Черный корабль

Глава 39

Схватка была короткой и жестокой. Ловец двуногих запрыгнул в лифт, и тот тут же камнем ринулся вниз. Вытянув огромные руки, он железными пальцами ухватил Чоузена за плечи. Чоузен изо всей силы ударил его в грудь. Но огромная тварь даже не покачнулась. С таким же успехом он мог бить в стену, обитую кожей. Когда ловец приподнял его над полом и закинул себе на плечо, Чоузен изо всех сил замолотил по псионическим отросткам, похожим на крылья бабочки. Одно крыло сломалось, и зловонная жидкость потекла по его промасленной оболочке. Ловец завел свободную руку за спину, поймал Чоузена за запястья и намертво стиснул своими пальцами.

Лифт остановился, ловец выскочил наружу и помчался по длинному проходу между железными башнями к головному аппарату, туда, где был Нумал.

Пробежка эта стала сущим кошмаром для Чоузена. Вскоре ловец набрал такую же скорость, как при погоне. При виде огромных роботов на центральной площадке Чоузен совсем упал духом. Механические монстры выполняли свои операции, даже не поднимая головы. Впереди на огромной высоте проступили очертания центральной башни. И вот уже ловец стал с необыкновенной легкостью взбираться по широкому пандусу.

В страхе Чоузен оглядывал лабораторию Нумала, раскинувшуюся под ними, — огромный ангар с машинами, зловеще мигающими в темноте.

Что за энергетический источник подпитывал этого не знающего устали великана? Они поднимались наверх почти с такой же скоростью, с какой до того двигались по ровному полу. Чоузен снова попытался высвободить руки, но безуспешно.

Наконец они добрались до приборной ниши. Взволнованный Нумал вставил подпитывающую трубку в специальное отверстие на теле ловца, а Чоузена запихнул в маленькую цилиндрическую клетку, висящую на цепи, в пределах досягаемости сенсоров — параболических антенн с усиками, вмонтированных в приборный ящик.

Кожа Нумала — серая, с красноватым отливом — лоснилась от смазки. Сквозь разрезы, из которых выходили рыжеватые конечности, просматривались отдельные узлы сложной опорно-двигательной системы, сложенной из деталей разного цвета — от желтого до темно-коричневого.

Какие-то сложные приборы на несуразно тонких ножках — по-видимому, глаза и уши Нумала — расположились вокруг клетки. Одно из них, раскачавшись на своем сегментированном стебле, вонзило в Чоузена шприц и, набрав крови, отпрянуло назад, едва он почувствовал боль. Другое просунулось сквозь прутья, выдернуло у него волос и тут же исчезло. Потом глаз, похожий на розовый мячик для гольфа, приблизился к нему. Чоузен раздраженно хлопнул по нему ладонью. Отскочив, глаз ударился о прутья, тут же занялся собственной починкой, а потом замаячил на безопасном расстоянии.

Нумал был огромен — такого же роста, как вудвос, но при этом в десять раз шире. Когда он приблизился, Чоузен различил мириады тончайших проводков, сетью покрывавших его тело, и рыбный запах, смазки. С трудом подавляя в себе животный страх, он не отрываясь смотрел на огромное существо, не имеющее ни головы, ни сегментированного туловища — просто ромб с гладкой поверхностью, опирающийся на лес тонких круглых ножек.

Ни один человек не справился бы с этим ужасным исполином. Да что там человек — даже самый могучий фейн оказался бы бессилен не то что перед Нумалом, а даже перед ловцом двуногих. Казалось, теперь уже ничто не спасет Разделителя и Чоузена.

Охваченный отчаянием, он смотрел сквозь прутья на густой лес труб, тянущихся от неведомых приборов.

А всего в десяти метрах от него, в самом центре приборной ниши, висел огромный сосуд. Почуял ли Разделитель неладное? Понял ли он, что его плану, продуманному до последних мелочей, не суждено осуществиться? Что Чоузен потерпел полный провал?

Он поднял глаза и увидел робота-кабслеукладчика, которого не так давно сам программировал. Робот висел на тросе, гораздо выше сосуда. Чоузен мучительно застонал. Сработает ли его биополе на таком большом расстоянии? До сих пор он применял телекинез в таком же радиусе, что и телепатию. Правда, он не успел как следует опробовать свои новые способности, но уже понял, что в наибольшей степени у него развито поле, помогающее чувствовать на расстоянии, а телекинез — намного слабее.

Мобилизуя каждую клеточку своего тела, он полностью сосредоточился на роботе. Оказалось, что тот находится в радиусе действия его поля. Чоузен даже «чувствовал» электронные импульсы, пробегающие по его биокомпьютерному мозгу. Он мысленно сосредоточился на компьютерных кодах машины. На отдельных участках между ними установился контакт, но осталось и много пробелов.

Чоузен вспомнил предыдущую программу — относительно простую, оптимальную для работы с кодами. Если контакт продлится достаточное время, он сможет переместить кое-что на электронном уровне. Руководствуясь своими «ощущениями», он четко сформулировал задачу и принялся вводить в машину новую программу.

Внезапно в телепатической плоскости пробежал мощный энергетический заряд, и по вихрю, промчавшемуся в его сознании, Чоузен понял — на него воздействует какой-то новый псионический организм.

Этот метод Нумал многократно опробовал на Разделителе, но так и не смог намертво пригвоздить к одному месту увертливого Аризеля.

У Чоузена же возникло такое чувство, словно по его телепатическим сенсорам ударили молотком. Контакт с роботом прервался, все его мысли потонули в каком-то нечленораздельном вое, который, преобразованный его мозгом, звучал как «Здесь! Здесь! Здесь!». От этого можно было сойти с ума — чей-то чужой голос раздавался внутри его головы. Стремясь отгородиться от этой субстанции, обшаривающей его мозг, он отрегулировал пси-сенсоры на самую малую мощность, но так и не смог ее остановить — она растекалась по его мозгу с такой же естественностью, как волны прилива — по песчаному берегу. «Здесь! Здесь! Здесь!» Чоузен в отчаянии заметался по клетке, едва сдерживая крик.

А потом он вдруг понял, что крик этот направляет другой разум, что он служит передаточным звеном для сенсоров самого Нумала.

Разум Нумала был совершенно чужд ему. Искусственный интеллект, сочетавший в себе программы, привнесенные извне, и достаточно сложные элементы самопрограммирования. Мыслительный процесс был по большей части необъясним для человеческого разума, однако кое-какие зацепки все-таки существовали — например, довольно сложные реакции на источники удовольствия и боли, а также мощные побудительные мотивы, стимулированные инстинктом самосохранения. А на пике его эмоционального подъема, вызванного интенсивным контактом с разумом двуногого пленника, Чоузен уловил нечто, очень похожее на жадность. Образы солнц, планет, огромных мерцающих галактик, хранящиеся в человеческой памяти, привели его в состояние, близкое к эйфории, все системы, реагирующие на боль и наслаждение, слились воедино и заработали на полную мощь.

Никогда еще Нумал так не волновался, никогда еще за все свое бесконечно долгое существование не испытывал он такой радости. Да, когда Нумал впервые пробудился к жизни, его тоже окружали звезды и галактики. Но в последние тридцать миллиардов лет он был лишен всего этого. При мысли о молодых вселенных, существующих где-то в неведомых далях, о неизвестных ему мирах, расположенных за пределами этой старой умирающей вселенной, Нумал ощутил вдруг, как закипают в нем жизненные страсти.

Конечно же, эксперимент с двуногим подтверждал возможность обмена информацией между новыми вселенными и той вселенной, в которой он обитает. Эта мысль еще больше вскружила ему голову.

Чоузен чувствовал, как сенсоры Нумала обшаривают каждый закоулок его разума в поисках все новой информации. Контакт этот не являлся сознательной передачей мыслей на расстоянии. Нумал так и не смог нащупать центральные участки его мозга. Сенсоры беспорядочно рыскали по нему, словно щупальца — холодные, тяжеловесные, глупые и беспощадные. Как бы то ни было, Нумал все-таки оставался машиной, со всеми присущими машине недостатками.

Но противостоять этим сенсорам было невозможно. Установив контакт, Нумал нейтрализовал безмозглый псионический организм, заставив его замолчать.

А сейчас он пытался закрепить успех. «Как? Сюда идти», — раздалось в голове у Чоузена.

Теперь ничего не оставалось, как перейти в наступление. Чоузен вклинился в чуждый ему разум и ради эксперимента ввел в него несколько неподвластных законам логики парадигм, хранящихся в человеческом разуме.

В какой-то момент разум Нумала споткнулся и забуксовал на месте, видимо, стараясь очиститься. Чоузен впихнул в него еще целый ворох всяческой ерунды, вроде рифм и образов прекрасных женщин, и через несколько секунд Нумал снова привел в действие псионический организм, мешая Чоузену сконцентрироваться настолько, чтобы оставаться в разуме Нумала.

Поток импульсов, связывающий два разума, устремился в обратном направлении, и Нумал снова с жадностью бросился в кладовые его памяти.

Вскоре новые данные подтвердили те выводы о происхождении двуногого, к которым он пришел после молекулярного и атомного анализа. Перед ним был тепловодный мир с относительно стабильной звездной системой. Запись длительного эволюционного процесса сохранила отметины многочисленных тупиковых ветвей и катастроф, влекущих за собой массовое вымирание. В памяти двуногого существовала галактика, настолько молодая, что она до сих пор порождала супергигантов, расточающая бесценную энергию горячих звезд на освещение своих обширных газовых полей.

Но Нумал хотел знать еще больше. Как удавалось этому двуногому, в основном состоящему из воды, передвигаться между вселенными, и какое отношение он имеет к биополю джинна, заключенного в сосуд?

К этому времени Чоузен оставил всякие попытки укрыться от его сенсоров или застопорить свой мыслительный процесс. Поняв, что этим Нумала не остановишь, он сфокусировался на самом псионическом организме, стараясь пробиться через его пульсирующие восклицания.

А Нумал уже вскрывал самые свежие пласты его памяти. Столкнувшись с необъяснимыми, с его точки зрения, участками, он решил, что для их расшифровки требуются определенные математические концепции, и тут же рьяно принялся за их поиск.

Вот он, выход! Вот он, канал, открывающий доступ в другую вселенную, где Нумалы проживут еще не один зон!

Совершенно беспомощный, Чоузен чувствовал, как Нумал выгребает из его памяти все, что касается трансляционных сетей, связывающих вселенные. Остановить Нумала было невозможно. Почти бессознательно он попробовал воздействовать на Нумала своим блокирующим полем.

Результат был практически нулевой. Возможно, Нумал ощутил легкий дискомфорт, но о том, чтобы отвратить его от исследований, не могло быть и речи. В отчаянии он сосредоточился на псионическом организме и изо всех сил придавил его своим блокирующим полем. Счастливый возглас «Здесь! Здесь! Здесь!» исказился, стих на какой-то момент, а затем зазвучал с прежней силой.

Чоузен сделал еще одну попытку. На этот раз, когда телепатический крик оборвался, он попытался втиснуть свое сознание в тесные каналы псионического разума. В какой-то момент ему удалось установить над ним контроль, но он дорого заплатил за это — теперь побудительные импульсы псионического организма пробегали и по его собственному телу. Его кишечник непроизвольно опорожнился, сердце сбилось с ритма, руки беспорядочно задергались, натыкаясь на стальные прутья, оставляя на них капли крови и кусочки содранной кожи. Левая рука сломалась в запястье.

И все-таки ему удалось повернуть силу псионического организма против Нумала, и теперь он наращивал собственное блокирующее поле, чтобы затем мощным разрядом на время вывести Нумала из строя и, войдя в его оперативную память, сделать его действия неупорядоченными. В результате Нумал выбрался из приборной ниши и заскользил вниз по пандусу.

Чоузен ослабил телепатическую хватку, и псионический организм снова заверещал. Руки саднило, живот пучило, к горлу подступала тошнота. Вся клетка была забрызгана кровью. Особые страдания причиняло сломанное запястье. И все-таки, превозмогая боль, он захватил в свое биополе робота-сварщика, подвешенного над приборной нишей. Потом сфокусировался на его коде и, восстановив в памяти все, что успел о нем узнать, быстро перепрограммировал машину.

А потом упал, потеряв сознание.

Он очнулся от острой боли — казалось, левое запястье обожгло огнем. Рука бессильно повисла, кровь в теле застоялась, хуже того — он валялся в луже собственных экскрементов.

Нумал уже вернулся, глаза на тонких ножках напряженно следили за ним. Сенсоры всех мыслимых разновидностей набились в клетку, изучая живые ткани, кровь и выделения подопытного двуногого.

Никто не заметил, как робот бесшумно перерезал один из тросов и медленно пополз к следующему.

Чоузен сделал глубокий — вдох, снова закрыл глаза и сосредоточился на поисках псионического организма. Вначале он вообще не обнаружил его присутствия. Немного погодя он уловил слабые, едва различимые импульсы. Псионический организм почти перестал действовать. С помощью телекинеза Чоузен передвинул рычажок управления в крайнюю позицию и, когда вопль зазвучал с прежней силой, направил его на Нумала и тут же забился в страшных судорогах внутри клетки.

На этот раз Нумал быстрее оправился от удара. Перехватив энергетический разряд, он стал постепенно сводить его на нет. Раньше ему не приходилось сталкиваться с подобными блокирующими полями, и когда Чоузен стал засорять его мозг ложными математическими формулами, он поначалу пришел в смятение. Разного рода парадоксы, вроде задачки с кроликом и черепахой, откладываясь в оперативной памяти, давили на сознание, вызывая периодические сбои.

Однако робот восстановил над собой контроль и решил, что, какие бы новые факты ни открылись ему, мозг двуногого вполне заслуживает того, чтобы репродуцировать его и сделать подопытным объектом. Наверняка клетки, из которых состоят его ткани, воспроизводятся относительно простым вегетативным способом. По-видимому, все живые ткани двуногого развились путем длительной эволюции из некоего морского организма низшего порядка. Соединившись, клетки образуют колонию, в которой одни индивиды служат емкостями, хранящими в себе определенное количество воды с примесью минералов и солей, другие идут на создание структурных элементов, разносимых по внутренним полостям двуногого, третьи образуют нервные ткани. Вся эта система защищается одноклеточными животными, которые плавают по внутренним морям вместе с клетками, обеспечивающими дыхание.

В целом такая биологическая модель была знакома Нумалу, однако, изучив подопытного двуногого повнимательнее, он наткнулся на нечто уникальное — совокупность медленно эволюционирующих миров, расположенных в молодых вселенных с устойчивыми звездными системами и планетами стандартных размеров. Из таких вот ничем не примечательных миров и вышли в свое время создатели Нумалов.

Однако особь данного вида обладала исключительно сильным и чувствительным псионическим полем, демонстрируя способности, прежде неведомые Нумалу.

Когда робот рассек своим резаком второй трос, сосуд, резко накренившись, ударился о стенку приборной ниши, а потом, когда оставшиеся крепления лопнули под возросшей тяжестью, обрушился вниз и раскололся о пол с грохотом разорвавшейся бомбы.

От этого звука Чоузен очнулся и обнаружил, что у него сломана нога, а из разодранного уха сочится кровь.

Какая-то непонятная монада пышным цветом расцвела в его сознании. Освободившийся Разделитель с удивлением обнаружил молодого гуманоида, которого Нумал запер в клетку.

Неужели человек осуществил трансмиссию в ходе четвертичного процесса? Невероятно!

Разделитель направил парализующий импульс в тяжеловесным разум Нумала. Чоузен же получил целую серию логических фигур. Замыкала этот ряд монада, до бесконечности делившаяся на черные и белые половинки. Чоузен тут же ощутил в своем разуме чье-то постороннее присутствие.

— Я — Разделитель.

— Я знаю.

Ответ Чоузена разительно отличался от логических фигур Аризеля.

— Ты не похож на людей, которых я помню.

— Да, я подвергся необычному процессу. Там, где логические фигуры занимали центральное положение, преобладая над всем остальным, Чоузен пытался сфокусировать свои мысли, выраженные на интеранглийском, придать им вид направленного луча. В результате логическим фигурам теперь сопутствовало развернутое силовое поле.

— Нумал временно выведен из строя. Нам нужно бежать, пока есть такая возможность. Ты сможешь осуществить трансмиссию, если я помогу тебе на четвертичном уровне?

— Наверное, смогу.

— Тогда начнем.

— А Нумал не увяжется за нами? Он ведь обшарил мой мозг.

— Я знаю. Придется обратиться за помощью к другому Аризелю. Мы попробуем сделать так, чтобы он увяз здесь.

Они переместились на четвертичный уровень, и Разделитель помог Чоузену успокоить свой разум до состояния тихой заводи, забыть про боль в запястье и в ступне.

Нелегко далось Чоузену это спокойствие. От малейшего движения голова тут же покрывалась липкой испариной. Разделитель поместил одноклеточный символ в центр его сознания, помогая поочередно восстановить контроль над органами дыхания, над сердцем и над остальными системами.

Постепенно Чоузену удалось избавиться от боли, как бы воспарив над ней. И как только это случилось, четвертичный процесс потек по правильному руслу.

Через несколько минут, когда Нумал вышел из обморочного состояния, вызванного импульсом Разделителя, они уже сплавились в одно целое.

Переместившись в атмосферный слой Фенрилля, Чоузен упал с высоты двух футов в глинистое месиво посреди великого леса. И закричал от страшной боли в сломанной ноге.

— Прошу прощения, мы немного промахнулись — расстояние ведь было нешуточное.

Снова у него в сознании появилась логическая фигура Разделителя, заняв там центральное место.

Деревья вокруг него потрескивали от энергетических зарядов.

— Куда мне тебя отправить?

— Вы можете это сделать? — Чоузен сидел в грязи, прижав руки к груди. В ступне пульсировало, при каждом движении он морщился от боли.

— Да, конечно.

— Тогда отправьте меня к отцу, в Абзенскую долину.

После секундного колебания Разделитель сообщил:

— Его там нет.

— А вы чувствуете, где он сейчас находится?

— Да, и кроме этого, я чувствую еще кое-что.

Разделитель переместил Чоузена в следующий временной промежуток, и они очутились на лесной поляне, среди высокогорного джика и миндаля.

По тропинке медленно передвигались фейны и люди в запыленной униформе.

В этой толпе ехал верхом на лошади Лавин Фандан с окровавленным свертком на коленях.

Чоузен мгновенно все понял.

— Моя мать умерла.

Разделитель помолчал, потом послал ему плавный импульс.

— Твоя мать — Флер?

— Да, — прошептал Чоузен и опустился на колени. По лицу его покатились крупные горячие слезинки. Небо было сумрачным, тянуло гарью от какого-то гигантского пожара.

Ему явился образ матери, чистый, как кристалл. Образ молодой Флер, которую он никогда не знал. Это были сцены земной жизни, примерно столетней давности, перемежающиеся с воспоминаниями о той борьбе, которую она вела на побережье. У Чоузена защемило сердце.

— Откуда ты знаешь все это? — громко спросил он у Разделителя.

— Во время Великого Возвращения твоя мать говорила от имени всего человечества. В ее словах содержалось столько мудрости, что все Аризели тки Фенрилли ее ценили. Я очень сожалею о ее смерти. А вот приближается твой отец. От него я узнал много печальных вестей. Здесь сотворили великое зло.

Лавин Фандан спешился и осторожно взял Чоузена на руки — он видел, что на его мальчике не осталось живого места.

— Сын мой!

Еще один камень свалился с его души. Его сын жив и двое дочерей тоже. И теперь, лишившись матери, они будут поддерживать друг друга.

Чоузен чувствовал, что отец плачет — то ли от горя, то ли от радости, то ли от того и другого вместе.

Разделитель прервал их разговор коротким импульсом.

— Не хотелось бы мешать вам, но мне необходима свежая информация. Смерть Флер — огромное горе, но разложение — логический конец всего сущего, даже тех материалов, из которых построены порождающие нас вселенные. Нам приходится принять этот факт, как и многое другое.

Установилась долгая пауза.

— Но я разделяю вашу скорбь.

И каким-то непостижимым образом Чоузен и Лавин почувствовали серебряную слезу, медленно просачивающуюся внутрь логической фигуры.

— Однако только что я уловил внутри системы какие-то гравитационные аномалии. И извлек из вашего сознания образ космического корабля, мародера, который вверг человеческое общество в состояние хаоса.

— «Черный Корабль», — еле слышно произнес Лавин. — Да, хаос — очень точное слово.

— Сейчас этот корабль пытается выстроить сплошной ряд гравитационных полей, чтобы пробить себе проход в пространственно-временных дырах. Я должен разузнать о нем поподробнее.

Разделитель исчез.

— Нам нужно многое с тобой обговорить, отец. Я видел.., я побывал… — Чоузен запнулся, не зная, с чего начать.

— Еще успеем, сынок. Позже поучишь меня уму-разуму. Может быть, я что-то и усвою. Я чувствую — близятся большие перемены.

А в сотнях тысяч километров от них «Черный Корабль» приближался к моменту выравнивания полей. Еще немного — и заработают драйвы Фюля, корабль помчится к далекому желтому созвездию, к его планетам с богатейшими природными ресурсами.

Разделитель следовал по пятам за кораблем, который двигался по эллипсу вокруг солнца со скоростью сто тысяч километров в час, приближаясь к той точке, где заработают его драйвы. Разделитель чувствовал исходящие от корабля мощные биотоки ненависти и властолюбия.

А где-то далеко, бесконечно далеко от него, великий Нумал закончил сооружение защитного модуля и теперь готовился чисто техническими методами осуществить трансмиссию. Услышав во вселенском эфире его торжествующий крик. Разделитель заставил драйвы Фюля сработать раньше положенного срока, придав им такую конфигурацию, какая и не снилась их создателям. Инженеры едва успели прокричать об этом на мостик, и тут же «Черный Корабль» выскользнул из нормального времени-пространства и провалился в черную бездну.

Он прямиком угодил в трансляционный канал, подготовленный Нумалом, и две системы заработали в противофазе, как вещество и антивещество. Последовал мощный выброс энергии, беззвучная вспышка озарила вселенские просторы, и через миллиардную долю секунды Нумал и «Черный Корабль» сплавились воедино, образовав сгусток плазмы — зародыш новой вселенной, небольшой, но чрезвычайно горячий — настолько горячий, что он мог сохранять первоначальную температуру по крайней мере первые пятьдесят миллионов лет.

Секундой позже Разделитель вернулся на лесную поляну Мулда и описал случившееся с помощью фигурных образов.

— «Черного Корабля» больше не существует.

— Так же как и Нумала. Чоузен вдруг растерялся.

— Мой разум не способен охватить столь грандиозные события. Моя мать мертва, мой друг Рва — тоже, и я не чувствую ничего, кроме усталости. У меня страшно болят запястье и ступня. Мое сердце словно рассекли пополам. И вдруг я слышу, что враги мои уничтожены.

Он неуклюже поднялся, опираясь на отца.

— Теперь я хочу вернуться домой. Этот мир слишком жесток, Я перестал его понимать.

Поразмыслив, Разделитель согласился с ним. Этот молодой человек открывает новую главу в истории старого мира. Опираясь на новые знания, человеческая раса преобразуется. И еще одно не вызывало у Разделителя сомнений: борьба между людьми никогда не стихнет, они еще слишком молоды и неразумны как вид. Последний раз, на прощание, расцвела монада в сознании Чоузена и его отца, а потом Разделитель исчез.