Прыжки и гримасы судьбы

Я очень много занимался спортом, когда был помоложе, — занимался просто так, — боксом, акробатикой, — да многими всякими видами спорта… Потом, уже когда стал актером, я стал заниматься спортом для сцены — потому что у нас в театре приходится делать всякие акробатические номера: у нас театр синтетический.

И еще я стал заниматься спортом в связи с песнями. Очень серьезно отношусь к спортивным проблемам и пою песни о спорте. Чаще всего это песни шуточные. Но, по-моему, все мои спортивные песни имеют отношение и к спорту, и не к спорту: в каждой спортивной песне существует своя драматургия. Потому что сам спорт дает большие возможности для нее: один хочет выиграть — и другой хочет выиграть. Боксеры, например, они друг друга бьют просто — тут все ясно; команды играют — каждая хочет победить и не хочет проиграть. А это уже парадокс — потому что выиграть может только один. Значит, у них существует настоящее столкновение — это и есть самая натуральная драматургия. Потому что драматургия это же ведь и есть — столкновение.

Я задумал написать такую большую серию спортивных песен — целый цикл. Чтобы это была; скажем, программа из двух отделений: ну, к примеру, первое отделение — легкая атлетика, а второе — предположим, спортивные игры. У меня несколько есть идей таких, которые я должен выполнить: например, написать песни обо всех профессиях… Но это я никогда не напишу, потому что они все время появляются новые и новые, а виды спорта не так быстро новые появляются. Судя по «Спортлото», их — 49. Ну, и значит, примерно должно быть 49 песен — чтобы охватить все виды спорта. Поэтому задача большая — на две программы хватит. Дела в этом направлении продвигаются, конечно, но — туго. Если я к концу жизни выполню эту задачу — можно умирать спокойно. Но кое-что у меня уже есть…

Песня о конькобежце на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную А он очень не хотел

Десять тысяч — и всего один забег остался.

В это время наш Бескудников Олег зазнался:

Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил — и сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол.

Я ж на длинной на дистанции помру — не охну,—

Пробегу, быть может, только первый круг — и сдохну!

Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя,

Главно дело — чтобы воля, говорит, была к победе.

Воля волей, если сил невпроворот, — а я увлекся:

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот, — и спекся!

Подвела меня — ведь я предупреждал! — дыхалка:

Пробежал всего два круга — и упал.

А жалко!

И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион — иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке —

А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!»

Жалко тренера — он тренер неплохой, — ну бог с ним!

Я ведь нынче занимаюся борьбой и боксом,—

Не имею больше я на счет на свой сомнений:

Все вдруг стали очень вежливы со мной, и — тренер.

1966

Песня о сентиментальном боксере

Вторая серия предыдущей песни — про того же человека, когда он стал боксером. Это самая быстрая моя песня — я иногда сам даже не очень соображаю, в чем там дело.

Удар, удар… Еще удар…

Опять удар — и вот

Борис Буткеев (Краснодар)

Проводит апперкот.

Вот он прижал меня в углу,

Вот я едва ушел…

Вот апперкот — я на полу,

И мне нехорошо!

И думал Буткеев, мне челюсть кроша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

При счете семь я все лежу —

Рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу —

И мне идут очки.

Неправда, будто бы к концу

Я силы берегу, —

Бить человека по лицу

Я с детства не могу.

Но думал Буткеев, мне ребра круша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

В трибунах свист, в трибунах вой:

— Ату его, он трус! —

Буткеев лезет в ближний бой —

А я к канатам жмусь.

Но он пролез — он сибиряк,—

Настырные они —

И я сказал ему: «Чудак!

Устал ведь — отдохни!»

Но он не услышал — он думал, дыша,

Что жить хорошо и жизнь хороша!

А он все бьет — здоровый, черт,—

Я вижу — быть беде.

Ведь бокс не драка — это спорт

Отважных и т. д.

Вот он ударил — раз, два, три —

И… сам лишился сил,—

Мне руку поднял рефери,

Которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша.

Кому хороша, а кому — ни шиша.

1966

Профессионалы

Эту песню я написал после игры СССР — Канада в хоккей, когда наши в пятый раз стали чемпионами мира. А за основу взята только одна — самая ответственная игра. Счет был 2:1 в нашу пользу, все волновались, переживали… Дело в том, что все беспокоились перед началом игры: как это выдержат наши — в канадской команде несколько профессиональных игроков, и все они здорово владеют силовыми приемами, и они обязательно наших всех побьют. Ну, как выяснилось, наши игроки тоже умеют это делать, и не хуже. В общем, там помимо хорошего хоккея была и драка настоящая. И один из профессионалов, Бревер его фамилия, ходил весь третий период заклеенный двумя пластырями. Мне рассказывали хоккеисты, что там был один такой случай, когда какого-то игрока кто-то так принял на силовой прием, что он упал и потерял сознание. Его подняли и прижали к бортику, пока он очухался. А канадцев перед этим пастор водил молиться, — но они все равно проиграли. В общем, такая игра была — серьезная и трагическая.

Я нервничал около телевизора, — телевизор был чужой — нельзя было разбить. В общем, много было расстройств, и вся эта энергия вылилась вот в такую песню, которая посвящена нашим ребятам, выигравшим первенство мира.

Эта песня — она сейчас любимая песня у наших хоккеистов. Я встречался с ними перед их выездами на ответственные соревнования, они всегда просят петь эту песню и даже возят с собой пленку — для того, чтобы поднять боевой дух. И если хотя бы один процент или полпроцента есть моей заслуги в их победе — я просто счастлив.

А «пять» можно поменять на «семь», потому что они и в седьмой раз выиграли первенство мира — и тогда песня становится как будто бы новая. (1967–1972)

Профессионалам —

зарплата навалом, —

Плевать, что на лед они зубы плюют.

Им платят деньжищи —

огромные тыщи, —

И даже за проигрыш, и за ничью.

Игрок хитер — пусть

берет на корпус,

Бьет в зуб ногой и — ни в зуб ногой.

А сам в итоге

калечит ноги —

И вместо клюшки идет с клюкой.

Профессионалам,

отчаянным малым,

Игра — лотерея, — кому повезет.

Играют с партнером —

как бык с матадором, —

Хоть, кажется, принято наоборот.

Как будто мертвый

лежит партнер твой, —

И ладно, черт с ним — пускай лежит.

Не оплошай, бык, —

бог хочет шайбы,

Бог на трибуне — он не простит!

Профессионалам

судья криминалом

Ни бокс не считает, ни злой мордобой, —

И с ними лет двадцать

кто мог потягаться —

Как школьнику драться с отборной шпаной?!

Но вот недавно

их козырь главный —

Уже не козырь, а так — пустяк.

И их оружьем

теперь не хуже

Их бьют, к тому же — на скоростях.

Профессионалы

в своем Монреале

Пускай разбивают друг другу носы, —

Но их представитель

(хотите — спросите!)

Недавно заклеен был в две полосы.

Сперва распластан,

а после — Пластырь…

А ихний пастор — ну как назло! —

Он перед боем

знал, что слабо им, —

Молились строем — не помогло.

Профессионалам

по всяким каналам!

То много, то мало — на банковский счет, —

А наши ребята

за ту же зарплату

Уже пятикратно уходят вперед.

Пусть в высшей лиге

плетут интриги

И пусть канадским зовут хоккей —

За нами слово —

до встречи снова!

А футболисты — до лучших дней

1967

Песня про правого инсайда

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире.

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре — два — четыре»

Ох инсайд! Для него — что футбол, что балет, —

И всегда он играет по правому краю.

Справедливости в мире и на поле нет —

Потому я всегда только слева играю.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире.

Они играют по системе «дубль-ве», —

А нам плевать, у нас — четыре — два — четыре»

Вот инсайд гол забил, получив точный пас.

Я хочу, чтоб он встретился мне на дороге, —

Не могу: меня тренер поставил в запас,

А ему сходят с рук перебитые ноги.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве», —

А нам плевать, у нас — «четыре — два — четыре»

Ничего! Я немножечко повременю,

И пускай не дают от команды квартиру —

Догоню, я сегодня его догоню,—

Пусть меня не заявят на первенство миру.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре — два — четыре».

Ничего! После матча его подожду —

И тогда побеседуем с ним без судьи мы,—

Пропаду, чует сердце мое — попаду

Со скамьи запасных на скамью подсудимых.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре — два — четыре».

1968

Утренняя гимнастика

Однажды я сотрудничал с драматургом Штейном. Главный режиссер Московского театра сатиры Плучек ставил спектакль «Последний парад». Спектакль прозаический — нормальная драматургия. Но такова у нас тяга к поэзии и к музыке, и так они влияют на целостность спектакля и привлекают людей, что мне еще во время написания пьесы были заказаны песни для персонажей спектакля. Ну, тема там моя любимая была — моряки, а у меня много друзей моряков, и я часто встречал их в порту, когда они возвращались из плаванья. И поэтому я согласился — и написал несколько песен.

Это — комедия, главную роль там играет Анатолий Папанов, которого я очень люблю и с которым много снимался. Он сначала все пытался мне подражать, все время звал меня в театр — чтобы я его учил, как петь. Я два дня ходил учить, Папанов нарочно срывал голос, пытался Хрипеть, как я, делать такие же интонации — почему-то хотел добиться такого же эффекта. Но потом смотрю, из этого ничего не выйдет, — и мы бросили эту затею. И, по-моему, это смешно — учить Папанова, как сделать, чтобы песня была смешная. Он сам кого хочешь научит. Я ему сказал: «Знаете что, Толя, я писал это для вас, так что вы пойте так, как вы хотите, а я — давайте договоримся так — присутствую условно». Что он и сделал — и это было достойно и интересно.

Но они хотели, чтобы все-таки мой голос там тоже прозвучал. Мы долго ломали голову — думали, как сохранить мое присутствие, каким образом вставить песню, чтобы я имел возможность ее спеть, но чтобы она не была вставным номером: ну, если я сам не могу играть, то хотя бы — голос. И мы нашли такой способ: когда моряки во главе с Папановым пришли из плаванья, — несколько месяцев без захода в порты, — их встретили друзья, они крепко выпивали, утром встали — у всех головы болят. Они думают: похмеляться или нет? Ну, и только ринулись к столу, где стояли напитки, а в это время кто-то включил радио, и оттуда — голос: «Передаем утреннюю гимнастику!» Театр искусство условное — и вместо упражнений я своим голосом пою песню, музыку и текст которой написал специально для этого спектакля.

Ну, им стало стыдно — и они решили не опохмеляться, а заниматься гимнастикой, чтобы взбодриться, — и как три полосатых черта (Папанов, Державин и Ткачук) в тельняшках бегают по сцене и делают под эту песню всякие движения. Что я и рекомендую всем мужчинам.

Это такая антиалкогольная песня-шутка, вроде пародии на некоторые упражнения утренней гимнастики, что ли, — со всевозможными поворотами…

Вдох глубокий, руки шире,

Не спешите — три, четыре! —

Бодрость духа, грация и пластика!

Общеукрепляющая,

Утром отрезвляющая,

Если жив пока еще,—

гимнастика!

Если вы в своей квартире, —

Лягте на пол — три, четыре!

Выполняйте правильно движения!

Прочь влияние извне —

Привыкайте к новизне,—

Вдох глубокий до изне —

можения!

Очень вырос в целом мире

Гриппа вирус — три, четыре! —

Ширится, растет заболевание.

Если хилый — сразу гроб!

Сохранить здоровье чтоб —

Применяйте, люди, об —

тирания!

Если вы уже устали —

Сели-встали, сели-встали, —

Не страшны вам Арктика с Антарктикой!

Главный академик Иоффе

Доказал: коньяк и кофе

Вам заменит спорта профи —

лактика.

Разговаривать не надо —

Приседайте до упада,

Да не будьте мрачными и хмурыми!

Если очень вам неймется —

Обтирайтесь, чем придется,

Водными займитесь проце —

дурами!

Не страшны дурные вести —

Мы в ответ бежим на месте, —

В выигрыше даже начинающий.

Красота — среди бегущих

Первых нет и отстающих, —

Бег на месте общеприми —

ряющий!

1968

Потом эта песня была записана на пластинке — теперь ее исполняют в санаториях, домах отдыха, здравницах. В этой песне, правда, есть один куплет, которого не было на пластинке. Я боролся с редактором… Это как раз было время, когда шла повсеместная борьба с пьянством. Но велась она — каким образом? Как только на экране пьют — так это вырезать, как только разговор об этом идет — значит, это вышвырнуть… Они вели борьбу тем, что просто отовсюду это выбрасывали. И куплета «Главный академик Иоффе…» в пластинке нет. А я им очень дорожу.

Песенка про метателя молота

Я раззудил плечо — трибуны замерли,

Молчанье в ожидании храня.

Эх, что мне мой соперник — Джонс ли, Крамер ли, —

Рекорд уже в кармане у меня!

Заметано, заказано, заколото, —

Мне кажется, я следом полечу.

Но мне нельзя, ведь я — метатель молота:

Приказано метать — и я мечу.

Эх, жаль, что я мечу его в Италии, —

Я б дома кинул молот без труда —

Ужасно далеко, куда подалее,

И лучше — если б враз и навсегда.

Я был кузнец, ковал на наковальне я,

Сжимал свой молот и всегда мечтал:

Закинуть бы его куда подалее,

Чтобы никто его не разыскал.

Я против восхищения повального,

Но я надеюсь: года не пройдет —

Я все же зашвырну в такую даль его,

Что и судья с ищейкой не найдет.

А вот сейчас, как все и ожидали, я

Опять его метнул себе во вред —

Ужасно далеко, куда подалее.

Так в чем успеха моего секрет?

Сейчас кругом корреспонденты бесятся.

«Мне помогли, — им отвечаю я, —

Подняться по крутой спортивной лестнице

Мой коллектив, мой тренер и — семья».

1968

Комментатор из своей кабины

Песня-зарисовка, которая называется «После чемпионата мира по футболу. Разговор с женой».

Комментатор из своей кабины

Кроет нас для красного словца, —

Но недаром клуб «Фиорентины»

Предлагал мильон за Бышевца.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаирзинио.

Муром занялась прокуратура, —

Что ему — реклама! — он и рад.

Здесь бы Мур не выбрался из МУРа —

Если б был у нас чемпионат.

Я сижу на нуле, —

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

Может, не считает и до ста он, —

Но могу сказать без лишних слов:

Был бы глаз второй бы у Тостао —

Он вдвое больше б забивал голов.

Что ж, Пеле как Пеле,

Объясняю Зине я,

Ест Пеле крем-брюле

Вместе с Жаирзинио.

Я сижу на нуле, —

Дрянь купил жене — и рад.

А у Пеле — «шевроле»

В Рио-де-Жанейро.

1970

Песенка про прыгуна в высоту

Это песенка прежних лет, но я ее достал, пыль отряхнул, кое-что дописал, кое-что изменил — и снова ее выпустил в свет. Потому что — ведь это мои слова, чего хочу, то делаю. Теперь она стала как новенькая. (1979)

Однажды к нам в театр пришел Брумель, и он почему-то решил, что эта песня ему посвящена. Но я его, правда, не стал разубеждать — говорю: «Ну, если тебе так хочется, то я даже могу в концертах объявлять, что эта песня посвящена Брумелю», — потому что он однажды себе сильно повредил ногу.

Разбег, толчок… И стыдно подыматься:

Во рту опилки, слезы из-под век, —

На рубеже проклятом два двенадцать

Мне планка преградила путь наверх.

Я признаюсь вам, как на духу:

Такова вся спортивная жизнь, —

Лишь мгновение ты наверху —

И стремительно падаешь вниз.

Но съем плоды запретные с древа я,

И за хвост подергаю славу я.

У кого толчковая — левая,

А у меня толчковая — правая.

Разбег, толчок… Свидетели паденья

Свистят и тянут за ноги ко дну.

Мне тренер мой сказал без сожаленья:

«Да ты же, парень, прыгаешь в длину!

У тебя — растяженье в паху;

Прыгать с правой — дурацкий каприз, —

Не удержишься ты наверху —

Ты стремительно падаешь вниз».

Но, задыхаясь словно от гнева я,

Объяснил толково я: главное,

Что у них толчковая — левая,

А у меня толчковая — правая!

Разбег, толчок… Мне не догнать канадца —

Он мне в лицо смеется на лету.

Я снова планку сбил на два двенадцать —

И тренер мне сказал напрямоту,

Что — начальство в десятом ряду,

И что мне прополощут мозги,

Если враз, в сей же час не сойду

Я с неправильной правой ноги.

Но лучше выпью зелье с отравою,

Я над собою что-нибудь сделаю —

Но свою неправую правую

Я не сменю на правую левую!

Трибуны дружно начали смеяться —

Но пыл мой от насмешек не ослаб:

Разбег, толчок, полет… И два двенадцать —

Теперь уже мой пройденный этап.

И пусть болит моя травма в паху,

Пусть допрыгался до хромоты, —

Но я все-таки был наверху —

И меня не спихнуть с высоты.

Я им всем показал «ху из ху», —

Жаль, жена подложила сюрприз:

Пока я был на самом верху —

Она с кем-то спустилася вниз.

Но съел плоды запретные с древа я,

И за хвост подергал все же славу я.

Пусть у них толчковая левая,

Но моя толчковая — правая.

Здесь необходимо сделать маленькое послесловие. Во-первых, неблагозвучное сочетание английских слов «ху из ху» означает «кто есть кто» — и ничего более, ничего обидного для англичан в этом не заключается. Так что, если они сейчас будут бойкотировать или там что-то еще — то пусть не ссылаются на то, что я их оскорблял. А во-вторых, правая и левая стороны здесь употребляются в прямом смысле, а не в переносном — как обычно говорят: «Он левых взглядов» или «Он правого уклона» и так далее. Тут этого нет.

Песенка про прыгуна в длину

У меня есть такой приятель — он написал сценарий фильма «Спорт, спорт, спорт», это брат Элема Климова — Герман Климов. Он замечательный спортсмен, знаменитый наш прыгун в длину. Но у него несчастье (и у Тер-Ованесяна был этот грех): он все время переступает за доску, от которой отталкиваются, — и у него рекорды не засчитываются. А у него, если посчитать, были колоссальные результаты. Вот я написал песню, посвященную ему.

Что случилось, почему кричат?

Почему мой тренер завопил?

Просто — восемь сорок результат, —

Правда, за черту переступил.

Ой, приходится до дна ее испить —

Чашу с ядом вместо кубка я беру.

Стоит только за черту переступить —

Превращаюсь в человека-кенгуру.

Что случилось, почему кричат?

Почему соперник завопил?

Просто — ровно восемь шестьдесят, —

Правда, за черту переступил.

Что же делать мне, как быть, кого винить —

Если мне черта совсем не по нутру?

Видно, негру мне придется уступить

Этот титул человека-кенгуру.

Что случилось, почему кричат?

Стадион в единстве завопил…

Восемь девяносто, говорят, —

Правда, за черту переступил.

Посоветуйте, вы все, ну как мне быть?

Так и есть, что негр титул мой забрал.

Если б ту черту да к черту отменить,

Я б Америку догнал и перегнал.

Что случилось, почему молчат?

Комментатор даже приуныл.

Восемь пять — который раз подряд, —

Значит — за черту не заступил.

1971

Марафон

Сейчас все бегают, вы знаете, — бегом от инфаркта. Вот я написал такую песню — «Марафон, или Бег на длинную дистанцию». Правда — про соревнования. Это не песня даже — просто такая картинка на стадионе, зарисовка, эссе…

Но написана она вовсе не по поводу бега, а по поводу некоторых комментариев к различным спортивным состязаниям, которые часто слышишь по телевидению, — в основном к хоккейным матчам, — когда комментаторы не задумываются о словосочетаниях, которые они употребляют. Вот, например, так радостно, бравым голосом вдруг вам объявят: «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!» — или, предположим: «Грубо, грубо играют наши чехословацкие друзья!» И думаешь: почему же они — друзья, если грубо играют, шайбу забили?.. Они на поле — соперники и противники. И это верно, потому что нужно за кого-то болеть, один должен победить другого — в этом смысл спорта. А друзья они — где-то в другом месте, в другой обстановке, за столом где-нибудь… Ну почему нужно обязательно всегда что-то мешать иное, чем спортивный азарт и чисто спортивное восприятие?!

Я тогда еще задумывался вообще о многих словах, первоначальный смысл которых мы забыли, затерли. Например, «дорогие товарищи». Разве мы употребляем это теперь так, как положено употреблять? Мы говорим: «Вы у меня, дорогой товарищ, дождетесь!..» — забывая, что «дорогой» — это то, что мы ценим, чем дорожим; а «товарищи» — это самые близкие нам люди. А мы совсем забыли, что это значит, — не в смысле «товарищ, дайте закурить», а — товарищи — слово, которое употреблял Симонов:

На наших глазах умирают товарищи,

По-русски рубаху рванув…

Поэтому когда так формально произносят это слово, то это меня всегда приводит в недоумение. Я стараюсь избегать этого.

Или вот, например, недавно наши играли со сборной НХЛ в США, вел репортаж Озеров, и он все время говорил: «канадские профессионалы», «канадские профессионалы»… Надо было про наших тогда говорить: «советские любители»! Ведь он, наверное, намекает, что профессионалы — потому что они деньги якобы получают за игры, а наши — нет. Ну, это, во-первых, не совсем так, а во-вторых, для меня профессионализм — это просто умение хорошо делать свое дело. Да я считаю, что, в общем, в этих играх как раз наши-то оказались большими профессионалами, чем канадцы, — потому что выиграли.

Это вообще похоже на такой вот случай. На «Узбекфильме» работала цыганская группа, и режиссер все время говорил: «Товарищи цыгане, встаньте сюда! Товарищи цыгане, встаньте сюда!..» И ему кто-то ответил: «Сейчас, товарищ узбек!»

Значит, «товарищ узбек» — смешно, а «товарищи цыгане» — нет? Неважно, какие национальности я употребляю, важен сам факт. Надо просто думать про сочетания слов.

А песня — такая:


Я бегу, топчу, скользя

По гаревой дорожке, —

Мне есть нельзя, мне пить нельзя,

Мне спать нельзя — ни крошки.

А может, я гулять хочу

У Гурьева Тимошки, —

Так нет: бегу, бегу, топчу

По гаревой дорожке.

А гвинеец Сэм Брук

Обошел меня на круг, —

А вчера все вокруг

Говорили: «Сэм — друг!

Сэм — наш гвинейский друг!»

Друг гвинеец так и прет —

Все больше отставанье, —

Ну, я надеюсь, что придет

Второе мне дыханье.

Третье за ним ищу,

Четвертое дыханье, —

Ну, я на пятом сокращу

С гвинейцем расстоянье.

Тоже мне — хорош друг, —

Обошел меня на круг!

А вчера все вокруг

Говорили: «Сэм — друг!

Сэм — наш гвинейский друг!»

Гвоздь программы — марафон,

А градусов — все тридцать, —

Но К жаре привыкший он —

Вот он и мастерится.

Я поглядел бы на него,

Когда бы — минус тридцать»

Ну, а теперь — достань его,

Осталось — материться!

Тоже мне — хорош друг, —

Обошел на третий круг!

Нужен мне такой друг, —

Как его — забыл Сэм Брук!

Сэм — наш гвинейский Брут!

1971

Вратарь

Льву Яшину

Да, сегодня я в ударе, не иначе —

Надрываются в восторге москвичи, —

Я спокойно прерываю передачи

И вытаскиваю мертвые мячи.

Вот судья противнику пенальти назначает —

Репортеры тучею кишат у тех ворот

Лишь один упрямо за моей спиной скучает —

Он сегодня славно отдохнет!

Извиняюсь,

вот мне бьют головой…

Я касаюсь —

подают угловой.

Бьет десятый — дело в том,

Что своим «сухим листом»

Размочить он может счет нулевой.

Мяч в моих руках — с ума трибуны сходят, —

Хоть десятый его ловко завернул.

У меня давно такие не проходят!..

Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.

Обернулся — голос слышу из-за фотокамер:

«Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.

Что тебе — ну лишний раз потрогать мяч руками, —

Ну а я бы снял красивый гол».

Я хотел его послать —

не пришлось:

Еле-еле мяч достать

удалось.

Но едва успел привстать,

Слышу снова: «Вот опять!

Все б ловить тебе, хватать — не дал снять!»

«Я, товарищ дорогой, все понимаю,

Но культурно вас прошу: подите прочь!

Да, вам лучше, если хуже я играю,

Но поверьте — я не в силах вам помочь».

Вот летит девятый номер с пушечным ударом —

Репортер бормочет: «Слушай, дай ему забить!

Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром…»

Чуть не плачет парень. Как мне быть?!

«Это все-таки футбол, —

говорю, —

Нож по сердцу — каждый гол

вратарю». —

«Да я ж тебе как вратарю —

Лучший снимок подарю,

Пропусти — а я отблагодарю!»

Гнусь как ветка от напора репортера,

Неуверенно иду наперехват…

Попрошу-ка потихонечку партнеров,

Чтоб они ему разбили аппарат.

Ну а он все ноет: «Это ж, друг, бесчеловечно —

Ты, конечно, можешь взять, но только извини:

Это лишь момент, а фотография — навечно.

А ну не шевелись, потяни!»

Пятый номер в двадцать два —

знаменит.

Не бежит он, а едва

семенит.

В правый угол мяч, звеня, —

Значит, в левый от меня —

Залетает и нахально лежит.

В этом тайме мы играли против ветра,

Так что я не мог поделать ничего…

Снимок дома у меня — два на три метра —

Как свидетельство позора моего.

Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,

Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:

Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! —

Стыд меня терзает, хоть кричи.

Искуситель змей, палач!

Как мне жить?!

Так и тянет каждый мяч

пропустить.

Я весь матч борюсь с собой —

Видно, жребий мой такой…

Так, спокойно — подают угловой…

1971

Не заманишь меня на эстрадный концерт

(В ответ на записку.) За какую футбольную и хоккейную команду я болею? За хорошую — за ту, которая лучше. Вы знаете, я очень ценю труд спортсменов, я с ними много встречался, ездил к ним на всякие сборы. И поэтому мне даже иногда жаль… Ну, это ведь, в общем, детская болезнь такая — болеть. Нет, я не болею — я здоров абсолютно психически. И знаете, у меня была такая песня: «…Я болею давно, а сегодня — помру на Центральной спортивной арене». Поэтому — так как я все делаю до конца — я думаю, что если бы я болел по-настоящему, то помер бы на каком-нибудь матче.

Я тоже раньше болел за разные команды; потом, когда пообщался со спортсменами разных команд, я перестал выделять какую-либо одну. Поэтому я предпочитаю болеть, когда наши играют с кем-нибудь из заграничных команд, — вот тогда я болею.


Не заманишь меня на эстрадный концерт,

Ни на западный фильм о ковбоях:

Матч финальный на первенство СССР —

Мне сегодня болеть за обоих!

Так прошу: не будите меня поутру —

Не проснусь по гудку и сирене, —

Я болею давно, а сегодня — помру

На Центральной спортивной арене.

Буду я помирать — вы снесите меня

До агонии и до конвульсий

Через западный сектор, потом на коня —

И несите до паузы в пульсе.

Но прошу: не будите меня на ветру —

Не проснусь, как Джульетта на сцене, —

Все равно я сегодня возьму и умру

На Центральной спортивной арене.

Пронесите меня, чтоб никто ни гугу!

Кто-то умер — ну что ж, все в порядке, —

Закопайте меня вы в центральном кругу,

Или нет — во вратарской площадке!

…Да, лежу я в центральном кругу на лугу,

Шлю проклятья Виленеву Пашке,

Но зато — по мне все футболисты бегут,

Словно раньше по телу мурашки.

Вижу я все развитие быстрых атак,

Уличаю голкипера в фальши, —

Вижу все — и теперь не кричу как дурак,

Мол, на мыло судью или дальше…

Так прошу: не будите меня поутру,

Глубже чем на полметра, не ройте,

А не то я вторичною смертью помру,

Будто дважды погибший на фронте.

1971

Песня о штангисте

Это не шуточная песня — такая «лирико-комедийная». Посвящена она Василию Алексееву, самому сильному человеку в мире.

Я сначала было хотел написать комедийную песню — даже придумал куплет для нее. Там было так:

Пытаются противники

Рекорды повторить,

Но я такой спортивненький,

Что — страшно говорить.


Но это будет пускай как эпиграф, а песня на самом деле такая.

Как спорт — поднятье тяжестей не ново

В истории народов и держав:

Вы помните, как некий грек

другого

Поднял и бросил, чуть попридержав?

Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю —

Чего мне ждать: оваций или — свист?

Я от земли Антея отрываю,

Как первый древнегреческий штангист.

Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор.

Штанга, перегруженная штанга —

Вечный мой соперник и партнер.

Такую неподъемную громаду

Врагу не пожелаю своему —

Я подхожу к тяжелому снаряду

С тяжелым чувством: вдруг не подниму?!

Мы оба с ним как будто из металла, —

Но только он — действительно металл.

А я так долго шел до пьедестала,

Что вмятины в помосте протоптал.

Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор.

Штанга, перегруженная штанга —

Вечный мой соперник и партнер.

Повержен враг на землю — как красиво! —

Но крик «Вес взят!» у многих на слуху.

«Вес взят!» — прекрасно, но — несправедливо:

Ведь я внизу, а штанга наверху.

Такой триумф подобен пораженью,

А смысл победы до смешного прост:

Все дело в том, чтоб, завершив движенье,

С размаху штангу бросить на помост.

Не отмечен грацией мустанга,

Скован я, в движениях не скор.

Штанга, перегруженная штанга —

Вечный мой соперник и партнер.

Он вверх ползет, — чем дальше, тем безвольней, —

Мне напоследок мышцы рвет по швам.

И со своей высокой колокольни

Мне зритель крикнул: «Брось его к чертям!»

Еще одно последнее мгновенье —

И брошен наземь мой железный бог.

…Я выполнял обычное движенье

С коротким злым названием «рывок».

1971

Честь шахматной короны

Сейчас в моде многосерийные картины — телевизионные и кинофильмы — двухсерийные, трех-, четырех-, пяти-… А англичане сделали «Сагу о Форсайтах» — там 60 с чем-то серий. Песенное творчество в этом смысле отстает от кинематографа и телевидения и даже — от радиопередач. А теперь, чтобы идти в ногу со временем, нужно писать многосерийные песни — с продолжением, надо наверстывать упущенное, пробелы заполнять. Вот я начал такой опыт, такое новое течение — многосерийных песен, и буду его продолжать. Раньше это бышо — циклами, а теперь будет — по сериям. Это хорошее поветрие такое, удобное: не успел сказать в одной, не вложил мысль в одну песню — можно продолжить.

Все мы сейчас ожидаем исхода поединка Спасского с Фишером, — если он состоится, конечно. Все мы нервничаем — будет эта встреча или не будет. У всех нас есть мысли по этому поводу. Все думают: «Ах, если бы я!..» Некоторые люди даже видят сны. Один человек мне рассказал, как ему приснился сон, как он играл с Фишером. Это меня натолкнуло на мысль написать песню.

Почему-то все решили, что это — про Спасского и Фишера. Это вовсе не про Спасского, а совсем про другого человека. Так что прошу не путать.

Она, конечно, полуфантастическая песня и — шуточная. Я пока написал две серии. Остальные — за мной.


I. Подготовка

Я кричал: «Вы что ж там, обалдели? —

Уронили шахматный престиж!» —

Мне сказали в нашем спортотделе:

«Ага, прекрасно — ты и защитишь!

Но учти, что Фишер очень ярок, —

Даже спит с доскою — сила в ём.

Он играет чисто, без помарок…»

Ничего, я тоже не подарок, —

У меня в запасе — ход конем.

Ох вы, мускулы стальные,

Пальцы цепкие мои!

Эх, резные, расписные

Деревянные ладьи!

Друг мой, футболист, учил: «Не бойся, —

Он к таким партнерам не привык.

За тылы и центр не беспокойся,

А играй по краю — напрямик!..»

Я налег на бег, на стометровки,

В бане вес согнал, отлично сплю,

Были "по хоккею тренировки…

В общем, после этой подготовки —

Я его без мата задавлю.

Ох вы, сильные ладони,

Мышцы крепкие спины!

Эх вы, кони мои, кони,

Ох вы, милые слоны!

«Не спеши и, главное, не горбись, —

Так боксер беседовал со мной, —

В ближний бой не лезь, работай в корпус,

Помни, что коронный твой — прямой».

Честь короны шахматной — на карте, —

Он от пораженья не уйдет:

Мы сыграли о Талем десять партий —

В преферанс, в очко и на бильярде, —

Таль сказал: «Такой не подведет!»

Ох, рельеф мускулатуры!

Дельтовидные — сильны!

Что мне легкие фигуры,

Эти кони да слоны!

И в буфете, для других закрытом,

Повар успокоил: «Не робей!

Ты с таким прекрасным аппетитом

Враз проглотишь всех его коней!

Ты присядь перед дорогой дальней —

И бери с питанием рюкзак,

На двоих готовь пирог пасхальный:

Этот Шифер — хоть и гениальный, —

А небось, покушать не дурак!»

Ох мы — крепкие орешки!

Мы корону — привезем!

Спать ложусь я — вроде пешки,

Просыпаюся — ферзем!

Не скажу, чтоб было без задорин:

Были анонимки и звонки, —

Я всем этим только раззадорен,

Только зачесались кулаки.

Напугали даже спозаранка:

«Фишер мог бы левою ногой —

С шахматной машиной Капабланка,

Сам он вроде заводного танка…»

Ничего, я тоже заводной!

Будет тихо все и глухо.

А на всякий там цейтнот

Существует сила духа

И — красивый апперкот.

II. Игра

Только прилетели — сразу сели.

Фишки все заранее стоят.

Фоторепортеры налетели —

И слепят, и с толку сбить хотят.

Но меня и дома — кто положит?

Репортерам с ног меня не сбить!..

Мне же неумение поможет:

Этот Шифер ни за что не сможет

Угадать, чем буду я ходить.

Выпало ходить ему, задире, —

Говорят, он белыми мастак! —

Сделал ход с е-2 на е-4…

Чтой-то мне знакомое… Так-так!

Ход за мной — что делать?! Надо, Сева, —

Наугад, как ночью по тайге…

Помню — всех главнее королева:

Ходит взад-вперед и вправо-влево, —

Ну а кони вроде — буквой «Г».

Эх, спасибо заводскому другу —

Научил, как ходят, как сдают…

Выяснилось позже — я с испугу

Разыграл классический дебют!

Все следил, чтоб не было промашки,

Вспоминал все повара в тоске.

Эх, сменить бы пешки на рюмашки —

Живо б прояснилось на доске!

Вижу, он нацеливает вилку —

Хочет есть. И я бы съел ферзя…

Под такой бы закусь — да бутылку!

Но во время матча бить нельзя.

Я голодный, посудите сами:

Здесь у них лишь кофе да омлет, —

Клетки — как круги перед глазами,

Королей я путаю с тузами

И с дебютом путаю дуплет.

Есть примата — вот я и рискую:

В первый раз должно мне повезти.

Я его замучу, зашахую —

Мне дай только дамку провести!

Не мычу, не телюсь, весь — как вата.

Надо что-то бить — уже пора!

Чем же бить? Ладьею — страшновато,

Справа в челюсть — вроде рановато,

Неудобно — первая игра.

…Он мою защиту разрушает —

Старую индийскую — в момент.

Это смутно мне напоминает

Индо-пакистанский инцидент.

Только зря он шутит с нашим братом —

У меня есть мера, даже две:

Если он меня прикончит матом,

Я его — через бедро с захватом,

Или — ход конем — по голове!

Я еще чуток добавил прыти —

Все не так уж сумрачно вблизи:

В мире шахмат пешка может выйти —

Если тренируется — в ферзи!

Шифер стал на хитрости пускаться:

Встанет, пробежится и — назад,

Предложил турами поменяться, —

Ну еще б ему меня не опасаться —

Когда я лежа жму сто пятьдесят!

Я его фигурку смерил оком,

И когда он объявил мне шах —

Обнажил я бицепс ненароком,

Даже снял для верности пиджак.

И мгновенно в зале стало тише,

Он заметил, что я привстаю…

Видно, ему стало не до фишек —

И хваленый пресловутый Фишер

Тут же согласился на ничью.

1972

Все так быстро меняется, что не поспеваешь с песнями. Они не пишутся каждый день, а события меняются каждый день. И надо как-то попытаться, чтобы они не были сиюминутными вещами, а чтобы какая-то доля обобщения во всем этом была. И поэтому я всегда выжидаю, — или стараюсь, наоборот, написать, когда еще ничего не случилось, — как было, например, с матчем Фишер — Спасский. Я написал эту песню за много-много времени до того, как начинался матч. Ну, и случилось почти точно так же, как я написал…

Я не предвосхищаю события — я пишу про то, что, как мне кажется, будет. Ну, в общем-то, это же ведь не про события. События — это только повод для того, чтобы по этому поводу, самое главное, не позубоскалить, а, может быть, даже скорее — попечалиться. Даже если в смешной форме. События — только повод для того, чтобы про это поговорить, про настроения свои. Я надеюсь, что и ваши тоже. А иначе я бы не приезжал петь к вам. (1979)

Кто за чем бежит

На дистанции четверка первачей —

Каждый думает, что он-то побойчей,

Каждый думает, что меньше всех устал,

Каждый хочет на высокий пьедестал.

Кто-то кровью холодней, кто горячей, —

Все наслушались напутственных речей,

Каждый съел примерно поровну харчей, —

Но судья не зафиксирует ничьей.

А борьба на всем пути —

В общем, равная почти.

— Расскажите как идут,

бога ради, а? —

Телевиденье тут

вместе с радио.

— Нет особых новостей —

все равнехонько,

Но зато накал страстей —

о-хо-хо какой!

Номер первый — рвет подметки как герой,

Как под гору катит, хочет под горой

Он в победном ореоле и в пылу

Твердой поступью приблизиться к котлу.

Почему высоких мыслей не имел? —

Потому что в детстве мало каши ел.

Голодал он в этом детстве, не дерзал, —

Успевал переодеться — и в спортзал.

Что ж, идеи нам близки —

Первым лучшие куски,

А вторым — чего уж тут,

он все выверил —

В утешение дадут

кости с ливером.

Номер два — далек от плотских тех утех, —

Он из сытых, он из этих, он из тех.

Он надеется на славу, на успех —

И уж ноги задирает выше всех.

Ох, наклон на вираже! — бетон у щек,

Краше некуда уже — а он еще.

Он стратег, он даже тактик, словом — спец, —

Сила, воля плюс характер — молодец!

Четок, собран, напряжен

И не лезет на рожон, —

Этот будет выступать

на Салониках

И детишек поучать

в кинохрониках,

И соперничать с Пеле

в закаленности,

И являть-пример

целеустремленности.

Номер третий — убелен и умудрен,

Он всегда второй надежный эшелон.

Вероятно, кто-то в первом заболел,

Ну, а может, его тренер пожалел.

И назойливо в ушах звенит струна:

У тебя последний шанс, эх, старина!

Он в азарте, — как мальчишка, как шпана,

Нужен спурт — иначе крышка и хана!

Переходит сразу он

В задний старенький вагон,

Где былые имена —

предынфарктные,

Где местам одна цена —

все плацкартные.

А четвертый, тот, что крайний, боковой, —

Так бежит — ни для чего, ни для кого:

То приблизится — мол, пятки оттопчу,

То отстанет, постоит — мол, так хочу.

Не проглотит первый лакомый кусок,

Не надеть второму лавровый венок.

Ну а третьему — ползти

На запасные пути.

Сколько все-таки систем

в беге нынешнем! —

Он вдруг взял да сбавил темп

перед финишем,

Майку сбросил — вот те на! —

не противно ли?

Поведенье бегуна —

неспортивное.

На дистанции четверка первачей,

Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.

Кто из них что исповедует, кто чей?…

Отделяются лопатки от плечей —

И летит уже четверка первачей!

1974

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги