Черный дембель. Часть 4

Глава 15

— Что стряслось? — спросил я.

Кирилл уселся на кровать (в грязной одежде) — пружины под ним тоскливо заскрипели. Мой младший брат опёрся спиной о стену и устало выдохнул, будто явился в комнату после армейского марш-броска. Посмотрел на меня, усмехнулся. По комнате распространился запах грязных носков и бензина.

Я прошёл к окну — распахнул обе створки. В комнату хлынул уличный воздух, ещё не холодный, но уже по-осеннему свежий: ночью и рано утром в Новосоветске шёл дождь. Птичьи голоса стали громче. Я отметил, что в кронах деревьев уже появились жёлтые листья (пока в единичных экземплярах).

— Лариска Широва случилась, — ответил Кирилл, — вот что. Наш Артурчик теперь с ней гуляет, а не с Наташкой Тороповой. Они с Андрюхой Межуевым из-за этой рыжей Лары чуть не подрались. Потому что наш староста тоже сперва приударил за новенькой. Они там как два соловья Лариске песни по вечерам пели. И волками друг на друга смотрели.

Кирилл покачал головой. Его волосы за сентябрь стали заметно длиннее и явно соскучились по шампуню. Сейчас мой младший брат походил на хиппи — был такой же лохматый.

— Мы за их схваткой, как за выступлениями Райкина наблюдали. Вся группа за животы держалась от смеха. Кроме Котовой и Тороповой. Наташка с Прохоровым поначалу каждый день ругалась. Торопова даже на Широву с кулаками кинулась. Еле их растащили. Лариске щеку расцарапала. Мне кажется, Лара потому и выбрала Артурчика: отомстила Тороповой.

— А что случилось с Котовой? — спросил я.

Кирилл усмехнулся. Он распрямил ноги — хрустнули коленные суставы. Я заметил, что через дыры в носках у моего братца выглядывали большие пальцы с давно не стрижеными ногтями.

— Я же говорю: Широва случилась. Ты бы видел, как на неё в колхозе все наши парни пялились. Даже меня Инга к ней поначалу приревновала. Первое время никто к Ларе не совался. Привыкли, что лезть вперёд Чёрного не следовало. Затем сообразили, что тебя-то с нами нет. Вот тут и началось веселье. Но Прохоров и Межуев всех обскакали.

Кир громко зевнул, потёр глаза.

— Они же у нас артисты, — сказал он. — Такие концерты устраивали! Битлы бы обзавидовались. Развлекли нас. Только Торопова злая ходила. А по ночам рыдала в подушку. Или у Котовой на плече. Мне, если честно, даже жалко её стало. Наташка же хорошая девчонка. Хоть и недолюбливает тебя. Нехорошо Артурчик с ней поступил. Он и сам это понимает. Вон, смылся на кухню.

Кирилл кивнул в сторону кухни.

— Это он сбежал, чтобы я без него тебе всё рассказал. Сделал вид, что помчался курить. А сам дымил, как паровоз всю дорогу до общаги. Понимал, что ты не порадуешься. Теперь Котовой не до тебя стало. Натаха ведь так и не успокоилась. Постоянно с мокрыми глазами. Котова от неё не отходит. Так что не жди Ленку сегодня. Вряд ли придёт, пока Торопова снова не выплачется.

Мой младший брат печально улыбнулся, повернул голову в сторону окна. И только теперь заметил лежавшие на тумбе около его кровати книги. Он вопросительно вскинул брови, склонился в бок и взял в руки книжицу с романами «Человек-невидимка» и «Машина времени» под одной обложкой.

Посмотрел на меня.

— Это ещё откуда? — спросил Кирилл. — Серый, где ты это взял?

Он схватил в руки и второй том, где соседствовали «Остров доктора Моро» и «Война миров». Пролистнул его, словно заподозрил обман. Снова взглянул на меня — я заметил, что сжимавшие книги пальцы Кирилла побелели от напряжения, словно Кир опасался: книги вдруг исчезнут или сбегут от него.

— Подарок, — ответил я. — Тебе. От Насти Бурцевой. Помнишь такую?

Кирилл кивнул.

— Она снова приехала? — спросил он. — Когда? Надолго?

— Подарки вам передала. Тебе две книжки. А Прохорову пластинки Высоцкого.

Я указал на стол, где заметил в самоваре своё отражение.

— Вот они лежат.

— Очуметь, — выдохнул Кирилл.

Он прижал книги к груди.

Я сообщил:

— Нет, Настя не приезжала. Это я к ней в Москву на денёк смотался. Раз уж время свободное появилось.

— Врёшь! — заявил Кирилл.

Он недоверчиво прищурился.

Я пожал плечами и показал младшему брату цветную фотографию (у Кирилла при виде неё снова взлетели на лоб брови).

Прокомментировал её:

— Интересный у неё папаша. Весёлый. Полковник КГБ.

Ближе к вечеру в нашу комнату всё же явилась Котова. Она пришла задумчивая. Сверкнула в свете электрической лампы чисто вымытыми волосами. Куталась в сиреневый халат, украшенный рисунком из мелких ромашек. Лена увидела меня, радостно улыбнулась. Тут же пробежалась взглядом по моей забинтованной левой руке (лонгет я оставил в сумке под кроватью).

Сообщила:

— Серёжа, мне только что на вахту позвонила мама. Сказала, что полторы недели назад нам домой принесли телеграмму. Из Москвы. От Насти. У неё там что-то стряслось. Сама я телеграмму пока не видела…

— Я видел. Тоже получил. Сейчас покажу.

Я отложил в сторону томик с романами Герберта Уэллса (Кирилл мне дал книгу с условием, что буду с ней предельно аккуратен) и встал с кровати. Заглянул в шкаф, нашёл в кармане пиджака сложенный вчетверо бланк (уже порядком потёртый). Развернул его и протянул Котовой — та опустила взгляд на слегка плясавшие буквы телеграммы.

— Что значит: помоги? — спросила Лена. — Что там у неё произошло?

— Это значит, что Настя и её папаша пошутили, — ответил я.

Уселся на кровать; рассказал Котовой, о чём поспорили Бурцевы.

— Это что же получается? — сказала Лена. — Если бы ты не сломал руку…

Она покачала головой, нахмурилась и тут же спросила:

— Как твоя рука, кстати? Болит?

Лена подошла к моей кровати, рассматривала бинты на моей левой руке.

— До свадьбы заживёт, — сказал я.

Поведал Котовой о своём путешествии в Москву. Описал свои впечатления от поездки в «Чайке». Сообщил, что Настин отец — «очень гостеприимный и приветливый человек». Продемонстрировал Лене цветную фотографию, где я стоял рядом с сияющей от счастья Настей Бурцевой и с полковником КГБ («замечательным человеком» с «добрыми Ленинскими» глазами).

Показал Котовой книги, которые Евгений Богданович передал для моего младшего брата. И пластинки с песнями Владимира Высоцкого, что лежали сейчас на письменном столе. Сообщил: Бурцев предлагал мне выждать несколько дней в Москве, пока он раздобудет автографы авторов книг и пластинок. Сказал: я в ответ махнул рукой и заявил, что автограф Высоцкого у Артурчика уже есть.

Дольше всего я описывал Котовой свой поход в Московский академический театр сатиры. Расписал его Котовой вплоть до мельчайших подробностей. Рассказал Лене, чем пахло в буфете. И какие наряды видел на женщинах в зрительном зале. Поведал, что чувствовал, глядя на игру актёров. Упомянул о той буре оваций, которую «сорвали» артисты в финале своего выступления.

Сказал, что Бурцевы пригласили нас зимой в гости. И что Настя пообещала: сама об этом напишет Лене. Выразил надежду, что Котова зимой увидит Театр сатиры «собственными глазами». И не только его: Прохоров ведь наверняка выклянчит у Бурцевых билеты в Театр на Таганке, где выступал Высоцкий. Я предположил, что Котовой в театре «обязательно понравится».

Не умолчал я и о походе «за кулисы». Сообщил Лене, что Андрей Миронов и Александр Ширвиндт («как оказалось») примерного одного роста. Едва ли не дословно пересказал наш короткий диалог с актёрами. Упомянул о том, что Ширвиндт курит трубку, а Миронов предпочитает сигареты «Marlboro». А потом сообщил Котовой о том подарке, который привёз специально для неё.

Я свесился с кровати, сунул руку в сумку. Достал большой белый конверт, вынул из него два прямоугольных листа плотного картона — между ними лежала обёрнутая полупрозрачной бумажной калькой чёрно-белая фотография (все эти предосторожности для перевозки Лениного подарка придумала Настя Бурцева). Фото со сделанными на нём от руки надписями я и вручил Котовой.

Лена больше минуты рассматривала застывших на фотографии артистов. Смотрела на декорации, на костюмы актёров, на знакомые каждому любителю советского кино лица. Я видел, как заблестели её глаза. Улыбнулся. Потребовал, чтобы она перевернула фотографию. Котова неохотно выполнила мою просьбу. Я тут же увидел, что Лена затаила дыхание.

А затем услышал, как она шёпотом прочла: «Леночка, театр — это наша жизнь. Дыхание зрительного зала и живую реакцию зрителей не заменить ничем. До встречи на сцене. Андрей Миронов, Александр Ширвиндт».

Котова посмотрела на меня.

— Леночка… — произнесла она. — Это они обо мне?

Я кивнул.

— Мы с Настей рассказали им, что знакомы с будущей звездой театра. Вот они и передали тебе послание.

Котова смахнула со щеки слезу.

— Спасибо, Серёжа, — сказала она. — Я… даже не знаю, что ещё сказать.

Лена наклонилась, поцеловала меня в щёку. Я вдохнул едва уловимый остаточный аромат духов «Иоланта» и запах цветочного шампуня. За спиной Лены резко распахнулась дверь — в комнату ввалились Вова Красильников и Паша Мраморов.

— Чёрный!..

Вова и Паша заметили Котову, замолчали, замерли около порога. На их лицах сверкнули глуповатые улыбки. Громко кашлянул Паша Мраморов.

— Мы не вовремя? — поинтересовался Вова Красильников.

Котова обернулась.

— Я уже ухожу мальчики, — сообщила она.

Спросила:

— Сергей, тебе уже рассказали… о Ларисе и о Наташе?

Я кивнул.

— Кирилл меня просветил на эту тему. Жаль Наташку.

— Да уж. Жаль. А этот ваш Прохоров — подлец.

Котова вздохнула, невесело улыбнулась.

— Побегу, пока мои соседки не поубивали друг друга, а заодно и вашего Артурчика, — сказала она. — Спасибо за фотографию.

Котова зашагала к выходу. Мраморов и Красильников проводили её взглядами, повернулись ко мне. Вова указал на окно.

— Чёрный, нам сказали, что это твой мотоцикл стоит рядом с нашей общагой…

Вечером Котова не пришла. Зато ещё засветло вернулся Артур Прохоров и привёл с собой Широву. Лариса вошла в комнату вслед за Артурчиком, поздоровалась со мной. Я прижал рукой страницу книги, поднял на Лару глаза. Отметил, что этот короткий оранжевый халатик я уже видел в прошлой жизни. Как и загорелые колени, которые из-под него выглядывали. Лара заметила, что я с интересом разглядывал её бёдра. Но смущения я на её лице не увидел. Широва улыбнулась: не надменно — приветливо (такую улыбку я на её лице «тогда» видел часто). Артурчик тут же бросился к самовару (эту достопримечательность Прохоров и мой младший брат показывали всем гостям нашей комнаты в первую очередь).

Артур поинтересовался, выпьет ли Лариса вместе с ним «чаю». Широва согласилась — Прохоров помчался за водой.

Лара подошла к моей кровати, спросила:

— Что читаешь, Сергей?

Я продемонстрировал ей обложку книги — Лариса скользнула взглядом по названиям романов.

— Интересно?

— Нормально.

Лариса снова показала мне свои ровные белые зубы. Поправила на груди края халата.

— Сергей, можно я рядом с тобой присяду? — спросила Широва.

Она чуть приподняла колено — ещё чуть-чуть оголила бедро. Замерла на том самом месте, где днём стояла Лена Котова. Будто желала, чтобы я сравнил её ноги с ногами Лены. Я сравнил; подвинулся к стене — освободил место на краю кровати. Лариса уселась у меня в ногах (я вспомнил, что в прошлой жизни, ещё в колхозе, она ложилась со мною рядом, и мы лежали с ней «глаза в глаза»). Я почувствовал запах её парфюма (лепестки роз с оттенком аромата корицы). Но не вспомнил название духов. Хотя точно знал: флакон с Лариными духами я в прошлой жизни видел. Лара вновь поправила на груди халат — будто задёрнула так и норовившие распахнуться шторы. Провела по мне взглядом: словно заинтересовалась тельняшкой.

Отбросила с шеи локоны рыжих волос. Шторки на её груди слегка приоткрылись.

— Парни говорили: ты служил в армии, — сказала Лариса.

Я закрыл книгу, отодвинул её к краю подушки.

— Служил.

— А до армии ты был спортсменом. Боксёром. Чемпионом.

— Был.

— Ещё они сказали: у тебя есть женщина. Она работает официанткой в ресторане.

Широва пристально смотрела мне в глаза — я вспомнил, что раньше от этого её хитрого взгляда у меня по коже пробегали мурашки.

Зевнул и спросил:

— Тебя интересуют мои анкетные данные?

Лара усмехнулась — края её халата снова дёрнулись, обнажили хорошо знакомую мне россыпь крохотных родинок. Я вспомнил, что Широва и раньше дразнила меня этим трюком с халатом. Лариса признавалась «тогда», что проделывала его нарочно: её веселила моя реакция. Я улыбнулся и снова зевнул — продемонстрировал Ларисе гланды.

Лара сощурилась и спросила:

— Сергей, так это правда, что Лена Котова в тебя влюблена?

Широва будто случайно прикоснулась рукой к моей ноге.

Я дёрнул плечом.

— В меня влюблены все девчонки с нашего курса. И многие старшекурсницы тоже. Скоро влюбятся и первокурсницы, когда увидят меня в институте. Ты тоже влюбишься. Даже не сомневаюсь в этом.

Я ухмыльнулся, демонстративно погладил взглядом колени и бёдра Шировой.

Сказал:

— Но ты не переживай, Лара. Это нормально. Вода мокрая, солнце яркое, а все девчонки в меня влюбляются — такова жизнь. Не грузись этой темой. Пей с Артурчиком чай. И не переживай за Котову.

Я махнул у Ларисы перед лицом пятками — будто заправский гимнаст ловко соскочил с кровати. На пару секунд замер, чтобы Широва убедилась: в этот раз я на её уловку с «непослушным» халатом не среагировал. Сунул руку под тельняшку, почесал грудь. Бросил взгляд на окно, за которым громко чирикнул воробей. Маленькая серая птица промелькнула рядом с окном, словно брошенный камень. На Широву я не смотрел: ни на её родинки, ни на её загорелые бёдра (хотя и признал, что они стоили внимания). Вставил ноги в комнатные тапки и побрёл к двери. В дверях столкнулся с Артурчиком. Тот предложил выпить с ним и с Ларисой чаю. Но я покачал головой: отказался. Интуиция мне подсказала, что в комнате у Паши Мраморова и у Вовы Красильникова меня угостят пивом.

Первого октября я отметил, что начало второго курса очень походило на начало первого: я снова сидел на лекциях рядом с Васей Ковальчуком. Кирилл и Артурчик уселись вместе — вот только теперь с ними соседствовали не Котова и Торопова, а Рауде и Широва. Лена и Наташа перебрались на первый ряд, повернулись к нам затылками. После первой лекции Ковальчук у меня спросил: «Чёрный, вы с Котовой поругались?» Я ответил Васе, что мы с Леной «отдыхаем друг от друга». Тут же заметил, что Котову этот «отдых» не радовал: Лена взглянула на меня поверх плеча Тороповой, печально вздохнула.

После занятий Кирилл и Артурчик повели своих подружек в кафе. Я с ними в «Весну» не пошёл: побрёл рядом с Котовой и Тороповой в направлении общежитий. Заметил, что Наташа посмотрела Прохорову вслед — её веки покраснели, а в Наташиных глазах блеснула влага. Котова и Торопова свернули к женскому корпусу. А я проведал Братца Чижика. Вчера я прокатил на нём Мраморова и Красильникова. Понял, что наличию у меня мотоцикла парни завидовали больше, чем моему успеху у женщин. Парни этого и не скрывали. Вчера вечером они пили пиво и прикидывали, как быстро накопят денег на покупку собственного транспорта.

В среду Кирилл и Артур всё же вспомнили о лотерейных билетах. Мои лотереи проверял Вова Красильников. Победила дружба: никто из нас не выиграл ни копейки.

Лена Котова в среду вновь забежала в мужской корпус общаги лишь на пару минут. Поинтересовалась состоянием моей руки. С десяток раз грустно вздохнула. И умчалась в свою комнату, будто там её дожидался оставленный без присмотра маленький ребёнок. В начале октября мы с ней виделись в основном по утрам (во время пробежки) и в институте. А вот Широва заходила к нам в комнату каждый вечер. Они с Артурчиком весело болтали; быстро смирились с тем, что я в их беседах участия не принимал: обычно я уходил на это время к Пашке и к Вове — потому что Ларин голос пробуждал во мне множество воспоминаний.

Напоминал он мне и о том, что приближалось одиннадцатое октября.

Я не забыл, что в прошлой жизни одиннадцатое октября тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года стало моим последним учебным днём в Новосоветском механико-машиностроительном институте.