— Сильвия? — воскликнула Анна. — Это ты? Я сто раз пыталась до тебя дозвониться, но ты вечно в бегах. Я что, помешала? У тебя гости?
— Всего лишь мои дамы, — сказала Сильвия. — Сегодня среда, вот в чем дело.
— Какая среда?
— Культурный салон, — с расстановкой произнесла Сильвия.
— Ах да, да… Конечно… Может, попозже позвонить?
— Звони когда угодно, я всегда рада тебя слышать.
— Сильвия, ты не можешь приехать сюда? Я вполне серьезно: ты не можешь приехать сюда, ко мне?
— Разумеется, могу, — сказал голос Сильвии, — только все никак не получается… но когда-нибудь мы обязательно должны повидаться, потолковать о добрых старых временах. В общем, надо прикинуть. Мы еще созвонимся, да?
Анна долго стояла у телефона, устремив невидящий взгляд на сугроб за окном; ее вдруг захлестнула глубокая печаль. Как грустно бывает, когда безмерно восхищался человеком, а встречал его и встречаешь крайне редко, и поверял ему то, что следовало бы сохранить в тайне. С одной только Сильвией Анна говорила о своей работе начистоту, хвастливо и притом с трезвой беспощадностью, и за долгие годы в памяти у Сильвии накопился толстый, плотно сбитый пласт опрометчивых признаний.
Напрасно я звонила, подумала Анна. Но она единственная, кто меня знает.