Чисто римское убийство

Прачка и повеса

Петроний поднялся на Квиринал через Санковы ворота, и оказался в квартале застроенном небольшими, но уютными усадьбами. Ни одна из них не могла, конечно, похвастаться огромными садами, бескрайними огородами или прудами для разведения рыбы. Ни у одной не хватило бы дерзости равняться с поместьем Тита Статилия Тавра или громадным парком Саллюстия Криспа35, на устройство которого он потратил деньги, награбленные за время своего наместничества в Африке.

И все же, обитая посреди Рима, здешние домовладельцы могли наслаждаться простыми радостями сельской жизни. Ведь любая из здешних усадеб имела фруктовый сад на дюжину или полторы деревьев, цветочные клумбы и огород в несколько грядок, поставлявший свежую зелень к столу своих владельцев. Учитывая заоблачные цены на римскую недвижимость, даже самый скромный из здешних домов был, несомненно, показателем если не баснословного богатства, то, по крайней мере, надежной состоятельности ее владельца.

Расположенный посередине квартала дом Публия Сульпиция Корвина изо всех сил пытался соперничать с лучшими из римских поместий. К сожалению, у Корвина не нашлось своего Эбура, который мог бы вести хозяйство, твердой рукой сводя на нет последствия сумасбродных и опрометчивых решений хозяина. Поэтому ухищрения, к которым прибегал его дом, чтобы выглядеть роскошной виллой, выглядели столь же фальшиво, как фальшиво смотрятся слои сирийской косметики на лице старухи, которая вопреки возрасту и природе изо всех сил пытается играть роль юной кокетки.

Облик Корвин был под стать облику его жилища. Как дому хотелось производить впечатление дворца, так и его хозяину угодно было казаться не знающим счета деньгам юным и беззаботным повесой. К сожалению, возраст, достаток, и даже склад характера Корвина мало способствовало тому, чтобы поддержать эти амбиции.

Хозяин дома встретил гостя в дверях. Подхватил его под локоть и проводил в атрий. Украшавшие его стены фрески выцвели и облупились, мозаика тут и там бесстыдно щербилась выпавшими камнями, а застоявшаяся вода в имплювии уже подернулась неряшливой пленкой.

Первым делом Корвин скорбно пожаловался на неподходящий повод для возобновления знакомства. Затем с энтузиазмом выразил надежду на возможность новой встречи при более благоприятных обстоятельствах. И наконец, с сожалением посетовал на невозможность чем-либо помочь своему гостю, поскольку, вопреки обычаям нынешнего развращенного века, не привык водить дружбу с гладиаторами.

– Подлое сословие, худшие из худших отбросов, которые не дорожат ни жизнью, ни честью, – Корвин брезгливо поджал тонкие губы. Большие оттопыренные уши, вечно поджатый брюзгливый рот и маленький, слегка вздернутый нос делали его похожим на ворчливую летучую мышь. – Лоллию не следовало нанимать рудиария, не имея рекомендаций надежного ланисты.

– Наш друг всегда был немного легкомысленным. – Петроний не стал спорить.

– Зато ему повезло с управляющим, – не скрывая зависти заметил Корвин.

– Полагаю в этом ему мог бы позавидовать сам Цезарь, – согласился всадник. Странно, что Эбур не воспротивился появлению в доме сомнительного человека.

– Я удивлен не меньше, чем ты. Как видно никто в этом мире не совершенен, – Корвин развел руками.

После этого, полагая очевидно, неприятную часть разговора оконченной, он тут же предложил гостю остаться на обед и рассказать о своих приключениях на Востоке, где не чета Риму, люди умеют ценить жизнь.

– Рим уже не тот. Давно не тот, каким ты его еще помнишь, – Корвин скорбно покачал головой. – Ты скоро в этом убедишься. Теперь в почете центурионы. Город стал приютом для всякого сброда. Всем заправляют провинциалы, не имеющие ни образования, ни приличных манер, ни благородных предков. Попомни мои слова: придет время и нами будет править солдафон-испанец. Хвала Доброй Богине, я не доживу до этого дня. Откуда, скажи мне, откуда возьмутся хорошие манеры у человека, который вырос в каком-нибудь Геркулануме? От разбогатевших торговцев шерстью, что завели моду выезжать туда на лето?

Корвин на миг умолк и Петроний поспешил воспользоваться паузой.

– Наверное не все провинциалы так безнадежны. Даже ты, с твоим тонким вкусом и безупречными манерами не гнушаешься заводить среди них друзей.

Круглые глаза Корвина широко распахнулись, а кончики оттопыренных ушей слегка покраснели.

– Что…

– Я имею в виду молодого Юния. Юния Рустика. Ты приводил его к Лоллию в прошлом месяце. Полагаю, этот юноша являет собой счастливое исключение?

Корвин скривил губы в презрительной гримасе и выпятил свой маленький острый подбородок.

– Юний это худший образец наглых выскочек, о которых я тебе говорил, – процедил он сквозь зубы. – Пытается пролезть в приличное общество. Приехал, чтобы покорить Рим, и ходит в тоге, которая ему досталась от деда. Живет в какой-то конуре в Таберноле36. Лоллий наверняка рассказал тебе о шутке, которую мы задумали. Я хотел проучить зарвавшегося провинциала. Сомневаюсь, что в их Медиолане37 приняты подобные зрелища. Вышло бы поучительно, если бы не Квинт Лоллий.

– Так он из Медиолана? – уточнил всадник.

– Из Медиолана, или еще откуда-нибудь, – Корвин раздраженно отмахнулся. – Я плохо разбираюсь в сортах провинциальных выскочек.

– Должно быть он ловкий малый, раз сумел свести знакомство с таким человеком как ты. Как ему это удалось?

– Как? – от этого невинного вопроса Корвин вдруг растерялся. – Я уже не помню. Мне кажется, он чей-то дальний родственник. Несомненно, так. Знаешь, как это бывает. Они приезжают в Рим, приходят в твой дом и говорят, что твой двоюродный дед, был посаженным отцом на свадьбе племянницы его бабушки. Проходит несколько дней, и ты уже гость за своим собственным столом.

Произнося эту тираду, хозяин дома никак не мог придумать, чем ему занять руки. Пока пальцы левой нервно барабанили по подлокотнику кресла, правой он то потирал кончик носа, то проводил по лбу, то гладил подбородок. Было, видно, в обстоятельствах знакомства, нечто такое в чем Публий Сульпиций, человек, в общем-то, вполне бесстыдный, ни за что не хотел признаться. Однако, Петроний предпочел сделать вид, что ничего этого не заметил.

– Полагаю, на следующий день, ты покинул дом Лоллия не слишком рано?

– Ты не прав, – хозяин с облегчением покачал головой. – Я ушел, как только проснулся. Боюсь, даже не попрощался с хозяином. Не хотелось наткнуться на его дядюшку.

– Понимаю тебя, – согласился всадник. – Почтенный Квинт Лоллий прекрасный человек, но выносить его в больших количествах иногда бывает не так просто. А что Юний? Надеюсь, Лоллий-старший в некотором роде заменил ему мимов?

– Юнию? Нет, не думаю. Они обсуждали разведение галльских свиней, или еще что-то в этом роде. По крайней мере, я точно помню, что Рустик оставался за столом, когда я уходил.

– В таком случае, возможно, он видел или слышал что-нибудь полезное для меня, – с этими словами всадник поднялся с кресла. – Ты упомянул, что он живет где-то на Таберноле. Наверняка ты знаешь, как его отыскать. Я и наш общий друг Лоллий, будем благодарны, если ты поможешь нам с этим маленьким делом.

*****

Все было бы гораздо хуже, если бы не помощь Эбура. Управляющий Лоллия не только выделил коллеге одну из комнат во внутренней части дома в качестве временного кабинета, но и лично отобрал из числа домочадцев тех, разговор с кем мог принести пользу. В результате Иосифу не пришлось бродить по усадьбе в поисках нужных ему людей и к полудню вольноотпущенник успел опросить не меньше двух десятков слуг.

Результаты этого титанического труда, впрочем, были весьма скромными. Никто не видел и не слышал ничего подозрительного ни в предполагаемую ночь убийства, ни накануне, ни на следующий день. Никто не встречал убитого прежде, и никто не высказал достойных внимания предположений о том, как он смог проникнуть в сад.

Что касается Аякса, то за время, проведенное в усадьбе, он то ли не успел, то ли не пожелал обзавестись близкими друзьями. Служившая при кухне миловидная толстушка Ниоба обозвала гладиатора грубияном, а секретарь Лоллия, франтоватый раб по имени Парис уверено заявил, что всегда подозревал в нем разбойника.

Единственным результатом этих бессмысленных и утомительных трудов, стала головная боль, долбившая в висок вольноотпущенника назойливым дятлом. Куда там подвигу Юдифи, расправившейся с сонным ассирийским военачальником. Лидия, служившая в доме прачкой, своей болтовней могла бы загнать в могилу целое ассирийское войско. Любой вопрос, даже из числа тех, которые образованные греки называют риторическими, немедленно включал фонтан ее неиссякаемого красноречия.

– А девушке куда деваться, я спрашиваю? Куда девушке деваться? Гладиатор он сегодня гуляет, а завтра его железным крюком тащат. Вот тебе и твои гладиаторы. Герои! В таверне они герои! Я так считаю, что, если дружка хочешь, так ищи честного парня. Хоть пекаря, хоть пастуха. А что? Пастух чем плохо? У пастуха и молоко, и сыр, и мяса им достается не то, что нам. Кто там проверит, волки барана задрали, или пастухи в котле сварили. А что сами не съели, так продали. И себя прибыль и подружке бусы какие, или колечко там.

Раскрасневшееся круглое личико Лидии кому-то могло бы даже показаться миловидным, но про себя Иосиф злорадно подумал, что, ни пастуха, ни водовоза, ни даже самого завалящего гладиатора у нее в дружках наверняка не водится. Воспользовавшись тем, что прачка на миг умолкла, чтобы перевести дыхание Иосиф строго сказал:

– Женщина, я спрашиваю тебя не о пастухах, а о гладиаторе Аяксе, что служил в вашем доме.

– Я и говорю про гладиатора. Я же про гладиатора говорю. – Лидию не просто было сбить с толку. – У наших соседей рабыня тоже с гладиатором путалась. Вот ее и продали. Куда продали, не знаю, а врать не хочу. Но вроде говорят на Сицилию. А может в Африку. Хозяйка их очень сердилась. Говорят, специально продала, чтоб от Рима подальше. Она-то девушка симпатичная. Она и в Сицилии не пропадет, и в Африке не потеряется. А только все равно страшно. Скажи? Я б из Рима никуда не хотела. А в Африку!

– Подожди, подожди. С каким гладиатором? С Аяксом?

Лидия отмахнулась:

– Нет. При чем тут Аякс? Это до Аякса еще было. А ничего, говорили, что мужчина видный, только немолодой. А с немолодым лучше. Скажи? Мужчина, который в годах, как ты, он женщину больше ценит. И уважение, и подарки дарит. У молодых в голове ветер, а у пожилого в кошельке серебро.

– Про Аякса тебе что известно? У него подружка была?

Этот вопрос Иосиф сегодня задавал, по меньшей мере, в двадцатый раз, и уже не надеялся получить на него никакого осмысленного ответа. Некоторые, не слишком добрые языки говорили о том, что болтливая прачка сама пыталась окрутить гладиатора, как только тот появился в усадьбе. Но Иосиф был уверен, что ничего путного у нее не вышло.

– Кому он нужен, гладиатор нищий, – пренебрежительно хмыкнула Лидия, словно прочитав мысли собеседника. – Пришел, в драном плаще, а туда же, гонору о себе, будто царь парфянский. Чего люди неблагодарные бывают, скажи, господин мой?

– Людям свойственно забывать благодеяния и поносить оказавшего их. Таково уж свойство человеческой души, которая охотнее склоняется к злому, нежели к доброму.

– Точно. Вот сказал, господин, и видно образованного человека. – Прачка благоговейно покачала головой. И тут же испортила произведенное ею благоприятное впечатление. – Хоть по мне так, толку от этого образования никакого. Я так считаю, умеешь читать, не умеешь, а все равно. А какая разница? Толку, что я буду грамотная. Мне все равно это учение в голову не шло. А что? А я и шерсть, и полотно, и холст постирать могу. Лучше меня в доме никто не постирает. А я любое пятно знаю, как вывести. Хоть от вина, а хоть и от крови. Мне моя работа нравится. Я как считаю, это ж интересно. А как же?

– Неужели Аяксу не посчастливилось добиться благосклонности какой-нибудь не слишком разборчивой девицы? Наверняка в большом доме таковых имеется в достатке.

Прачка энергично кивнула.

– У нас тут всяких хватает. Это ты, точно сказал, мой господин. Некоторые может и такому рады. Бывают девушки, которые в мужчинах неразборчивые.

– Так в чем же дело? Неужели для Аякса не нашлось ни одной? Или он был евнухом? – Терпеливо спросил Иосиф.

– Скажешь, евнухом. На Субуру он бегал. – Лидия передернула плечами.

Отвергнутая рудиарием, прачка, которая обладала отнюдь не беззлобным нравом, не захотела смириться со своей неудачей и решила отомстить несостоявшемуся любовнику. С этой целью она стала следить за Аяксом, надеясь, что сумеет таким образом узнать о нем нечто, что в будущем поможет расплате. И, поскольку терпения ей было не занимать, она сумела разузнать то, чего не знал больше никто из домочадцев.

Во-первых, Аякс, оказывается, не только умел читать и писать, но и вел с кем-то довольно активную переписку. Сама Лидия несколько раз видела, как мальчишки приносили ему письма, а после убегали с ответными посланиями.

Во-вторых, у него имелась подружка, которая, как предполагала служанка и была его адресатом. Прачка застукала гладиатора с ней несколько дней назад и даже ухитрилась подслушать обрывок разговора.

По словам Лидии, она случайно заметила парочку, когда возвращалась из храма Юноны. Любовники, в этом она была твердо уверена, расположились у самого входа на мясной рынок Ливии. Совершив хитроумный маневр, достойный Ганнибала, Лидия сумела подобраться к ним почти вплотную, прячась среди покупателей. К сожалению, маневр отнял слишком много времени. Когда прачка оказалась, наконец, на достаточно близком расстоянии, Аякс и неизвестная ей дама уже прощались.

– Он говорит, там он, негде больше, а она отвечает, брось ты это дело, все равно толку не будет. А он ничего, плечами пожал, мол, не о чем тут горевать. Припугну, говорит, а там посмотрим. А сам спрашивает, тебя проводить или как. А та говорит, что не надо. Обойдусь. Мне говорит, тут два шага пройти, потому не утруждайся, а то хозяева сильно переживать будут. А он засмеялся. А она ничего не сказала и пошла. Плащ главное на голову накинула и пошла на Субуру. Все шлюхи на Субуре живут. И она оттуда.

– Что ж ты не узнала ее адрес точнее? – Иосиф нахмурился.

– А оно мне надо? – презрительно фыркнула в ответ Лидия. – Другой будто заботы нету. Что там узнавать? Дом на углу Патрицианской улицы с Малой Субурой. Она во двор пошла. Там и живет. Где еще ей жить?

*****

– О нет. Боги не могут быть так жестоки. Клянусь волосами Эвменид38, я ничем не заслужил этой участи. За что? Скажи мне Эбур, за что?

Эбур, который принес хозяину печальное известие, откликнулся на горестное восклицание хозяина сочувственным вздохом.

– Боги иногда бывают, несправедливы, мой господин.

– Вот именно. Именно несправедливы, – Лоллий швырнул табличку на стол. – Но почему ко мне?

– Еще герои бессмертного Еврипида задавали себе этот вопрос.

– И что?

– Чаще всего они не получали ответа. В этом обычно и заключалась суть его весьма поучительных трагедий.

– Ты знаешь, чем меня можно утешить. – Лоллий подобрал табличку со стола и перечитал еще раз, как будто надеясь, что ее содержание после этого изменится. – Приезжает сегодня. Ты можешь себе это представить?

Эбур без сомнения мог представить себе многое, но предпочел промолчать, понимая, что любой его ответ повлечет за собой лишь новые стенания. Вместо этого он с вежливой невозмутимостью поинтересовался:

– Прикажешь позаботиться об обеде?

– Да. Уж будь добр, распорядись.

Пребывая во власти печальных мыслей, Лоллий даже не заметил, как управляющий вышел. Вновь швырнув табличку, он дважды пересек комнату из конца в конец, потом с тяжелым вздохом опустился в кресло с ножками, украшенными орнаментом в виде виноградной лозы. Визиты Квинта Лоллия Лонгина, любимого, (пропорционально расстоянию), дядюшки и в обычное время редко наполняли дом весельем и беззаботной радостью. Что уж говорить о нынешних печальных обстоятельствах? Можно только представить себе, сколько упреков обрушится на голову племянника позволяющего хоронить в своем саду трупы посторонних разбойников. Сколько полезных советов о ведении домашнего хозяйства ему предстоит выслушать и сколько язвительных насмешек предстоит проглотить. Нет, он ничем не заслужил такое наказание. В конце концов, он и так достаточно уже пострадал из-за своей ошибки.