Глава 22

Странное чувство – находиться в большом зале, в котором очень мало людей. И не менее странно осознавать такую нелепую на мой взгляд приверженность сильных мира сего к внешним атрибутам своего положения.

Взять, к примеру, наместника Переяславля, Мстислава нашего Игоревича. Вот на кой ему приспичило именно тут назначать стречу Добрыне? Нет, частично я его понимал: роскошная для провинциального города обстановка, да еще наверняка планировал спешно собрать видных представителей города. Ан нет, не та ситуация, поскольку вмешались мы. Нам требовались дипломатические переговоры, а не помпезный прием человека, являющегося однозначным и непримиримым врагом. Вот только место было уже выбрано и менять его – пизнак дурного тона. А имидж, он с политических играх многое значит.

Поэтому зал для приемов хоть и не был пуст, но находящиеся в нем хоть и выглядели внушительно, но к первым людям города не относились.Мои хирдманы из числа особо проверенных, Мстиша, Ярополк. Ну и мы со Змейкой. Ах да, еще сам наместник. Но он сейчас играл роль и вовсе декоративную.

– Присядем или прогуляемся, – спросил я у Добрыни, когда тот поприветствовал наместника и обменялся с ним стандартно-протокольными фрзами.

– Я бы не хотел доставлять неудобство из-за...

– О, пустяки, – изобразил я улыбку, понимая, что собеседник намекает на мою ногу. – Напротив, неспешная прогулка по этому на самому маленькому залу ей полезна. Ведь бежать сломя голову ни один из нас не собирается. Не так ли? Такой бег вообще опасен, можно и шею сломать.

– Это верно в обе стороны...

– Не буду спорить. И да, вот еще. Оставим почтенного Мстислава Игоревича развлекаться разговором с моим другом Мстишей и с Ярополком. Им наверняка есть что обсудить. Ну а Прекрасную девшуку и по совместительству воительницу я бы попросил составить нам компанию. Надеюсь, что возражений не будет?

У самого Добрыни таковых не имелось, наместник вообще был не в том положении. А вот Змейка чуть было не взорвалась на свою излюбленную и до сих пор немного болезненную тему. Ага, по поводу нелюбви к тому, когда подмечали ее качества именно как женщины. Ну да все же сдержалась. Лишь посмотрела на меня так... многообещающе.

Да уж. И киевский наш гость это однозначно не только увидел, но и понял. И пусть понял. Будет забавно, если он увидит в ней, в Змейке слабое звено. Ложное слабое звено которое я не прочь был бы ему подсунуть. А если не получится, так я ничего и не теряю, вот в чем вся прелесть ситуации.

– Мне нужно говорить тебе, Хальфдан, с какой целью я сюда приехал?

– Насчет основного поручения я понимаю, – губы искривились относительном подобии улыбки. Вместе с тем я медленно шел рядом с Добрыней, опираясь вместо трости на рукоять клинка. Благо его габариты вполне подходили в качестве замены. – Владимир поручил тебе сначала попробовать купить мое молчание, а еще лучше союз. Ну а при неудаче приступить к угрозам.

– Почти верно. Только эту партию в шахматы ведет не Владимир, а скорее я. Мой племянник не всегда слушает разумные слова и тем паче не от всех.

Я понимающе кивнул. Действительно, братец Малуши, матери Владимира, как и она, родом из города купцов Любека, был чуть ли не самой заметной фигурой с самого начала великого княжения. Уж по любому заметнее своего воспитанника. Неудивительно, что и в наши времена историки признавали его сильнейшее влияние на родственника начиная от момента конфликта с братьями и заканчивая раннехристианским периодом его правления. Что ж вот и очередное подтверждение, что на троне сидит символ, а голова вот она, рядом со мной вальяжно прогуливается.

– Что ж, мне приятно, что истинный хозяин киевского престола прибыл со мной переговоры переговаривать. Тем более, что к тебе. Добрыня, я отношусь с уважением. Итак, я внимательно слушаю.

– И хорошо, что посторонние люди нас не слушают. Те, кто думает, что сидящий на престоле непременно правит, – не стал протестовать дядька великого князя против моих слов. Более того, тоже расставил все точки над «ё» в теме «кто есть кто на Руси». – Верни послов, Хальфдан, и прекрати мутить воду. Взамен же могу обещать многое: деньги, поддержку, да хоть наместничество... в Полоцке или Ростове.

– Посольство я вернуть, конечно, могу, но не уверен, что ты этому возвращению обрадуешься.

– Это почему? – не врубился в мой черный юмор Добрыня. Но это ему не в укор. Потому как ехидство и сарказм в X веке до таких высот еще не поднялись. – Даже если они... не в очень здоровом состоянии, то все поправимо и к тебе никаких претензий.

– Я поясню. Например, беру я всех своих пленников, сажаю в клетки, да под мощной охраной везу по городам росским как редкостный зверинец. Ну а на городских площадях один изрыгает проклятья и молится своему распятому богу о карах небесных на головы варваров-руссов, второй показывает суть блаженного юродивого... Прости, но так уж вышло, хотя его и пальцем не тронули. От страха собственного разум потерял. Ну а остальные, – ласково улыбнулся я. – Они будут взахлеб рассказывать честному народу, а особенно жрецам и воинам-варягам сказ на тему: «Как великий князь Владимир верой торговал». Как думаешь, зрители у этого потешного представления будут? Вот и я о том же. Кстати, может кубок вина подать?

Добрыня отказался, помотав головой и явственно скрипнув зубами. По сути я сейчас прямым, хоть и дипломатичным, текстом сказал, что подачки слабо интересуют, а уж о выполнении всех высказанных требований и речи идти не может. Ну а отсутствие грубости лично в его адрес подразумевало предложение вида «проси меньшего». И он будет продолжать, к гадалке не ходи.

– Ты подтвердил мое мнение о себе, ярл.

– Хм... Любопытно было бы услышать, – жестом подозвав одного из хирдманов, я попросил. – Чеслав, друг ты мой. Кубок с квасом принеси, будь столь любезен. Мне с моей ногой бегать как-то не шибко сподручно.

– Конечно, Мрачный...

– Слуг тут не надобно, – развел я руками. – Приходится своих людей просить насчет несвойственных им дел.

– Преданные люди... Ты крепко держишь их возле себя, Хальфдан.

Добрыня на некоторое время замолк. Явно ожидая, когда мне принесут напиток, а сам принесший его удалится на мало-мальски дальнее расстояние. Сейчас мы стояли чуть ли не в центре зала: я, он, да Роксана, в диалог наш абсолютно не вмешивающаяся.

– Любопытно, тогда слушай. Я уверен был, что тебе не нужны деньги, ты не купец, а воин. И не только воин, раз только что отказался от покровительства князя Киева и всей Руси. Ты ненавидишь подчиняться, я верно думаю?

– Несложно было догадаться,– открыто усмехнулся я. – Раз уж я оставил Трагтон-фиорд, то явно не хотел ползать под сапогом Харальда Синезубого. Да и его попытки заставить всех целовать не только его сапоги, но и чуждый вольным ярлам крест... И я не собираюсь бежать еще раз, одного побега мне хватило.

– А какое тебе дело до той веры, которой будет придерживаться мой племянник, которую чтила его мать и бабка по отцу? Русь от этого не рухнула. Да и ты не жрец.

Я с трудом удержался от откровенного хохота. Пришлось сделать несколько глотков из кубка, только тогда здоровый, естественный смех чуть приугас и его можно было контролировать. Ведь я, в отличие от людей этого времени, ой как хорошо знал, в какую сторону двинется Владимир, ну или стоящая за ним личность. Знал, а потому купить меня подобными речами, даже самыми зажигательными, было просто нереально.

– А тогда чего ты, Добрыня, так беспокоишься насчет выставления на всенародный показ ромеев из числа тайного посольства? Они так увлекательно распишут прелести смены росских богов на своего ромейского, что их златом-серебром и полевыми цветами закидают. Или... Ох, неужто есть опасения, что полетит нечто другое, более опасное для здоровья?

– Ты как хочешь вражды с нами, ярл? – вопросительно угрожающе вымолвил собеседник. – Подумай хорошенько, сможешь ли ты остаться в живых после этого.

– Мы УЖЕ во вражде, Добрыня. Это я на всякий случай повторяю, если ты позапамятовал. И пока от вражды проблемы лишь у тебя... Одно посольство чего стоит, да и твоим дружинникам было показано, что они тут вовсе не пуп земли.

– Еще убийство пресвитера Евстафия, рана византийского посла, настраивания против нас вольных ярлов, игрушечный наместник в этом городе, полностью тебе послушный. Я многое знаю и кое о чем догадываюсь.

Я отсалютовал своему врагу кубком, показывая, что ценю ум, даже если его проявляет враг. Вот только сейчас все знание Добрыни не было сколь-либо значимым аргументом. Но переводить разговор на деловые рельсы надо, сейчас самое время. Оппонент раздражен проигрышной позицией, которую он занял по недосмотру. Недооценил, хотя мог бы с самого начала сыграть в иную игру, не столь прямолинейную.

– Так договариваться то с тобой будем, а, Добрыня?

– О чем? Ты сам отверг предложенное тебе.

– Так ты не совсем то предлагал, – подмигнул я киевскому посланцу и фактическому правителю Руси. – Твоя дружба мне и даром не нужна... брат рабыни. А вот о временном нейтралитете говорить стоит.

Умейте бить в открытую рану! Умение, я не спорю, неоднозначное, но незаменимое для всех, кто осмеливается влезь на политическую кухню. Есть враги, у них есть уязвимые точки. А если ты получил доступ к одной или нескольким из них... Бей! Бей сильно, жестоко, в самый неудобный для них и подходящий для тебя момент. Взбешенный противник потеряет главное для интригана – ясность мысли и способность к трезвому расчету ну а дальше лишь о тебя зависит, насколько эффективно ты воспользуешься его промахом.

Вот и сейчас... Я категорически не приемлю рабство, особенно же в отношении людей единой с собой крови. Увы, но это позорище здесь присутствует. Мне понятна та самая уязвимая точка Добрыни, заключающаяся в неизбывной памяти о времени, проведенном его сестрой в рабстве. А врагов бьют, такова жизнь, да и ставки слишком большие. К тому же больное место, мне известное – самое серьезное.

Чего стоит хотя бы та пакость, учиненная им с Рогнедой. Когда Владимир сватался к дочери Рогволда, та, как бы это сказать, отклонила кандидатуру, причем прямо на пол, заявив, что не собирается выходить замуж за сына рабыни. Добрыня же присутствовал при сем событии. Мстительная скотина и порекомендовала племянничку «быть с ней перед отцом её и матерью». Так что... В общем, совесть меня мучить даже не собирается, ибо стоящая передо мной падаль вполне заслужит все, что я только придумать в состоянии.

Вот он, багровеет от злости и вот-вот разразится если не площадной бранью, то уж точно угрозами или угрозами пополам с заявлением о своем отбытии. Нет уж, пока что рано. Сначала ты меня дослушаешь.

– Нейтралитет – вот то, что я предлагаю. Ромейские послы остаются сидеть у меня в подземелье, не устраивая площадных откровений. Ну а ты не будешь предпринимать против меня враждебных действий, да и племянничку своему это в голову вложишь.

– А не подавишься таким куском, ярл?

– Уж как-нибудь прожую, воевода. Охолонись малость и тогда поймешь, что тебе это выгодно будет. А то в Хольмгарде на тебя и так Богумил Соловей во-от такие зубы наточил.

Добрыня проворчал нечто неразборчивое о том что мне подобных надо еще в отрочестве в море топить, но я предпочел сделать вид, что ничего не слышал. Равно как и пожелание, чтобы я никогда в жизни не увидел своего родного Трагтон-фиорда.

Три раза ха! Это была больная точка настоящего ярла Харальда. Мне же на этот клочок земли с гаванью и не ахти какой крепостью было глубоко положить. Но это знал лишь я, но никак не остальные, а тем более враги. Так что пусть тешится, думая, что хоть немного подпортил мне настроение в отместку за «брата рабыни».

Как бы там ни было, а мы договорились о том самом нейтралитете. А кроме того я поручил проводить Добрыню до ворот города Змейке. Разумеется, в сопровождении трех десятков хирдманов. Дабы у Добрыни даже тени искушения не возникло.

Отсутствие гостеприимства? О, не подумайте плохого! Я предложил ему остаться в городе на денек другой, но тот «почему то» не согласился. Наверное. не захотел находиться под постоянным контролем молодчиков Гуннара и людей-теней Роксаны. А раз не захотел, так пусть и катится колбаской аккурат до града Киева и там уже разбирается со своим племянничком.

Что же до меня, так присутствовали самые конкретные планы. Какие? Вернуться в ставший за это время родным дом, устроиться в уютном кресле, положив ноги на заблаговременно придвинутый столик. Взять один из томиков с пьесами хитромудрых греческих авторов.... Ч-черт! Не выйдет, скорее всего. Наверняка сразу же Гуннар с Магнусом возьмут в оборот и не отстанут до тех пор, пока я им все не расскажу.

А вот обойдутся! Отбрехнусь, сославшись на то, что Мне лениво будет повторять то же самое. но в присутствии Змейки. Зная ее взрывной характер, вызывать ее темпераментное неудовольствие мои побратимы поостерегутся. Так что пару часиков неспешного и ленивого перелистывания страниц мне гарантированы.

***

Все так и произошло. Дорога домой после короткого прощания с наместников под пристальным взором Мстиши и охраной хирдманов, отслеживающих окружающую обстановку сильнее обычного. Пара «ласковых» эпитетов в адрес Ярополка. Зачем то потащившегося вместе со Змейкой. Это его преувеличенное беспокойство и расшатавшиеся малость нервы... По прибытии домой несколько слов Магнусу и Гуннару, заверившие их в успешности проведенных переговоров. Затем переодеться в чистую, не пропотевшую одежду и тот самый отдых в кресле с книжкой в руке. Обычный по меркам прежней жизни, но тут не всегда получающийся из-за вечно накатывающихся, подобно снежной лавине, дел.

Раскрывающаяся дверь... И вот на пороге запыхавшаяся, растрепанная Змейка. В глазах ненависть и одновременно боль, природу которых я в принципе не могу понять. Что случилось, отчего?..

Палец приложен к губам, а это значит, что нужно молчать. Рука постукивает по рукояти оружия – я сразу бросаюсь к оружию, потому как кинжала на поясе явно маловато. И вот уже меч не в метре от меня, а прислонен к креслу, а под боком метательный топорик и пара ножей за поясом, прикрытые рубахой навыпуск. Броня... Это запрещено столь же категоричным жестом. Хотя сама девушка защищена неплохо, разве что голова шлемом не покрыта.

Мать же вашу, какого хрена тут творится? Мысли роятся в голове, но руки действуют на чистых инстинктах. Подсознание же четко твердит о том, что Змейка – та, кому я доверяю не просто, а абсолютно – просто так этот балаган не устроила бы.

Угроза? Несомненно. От находящихся внутри здания? Опять же да. Почему полное молчание и скрытая, а не явная готовность? Опасение усугубить ситуацию, как мне представляется.

Но главное другое... Почему она не желает, чтобы сюда пришла хотя бы пара-тройка проверенных хирдманом, хотя бы из числа личных телохранителей? Вот это я не могу понять. Совсем не могу, а это сильно настораживает. Неужели ситуация вышла из -под контроля столь сильно? Мля, в голове полный хаос, а мне приходится удерживать скучающее выражение и перелистывать страницы книги, словно ничего и не произошло.

Сама же Змейка скользит в сторону ниши, куда и прячется. Таких ниш в комтане несколько, но каждая из них хороша по своему. Выбранная ей идеальна, чтобы оказаться сзади тех, кто войдет в дверь. Да, не в окно, не с запасного выхода в другой комнате, а именно через главную дверь.

Медленно тянутся секунды. Пять, десять, тридцать...

Стук в дверь. Вежливый такой, но еще за некоторое время до этого я слышал, что сюда приближаются четверо. Шли спокойно, значит, не чужие. То самое? Вероятнее всего, хотя и случайного совпадения исключить нельзя. Что ж, посмотрим.

– Заходите...

Беззвучно открывается дверь и на пороге появляется Яр. Не совсем обычный Яр, поскольку ТАКОГО взгляда у него раньше не было. Какая-то в нем смесь решимости, уверенности в себе и одновременно свежий надлом. И с ним еще один. Броня типовая, телосложение также. Ну а лицо... Шлем с полумаской не слишком способствует узнаванию. Однако...

– Ты кого сюда притащил, Шрам? – взглядом и ледяным тоном мне удается слегка приморозить Ярополка. Да так, что тот останавливается, как вкопанный. – И что за два охламона за дверями топчутся?

– Важный разговор.

– Тогда сам заходи, а эти непонятные личности пусть за дверью постоят. Я их тут видеть не желаю. А если нужда появится – сам пригласить способен.

– Нет, ярл, этот человек останется здесь, а остальные двое пока за дверью посторожат, – Шрам делает знак, чтобы дверь притворили, после чего продолжает. – Я намекал тебе. Но ты упорно не желал меня слушать. А сейчас выслушаешь и, я надеюсь, поймешь, что надо делать.

– Выслушать я всегда могу. Спешить мне некуда.

– Зато мне есть куда.

Змейка ты Змейка... Кажется, все обстоит действительно серьезно. Шрам сам не свой, глаза искры мечут, люди эти незнакомые, но явно не из числа моих. И его попытка давить на меня, пытаться диктовать условия, чего раньше не было и быть не могло.

Но он один. Да, один! Иначе рядом с ним были бы не незнакомцы, а верные ему хирдманы. Тогда что? Никакого возможного раскола нет и не предвидится. Это кто-то со стороны... Неужели я ошибся? Неужто подход был к совсем другому человеку, к иному «слабому звену»? Не ложному, настоящему... Не хочу верить, до боли в душе не хочу.

– И как оно на вкус, золото киевского гостя?

Шрам на миг замирает, а лицо искажается нервным тиком. Мерзкое зрелище, с какой стороны ни посмотри. Его спутник тянется к мечу, но останавливается по одному лишь мановению руки моего бывшего.. Да, уже бывшего побратима, пошедшему по склизкому пути предательства.

– Придержи язык! Я не продажная тварь...

– Ах да. тут замечены высокие идеалы, – цинично ухмыляюсь. – А остальное так. приятное...

– Заткнись, – взявший себя в руки Шрам убирает из голоса все эмоции. – Сначала я скажу тебе, что ты должен сделать. Или выполнишь, или... Сам понимаешь.

– Слушаю. И что же тебя подвигло?

– Никому не нужен раскол и междоусобица. Ты одержим идеями сохранить вольности ярлов, сохранить старых богов, сбросить с киевского престола Владимира и сменить на кого-то более устраивающего всех этих Ратмиров, Ставров, Снорри и прочих.

Не выдержав, я усмехнулся. Скрывать что-либо перед... этим не имело смысла.

– Дурак ты, Шрам. – Столько лет бок о бок, а сути так и не понял. Руси нужны перемены, но другие. Нужно сокращение вольностей ярлов, но под иным знаменем. Под моим знаменем, тупица, знаменем цветов Локи. А ты сливаешь это в помойную яму.

Ярополк вновь не удержал лицо. Передернулся, на сей раз всем телом, посмотрел на меня... На сей раз в глазах была откровенная тоска.

– Может скажешь. На чем тебя Добрынюшка подловил? А он подловил, раз ты сюда его цепных песиков провести решился. Тут ведь не только боязнь раскола.

– Расстрел посольства на той дороге, Хальфдан. Там был жених моей дочери... Ты об этом не знал. Никто не знал, они тайно встречались.

– Идиот, – посмотрел я на него, как на скорбного разумом, каковым он и являлся. – Не я идиот, а ты. О таких вещах говорят заранее. Щепоть порошка в вино или квас и жених твоей дочери дня два от нужного чулана отойти бы боялся. Ну или прострелили бы ему ноги руки, на самый крайний случай. И вообще, о серьезных вещах говорят сразу, а не заливают горе вином и не слушают всяких хитрых гостей из града Киева. Поэтому вот что...

Взгляд Шрама вильнул в сторону его спутника, потом обратно, в мою сторону... Колебания? Они самые. С одной стороны его явно накрутили по полной программе, да еще под видом помощников приставили стопроцентно верных Добрыне людей. С другой... Угрожать расправой своему ярлу, да к тому же побратиму... Это шло совсем вразрез с варяжским неписаным кодексом. Подобным поведением он ставил себя в один ряд с тем же самым Вадимом Изяславовичем – тем бывшим князем-ярлом, которого я не столь давно прикончил на поединке.

Весы. Две незримые чаши качались, никак не было понятно, какая из них перетянет. Повлиять могла любая мелочь...

– У твоей семьи может быть разное будущее, Ярополк, – разорвал тонкую сеть тишины голос неизвестного спутника шрама. – У этого человека почти нет шансов победить. Побег или смерть... Мы предлагаем иное.

Сучий потрох! Именно это давление и стало решающим, окончательно сдвинув мнение Ярополка в плохую для меня сторону.

– Вокруг тебя смерть и кровь. Их много даже для привычных к ним ярлов. Потому ты должен остановиться. Тебя нужно остановить. И вот мое предложение. Ты сейчас...

Выскользнувшая из ниши Змейка так и не позволила узнать, чего же хотел сказать Шрам. Почти беззвучно она оказалась сзади предателя и с редкой даже для девы-воительницы силой вбила кинжал ему в основание черепа...

Загрузка...