матроса и увидел, что тот уже заткнул себе уши точно такими же штуковинами. Да… Становилось ясно, почему они сигнализируют друг другу свистом. И ничего не говорят. Должно быть, такие затычки в ушах у всех. Но чего ради? Вот уж с чем Дэмьен никак не ожидал столкнуться в плавании.

И тут один из серебряных проблесков подкатился по волнам к самому кораблю и застыл на месте. В пяти ярдах от носа «Королевы пустыни», должно быть, и прямо под поверхностью воды. К этому проблеску тут же присоединился другой. Под водой трудно было разглядеть их очертания; морскую гладь, залитую лунным светом, сильно рябило. Время от времени проблески походили на человеческие фигуры, но уже через мгновение скорее напоминали угрей. Переливаясь ртутным блеском, они оставались для священника совершенно загадочными.

– Что это? – прошептал он, забыв о том, что его спутник не расслышит ничего, кроме самого отчаянного крика.

К двум первым проблескам присоединились еще два – и все четыре расположились вокруг носа корабля в безупречной симметрии, образовав нечто вроде почетного караула. К ним присоединились и другие проблески. Дэмьен видел, как мелькают они под самой поверхностью, прокладывая себе дорогу к кораблю, призрачные и прекрасные. Очарованный, Дэмьен решил было прибегнуть к Познанию – и только тогда вспомнил, где находится. Земное Фэа было здесь уже недоступно. Недоступно ему и его спутникам. Что означало, что впредь следует полагаться только на естественные силы без какого бы то ни было колдовства.

Просто невероятно.

Один из проблесков, или, точнее, одно из существ высунуло серебряную голову из воды, и пряди длинных волос рассыпались по волнам. «Как оно странно, – подумал Дэмьен, когда существо развернулось лицом к нему. – И как невыразимо прекрасно». У существа оказались человеческие глаза, губы, нос и щеки, но были они не из плоти, а из какого-то пластичного вещества, переливающегося ртутным блеском в лунном свете. Глаза блестели двумя брильянтами, а волосы, рассыпавшиеся по волнам, призрачно фосфоресцировали. Теперь из воды поднялись все существа – числом примерно в две дюжины, – а за кормой, возможно, были и другие – откуда Дэмьену знать? – и лица их были само совершенство: порой женские, порой мужские, порой странным образом человекоподобные. Но все они были неописуемо прекрасны. И само по себе зрелище производило прямо-таки гипнотическое воздействие.

Они запели. Запели не голосами, как могли бы запеть обыкновенные люди, а телами. Запели своей переливчатой плотью. Мелодией несколько дисгармоничной, но до боли прекрасной, зазвучала серебряная кожа. Разлетевшиеся по волнам волосы зазвенели струнами арф, и каждый взмах призрачной руки или движение ноги – или это были щупальца? – подбавлял новую ноту во всеобщий напев. Смутно осознавая, что с этим пением связана какая-то опасность, от которой и оберегаются моряки, Дэмьен так и не смог заставить себя вставить в уши затычки. Пение было так прекрасно… так завораживающе…

Тем временем перед его глазами на поверхности воды замелькали видения. Сперва призрачные и бесплотные, потом все более и более реальные по мере того, как музыка овладевала его сознанием. Перед ним, одно за другим, начали возникать знакомые лица – лица из прошлого. Его мать. Его брат. Его Матриарша. Его первая возлюбленная. Сиани Фарадэй с насмешливыми искорками в глубине темных глаз. Переводчица-ракханка Хессет, надменная и враждебная. Образы, некогда казавшиеся ему заурядными и обыденными, теперь же проникнутые редкой и безупречной красотой. И странные звуки зазвучали у него в мозгу, пробуждая самые дорогие ему воспоминания, придавая им истинность и жизненность в глубинах его души.

«Приди к нам, – пели голоса. Не на человеческом наречии, но на том, которое стало для него совершенно понятным. – Приди к нам, и мы даруем тебе куда большее».

К нему протянула руки Сиани. Это была не та Сиани, с которой он расстался в стране ракхов, – гордая, сильная, далекая. Сейчас перед ним предстала Сиани, которую он знал и любил в Джаггернауте. Окутанная флером его желаний и сама остро нуждающаяся в нем, чего никак нельзя было ожидать от Сиани нынешней.

– Приди ко мне, – прошептала она. Она парила в воздухе на уровне палубы, но Дэмьен уже был уверен в том, что и сам теперь сможет парить в воздухе подобно ей. Он уже был уверен в том, что здесь и сейчас стал столь же эфемерным, как и она. – Приди ко всем нам, – призывала его любимая, и он почувствовал, как ноги отрываются от палубы, а последние страхи исчезают…

Матрос грубо схватил его и оттащил от борта. Разумеется, в этом не было ни малейшей нужды. Он имел достаточный опыт в обращении с демонами, в запасе у него было множество Творений, способных противостоять любым их ухищрениям и уловкам. «Только здесь у меня ничего не получилось бы», – внезапно понял он. Матрос тем временем сам грубо запихнул ему в уши затычки, что было вполне уместно; руки Дэмьена отяжелели так, что он едва был способен пошевелить пальцами. «Приди ко мне, – шептала меж тем призрачная Сиани. – Позволь показать тебе, что я нашла…» Когда затычки наконец оказались в ушах, страшная музыка сразу же умолкла, а вместе с ней исчезли и все эфемерные образы. «Без Творений мне нечего им противопоставить…» Священник вдруг подумал о том, как отреагировал на происходящее Таррант. Способен ли один демон обольстить другого? Он посмотрел на нос корабля и увидел, что Охотник стоит неподвижно, наполовину вытянув меч из ножен, на железных поручнях искрятся крупицы льда, холодное пламя Творения тает во мраке. И это означало, что и Таррант поддался гипнотическому очарованию музыки. Поддался – и испугался этого. Что, в свою очередь, означало, что в нем осталось достаточно чисто человеческих чувств, чтобы ими могли заинтересоваться другие демоны. Это была интересная мысль – и в то же самое время пугающая. Потому что интересам их общей миссии она явно не соответствовала.

Теперь он больше не слышал пения серебристых существ, хотя и видел их со всей отчетливостью. То, что он поначалу принял за руки и ноги, на самом деле оказалось щупальцами и вьющимися, как лента серпантина, отростками; они повторяли человеческие движения, они имитировали их, но не более того. Их фосфоресцирующее сияние маревом стояло над кораблем, а сами они собрались в одну группу, обиженные и раздосадованные тем, что их игра не принесла никаких результатов. Лица их, по-прежнему остававшиеся на поверхности, уже ничем не напоминали человеческие, да и гримасы трудно было назвать дружелюбными улыбками.

Дэмьен скорее почувствовал за спиной шаги, чем услышал их, и, обернувшись, увидел Рана Москована с тяжелой ношей на одном плече. Моряк, только что спасший Дэмьена, поспешил на помощь своему капитану – вдвоем они положили тяжелый сверток на палубу и развернули его. Сырое мясо, и не слишком свежее; едва втянув воздух, Дэмьен испытал легкую тошноту и поспешил продышаться. Трудно было сказать, какая часть туши и какого животного, но, судя по размерам и форме…

– Человечина, – охнул священник.

Моряки с затычками в ушах не расслышали его или не пожелали ответить. Вдвоем они перевалили тяжелый груз через поручни и… да, это вполне могло оказаться человеческим торсом, распоротым, выпотрошенным, а потом заново сшитым… бесцеремонно швырнули в воду. Морские демоны не оставили бедным останкам ни малейшего шанса пойти ко дну. В мгновение ока все двадцать с чем-то существ набросились на добычу, разрывая ее на куски; вода вокруг них моментально покраснела. Теперь на добычу набросились и другие твари – те, что до сих пор держались за кормой, – и между первыми добытчиками и только что подоспевшими завязались мелкие стычки, постепенно переросшие в общее побоище. Уже оставив это зрелище за кормой, Дэмьен в последний миг увидел, что и серебристая плоть так же подвергается нападению и уничтожению и из ран бьет темная жидкость, никак не являющаяся человеческой кровью. А «Королева пустыни» меж тем устремилась прочь.

Еще несколько минут команда, глядя назад, следила за морским побоищем. Лишь по прошествии этого времени капитан и члены экипажа вытащили из ушей затычки, дав тем самым понять Дэмьену, что и он теперь может поступить точно так же.

– Это их на какое-то время отвлечет, – объяснил ему Москован. – И может, мы успеем уйти с мелководья.

– Но что это такое? – спросил священник.

Капитан пожал плечами:

– Кто знает? Их называют сиренами в честь каких-то певучих демонов с планеты Земля. Но для меня это сущее мучение. Затычки срабатывают лишь на некоторое время, а потом музыка пробивается и сквозь них. И если хочешь, чтобы твоя команда не понесла потерь, приходится их подкармливать. – Он увидел, как потемнело лицо Дэмьена, и поспешил дать объяснение: – Мы забираем жертву в анатомическом театре. – Он пренебрежительно кивнул за борт. – Стоит, конечно, кучу денег, а иной раз чертовски трудно разжиться необходимым, но… оно действительно необходимо. Рыбы готовы жрать что угодно, но порождениям Фэа подавай только человечину. Проверено.

– Да откуда здесь взяться порождениям Фэа? – изумился священник. – И как они могут здесь жить?

– Здесь мелководье. Иногда энергия выбивается даже на поверхность воды. А где Фэа, там и демоны. Первый закон планеты Эрна. – Он кивнул на затычки, которые Дэмьен держал в руке. – В следующий раз, как увидите огни, сразу же затыкайте уши. Или отправляйтесь в каюту, да не забудьте сказать моим людям, чтобы они вас заперли. Ясно?

– Не сомневайтесь, – кивнул Дэмьен.

Он подумал о том, что за видение пережила в эти минуты девочка. О том, попала ли под их очарование Хессет. И подосадовал, что у него не хватает мужества подойти к Тарранту, одиноко и безмолвно стоявшему на носу корабля, и спросить, что за образы разбередили сирены в его душе. Как будто Охотник начал бы с ним откровенничать… с ним или с кем угодно другим.

Вздохнув, он посмотрел на воду. Темная теперь – но темная естественным цветом, а не от крови. Свободная – пусть и временно – от колдовства.

«Море Сновидений, – подумал он. – Удачное название».

Но когда это море останется позади, он горевать не будет.

Корабль им попался узкий, с низкими и тесными каютами, что для человека такого высокого роста, как Дэмьен, не говоря уж о Тарранте, было чревато опасностью пасть жертвой клаустрофобии. Но имелся здесь и кое-какой комфорт: было тепло, было место, чтобы уединиться, и место, где можно посидеть в компании. На корабле постоянно поддерживали огонь, потому что холод в море стоял чудовищный, а котелок кофе, подвешенный над очагом, сулил и более непосредственную возможность погреться. Кофе был отвратительным, просто отвратительным, зато обжигающе горячим. И Дэмьен пил уже третью чашку этого пойла.

Он сидел у огня рядышком с Хессет; Джеральд Таррант стоял перед ними, словно выказывая тем самым презрение к их беззащитности перед холодом. Йенсени за столом возилась с игрушками, которыми облагодетельствовал ее Владетель. Это были игральные карты местного образца – протектор, регент и Мать вместо валета, короля и дамы, и металлическая головоломка, представляющая собой фрагменты мозаики, которые требовалось собрать воедино. Таррант, судя по всему, раздобыл их в Эсперанове, чтобы отвлечь мысли девочки от более насущных проблем, и следует признать, что задуманное более чем удалось ему. Дэмьен, с одной стороны, был благодарен Охотнику за то, что он не позабыл и о такой мелочи, а с другой – стыдился того, что сам не проявил надлежащего отеческого внимания. Впрочем, не следовало забывать о том, что Владетель некогда был примерным семьянином, хотя мысль об этом по-прежнему казалась Дэмьену дикой.

– Ну, – вздохнул он. – И что теперь?

– Высаживаемся на юге, – предложила Хессет. Как всегда, она была полна практицизма. – Высаживаемся, не спеша осматриваемся на месте, проводим изыскания, определяем местонахождение врага.

– И выясняем его сущность, – подчеркнул Дэмьен. – Не говоря уж о его связи с Йезу.

Таррант промолчал.

Неторопливо отставив чашку и поднявшись с места, Дэмьен подошел к столу, за которым играла Йенсени, и подсел к девочке. Поглядев ей в лицо, можно было бы предположить, что она его не заметила. Но он взглянул на руки девочки и увидел, что они задрожали.

– Йенсени. – Священник заговорил ласково, как можно более ласково. Мысленно взмолившись, чтобы этого оказалось достаточно. – Ты говорила, что тебе что-то известно про Принца и про Черные Земли. А нам надо знать обо всем этом. Ты нам расскажешь?

Девочка промолчала. Ее по-прежнему дрожащие руки сжались в кулачки. Она плотно зажмурилась, словно испытав внезапную боль.

– Кастарет, – проговорила, подсаживаясь к ним, Хессет. Это слово на ее родном наречии означало «малышка». – Ты теперь одна из нас и не забывай об этом. Нам нужна твоя помощь. – Ее рука в перчатке легла на руку девочке – легко, как бабочка опускается на цветок. – Прошу тебя, Кастарет. Помоги нам. Мы нуждаемся в твоей помощи.

Девочка поглядела на ракханку, и Дэмьен почти физически ощутил, как ее юная душа черпает силу из души взрослой. Затем девочка посмотрела на самого Дэмьена, темными глазами выискивая у него на лице признаки какого-то чувства, но какого, он так и не понял. И потом, в самую последнюю очередь, она посмотрела на Тарранта. И на этот раз колдун удержался от какого-нибудь обескураживающего замечания. Что ж, спасибо и на том.

– Йенсени… – Голос Хессет звучал певуче, звучал утешительно. Может быть, заговорив, она подключилась к приливной Фэа? Дэмьена это не слишком бы удивило. – Что рассказывал тебе отец о юге? Что он там видел?

Девочка отчаянно заморгала, на глаза ей навернулись слезы.

– Он не хотел никому причинить зла, – прошептала она. – Он думал, что поступает правильно.

– Нам это известно, – мягким голосом вставил Дэмьен.

А Хессет добавила:

– Мы это понимаем.

– Он говорил, что рано или поздно они нападут на север, но если это нападение отложится слишком надолго, они окажутся чересчур многочисленными и все равно застигнут нас врасплох, и тогда у нас не будет ни малейшей возможности остановить их. – Йенсени сделала глубокий вдох, ее всю трясло. Слезы наконец выкатились из глаз и покатились по щекам. – Он говорил, что судя по тому, как разворачиваются события, нам с ними будет ни за что не справиться. А они уничтожат нас из-за своей беспредельной ненависти.

Дэмьен негромким голосом осведомился:

– И как же он хотел помешать этому?

Взгляд темных глаз остановился на священнике. «Как же она напугана, – подумал Дэмьен. – Она боится врага, и она боится, как бы новые друзья не отвергли ее». Ему было невыносимо жалко девочку. Да и любого ребенка, оказавшегося на ее месте, ему тоже было бы невыносимо жалко.

– Он предположил, – медленно зашептала бедняжка, – что если их ограниченные силы высадятся на севере… не очень многочисленные… то это, возможно, испугает Матерей. И тогда они распознают истинную опасность и, может быть, сумеют ей что-нибудь противопоставить.

– Контролируемое вторжение, – негромко отметил Таррант. – Должно быть, он решил, что нападение на его протекторат побудит северные города предпринять меры по укреплению общей обороны. Или ему хотелось спровоцировать полномасштабную войну прежде, чем юг окажется по-настоящему готов к ней.

– В любом случае у него ничего не вышло, – мрачно закончил Дэмьен. – Да и откуда ему было знать о том, что его собственная страна уже управляется противником? Единственное, чего недоставало врагу, это безопасное место высадки… Вот он и обеспечил им такое место.

– Он никому не хотел причинить зла, – прошептала девочка. Хессет подошла к ней поближе, обняла. – Он сказал, что заключил хороший договор с Принцем и что все будет в порядке…

– Так оно и должно было быть, – заверил ее Дэмьен. – Только нашему общему врагу, судя по всему, нельзя верить на слово. – Он осторожно накрыл руку Йенсени своей. Кожа у нее была холодной и влажной. – Нам понятно, что задумал твой отец, Йенсени. И не его вина в том, что этот план не сработал. И никто из нас не упрекает его. – Он пожалел о том, что не может воспользоваться Творением, чтобы придать своим словам особый вес, особую значимость и убедительность. И сейчас инструментами воздействия были только голос и рука, накрывшая ручонку девочки. – Он поехал на юг, не так ли, Йенсени? Поехал и встретился с Принцем и заключил с ним договор. Он рассказывал тебе об этом? Рассказывал о том, что повидал во время поездки?

Девочка помедлила, затем кивнула.

– Не могла бы ты рассказать нам об этом? – Но поскольку она промолчала, священник добавил: – Все, что сможешь вспомнить.

– Прошу тебя, малышка, – присоединилась и Хессет.

Девочка сделала глубокий вдох. Ее вновь трясло.

– Он говорил, что Принц никогда не умрет. Он говорил, что Принц стар, очень стар, но этого никто не видит, потому что он по собственному желанию омолаживает свое тело. И заметил, что очередное омоложение должно произойти совсем скоро. Принц не только омолаживает свое тело, но и меняет его, и после каждого омоложения кажется совершенно другим человеком, хотя на деле остается тем же самым.

Девочка тревожно посмотрела на Дэмьена, ей отчаянно хотелось услышать хоть какое-нибудь ободрение. Священник кивнул ей. Оставалось надеяться, что Таррант слушает и запоминает с особой тщательностью. Изо всей их компании именно Владетель мог лучше всего понять Неумирающего Принца и характер предпринимаемых им Творений.

– Продолжай, – попросил Дэмьен.

– Он говорил… что в этом и скрывается источник могущества Принца. – Она посмотрела на Тарранта, задрожав при этом еще сильнее, и сразу же отвела взгляд. – Он может превратиться в любого человека, вот почему все повинуются ему. Причем это относится не только к людям, но и к ракхам.

Хессет, не выдержав, зашипела, однако ничего не сказала. Разговор на щекотливую тему поневоле пришлось продолжить Дэмьену:

– Расскажи нам о ракхах.

Девочка немного замешкалась с ответом.

– Они вроде людей, но они не настоящие люди. На лицах у них отметины. Здесь и здесь.

Она пробежала пальцами по лбу и по щекам.

Боевая раскраска? Татуировка? Или какие-нибудь звериные отметины? Дэмьен в задумчивости посмотрел на Хессет. Как выглядели ракхи и что за отметины у них были, пока Фэа не преобразовало их? А если отметин не было у западных ракхов, то, может быть, они имелись у здешних? Однако Хессет покачала головой, давая понять, что бессильна что либо сообщить. Черт бы ее побрал!

– И ракхи подчиняются Принцу? – спросил священник у Йенсени.

Девочка, помедлив, кивнула:

– Большинство из них. Потому что однажды он превратился в ракха, вот они и ведут себя так, словно он один из них. Конечно, не совсем один из них, потому что он человек… но так, серединка на половинку.

– Чем многое объясняется, – спокойно заметил Таррант. – Потому что ракхи не стали бы подчиняться человеку.

– Но как ему удалось превратиться в ракха? – вскинулась Хессет. И посмотрела при этом на Тарранта. – Разве такое возможно?

Охотник поразмыслил над этим целую минуту и наконец дал ответ:

– Можно, конечно, принять и такую форму. Хотя метаморфоза вряд ли будет достаточно стабильной и может даже оказаться опасной. Но есть и более простое решение.

Дэмьен не сразу понял, куда клонит посвященный.

– Иллюзия? – наконец догадался он.

Охотник кивнул:

– Именно так.

– Но… настолько совершенная? И столь длительная?

– Человеку это не под силу, – согласился Таррант. – Но не забывайте, здесь задействовано и нечто иное.

– Йезу, – прошептал священник.

Охотник кивнул, лицо его было мрачно.

– Но почему Йезу захотелось пойти на такое? Поддерживать иллюзию на протяжении ряда лет… судя по всему, несколько поколений… только затем, чтобы предоставить власть над ракхами какому-то человеку? Неужели Йезу так себя ведут?

– Как правило, нет. Следовательно, можно предположить, что в данном случае эта услуга оказалась хорошо оплаченной.

– Причем платой послужила пища, – пробормотал Дэмьен.

Охотник кивнул:

– Совершенно верно.

Или девочка уже достаточно наслушалась, чтобы понять, о чем они сейчас разговаривают, или общая мрачность тона нагнала на нее страху, – только она вся вдруг напряглась, и Хессет инстинктивно обняла ее покрепче. Не выпуская когтей, разумеется, но готовая выпустить их в любой момент, если надо будет сразиться с виновником этого страха.

– Расскажи нам о ракхах. – Красти повторила просьбу священника.

Девочка зажмурилась, пытаясь все вспомнить дословно.

– Он говорил… что они не любят солнечный свет. Большинство из них. Так мне кажется. Он говорил, что они называют себя Ночным Народом.

– Ничего удивительного, – заметила Хессет. – Наши общие предки были ночными животными.

– Но ваши сородичи из Лема и впрямь именно такие, – напомнил ей Таррант. – Настолько, что их принимали за настоящих демонов. Настолько, что, попав под солнечные лучи, они погибали точно так же, как истинные призраки и вампиры. Не думаю, чтобы такое было присуще и вашим предкам.

– Никто из аборигенов не обладает подобной чувствительностью, – спокойно сказала Хессет.

– Разумеется. Природа может вести себя с излишней щедростью, но глупостей она не делает. Чтобы создать такую смертельную слабость, понадобился человеческий мозг, и только мотивы, которыми руководствуется человек, оказались способны привязать эту слабость к существам определенного вида.

– Но зачем ему это? – удивился Дэмьен. – Если они служат ему, то зачем настолько ограничивать их возможности? А если они с ним враждуют, то чего ради останавливаться на столь небольшом изъяне?

– А может быть, он с ними до конца еще не управился, – предположил Охотник.

Дэмьен уже собрался что-то ответить и на это, когда дверь каюты внезапно распахнулась и на пороге появился капитан. Он спускался по крутому трапу, так что сперва показались его ноги, а уж потом вся остальная высокая, стройная фигура.

– Погреться малость решили? – Ухмыльнувшись, Москован тоже решил налить себе кофе. – Рад сообщить, что море Сновидений мы уже прошли. Больше никаких препятствий до самого Вольного Берега, не считая нескольких нанесенных на карту островов да, возможно, парочки весенних бурь.

Он снял с крючка деревянную кружку и доверху наполнил ее кофе. И уже подносил питье к губам, когда до Дэмьена дошел смысл только что сказанного капитаном.

– Вольный Берег? А мне казалось, что мы идем в Адскую Забаву.

Москован внимательно посмотрел на Тарранта. Казалось, они быстро и безмолвно обменялись мнениями. После этого капитан пояснил:

– Именно таков и был первоначальный план. Но мы с господином Таррантом кое-что обсудили и решили изменить курс. С Вольного Берега вы попадете, куда вам надо, гораздо быстрее.

– И куда же, по-вашему, нам надо? – жестко осведомился Дэмьен.

Ответил ему Таррант. Голос Охотника прозвучал с обычной невозмутимостью:

– С Вольного Берега вполне можно попасть в Черные Земли и тем самым в домен Принца.

Дэмьен изумленно поглядел на него:

– Вы что, спятили? Вот только очутиться у Принца на самом пороге нам и не хватало.

Москован хмыкнул:

– Это трудно назвать порогом.

– И кто дал вам право без обсуждения со мной менять курс? Мало того, даже не поставив меня в известность?

– Вы были заняты, – холодно отозвался Таррант. – А разговор о деталях пришлось вести мне…

– Вздор!

Сухо улыбнувшись, Москован допил кофе и повесил кружку на крючок.

– Поговорите об этом без меня. – И, уже выходя из каюты, моряк бросил Тарранту: – Дайте знать, если я вам понадоблюсь.

Когда он ушел, закрыв за собой тяжелую дверь, Дэмьен воскликнул:

– Какого черта! Что все это должно означать?

Таррант пожал плечами:

– Москован предложил новый курс. И мне это предложение показалось здравым.

– А вам не пришло в голову, что следовало бы посоветоваться с нами?

– Вас не было на месте.

Дэмьен с трудом удерживался от яростной вспышки, с превеликим трудом…

– Ну, допустим. Так объясните нам все сейчас.

В ответ Таррант достал из кармана сложенную карту, подошел к своим спутникам, расправил лист на столе. Расправил так, что море Сновидений оказалось сверху, а под ним обрисовались изящные очертания Южного континента.

Он дал им несколько секунд на то, чтобы найти Адскую Забаву, расположенную на северной оконечности континента. Потом показал им точку в нескольких сотнях миль дальше по берегу. Точка была отмечена крупной звездочкой и снабжена подписью: «Вольный Берег. Столица Людей».

– Откуда у вас это? – пробормотал Дэмьен. – Хотя ладно, понятно. Вам дал карту Москован.

Священник пристально всмотрелся в детальную карту, явно изготовленную здесь, на юге. Обратил внимание и на то, что река, в устье которой располагался Вольный Берег, протекает прямо через Черные Земли. Что означало: любое торговое судно, идущее в Черные Земли, должно подняться по этой реке. Что в свою очередь означало какую-то сотню миль вверх по течению: то есть Вольный Берег был и впрямь расположен на самом пороге Черных Земель.

– И вы решили, что это хорошая идея? – резко спросил он.

– Я решил, что у нее имеются свои достоинства.

– Вот как? Вы на самом деле так решили? – Дэмьен, сердито отшвырнув стул, поднялся из-за стола. Теперь, когда он окончательно впал в бешенство, усидеть на месте было невозможно. Есть вещи, которые просто нельзя произнести, держа ноги под низким стулом. – Позвольте объяснить вам одну вещь, Таррант. Меньше всего на свете мне хочется проникнуть в цитадель нашего противника, прежде чем мы узнаем, кто он такой, что он такое и какого черта он здесь делает. Вы меня хорошо поняли? Вам удалось навязать нам похожую стратегию, когда вы дали взять себя в плен в стране ракхов, но, черт побери, я ни за что не пойду на такое еще раз. На этот раз у нас есть время, есть определенная дистанция, вот и воспользуемся этими преимуществами в интересах собственной безопасности, договорились? Испытания, выпавшие на нашу долю в Лема, были не столь приятными, чтобы стремиться к их повторению.

Он высказал это тихо, но и его голос теперь стал подобен льду, гладкому и невыразимо холодному.

– Знаете, священник, вы не приняли во внимание все сопутствующие факторы…

– Черта с два не принял! – Теперь Дэмьен сорвался на крик. – А как насчет потоков Фэа? В Адской Забаве они обращены на север – из домена Принца прямо к нам. Идеальная ситуация, с какой стороны на нее ни посмотришь. А в Вольном Береге мы окажемся далеко на западе, что означает, что нашему врагу Творением будет куда проще достать нас, чем нам его. – А поскольку Охотник ничего не ответил, он требовательно спросил: – Ну и как? Это, по-вашему, не имеет никакого значения?

– Разумеется, имеет, – равнодушно отозвался Таррант. – А вам не кажется, что это осознает и наш враг? Вам не кажется, что он регулярно получает информацию с севера – и, скорее всего, прямо от Матерей – и потому в деталях осведомлен о нашем продвижении по здешним местам? Включая наше бегство из Эсперановы, священник, не забывайте об этом! А не забыв об этом, подумайте и о том, каково это – отправиться в то место, где вас, скорее всего, и ожидают. А если, поразмыслив над этим, все равно найдете доводы в пользу высадки в Адской Забаве, дайте мне знать об этом. Будет интересно послушать, что вы скажете.

Возникла долгая, неуютная пауза в беседе. В конце концов Дэмьен отвернулся.

– Черт побери. – Он тяжело опустился на место. – Но вам следовало хоть что-то сказать нам. Вам следовало нас известить.

– А вот за это прошу прощения, – столь же невозмутимо ответил Владетель. – Если это способно вас хоть в какой-то мере утешить, то я предпочел бы высадиться в Адской Забаве. Там мы могли бы оказаться уже нынче ночью, что же касается Вольного Берега… – Он пожал плечами; почему-то этот жест показался Дэмьену наигранным. – Это займет несколько больше времени.

– Но до зари мы туда успеем?

– Если нет, то на этом судне найдется укромное место, где я смогу спрятаться. Я удостоверился в этом раньше, чем согласился на плавание.

Дэмьен посмотрел на Хессет: вид у нее был мрачный, однако ракханка едва заметно кивнула.

– Ладно, – пробормотал он. Потер лоб, как будто у него внезапно разболелась голова. – Сделаем по-вашему. Но начиная с этой минуты никаких импровизаций, ясно? И никаких уговоров у нас за спиной. Никаких сюрпризов.

– Разумеется. – Охотник нехотя поклонился. Жест был привычным и потому не имел ровным счетом никакого значения. Дэмьену же просто-напросто захотелось задушить этого человека. – И, уверяю вас, так будет лучше. Для всех нас.

– Да уж, – проворчал Дэмьен. И вновь закрыл глаза. Изо всех сил стараясь не думать о будущем. – Поживем – увидим.

Йенсени спала.

«Море черное, чернее чернил, чернее самых глубоких теней, которые отбрасывает ночь; море, не ведая устали, ворочается под вечерним ветром. На западе буря, но грохочет она довольно далеко; на берегу не почувствуют ничего, кроме свежей порции озона и нескольких порывов зимнего ветра. Буря израсходует всю свою оставшуюся ярость на океанских просторах».

Йенсени снился сон.

«Корабль прибывает в порт, разрезая барашки волн, подобно хорошо заточенному лезвию. У пирсов Вольного Берега полно лодок всех размеров и видов, однако из людей нет никого. Подобно всем городам юга, и в этом боятся ночи и на улицу выходят в сумерках только те, кому положено, само существование которых зависит от ночной тьмы.

И, разумеется, кое-кто другой.

Она распознает это сперва в порывах ледяного ветра: некий гнилостный запах, растекающийся по полуночному воздуху, смрадное дыхание берега. Она пытается определить возможный источник запаха – будь он каким угодно, – но на пирсах никого нет, кроме нескольких ночных стражников и парочки пьяниц. Она не видит ничего, способного источать подобный запах.

Вода перехлестывает через борт стоящих на якоре судов, мелкие лодки трещат, когда их волной бросает на пирс, тут же отшвыривает в сторону и бросает снова. Но ей кажется, что происходит и нечто другое. Она слышит шепот. Или, может быть, шорох. Вроде того, как трется о дерево ткань. Пытается понять, в чем дело, но слишком многое происходит вокруг нее одновременно. Трепещут паруса. Кричат команды. Тысячи шумов заглушают один-единственный… Но какой же? Она чуть ли не слышит его – и все-таки не слышит.

Ей на плечо опускается чья-то рука; обернувшись, она видит священника, с ним рядом – Тарранта и Хессет. Вид у них встревоженный и усталый, но они счастливы тому, что наконец-то высадятся на берег.» Ты готова?» – спрашивает священник, и в ответ ей удается кивнуть. Не рассказать ли ему о том, что она чувствует? Но вдруг Таррант, вмешиваясь, тут же спишет это на игру детского воображения и потребует, чтобы ее слова оставили без внимания? А что, если это и впрямь всего лишь игра воображения, в конце концов вышедшего из-под контроля в результате эмоционального истощения? Так что она испытывает растерянность. Она вообще перестает быть уверенной в том, что что-то воспринимает обонянием, что-то слышит, что-то собирается увидеть, причем прямо здесь, у причала. Но ощущение опасности отзывается у нее в душе таким холодом, что ей с трудом удается сдвинуться с места, когда спутники тянут ее вперед.

Она следит за тем, как матрос цепляется за причал веревкой, как наводят потом узкие переходные мостки. Священник деликатно подталкивает ее к мосткам. В какое-то мгновение ей хочется повернуться и убежать, с такой внезапной силой охватывает ее ужас, но рука священника крепко держит ее за плечо; Хессет со своим теплом тоже держится рядом, и откуда ни возьмись у девочки появляются силы сделать первый шаг. Пирс под непрерывным дождем стоит мокрый, и от этого ее шаги по сырым доскам звучат тяжелей и уверенней, чем им следовало бы. Как только они оказываются на берегу, к ним устремляется стражник, но контрабандист Москован уже готов к этой встрече; ей видно, что он предъявляет стражнику какие-то бумаги, а тот в конце концов кивает – мол, все в порядке, можете следовать дальше и заниматься своими делами.

И вновь – откуда-то издалека – доносится шепот. И вновь приходит уверенность в том, что с ними происходит что-то плохое, да так и останется плохим, пока они не выберутся из этого места. Им надо повернуться и броситься бежать отсюда куда глаза глядят – на тот корабль, на котором они сюда прибыли, на любой другой, куда угодно!.. Главное – убежать, пока их не настиг этот шепот.

– Йенсени! – Священник останавливается, присаживается на корточки рядом с нею. Он понимает, что что-то не так. – В чем дело?

Но она не знает, как объяснить ему свои ощущения. Да и не знает, стоит ли это делать. Объяснил же он ей, что голоса, которые она слышала в Эсперанове, были всего лишь воспоминаниями о том, что случилось там давным-давно, и внимание на них следовало обращать не больше чем на товары, выставленные в витринах. И к здешним шумам он наверняка отнесется точно так же. Как же ей убедить священника в том, что на этот раз происходит нечто иное?

– Со мной все в порядке, – шепчет она. Не потому, что эти слова соответствуют ее ощущениям, но потому, что никаких других она просто-напросто не может вымолвить. Как же ей сообщить им о близости опасности?

Они идут дальше. Пирс длинный; ходьба по прочным доскам настила кажется непривычным делом после долгих часов, проведенных в море. Таррант говорит, что это нормально. Она дрожит – но не только от холода, страх воспринимается ею столь болезненно, что она с трудом удерживается от того, чтобы не согнуться пополам.

И вот они появляются. Черные фигуры, бесшумные и стремительные. Появляются с обеих сторон, спереди и даже снизу – из-под пирса, так что группа путешественников в один миг оказывается окруженной. Йенсени слышит, как лязгает сталь о сталь: это выхватил меч, изготовясь к бою, священник, но он обречен на поражение еще до начала схватки. Слишком много противников, и они буквально повсюду, их мечи блещут в лунном свете, и крошечные звездочки на кончиках луков и еще более смертоносного оружия, а с моря меж тем доносится жуткий грохот…»

Она проснулась настолько внезапно, что первые мгновения не могла дышать, целая минута ушла у нее на то, чтобы прийти в себя. Лампа в каюте была пригашена, вокруг стояла тьма, и девочка не сразу сориентировалась. Рядом с ней лежала ракханка, она заворочалась, как только Йенсени проснулась, явно ощутив испуг, овладевший девочкой.

– Малышка! В чем дело?

«Мне приснился страшный сон», – как же хотелось ей ответить такими словами. Но ведь это был не просто сон. Она знала это наверняка. И точно так же знала она, что Враг – которого она мысленно именовала именно так, с большой буквы, – подстерегает их именно в Вольном Береге, а вовсе не в Адской Забаве. Тот же самый Враг, который убил ее отца и который непременно убьет и ее саму при первой же возможности. Он окопался в Вольном Береге. Сейчас. Он затаился. Девочка не сомневалась в том, что дело обстоит именно так.

– Это ловушка, – выдохнула она. Не без труда уселась в койке. Ее трясло так сильно, что удержаться в вертикальном положении было трудно, да и качка была скверной помощницей. – Нас ждут.

Ракханка как-то странновато посмотрела на нее, а потом промолвила – тихо и спокойно:

– Погоди-ка здесь. Я позову остальных.

Йенсени, дрожа, забилась в угол, а Хессет отправилась за Таррантом и священником. Да, к девочке снизошло Сияние, но не сильное, и оно только увеличивало ее страхи. Да и что такое Сияние, как не окно в подлинный мир, в ужасный мир, окно в истинный мир там, где любая иллюзия была бы в тысячу раз предпочтительней? В это мгновение Йенсени была готова раз и навсегда отказаться от Сияния, если бы, конечно, такое было возможно. Так велико было охватившее ее отвращение, что она согнулась пополам и ее вырвало желчью как раз в тот миг, когда в каюту вбежали ее спутники.

Священник сразу же подсел к ней.

– Расслабься. Немедленно расслабься.

Ласковыми словами и деликатными прикосновениями он помог ей избавиться от мучительных спазмов, и хотя она понимала, что здесь, на воде, прибегнуть к Исцелению он не может, ей все равно стало лучше от одного его присутствия. Боль в животе отпустила, и через несколько мгновений девочка смогла встать на ноги. Еще несколько мгновении – и с помощью священника она села в кресло и восстановила дыхание.

– Вольный Берег. Западня. – И вновь ее затрясло, стоило ей произнести эти слова. Зажмурившись, она вновь увидела черные фигуры, подступающие со всех сторон… Сколько же их!.. Сияние тем временем стало еще сильнее – и она увидела силуэты этих людей, охваченные чем-то вроде огненной рамки. – Они ждут нас там, – выдохнула она. Девочка была готова вот-вот расплакаться. – Это ловушка!

Она увидела, что священник посмотрел на спутников, но глаза ей застилали слезы, поэтому смысл этого безмолвного переглядывания от нее ускользнул. В конце концов первой заговорила Хессет:

– Она спала.

– И это ей, должно быть, приснилось, – подсказал Таррант.

– Но это вовсе не означает, что она ошибается, – рявкнул священник.

Он опустился перед ней на колени, ласковый, внимательный, может быть, даже любящий, и попросил ее пересказать все, что она увидела во сне. Так она и сделала. С паузами, с колебаниями, сама не зная толком, как облечь в слова ужасные видения. Закончив рассказ, она уронила голову на руки и часто заморгала, – и тут к ней подсела ракханка и прижала ее к себе, чтобы голоса детенышей-ракхов смогли утешить несчастное человеческое дитя.

– Это всего лишь сон, – презрительно фыркнул Таррант. – Возникший в сознании испуганной девчонки и преподнесший ее страхи в виде зрительных образов. И ничего более.

– Мне это не нравится, – пробормотал священник. – Мне все это крайне не нравится.

Охотник хмыкнул:

– Выходит, мы теперь руководствуемся снами? Не только собственными, но и снами полубезумной девчонки!

– У нее есть не только это, – огрызнулся священник. – И вы это прекрасно знаете.

– Знаю я только одно. Я выбрал Вольный Берег, потому что этот порт наилучшим образом соответствует нашим планам. И так оно и есть, пусть даже все сны на свете гласят прямо противоположное.

– Но, насколько я понимаю, эта идея вам даже не принадлежит. Не так ли? Если я не ошибаюсь, ее высказал Москован…

– Прошу вас, священник! Не считаете же вы меня откровенным глупцом! Прежде чем послать вас к Рану Московану, я подверг его столь основательному Познанию, что могу составить за него его собственную биографию. И на всякий случай я подверг его еще нескольким Творениям. Этому человеку предать нас так же трудно, как выйти в море не на борту корабля.

Возникло долгое молчание, холодное и враждебное.

– Послушайте. – Голос Тарранта обжигал не хуже льда. – С девочкой разбирайтесь как вам угодно. Но если нас где-нибудь и ждет засада, то наверняка в Адской Забаве, и у меня нет ни малейшего желания угодить в расставленные сети. Какие бы сны кому-нибудь из вас ни снились.

И он ушел, печатая четкий презрительный шаг, – и даже в стуке захлопнутой им за собой двери прозвучали гнев и презрение. Йенсени поплотнее приникла к Хессет: в таком тепле ярость и ненависть не могли настигнуть ее. Детеныши ракхов тут же зашептались с нею на чужом языке, но она все поняла.

«Отправляйся в Адскую Забаву, – внушали они. – В Адской Забаве полная безопасность. А Вольный Берег – это ловушка».

«Я знаю, – мысленно ответила она. Сияние охватило ее, став теперь ослепительно ярким. – Но что мне делать? Как переломить происходящее? Подскажите», – взмолилась она. Но голоса пропали, слившись в нечленораздельный гул. Более или менее похожий на раскаты дальнего грома.

– Ну, и что теперь? – спросила Хессет.

Тяжело вздохнув, священник опустился на скамью.

– И в самом деле – что? Мне ведь самому не развернуть этот чертов корабль, не так ли?

– А если бы вам это удалось? – спокойно поинтересовалась Хессет.

У священника перехватило дух. Возникла долгая пауза.

– Возможно, я так и поступил бы, – пробормотал он в конце концов. – Но какое это имеет значение? Решение ведь уже принято – и не нами. А нам самим в Адскую Забаву не повернуть.

Теперь Йенсени слышала нечто иное – тоже шепот, однако другого рода. Как будто ветер подул в их сторону над океанским простором. А вместе с ветром и барабанная дробь дождя, и раскаты дальнего грома. Все это было слишком тихо, чтобы кто-нибудь другой мог услышать, да и она сама не расслышала бы ничего, не охвати ее неописуемо яркое Сияние.

– Черт побери, – пробормотал священник. – Ненавижу плавать по морю.

И вот он ушел, дверь захлопнулась и за ним, оставив их наедине друг с другом – Йенсени и Хессет.

Во тьме.

С Сиянием.

С музыкой начинающейся бури…

За все месяцы, проведенные в море, Дэмьен так и не научился разбираться в плавании под парусом. Нет, он понимал, что попутный ветер хорош, а встречный плох, и хуже всего полное безветрие, потому что оно означает безрадостную альтернативу: либо застыть на месте, дожидаясь, пока не повеет хотя бы легкий бриз, либо, как следует помолившись и сосредоточившись, развести пары и надеяться на то, что это сработает. Но прочие тонкости ходьбы под парусом так и остались для него тайной: он не знал, когда надо убрать часть парусов (но, конечно, не все), когда, почему и под каким углом развернуть, не знал, почему ветер, дующий сбоку, может при определенных условиях оказаться самым лучшим, не знал языка тонких – и даже тончайших – намеков, которыми море и ветер извещают о приближении настоящей опасности.

Зато он научился разбираться в поведении людей на борту. Проведя в море всего месяц, он уже умел узнавать о дожде по определенному выражению на лице Раси, а что касается более или менее бесцеремонных повадок капитана Рошки, то они и вовсе стали для него своего рода барометром. А через четыре месяца плавания он начал узнавать о приближении бури по особого сорта ругательствам, которые изрыгал боцман, и по кушаньям, которые готовил на ужин кок.

И сейчас, хотя экипаж «Королевы пустыни» был для него новым и незнакомым, а свистки, которыми изъяснялись между собой члены команды, так и остались для него загадочными, то же самое чувство подсказало Дэмьену, что происходит нечто странное. И даже если бы он не заметил, как Москован то и дело отправляется в рубку свериться со внезапно спятившими приборами, ему стало бы ясно, что условия, в которых протекает плавание, стремительно меняются: это было видно по тому, как держатся матросы, делая привычное дело; это было написано на лице у боцмана, мрачно уставившегося в морскую даль. Дэмьен вспомнил о череде шквалов, сквозь которые им пришлось пробиваться в Новоатлантическом океане; в ходе одного из этих штормов судно пострадало так, что пришлось пристать к берегу для починки, и пристали они к одному из только что народившихся островков, настолько молодому, что от охлаждающейся береговой полосы еще валил пар, – и теперь Дэмьен похолодел, сообразив, что их ждет нечто в том же роде.

«А ведь перед выходом в море Москован утверждал, что погодные условия хороши. Он точно говорил, что денек-другой хорошая погода простоит». Но Дэмьен понимал, что такие предсказания никогда не бывают стопроцентными. Даже на планете Земля, как сказано в книгах, погоду так и не научились предсказывать точно.

Он увидел Тарранта и направился было к нему. Однако при его приближении Охотник едва заметно покачал головой, словно давая понять: «Нет. У меня не больше информации, чем у вас». Черт побери, как недоставало им Рошки! И всей той команды. Они бы никогда не допустили того, чтобы пассажиры встретили бурю, не будучи извещены о ней заранее.

В конце концов, когда вся возня с перестановкой парусов была завершена, Москован дал пассажирам определенные пояснения.

– Ветер меняет направление, – буркнул он. – И давление стремительно падает. Это недоброе предзнаменование в любых водах, а что же касается здешних… – Он мрачно покачал головой. – Скорее всего, буря идет прямо на берег. И это означает, что она буквально расплющит нас, если мы будем придерживаться избранного курса.

– Значит, это, насколько я понимаю, исключено, – невозмутимо произнес Таррант. – И что же нам остается?

Капитан окинул взглядом свирепые, с белыми барашками, волны, накатывающиеся на корабль со всех сторон.

– Надо войти в какую-нибудь бухту, – сообщил он. – Ничего другого не выйдет. Через час мы укроемся вон за тем мысом, времени должно хватить. Гавань в Адской Забаве хорошо защищена со стороны моря, и там мы будем в безопасности, если, конечно, успеем вовремя. – Он остро посмотрел на Тарранта. – И если у вас нет категорических возражений. Но если таковые имеются, то давайте выкладывайте свои соображения немедленно.

Таррант молча глядел в морскую даль. Молчание затянулось настолько, что Дэмьен подумал: «А вдруг Охотник не расслышал слов Москована?» Но в конце концов Таррант сказал:

– Возражений нет. И изменить происходящее я тоже бессилен. Так что поступайте по своему разумению.

Когда Москован оставил пассажиров, Дэмьен осведомился:

– Что, нет под рукой необходимой энергии?

Таррант положил руку на рукоять заговоренного меча:

– Здесь ее достаточно.

– Значит, вы не хотите ее использовать?

Охотник повернулся к нему; фонари мерцали сквозь туман, в их свете глаза его казались бесцветными, как лед.

– Эту бурю мне Творением не развеять, – равнодушно обронил он. – Потому что она сама создана Творением. И с такой силой я тягаться не в состоянии.

– Вы говорите о нашем враге?

Таррант отвернулся.

– Не будьте наивны, Райс.

Дэмьен не сразу понял намек, а поняв, обомлел:

– Вы думаете, девочка…

Он даже не смог договорить.

– Перед выходом в море я проверил погоду. Даже с поправкой на возможные метеорологические сюрпризы ничего… такого случиться просто не могло. – Посвященный описал рукой круг, в который вошло все разом: волны с белыми гребнями, штормовой ветер, океанская пена, перехлестывающая через борт. – У меня нет ни малейших сомнений в том, что маршрут бури намеренно изменен с тем, чтобы она разразилась ближе к берегу. И точно так же нет ни малейших сомнений в том, что прибегли для этого не к земной Фэа, равно как и ни к какому другому замкнутому на сушу колдовству. – Охотник многозначительно посмотрел в сторону пассажирских кают. – Хессет одна с погодой не справилась бы. Это оставляет одну-единственную возможность. Если, конечно, вы не подскажете чего-то иного.

Все это показалось Дэмьену просто невероятным. Он с трудом обрел дар речи.

– Вы когда-то говорили, что Творения, изменяющие погоду, настолько сложны, что на них не способны даже посвященные, во всяком случае, большинство из них.

– Не совсем так, Райс. Послать по новому пути уже начавшуюся бурю достаточно просто. Гораздо труднее управлять стихией. Любой, у кого имеется определенное количество грубой, так сказать, сырой энергии, способен перетащить с места на место парочку туч или нагнать приличный ветер. Но лишь весьма немногие способны изменить метеосистему как таковую – изменить так, чтобы разразившаяся буря протекала под полным контролем и в заданных параметрах. – Таррант задумчиво разглядывал волны, тучами брызг обдававшие даже высоко задранный вверх нос корабля. Свет бортовых фонарей пробивался сквозь туманную дымку радужными сполохами. – Просто поднять бурю, не думая о последствиях? Это не слишком сложно. В определенных условиях на такое способна даже девчонка.

– Испуганная девочка, – поправил Дэмьен. – От души уверовавшая, что нас ждет неминуемая смерть, если мы высадимся в Вольном Береге.

Какое-то время Охотник молчал. И взгляд его был странным образом рассеянным, словно он забыл, где и в каких условиях находится, занятый собственными сомнениями и тревогами.

– Судя по всему, – в конце концов произнес он, – мы утратили контроль за ситуацией.

– Почему же? Когда буря закончится…

– Разразится другая буря. Или начнется еще что-нибудь похлеще. Девочка боится Вольного Берега, а природа реагирует на этот страх; так неужели вам хочется искушать природу? На этот раз дело ограничилось бурей. Что ж, возблагодарим судьбу хотя бы за это.

– Вас беспокоила Адская Забава, – напомнил ему Дэмьен. – А как вы сейчас полагаете, мы справимся с тем, что нас там ожидает?

Охотник уставился в морскую даль. Волны становились все выше и круче, ветер все злее, ураган на глазах набирал силу.

– Остается надеяться, что успеем хотя бы дойти до Адской Забавы, – ответил он. – На одну ночь нам и без того неприятностей хватит, не так ли?

И все-таки они дотянули.

Как раз вовремя.

Подлинный ураган разразился, едва они завернули за мыс, превращающий гавань Адской Забавы в сравнительно безопасное место; волны перехлестывали через борт и заливали палубу, на которой и без того было трудно устоять на ногах из-за бешеного ветра. Поэтому Дэмьен, спустившись в каюту, составил компанию Хессет и Йенсени. Таррант остался на палубе в одиночестве. Высматривать струившиеся вдали потоки земной Фэа, предположил Дэмьен. Подвергнуть берег тщательнейшему осмотру методом, который доступен лишь ему одному.

Девочка страдала от морской болезни, ее тошнило, но, по крайней мере, еще не рвало. «И на том спасибо», – подумал Дэмьен. Ему с Хессет пришлось столько времени провести на борту «Золотой славы», что они ко всему притерпелись, но даже для них последние полчаса плавания растянулись на целую вечность. Какой бы энергией ни пожертвовала девочка, чтобы накликать нынешнюю бурю, проделала она это явно вслепую – и теперь не предпринимала никаких попыток умерить ярость стихии. Не окажись поблизости подходящей гавани, буря наверняка потопила бы их всех вместе с кораблем.

Но больше всего священника нервировал тот очевидный факт, что девочка даже не догадывалась о том, что бурю накликала она сама. Должно быть, охваченная страхом, она чисто бессознательно подключилась к приливной Фэа, но этого хватило, причем с лихвою. «И значит, она действительно опасна», – размышлял священник. Неведение в сочетании с таким могуществом представляют собой гремучую смесь. С этим необходимо было кончать, и как можно скорее.

Поглядев на Хессет, он негромко сказал:

– Тебе придется подучить ее. Никто, кроме тебя, этого не сможет.

Отвечая, ракханка оскалила острые зубы.

– Мы учим только братьев по крови.

Дэмьен тяжело смотрел на нее. И ничего не говорил, дожидаясь дальнейшей реакции.

В конце концов Хессет покосилась на девочку, прикорнувшую рядом с ракханкой, положив голову ей на колени. Осторожно, чтобы не разбудить спящую, погладила ее по волосам.

– Я попробую.

И вдруг их потряс сильный толчок, пришедший из носовой части судна, – удар такой мощный, что скамья, на которой они сидели, ходуном заходила. На мгновение Дэмьен испугался, что они напоролись на подводный риф; он весь подобрался, готовясь схватить девочку и вынести ее на палубу. Но тут последовал еще один толчок, несколько слабее, чем первый. А затем и третий. И тут Дэмьен понял, наконец, что это такое, и с облегчением выдохнул, привалившись к стене.

– Кажется, теперь мы в безопасности.

– Йенсени! – Хессет легонько потрясла за плечо спящую девочку. – Пронесло. Мы в безопасности. Просыпайся, малышка!

Большие глаза тут же широко распахнулись, покрасневшие и усталые.

– Адская Забава? – Она произнесла это еле слышно. Да и лицо у нее было сейчас пепельно-серым.

– Да уж, будь уверена, – буркнул Дэмьен. Он погладил девочку по голове движением, которое сам счел отцовским. – Поднимайся. Пора убираться с этой посудины.

Быть может, эта гавань и впрямь не таила опасности, но судить об этом, оставаясь на борту, вряд ли было возможно. Даже вскарабкаться по трапу на палубу оказалось сущим мучением. Устоять на ногах на ровных досках палубы было вроде бы полегче, хотя, не исключено, лишь в результате самовнушения. И глядя на пляску корабля у причала, никак нельзя было назвать высадку на берег спокойной и безопасной. К тому же с небес хлестал настоящий ледяной водопад, и Дэмьен высоко поднял ворот, чтобы не натекло за шиворот.

– Ну как? – К пассажирам подошел Москован в промасленной штормовке. – Каков приговор? Хотите просто переждать у причала, а потом отправиться в Вольный Берег? Или рискнете высадиться здесь?

Дэмьен в нерешительности посмотрел на Тарранта.

– Надо бы для начала Познать город, – пробормотал священник.

Охотник пренебрежительно отмахнулся:

– Я это уже проделал. Опасности для нас нет. По крайней мере, пока нет.

Дэмьен хорошо понимал, как нелегко далось Охотнику это признание. Не в характере Владетеля было сознаваться в собственных ошибках, но сейчас прозвучало нечто вроде этого.

Священник посмотрел на город, спрятавшийся под плотной пеленой дождя. В такой тьме ничего нельзя разглядеть. Огни в самой гавани призрачно мигали, как звезды в разрывах туч.

– Ладно. Попытаем счастья здесь.

И стоило ему произнести это, как с плеч как будто упала свинцовая тяжесть. По крайней мере, в ближайшее время никаких морских путешествий. До тех пор, пока они не выполнят свою миссию или не погибнут в ходе ее выполнения. А в последнем случае (так утешил себя Дэмьен) морское путешествие не будет угрожать ему тем более. А это уже полгоря.

Он достал из кармана несколько золотых монет и протянул их Московану; не так уж много по сравнению с тем, что они уже заплатили за проезд, однако, судя по тому, как просиял капитан, жест оказался удачным.

– Поберегитесь, – остерег их контрабандист, пряча деньги. – Здешний народ не больно-то жалует чужаков.

«Не сомневаюсь. Уж так устроена наша жизнь». Дэмьен услышал глухой стук: это с палубы на пирс перебросили деревянные мостки. Надежными их никак нельзя было назвать. Он со вздохом взвалил на плечо поклажу и устремился к жалобно скрипевшим доскам.

«Ну, еще разок, Райс. Как только окажешься на земле, все пойдет как по маслу. С Божьей помощью».

– Удачи, – ухмыльнулся Москован, провожая их в путь по раскачивающимся доскам. И несколько загадочно добавил: – Надеюсь, что девочка ему понравится.

Не пробирайся они сейчас по шатким и скользким под ветром и дождем мосткам, с которых проще было сорваться, чем удержаться, Дэмьен, скорее всего, обернулся бы к капитану. Не затем, чтобы задать вопрос, ответ на который был и очевиден, и смертельно опасен одновременно. Но чтобы посмотреть моряку в лицо. Чтобы попробовать разгадать по лицу, какой именно смысл вложил Москован в последнее замечание. Но короткий переход был и впрямь предательски опасен и не позволял отвлечься ни на секунду. А к тому времени, как они ступили на причал и наконец-то почувствовали себя в безопасности, Москован уже ушел с палубы и скрылся в недрах корабля.

– Пошли, – под проливным дождем затеребил священника Таррант. – Здесь нельзя оставаться.

Кивнув Охотнику, Дэмьен присоединился к своим спутникам, и они побрели по длинному пирсу в порт. Как все пирсы на планете Эрна, здешний уходил далеко в море, чтобы им можно было воспользоваться и в приливные, и в отливные часы, и сейчас путь во тьме под ливнем показался воистину бесконечным. С севера их не столько подгонял, сколько трепал ураганный ветер, иногда его порывы оказывались настолько мощными, что Дэмьена, вопреки всем его стараниям, сносило на шаг-другой в сторону, а однажды, лишь схватив девочку обеими руками, он удержал ее от того, чтобы не свалиться в море – в яростное пенное месиво, кипевшее под волнорезом.

«Продержись еще немного, – воззвал он к самому себе. Стараясь не думать о том, на какой срок может это» немного» растянуться. – Все уже почти позади «.

В конце концов они все-таки добрались до твердой суши и побрели к скоплению построек у входа в гавань. Строго говоря, это были не настоящие здания, а временные строения, как обнаружил Дэмьен, – стены и переборки под пластмассовыми водонепроницаемыми крышами кое-как скрепляли толстые веревки. Зато такие строения способны устоять при самых страшных подземных толчках, их гибкие стены просто гнулись бы под натиском ударов землетрясения, но не обрушивались. Да и ураганные ветры были этим прочно вкопанным в землю амбарам нипочем. Ну, а если уж смоет такую постройку цунами – так на ее месте с легкостью можно воздвигнуть другую; и это, подумал Дэмьен, скорее всего и является решающим обстоятельством. Длинный мыс, конечно, защищает Адскую Забаву от большинства океанских волн, но всегда следует считаться с тем, что накатит и по-настоящему чудовищная. И здесь с этим, судя по всему, считались.

– Пошли, – пробормотал Дэмьен. – Выберемся поскорее куда-нибудь повыше.

Таррант шел первым, с фонарем в руке, но пронизанная дождем тьма скрадывала свет так успешно, что от фонаря практически не было никакого толку. Дэмьен ненадолго задержался под навесом одного из складов, чтобы зажечь второй фонарь. И подумал о том, долго ли ждать рассвета. Пусть Охотнику не по нраву смертельный для него свет, священник сейчас прямо-таки тосковал по солнцу. Интересно, когда они высадились – в час ночи или в два? И когда в этих широтах восходит солнце?

Наконец они подошли к узкой лестнице, поднявшись по которой можно было попасть в город, начинавшийся сотней футов выше над гаванью. В свете молний путники видели: здешние дома расположены так высоко, что им не страшны ни приливная волна, ни даже цунами. Дэмьену показалось, будто он разглядел примитивный грузоподъемник, при помощи которого можно было спускать с утеса или поднимать на него грузы, а если понадобится, то и лодки. Стальные крючья, вбитые в скалу, казались при вспышках молний змеями, выползшими на охоту за жертвами, растаявшими сейчас где-то в непроглядном мраке. Поднимаясь по вьющейся спиралью лестнице, Дэмьен невольно дрожал и по возможности держался поближе к скале, чтобы ветер не снес его со ступеней. Тяжелее всего пришлось девочке – и в конце концов ей на помощь пришел не кто иной, как Таррант, причем она вскрикнула, когда его ледяные руки неожиданно поддержали ее сзади, оберегая от особенно яростного порыва ветра.

– Почти дошли, – прохрипел Дэмьен.

Ему хотелось подбодрить не столько других, сколько самого себя. Да и сомнительно, чтобы спутники могли услышать его среди завываний неистового ветра.

Выбравшись наверх, они устроили небольшую передышку. Хессет, воспользовавшись паузой, обмотала плечи Йенсени одеялом. Она сделала это скорее чтобы согреть девочку, чем защитить ее от дождя, – к этому времени все путники уже успели промокнуть до нитки.

Дальнейший путь проходил в почти полной тьме, дорога различалась всего на какой-то ярд; все остальное исчезало под потоками ливня. В беспросветном мраке фонари казались всего лишь жалкими искорками света, вокруг которых блуждающие практически на ощупь люди вились, как мошкара. А дождь накрывал их все новыми волнами, и не раз у Йенсени иссякали силы, и без посторонней помощи она бы просто-напросто не смогла идти.

Но вот перед ними потянулись дома. Приземистые и невзрачные, но и такие служили хоть какой-то защитой от ветра. Все тело Дэмьена ныло под непрестанными ударами ветра. Они брели вдоль длинных складских навесов, причем идти им пришлось по щиколотку в воде, которая была холодна как лед. Однажды Таррант дал сигнал всей группе остановиться, и Дэмьен, дрожа от холода, воспользовался передышкой, чтобы хоть как-то переставить натершие кожу плеч ремни заплечного мешка. Мешок был новехоньким, Дэмьен купил его в Эсперанове, и неразработанные ремни врезались в плечи даже сквозь набухшую сырую одежду, добавляя мучений истерзанному телу. В конце концов он сбросил одну лямку с плеча, а другую отпустил посвободней. И ему несколько полегчало.

– Туда, – указал во тьму Таррант.

Дэмьен не разглядел, на что тот указывает, да, честно говоря, он и не знал, что там следовало увидеть, однако в нынешнем состоянии спорить не хотелось. Они опять пошли – практически вброд по растекшимся по земле ручьям, спотыкаясь и теряя равновесие в каждой промоине и на каждой кочке. Однажды девочка, споткнувшись, кубарем полетела в воду и еле-еле удержалась на четвереньках, и Дэмьену пришлось вытаскивать ее из глубокой лужи. Во тьме трудно было о чем-нибудь судить наверняка, и все же он решил, что она плачет. Лишь на мгновение замешкавшись, он подхватил ее на руки и прижал к груди. Сама она практически ничего не весила, но насквозь промокшая одежда ощутимо тянула вниз. Дэмьен невольно пожалел о том, что решил взять девочку в это путешествие, но тут на свободное от ремня плечо ему опустилась рука. Таррант. Владетель перехватил заплечный мешок Дэмьена и помог ему освободиться от ноши. Дэмьен неуклюже, стараясь главным образом не уронить девочку, избавился от груза. К его изумлению, Охотник взял мешок, явно намереваясь нести его дальше. Это был жест настолько великодушный и настолько не похожий на обычное поведение Тарранта, что Дэмьен на мгновение застыл с разинутым ртом под льющимися с неба струями. В конце концов Хессет резко толкнула его в бок – и священник двинулся с места, перехватив девочку так, чтобы ее было удобней нести. Вновь пустившись в путь, он заметил, что Охотник вроде бы улыбается. Едва заметно, но все-таки улыбается. Хотя, конечно, под таким дождем нельзя ни о чем судить наверняка.

Они миновали кварталы респектабельных домов, возле которых, в подворотнях и под козырьками подъездов, воровато пряча глаза, хоронились от дождя бездомные. Вне всякого сомнения, здешние бродяги приняли их за демонов. Да и кто бы еще вздумал разгуливать под дождем в такую ночь? Они шли на юг, шли так быстро, как только могли, держась по возможности задворок. Дэмьен чувствовал, как девочка дрожит у него в руках, но сотрясают ли ее рыдания, страх или просто холод, он сказать бы не взялся. Позже хватит времени на то, чтобы во всем тщательно разобраться, сейчас им следовало в первую очередь обзавестись хоть каким-нибудь пристанищем.

« Но в гостиницу нам нельзя, – мрачно думал он. – Не имеем права привлекать к себе внимание, а там без этого никак нельзя будет обойтись. Кроме того, что это будет за заведение, в котором согласятся принять четверых странников в столь поздний час?» Разумеется, ему вовсе не нравилась мысль о том, что в такую погоду придется заночевать под открытым небом, но выбора у них вроде бы не было. Если, конечно, сверхъестественное Видение Тарранта не обеспечит их какой-нибудь пещерой. Или чем-нибудь в том же роде.

И они послушно брели за Охотником, казалось, долгие мили, пока наконец он не нашел то, что, судя по всему, искал. Они прошли весь город насквозь, и оказались на довольно глухой окраине. Ряды деревьев по обе стороны превратившейся в грязное месиво дороги обеспечивали защиту от ветра, так что условия здесь были более или менее сносными. Ноги Дэмьена почти онемели, их терзала жгучая боль от холода и усталости, но он тем не менее заставлял себя шагать дальше. И продолжал нести девочку, хотя за это время ему начало казаться, будто она стала вдвое тяжелее. Но своими ногами она идти, разумеется, не могла.

В конце концов Таррант свернул с дороги на тропу, ведущую в глубь леса. Слишком усталый, чтобы задавать вопросы, Дэмьен просто побрел следом. Рядом с ним шла Хессет; измученная никак не меньше мужчин, она тем не менее не отставала. Узкая тропа заросла сорной травой, сейчас трава буквально плавала в воде и скользила под ногами. Один раз Дэмьен чуть было не свалился, но Охотник железной рукой удержал его от падения. Ледяная рука Тарранта теперь была едва ли заметно холодней руки Дэмьена. И несмотря на усталость, это подействовало на священника обескураживающе.

Тропа вывела их на небольшую поляну, залитую водой не меньше чем на дюйм. В середине поляны горбилась примитивная хижина, почему-то поставленная на сваи, так что внутри все должно было оставаться сухо. Без малейшего колебания Таррант направился к хижине, распахнул дверь и осветил фонарем внутренности домика. Дверь, правда, защищал тяжелый замок, но Охотник, лишь на секунду сосредоточившись, применил Творение – и замок рассыпался в прах.

За дверью стояла кромешная тьма. И только когда посветили обоими фонарями, Дэмьену удалось разглядеть детали: грубые стены, небрежно сколоченные стол со стульями, две лежанки, печь. Немного, конечно, но сейчас все это сулило райское блаженство. Обрадовавшийся долгожданной передышке Дэмьен вошел в хижину и тут же опустил девочку на одну из лежанок. Она упала и обмякла, как тряпичная кукла.

Обернувшись, священник увидел, что Таррант ставит фонари на приколоченные к стене полки. От этого движения в воздух поднялась туча пыли. Кто бы ни был хозяином этой лачуги, уборки он здесь не проводил давным-давно.

Восстановив дыхание, Дэмьен высказал нечто само собой разумеющееся:

– У этой хижины есть хозяин.

– Конечно.

– И он может прийти.

– Не придет. В ближайшее время не придет. Я не знаю всего в деталях, но Творение подсказало мне, что этим домиком пользуются только летом. А сейчас, знаете ли, другое время года.

Дэмьен, оглядевшись по сторонам, недовольно пробормотал:

– Взлом чужого жилища.

– А вы предпочли бы заночевать под открытым небом?

Священник поглядел на девочку, по-прежнему трясущуюся от холода на лежанке, перевел взгляд на Хессет, выглядевшую сейчас ненамного лучше.

– Нет. Наверное, нет. В конце концов, мы можем заплатить за все, чем воспользуемся.

Слабая улыбка искривила губы Охотника.

– Если вам нравится думать именно так.

Огонь в печи развела Хессет: она сохранила в своей сумке, возможно, единственное сухое местечко, из которого и достала спички, аккуратно завернутые в вощеную бумагу. Бог да благословит ее за это. Скоро все в хижине окрасилось в янтарные и оранжевые тона, и хотя жар печи поначалу был, мягко говоря, больше воображаемым, Дэмьен понимал, что маленькая комнатка скоро должна прогреться.

Снаружи яростно ревел ветер, внутри единственным звуком был треск поленьев в печи, к которому вскоре добавилось шипение воды, испарявшейся из волос, из одежды, изо всего их имущества.

– Надо хорошенько прогреть девочку, – сказал Таррант. – В таком возрасте дети легко простужаются. К тому же она никогда не выходила из дому, а это означает, что ее иммунитет как минимум не разработан, так что лучше не подвергать организм дополнительным испытаниям.

Он подошел к двери, как будто собрался уйти из хижины.

– Куда это вы? – спросил Дэмьен, не веря собственным глазам.

– Скоро рассвет. – Посвященный поглядел в окно, словно рассчитывая найти подтверждение собственным словам. Хотя солнце еще, разумеется, не встало. – Мне тоже нужно найти пристанище, священник. – Он нехотя взялся за дверную ручку.

– Джеральд. Прошу вас. – И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: – Не валяйте дурака.

Бледные глаза прищурились.

– В углу есть дверь – в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. – Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. – Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища.

Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага.

– Мы ведь союзники и единомышленники, – тихо сказал Дэмьен. – Не так ли?

Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта – какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска – полное самообладание, абсолютная непроницаемость.

Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа.

– Действительно, – мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. – Именно так.

А ветер выл все сильнее и сильнее.