Лёша сам удивился, как скучно стало без Мишука.
Мишук был совсем как мячик — толстый, краснощёкий и весёлый. Он путался у всех под ногами и совал нос-пуговку во все Лёшины дела.
В руках у него вечно оказывалась то какая-то деталь от Лёшиного конструктора, то заводной автомобиль, то любимая Олечкина кукла. А уж что попало к Мишуку в руки, то пропало — непременно сломает, испортит.
Зато стоит только сказать: „Мишук, я колесико потерял, поищи…“ — „Сейчас!“ — скажет Мишук, и вот уже на толстой, крепкой Мишиной ладошке поблёскивает потерянное колёсико.
Пусто без Мишука — радостного, шумного…
Олечка бродит из угла в угол и всё приговаривает:
— А мне без Миши ску-у-чно…
Лёше и самому не по себе. Но он вспоминает, что мама поручила ему Олечку, и пробует её развлечь.
Но Олечка равнодушно смотрит, как Лёша из двух верёвочек без всякого узелка делает одну.
Тогда Лёша становится на четвереньки и предлагает сестрёнке прокатиться.
— Не хочу. Мне без Миши скучно, — хнычет Оля.
— Ну раз ты всё капризничаешь, играй одна! Мне вот тоже, может быть, не очень весело, а я же не хнычу!
Тут Лёша вспоминает, что они ещё не обедали. Он идёт в кухню посмотреть, что там есть у мамы в кастрюльках. Потом Лёша достаёт вилки, чашки и тарелки. Он режет хлеб и повязывает Олечке фартук. Только сейчас Лёша чувствует, как хочется есть. Он усаживает Олечку и садится сам.
— А руки мыть? — вспоминает сестрёнка. Лёше очень не хочется мыть руки.
— Ладно. Раз уже сели… — ворчит он, но Олечка упрямо твердит:
— Нельзя „ладно“. Хочу руки мыть! Нечего делать, приходится идти мыть руки.
Но только они вновь усаживаются и Лёша уже подносит ко рту котлету, как Олечка вспоминает про суп.
— Да ты же его не любишь, — пробует отговориться Лёша, — и мама сварить не успела: ведь Мишук заболел!
— А Миша всегда супу просит, — жалобно тянет Оля, готовая заплакать.
— А я тебе лучше молочка дам! — как можно веселее предлагает Лёша. — Мишук знаешь как молоко любит! А потом мы будем читать!
— Читать! Чи-тать! — заулыбалась Олечка, но вдруг губы у неё задрожали, и она громко всхлипнула.
— Ну что, что тебе не так? Пожалуйста, не реви, а то… а то… — Лёша готов сам заплакать.
— А мне всё так, — пищит девочка, — только мне без Миши…
— Сам знаю… — бурчит Лёша. — Лучше котлету ешь, она вкусная. А потом почитаем!
— А после обеда не читают, а спят…
В двери щёлкает замок, и Лёша с Олечкой выбегают в коридор.
— Как дела, чижики? — спрашивает папа, старательно вытирая о половик ноги. — Ну и погодка! Дождь, снег — брр!.. А как Мишук?
— А он в больнице! На машине! — сообщает Олечка.
— В больнице?.. А мама где? Лёша, что с Мишуком?
— У Мишука скарлатина, и мама с ним поехала… А мы с Олечкой обедали, вот…
— Так. Скарлатина всё-таки… Ну, пошли в комнату, что это мы в коридоре…
Папа садится на диван, и Олечка сейчас же забирается к нему на колени.
— Вот, наверно, буянил, когда увозили! — Папа пробует засмеяться, но это у него не выходит. — Да, а в какую же больницу?
— Не знаю… — Лёша пожимает плечами, а Олечка вздыхает и очень серьёзно говорит:
— А в такую — в другу-ую!
— Ну, в больницу так в больницу. Ничего не попишешь. А мы пока давай-ка засучим рукава, Алексей! А то мама вернётся усталая, а у нас…
И Лёша с папой наводят порядок. Олечка сперва тоже что-то тащит и хлопочет, но потом снова забирается на диван и, примостившись среди подушек и свернувшись, совсем как мама, калачиком, засыпает.