Четвёртый Рейх

Национал-социализм не связан с тем, что можно было бы назвать обычной европейской этикой. Он считал, что знает реальность настолько, что может отказаться от этих этических основ.

В борьбе за выживание, в которой видел себя национал-социализм, высшую ценность представлял народ. То, что было полезно немецкому народу, было благом; то, что ему вредило, нужно было устранять. Психически больные люди были бременем для немецкого народа, поскольку требовали использования средств в непродуктивных целях. И вот тогда-то и задумались об их устранении.

Понятно, что тут нарушение этики. Но история полна таких нарушений. Это операция не только хладнокровная, но и убедительная. В противном случае подобные действия проводились бы без согласия с этикой и недобровольно.

Здесь мы видим феномен тех, кто действует неэтично, но добровольно. В этом большая разница.

В этой области национал-социалисты были не первыми. Большевизм уже предусматривал преодоление того, что называлось буржуазной этикой. В высшей точке, в котором он находился, он заявлял: "Мы не можем сделать ничего плохого по той простой причине, что хотим утвердить на Земле абсолютное добро. Таким образом, мы можем позволить себе делать то, что другие называют плохим. Например, убивать людей массово, когда это служит высшему благу". Вот вам большевистский подход.

Не видеть связи между двумя идеологиями, с абсолютной ролью пролетариата, который берёт на себя роль нации и расы, мне кажется откровенно невозможным.

Человеку свойственно быть непоследовательным. Плюралистическое общество тоже в некотором смысле непоследовательно. Но можно впасть в другую крайность и принять этику признания другого, то есть этику либеральной и плюралистической системы, как постоянно стремящуюся приравнять другого к себе. Если бы это было так, то стоило ждать негативных последствий.

Нет оснований сомневаться, что не все глядят на других, как на равных. И даже может случиться так, что во время одного из таких братских объятий у одного исчезает кошелёк.

Поэтому следует подчеркнуть, что принятие этики означает, среди прочего, признание того, что отношения с ближним также могут быть конфликтными.

Эти контрасты, которые при определённых обстоятельствах могут принимать даже экстремальные формы, следует понимать, как неотъемлемый элемент человеческой жизни. В противном случае можно смело утверждать, что у полиции нет причин для существования.

Душа защищалась от разума с помощью газовых камер.

Евреи не должны возмущаться этим утверждением. Они, к сожалению, считают Холокост слишком эмоциональным. Однако историк должен сохранять беспристрастность.

С самого начала я стремился рассматривать национал-социализм и фашизм как явления мирового исторического масштаба, а не как преступные действия.

Так называемого мультикультурного общества, понимаемого как слияние различных традиций и культур, которому сейчас придают большое значение, на самом деле не существует.

Справедливости ради следует сказать, что те, кто эмигрирует из других стран, – это не население в целом, а три его составляющие: самые способные, самые активные, самые сомнительные. Последние с явной склонностью к незаконной деятельности.

Нужно набраться смелости и сказать, иногда даже с некоторой энергией: "Мы намерены вам помочь. Но постарайтесь помочь себе сами в первую очередь там у себя на родине. Точно так же, как сделали мы с развитием западной цивилизации. Наше намерение состоит в том, чтобы быть полезными для вас, но не ценой разрушения нашей собственной жизненной системы до такой степени, чтобы это ставило под угрозу баланс, на который она опирается".

Если исключить технологическое использование газовых камер (для Нолти, в отличие от Ирвинга, газовые камеры всё же существовали – примечание автора), которые придают почти промышленный масштаб истреблению депортированных, Освенцим имеет впечатляющие прецеденты в событиях начала 20-х годов, когда массовые депортации и расстрелы, пытки и ГУЛАГ, уничтожение целых социальных групп назывались обычными инструментами политической борьбы в Советском Союзе.

Отсюда возникает риторический вопрос: "Разве до Освенцима не было Архипелага ГУЛАГ?". Разве классовое убийство у большевиков не было первым случаем, похожим на расовое убийство, совершённое национал-социалистами, и завершившимся программой "окончательного решения"?

Национал-социализм не сделал ничего, кроме как дал решения, которые многие считали аберрантными. Но всё же это были решения реальных проблем, таких как устранение меньшинств, которые до сих пор не решены.

1933 год не следует считать самостоятельным, а ответом на 1917 год в России.

Однако всё же можно говорить о новизне истребительный мер, принятых впоследствии нацистами. Потому что истребление относительно узких групп, квалифицированных как враждебные, кажется более отталкивающим, чем гораздо более массовая классовая ликвидация, осуществляемая Советами (относительно узкими группами были бы евреи, цыгане, гомосексуалисты и т. д. – примечание автора).

Германская Демократическая Республика была тем государством, которого боялся Гитлер, когда в своих первых выступлениях неоднократно говорил о "кровавом болоте большевизма", в котором погибнут миллионы людей.

Гитлер на одном дыхании спас Германию от бедствия большевизма. Те, кто боялся и ненавидел ГДР ещё до её фактического рождения, априори не ошибались.