Четвертый тоннель

25. КОКПАР

…На трассе близ Балхаша познакомился с двумя русскими дальнобойщиками. Вообще-то я собирался в Алма-Ату, чтобы оттуда ехать в Китай. Но когда выяснилось, что они едут, как и мой предыдущий попутчик, в Чимкент, то есть дальше на юг, я уверенно сказал, что поеду с ними. В этот момент я и понял, что на самом деле уже еду в Афганистан. Я принял решение несколько часов назад, но неосознанно, оно лишь крутилось где-то в глубине. И вот — сюрприз: я выбираю машину в сторону моджахедов, Талибана и американцев, которые с ними воюют. Как интересно работают механизмы подсознания.

Саня и Серега гнали громадный «DAF» с прицепом. Я лежал на верхней полке спального отделения кабины. Тело поперек движения. Когда Серега притормаживал перед неровностью на дороге, меня будто качало на волнах. Перед постом ГАИ волна становилась мощнее. После общения с гаишниками Серега возвращался и произносил одни и те же слова. Точь-в-точь, как на предыдущих постах. Если воспринимать буквально, можно подумать, что все как один сотрудники дорожной полиции придерживаются гомосексуальной ориентации, причем Серега будто бы точно знает, что все они имеют опыт секса в пассивной форме…

Утром приехали в Чимкент. Таксисты, которые сначала хотели на мне заработать, после моей презентации перестали быть таксистами, превратились в обыкновенных доброжелательных людей, посадили в маршрутку, ведущую на нужную трассу, заплатили и дали водителю инструкции, где меня высадить.

Трасса на Узбекистан. Пыльно и шумно. Большинство машин заполнены бородатыми мужчинами и женщинами с обмотанными косынками головами. Пустые иногда останавливались, но выслушав, отвечали, что едут якобы не в ту сторону. Через полчаса появился Медеу. Похож на Вини-пуха. Такой же круглый. Чудовищный акцент. Сначала согласился подбросить до Сарыагаша, где живет и откуда до границы с Узбекистаном километров двадцать. Потом, узнав, что я из Москвы, в Афганистан, да еще журналист, пригласил к себе — смотреть кокпар. Это популярная народная игра. Толпа мужиков на лошадях гоняет по полю и отбирает друг у друга тушу козла. Кто в итоге с козлом, тот круче всех.

Пока ехали, расспрашивал. Сколько тебе лет? Кем работаешь? Женат? Почему не женат? Разговор быстро съехал на женщин, и Медеу строго сообщил, что невеста до свадьбы должна быть целкой.

— Как зачем? — он посмотрел удивленно, будто речь об очевидных вещах, по которым у людей не может быть больше одного мнения. — Чтобы жених ее уважал.

— А что будет, если не целка?

— Это не то, — и он пренебрежительно хмыкнул…

Приехали. Побеленный дом, огражденный забором. Обеденный стол в гостиной комнате — на уровне ниже колена. Кушать лежа. Сначала чай. Наливают в пиалу чуть-чуть, по много раз. Никогда полностью. Ну, плов, конечно. Очень вкусный. Вокруг нас крутились его дети, два пацана лет семи. Им объяснили, что я из северной страны России. Я — русский. Они иногда забегали в комнату, чтобы крикнуть:

— Урус!

На экране телевизора — китайский фильм «Император моря» («Emperor of the Sea»). Думал, что это ТВ, но по отсутствию рекламы в течение нескольких серий догадался, что крутится с компакт-диска. Мама Медеу сказала, что этот фильм показывали в соседнем Узбекистане по ТВ, какие-то умельцы записали на диск все тридцать две серии, и теперь весь сериал продается на рынке за один доллар. За те дни, что я провел в их доме, мы смотрели этот фильм в кругу семьи Медеу, с участием детей и бабушки, едва ли не столько же времени, сколько общались по всем остальным поводам, поэтому пребывание в южном Казахстане теперь причудливо ассоциируется у меня с древними китайцами.

Кино напоминало что-то похожее на смесь из фильмов «Три мушкетера», «Неуловимые мстители» и средней руки мексиканского сериала. В целом картина такая. Китайцы какого-то века мочат друг друга мечами и копьями, а в перерывах говорят много проникновенных слов. Лица актеров вечно скорбные, озабоченные. Героев фильма хлебом не корми — дай послужить Родине, то есть своему господину. Ну а если любовь не к Родине, а между мужчиной и женщиной, то обязательно невыносимо платоническая. Отношения настолько поэтично-возвышенные, что трудно представить, как после всей этой поэзии можно заниматься сексом. Наверное, можно, но только очень медленно и печально, не переставая думать о неоплатном долге перед Родиной…

На следующее утро мы поехали на кладбище, там проходил какой-то локальный праздник. Деревенская тусовка пожилых людей. В пяти огромных котлах на огне три мужчины готовили плов. Я изучал технологию и делал фотки. Отец Медеу представлял меня друзьям и знакомым. Журналист из Москвы, который едет в Афганистан. Весть о том, что у этого человека в доме необычный гость, моментально облетела тусовку. Ко мне степенно подходили люди группами по два, три, пять или больше человек, чтобы пообщаться. Спрашивали одно и то же, хотя вроде им все и так сказали. Я выучил вопросы и ответы наизусть. Подумалось, что для упрощения самопрезентации было бы неплохо написать на футболке фломастером по-казахски: «Меня зовут Игорь. Из Москвы. В Афганистан. Журналист. С Путиным не знаком. Кушать плов больше не могу».

Самое классное началось, когда женщины из разных семей принялись ругаться друг с другом с переходом на крик. Причину я так и не узнал, но сделал великолепное наблюдение. Смотрю: они ругаются от всей души, орут и машут руками. И вдруг отчетливо понимаю, что, несмотря на злобные выражения лиц, они получают удовольствие! Я не мог их понимать, потому что не знаю казахского языка, но абсолютно четко уловил — они собачились не из-за того, что было поводом, а потому что им был важен сам процесс. Эмоции и, наверное, какие-то связанные с самоутверждением мотивы. Столкновение приятно — потому что оживляет.

На следующий день мы смотрели по телевизору ток-шоу под названием «Кокпар» — как та игра, на которую меня пригласили. Там мое открытие получило продолжение. Итак, ток-шоу. Две стороны — какие-то театралы — яростно спорили насчет каких-то мегазначительных для всего человечества дел театральных. Все было по-казахски, и я снова уловил главную фишку — ту же, что у ругающихся женщин на кладбище. Показать себя, покричать и самоутвердиться. Спорящие стороны пренебрежительно смотрели друг на друга и убедительно, как им самим, наверное, казалось, оперировали неотразимыми аргументами. Перебивали, кричали и яростно жестикулировали, будто вопрос касался не иначе как борьбы Добра со Злом. Обменивались презрительными взглядами. В итоге разошлись с тем же, с чем пришли. Результат от процесса нулевой, зато каков был процесс!

Наконец, тот самый кокпар. Не просто народное развлечение, а значимое социальное мероприятие. Сюда приходят на других посмотреть и себя показать, а устроитель на этом еще и зарабатывает. Игра типа регби, только гоняют на лошадях, а вместо «дыни» мертвый козел. Без головы, потроха удалены, наполнен солью. Говорят, после игры из него выходит отличнейшая отбивная. Табун мужиков на лошадях носится по полю. Отнимают козла друг у друга. Иногда лошади, словно цунами, набегали на легковушки, неосмотрительно оставленные зрителями в поле слишком близко к месту игры. Кто любит свою машину, не должен так делать. Иногда табун стремительно летел на зрителей — мы все залезали на крыши грузовиков, прятались за ними и даже под ними. После каждого забега по громкоговорителю объявляли, кто победил и на чьей лошади. Приз достается пополам наезднику и хозяину лошади. Сегодняшнюю игру организовал бывший глава то ли местного УВД, то ли прокуратуры, очень богатый человек.

Вечер. Сидим, пьем чай с вареньем из алычи. Медеу страстно рассказывает про домашних животных. Лошадей, овец и прочих коз разводят все. Это и бизнес, и мера значимости человека. Котировки личного жизненного успеха. Медеу сказал, мол, вот у такого-то человека триста лошадей! Круто! У такого-то пятьсот! Еще круче! А вот у зампрокурора тоже, что-то вроде четырехсот лошадей в табуне.

— Зачем прокурору табун лошадей, если он и так богатый человек? — спросил я.

— У него есть дом. Квартира в Астане. Квартира в Алма-Ате. Квартира в Чимкенте, — начал пояснять он. — Когда поймают, — он сделал хватательное движение кистью, будто поймал комара, — хш! — квартиры продавать неохота. Он лошадей продаст…