Честь

ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ПОДКЛАДКА

Дедушка «Крокодил» был корпусной швейцар и едва ли кто-либо из кадет корпуса знал его настоящее имя. Знали только, что он бывший солдат времен Александра 2-го, что вот уже 20 лет, верой и правдой, служит в корпусе. Красивый, статный старик с копной вьющихся седых волос, с холеными седыми усами и бакенбардами, он с достоинством носил шитую галунами ливрею и никогда не потворствовал шалостям кадет на территории швейцарской комнаты. В деле же сохранения традиций корпуса, зачастую не совсем разумных, он, пренебрегая возможной ответственностью, был всегда на стороне кадет и в трудные минуты даже был их помощником.

Так было и теперь… Традиция корпуса повелевала, чтобы даа кадета 3-ей роты, помещавшейся на одном этаже с швейцарской, во время завтрака вырезали красную генеральскую подкладку с шинели Великого Князя. Вырезанная подкладка передавалась в строевую роту, где доморощенные портные резали ее на мелкие кусочки, по числу кадет корпуса, и раздавали каждому кадету, как память посещения корпуса Великим Князем. На перемене, после второго урока, оба отделения 2-го класса тянули жребий, кому быть подкладочными хирургами. Жребий достался Искандару Мальсагову и Жоржику Брагину.

Как только рота ушла на завтрак, «заговорщики-Еырезатели», вооружившись перочинными ножами, направились в швейцарскую. Поставленные в рамки ограниченного времени, зная бдительность и крутой нрав «Дедушки Крокодила», они заметно нервничали и не уверенные в его поддержке, пробирались тайком. Но их опасения были напрасны. Старик уже ждал их, и как только они переступили порог швейцарской, нетерпеливым шопотом спросил: —«Струменты есть?» Кадеты показали перочинные ножи.

— Эх вы — стрижи шустрые… Да ведь за Штиглец-сукно я в ответе буду… Не ровен час, порежете, — раздраженно проговорил Дедушка Крокодил, торопливо вынимая из кармана ливреи большие, острые ножницы.

Он сам подвел кадет к шинели Великого Князя, рядом с которой висела другая, тоже с генеральской подкладкой.

— Эту не трожьте… Лайминга, — сказал швейцар и отошел в сторону.

Искандар отвернул полу великокняжеской шинели, Жоржик присел на корточки и похолодевшими, трясущимися руками начал резать широкое поле красной подкладки.

— Скорей, скорей… Ну, что ты там мямлишь… не можешь вырезать подкладку, — топотом торопил друга Искандар.

— Боюсь сукно порезать…

Сложная операция заняла 10 минут, в течении которых «Дедушка Крокодил» искусственно бодро ходил по швейцарской, фальшиво напевая себе в усы какой-то бравурный, военный марш. Мокрые от волнения, комкая полы вырезанной подкладки, кадеты с благодарностью вернули «Дедушке Крокодилу» его ножницы и быстро направились в роту, когда услышали позади себя хриплый голос старика:

— Меня не забудьте… И мне кусочек принесите…

Швейцар подошел к шинели Великого Князя, распахнул полы… С темно серого фона сукна на него с молчаливым укором смотрели неровные зубцы жалких остатков подкладки. Старик задумался, покачал головой, по морщинистому лицу скользнула, чуть заметная, счастливая улыбка, словно он радовался, что подкладочная операция прошла благополучно, что традиция сохранена, что Великий Князь уйдет из корпуса без подкладки…

— Вот это любовь… эх, стрижи шустрые, — тихо сказал он, опуская полы шинели.

Рота возвращалась с завтрака… В классе Жоржик с увлечением рассказывал обступившим его кадетам об этапах подкладочной операции, а Искандар с гордостью демонстрировал перед экзальтированными слушателями неровные полосы красной подкладки. В класс неожиданно вошел дежурный офицер полковник Манучаров.

— Брагин! В инспекторскую…

Мертвой тишиной ответили кадеты на строгий приказ воспитателя… Испуганные взоры проводили неудачного хирурга…

— Выгонят из корпуса, — упавшим голосом обмолвился Полиновский.

— Переведут на исправление в Вольский-дисциплинарный, — авторитетно заявил первый ученик Алмазов.

— Ничего вы не понимаете… Произведут в генералы… и подкладка уже есть, — насмешил всех Искандар.

Детское сердце учащенно клокотало в груди, когда Жоржик подымался на второй этаж, кровь отлила от головы, в мозгу мелькали мысли:

— Что я скажу?.. Я знаю… я должен сказать правду, что я вырезал подкладку… но ведь Искандар тоже вырезал… он помогал, мы вырезали вместе… Почему же отвечать я должен один?

Полковник Гусев ждал Жоржика у двери и, войдя в инспекторскую, переполненную преподавателями, подвел его к Великому Князю, беседовавшему с директором корпуса.

— Как твоя фамилия? — с чарующей улыбкой, грассируя, спросил Великий Князь.

— Брагин, Ваше Императорское Высочество, — чуть слышно пролепетал растерявшийся Жоржик.

— Брагин… Ты хорошо читал вчера на концерте… Работай над собой… Вот тебе мой подарок, — скромно сказал Великий Князь, вручая Жоржику том своих стихов, с собственноручной надписью: — «Способному чтецу от Константина Романова.»

Счастливый Жоржик, не чувствуя под собою ног, сбегал по лестнице, прижимая к груди полученную им книгу. Вдруг он остановился, в мыслях, как укор, мелькнула вырезанная им красная подкладка, в детском мозгу путались и боролись два начала: — «правда и традиция». Последняя одержала верх, и он радостный влетел в класс, где степенный Иван Александрович Иванов уже преподавал урок естественной истории…

…Том стихов «К. Р.» с зеленой ленточкой, заложенной на 78-ой странице, погиб в багаже Брагина во время внезапного оставления Симбирска войсками полковника Каппель, но в памяти жива красивая традиция, сотканная чистой, детской любовью к Великому Князю Константину.