Я не знал, чем мне заняться до шести вечера следующего дня. На последние деньги я вставил в автосервисе ветровое стекло, заправил бак под завязку, покрутился возле магазина «Охотник», в коммерческом киоске купил ленту скотч, несколько пакетиков с томатным соком да батон «Докторской». Езда по Москве без прав, паспорта и с «сентинелом», спрятанным под задним сиденьем, была равносильна добровольной сдаче властям, и я предпочел провести остаток дня и последующую ночь в глухом подмосковном лесу, постоянно гоняя движок на холостых оборотах и прогревая салон.
С убийственным спокойствием я дождался вечера и по проселочным дорогам, жуя колбасу, не торопясь поехал в Чехов. Плана, как и денег, у меня не было. Я сам не знал, на что надеялся, но полное отсутствие надежды замораживало нервы, и я ехал на «стрелку» с железной выдержкой безнадежного тупицы, идущего на трудный экзамен.
Кладбище, занесенное снегом, с торчащими поверх сугробов покосившимися крестами, навевало смертельную тоску. Я проехал мимо него, спугнув громадную стаю ворон. Черные птицы, гадя сверху на машину, провожали меня до поворота на проселочную дорогу и успокоились лишь тогда, когда я, остановившись на обочине, заглушил мотор и выключил свет фар.
Откуда Тарасов мог узнать, что денег у меня нет? Это мог знать только Влад. Но он никогда, ни при каких обстоятельствах не поставит об этом в известность Тарасова. Может быть, Тарасов интуитивно догадывался, что я вожу его за нос? Дай бог, чтоб было так.
Пошел седьмой час. Мир вокруг машины погрузился в непроницаемый мрак. Я думал об Анне. Как она выглядит? Похудела, смертельно устала от темноты и сырости помещения, в котором ее держали почти полтора месяца? Как встретит меня?
Я повернулся и взял с заднего сиденья полиэтиленовый пакет, набитый пачками прямоугольных листков из газетной бумаги, поверх которых были пришлепнуты ксерокопии стодолларовой купюры. Более дешевой «куклы» мир наверняка не знал. Даже в полной темноте эту макулатуру невозможно было принять за доллары. Приманка для кретинов. Впрочем, можно было бы вообще ничего не готовить.
«Точность – вежливость королей» – это сказано не про Тарасова. Если бы он в самом деле готовил побег и вытаскивал Анну из зоны, я готов был бы ждать сутки, двое, даже неделю. А тут обыкновенный чулан в деревенском доме на дальнем отшибе станции Луч. От этого дома до кладбища – десять минут езды от силы. Не спешит Тарасов, боится, не верит.
В четверть седьмого наконец среди черных стволов деревьев замерцали огоньки фар. Со стороны деревни в мою сторону ехал белый «Мерседес» Тарасова. Я завел двигатель, включил дальний свет и вышел из машины. «Мерседес», словно зеркальное отражение, тоже врубил дальний свет, стал притормаживать и остановился. Машины разделяло не больше тридцати метров.
Я поднял руку с пакетом над головой. «Сейчас, – думал я, чувствуя, что начинаю волноваться, как школьник перед первым свиданием, – сейчас из машины выйдут Влад с Анной».
Из-за ослепительного света фар я не заметил, как распахнулись двери, и понял, что сближение началось, лишь после того, как на фоне двух сияющих солнц показались силуэты Влада и Анны.
Влад, не изменяя своим привычкам, счел необходимым покривляться, как обезьянка перед зеркалом. Не подходя ко мне слишком близко, он сомкнул над головой руки, изображая рукопожатие, затем взял Анну под локоть и повернул ее так, чтобы мне был виден профиль. Затем – спина, затем – опять профиль.
– Ты доволен? – громко спросил он, перекрикивая шум вентиляторов.
– Где мои документы?
– У Анюты в руке… Подними лапку, милая!
– Забирай деньги! – ответил я.
– Кидай пакет!
Я качнул рукой, подкидывая пакет в воздух. Он сверкнул в лучах, на мгновение исчез из поля зрения и, словно с неба, свалился к ногам Влада. Тот нагнулся, поднял его со снега, раскрыл и надолго подвесил над ним свой массивный с горбинкой нос.
Анна стояла рядом с ним ни живая ни мертвая. «Мерседес» моргнул фарами – кажется, Тарасов терял терпение и торопил Влада.
– Порядок! – крикнул он, обернувшись к машине, и слегка толкнул Анну в спину.
Я думал, она упадет в мои объятия. Но Анна прошла мимо меня, будто не узнала. Я схватил ее за руку, подвел к «Опелю» и посадил на переднее сиденье. Самое страшное осталось позади.
Обойдя машину, я сел за руль, выключил свет и повернулся к Анне.
– Ну, здравствуй, – сказал я, замечая, что мой голос предательски дрожит. – Потерпи еще немного, сейчас все закончится.
В ближайшие минуты Анне предстояло еще многое пережить и переоценить. Я взял ее холодную руку и поднес к губам. Она, не шелохнувшись, смотрела на слепящий свет «Мерседеса».
– Не волнуйся, – прошептал я, увидев, как Влад сел в машину. – Все уже позади.
– Все еще впереди! – неожиданно раздался за нашими спинами чей-то неприятный голос, и я, вздрогнув, почувствовал, как мою шею сдавила стальная струна. – Не дергайся, не то выстрелю твоей бабе в голову. Поехали!
Оказывается, я в ком-то сильно заблуждался. Такой репризы в сценарии не было.
Струна врезалась мне в горло с такой силой, что казалось, кожа вот-вот лопнет и чулком сползет на плечи. Я взялся за рычаг передач и толкнул его вперед.
– Разворачивай, – прошептал над моим ухом голос. Мне показалось, что я уже где-то слышал его. – Гони на Москву, а потом на Быково. Чем быстрее доедешь, тем меньше крови из тебя выльется.
Превозмогая боль, я вывернул руль и надавил на акселератор. Машина, пробуксовывая, медленно набирала скорость. Скосив глаза, я посмотрел на Анну. Казалось, она онемела, она уже никогда не сможет говорить и испытывать простые человеческие чувства. Короткий ствол десантного «калашникова», просунутый между спинкой сиденья и подголовником, упирался ей в шею. Я поднял глаза. В салоне было слишком темно, и зеркало отражало лишь черный прямоугольник с двумя яркими удаляющимися точками – расстояние между нами и «Мерседесом» быстро увеличивалось.
– Ты кто? – с трудом произнес я. Кадык при разговоре двигался, и струна еще больнее врезалась в горло.
– Как, разве не узнал?
Тихий, приглушенный, почти сиплый голос, лишенный оттенков и эмоций, каким читают скучнейшую лекцию скучнейшие преподаватели.
– Не узнал. Что тебе надо?
– Мне от тебя – ничего. А я же постараюсь выполнить твое самое сокровенное желание и восстановить справедливость. И твоя баба получит полное удовлетворение. Ей уже давно хочется. Правда, ягодка?
«На Быково, – думал я. – Вся история кружится вокруг «Элекс-банка», особняка Жоржа в районе Быкова и дачи Тарасова. Этот тип наверняка гонит меня в особняк Жоржа. Какое мое сокровенное желание он собирается выполнить?»
Мы доехали до первого светофора в Чехове и остановились на красном сигнале. Улицу освещали редкие фонари, и скудный свет едва проникал в салон, но его было достаточно, чтобы я наконец рассмотрел узкое, бронзовое от загара лицо человека, сидящего сзади. Лицо сразу же показалось мне знакомым, и я принялся перебирать всех людей, которых знал, сопоставляя его с тем, что увидел в зеркале.
Я слишком долго вспоминал этого человека потому, что перебирал в памяти живых. А надо было искать среди мертвых.