Чёрт красивый

Глава 30. ЗАГОВОР, И ЗАГОВОРЩИКИ.

И снова молчание; и снова первым нарушил его поэт, неожиданно предложив:

— А не выпить ли и нам Лизавета Филипповна водочки по такому случаю!

— Это можно! — одобрительно-ласково закивала головой Кукушкина, — Я как раз знаю куда муж спирт от меня прячет… Сейчас принесу…

— Спирт? — поморщился поэт.

— Спирт… — подтвердила госпожа Кукушкина. — Ну не хотите – не будем...

— Ладно, давайте спирт… чего уж там…

Кукушкина весело испарилась за занавеской, разделяющей кухню с прохожей; и вот уже снова, так же весело появилась в дверях с пластмассовой канистрой в руках. Следующим этапом, словно по волшебству возникла у неё в руках головка лука, ножик быстро порубал головку – превратив её в тонкие колечки, аппетитно выложенные рядком на продолговатой тарелочке.

Так что же: выпили, поморщились, закусили, и сразу не откладывая повторили.

— А вы Лизавета Филипповна дайте-ка своему мужу пизды! — внезапно предложил Пушкин после третьей накатившейся стопки.

— Какой такой пизды?.. — удивилась Лизавета, — Я ведь Александр Сергеевич, ему и так не отказываю…

— Да нет… — засмеялся Пушкин, — я совсем другую пизду имел ввиду…

Поэт весело подмигнул своей собутыльнице, продолжая с хитрецой намекать:

— Ну?.. Теперь то понимаете какую?

— Какую такую другую… У меня другой нету… — испуганно посмотрела на Пушкина молодая женщина, и тут же постаралась объяснить, — у меня только она одна и есть то…

Тут Лизавета замялась, покраснела немножко, и ещё, видимо на что-то решившись добавила к сказанному:

— А если вы Александр Сергеевич имеете другое… ну скажем это самое … то что имеете ввиду…

Александр Сергеевич совершенно не понял – что он якобы имел ввиду, однако глянул на неё вроде как с пониманием; а она под его взглядом совершенно запуталась и смутилась, и всё-таки продолжала, но уже несколько заикаясь:

— Так-то это вовсе и не п-пизда уже будет… это уважаемый Александр Сергеевич – с-совсем другое… Это ни за какие деньги… фу-фу… вот ф-фигушки ему…

— Но почему? — удивился тогда поэт, и накатил четвёртую стопочку.

— Д-да потому что я з-задом управлять не у-умею… — всплеснула руками сомневающаяся в своём искусстве Лизавета, и слёзы прямо ручьём потекли, размазав по щекам тени, давеча наведённые угольком от печки.

— Ну мать вы даёте… — пятая стопка накатилась автоматически.

Пушкин сорвал со спинки кровати полотенце и протянул заплаканной женщине.

— Не могу я т-так, — ещё пуще заголосила разнесчастная Лизавета, — не могу я Степану Никаноровичу п-позволить с тылу з-зайти… Нет, нет, и нет!..

И вот уже приняв полотенце из рук поэта, сама, не понимая зачем – завязала его накрепко в морской узел.

— В-вот если бы вам, например, уважаемый Александр Сергеевич, или к-какому другому особо п-порядочному человеку – особо к-культурному, возможно бы и позволила с тыла над собой н-надругаться…

Лизавета снова всплеснула руками:

— Ой!.. И сама не знаю, что говорю такое…

— Да не то, не то… — Пушкин застучал пальцем себе по виску, — Да как же вам объяснить то Лизавета Филипповна… Не о заднице вашей речь!

— Как!?

— Я ведь имел ввиду конкретной пизды, понимаете уважаемая Лизавета Филипповна; типа по башке поленом, можно кочергой… или какой другой хреновиной… Главное это – чтобы как можно сильней его отпиздить!.. Ну теперь-то понятно?..

— А-а-а!.. — протянула Лизавета.

Она быстренько успокоилась, и тут же смахнула слезу украдкой – тем самым узлом; накрепко завязанным.

— Теперь понятно… — уже совершенно не заикаясь просияла Лизавета, — а я-то уж испугалась… Подумала, что вы не хорошее со мной задумали, что мол про это самое намекаете… чтобы я Степану Никаноровичу в нехорошее место позволила… Позорище то какое…

— Да что вы, что вы Лизавета Филипповна… Да как вы только могли подумать…

— А вы оказывается не такой, вы оказывается не о плохом, а о хорошем задумались…

— Ну конечно о хорошем! Конечно! — подбодрил её Пушкин, — просто пизданите ему чем-нибудь по башке, да покрепче!

— Ну это-то запросто, это я вам обещаю – как пить дать пизды получит! Правда поленом не гарантирую – дров нету, не запасли ещё – книгами топим, а вот чугунком увесистым я ему захерачу… вот увидите – по полной захерачу!

— Вот и правильно!.. — одобрил Пушкин, — Только вы ему Лизавета Филипповна; очень вас попрошу – как следует захерачьте!..

— Не сомневайтесь Александр Сергеевич – захерачу как следует!

— Вот-вот, а то понимаешь – стихи меня заставил читать… Да ещё стоя на тумбочке… Подонок!.. — поэт гневно сверкнул глазами, — Да меня даже сама Наталья Николаевна никогда не могла заставить картошку чистить, не то что там стихи читать…

— А причём здесь картошка? — изумилась госпожа Кукушкина.

— Да это я так, к слову… — объяснил тогда вкратце свою идеологию Пушкин.