Глава 18

В гостиной квартиры Сельчика помимо остаточного запаха женских духов чувствовался и винный душок. Шёл он не только от пустых бутылок, притаившихся под прикрытым тюлевой шторой окном. Но и со стороны стоявшего рядом с входом в комнату разложенного стола-книжки: на его белой скатерти я ещё из прихожей заметил не только грязную посуду и приборы, но и два пятна от пролитого на скатерть красного вина. Стол у входа в гостиную смотрелся неуместно (будто его сюда отодвинули, чтобы «не мешал»). Но он намекал, что недавно в этой комнате проходила вечеринка, в которой участвовали не меньше пяти человек (это я прикинул по числу стоявших на столешнице стеклянных бокалов на высоких ножках с отблеском золота на ободке).

Оклеенные полосатыми обоями стены, белый потолок, зелёная ковровая дорожка на полу (чуть смятая около стола). Невысокий сервант (с выставленным напоказ фарфоровым сервизом на шесть персон). Два книжных шкафа (с прогнувшимися под тяжестью книг полками). Тумбочка с причудливым телевизором «Ветер» (раньше я такие телевизоры видел только на картинках в интернете). Торшер с некогда белым (но теперь пожелтевшим) абажуром. Тумба, где словно на постаменте возвышался катушечный магнитофон «Маяк-001-стерео». Аквариум литров на пятьдесят с давно нечищеными стёклами (внутри которого суетились стайки гуппи, меченосцев и полосатых барбусов). Два кресла. Всё это я лишь мимолётно задел взглядом.

Чуть дольше я смотрел на установленный посреди комнаты алюминиевый треножник. Он удерживал на себе новенький на вид фотоаппарат «Зенит-ЕТ» с установленной на нём массивной фотовспышкой (от этой фотовспышки к розетке на стене тянулся тонкий местами закрученный шнур). Неподалёку от треноги я приметил журнальный столик с хрустальной пепельницей (в ней вместо окурков лежали две стандартные кассеты для фотоплёнки). Рядом с пепельницей громоздилась кучка одежды — женской. Поверх этой небрежно сложенной стопки, будто вишенка на торте, лежал бюстгальтер бежевого цвета (явно советского производства). При виде него в моей голове промелькнула мысль: «Какая гадость… эта ваша заливная рыба».

А вот при виде сидевшей на диване Инги Рауде я чувства брезгливости не испытал. Напротив, невольно залюбовался девицей. Как истинный ценитель женской красоты. Разглядывал свою подругу и замерший рядом со мной Кирилл. Он будто увидел Ингу впервые. Хотя… я скосил взгляд на брата (тот стоял с приоткрытым ртом и с широко распахнутыми глазами, едва дышал). Предположил: мой младший братишка действительно увидел Рауде в таком виде в первый раз (поэтому Кирилл и оцепенел от вдруг переполнивших его эмоций). Инга разместилась на диване в положении Фаулера (полусидя-полулёжа) с двумя большими подушками под спиной. Чуть свесила на бок голову. Из одежды я на ней увидел лишь очки с тёмными стёклами.

— Инга?! — выдохнул мой младший брат. — Что происходит?!

Рауде ему не ответила. И даже не пошевелилась.

— А ты не видишь? — спросил я.

Шагнул к девице и снял с неё последний элемент одежды: очки.

— Спит твоя Инга, — сообщил я. — Не ори. Разбудишь соседей.

Кирилл шагнул к дивану, чуть склонился вперёд — он всмотрелся в лицо Рауде, будто заподозрил, что та лишь изображала спящую.

— Спит?

— Конечно, спит, — сказал я. — Разве не понятно? Широва тебя не обманула. Инга действительно уснула. Или ты подумал, что она тут для «Плейбоя» позировала?

— Но…

Кирилл посмотрел на меня.

— … Почему она…

Лицо моего младшего брата исказилось гримасой. Будто от боли. Я подумал, что вот так же и я выглядел тогда, одиннадцатого октября тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года — в прошлой жизни. Когда услышал рассказ Лары Шировой.

Кирилл рыкнул, взмахнул руками и рванул к выходу из комнаты. Врезался бедром в край стола. С приглушённым тканью звоном упали на столешницу хрустальные бокалы, пролили на белую скатерть собравшиеся на их дне капли красной жидкости.

Один из бокалов свалился на пол, ковровая дорожка смягчила его падение. Бокал откатился к дивану — я перешагнул через него, когда дёрнулся вдогонку брату. Заметил, как Кир схватил со стола нож — кухонный, с длинным клинком из нержавеющей стали.

Я догнал младшего брата лишь потому, что предвидел его реакцию. Схватил Кирилла за правое плечо и дёрнул назад — Кир развернулся, ударился плечом о дверь. На секунду мы замерли у порога комнаты; острие ножа смотрело на мой живот.

Я схватил брата за запястье и приказал:

— Брось нож!

— Я убью его!

Кирилл дёрнулся, но не высвободил из моего захвата руку.

— Брось, я сказал!

— Убью! — прорычал мне в лицо Кирилл, забрызгал мои глаза слюной.

Я вывернул брату руку — пару секунд тот не чувствовал боли. Но потом он снова зарычал (я услышал в его голосе нотки гнева, разочарования и обиды). Кир разжал пальцы — нож с глухим стуком приземлился на пол рядом с порогом.

Я всем своим весом навалился на брата и прошипел:

— Не тупи, малой!

— Пусти!

Младший брат посмотрел мне в глаза — будто на злейшего врага. Но я уже взял его руку в захват, завёл её Кириллу за спину. Резко развернул младшего брата и прижал его грудью к стене — тот дёрнулся, но не высвободился.

— Не тупи, малой, — повторил я. — Помолчи и послушай своего мудрого братца. Замять убийство сложнее, чем нанесение тяжких телесных. Поверь мне. Я это точно знаю. Поэтому никаких ножей.

Кир снова дёрнулся, но сделал это он уже без былого задора. Я снова удержал его около стены — на этот раз без причинения боли. Заметил, что лежавший рядом с уборной Веня пошевелился: он приподнял голову и упёрся руками в пол.

— Венчик получит, что заслужил, — сказал я. — Мало ему не покажется. Обещаю. Я сам им сейчас займусь. А ты пока одень Ингу. Мы её тут не оставим. Я потому и пригнал сюда мотоцикл. Но не потащим же мы её по улице без одежды.

Я наблюдал, как Веня Сельчик встал на четвереньки. Он тряс головой, часто моргал. Заметил действия Венчина и Кирилл — мой младший брат прохрипел в адрес хозяина квартиры угрозы и ругательства.

— Сейчас он придёт в себя и закричит, — произнёс я. — Если я ему не заткну рот. Сюда примчатся его соседи. Они войдут в гостиную и увидят Ингу. В таком виде. Скажи мне, малой: ты этого хочешь?

Кирилл вздрогнул. Он выгнул шею и взглянул поверх моего плеча — в направлении дивана. Покачал головой.

— Нет, — сказал Кирилл.

Он посмотрел мне в лицо и тут же добавил:

— Всё, Серёга. Я понял. Отпусти.

Я выпустил руку брата и рванул к Венчику — как раз в тот момент, когда Веня сделал резкий вдох. Ударом «с левой» в солнечное сплетение я выпустил из Сельчика лишний воздух. Веня выпучил глаза и снова повалился на пол.

Младший брат прикоснулся к моему плечу.

— Это… Серый, — сказал он. — Такое дело… я не умею одевать… ну… женщин.

Я положил правую ладонь на загривок силившемуся вдохнуть Сельчику, обернулся. Взглянул на топтавшегося в нерешительности на одном месте Кирилла. Отметил, что мой младший брат уже не выглядел грозно — скорее, казался испуганным.

— Женщин одевают так же, как и раздевают, — поделился я с братом житейской мудростью. — Проделай все те же действия, как при раздевании. Только в обратной последовательности.

Я улыбнулся.

Кирилл дёрнул плечами.

— Ну так… я еще не раздевал её… ни разу, — сказал он. — Так, чтобы полностью…

Я не позволил Венчику выпрямить спину — несильно сжал его шею, наклонил Веню лицом к полу. Покачал головой.

Сказал:

— Так прояви фантазию, малой. Это несложное дело. Ты справишься. Я уверен. Заодно и потренируешься. В жизни тебе такие навыки точно пригодятся. И не волнуйся: Инге я об этой твоей тренировке не расскажу.

Кирилл вздохнул и спросил:

— А может, разбудим её?

— Сейчас? — сказал я.

Усмехнулся.

— Сомневаюсь, малой, что у нас это получится.

Похлопал притихшего Веню по затылку.

Спросил:

— Да и зачем? Чтобы она очнулась рядом с нами в чём мать родила? Ты уверен, что Инга такому пробуждению обрадуется?

— Не обрадуется.

— Вот в том-то и дело.

Я махнул рукой, сказал:

— Иди уже, малой. Займись делом.

Опустил глаза на Венчика и добавил:

— А я пока пообщаюсь с нашим общим другом. Есть у меня к нему пара вопросов.

Убедился, что Кирилл поплёлся в гостиную. Я проводил его взглядом — Кир свернул к дивану. Я вновь обратил внимание на замершего у моих ног хозяина квартиры. Тот вертел головой, но не сходил с места. Я схватил его за плечи, дёрнул вверх и развернул Веню лицом к себе. Усадил Венчика около стены — тот врезался в стену затылком. Без предупреждения прописал секретарю комсомольской организации «таблетку для памяти» (ограничился пока слабой дозой).

Присел на корточки, с интересом разглядывал лицо Венчика, пока тот судорожно хватал ртом воздух. Невольно сравнил нынешний облик Венчика с тем, который Вениамин Сельчик приобрёл «тогда», после встречи с моим кулаком (около пивной бочки). Признал, что сейчас лицо Венчика выглядело вполне фотогеничным, будто специально созданным для всевозможных «досок почёта». Но «та» его («обновлённая» моим кулаком) физиономия мне нравилось больше.

Похлопал Веню ладонью по щеке.

— Ну, всё, всё, — сказал я. — Расслабься. Злой дядя ушёл. Он не порежет тебя на лоскуты. Как бы он сейчас этого ни хотел. Пока я ему это не разрешу. Не боись. Так что отдышись, Венчик. И включи мозг.

— Чёрный, как ты здесь…

Я сжал Вениамину горло.

Тот замолчал, вцепился в моё предплечье руками. Я покачал головой и вновь несильно припечатал свой кулак Вене под рёбрами, напротив печени. Сельчик вздрогнул, выпучил глаза и едва слышно произнёс: «Ооооо!»

Я снова потрепал его по щеке и «добрым» тоном полковника Бурцева сказал:

— Отвечай мне тихо. С толком, с чувством, с расстановкой. Говори правду и ничего, кроме правды.

Улыбнулся и спросил:

— Договорились?

Вениамин кивнул, в его глазах блеснули слёзы.

Я расслабил пальцы — в лёгкие Сельчика снова хлынул воздух.

— Вот, — сказал я. — Молодец. Теперь мы с тобой поговорим. Ведь поговорим?

Веня кивнул. Я убрал руку с его горла, стёр с неё слюну Венчика о воротник халата. Слышал, как в гостиной недовольно бурчал мой младший брат: он ругал некие «крючки» и «пряжки».

Я двумя пальцами взял Сельчика за подбородок, запрокинул ему голову. Выждал, пока заметавшийся по стене прихожей взгляд Венчика отыщет мои глаза. Взбодрил Веню ухмылкой.

— Расскажи-ка мне, Веня, чем ты так качественно вырубил девчонку? — спросил я.

— Я не… Ооооо!

Веня вздрогнул от новой дозы «таблетки для памяти». Почти десять секунд он хлопал глазами и пускал крокодильи слёзы. Не дождался от меня сочувствия — дрожащей рукой указал на вешалку в прихожей.

— Таблетки, — вполне разборчиво произнёс он. — Снотворное. В кармане куртки.

Я похлопал его по плечу: поблагодарил за сотрудничество. Прогулялся к «комиссарской» куртке. С первой же попытки отыскал в её кармане блестящую серебристую пластину с белыми таблетками.

Показал её Сельчику.

— Эти?

Веня кивнул.

Я взглядом сосчитал таблетки (осталось девять штук), сунул пластину себе в карман.

— Какую дозу ты в неё зарядил?

— Три.

— Добавил в вино? В качестве порошка?

— Да.

— И она не почувствовала?

— Они безвкусные… почти.

— Через какое время таблетки подействовали? — спросил я.

— Минут через двадцать… или через полчаса.

Венчик пожал плечами.

Я присел рядом с ним, легонько похлопал его по темени. Заглянул в его расширенные от испуга зрачки.

Сказал:

— Вот мы и наладили диалог, товарищ секретарь. Честность — лучшее лекарство от боли. Точно тебе говорю.

Я улыбнулся.

Венчик пугливо отшатнулся: недалеко. Прижался спиной и затылком к стене.

— Почему Рауде? — спросил я. — Почему ты выбрал именно её? Понравилась? Или случайно?

Сельчик прижимал руку к своим рёбрам, хлопал глазами.

— Ну же, Веня, — сказал я. — Время позднее. Я не хочу проторчать у тебя до утра. Да и ты, я уверен, этого не хочешь. Говори. Или мне из тебя ответы клещами вытаскивать?

Венчик вздрогнул, помотал головой.

— Случайно! — сообщил он. — Я хотел рыжую девку… ну, таблетки с вином ей сперва подсунул. А она сказала, что не пьёт. Отдала своё вино Инге. Так получилось, я не специально…

— Кто не пьёт? — удивился я. — Лариска Широва не пьёт?

Веня вжал голову в плечи. Но всё же кивнул.

Я хмыкнул. Потому что вспомнил банку со спиртом из прошлой жизни. И как Широва вместе со мной тогда охотно дегустировала пиво из бочки, что продавали рядом с институтом. Припомнил: мы с Ларисой дважды ходили в пивнушку — тогда. Но тут же сообразил, что мы с Артурчиком в этом месяце уже неоднократно баловались пивком — Лара при мне к пиву ни разу не прикоснулась (причём, отказывалась она от него словно демонстративно). «Как интересно, — подумал я. — Вот, значит, где собака порылась».

Похлопал Сельчика по плечу.

— Ну, вот и всё, Веня, — сказал я. — Ты молодец. Видишь, как хорошо быть честным и откровенным? Поговорили с тобой быстро. Обошлись без сломанных пальцев и раздробленных коленей.

Прислушался — в гостиной все ещё неразборчиво бубнил Кирилл.

Я снова посмотрел Сельчику в глаза и сообщил:

— Сейчас я тебя накажу, Веня. Ты сам знаешь, за что. Инга Рауде подружка моего младшего брата. Да и не люблю я подлецов. По мне так любой киллер лучше, чем такой подленький тихушник, как ты…

— Не надо!..

Я схватил Венчика за шею, сдавил ему горло — Сельчик замолчал, вытаращил глаза.

— Надо, Веня, надо. Оставлю тебе напоминание о сегодняшнем дне. На всю жизнь. Но ты имей в виду: в твоих интересах помалкивать в тряпочку. Иначе я тебя в порошок сотру, обещаю.

Чуть ослабил хватку.

— Скажешь, что Инга проснулась и ушла от тебя. Сама. Тебе понятно? Да, и твой фотоаппарат я заберу с собой…

— Нет! — выдохнул Веня.

— Да, Венчик, да…

Сельчик захрипел и рванулся, будто вдруг почувствовал прилив сил; махнул руками. Но он не отлип от стены: силёнок на это у него всё же не хватило. Я не выпустил его горло. Резко ударил Веню в живот (от чего Сельчик вновь выпучил глаза и беззвучно захлопал губами, точно рыба в аквариуме). Я повалил его на пол и трижды опустил ему кулак на лицо. На стену и на пол брызнули рубиновые капли крови из разбитых губ и носа. В точности, как тогда: при нашей встрече в прошлой жизни (около пивной бочки).

Я тут же перевернул потерявшего сознание Веню лицом вниз (чтобы он не захлебнулся кровью и не вдохнул выбитые зубы). Около головы Сельчика быстро образовалась лужица тёмной крови. Я прижал к шее неподвижного хозяина квартиры два пальца — убедился, что у того по-прежнему билось сердце. Вытер о халат руки — размазал по тёмно-синей ткани кровь. Отметил, что в этот раз не испытал восторг, когда ломал Вене лицевые кости. А проделал работу буднично и умело (не переусердствовал).

* * *

В гостиной я на пару секунд замер за спиной своего младшего брата, всё ещё возившегося над одеванием Инги. Оценил проделанную Кириллом работу. Пришёл к выводу, что в целом тот неплохо справился с задачей. Хотя Рауде и выглядела сейчас так, будто её долго швырял по комнате ураган. Я снял с треноги фотоаппарат (отметил, что плёнка внутри него отснята лишь наполовину); отстегнул с него фотовспышку, бросил её на диван рядом с солнцезащитными очками. Стащил с подушки наволочку и запихнул «Зенит-ЕТ» в неё (будто в сумку). Туда же сунул и лежавшие в пепельнице кассеты для фотоплёнки (судя по их весу, не пустые). Обувь на ноги Рауде я надел сам — быстро и без особой деликатности, чем заслужил неодобрительный взгляд брата.

Скомандовал:

— Бери её на руки, малой. Уходим.

Я поднял с пола кухонный нож, на всякий случай носовым платком стёр с него отпечатки пальцев моего младшего брата — бросил нож на столешницу. Заметил, что Кирилл (державший в руках Ингу Рауде) замер в прихожей рядом с распластавшимся на полу Венчиком. Прочёл в глазах младшего брата вопрос. Я ответил, что Веня выживет. Добавил, что «смазливым, как раньше» Вениамин Сельчик уже не будет. Невольно вспомнил, как выглядел Венчик после работы хирургов «тогда» — отметил, что эту часть «прошлого» я оставил без изменения. И всё же я не поленился, задержался у Сельчика в квартире. Воспользовался стоявшим на полке в прихожей телефоном: вызвал скорую помощь. Не поленился, протёр трубку новенького телефонного аппарата платком.

* * *

Дверь квартиры Сельчика я оставил открытой настежь.

Когда мы шагнули за порог, Веня уже шевелился и едва слышно постанывал.

Ни в пропахшем табачным дымом подъезде, ни во дворе дома по пути к спрятанному за кустами Братцу Чижику мы никого не встретили. Я шагал впереди. Кирилл (со своей спящей подружкой в руках) следовал за мной.

Подошли к мотоциклу — я достал из его люльки сумку. Извлёк из неё мотошлем, сунул в неё свёрток с «инструментами», сумочку Рауде и наволочку с фотоаппаратом. Велел, чтобы Кирилл усадил в боковой прицеп Ингу.

Рауде без проблем поместилась в люльке. Она шумно и устало вздохнула, очутившись на холодном сидении; но не проснулась. Я надел на её голову мотошлем — новенький, купленный специально для сегодняшней «операции».

— Вот и всё, малой, — сказал я. — Поехали.

— Куда? — поинтересовался Кирилл.

Я усмехнулся и ответил:

— Не в общежитие, конечно. Спрячу вас на пару дней — на всякий случай. В хорошем и надёжном месте.

Загрузка...