Глава двадцать первая, в которой Огнезор и Лая прощаются с ахарами

Лаины руки исцеляли и ласкали, гладили с укоризной и нежностью, смывая снегом, тающим от их жара, запекшуюся кровь, стягивая белым, затянувшимся рубцом края еще недавно опасной раны. Погружая в блаженное, полусонное тепло, из которого так не хотелось возвращаться к тому отвратительному, страшному, что было здесь совсем недавно и за что еще предстоит ответить… Ибо не может такое пройти для человека бесследно. Даже для него — темного мастера с пустой душой…

Со вздохом Огнезор заставил себя очнуться.

— Не боишься меня? — спросил отрывисто, все еще с трудом проталкивая слова. Деланно небрежным тоном — но оба знали, что спросил сейчас о главном, о том, что не дает покоя…

— Боюсь! — сердито буркнула Лая. — Что опять в драку полезешь, да только чуда — хоть доброго, хоть злого — не будет больше…

Голос ее скрипел, сорванный и хриплый — Огнезор снова увидел, будто наяву, как заходится она в диком крике, вырываясь из цепкой Леоровой хватки. Кричит и кричит. Из-за него…

— Как же ты теперь петь-то будешь, — еле слышно вздохнул он.

— На похоронах ахары не поют, — отвернулась Лая. — Только шепчут: богам, и предкам, и умершему…

Она хмуро засопела, сначала усиленно втирая ему в кожу какое-то зелье (вот столько Иша его, бездаря, мучила, а все равно по запаху никак не определит — какое!), затем бережно и настойчиво укутывая плечи в теплый ахарский плащ-покрывало…

— И много ахаров полегло? — наконец, решился спросить Огнезор.

Руки девушки застыли на его плечах, легко подрагивая.

— Из Леоровых мечников — почти половина, да еще семеро добровольцев из охотников, — глухо отозвалась она. — Все — от имперских мечей, а не… — Лая замолкла, не в силах подобрать нужных слов для того страшного, что было на мертвой теперь уже прогалине, — …не из-за тебя, — наконец, договорила она, до боли сжимая дрожащие руки на Огнезоровых плечах.

— Иша — молодец, — горько, но с тенью облегчения, выдохнул он. — Вовремя почувствовала, что я срываюсь. Увела остальных…

Лаины пальцы судорожно вцепилась в него — так сильно, что, умей он чувствовать боль, наверное, вскрикнул бы. Мгновение она смотрела на него, старательно сжимая подрагивающие губы, — и вдруг, словно не выдержав, с еле слышным всхлипом уткнулась ему в шею.

— Я думала, что потеряю тебя…

И это были те самые слова, что жгли его собственный язык.

Они надолго застыли, просто держась друг за друга, — растерянные, еще не верящие, что все закончилось…

Потом Лая нехотя отодвинулась, без труда освобождаясь из слабой хватки его рук.

— Нам пора идти.

Только теперь Огнезор огляделся. Он опирался на что-то твердое, неприятно шершавое даже сквозь толстый плащ, — кажется, искривленный древесный ствол с торчащими сучьями. За спиной начинался завал — тот самый, которым ахары перегородили тропу накануне. Впереди виднелся спуск в долину.

Скорее всего, Лая вытащила его сюда с прогалины, но дотянуть дальше сил не хватило. А ее соплеменники слишком перепуганы были увиденным, чтобы рискнуть не то что прикоснуться к нему, но даже приблизиться…

Из долины, наверное, придется уйти.

Осознание этого наполнило мастера вполне понятной горечью. Не дождались они весны, а куда дальше деваться — загадка…

С нахлынувшей вдруг злой решимостью он погрузил грязные, покрытые засохшей кровью руки в снег и принялся тереть, пока не онемели замерзшие пальцы. Затем пришел черед лица.

Жалящий холод помогал прийти в себя, окончательно вернуть чувство реальности.

Девушка не вмешивалась. Просто смотрела на него и ждала, пока он выдохнется. Вспомнилось, как отчаянно, до саднящей красноты, отмывалась Лая в Эн-Амареше, в тот день, когда чуть не убила Темнослова своим даром.

О да! если кто и понимал его сейчас, так это она!

Наконец, Огнезор опустил руки, отряхнулся от снега и бросил коротко:

— Пойдем!

Опираясь на Лаино плечо, упрямо борясь с тошнотой и смертельной усталостью, он неловко поднялся. Первый шаг дался тяжело — юноша просто повис на охотнице, пытаясь отдышаться. Потом стало легче.

Лая сопела, ворчала, но шагала вперед, таща его следом и вливая в его тело (как ей казалось — незаметно) все больше и больше теплых целебных струек.

— Хватит уже, — наконец, оторвался он от ее плеча. — Саму скоро нести придется. А еще ведь других лечить будешь…

Девушка вздохнула, неохотно отстранилась и просто пошла рядом.

— Почему твоя… подруга сделала это? — хрипло, не глядя на Огнезора, вдруг спросила она. — Зачем привела сюда имперцев?.. Это такая месть?

— Месть? — грустно усмехнулся Огнезор. — Скорее уж трезвый расчет… Просто способ нас с тобой отсюда выманить. Видно, была уверена, что я не стану ввязываться в… хм… чужое и гиблое дело, но предпочту просто уйти…

— Плохо же она тебя знает! — зло буркнула Лая.

— Наоборот, Снежинка. Слишком хорошо… Никаких привязанностей, никакой ответственности, кроме той, что налагает Гильдия, — он устало выдохнул. — Я слишком долго жил по правилам, и многим теперь кажется, что я не склонен делать глупости. Да мне и самому так казалось совсем недавно!

Девушка фыркнула, потом еще раз — и в этих странных, дерганных звуках мастеру почудился смех.

— Что с тобой? — забеспокоился он, опасаясь, что у Лаи началась истерика.

Она издала нервный, едва сдерживаемый всхлип — и вдруг захохотала в полный голос.

— Это… ты… не склонен… к глупостям? — с трудом выдохнула сквозь хриплый смех. — Ты, который всегда таскал яблоки только со дворов с самыми злющими псами, потому что «так вкуснее»? Который ходил в горы ловить зимнего барса с одним только ржавым ножом? Хвала богам, не поймал!.. Который…

— Да понял уже! — обиженно прервал Огнезор, но в глазах его тоже заплескался смех. — Неужели думаешь, что за десять лет я ни капли не поумнел?

— Что-то не заметила, — вновь фыркнула Лая. — А «умнеть» должен был Эдан или Огнезор?

Смеяться как-то сразу перехотелось.

— Не знаю, Лая, — угрюмо проронил он. — Я даже не знаю, кто из них двоих я сейчас…

— Какая разница? — мгновенно уловив перемену в его настроении, перебила девушка. — Я люблю обоих.

И Огнезору вдруг стало жарко, потому что, кажется, впервые со времен их детства она сказала это вслух…



***

Долина встречала запустением и тоскливым молчанием. Ахары ушли, побросав ненужную утварь и голые остовы шатров.

Кого-то, наверное, уже сегодня догонят вести о победе — и они вернутся к ночи, добавив гула и оживления, но пока что людно было лишь на площадке у Ишиного шатра. Там жарко горели костры, согревая уставших, хмурых воинов, да суетились немногие оставшиеся в долине женщины, помогая раненым.

Вновь опираясь на Лаино плечо, Огнезор позволил ей вывести себя к огню. Показываться сейчас перед испуганными ахарами было не лучшей идеей, но юноша слишком устал, чтобы думать о чужом спокойствии.

Голоса вокруг притихли. От их пары, с трудом держащейся на ногах, шарахались, как от дьяволов, тайком делая знаки, отводящие зло…

Никто не осмеливался даже поднять глаз.

Только Леор поглядывал на недавнего своего соперника с безмерным, недоверчивым удивлением, словно на ярмарочного кудесника, секрет фокусов которого никак не давался к разоблачению…

Им навстречу, опираясь на девочку-ученицу, неспешно выступила Хранительница. Застыла перед самым лицом, подняла голову, повела носом, словно обнюхивая, — и, наконец, удовлетворенно кивнула.

— Зайди ко мне, Огнезор, — приказала коротко.

Проклятая старуха всегда, с завидным упорством, называла его только этим именем. Из ее уст оно прозвучало так привычно, что в первый миг юноша даже не понял: сейчас Иша говорила при всех.

Угрожающее молчание мгновенно разлилось над кострами.

Леор вскочил, лицо его вытянулось, исказилось шоком и отвращением, а пальцы побелели, недвусмысленно сжимая рукоять трофейного меча.

Огнезор пристально взглянул на него и лишь в насмешливом вызове изогнул бровь: мол, ты правда этого хочешь? Не страшно?

Пальцы Леора дрогнули.

Мастер оскорбительно хмыкнул и последовал за Ишей.

— Кого ты привела, Лая? — разрывая тишину, яростно зашипел сзади голос предводителя, тут же подхваченный дюжиной шепотков.

— Ой, да заткнитесь вы! — перекрыл этот нарастающий гул злой Лаин возглас.

И когда Леор хотел уже что-то рявкнуть в ответ, Снежинка выдала столь гневную и красочную отповедь, что Огнезор у порога Ишиного шатра даже застыл на миг в полном изумлении.

Нет, он, конечно, еще не к такому привык — от Славы, маленькой циничной злючки, наслушался. Но чтобы Лая? Колючая ирония — это одно, без нее Насмешница — не Насмешница. Но такое — никогда! Слишком уж сильна была в ней нелепая ахарская вера в силу проклятия!.. И вот теперь… несчастного Леора даже жалко стало.

Эта мысль вызвала слабый, пусть и слегка истеричный, смешок — а в душе окончательно воцарилось облегчение. Не сорвется он в пропасть, как Иша боялась! Сможет удержать тонкую ниточку разума — пока Лая с ним.

С уверенностью этой и вошел он в дымный старухин шатер, сразу напоровшись на пристальное, изучающее внимание Хранительницы.

— Не похоже, чтоб ты совсем обезумел, — с привычной ворчливостью отметила она. — Это радует.

— Меня тоже, Иша. Хоть и жаль лишаться твоего гостеприимства.

— Разве я тебя прогоняю? — картинно выгнулись Ишины брови.

— Конечно, нет! — съязвил Огнезор. — И мое имя, названное при всех, полагаю, просто оговорка?

— Ну, не при всех, — примирительно буркнула старуха. — Там только Леоровы мальчишки были. Должны же они знать, кому обязаны!

— Это, значит, ты их так уму-разуму учишь? — хмыкнул мастер. — За мой счет?

Хитрая усмешка искривила Ишины губы.

— Не бойся, болтать они не будут: боязно, да и стыдно тоже! Леор вон так своим умением гордился, а настоящую силу распознать не сумел!.. Да только прав ты, Огнезор. Здесь вам больше нельзя оставаться. Пришли эти — могут прийти и другие… Так что отдохните пару дней — и в дорогу.

— Куда же нам идти? — как-то беспомощно спросил он.

— На север, куда же еще? — снизошла до ответа старуха. — У ахаров есть проторенная тропа — через все Северные горы и до самого моря. А там — Волчий Перешеек до берегов Северного континента. Летом на лодке за полдня добраться можно, а зимой — чуть подольше, зато пешком: промерзает там до самого дна. Только успеть надо до четвертого зимнего месяца: в конце зимы сильные бури разобьют лед, и долго еще не будет там ходу. Зато, уж если успеете, следом никто увязаться не сможет…

— На Северный, значит? — растерянно переспросил Огнезор. — Но там же нет ничего! Зима большую часть года!..

— И там люди живут, — возразила Иша. — Остатки северных племен, подальше сбежавших от Империи, да и коренные жители. Лето у них, и правда, короткое: ничего, кроме мелкого кустарника да ягод, вырасти не успевает. Зато рыбы много, птицы, зверя пушного… Чем не жизнь? Имперцам, конечно, тяжело с непривычки, да и не любят вас там. Но ахары со всеми в добрых отношениях, так что я весточку передам в ближайшее стойбище — примут. Карту, где наша тропа и все стоянки отмечены, Леор даст, припасов соберем… Так что идите!

— Время-то хоть на раздумья дашь? — буркнул юноша, уязвленный таким явным желанием Хранительницы поскорее от них избавиться. — Может, найдется для нас и другой путь?..

— Нельзя вам по-другому! — перебила Иша с внезапной мрачностью. — Успеешь через Волчий перешеек — может, и обманешь свою судьбу, кровный Первого Бога!..

— А если не успею? — невольно содрогнувшись, Огнезор понизил голос почти до шепота.

— Не знаю, — качнула головой старуха и погрузилась в хмурое молчание.

Он с трудом держался на ногах — и все же терпеливо застыл, ожидая, что еще скажет Иша. Но та не проронила больше ни слова — лишь махнула рукой: иди, мол. И почему-то Огнезор понял: это уже прощание. За те два дня, что оставили им с Лаей на сборы, Хранительница его больше не позовет.

— Прощай, Иша, — почтительно поклонился он. — Спасибо тебе за все и доброго снега!..

С тем и вышел из шатра.

Лая встретила его у костра. Ни на кого не глядя, потянула к их жилищу.

— Упрямая старуха с тобой даже не попрощалась! — сердито буркнула через плечо.

— Подслушивала? — вздохнул юноша, откидывая перед ней шкуру на входе.

Охотница угрюмо промолчала.

— Ну, может тебе с ней больше повезет, — обнадежил Огнезор, с огромным удовольствием рухнув, наконец, на мягкую, пахнущую травами, постель.

— Вряд ли, — сделалась Лая еще мрачнее. — С того самого дня, как я свадебный ритуал проводила, Иша не говорит со мной. Я вначале думала — может, за тебя злится, да только не похоже на нее это… И если б злилась, то ругалась бы, нотации читала. А так… не замечает вовсе, словно и нет меня…

Горькая детская обида на миг пробилась в ее охрипшем голосе — и тут же тщательно была спрятана.

То ли от сочувствия к Лаиной беде, то ли от странных Ишиных предсказаний, вновь стало юноше на сердце тоскливо и муторно. Захотелось притянуть Снежинку к себе, завернуться в теплый белый мех покрывала — и не двигаться до самой весны. Пусть снегопадами заметет шатер, и по ночам над долиной воет зверье — а здесь все так же будет жарко гореть круглый очаг, грея чан с водой для купания и заставляя плеваться да брызгать на камни очередное лечебное варево; все так же будет тянуться вверх, к узкой прорехе, сизая струйка дыма, все так же будет пахнуть вокруг сухими травами, пучки которых в беспорядке рассованы повсюду…

Лая, меж тем, уже развела огонь, и теперь вовсю гремела котелком да склянками, шуршала мешочками с всевозможным знахарским добром.

— Иди сюда, ведь еле на ногах держишься! — тихо позвал Огнезор.

— Нет, пока не напою нас с тобой укрепляющим зельем, — отозвалась она, упрямо мотнув головой.

— Лая!

— Видел бы ты себя сейчас — не возражал бы! У тебя глаза почти белые…

— Жутко, наверное, — слабо улыбнулся он.

— Губы, кстати, тоже! — неумолимо продолжала девушка. — И лицо! Хотя нет, лицо еще и синевой отливает!..

Огнезор не удержался от смешка.

— Ладно, давай свое зелье, — покорно согласился он, пытаясь встать.

Уже почуявшие долгожданный отдых мышцы слушаться наотрез отказались. Лая, впрочем, с ними была согласна, и следующую попытку подняться пресекла безжалостно.

— Пей! — приказала она.

И он выпил.

Горьковатое тепло растеклось по горлу — и тут же потянуло за собой, погружая в спокойное сонное марево.

Огнезор еще чувствовал Лаины руки, осторожно снимающие его одежду, мягко смывающие кровавую грязь с его тела, плотно укутывающие в покрывало.

Затем сон полностью поглотил его, отрезая, наконец, от этого безумного дня.


***

Первый из отведенных Ишей на сборы дней Эдан проспал. Было ли тому причиной принятое зелье, или просто чрезмерная его усталость, Лая не знала. Но будить его и сама не собиралась, и другим бы не позволила. Впрочем, почти никто весь день их и не беспокоил. Напуганные соплеменники обходили ее шатер десятой дорогой, а, стоило Лае выйти, старательно пытались не попадаться на глаза.

Только ближе к полудню окликнул девушку снаружи знакомый рычащий голос — и в шатер заглянул хмурый Леор. Постоял, помолчал — угрюмо, но уже как-то беззлобно, разглядывая раскинувшегося на постели, беспробудно спящего своего соперника. Перевел взгляд на охотницу, которая, будто не видя гостя, возилась у очага, спешно заготавливая полезные снадобья в дорогу. Тяжело вздохнул, махнул рукой и вышел, оставив затрепанный кусок светлой кожи с картой и две пары снегоступов.

Чуть позже заскочил старичок-ахар — Лая не раз видела их с Эданом вместе, мастерящих какие-то хитрые ахарские охотничьи штучки или просто беседующих обо всем подряд. Старичок покряхтел, помялся у порога, чинно поклонился хозяйке да вручил ей большой, плотно скатанный тюк: в дороге, мол, пригодится.

К вечеру в стойбище вернулась Шана с ребятишками. Поохала над сияющим от гордости супругом, что дрался за долину среди добровольцев-охотников — и теперь вовсю хвалился шрамом на поспешно исцеленной Ишей руке. Покричала на шарахающихся от ее сестренки соплеменников, и ввалилась к Лае с расспросами, советами да помощью в сборах.

Они провозились почти до полуночи, а Эдан так и не проснулся.

Зато утром, даже сквозь дрему, девушка почувствовала на себе изучающий, чуть насмешливый взгляд синих глаз.

— Что? — зарываясь в покрывало с головой, сонно буркнула она.

— Мне вот интересно, — задумчиво протянул Эдан, — сколько всего сонных зелий ты знаешь? Пока, кажется, ни разу не повторилась. Уж по вкусу я бы одно от другого отличил!

— И чему только тебя Иша учила! — горестно застонала Лая, пытаясь поймать убегающие остатки сна.

Не получилось.

Пришлось открывать глаза и вылезать из-под груды меха.

Хотя вырваться из крепкого кольца рук так и не вышло.

Ну, не очень-то ей и хотелось…

Из шатра они выбрались лишь к полудню. Полюбовались морозно искрящимся на ярком солнце снегом, неспешно обошли долину, словно пытаясь запомнить каждый уголок, проведали прижившихся у ахаров Стрелокрыла и Лошадку, которым не по пути было дальше с хозяевами. Навестили Шану — вовремя, как раз к обеду. Забежали в Мужской Дом к давешнему старичку-охотнику — Эдан рассыпался в благодарностях за принесенный вчера непонятный подарок, вручил в ответ собственноручно изготовленный амулет от бессонницы, а потом долго прощался с неугомонным долгожителем, игнорируя хмурые взгляды бородатых охотников.

Их дела в долине были завершены.

Оставалось лишь аккуратно уложить вещи, стянуть вьюки поплотнее веревками — да пораньше лечь спать, чтобы с рассветом отправиться в дорогу.


***

Утро их ухода выдалось прозрачным, безветренным и морозным, обещая хороший ясный день. За ночь долину укрыло снегом, превратив ахарские жилища в круглые белые холмики с темными норами раскопанных выходов. На черном небе еще блекло угасали последние звезды, когда Лая, привычно разгребая сугроб, выбралась из шатра.

Она неспешно прошлась туда-сюда, привыкая к тяжести своего вьюка и к одолженным у кого-то из ахарских охотников сапогам — огромным, неуклюжим, с торчащим наружу косматым мехом. В таких не замерзнешь даже в самую сильную стужу!

Сапоги были великоваты, но девушка осталась довольна: тепло, не жмут — и ладно!

Ноги проваливались в снег, вещевой мешок тяжело оттягивал плечи. Передвигаться в толстой меховой куртке и двух теплых штанах было непривычно, даже неудобно, но Лая знала, что скоро приспособится. Придется! Хоть и текла в ней беспокойная ахарская кровь — зиму девушка не слишком жаловала, а зимние странствия — тем более. Но выбора-то все равно нет!

С подозрением и неприязнью покосилась охотница на брошенные у шатра снегоступы — чуяло ее сердце: с ними еще намучается…

Эдан вышел вслед за нею — и теперь посматривал на неловкое ее кружение с плохо скрытым весельем.

Смешно ему!

Девушка хотела было обидеться, но и сам он — в тяжелой ахарской куртке, в толстых штанах с начесом, в таких же огромных, как у Лаи, сапогах, в большой косматой шапке, с лицом, натертым от мороза жирным, пахнущим травами снадобьем, — уж слишком забавно выглядел!

«Ох, видела бы тебя сейчас Илания!» — не удержалась от смешка охотница.

Утонченный имперский лорд, придворный красавчик в подобном варварском наряде, наверное, потряс бы нежные души высокородных девиц до обморока!

Лая рассмеялась, и Эдан, явно догадавшись, о чем она думала, засмеялся в ответ.

А девушке вдруг стало совсем легко и радостно — тяготы пути не пугали больше, зато поднял голову неугомонный азартный бесенок, и опять проснулась вечная Лаина любовь к странствиям.

— Пойдем? — правильно понял ход ее мыслей юноша.

— Ага.

Лая в последний раз оглянулась на шатер. В этой жизни у нее было не так уж много собственных вещей — и почти все оставались там, в большом деревянном сундуке у постели.

Ну и бог с ними!

— Ты иди, я догоню, — с извиняющейся улыбкой вручила она Эдану свои снегоступы. — Сестричка не простит, если я не загляну к ней еще раз попрощаться…

Это было правдой лишь наполовину.

После недавних событий в долине охотнице так и не выпало случая толком поговорить с Шаной: вначале не до того было, а потом все не получалось остаться наедине. А Лая вот уже два дня — как раз с последнего Ишиного разговора с Эданом — мучилась от любопытства.

Говорили же ей, что подслушивать нехорошо! Но ремесло берет свое! А тут еще любимый, спасибо ему, научил скрывать свое присутствие так тщательно, что даже всемогущая старуха не поймает! И как тут удержаться?

Соплеменники с Лаей не разговаривали, Хранительница видеть ее не хотела, у Эдана вообще спрашивать неловко — а вот Шана всегда и все растолковать готова!

Женщина, как оказалось, Лаю ждала — видно, и мысли не допускала, что та не зайдет проститься. Охотница тут же почувствовала себя виноватой.

— О чем задумалась, неугомонная сестричка? — усмехнулась ей Шана.

— Да глупость одна, — Лая сморщилась, неловко заправила торчащие из-под капюшона куртки волосы. — Ты знаешь сказку о кровных Первого Бога? — решила перейти сразу к делу.

— Да и ты должна знать! — удивилась такому вопросу женщина. — Нам ее с измальства в шатрах старухи бубнили, когда приходило время овечью шерсть прясть…

— Ну, мало ли, что они там бубнили! — сконфузилась Лая. — Будто мы, детвора, их слушали… Расскажи, а? На дорожку! — добавила она просительно.

— Ладно, — улыбнулась Шана. Затем лицо ее стало серьезным, почти торжественным, речь зазвучала монотонно и плавно в подражание тем самым старухам-сказительницам, — и только в глазах, так похожих на Лаины собственные, засветились лукавые смешинки…

— Сказывают, судьбы всех людей мира, — говорила она, — подобны сваленной в кучу, спутанной в беспорядке пряже, и почти невозможно отделить витки в ней друг от друга. Но порой все же выбивается один из путаницы — и тогда любопытно становится Первому Богу. Хватает Творец-Разрушитель эту нить, ранит пальцы и пропитывает ее своей кровью. А та загорается от проклятой крови огнем, выпрямляется горящей струной, и идет сквозь наш мир туда, куда тянет ее Первый Бог. И кто коснется ее хоть раз — опутается. И тянется следом. Но чаще, не выдержав, просто сгорает. Огненная нить и есть судьба кровного. И, говорят, мир вокруг меняется, ложась к его ногам…

— Вот не думала, что Иша и правда в сказки верит! — задумчиво хмыкнула Лая.

— Иша?

— Ну, с чего бы еще она назвала его кровным?..

Глаза Шаны потеряли вдруг насмешливую свою беззаботность, распахнулись, наливаясь тревогой.

— Кого Иша назвала так? — испуганно вскинулась она. — Эдана?

Лая лишь отстраненно кивнула: ну кого же, мол, еще?

— Не ходи с ним, сестричка! — хрипло от волнения вдруг выдохнула женщина. — Не ходи!.. Сказывают ведь, что жизнь кровного — длинная и славная, но всегда полна одиночества, ибо близкие к нему сгорают первыми…

— Ну, что за глупости! — насмешливо фыркнула Лая, легко выворачиваясь из молящих Шаниных рук и звонко чмокая сестру в нос. — Ладно, сказку на дорогу послушала — и честь знать пора! Еще раз прощай, сестричка! Доброго тебе снега! — добавила она традиционное ахарское пожелание.

И, ничуть не смущаясь странным таким с сестрой прощанием, подхватила с земли свой вьюк да резво, не оглядываясь, заспешила к ожидающему у выхода из долины спутнику.

А Шана так и не решилась крикнуть вслед «прощай» — слово это будто прилипло к ее языку, промораживая не хуже льда…

Загрузка...