Черный кофе

Глава 3

Когда Барбара Эймори подошла к ней, Люсия натянуто улыбнулась.

– Да, спасибо, милая, – ответила она. – Со мной всё в полном порядке. Честное слово.

Барбара взглянула на черноволосую красавицу-жену своего кузена.

– И никакой благой вести для Ричарда, а? – уточнила она. – Или дело именно в ней?

– Благая весть? Какая благая весть? Я не понимаю, о чем ты? – запротестовала Люсия.

Барбара сцепила руки и сделала несколько движений, как будто укачивала младенца. На эту пантомиму Люсия ответила печальной улыбкой и отрицательно покачала головой. А вот мисс Эймори, напротив, в ужасе плюхнулась на стул.

– Честное слово, Барбара… – с осуждением начала она.

– А что такого? – прервала ее племянница. – Мало ли что случается на свете.

Ее тетушка решительно покачала головой.

– Не могу понять наших современных девушек, – произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь. – В дни моей молодости мы не говорили о материнстве столь легкомысленно, и я никогда не позволила бы… – Она замолчала, услышав звук открывающейся двери, и повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Ричарда, выходящего из комнаты.

– Вот видишь, ты смутила Ричарда, – продолжила она, обращаясь к Барбаре. – И могу сказать, что меня это ничуть не удивляет…

– Знаете, тетушка Кэролайн, – ответила ей Барбара, – вы у нас принадлежите к Викторианской эпохе[13] и родились тогда, когда старой королеве предстояло царствовать еще не меньше двадцати лет. Вы типичный представитель той эпохи – так же, как я, смею заметить, представитель своей.

– И я не сомневаюсь в том, какая из двух мне нравится больше… – начала было тетя, но Барбара, хмыкнув, опять прервала ее:

– Мне кажется, что викторианцы были просто очаровательны. Вы только представьте себе – рассказывать, что младенцев находят под кустами крыжовника! Это так мило…

Порывшись в сумочке, девушка достала сигарету и зажигалку и закурила. Было видно, что она собирается продолжить, но мисс Эймори жестом заставила ее замолчать.

– Прекрати говорить всякие глупости, Барбара. Меня действительно очень волнует это бедное дитя, и мне бы не хотелось, чтобы ты надо мной насмехалась…

Неожиданно Люсия потеряла самообладание и расплакалась. Пытаясь вытереть слезы, застилающие ей глаза, она, не переставая всхлипывать, произнесла:

– Вы все так добры ко мне… Никто никогда не был добр ко мне, пока я не приехала сюда, пока не вышла замуж за Ричарда… Мне так хорошо, когда я здесь, с вами… Ничего не могу с собой поделать…

– Ну все-все, – пробормотала мисс Эймори, вставая и подходя к Люсии. – Успокойся, моя дорогая. Я тебя понимаю. Прожить за границей практически всю жизнь – как это тяжело для молодой девушки… И, конечно, без достойного воспитания – у жителей Континента очень странные подходы к воспитанию. Ну все, все…

Люсия встала и нерешительно оглянулась. Затем позволила мисс Эймори проводить себя до дивана и устроилась на его краю, пока мисс Эймори взбивала подушки вокруг нее, а потом тоже уселась рядом.

– Конечно, дорогая, ты расстроена. Но ты должна постараться забыть об Италии. Хотя, надо признать, итальянские озера восхитительны весной. Мне всегда так казалось. В этой стране можно прекрасно отдохнуть, но вот жить постоянно там никто не захочет. Естественно… Ну все, все, не надо плакать, дорогая.

– Мне кажется, ей надо выпить чего-нибудь покрепче, – предложила Барбара, усевшись возле кофейного столика и критически, но не без некоторой симпатии, рассматривая лицо Люсии. – У вас жуткий дом, тетя Кэролайн. Весь из далекого прошлого. Коктейлями здесь никогда и не пахло. Ничего кроме шерри или виски перед обедом и бренди после него. Ричард не в состоянии приготовить более-менее приличный «Манхэттен»[14], а попробуйте попросить Эдварда Рейнора принести «Виски-сауэр»![15] Думаю, что единственное, что может быстро привести Люсию в чувство, так это «Баки Сатаны»[16].

Шокированная мисс Эймори повернулась к племяннице.

– Что это такое, – в ужасе спросила она, – «Баки Сатаны»?

– Приготовить его очень просто, если у вас есть все необходимые ингредиенты, – ответила Барбара. – Надо взять равные части бренди и ментолового ликера и не забыть щепотку красного молотого перца. Это самое главное. Просто супер, и гарантированно придаст вам бодрости духа.

– Барбара, ты же знаешь, что я против всяких алкогольных стимуляторов! – воскликнула мисс Эймори с дрожью в голосе. – Мой милый папа всегда говорил…

– Я не знаю, что он говорил, – прервала ее Барбара, – но все в семье знают, что наш дорогой двоюродный дедушка Алджернон, бывало, уговаривал по три бутылки в день.

Сначала мисс Эймори выглядела так, как будто вот-вот взорвется, но потом на ее губах появилась тень улыбки, и она выдала:

– У джентльменов все по-другому.

Но Барбара вовсе не собиралась сдаваться.

– Они ничем от нас не отличаются, – заявила она. – Или скажем так – я не понимаю, почему мы позволяем им чем-то отличаться. Просто в те времена подобное сходило им с рук. – Извлекши из сумочки зеркальце, пуховку и губную помаду, девушка задала вопрос самой себе: – Ну и как мы сегодня выглядим? Боже!.. – И стала решительно красить губы помадой.

– Послушай, Барбара, – заметила ее тетка, – мне бы очень хотелось, чтобы ты использовала поменьше этой ярко-красной гадости. Цвет слишком яркий.

– Хотелось бы верить, – ответила та, продолжая приводить себя в порядок. – Я ведь отдала за нее семь шиллингов и шесть пенсов.

– Семь шиллингов и шесть пенсов?! Что за неприличное мотовство! И все это за… за…

– За стойкость, тетя Кэролайн.

– Прости, не поняла.

– Я про помаду. Она называется «стойкая»[17].

Тетка осуждающе фыркнула.

– Я, конечно, знаю, – сказала она, – что губы могут огрубеть на сильном ветру и что иногда стоит прибегнуть к помощи чуточки жира. Например, ланолина. Я вот всегда пользуюсь…

– Моя дорогая тетушка Кэролайн, – прервала ее Барбара, – поверьте мне на слово: помады много не бывает. Ведь девушка не может знать заранее, сколько ее сотрется, когда она будет возвращаться домой на такси. – Сказав это, она вернула помаду, зеркальце и пуховку назад в сумочку.

– Что ты имеешь в виду: «сотрется в такси по дороге домой»? – На лице тетки появилось озадаченное выражение. – Не понимаю.

Барбара встала и, зайдя за спинку дивана, наклонилась к Люсии.

– Проехали. Вот Люсия меня поняла; правда, милочка? – С этими словами она слегка пощекотала женщину под подбородком.

Люсия Эймори беспомощно оглянулась кругом.

– Прошу прощения, – обратилась она к Барбаре, – я немного отвлеклась. Что ты сказала?

Вновь переключившись на Люсию, Кэролайн Эймори в очередной раз заговорила о ее здоровье.

– Знаешь, милая, – сказала она, – а ведь я действительно волнуюсь за тебя. – Она перевела взгляд с Люсии на Барбару. – Ей надо что-то дать прямо сейчас. А что у нас есть? Конечно, нюхательную соль – это именно то, что ей сейчас необходимо. К сожалению, эта неуклюжая Эллен сегодня утром разбила мою бутылочку, когда прибиралась в комнате…

Поджав губы, Барбара на мгновение задумалась.

– Знаю! – воскликнула она. – Больничные запасы!

– Больничные запасы? Ты это о чем? Какие такие больничные запасы? – переспросила мисс Эймори.

Барбара подошла и уселась рядом со своей теткой.

– Вспомни, – сказала она. – Все эти вещи, которые остались после Эдны.

– Ах да! Ну конечно! – Мисс Эймори расцвела. – Я хотела бы, чтобы ты встретилась с Эдной, моей старшей племянницей, сестрой Барбары, – пояснила она, повернувшись к Люсии. – Она с мужем уехала в Индию – это случилось месяца за три до того, как вы с Ричардом приехали сюда. Такая способная девушка эта Эдна…

– Очень способная, – подтвердила Барбара. – Только что родила близнецов. А так как в Индии не растет крыжовник, то я полагаю, что она нашла их под манговым деревом с раздвоенным стволом.

Мисс Эймори позволила себе улыбнуться.

– Помолчи, Барбара, – попросила она. И вновь повернувшись к Люсии, продолжила: – Как я уже говорила, во время войны Эдна выучилась на фармацевта. Она работала в нашем госпитале. Мы, знаешь ли, во время войны превратили нашу городскую ратушу в госпиталь. И после войны, до свадьбы, она продолжала работать фармацевтом в больнице графства. Все-все знала про таблетки, пилюли и всякие такие вещи. Наверное, и сейчас еще не забыла. В Индии эти знания могут оказаться бесценными… Так о чем это я? Ах, да – о том, что она уехала. И что потом мы сделали со всеми этими ее склянками?

– Я все прекрасно помню, – сказала Барбара. – Массу старья из аптечки Эдны уложили в коробку. Мы собирались рассортировать эти склянки и отправить их в больницу. А потом все о них забыли. Или, по крайней мере, никто так ничего и не сделал. Их убрали на чердак и вспомнили о них только тогда, когда Эдна засобиралась в Индию. Они все там… – С этими словами девушка показала на книжный шкаф. – Их так и не разобрали и не рассортировали.

Она встала и, взяв стул, подошла к книжному шкафу. Здесь встала на стул и, едва дотянувшись, сняла с него черную жестяную коробку. Не обращая внимания на слабые возражения Люсии: «Прошу тебя, дорогая, не делай этого, честное слово, мне ничего не надо», принесла коробку к столу в центре комнаты и водрузила ее на него.

– Ну что ж, – сказала Барбара, – по крайней мере, сейчас, когда я стащила это вниз, мы сможем просмотреть наши запасы. – С этими словами она открыла коробку. – Боже! Ну и коллекция! – И стала доставать одну за другой различные склянки с лекарствами. – Йод, монастырский бальзам[18], что-то под названием «Тинкт», какие-то карточки, кобальт[19], касторовое масло… – Барбара состроила гримасу. – А вот теперь мы добрались до самого главного, – воскликнула она и, доставая из коробки небольшие стеклянные пробирки коричневого цвета, начала читать ярлыки: – Атропин, морфин, стрихнин… Осторожнее, тетя Кэролайн. Если вы пойдете против моего необузданного темперамента, я отравлю ваш кофе стрихнином и вы умрете в страшных мучениях. – Барбара сделала шутливый угрожающий жест в сторону тетки, которая, фыркнув, отмахнулась от нее. – Но, кажется, здесь нет ничего, что мы могли бы скормить Люсии для поддержания сил. В этом я уверена. – Она рассмеялась и стала укладывать бутылочки и пробирки назад в коробку.

Девушка как раз держала в правой руке пробирку с морфином, когда дверь, ведущая из холла, открылась и вслед за Тредуэллом в комнату вошли Эдвард Рейнор, доктор Карелли и сэр Клод Эймори.

Секретарь сэра Клода Эдвард Рейнор вошел первым. Это был ничем не примечательный молодой человек, которому было уже далеко за двадцать. Он подошел к Барбаре и уставился на коробку.

– Давно не виделись, мистер Рейнор. Интересуетесь ядами? – спросила девушка, продолжая укладывать пузырьки.

Доктор Карелли тоже подошел к столу – очень смуглый мужчина лет сорока, одетый в безукоризненный вечерний костюм. Манеры у него были немного приторные. Когда он заговорил, итальянский акцент оказался едва заметен.

– Что у вас здесь, моя дорогая мисс Эймори? – поинтересовался доктор.

Сэр Клод задержался в дверях, разговаривая с Тредуэллом.

– Вы меня хорошо поняли? – спросил он и был удовлетворен, услышав в ответ: «Отлично понял, сэр Клод». Тредуэлл вышел из комнаты, а Эймори подошел к своим гостям.

– Надеюсь, вы простите меня, доктор Карелли, – сказал он, – если я вернусь к себе в кабинет? Мне надо написать несколько важных писем, которые необходимо отправить еще сегодня. Рейнор, прошу вас, пройдемте.

Секретарь присоединился к своему работодателю, и через боковую дверь они оба прошли в кабинет. Когда дверь за ними закрылась, Барбара неожиданно уронила пробирку, которую держала в руке.