Четверо сыновей доктора Марча

14 Матчбол

Идет снег. Целые тонны снега. Небо серое, низкое, мрачное. Темно. Пару слов перед тем, как спуститься… Холодно. Мне хочется спать, у меня болит голова, я нервничаю. Я плохо спала — все время вздрагивала и резко просыпалась. Совсем забыла, что такое нормальный сон… Слышу шаги Старухи. Сейчас иду!

Идет снег. Крупный пушистый снег. Он начался ночью и шел почти весь день. Похолодало. Слышу, Дженни зашевелилась, мама тоже. Они спустились на кухню. Я приготовил для Дженни записку:

8.45: собираюсь в комиссариат.

Мальчишки спустились завтракать к восьми. Когда через десять минут я снова поднялась к себе, то нашла под дверью записку. Он преспокойно оставил ее там, прежде чем спуститься. (На завтрак они поглощали блинчики с вареньем, все вокруг им заляпали. Они всегда едят как звери — как будто умирают от голода. С перемазанными вареньем губами они были похожи на голодных людоедов. Это выглядело отвратительно. Особенно отличился Старк: словно его два дня морили голодом. Он слопал шесть блинчиков до того, как отправиться в сортир, и еще шесть после возвращения! Интересно, может, у психов бывает такой ненормальный аппетит?)

Не знаю почему, но я почувствовала что-то враждебное. Мне захотелось убежать, бросить все и спасаться бегством.

Конечно, он думает обо мне, и, разумеется, я это ощущаю — его ненависть, его желание причинить мне зло. Я чувствую, что он повсюду бродит, высматривает, размышляет… Пусть лучше меня посадят в тюрьму и я окончу свои дни там — лишь бы не здесь!

Мальчишки зовут меня. Они уже уходят. Доктор заводит машину. Мне нужно идти. Я разорвала его записку и бросила обрывки в коридоре — в конце концов, какая разница? Сейчас, сейчас спущусь!

Мы отвезли Дженни в город, к копам. Я наблюдал за ней, пока папа вел машину (очень осторожно — из-за гололедицы), — она была очень бледна. Должно быть, еще не пришла в себя после смерти ребенка.

Как и большинство женщин, она готова в лепешку расшибиться ради детей. Я могу преспокойно убить половину города, но только не прелестного невинного младенца с огромными пустыми глазами и противным слюнявым ртом.

В самом деле, люди ничегошеньки не понимают: я уверен, что если бы меня поймали, то гораздо серьезнее наказали бы за ребенка, чем за всех остальных, тогда как это единственное убийство, которое я совершил без всякого удовольствия, просто чтобы сбить всех с толку.

Папа был мрачен. За всю дорогу он не сказал ни слова. Мы болтали о том о сем: о погоде, о футбольном матче, о занятиях, которые скоро начнутся. Джек рассказал сальную историю о своем преподавателе музыки. Дженни внимательно смотрела на него — бедняжка, она пыталась догадаться… Марк выглядел озабоченным, листал какие-то бумаги. Кларк показал нам фотографии своей команды, на которых он с мячом выглядел полным идиотом. Мы здорово посмеялись. Старк решил купить новую программу, мы обсудили цену и все такое прочее. Только папа и Дженни все время молчали. Может быть, папа грустит из-за того, что его телка умерла?

Сейчас полдень. Сижу в кафешке, ем яичницу. Я очень люблю выбираться в город. Здесь ужасно вульгарная официантка, в слишком короткой юбке, с грязными коленками. Она улыбается мне. У нее большой ярко-красный рот. Девчонки всегда бегают за мной, это так скучно. Я пишу, не глядя на нее. Нарочно скорчил недовольную физиономию.

Из окна видно комиссариат. Мы должны забрать Дженни в час дня, если ее к этому времени отпустят. Если нет, папа отвезет нас домой. Полчаса назад он вошел в комиссариат, чтобы узнать, как там дела.

Эта сука официантка действует мне на нервы! Я становлюсь грубым. Мама этого не любит. Нужно следить за собой. Меня словно распирают изнутри грубость и злость. Кажется, будто зубы превращаются в клыки, и хочется кусать всех вокруг.

Официантка приносит мне счет и как бы невзначай задевает меня ногой. Я быстро отодвигаюсь — не люблю, когда меня трогают. Она непрестанно пялится на меня. Наверное, думает, что начну к ней клеиться, потому что на ней обтягивающий пуловер… Дура несчастная, я не такой, как другие! Она не видит, что я не такой, она хочет, чтобы я ей показал, на что способен, — вот чего ей надо. Нет, не сейчас, сейчас это слишком опасно. Нужно подождать, немного подождать. Когда умрет Дженни, будет гораздо легче. Тем более что они задержали этого Эндрю. Когда его приговорят, будет поспокойнее.

Дженни и папа только что вышли из комиссариата и направляются к машине. Сейчас я к ним присоединюсь.

Смотрите-ка, у меня в кармане пальто записка. Значит, он сидел рядом со мной в машине? Я сидела между Марком и Джеком, а потом шла к дому между Старком и Кларком, так что они тоже вполне могли это сделать, если учесть, какие большие карманы у моего пальто…

Кроме того, меня собираются обвинить в непредумышленном убийстве.

Я предъявила фальшивые документы. Но, думаю, копы быстро выйдут на след. Надо сматываться отсюда. Лейтенант очень расстроен. Он сказал, что пытался меня защитить, но его начальник убежден в моей виновности. Они думают, что это был несчастный случай, и поэтому меня отпустили. Они собираются снова всех допросить, но никогда не узнают истины, поскольку все были пьяны… Мне посоветовали обратиться к адвокату — какому-то типу из города. Как будто этот несчастный адвокатишка поможет мне спастись!

Итак, он сидел в забегаловке. Она находится на площади справа от комиссариата. Джек появился слева, и следом за ним, через три минуты — Кларк. Это было ровно в час. Затем с противоположной стороны площади показался Старк в наушниках от плейера, а сзади к нам подошел Марк с портфелем в руках. Ни один из них не появился со стороны кафе — значит, ему пришлось сделать крюк и только после этого присоединиться к остальным.

В машине Джек рассказывал о своих занятиях. Они закончились в 12.30, так что он никак не мог быть в кафе в полдень.

Старк тоже был на занятиях. Потом он пошел на каток и взял билет на 11.30. Я вспомнила об этом, потому что он сказал, что пришлось купить билет на два часа — ему столько было не нужно — и что ужасно глупо не продавать билеты на меньшее количество времени… Но я не знаю, когда он на самом деле ушел с катка.

Марк до последней минуты был с клиентом. Проверить это я, разумеется, не могу. Доктор находился в комиссариате — вот кто вне всяких подозрений. Что касается этого быка Кларка, он сказал, что тренировка продолжалась дольше обычного из-за воскресного матча, но это тоже ничем не подтверждается.

И потом, если он написал, что сидел в кафешке, это вовсе не значит, что так оно и было. С таким же успехом он мог быть на углу улицы или в кабинке общественного туалета.

Сегодня на обед мама приготовила мясо с гарниром из моркови — очень вкусно, на сей раз хорошо прожарилось, не то что мясо, которое готовит Дженни, — оно всегда с кровью.

Скоро Дженни будет предъявлено обвинение. Папа сказал нам об этом, когда она открывала дверь, а мы все еще толпились вокруг машины. Он сообщил об этом быстрым шепотом. Причиной тому стало анонимное свидетельство. Интересно, кто же тот лжец, который его написал?

Я спросила лейтенанта, не приходило ли в полицию анонимное донесение. Он замялся: «Расследование продолжается…» — «Но вы подозреваете кого-то, кто мог его прислать? Пожалуйста, скажите мне — вы не представляете, как это важно для меня!» (Я держала его за рукав, и он весь покраснел, бедняга.) «Но ведь вы и в самом деле были пьяны…» — «Скажите мне, кто это написал, только назовите его имя, и я вам все объясню».

Тут вошел капитан. «Я вам позвоню, — шепнул мне лейтенант, — позвоню, как только смогу. Рассчитывайте на меня».

И вот я жду.

Когда я была маленькой, то всегда думала про себя: случись мне противостоять хоть целой армии (полицейских, врачей, пожарных), чтобы спасти человека, которого я полюблю (только бы это скорее произошло, только бы мне дали его увидеть!), я сделаю все, что угодно, я буду вламываться в их кабинеты, буду кричать, буду с ними драться, пока они не уступят… А сейчас, когда мне нужно спасать саму себя, я ничего не могу сделать.

Звонит телефон. Может, это лейтенант?.. Кто-то снял трубку. Пойду посмотрю.

Звонит телефон. Кто-то взял трубку. Я слышу, как Дженни спускается — бум-бум-бум, — словно стадо слонов с грохотом несется вниз по лестнице. Внизу разговаривают. Может быть, нам тоже спуститься? Дженни возвращается наверх. Проходит мимо моей двери. Заходит в свою комнату. Целый день в ожидании. Я начинаю испытывать нетерпение. Надо еще раз все проверить.

Звонил отец Шерон. Он разговаривал с доктором. У доктора смущенный вид.

Я приняла решение. После ужина пойду в гараж, тайком выведу машину и уеду. Завтра буду уже далеко. Раз уж мне светит тюрьма, не грех попробовать смыться. Если ехать всю ночь, к рассвету можно добраться до какого-нибудь аэропорта, сесть в самолет и улететь — все равно куда.

Но на какие шиши? Дженни, голова дана затем, чтобы думать — так думай, черт тебя подери!

Доктор прячет деньги в шкафу, в ящике с носками (у людей просто мания — прятать деньги под нижнее белье!). Забрать их — и привет, друзья!.. Ключи от машины, кажется, во встроенном шкафчике в холле, вместе с остальными ключами. Надо проверить. И собрать сумку. Только самое необходимое.

Проблема — в нем. Как его провести? Наверняка он догадывается, что я не буду смиренно ожидать своей участи, словно жертвенный агнец. Значит, он будет следить за мной. Надо изобрести какой-нибудь ложный трюк. Чтобы ему показалось… что? Сейчас подумаем.

Скучно. День слишком затянулся. Снег падает все гуще и гуще. Подходящий снежок, чтобы замести следы. Если ты решила спасать свою шкуру, Дженни, по такому снегу ты сможешь далеко убежать, прежде чем нападут на твой след. Но ты не побежишь в лес — ты женщина, поэтому сядешь на поезд, на автобус, на самолет, в машину… В машину?..

Неужели ты правда сделаешь это, Дженни, неужели ты со мной так поступишь? Ты, такая честная — и вдруг решила удрать, несмотря на то, что полицейские будут гнаться за тобой по пятам и стрелять, едва завидев? А потом — на какие деньги? Куда это ты собралась без денег, а?

Ах, ну да, я и забыл: ты же воровка… Грязная воровка! А я предупреждал, я все время говорил: она нас ограбит, утащит все наши деньги… Какая неосторожность, доктор, хранить их в шкафу!..

Но ничего, мы ее схватим и изобьем. Бейте ее, эту грязную суку, она убила ребенка, она украла деньги — забейте ее до смерти!..

В конце концов, я могу предоставить свою работу другим. Так вернее. Что ты об этом думаешь, жертва? Нет, все-таки это мое дело, которое я должен завершить. И потом, я слишком долго этого ждал. Я хочу видеть, как ты подыхаешь, слышишь? И рыдать над твоим еще не остывшим телом, мой ангел… По крайней мере, ты наденешь чистое белье, чтобы достойно предстать перед Богом?

Ну вот, опять… Еще одно послание — он просовывает их под дверь совершенно бесшумно.

Это сам дьявол! Как он мог прочесть мои мысли? Как он мог думать о том же, что и я, в то же самое время?

Ненавижу эти вопросы, на которые нет ответов.

Я не могу изменить свой план. Не могу остаться здесь. Завтра мне предъявят обвинение: бегство с места преступления, никакого освобождения под залог, максимальный срок за ребенка — и вот я в тюрьме. Ты об этом не подумал, а? Ты не подумал о том, что если веревку натянуть слишком сильно, она лопнет? Теперь мне больше нечего терять — это твоя ошибка, господин тайный осведомитель…

И еще одно: теперь он почти не бывает в комнате матери. Он пишет лично мне, и я единственная, кому адресован его дневник.

Дженни, дорогая моя бегемотиха, ты что, серьезно собираешься убить меня? Но сегодня утром ты не оставалась одна, а значит, не могла купить оружие. Или собираешься воспользоваться кухонным ножом?

Я перечитал твое смешное письмо. Кого ты хочешь запугать? Ты не можешь убить меня. Нельзя убить того, кого не существует. Нельзя убить бумагу, слова, тайные передвижения — зато все это вполне может убить тебя.

Идет такой густой снег, что ничего не видно. Как на полюсе. Мы — словно полярная экспедиция, заблудившаяся где-то в Арктике и ждущая помощи, которая все не приходит.

Поймают ли меня когда-нибудь?

Нет, это невозможно — я слишком хитер.

Ну вот, готово. Микки (почтальон) придет забрать почту из ящика в шесть утра, и если он увидит это письмо, — десять против одного, что он отнесет его прямо к копам и те через пять минут будут здесь. Устроят они обыск или нет, но меня заберут в любом случае! Лучше я отправлю его при отъезде — так надежнее. И, может статься, лейтенанта повысят в должности…

А если вдобавок написать фальшивое письмо для копов и оставить его валяться на столе…

Он подумает, что поскольку это (фальшивое) письмо не отправлено, то я еще не уехала. Тогда зачем брать из шкафчика ключи от машины, рискуя, что кто-нибудь это обнаружит (например, доктор, у которого будет срочный вызов)? Нет, раз я не отправила письмо, он ничего не заподозрит: не могу же я сбежать, не отослав в полицию свое единственное орудие мщения. Браво, Дженни, ты на верном пути, продолжай… Правда, это слишком уж топорно — оставлять письмо прямо у него под носом, нужно его спрятать… Так, подумаем… Я «забуду» закрыть дверь и оставлю письмо среди бумаг, разбросанных на столе. Или нет, лучше суну его за подкладку пальто. Надо, чтобы краешек высовывался наружу… Итак, за работу!

Я поднимусь наверх так, чтобы он смог за мной проследить, потом снова спущусь и потихоньку удеру, когда они все после ужина перейдут в гостиную, оставив меня на кухне мыть посуду.

Конечно, весь этот план шит белыми нитками. Я не могу убежать без вещей, без всего… А деньги? Что, если доктор забрал их из шкафа? Не проверить ли сейчас?.. Правда, это рискованно — он сейчас здесь, внизу…

Придумала!

Я спущусь и положу фальшивое письмо на стол рядом с завтрашней корреспонденцией для отправки. После еды они уйдут в гостиную, я утащу ключи от машины, а деньги заберу из шкафа еще раньше, перед тем как сесть за стол. Потом поднимусь в свою комнату — сумка готова — и выберусь через окно. Да-да, именно так, я свяжу простыни и спущусь по ним. Отлично. А потом — в гараж, и прощай, моя радость!

Из-за снега и ветра они ничего не услышат. Тем более что улица идет под уклон, и я смогу спуститься на нейтральной передаче… Дженни, я уверена, у тебя все получится! Проблема только в том, что именно этот вечер он выбрал для того, чтобы убить тебя, — наверняка у него тоже есть какой-то план… Разумеется, он будет за тобой следить. Если бы только он отложил свой план на завтра, если бы что-то заставило его так поступить…

Дженни, у меня отличная идея!..

Слушай, маленький придурок, у меня есть новость для тебя — лейтенант сказал мне, что с Эндрю сняты все подозрения.

Они держат это в секрете, чтобы схватить настоящего убийцу, и уже вышли на след. Ты считал себя очень хитрым, а? Как видишь, ты ошибся. Тем более что в разговоре с лейтенантом я сообщила ему кое-что и это его весьма заинтересовало… Мы с ним теперь друзья, и он ждет только подходящего случая, чтобы явиться сюда с обыском. Впрочем, меня это не касается. Ну что, доволен, паршивец?

Теперь — собрать сумку и связать простыни.

Ах, Дженни, Дженни, ты меня огорчаешь. Ты слишком болтлива. Слишком лицемерна, слишком зла… Все время пытаешься мне чем-нибудь досадить…

Ты прекрасно знаешь, что я не могу позвонить в полицию и спросить, действительно ли Эндрю признан невиновным. Я ведь должен сохранять спокойствие, не так ли? Пытаешься спасти свою шкуру, малышка? Забавно. Твои отчаянные движения меня развлекают. Как будто я сунул тебя головой в воду, а ты дергаешься — это напоминает мне бедняжку Зака…

Конечно, это хорошо разыграно. Стало быть, я не должен рисковать? Мне следует дождаться, когда тебя арестуют и ты окажешься в безопасности? А потом меня повесят?

Тебе не кажется, что это глупо?

Ты хочешь получить отсрочку? Ну и когда же станет известно, что ты беглая воровка? Не завтра, так послезавтра… Если бы на тебе не висело столько грехов (воровка, лгунья, а теперь еще и убийца!), я бы еще мог немного подождать, но теперь это невозможно, Дженни. Ты должна понять, что я не могу поступить иначе…

Отсрочки не будет.

И не оставляй больше записок на комоде. Это действует мне на нервы.

Отсрочки не будет. Итак, больше никаких перерывов на чашку кофе… Дженни, тебе осталось только превратиться в призрак, чтобы избежать смерти. Так просто, правда?

Уже пора готовить ужин. Я слышу, как они зашевелились. Старуха включила телевизор, следом хлопнули четыре двери, раздались громкие голоса, и вся ватага спустилась вниз. Второй этаж пуст, и до окончания ужина никто туда не поднимется. Деньги! Самый подходящий момент…

Готово. Они у меня.

Почему он позволил мне их взять?

Я не стану дожидаться, пока они заснут. Уеду после ужина, когда все рассядутся перед телевизором. Когда они поймут, что я сбежала, я буду уже далеко. К тому же идет снег — есть шанс ускользнуть незамеченной.

Спускаюсь. Связанные простыни готовы. Сумка тоже. И фальшивое письмо. Настоящее — у меня в кармане. Нервничаю, как никогда.