Глава третья. На Курской дуге

В резерве Ставки. Вызов в Москву. Обстановка на фронте накаляется. Сражение под Прохоровной. В чем причина медленных темпов продвижения в ходе контрудара. Переход в контрнаступление и обеспечение ввода в сражение 1-й и 5-й танковых армий. Как была разгромлена томаровско-борисовская группировка противника. Еще раз о фальсификаторах Курской битвы.


После разгрома и пленения окруженных под Сталинградом немецко-фашистских войск 66-я армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандовании и к середине апреля сосредоточена юго-восточнее Воронежа в районе Олень-Колодезь, Лиски. Мечетка, Хреновое, Бобров. Здесь армия была включена в только что сформированный Резервный фронт, в состав которого уже входили 2-я резервная и 24-я армии и три танковых корпуса. Командовал фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов, а начальником штаба был генерал-лейтенант М. В. Захаров.

Кроме указанных объединений вскоре в состав фронта прибыли 46, 47, 53-я общевойсковые и 5-я гвардейская танковая армии, три танковых и два механизированных корпуса. Все эти войска располагались на рубеже Измалково, Ливны, река Кшень, Белый Колодезь — в затылок действующих впереди Центрального и Воронежского фронтов.

Для всех нас становилось ясно, что основные военные события 1943 года развернутся здесь, на курском направлении.

Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом, на Северном Кавказе и их отход на линию Севск, Рыльск, Сумы, Ахтырка, Славянск, Лисичанск, Таганрог потрясли до основания блок фашистских государств. Чтобы предотвратить его распад, укрепить резко пошатнувшийся престиж фашистской Германии, поднять моральный дух армии и населения, надо было взять реванш за поражение на Волге и Дону. С этой целью гитлеровское командование решило летом предпринять генеральное наступление на советско-германском фронте в районе Курского выступа. Это наступление в случае успеха должно было вернуть утраченную стратегическую инициативу и повернуть дальнейший ход войны в пользу вермахта.

Для осуществления этой операции, которой дали кодированное название «Цитадель», были созданы две крупные ударные группировки: одна — южнее Орла, а другая — северо-западнее Харькова. В их составе насчитывалось до 50 отборных дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, 2 танковые бригады, 3 отдельных танковых батальона и 8 дивизионов штурмовых орудий. Это составляло около 70 процентов танковых, до 30 процентов моторизованных и более 20 процентов пехотных дивизий от общего количества соединений, действовавших на советско-германском фронте., Для обеспечения операций наземных войск с воздуха на это направление было стянуто более 2 тысяч самолетов, или 60 процентов самолетного парка, находившегося на советско-германском фронте.

Этими силами враг рассчитывал концентрическим ударом на Курск окружить и уничтожить войска Центрального и Воронежского фронтов, а затем нанести удар в тыл войскам Юго-Западного фронта. В последующем предусматривалось развить наступление в северо-восточном направлении.

При подготовке к летней кампании 1943 года противник особое внимание уделял массированному применению новой боевой техники: тяжелых танков «тигр», средних — «пантера», штурмовых орудий «фердинанд», а также новых типов самолетов (истребителей «Фокке-Вульф-190а», штурмовиков «Хейнкель-129», модернизированных бомбардировщиков «Хейнкель-111»). Принимались необходимые меры по достижению внезапности наступления — путем проведения дезинформации и отвлекающих операций на других фронтах. «Ни одно наступление, — писал гитлеровский генерал Меллентин, — не было так тщательно подготовлено, как это.» [12]

Советское Верховное Главнокомандование внимательно следило за действиями противника, тщательно изучало его намерения. Поэтому оно своевременно раскрыло подготовку операции «Цитадель», ее замысел, определило направления готовящихся ударов, а затем и точное время начала наступления. Ни в одной из предшествовавших операции планы врага не были вскрыты так детально и глубоко, как накануне этой битвы.

В связи с этим в намеченный Ставкой план летнего наступления, предусматривавший нанесение главного удара на юго-западном направлении, были внесены существенные поправки.[13]

Советское командование стояло перед дилеммой — наступать под Курском или обороняться? Было принято решение встретить наступление немецко-фашистских войск преднамеренной глубокой, непреодолимой обороной, измотать и обескровить врага, а затем, перейдя в контрнаступление, завершить разгром ударных группировок — немецко-фашистских войск. Это контрнаступление должно было перерасти в общее наступление советских войск на огромном фронте.

Столь правильное, с большим предвидением стратегическое решение помог выработать коллективный разум и большой творческий опыт умудренных двумя годами войны наших государственных и военных руководителей.

Владея инициативой, располагая достаточными силами и средствами для наступления, советские войска с целью быстрейшего разгрома противника при наименьших потерях в личном составе, боевой технике и территории преднамеренно переходили к кратковременной обороне. Это был поистине новаторский и единственный в истории военного искусства случай, когда армия, переходящая к обороне, имела все необходимое для начала широких наступательных действий.

Основные усилия для нанесения сокрушительного удара по врагу сосредоточивались на орловском и белгородско-харьковском направлениях. Непосредственная оборона Курского выступа на северном фасе дуги возлагалась на войска Центрального фронта под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского. На вероятном направлении наступления врага находилась 13-я армия генерала Н. П. Пухова, усиленная большим количеством артиллерии, танков и инженерными средствами. На южном фасе оборонялись войска Воронежского фронта под командованием генерала армии Н. Ф. Ватутина. Здесь на направлении возможного удара противника организовали оборону две армии: на рубеже от Лаптево до Белгорода — 6-я гвардейская армия (командующий генерал И. М. Чистяков) и южнее этого рубежа — 7-я гвардейская армия (командующий генерал М. С. Шумилов).

Почти три месяца советские войска напряженно вели работы по организации прочной обороны, способной отразить массированные удары немецко-фашистских полчищ, особенно танков. На направлении ожидаемых ударов противника наша оборона достигала глубины до 300 км. Широкое развитие получила система траншей, различных инженерных сооружений и заграждений. Особое внимание уделялось созданию непреодолимой противотанковой обороны, основу которой составили противотанковые опорные пункты, противотанковые районы, артиллерийско-противотанковые резервы и подвижные отряды заграждений, а также хорошо организованная система огня всех видов оружия.

В то время во всех прифронтовых районах — Курской, Белгородской, Орловской и Воронежской областях — кипела работа по оборудованию оборонительных рубежей. Нам тогда говорили, что на оборонительных работах было занято более 300 тысяч человек. Но, когда мы проезжали по местам, где велись эти работы, казалось, что людей было больше. Работали буквально все местные жители — старики, женщины и даже дети.

После завершения сосредоточения соединений армии в новом районе Военный совет, штабы всех степеней и политорганы сразу же продолжили начатую еще под Сталинградом работу, которая обычно проводится после вывода войск из многомесячных напряженных боев, то есть приведение их в порядок. Прежде всего укрепляли тактическое звено — роты, батальоны и полки, создавали в них дееспособные партийные и комсомольские организации, укомплектовывали людьми и техникой, с тем чтобы подразделения и части как можно скорее могли планомерно заняться боевой и политической подготовкой.

Но в армии многого недоставало: личного состава, материальной части, вооружения, боеприпасов — всего того, без чего трудно сколачивать подразделения, части, соединения и готовить их к предстоящим боям. Ставка и Генеральный штаб понимали наше положение, старались сделать все возможное для приведения в боеспособное состояние оперативных объединении, находящихся в резерве. Для ускорения решения всех вопросов доукомплектования и технического оснащения командующих армиями, выведенными в резерв Ставки, зачастую вызывали в Москву. Такой вызов в апреле получил и я.

Сборы были недолгими. Захватив с собой необходимые справки и материалы, я в сопровождении адъютанта капитана А. П. Кириллова выехал в Москву. Путь наш пролегал через Воронеж, Задонск, Ефремов, Тулу — по памятным местам, где пришлось пережить тяжелые дни отступления осени 1941 года, где шли жаркие схватки с вражескими танковыми полчищами, рвавшимися к Москве.

В Москву прибыли только в середине второго дня пути. В гостинице ЦДКА, где мы остановились, быстро привел себя в порядок и поспешил в Генеральный штаб. Меня сразу же принял первый заместитель начальника Генерального штаба генерал А. И. Антонов. Он очень внимательно выслушал мой доклад о состоянии армии. Не преувеличивая, я нарисовал ему довольно печальную картину: дивизии были крайне малочисленны, слабо оснащены техникой и вооружением; армия не имела средств усиления.

— Хотя настроение личного состава приподнятое, — добавил я в заключение своего доклада, — усилить боевую готовность частей и соединений и подготовить их для решения предстоящих боевых задач возможно только после обеспечения армии в короткие сроки техникой, вооружением и необходимыми материальными запасами.

Алексей Иннокентьевич с должным пониманием отнесся к моим просьбам и сообщил, что наши заявки по всем видам довольствия будут удовлетворены.

— Принято решение о переименовании вашей армии в гвардейскую, — сказал он, — а с гвардейских соединений и объединений и спрос иной. Поэтому уже запланировано создать в армии два корпусных управления, усилить ее зенитной артиллерийской дивизией, реактивной и противотанковой артиллерией, а также другими частями специальных войск. Вопросами формирования стратегических резервов, укомплектования войск всем необходимым занимается Анастас Иванович Микоян. Поэтому вам надо сегодня же вечером явиться в Кремль для доклада и получения соответствующих указаний.

Мое пребывание в Генеральном штабе было непродолжительным. Но я не мог не заметить, что по сравнению с первыми днями войны здесь всюду царили деловитость и спокойствие. Чувствовалось, что ритм рабочего механизма Ставки отработан и налажен безупречно.

В тот же день вечером я приехал в Кремль. В приемной А. И. Микояна меня встретил вопросом ого помощник товарищ Барабанов:

— Вы готовы для доклада? У Анастаса Ивановича собраны все начальники родов войск и служб Наркомата обороны.

Я ответил утвердительно и после этого был приглашен в кабинет Анастаса Ивановича. Как сейчас помню, там находились генералы Е. А. Щаденко, П. Н. Воронов, Я. Н. Федоренко, М. П. Воробьев, Н. Д. Яковлев, В. И. Белокосков, а также командующий Войсками противовоздушной обороны страны генерал М. С. Громадин. Здесь так же, как и у А. И. Антонова, я коротко доложил о состоянии армии и представил заранее подготовленную справку о потребностях в людях, технике и вооружении.

Анастас Иванович Микоян тут же дал указания всем присутствовавшим начальникам в кратчайший срок выполнить наши заявки по всем видам и, уже обращаясь ко мне, сказал:

— Вы, товарищ Жадов, оставайтесь в Москве до полного решения вопросов по укомплектованию и оснащению поиск армии. Побывайте у начальников родов войск и служб и конкретно договоритесь с ними о сроках выполнения ваших потребностей. Съездите в Павшино, там для армии формируется зенитная артиллерийская дивизия и другие специальные части.

Последующие дни были целиком посвящены согласованию сроков обеспечения армии личным составом — у Е. А. Щаденко, артиллерийским вооружением — у П. Н. Воронова, бронетанковым вооружением — у Я. Н. Федоренко. Последний пообещал содействовать усилению армии танковым соединением. Забегая вперед, скажу, что Яков Николаевич свое обещание выполнил: вскоре армии был придан 10-й танковый корпус генерала В.Г.Буркова. Но воевать вместе с ним нам на Курской дуге не пришлось. Его забрали из армии перед самым выходом ее на рубеж Обоянь, Прохоровка, о чем мы очень сожалели.

В один из этих дней позвонил генерал Свиридов, который ведал кадрами сухопутных войск в Главном управлении кадров Наркомата обороны, и сообщил, что на следующий день мне надлежит явиться к Михаилу Ивановичу Калинину для получения правительственных наград. С особой теплотой вспоминаю эту встречу. Председатель Президиума Верховного Совета СССР — наш горячо любимый, всеми искренне уважаемый Всесоюзный староста — вручил мне сразу два ордена: Красного Знамени — за боевые дела на Брянском фронте в конце 1941 года и в начале 1942 года и Кутузова I степени — орденский знак № 3 — за успешные действия войск 66-й армии в Сталинградской битве.

Михаил Иванович сердечно, по-отечески поздравил с высокими правительственными наградами, которыми удостоила меня Родина. Затем я был приглашен на чашку чая. Как потом узнал, у Михаила Ивановича Калинина посидеть за чашкой русского чая вошло в обычай и этот обычай поддерживался независимо от того, кого он принимал и какие вопросы при этом рассматривались. В течение почти часа М. И. Калинин расспрашивал меня о жизни соединений и частей, интересовался постановкой боевой и политической учебы в перерывах между сражениями и особенно сейчас, когда мы пополнялись новым личным составом, в основном необстрелянным, пережившим в оккупации лишения и невзгоды. Говоря о важности правильного распределения людей но подразделениям, Михаил Иванович сказал:

— В ходе воспитательной работы надо использовать собственные традиции, сложившиеся в сражениях под Сталинградом, и особенно переименование армии в гвардейскую. Воевать в рядах советской гвардии — это большая честь. Наши солдаты должны ясно представлять, что, несмотря на крупные победы, впереди еще тяжелая борьба. Противник силен, нам нельзя его недооценивать. Используйте представившуюся передышку в полной мере для того, чтобы в любую минуту быть готовыми выступить для выполнения боевой задачи. Не забывайте никогда о питании людей, присматривайтесь, как они одеты. Опрятность и на войне играет немаловажную роль, — наставлял меня Михаил Иванович Калинин.

Пребывание в Москве, беседы с членами правительства, Государственного Комитета Обороны, руководством Генерального штаба позволили мне еще больше ощутить огромную, титаническую работу Центрального Комитета нашей партии по формированию и приведению в боевое состояние стратегических резервов. Для противодействия планам врага и его разгрома готовились большие силы.

…Оглянуться не успели, как пролетела неделя напряженного, кропотливого труда в Москве. Пора было возвращаться в армию. Выехали из столицы на рассвете. Когда проезжали по притихшим, еще сохранившим свой суровый военный вид улицам, невольно взгрустнулось. У каждого советского человека с Москвой связаны определенные события в жизни. И для меня Москва значила очень много. Здесь я учился, работал, стал настоящим кадровым командиром. Возмужав в Москве, успешно командовал соединениями, вырос до командующего армией. Родина доверила мне судьбы тысяч людей, массу техники. И сейчас в Москве меня принимают руководители партии и правительства, внимательно выслушивают, советуются. А кем я был?

Вспомнилось маленькое село Никольское на Орловщине, где 30 марта 1901 года в бедной крестьянской семье я родился. Семья была большая: отец, мать и семеро детей. С 8 лет пришлось пасти скот, работать днями и ночами у кулаков на уборке картофеля, капусты, фруктов, а зимой в лесу на заготовке дров — все за гроши. Несмотря на изнуряющую работу, успешно окончил церковноприходскую школу, но дальше учиться средств не было. Приближался Великий Октябрь. К нам в село приезжал из Москвы Иван Никитич Чиненов — большевик, вступивший в партию еще в начале первой мировой войны. Он проводил большую агитационную работу, особенно среди молодежи. В 1917 году И. Н. Чиненов организовал в селе партячейку, а затем и комсомольскую организацию. Я стал комсомольцем в 1919 году. К этому времени начал лучше разбираться, кто друзья и кто враги.

Осенью 1919 года, когда к нашим краям подошли полчища Деникина, я пошел добровольцем в Красную Армию. С тех пор моя жизнь неразрывно связана с жизнью Красной Армии. В марте 1920 года меня направили в город Орел на кавалерийские курсы красных командиров, а в октябре этого же года я стал краскомом и был назначен на должность командира взвода 3-го эскадрона 62-го кавполка 11-й кавалерийской дивизии 1-й Копной армии. Настоящее боевое крещение получил в боях с Врангелем. С любовью и большой сердечной благодарностью вспоминаю своих первых учителей и наставников: командира дивизии Ф. М. Морозова, комиссара П. В. Бахтурова, командира бригады Г. Г. Колпакова, командира полка Атаманова. Много пришлось исколесить боевых дорог в рядах Красной Армии при разгроме махновщины, бандитизма в Белоруссии, басмачества в Средней Азии. В начале 1921 года стал членом ленинской партии.

В родную Москву впервые попал в 1928 году — на Военно-политические курсы. Затем учеба в академии имени М. В. Фрунзе (с 1931 по 1934 год) вместе с И. X. Баграмяном, П. С. Рыбалко, А. Д. Сидельниковым, Л. М. Сандаловым, В. Т. Обуховым, А. Ф. Казанкиным, и после се окончания служба в войсках на различных должностях — начальника штаба полка, начальника оперативной части штаба дивизии, начальника штаба корпуса.

…После моего возвращения в штаб армии было созвано расширенное заседание Военного совета с участием начальников родов войск и служб, командиров дивизий, армейских частей и командиров полков. С большим интересом был выслушан мой доклад о поездке в Москву и предстоящих мероприятиях по организационному усилению армии, ее оснащению вооружением, техникой и материальному обеспечению.

Вскоре, выполняя указания Генерального штаба, мы сформировали два корпусных управления. 32-й гвардейский стрелковый корпус имел в своем составе 13-ю и 66-ю гвардейские стрелковые и 6-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизии. Командиром корпуса был назначен Герой Советского Союза генерал-майор А. И. Родимцев. Командуя под Сталинградом 13-й гвардейской стрелковой дивизией, Александр Ильич проявил себя отважным, умелым комдивом, пользовался огромным авторитетом и любовью у подчиненных.

В состав 33-го гвардейского стрелкового корпуса вошли 95-я и 97-я гвардейские стрелковые и 9-я гвардейская воздушно-десантная дивизии. Командовал корпусом генерал-майор И. И. Попов. 42-я гвардейская стрелковая дивизия (командир генерал-майор Ф. А. Бобров) оставалась в непосредственном подчинении армии. В состав армии также вошли вновь сформированная 29-я зенитно-артиллерийская дивизия (командир полковник М. А. Вялов), гвардейский полк реактивных минометов («катюш»), два отдельных истребительных противотанковых артиллерийских полка и другие части — инженерные, связи и тыловые. В оперативное подчинение армии, как я уже упомянул выше, был передан 10-й танковый корпус (командир генерал-лейтенант танковых войск В. Г. Бурков).

Вскоре в армию начала интенсивно поступать боевая техника, прибывать пополнение.

Укомплектование армии личным составом, в основном молодежью, позволило нам заново пересмотреть состав стрелковых и пулеметных рот, артиллерийских и минометных батарей и других подразделений, равномерно распределить по подразделениям рядовых и сержантов, имеющих боевой опыт. Состав стрелковых рот был доведен до 80–85 человек. Не ослабляя боевых стрелковых подразделений, мы создали довольно внушительный резерв при армейском запасном полку — около 5000 человек и при учебных батальонах каждой дивизии — до 500 человек. Командирами в учебные части и подразделения были назначены офицеры и сержанты с большим боевым опытом. Эти меры впоследствии полностью себя оправдали. С выходом к Днепру мы смогли значительно восполнить потери за счет собственных учебных подразделений.

Штабом армии совместно с командующими родами войск, начальниками служб и политотделом был детально разработан план боевой и политической подготовки войск, командирской учебы, штабных тренировок с учетом сроков поступления людей и техники. Обобщался боевой опыт, полученный в боях под Сталинградом, и все, что было по-, учительным, использовалось в боевой подготовке войск и штабов.

Большим событием в нашей жизни в те дни было преобразование армии в 5-ю гвардейскую. Этот акт — признание мужества, стойкости, отваги и героизма личного состава в боях под Сталинградом.

Военный совет, командиры, политработники, партийные и комсомольские организации провели большую работу среди личного состава, разъясняя значение этого знаменательного события в боевой биографии армии. В частях царил огромный подъем: ветераны армии и молодые воины выражали решимость бить ненавистного врага по-гвардейски. Все это, естественно, способствовало повышению качества боевой и политической подготовки.

9 мая 1943 года войска армии по указанию Ставки начали перегруппировку в район западнее Старого Оскола. Там готовился оборонительный рубеж Степного военного округа, и на участке Заосколье, Александровка, Белый Колодезь его должна была оборудовать 5-я гвардейская армия.[14] Перегруппировка армии проходила по территории, недавно освобожденной от гитлеровских захватчиков. Многие дороги, районы, удобные для привалов и отдыха, таили в себе грозную опасность: они еще не были полностью очищены от вражеских мин, неразорвавшихся снарядов. Особенно неблагополучно обстояло дело на рубеже реки Дон. Все это требовало четкой организации марша и соблюдения дисциплины в ходе передвижения. Несмотря на то что при подготовке к маршу во всех звеньях была проведена большая разъяснительная работа, особенно среди нового пополнения, подрывы людей и техники на минах все же случались.

Из-за неосмотрительности и, я бы сказал, пренебрежения возможной опасностью погиб герой Сталинграда, командир 97-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор М. А.Усенко. Объезжая полки вместе с начальником политотдела дивизии полковником В. Ф. Смирновым и еще двумя офицерами штаба с целью проверки их готовности к маршу, он требовал соблюдения строжайшей дисциплины и осмотрительности, использования для движения только запланированных дорог, но сам же нарушил это правило.

12 мая, следуя на машине в расположение 1151-го стрелкового полка, Усенко решил сократить расстояние и приказал при въезде в деревню Урьево-Покровскою повернуть на натоптанный колонный путь. Несмотря на то что здесь был установлен шлагбаум и местные жители уговаривали не ездить по этой дороге, комдив остался непреклонен. Завершив работу в полку, генерал Усенко возвращался по этой же дороге. Но на этот раз при въезде в деревню машина наскочила на мину, раздался оглушительный взрыв, генерал-майор М. А. Усенко, два командира и водитель погибли. Полковник Смирнов избежал этой трагической участи, так как остался в полку. Я узнал о происшествии, находясь в районе Старого Оскола на рекогносцировке оборонительного рубежа, и не только был потрясен, но и недоумевал, как опытный генерал, которого я только накануне строго предупреждал о соблюдении осторожности, мог нарушить это требование.

Я рассказал подробнее об этом случае для того, чтобы подчеркнуть, что дисциплина, точное исполнение приказов являются законом для всех, независимо от служебного положения. Забвение этих требований не раз приводило к печальным последствиям, неоправданной гибели людей и техники.

Соединения первого эшелона армии — 13-я и 66-я гвардейские стрелковые дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса и 95-я и 97-я гвардейские дивизии 33-го гвардейского стрелкового корпуса, — совершив более чем 300-километровый марш, к утру 16 мая прибыли в отведенные им полосы на оборонительном рубеже и приступили к его оборудованию на участках: 13-я дивизия — Заосколье, Александровка; 66-я дивизия — (иск.) Александровка, (иск.) Русановка; 97-я дивизия — Русановка, Калинкин и 95-я дивизия — безымянная высота в 5 км севернее Скородное, Белый Колодезь.

Спустя пять дней сюда вышли соединения вторых эшелонов корпусов, которые сосредоточились: 6-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Ржавец, Салтыково; 9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — (иск.) Салтыкове, Кутузово, совхоз «Старый Оскол». Дивизия армейского подчинения — 42-я гвардейская — Малахов, Ольшанка, Воскресеновка. Указанные соединения приступили к оборудованию второй полосы на оборонительном рубеже Степного военного округа.

10-й танковый корпус сосредоточился юго-восточнее Старого Оскола. Специальные армейские части и соединения — между дивизиями первого и второго эшелонов. Штаб армии — в населенном пункте Новая Деревня.

Войска армии в этот период выполняли две основные задачи: готовили мощный оборонительный рубеж и занимались сколачиванием частей и подразделений к решающим летним сражениям. В связи с этим на боевую подготовку отводилось 6–9 часов в сутки и на оборонительные работы — 4–6 часов.

Хотя нагрузка на людей была очень высокая, все намеченные мероприятия выполнялись строго по плану. В тактической подготовке преобладала наступательная тематика. Большое внимание уделялось разведке, борьбе с танками противника, организации противовоздушной обороны. Все учения подразделений и частей проводились с участием артиллерии, специальных войск. Многие учения проходили с боевой стрельбой.

И конце июня 1943 года командующим Степным военным округом был назначен генерал-полковник И. С. Конев, имевший к тому времени уже большой опыт руководства крупными оперативными объединениями. Иван Степанович со свойственной ему энергией занялся вопросами боевого сколачивания соединений и объединений и подготовки их к предстоящим сражениям.

К началу июля части и соединения армии были в достаточной степени укомплектованы и подготовлены к выполнению боевых задач, оснащены вооружением и боевой техникой.

К этому времени армия оборудовала оборонительный рубеж, состоящий из двух оборонительных полос с предпольем. Каждая полоса включала две позиции. Передний край первой полосы проходил по линии Заосколье, Александровка, Русановка, Скородное, Белый Колодезь. Вторая полоса была оборудована в 10–15 км от переднего края первой полосы и проходила по рубежу Ржавец, Салтыково, Богословка, Ольшанка.

Глубина оборонительного рубежа составляла 40 км.

Оперативное построение армии на оборонительном рубеже было следующее. 32-й гвардейский стрелковый корпус занимал позиции на правом фланге армии. В его первом эшелоне были 13-я и 66-я гвардейские стрелковые дивизии и во втором — 6-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. На левом фланге армии располагался на позициях 33-й гвардейский стрелковый корпус, в первом эшелоне которого были 97-я и 95-я гвардейские стрелковые дивизии, во втором — 9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. 42-я гвардейская стрелковая дивизия располагалась на второй полосе в качестве резерва армии.

Готовя войска к предстоящим боям, мы прекрасно понимали, что армия может быть использована или в составе Степного военного округа, преобразующегося при первой же необходимости во фронт, или передана одному из обороняющихся впереди фронтов. Поэтому для меня не явился неожиданностью вызов в конце июня к командующему Воронежским фронтом генералу армии Н. Ф. Ватутину.

Заслушав мой доклад о состоянии войск армии, Николай Федорович сказал:

— По имеющимся данным, в ближайшее время ожидается наступление противника на Курск. Обстановка может сложиться так, что армии придется по тревоге выходить на угрожаемое направление. Поэтому все части и соединения необходимо привести в полную боевую готовность, с тем чтобы обеспечить их быстрое прибытие в назначенные районы.

После этого я встретился с генералом С. П. Ивановым, который возглавлял штаб фронта. Он ознакомил меня с общей обстановкой на советско-германском фронте и более подробно — в полосе фронта.

Поскольку армия могла быть задействована в составе фронта уже в период оборонительного сражения, то мною заранее с группой офицеров штаба была проведена рекогносцировка местности и дорог на вероятном направлении действий армии — Обоянь и Прохоровка. В ходе рекогносцировки состоялась обстоятельная беседа по вопросам взаимодействия с командующим 6-й гвардейской армией генерал-лейтенантом И. М. Чистяковым на его наблюдательном пункте.

Утром 5 июля 1943 года началась Курская битва. Ударные группировки немецко-фашистских войск двинулись на Курск с севера и юга.

Мы внимательно следили за ходом развернувшихся ожесточенных сражений на Воронежском и Центральном фронтах. А обстановка там все больше обострялась, особенно в полосе 6-й гвардейской армии Воронежского фронта, где противник наносил главный удар.

В ночь на 7 июля из состава нашей армии убыл на этот фронт 10-й танковый корпус, который к полудню сосредоточился в районе Прохоровка, Ямки, Правороть. Через день пришел и наш черед. Прилетевший 8 июля на командный пункт армии генерал-полковник И. С. Конев сообщил, что приказом Ставки 5-я гвардейская армия переходит в подчинение командования Воронежского фронта, и тут же поставил задачу: к утру 11 июля выйти на рубеж реки Псёл, занять оборону и не допустить дальнейшего продвижения противника на север и северо-восток. И. С. Конев предупредил, что восточнее Прохоровки к исходу дня 9 июля сосредоточиваются корпуса 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта танковых войск П. А. Ротмистрова.

Итак, армия получила боевую задачу совершить форсированный 120–140-километровый марш и занять оборону. Необходимо подчеркнуть, что командованию, штабу и соединениям армии в период с 8 по 23 июля (до окончания оборонительного сражения на Воронежском фронте) приходилось действовать в чрезвычайно сложной обстановке. За этот отрезок времени нам пришлось дважды переходить к обороне и дважды организовывать наступление. Причем переход от одних действий к другим осуществлялся в крайне сжатые сроки.

Выдвижение армии на указанный рубеж мы провели организованно и быстро, этому помогла проведенная заранее рекогносцировка… Согласно принятому мною решению штаб армии, возглавляемый генерал-майором П.И. Ляминым, В Считанные часы спланировал марш: наметил полосы и маршруты движения для корпусов, рубежи регулирования, районы привалов. Для каждого корпуса выделялось по четыре маршрута, из расчета два на каждую дивизию первого эшелона. Для штаба армии и армейских частей выделялся отдельный маршрут. В это время мною были поставлены задачи на марш командирам корпусов, частям и соединениям армейского подчинения.

Закончив с организацией марша, я с членом Военного совета генерал-майором Л. М. Кривулиным, командующими артиллерией, бронетанковыми войсками, армейским инженером, группой офицеров оперативного и разведывательного отделов штаба, подразделениями связи выехал вперед, в район нового расположения КП армии — лес в 1,5 км юго-западнее Яригино. Контроль за совершением марша осуществлял, мой первый заместитель генерал-майор М. И. Козлов, а также начальник штаба, которые следовали с колонной штаба армии по центральному армейскому маршруту.

Армия не была обнаружена авиаразведкой противника и совершила марш без каких-либо помех. Ее прикрытие с воздуха осуществлялось силами 29-й зенитной артиллерийской дивизии (командир дивизии полковник М. А. Вялов), которая двигалась от рубежа к рубежу на уровне колонн соединений корпусов первого эшелона. Кроме того, войска армии очень хорошо прикрывались истребительной авиацией Степного фронта.

10 июля в районе КП армии я встретил представителя Ставки Верховного Главнокомандования Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Это была моя первая встреча с Александром Михайловичем. Я доложил ему о состоянии армии, а также о полученной задаче. Александр Михайлович был очень озабочен. Он сказал мне:

— Обстановка в полосе 6-й гвардейской и 1-й танковой армий очень сложная. Противник рвется на Обоянь. Хотя наши войска и остановили его продвижение, но не исключена возможность, что он перегруппирует свои главные силы, попытается нанести удар на Прохоровку и далее повернуть на север, чтобы обойти Обоянь с востока. Поэтому нужно быстрее выйти на указанный рубеж, организовать оборону и не допустить прорыва противника за реку Псёл.

Таким образом, в разговоре с А. М. Василевским шла речь главным образом об обороне, а о возможном участии армии в контрударе фронта даже не упоминалось.

В своем донесении И. В. Сталину о действиях войск фронта за 7 июля генерал армии Ватутин также ничего не говорил о контрударе. Он высказал просьбу Верховному Главнокомандующему «для прочного прикрытия обояньского направления и, главное, для обеспечения своевременного перехода войск в контрнаступление в наиболее выгодный момент необходимо теперь же начать быстрое выдвижение армии генерала Жадова в районе Обоянь, Прохоровка, Марьино; а армии генерала Ротмистрова в районе Призначное (10 км вост. Прохоровка)…»[15]

Утром 11 июля дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса начали занимать оборону по северному берегу реки Псёл на участке Обоянь, Ольховатка. Впереди атаки небольших групп танков противника отражали части 31-го и 10-го танковых корпусов 1-й танковой армии[16] совместно с частями 51-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии.

Соединения 33-го гвардейского стрелкового корпуса занимали оборону на рубеже Семеновка, Веселый. Перед ними вела тяжелый бой с танками противника 52-я гвардейская стрелковая дивизия 6-й гвардейской армии. Сплошного фронта не было. Поэтому части 95-й гвардейской стрелковой дивизии, которой в этот период командовал заместитель командира — полковник А.Н. Ляхов, и 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полковника А М. Сазонова, не успев занять оборону, вынуждены были с ходу вступить в бой с атакующими частями 2-го танкового корпуса СС. Первым принял удар врага 3-й батальон 26-го гвардейского воздушно-десантного полка 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, который оборонял совхоз «Октябрьский». Он был атакован батальоном пехоты противника при поддержке 40 танков. Атаке предшествовали короткая, но мощная артиллерийская подготовка и бомбовый удар немецкой авиации. Завязался ожесточенный бой. Гвардейцы мужественно отражали атаки вражеской пехоты и танков. Но силы были неравными, и противник начал теснить наши подразделения. Яростным атакам подверглись 287-й гвардейский стрелковый полк и 290-й полк 95-й гвардейской стрелковой дивизии.

Наблюдая за началом оборонительного сражения, я сделал вывод, что противник нащупывает наши слабые места, с тем чтобы ввести в действие свои главные силы. И действительно, уже в середине дня на высоту 252,2 и в направлении совхоза «Октябрьский» гитлеровцы бросили в бой до сотни танков. По позициям 26-го гвардейского воздушно-десантного полка гвардии подполковника Г. М. Кашперского и 287-го гвардейского стрелкового полка гвардии подполковника Ф. М. Заярного нанесли бомбовый удар более 50 бомбардировщиков врага.

Земля дрожала от разрывов снарядов и бомб. Ожесточенный бой длился весь день. К вечеру пришлось ввести в дело резерв армии — 42-ю гвардейскую стрелковую дивизию — и перебросить сюда же истребительно-противотанковый и реактивный минометный полки. К ночи враг, продвинувшийся всего на 2–3 км, был остановлен.

Надо признать, мы не предполагали, что события на фронте будут развиваться столь стремительно и что нам не удастся заблаговременно занять оборону на рубеже Обоянь, Прохоровка. К тому же при совершении марша соединения не выделили сильные передовые отряды. Это привело к тому, что главным силам дивизий пришлось развертываться непосредственно под воздействием наступающих гитлеровцев.

К исходу дня 11 июля на этом участие Воронежского фронта наступил опасный кризис.

Вечером я получил приказ командующего фронтом, в котором армии ставилась задача с утра 12 июля нанести контрудар левофланговым 33-м стрелковым корпусом совместно с 5-й гвардейской танковой армией в направлении Большие Маячки; правофланговым 32-м корпусом совместно с 6-й гвардейской армией — в направлении Красная Поляна, Гремячий. Ближайшей задачей 5-й гвардейской армии был выход в район Грязное, Малые Маячки, Тетеревино, совхоз «Комсомольский», последующей — в район Погореловка, Яковлево.

На организацию контрудара оставалось всего несколько часов светлого времени и короткая летняя ночь. За это время нужно было многое сделать: принять решение, поставить задачи соединениям, провести необходимую перегруппировку, распределить и расставить армейскую и приданную армии артиллерию: вечером на усиление армии прибыли минометная и гаубичная артиллерийская бригады. К сожалению, они имели крайне ограниченное количество боеприпасов — меньше половины боекомплекта. Напомню читателю, что танков мы не имели вообще.

Вся организационная работа проходила на НП армии. Решение на контрудар принималось в присутствии руководящего состава штаба и управлений армии. Здесь же начальник оперативного отдела наносил его на карту с указанием задач корпусам и дивизиям, Одновременно эти задачи оформлялись в виде боевых распоряжений и с офицерами связи отправлялись по назначению. Затем были определены задачи артиллерии, инженерным войскам, а также решены другие вопросы, связанные с предстоящим наступлением. После завершения всей этой работы большая часть офицеров штаба и управлений армии, политического отдела отправилась в соединения и части, для того чтобы помочь их командирам подготовить подчиненных к выполнению поставленных задач.

К рассвету 12 июля в исходное положение для наступления (южнее реки Псёл) были выведены дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса, проведена некоторая перегруппировка. Так, 6-я гвардейская воздушно-десантная дивизия гвардии полковника М. И. Смирнова из состава корпуса переводилась в армейский резерв, сосредоточивалась в районе Средняя Ольшанка, Остренький с задачей быть в готовности к вводу в бой в общем направлении Петровка, Васильевка, Грязное; 42-я-гвардейская стрелковая дивизии генерал-майора Ф. А. Боброва переподчинялась 33-му корпусу для обеспечения стыка 9-й воздушно-десантной и 95-й стрелковой дивизий. Была проведена перегруппировка и внутри 33-го гвардейского стрелкового корпуса.

Ночь на 12 июля была на редкость спокойная, но мы знали, что это было затишье перед бурей. Каждый гвардеец прекрасно понимал, что наступил решающий момент. Многие бойцы и командиры в эту ночь подали заявления о приеме в члены партии и в ряды ленинского комсомола. Заявления, как правило, были краткими: «Прошу принять в члены партии. С врагом буду биться до последней капли крови».

Наступило утро. В 8 часов 30 минут после короткого артиллерийского налета начали атаку наносившие главный удар 18, 29 и 2-й гвардейский танковые корпуса, входившие в состав 5-й гвардейской танковой армии. Одновременно перешли в наступление три эсэсовские танковые дивизии: «Мертвая голова», «Рейх» и «Адольф Гитлер», имевшие в своем составе около 500 танков. Командовали этими дивизиями опытные генералы вермахта. Кроме того, сюда подошли основные силы 3-го танкового корпуса гитлеровцев, в котором насчитывалось до 200 танков. Развернулось ожесточенное, известное теперь всему миру танковое сражение под Прохоровкой. С обеих сторон в районах западнее и южнее Прохоровки в сражении участвовало около 1200 танков.

Вместе с танкистами 5-й гвардейской танковой армии поднялись в атаку дивизии 33-го гвардейского стрелкового корпуса. Однако продвинуться вперед им не удалось. Правофланговые 95-я и 42-я гвардейские стрелковые дивизии были атакованы частями танковой дивизии СС «Мертвая голова» (более 100 танков). С беззаветной храбростью сражались гвардейцы с танками и мотопехотой противника. Артиллеристы и бронебойщики расстреливали в упор вражеские танки, бились до последнего патрона, снаряда.

Во второй половине дня большой группе вражеской мотопехоты с танками удалось на узком участке прорваться через боевые порядки наших дивизий в направлении высоты 226,6 и выйти в район хутора Полежаев, что западнее Прохоровки. Дальше к востоку наших войск не было, там располагались только штабы, тыловые части и учреждения армии. Создалось опасное положение на флангах 5-й гвардейской танковой армии и 33-го гвардейского стрелкового корпуса. Генерал П. А. Ротмистров выдвинул в полосу корпуса 24-ю танковую и 10-ю механизированную гвардейские бригады, которые совместно со стрелковыми частями контратаковали прорвавшуюся вражескую группировку, нанесли ей значительные потери и вынудили перейти к обороне.

Наступавшие на правом фланге 13-я и 66-я гвардейские стрелковые дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса были атакованы частями 11-й танковой дивизии противника, на их боевые порядки обрушились удары бомбардировочной авиации. Нашим соединениям пришлось вести борьбу с вражескими танками только своими штатными средствами, и поэтому продвижение их было небольшим — 1–2 км. Левофланговой 97-й гвардейской стрелковой дивизии полковника И. И. Анциферова, против которой действовала вражеская мотопехота без танков, удалось продвинуться вперед на 3–4 км и закрепиться на достигнутом рубеже.

В моей памяти никогда не изгладятся воспоминания об умелых и дерзких действиях воинов двух 5-х гвардейских армий — танковой и общевойсковой — в сражении под Прохоровкой. Беспримерная стойкость, массовый героизм были нормой поведения всех гвардейцев в этом кровопролитном сражении.

…В 12 часов 15 минут пехота и до 100 танков противника предприняли контратаку в направлении высоты 230,7. Вскоре в этот район прорвалось более 40 танков и несколько сотен мотоциклистов. Находясь на наблюдательном пункте, оборудованном на этой же высоте, я приказал командиру 233-го гвардейского артиллерийского полка подполковнику А. П. Ревину уничтожить фашистские танки. В ожесточенном бою, развернувшемся на южных скатах высоты, гвардейцы-артиллеристы стояли насмерть.

Находясь ОТ места боя в 200–300 метрах, я наблюдал за ним. Как сейчас вижу сержанта, коммуниста, командира орудия Андрея Борисовича Данилова — сибиряка-красноярца, воина-сталинградца. Рядом с ним стояли насмерть украинец Панченко, казах Ибраев, башкир Абдульманов, узбек Латынов, мордвин Панкратов. Когда в неравном поединке с врагом пал весь расчет, Данилов продолжал единоборство с наступающими танками. После гибели соседнего расчета к орудию встал командир полка Ревин. На моих глазах Ревин поджег вражескую «пантеру», а гвардейцы-артиллеристы автоматным огнем и гранатами остановили мотоциклистов.

На поле боя остались 16 сожженных танков с крестами на бортах и сотни трупов вражеских мотоциклистов и автоматчиков. Но и многие воины-гвардейцы навсегда остались лежать у подножия высоты 236,7…

Вся армия знала отважных бронебойщика Мухтара Амирова, командира роты гвардии старшего лейтенанта Давыдова, командиров батальонов гвардии майоров Козубского, Ветушкина, командиров полков гвардии подполковников Заярного, Панихина, Власенко, Белецкого, зенитчиков дивизии полковника Вялова и многих других. С особой теплотой хочу отметить одного из командиров полков 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизии — подполковника П. П. Назарова. Надо сказать, что он не был кадровым военным. До войны окончил Московскую консерваторию и стал хорошим музыкантом. В тяжелое для нашей Родины время П. Н. Назаров сменил музыкальные инструменты на боевое оружие и уже к 12 июля временно командовал полком. В последующих боях был два раза ранен, но оставался в строю. После войны он стал видным военным дирижером, генерал-майором. В течение многих лет Назаров дирижировал сводным оркестром во время парадов на Красной площади.

Как всегда, впереди были коммунисты и комсомольцы. Они находились на самых ответственных участках боя, являя собой пример героизма и отваги. За период битвы под Курском непрерывно росли ряды партийных организаций. Только с 11 по 15 июля 1943 года партийные организации нашей 5-й гвардейской армии пополнились более полутора тысячами кандидатов и членов партии.

Много теплых слов хотелось бы сказать в адрес летчиков 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского, которые прикрывали нас с воздуха и днем и ночью наносили удары по врагу.

…В ожесточенных боях 12 и 13 июля ударная группировка противника, потерявшая большое количество живой силы и техники, особенно танков, была остановлена. Однако немецко-фашистское командование не отказалось от намерений прорваться к Курску в обход Обояни с востока. В свою очередь войска, участвовавшие в контрударе Воронежского фронта, делали все, чтобы выполнить поставленные им задачи. И это противоборство двух группировок — наступающей немецкой и наносящей контрудар нашей — продолжалось вплоть до 16 июля, в основном на тех рубежах, которые они занимали.

16 июля 5-я гвардейская армия и наши соседи получили приказ командующего Воронежским фронтом о переходе к жесткой обороне. В приказе это мотивировалось тем, что хотя противнику нанесены большие потери в личном составе и материальной части и его план по захвату Обояни и Курска сорван, однако он не отказался от своих целей и стремится ежедневным наступлением главными силами обойти Обоянь с востока, а также расширить захваченный плацдарм. Для того чтобы окончательно истощить силы наступающего противника, армиям Воронежского фронта следует перейти к упорной обороне на занимаемых рубежах с задачей не допустить ее прорыва противником[17]. Требования о совершенствовании обороны с развитой системой огня и инженерно-минных заграждений штабом фронта подтверждались до 18 июля. Одновременно с организацией обороны мы должны были вести активную разведку противника усиленными стрелковыми батальонами с целью захвата тактически важных высот, примыкающих к его переднему краю[18].

В ходе боевых действий усиленных батальонов, а также разведки поисками обнаружилось, что активность противника резко упала, а интенсивность огня у переднего края, наоборот, еще больше повысилась. Мы доложили об этом в штаб фронта. Как потом стало известно, немецко-фашистское командование в эти дни часть танковых дивизий выводило из ударной группировки для переброски их на другие участки фронта (в район Орла и в Донбасс).

18 июля армия перешла к преследованию противника, начавшего отход. Времени на его организацию было всего несколько часов. Мы успели поставить задачи командирам корпусом и дивизии: какими наиболее важными опорными пунктами противника необходимо овладеть, потребовали ближе подтянуть артиллерию к наступающим частям. Стрелковые дивизии наступали в широких полосах в том построении, В котором они занимали оборону. Поэтому продвинулись они лишь на 5–7 км. На следующий день, проведя необходимую перегруппировку и уплотнив боевые порядки дивизий, мы добились больших результатов: продвинулись на глубину 10–15 км. К вечеру 23 июля противник, действовавший в полосе нашей и соседних армий, был отброшен на рубеж, с которого он начал наступление 5 июля.

Таким образом, контрудар, предпринятый войсками Воронежского фронта 12 июля, в своем развитии разделяется как бы на два этапа: с 12 по 16 июля, когда наши армии, наносящие контрудар, вели борьбу с наступающей группировкой противника, и с 18 по 23 июля, когда они сами начали наступление против врага, отводившего свои войска, со средним темпом продвижения 5–6 км в сутки.

Часто нам, непосредственным участникам боев под Прохоровкой, задают вопрос: чем объясняются столь медленные темпы продвижения армий Воронежского фронта в ходе развития контрудара с 12 по 23 июля?

Попробую ответить на этот вопрос, исходя главным образом из опыта соединений 5-й гвардейской армии. Первая причина, на мой взгляд, заключается в том, что противник, хотя и понес большие потери в ходе наступления, располагал еще значительными силами, особенно в танках и авиации, для ведения активной обороны. Немецко-фашистские войска оказывали нашим наступающим соединениям упорное сопротивление, часто переходили в контратаки танковыми группами в составе до 30 и более танков.

В то же время соединения 5-й гвардейской армии наступали в широкой полосе, достигающей 50 и более километров, к тому же не могли нанести достаточно эффективное огневое поражение противнику, ибо располагали только своими штатными силами и средствами. Да и в армии средств усилении было мало. Я, например, мог маневрировать только двумя армейскими противотанковыми полками, полком гвардейских минометов и приданной минометной бригадой, которая имела 0,5 боекомплекта. Особенно сказалось на темпах нашего наступления отсутствие в боевых порядках стрелковых дивизий танков непосредственной поддержки пехоты.

Считаю необходимым отметить также и вторую причину. Армия вводилась в бой, а мы слабо знали обстановку, которая была на этом участке крайне сложной и напряженной. Информация штаба армии о действиях противника и своих войск фронтовым командованием была нерегулярной. Это, по-видимому, объяснялось тем, что враг еще рвался вперед. Нельзя сказать, что мы не интересовались тем, что творится впереди. В поисках этой информации мне удалось 11 июля встретить заместителя командующего 6-й гвардейской армией генерала К. П. Трубникова. Его сведения в какой-то мере помогли уточнить детали предстоящих действий армии.

Помню, 16 июля к нам на КП прибыл представитель Ставки, заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Он поинтересовался, как был организован ввод армии для нанесения контрудара 12 июля. По этому вопросу он беседовал со мной, с командирами корпусов, командующим артиллерией армии генерал-майором Г. В. Полуэктовым. Оставшись со мной наедине, он выразил недовольство организацией ввода армии в бой и сделал мне строгое внушение за то, что полностью укомплектованная личным составом, хорошо подготовленная к выполнению боевых задач армия вводилась в сражение без усиления танками, достаточным количеством артиллерии и крайне слабо обеспеченной боеприпасами. В заключение Георгий Константинович сказал:

— Если по каким-либо причинам штаб фронта не сумел своевременно обеспечить армию всем необходимым, то вы должны были настойчиво просить об этом командующею фронтом или в крайнем случае обратиться в Ставку. За войска армии и выполнение ими поставленной задачи отвечают прежде всего командарм, командиры корпусов и дивизии.

Я всю войну помнил это указание Маршала Советского Союза Г. К. Жукова и руководствовался им. Между прочим, обращаться в Ставку за какими-либо разъяснениями и помощью — такие мысли мне и в голову тогда не пришли.

Не могу не вспомнить еще об одном случае, который произошел в те дни. На должность заместителя командующего фронтом, по-видимому в порядке стажировки, С Дальнего Востока прибыл генерал армии И. Р. Апанасенко, с которым мы расстались в Средней Азии накануне войны. Он по-прежнему был полон энергии, стремился поскорее разобраться в обстановке, рвался на передовую. Встретив в один из напряженных дней Апанасенко, я вместе с ним поехал в один из корпусов, затем в соседнюю 1-ю танковую армию. Вернулись, наскоро перекусили и договорились, что немного отдохнем и поедем в армию к И. М. Чистякову. Всю предыдущую ночь я не спал: мы готовили контрудар по врагу. Поэтому после обеда прилег, наказав разбудить через пару часов. Апанасенко, не дождавшись меня, уехал в 6-ю гвардейскую армию. Проснувшись, я, не мешкая, поехал за ним и по дороге узнал, что Иосиф Родионович тяжело ранен. Оказывается, направляясь с командного пункта И. М. Чистякова к своей машине, он попал под бомбежку. 5 августа 1943 года герой гражданской войны, замечательный советский военачальник И. Р. Апанасенко скончался…

Но вернемся к событиям 23 июля, когда немецко-фашистским войскам, отошедшим на рубеж, с которого они начали операцию «Цитадель», удалось вновь закрепиться на нем. С выходом наших армий к этому рубежу закончился оборонительный этап Курской битвы. Была одержана крупная победа над врагом, гитлеровцы понесли невосполнимые потери. Планы фашистского командования на летнюю кампанию 1943 года были сорваны.

Теперь, чтобы противник не смог стабилизировать фронт, необходимо было без каких-либо длительных пауз переходить в контрнаступление на юго-западном направлении.

Однако, как вспоминал Г. К. Жуков, войска Воронежского и Степного фронтов «не могли сразу перейти в контрнаступление, хотя этого и требовал Верховный Главнокомандующий. Нужно было пополнить запасы горючего, боеприпасов и другие виды материально-техническою обеспечения, организовать взаимодействие всех родов войск, тщательную разведку, произвести некоторую перегруппировку войск, особенно артиллерии и танков. По самым жестким подсчетам, на все это необходимо было минимум восемь суток»[19].

В контрнаступлении под Белгородом Воронежский фронт наносил главный удар силами 5-й и 6-й гвардейских армий, 5-й гвардейской танковой и 1-й танковой армий в общем направлении на Золочев и Валки. 25 июля нами была получена директива фронта о подготовке операции.

Прежде всего хочу отметить, что в предстоящей операции 5-й гвардейской армии предстояло впервые за ее боевую практику решить чрезвычайно важную задачу: осуществить прорыв хорошо подготовленной обороны противника и обеспечить в полосе армии во взаимодействии с соседями ввод в прорыв 1-й и 5-й гвардейских танковых армий с целью развития успеха ими в оперативной глубине и быстрейшего разгрома противостоящей группировки врага.

5-я гвардейская армия находилась на левом крыле оперативного построения Воронежского фронта. После решения основной задачи — прорыва обороны противника на участке Вознесенский, Журавлиный, уничтожения его противостоящих частей и обеспечения ввода в прорыв двух танковых армий — она должна была развить удар в общем направлении Золочев, Ольшаны, во взаимодействии с 6-й гвардейской и 53-й армиями и действующими впереди 1-й и 5-й танковыми армиями уничтожить белгородскую группировку противника и к исходу седьмого дня операции выйти на рубеж Богодухов, Ольшаны, Дергачи.[20]

Справа от нас 6-я гвардейская армия наносила удар в юго-западном направлении на Богодухов, Мерефа; слева — 53-я армия Степного фронта наступала в общем направлении на Репное, что западнее Белгорода.

Мое решение на предстоящую операцию коротко заключалось в следующем: сосредоточив на узком участке Драгунское, Березов пять дивизий, усиленных всеми приданными танками и артиллерией, мощным ударом в направлении Зеленая Дубрава, Орловка прорвать оборону противника на всю глубину и выйти на рубеж Пушкарное, Раково. В дальнейшем, развивая наступление на Орловку, а частью сил вдоль южного берега реки Ворскла на Томаровку и на восток на Стелецкое (южн.), расширить прорыв, уничтожить занимающие оборону перед фронтом армии войска противника и обеспечить ввод в прорыв танковых армий.

С вводом в прорыв танковых армий планировалось развить удар в общем направлении на Орловку и к исходу второго дня операции овладеть рубежом Борисовка, Бессоновка.

Общая глубина операции составляла 85–90 км, продолжительность — 7–8 суток, среднесуточный темп продвижения предусматривался 15–20 км. Ширина полосы наступления — 16 км.

К началу операции армия была значительно усилена — артиллерийской дивизией прорыва, дивизией реактивных минометов, зенитной артиллерийской дивизией, истребительной противотанковой артиллерийской бригадой, двумя пушечными и пятью истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками, четырьмя полками реактивных минометов, минометным полком, одной танковой бригадой, двумя танковыми и тремя самоходно-артиллерийскими полками.

Немалый интерес, на мой взгляд, представляет подготовка операции. Если говорить о характерных чертах работы командования и штаба армии, то прежде всего нужно отметить, что нам удалось в относительно короткий срок, всего за шесть дней (с 25 июля по 1 августа), полностью провести все подготовительные мероприятия. Сделано это было благодаря дружной работе всего коллектива штаба и управлений армии.

Исходя из принятого решения на операцию, в течение двух дней были разработаны все необходимые планирующие и боевые документы: план операции на карте с необходимыми пояснениями, боевой приказ, плановая таблица взаимодействия, планы разведки и вывода войск в исходные районы для наступления, планы боевого применения родов войск и служб, план партийно-политической работы; отданы соответствующие боевые распоряжения соединениям и частям. На основе этих планов и поставленных задач в течение последующих четырех дней, главным образом на местности, осуществлялась подготовка к наступлению корпусов, дивизий, соединений и частей других родов войск при непосредственном участии офицеров штаба и управлений армии.

При организации прорыва главное внимание мы обратили на изучение построения обороны противника, системы ее огня, расположения артиллерии и резервов. Для сбора информации о противнике развернули широкую сеть круглосуточных общевойсковых и артиллерийских офицерских постов наблюдения. Активно велись поиски и боевая разведка переднего края вражеской обороны. Все это позволило нам составить довольно ясное представление о ее слабых и сильных сторонах. Хорошая организация всех перечисленных выше мероприятий прежде всего заслуга офицеров Б. Т. Иванова, В. П. Черепанова, П. С. Василенко, С. Е. Кузьмина.

В ходе ночных поисков разведывательных подразделений и разведки боем, проведенных на многих участках, были захвачены командные высоты, балки, перелески, весьма удачные для сосредоточения и развертывания войск.

С большим знанием дела командующим и штабом артиллерии армии спланировано артиллерийское наступление. Непосредственную помощь в этом нашим артиллеристам оказал заместитель командующего артиллерией Красной Армии генерал-полковник артиллерии М. П. Чистяков. Артиллерийская подготовка атаки, продолжительностью почти 3 часа (170 минут), планировалась на глубину главной полосы обороны противника (6–8 км). К ней привлекались кроме штатной и приданной армии артиллерии артиллерия и минометы 1-й и 5-й гвардейской танковых армий, что дало возможность создать очень высокую плотность огневых средств — до 230 орудий и минометов на километр фронта.

С целью обеспечения централизации управления огнем и перехода к децентрализации и поддержке массированным огнем частей и соединений в стрелковых полках первого эшелона создавались артиллерийские группы прямой наводки по 15–20 орудий различных калибров и полковые артиллерийские группы в составе 2–4 дивизионов. Дивизионные артиллерийские группы имели по 3–4 дивизиона. Артиллерийская дивизия прорыва составляла армейскую артиллерийскую группу.

Исключительно интересным и поучительным был график артиллерийской подготовки, который включал мощные огневые налеты продолжительностью от 5 до 15 минут, период полного молчания, период методического подавления целей в сочетании с залпами реактивных минометов и ударами штурмовой авиации по опорным пунктам, огневым позициям и резервам противника. Последний огневой налет должен был вестись с нарастающим темпом огня (до технически возможных пределов) и закапчиваться залпом реактивных минометов с последующим переходом артиллерии к постановке огневого вала.

Такое построение артподготовки не позволяло противнику правильно определить момент начала атаки нашей пехоты и танков. Поддержка атаки пехоты и танков предусматривалась огневым валом по траншеям первой позиции, а сопровождение боя в глубине последовательным сосредоточением огня по очагам сопротивления противника и его контратакующим резервам. Я лично да и другие общевойсковые командиры в ходе этой работы узнали много нового в искусстве планирования артиллерийского наступления.

Непосредственная авиационная подготовка и поддержка атаки возлагались на штурмовую и бомбардировочную авиацию 2-й воздушной армии генерал-лейтенанта авиации С. А. Красовского. Штурмовые и бомбардировочные соединения должны были эшелонированными и сосредоточенными ударами громить войска, артиллерию, штабы и резервы противника в пределах главной и второй полос вражеской обороны.

Дивизии получили для прорыва полосы до 3 км. Для того чтобы атака переднего края обороны и прорыв первой позиции прошли успешно, танки непосредственной поддержки пехоты были приданы стрелковым полкам первого эшелона, а не дивизиям, как это было раньте. Кроме того, как я уже отмечал, в этих полках создавались артиллерийские группы по 15–20 орудий для ведения огня прямой наводкой.

Совершенно новым делом была для нас организация обеспечения ввода в прорыв танковых армий. Эту проблему мы решали совместно с командующими танковыми армиями — генерал-лейтенантами танковых войск М. Е. Катуковым и П. А. Ротмистровым — и с их штабами. Обоих танковых командармов особенно волновали два вопроса: выделение абсолютно свободных от каких бы то ни было войск маршрутов движения для танковых корпусов к рубежу ввода в прорыв, а также надежное огневое обеспечение танкистов во время развертывания на этом рубеже.

Действительно, вопрос с маршрутами был очень сложный. На относительно узком участке — шириной до 10 км — должны были двигаться одновременно четыре танковых корпуса (первые эшелоны танковых армий), которым требовалось минимум четыре, а нормально — восемь маршрутов. Когда войска общевойсковой армии находятся в исходном положении, то на всех дорогах и маршрутах действует строжайший режим регулирования движения. Но мы знали, что, как только начнется атака, все устремятся вперед и очень трудно будет уследить за тем, чтобы маршруты, выделенные для танкистов, не были бы кем-то заняты. Тогда было принято решение колонны бригад первых эшелонов танковых корпусов заранее подтянуть ближе к атакующей пехоте и танкам, на удаление 2–3 км от них. В этом случае маршруты танкистов уже никто не мог бы занять.

Огневое обеспечение танковых корпусов во время их развертывания на рубеже ввода в прорыв возлагалось на армейскую артиллерийскую группу (13-ю артиллерийскую дивизию прорыва генерала Д.М. Краснокутского) и четыре полка гвардейских минометов. Они должны своим огнем подавлять вражескую артиллерию, особенно противотанковую, во время обгона пехоты танковыми бригадами.

Большая, кропотливая работа по обеспечению прорыва была проделана начальниками инженерных войск, войск связи, начальником тыла и офицерами их штабов. Инженерные войска оборудовали значительное количество дорог и колонных путей, в том числе для танкистов, проделали проходы в минных полях. Связисты организовали надежную проводную и радиосвязь между всеми элементами оперативного построения армии и с соседями. Служба тыла обеспечила войска боеприпасами, горючим и продовольствием. К началу операции в соединениях и частях имелось 1,5–2,5 боекомплекта боеприпасов всех видов и 2–2,5 заправки горючего.

Под руководством Военного совета и политотдела армии политотделы корпусов и дивизий, партийные и комсомольские организации частей и подразделений провели исключительно целеустремленную работу по разъяснению личному составу важности поставленных задач и созданию у воинов высокого наступательного порыва. Основное внимание уделялось пропаганде успехов Красной Армии в июльских боях, в которых принимали активное участие соединения 5-й гвардейской армии.

С большим подъемом был встречен в армии приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 24 июля 1943 года об окончательной ликвидации летнего немецкого наступления, в котором в числе отличившихся в боях отмечалась и 5-я гвардейская армия. Вечером 24 июля, как только приказ был передан но радио, политотдел армии организовал через политотделы соединений немедленное доведение этого важного военно-политического документа до всего личного состава. Работники политотделов соединений, политический аппарат частей отправились на передний край, знакомя гвардейцев с вдохновляющими строками этого приказа. К утру 25 июля 1943 года приказ в подразделения поступил уже в виде отдельной листовки. Агитаторы провели групповые читки, беседы. Во вторых эшелонах и тыловых частях прошли митинги.

Надо отметить, что в ходе июльских боев партийные организации армии потеряли около 40 % своего состава. Такие же потери понесли и комсомольские организации. Выбыло из строя много парторгов, комсоргов, агитаторов взводов и значительное число партийных и политических работников частей. Путем правильной расстановки партийно-комсомольских сил, приема в партию и комсомол новых членов были восстановлены партийные и комсомольские организации, назначены взамен выбывших из строя сотни парторгов и комсоргов рот и батарей, десятки парторгов и комсоргов батальонов и дивизионов. С ними были проведены семинары и совещания по практическим вопросам партийной и комсомольской работы. Накал партийно-политической работы в войсках армии был весьма высок, и ее результаты сказывались на каждом шагу. Гвардейцы пополняли ряды партии и комсомола. Только, например, в 32-м гвардейском стрелковом корпусе накануне наступления — 2 августа — было подано около 400 заявлений с просьбой принять в ряды Коммунистической партии и ленинского комсомола.

Особое внимание при подготовке предстоящей операции политорганы армии уделяли работе в партийных и комсомольских организациях тыловых частей и подразделений. Проверялась их готовность своевременно и бесперебойно обеспечивать питание личного состава, доставку боеприпасов, готовность санитарных подразделений и частей к своевременной эвакуации раненых с поля боя, их приему и обработке.

Политотдел армии придавал большое значение координации партийно-политической работы с взаимодействующими объединениями, соединениями и частями, особенно с 5-й гвардейской и 1-й танковыми армиями. Был проведен ряд совместных совещаний различных звеньев политработников взаимодействующих армий по обмену опытом организации и ведения политработы в ходе боевых действий…

…1 августа на командный пункт 5-й гвардейской армии приехали командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин и член Военного совета генерал-лейтенант Н. С. Хрущев. К этому времени здесь уже находились командармы: 6-й гвардейской — генерал И. М. Чистяков, 5-й гвардейской танковой — генерал П. А. Ротмистров, 1-й гвардейской танковой — генерал М. Е. Катуков и 2-й воздушной — генерал С. А. Красовский. Заслушав наши решения и доклады о готовности войск к наступлению, командующий фронтом особенно тщательно рассмотрел с нами вопросы артиллерийского и авиационного наступления, организации атаки переднего края и прорыва вражеской обороны, наступления танков с пехотой за огневым валом в высоких темпах. Большое внимание было уделено организации ввода в сражение танковых армий.

Заканчивая работу по организации наступательной операции, генерал армии Н. Ф. Ватутин сказал:

— Военный совет фронта возлагает большие надежды на все армии, и особенно на 5-ю гвардейскую. Она действует на направлении главного удара фронта, имеет наибольшее количество средств усиления, опытный личный состав и богатые боевые традиции. Кроме того, после прорыва обороны противника на участке в шесть километров армия обеспечивает ввод в сражение подвижной группы фронта в составе двух танковых армий для развития наступления в общем направлении на Богодухов, Валки, в обход Харькова с запада. На вашей армии, товарищ Жадов, лежит особая ответственность.

На этом подготовка к операции была закончена.

В ночь на 3 августа войска армии заняли исходное положение для наступления. В это же время к нам на НП прибыл Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и оставался здесь до утра 4 августа. Георгий Константинович оказал нам большую помощь в самый ответственный первый день наступления.

В 5 часов утра 3 августа мощным залпом гвардейских минометов началась артиллерийская и авиационная подготовка. Вражеский передний край заволокло дымом и пылью от разрывов снарядов, мин и бомб. В течение трех часов оборона противника была парализована, его ответный огонь был очень слаб.

В 8 часов в сопровождении огневого вала начали атаку переднего края обороны противника танки непосредственной поддержки пехоты и стрелковые части. Смело и стремительно пошли в атаку соединения 32-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием Героя Советского Союза генерала А. И. Родимцева: 66-я гвардейская дивизия генерал-майора А. В. Якшина, 97-я гвардейская полковника И. И.Анциферова, 13-я гвардейская дивизия генерал-майора Г. В. Бакланова — и 33-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием генерала М. И.Козлова: 95-я гвардейская дивизия генерал-майора Н. С. Никитченко, 6-я гвардейская воздушно-десантная дивизия генерал-майора м. И. Смирнова, 9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия полковника А.М.Сазонова. В армейском резерве находилась 42-я гвардейская дивизия генерал-майора Ф. А. Боброва. Справа от нас начали атаку соединения 23-го стрелкового корпуса 6-й гвардейской армии, а слева — 53-й армии генерала И. М. Манагарова и 69-й армии генерала В. Д. Крученкина Степного фронта.

Стремительная атака наших войск при поддержке мощного огневого вала, сопровождаемая непрерывными бомбовыми ударами летчиков 2-й воздушной армии, застала вражеских солдат в укрытиях. Не зная, что атака началась, они ожидали конца артиллерийской подготовки. Перенос огня в глубину обороны не был замечен противником. Поэтому появление наших танков и пехоты на переднем крае застало гитлеровцев врасплох. Сопротивление было немыслимо. Фашисты начали сдаваться в плен.

Один из унтер-офицеров 6-й роты 394-го моторизованного гренадерского полка на допросе показал: «За четыре года службы в армии я никогда не переживал такого ужаса, какой пережил за одно утро 3 августа. Это утро убедило многих немецких солдат и офицеров в количественном и качественном превосходстве русского оружия и боевой техники над германским оружием и техникой. Это относится в первую очередь к артиллерии, а также к авиации, минометам, некоторым видам автоматического стрелкового оружия. Во всех последних боях преимущество русской артиллерии было очевидным. Особенно страшны русские минометы, от которых буквально нет спасения. В этом мы не раз убеждались и раньше, а особенно теперь»[21]

Можно понять самочувствие вражеских солдат и офицеров. Ведь в полосе наступления 5-й гвардейской армии (16 км) была создана такая высокая плотность артиллерии и минометов, что появилась возможность иметь на каждые 15–18 квадратных метров площади вражеской обороны один разрыв снаряда калибра 76 мм и выше. Это буквально парализовало сопротивление противника на главной полосе обороны. Вражеские батареи, пытавшиеся вести огонь, тут же подавлялись нашей артиллерией и авиацией. Первые три траншеи гитлеровцев были заняты нашими войсками почти без единого выстрела. И только потом, когда шок от огня нашей артиллерии и ударов авиации стал проходить, сопротивление противника начало возрастать. Однако стрелковые подразделения и танки непосредственной поддержки пехоты не снизили темпа наступления и к 13 часам вклинились в оборону противника на глубину 4–5 км. Это дало возможность следовавшим за нашей пехотой бригадам первых эшелонов танковых корпусов 1-й и 5-й гвардейских танковых армий в середине дня обогнать боевые порядки стрелковых частей, развернуться, завершить прорыв всей тактической зоны обороны и, развивая успех в оперативной глубине, передовыми соединениями продвинуться до 30 км.

Таким образом, прорыв вражеской обороны был осуществлен быстро и без существенных потерь с нашей стороны. К исходу первого дня операции войска 5-й гвардейской армии вслед за танковыми армиями продвинулись на глубину до 20 км.

Утром 4 августа наступление началось мощным огневым налетом артиллерии и массированным ударом авиации по переднему краю и тылам противника. Танки и пехота, прижимаясь к разрывам своих бомб и снарядов, пошли в атаку. По всему фронту завязались ожесточенные бои.

Противнику в этот день удалось задержать продвижение соседнего 23-го стрелкового корпуса 6-й гвардейской армии севернее Томаровки. Задержано было и продвижение 66-й и 97-й гвардейских стрелковых дивизий нашей армии, наступавших восточное Томаровки. Лишь 13-я дивизия 32-го гвардейского стрелкового корпуса и 33-й гвардейский стрелковый корпус совместно с танковыми корпусами 1-й и 5-й гвардейской танковых армий продолжали развивать наступление, углубляясь на юго-запад и юг. К исходу дня 5 августа этой группировке удалось выйти в район Кулешовка, Цыганки, Орловка, Алмазово, в то время как правофланговые соединения 32-го гвардейского стрелкового корпуса и 23-го гвардейского стрелкового корпуса 6-й гвардейской армии еще дрались за Томаровку, Стригуны, Борисовку. Такое медленное продвижение на этом направлении объяснялось тем, что здесь оборонялась довольно крупная группировка противника, состоящая из одной танковой и нескольких пехотных дивизий. Враг рассчитывал этими силами удержать томаровско-борисовский узел, чтобы использовать его для нанесения контрудара по основанию образовавшейся горловины прорыва.

Уничтожение томаровско-борисовской группировки врага было возложено на 32-й гвардейский стрелковый корпус. Чтобы замкнуть окончательно кольцо окружения, я приказал Родимцеву повернуть 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала Г. В. Бакланова в район Головчино. С картой-приказом в дивизию был послан начальник штаба корпуса полковник И. А. Самчук.

Задача дивизии была непростая. Надо было остановить полки и осуществить сложный маневр ими вдоль шоссе и железной дороги Борисовка — Грайворон. Под руками у Глеба Владимировича оказался 3-й батальон 39-го гвардейского стрелкового полка, которым командовал гвардии капитан П. Г. Мищенко. Не раздумывая долго, командир дивизии поставил батальону задачу: захватить с ходу станцию Хотмыжск, выйти к Головчино, отрезать пути отхода врага со стороны Борисовки и продержаться там до подхода главных сил дивизии. Батальон был усилен одиннадцатью танками. Далее Бакланов решил лично догнать 39-й полк, который ушел вперед километров на двенадцать, и повернуть его в указанный район. Надо было спешить, так как день 5 августа был, по существу, на исходе — надвигалась украинская ночь с ее кромешной темнотой. Штаб дивизии во главе с полковником Т. В. Бельским получил приказ переместиться в совхоз «Березовский».

Благодаря четкой организации управления, к середине ночи все части дивизии закончили обходный маневр и вышли на рубеж Березовка, южная окраина Головчино. Как выяснилось впоследствии, дивизия оказалась на острие удара отступающих частей противника.

Перевалило за полночь, когда до меня и Родимцева докатился гул канонады с направления, куда вышла дивизия Бакланова.

— Александр Ильич, свяжитесь с Баклановым или Бельским и узнайте, что у них там творится, — обратился я к командиру корпуса. Откровенно говоря, у меня нет-нет да и закрадывались опасения за исход этого ночного боя, так как знал, что в кольце окружения находится 19-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Шмидта. Его «тигры» представляли серьезную опасность для нашей поспешно занятой обороны.

— Бельский доложил, что части дивизии атакованы по всему фронту. В районе расположения командного пункта дивизии также разгорелся ожесточенный бой. Обстановка пока остается неясной и даже противоречивой, — вот все, что мог доложить мне Родимцев после своего разговора с начальником штаба дивизии.

И действительно, плотная ночная темнота не позволяла разобраться в истинном положении вещей. Правда, в таких условиях и противнику было нелегко: он натыкался везде на наши части, метался в поисках возможных брешей в обороне и неизбежно втягивался в бой.

Гвардейцы дрались мужественно и с большим мастерством. Бакланов на одном участке, а Бельский на другом уверенно руководили действиями частей дивизии.

В течение 6 и 7 августа 13-я и 97-я гвардейские стрелковые дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса во взаимодействии с 23-м корпусом 6-й гвардейской армии и танкистами генерала М. Е. Катукова завершили разгром томаровско-борисовской группировки противника, в составе которой были 19-я танковая, 57, 255 и 322-я пехотные дивизии. Враг потерял свыше 5 тысяч убитыми, около 2 тысяч солдат и офицеров было взято в плен. Захвачено 40 исправных танков, свыше 500 машин и другой боевой техники.

Победа над врагом была одержана большая, но она досталась нам дорогой ценой. Мы недосчитались в своих рядах многих замечательных гвардейцев, отдавших свою жизнь за свободу родной советской земли.

…Развивая дальнейшее наступление на Золочев, Валки вслед за частями танковых армий, войска 5-й гвардейской армии продвинулись до 110 км и к исходу 11 августа вышли на рубеж Крысино, Б. Рогозянка. Была перерезана шоссейная дорога Харьков — Сумы и тем самым создана угроза тыловым коммуникациям харьковской группировки противника с запада. Чтобы не допустить дальнейшего глубокого охвата немецких войск в районе Харькова Воронежским фронтом, гитлеровское командование предприняло контрудар по 1-й танковой армии и левому флангу 5-й гвардейской армии. Контрудар наносился силами трех танковых дивизий противника: «Великая Германия», «Мертвая голова», «Рейх», пытавшихся прорваться к Богодухову.

Здесь мне хотелось бы остановиться на двух важных событиях, которые были весьма характерными в ходе развития операции и оказали большое влияние на методы работы командования и штаба 5-й гвардейской армии. Я имею в виду разгром упомянутой выше вражеской группировки в районе Борисовка, Головчино 6–7 августа и отражение контрудара танковых дивизий противника юго-восточнее Богодухова на завершающем этапе операции.

События, связанные с разгромом борисовской группировки противника, нашли отражение в военных мемуарах генерала армии С. М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны», где говорится: «На четвертый день наступления (т. е. 6 августа. — А. Ж.) выявилось, что 5-я гвардейская армия А. С. Жадова и 1-я танковая армия М. Е. Катукова были вынуждены часть сил ударной группировки временно нацелить на ликвидацию противника, угрожающего флангу из района Томаровка и Борисовка. При докладе обстановки Верховному Главнокомандующему в ночь на 7 августа, — пишет далее С. М. Штеменко, — тот обратил на это внимание и усмотрел тенденцию к нарушению принципа массирования войск. В результате командующему Воронежским фронтом пошло следующее указание:

«Из положения войск 5-й гв. армии Жадова видно, что ударная группировка армии распылилась и дивизии армии действуют в расходящихся направлениях. Товарищ Иванов[22] приказал вести ударную группировку армии Жадова компактно, не распыляя ее усилий в нескольких направлениях. В равной степени это относится и к 1-й танковой армии Катукова»[23].

Хотя это требование и адресовалось командующему фронтом, однако смысл его явно указывал на якобы неправильные действия командования 5-й гвардейской и 1-й танковой армий, нарушающих принцип массирования сил.

Что же в действительности произошло? Утром 5 августа дивизии, наступавшие на смежных флангах 6-й и 5-й гвардейских армий, выбили противника из опорных пунктов Томаровка и Зыбино. Южнее их находились населенные пункты Борисовка, Головчино, Хотмыжск, хорошо подготовленные к обороне. Сюда отошли боевые группы четырех дивизий противника — двух пехотных (332-й, 255-й), двух танковых(11-й, 19-й), — имевших в общей сложности около 20 тысяч солдат и офицеров и более 100 танков[24].

Я посоветовался с командующим 6-й гвардейской армией генералом И. М. Чистяковым. Прикинули разные варианты действий. Если вытеснить эту группировку, то она отойдет на тылы 1-й танковой армии, далеко ушедшей вперед. Ее можно было обойти, оставив прикрытие, скажем, по одной дивизии. Правда, в этом случае противник может смять их и наделать бед у нас в тылу. Мы пришли к выводу силами смежных корпусов обеих армий окружить и быстро уничтожить вражескую группировку, на что было получено разрешение командующего фронтом.

К исходу 6 августа правофланговые 66-я и 97-я гвардейские стрелковые дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса вели бой на восточной и юго-восточной окраинах Борисовки, 13-я гвардейская стрелковая дивизия — на южной и восточной окраинах Головчино, отрезав пути отхода противнику на юг. С запада вражескую группировку охватили соединения 6-й гвардейской армии и дивизии 23-го стрелкового корпуса 27-й армии.

Если изобразить положение войск 5-й гвардейской армии на карте к исходу дня, то получится следующая картина. Левофланговый 33-й гвардейский стрелковый корпус армии и 42-я гвардейская стрелковая дивизия, наступая вслед за 5-й гвардейской танковой армией, продвигались вперед, обращенные фронтом почти на юг. Правофланговый 32-й гвардейский стрелковый корпус, несколько отстав от 33-го, вел бои на рубеже Борисовка, Головчино, развернувшись фронтом на запад и северо-запад. Корпуса 1-й танковой армии, оторвавшись от стрелковых войск на 20–30 км, вели бои на подступах к Богодухову.

Такое положение корпусов 5-й гвардейской армии и было зафиксировано офицерами Генерального штаба, но, видимо, без должного анализа причин их действий в расходящихся направлениях. Ведь поворот 32-го гвардейского корпуса фронтом на запад был продиктован необходимостью быстрейшей ликвидации крупных сил противника на фланге ударной группировки фронта в условиях назревавшего контрудара противника с юга. Если бы этому факту было придано надлежащее значение, то, очевидно, не было бы никаких оснований квалифицировать действия командования армии как нарушение принципа массирования сил и указания командующему фронтом носили бы иной характер.

В результате выполнения этого решения в течение 7 августа борисовская группировка противника была разгромлена. Враг потерял только убитыми несколько тысяч солдат и офицеров, оставил на поле боя 40 танков и много другой техники. Остатки его дивизий в беспорядке бежали на Грайворон и Ахтырку. Фланг и тыл ударной группировки фронта были теперь в безопасности. После выполнения задачи в районе Борисовка, Головчино дивизии 32-го гвардейского стрелкового корпуса были повернуты на юг и к 10 августа вышли в район южнее Золочева, опередив соединения 33-го гвардейского стрелкового корпуса, как раз накануне контрудара противника в районе Богодухова.

Мы остановились на этом событии несколько подробнее лишь для того, чтобы у читателей сложилось правильное и ясное представление о действиях командования и войск 5-й гвардейской и 1-й танковой армий 6–7 августа.

Как я уже говорил, на завершающем этапе операции войскам 5-й и 6-й гвардейских армий совместно с соединениями 1-й и 5-й гвардейской танковых армий пришлось отражать контрудар трех танковых дивизий СС противника — «Рейх», «Викинг» и «Мертвая голова», имевших более 500 танков юго-восточнее Богодухова.

Как развивались события, предшествовавшие контрудару противника?

К исходу 11 августа оперативное построение армии оказалось не совсем выгодным. Правофланговые части 32-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшие совместно с 5-й гвардейской танковой армией, вышли в район Богодухов, Крысино, Рогозянка, в то время когда левый фланг армии — 33-й гвардейский стрелковый корпус — значительно отстал. По существу, войска армии были развернуты фронтом на юг.

Оцепив обстановку, командование фронта приняло решение из района Богодухова нанести удар во фланг и тыл противнику и тем самым помочь войскам 53-й армии генерала Манагарова овладеть Харьковом. Рано утром 12 августа мы с П. А. Ротмистровым, командующими артиллерией и командирами корпусов провели рекогносцировку, организовали взаимодействие и договорились но всем конкретным вопросам предстоящего наступления. Когда мы возвращались на наблюдательный пункт, в воздухе появилась авиация противника, которая группами по 20–50 самолетов нанесла бомбовые удары по району Богодухов, Крысино, а спустя почти два часа перед фронтом армий развернулась огромная лавина гитлеровских танков. Немецко-фашистское командование нацелило этот контрудар в стык 1-й танковой и 5-й гвардейской армий с тем, чтобы рассечь ударную группировку Воронежского фронта на части, остановить ее наступление и этим самым облегчить положение своих войск, удерживающих Харьков.

Бои с вражеской группировкой носили чрезвычайно упорный и ожесточенный характер. Враг, не считаясь с потерями, любой ценой стремился прорваться к Богодухову. Но многочисленные попытки его мотопехоты и танков прорваться в этот район были успешно отражены. Важную роль здесь, как я считаю, сыграло хорошо налаженное взаимодействие между командованием и штабами 5-й гвардейской, 1-й и 5-й гвардейской танковых армий, которое позволило быстро осуществить маневр силами и средствами на угрожаемые направления. Большое значение также имело максимальное использование всей мощи огня танков, пушечной, гаубичной и противотанковой артиллерии, залпов гвардейских минометов по атакующей вражеской мотопехоте и танкам. Исчерпав все свои наступательные возможности, противник 17 августа юго-восточнее и южнее Богодухова перешел к обороне.

Вскоре ударная группировка Воронежского фронта, в составе которой продолжала действовать 5-я гвардейская армия, возобновив наступление, при поддержке 2-й воздушной армии отбросила врага на юго-запад, оказав тем самым содействие войскам Степного фронта, штурмующим Харьков.

Успешное контрнаступление Красной Армии на белгородско-харьковском направлении завершило Курскую битву.

Курская битва, как известно, положила начало стратегическому наступлению Красной Армии летом и осенью 1943 года. По своим масштабам и военно-политическим результатам она была одной из величайших битв второй мировой войны, во многом определившей ее дальнейший ход и исход. После Курской битвы фашистская Германия оказалась на краю катастрофы.

В этой связи мне хотелось бы кратко сказать о том, как реакционные буржуазные военные историки, мемуаристы и военные обозреватели в своих книгах и статьях пытаются замолчать величие нашей победы в битве под Курском или писать об этой битве как о малозначащем эпизоде войны, прибегая к различным фальсификаторским измышлениям.

Вот перед нами лежит книга видного военного обозревателя газеты «Нью-Йорк таймс» X. Болдуина «Проигранные и выигранные битвы». В ней утверждается, что одиннадцать крупнейших сражений определили лицо второй мировой войны, и ни одной строчки нет о Курской битве, как, впрочем, и о битве под Москвой, а также о других грандиозных сражениях, происходивших на советско-германском фронте. Исключение делается лишь для одной Сталинградской битвы. Вместе с тем автор с серьезным видом пытается убедить читателя в огромном значении происходившего в 1943 году боя на атолле Тараза в Тихом океане, в котором со стороны американцев участвовал 15-тысячный отряд, а со стороны японцев — всего 3,5 тысячи солдат.

Болдуин не одинок. Стремление замолчать героическую борьбу советского народа и непомерно преувеличить роль вооруженных сил США и Англии в разгроме фашистской Германии является господствующей тенденцией в буржуазной историографии. В изданном видными американскими историками сборнике статей «Важнейшие решения», посвященном проблемам выработки в ходе прошлой войны ответственных стратегических решений, битва под Курском также обходится полным молчанием. В работе английского военного теоретика Фуллера «Вторая мировая война» событиям под Курском посвящен лишь один абзац, а в книге другого английского историка — Лиддел Гарта «Стратегия непрямых действий» о них говорится в нескольких строках.

Битые гитлеровские вояки, пытающиеся снять с себя ответственность за поражение в битве под Курском, приложили немало усилий к тому, чтобы в своих трудах и статьях писать о ней как можно меньше. Так, например, в обширном исследовании, написанном группой бывших генералов и офицеров вермахта, «Мировая война 1939–1945 гг.», в книге К. Типпельскирха «История второй мировой войны» и многих других работах наступлению немецких войск под Курском посвящены лишь один-два абзаца. А в ряде трудов западногерманских авторов, претендующих на освещение наиболее важных событий второй мировой войны, об этом сражении вообще нет никакого упоминания.

Буржуазные, особенно западногерманские, историки стараются всячески исказить смысл и значение нашей победы в Курской битве. Они упорно повторяют версию о том, что немецкое наступление под Курском (операция «Цитадель») не занимало большого места в планах гитлеровского командования.

Так, например, в обширном военно-историческом исследовании Э. Клинка «Закон действия. Операция «Цитадель», 1943 год» утверждается, что наступление на Курск преследовало ограниченные цели: сокращение линии фронта, высвобождение части сил, ослабление противника, приобретение русской рабочей силы для военной экономики Германии. В то же время в труде всячески преувеличивается значение боевых действий англоамериканских войск в бассейне Средиземного моря. Автор пытается представить эти действия как «решающий фактор» стратегии и политики того времени. Другой западногерманский историк — М. Домарус также утверждает, что операция «Цитадель» имела целью лишь «захватить Курск».

Имелись ли основания для подобных утверждений у этих авторов и сторонников их точки зрения? Нет. Наоборот, немецкие документы того времени свидетельствуют о том, что гитлеровское командование требовало использовать в операции «Цитадель» лучшие соединения, лучшее оружие, лучших командиров и большое количество боеприпасов.

И действительно, фашистская Германия для проведения этой операции мобилизовала всю мощь своей военной машины: наиболее боеспособные танковые, моторизованные, пехотные дивизии и соединения воздушного флота, новейшую боевую технику. Гитлер в оперативном приказе № 6 на проведение операции «Цитадель» указывал: «Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом… дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года». Таковы исторические факты. Они начисто опровергают измышления фальсификаторов истории.

Широкое распространение в буржуазной историографии получила версия о непричастности генералов фашистской Германии к сокрушительному поражению, которое понес вермахт в битве под Курском. Эта ложь тоже с дальним прицелом. В ней явно отразился курс на реабилитацию генералитета и армии фашистского государства, на прославление военного искусства вермахта, на умаление роли Советского Союза, его Вооруженных Сил, нашего военного искусства. С этой целью издается громадное количество книг, статей, в которых «доказывается», что в поражении вермахта виноват только один Гитлер.

Однако факты показывают, что операцию «Цитадель» планировал не только гитлеровский генеральный штаб сухопутных войск. Самое непосредственное и активное участие в этом принимали командующие и штабы групп армий «Юг» и «Центр». Главными исполнителями этой операции являлись генерал-фельдмаршалы Манштейн и Клюге. Но благодаря умелым действиям советского Верховного Главнокомандования, командования фронтов и армий, героическим усилиям наших славных воинов широко разрекламированное ведомством Геббельса немецкое наступление через восемь дней полностью провалилось.

В буржуазной военной историографии иногда даются и объективные оценки важнейших битв Великой Отечественной войны. Так, например, известный французский историк А. Константини рассматривает Курскую битву как одну из крупнейших операций второй мировой войны, закончившуюся беспрецедентным разгромом вермахта. Английский историк Дж. Джукс в своей книге «Битва. Битва танков», изданной в 1969 году, считает, что провал немецкого наступления под Курском предопределил исход второй мировой войны. Небезынтересно признание западногерманского историка П. Карелла, который в своей книге «Сожженная Земля», вышедшей в 1970 году, пишет: «Подобно тому, как битва при Ватерлоо в 1815 году решила судьбу Наполеона, покончив с его господством и изменив лицо Европы, победа под Курском ознаменовала поворотный пункт в войне и два года спустя непосредственно привела к падению Гитлера и поражению Германии, тем самым изменив облик всего мира». Подобные признания, конечно, важны, хотя и не полны.

В гигантской по своему размаху и ожесточенности сражений Курской битве был окончательно сломан хребет немецко-фашистской армии. Эта битва была одним из важнейших рубежей на трудном, героическом пути советского народа к полной победе над гитлеровской Германией.

Загрузка...