Думать вредно. От мыслей на лице появляются морщины и маска озабоченности, которая идет только политическим лидерам. От напряжения мозгов я слепну, глохну, забываю таблицу умножения. В результате умножения двух на два я получаю пять и объявляю это число талисманом. И как назло, мне с ним везет. Получалось, что процесс дискредитации по-новомосковски шел несколькими параллельными направлениями. Ради квартиры на Патриарших Миша убил маляра, Гена — любовницу-секретаршу, Дина подалась на Запад, Тошкин просимулировал потерю памяти, чести и совести, а Лойола… Всего лишь предложил мне сделку. Это были какие-то абсолютно нестандартные методики продвижения к цели, и меня страшно задевало, что моя логика по сравнению с этой — вновь родившейся — достойна Нобелевской премии в деле укрепления причинно-следственных связей. В знак протеста я отказалась от пищи, визита к умирающему мужу, реакции на умоляющий взор Аглаиды Карповны и разговора с Анькой.
Жалобы и предложения я согласилась рассматривать в письменном виде, однако в этом доме, который раньше был моим, меня никто не желал принимать всерьез.
Яша специально бегал по квартире, потрясая дрожжевыми пирожками, и возмущенно орал:
— Я хочу жениться, мне надоело быть мальчиком для битья, я тоже человек и имею право на личную жизнь!
Аня заботливо наклеила на обложку тетради фотографию Леонардо Ди Каприо и раз в десять минут сообщала, что Луизиана Федоровна поставила на ней крест. Аглаида Карповна, обложив лицо свеженарезанными и уже не очень дорогими огурцами — наверное, из моей несъеденной порции, — раскладывала королевский пасьянс из шести колод, который едва помещался на полу в детской. Тошкин снова спал, предусмотрительно включив магнитофон, чтобы тот записывал его руководящий и направляющий бред. В этой тихой, уютной семейной обстановке от меня требовали решения всех проблем. Проще всего было с Яшей — моя знакомая болонка и ее хозяйка должны были удовлетворить вкусы Яши. Если, конечно, он не такой привередливый, как Гриша. Аглаиде Карповне для полного счастья не хватало двух королей. Она подозревала, что у меня есть лишние, и время от времени поднимала этот вопрос. Я уже собиралась смотаться в ларек, чтобы прикупить лишнюю колоду, но тут Аглаида вздохнула и объявила:
— Занавес. Я так и знала. Я так и знала.
Она давно собрала гадальные карты и попросила Аню, как девицу, надеюсь, нецелованную, на них посидеть. Бабушку и Яшу ожидала пуля — пока одна на двоих. Чтобы поставить точку в этом жирном, неудобоваримом дне, я пообещала Ане разобраться со школьной проблемой. Это было проще всего. Убийство Луизианы Федоровны я запланировала на вторую половину суток, где-то после двух часов. Отправив свою семейную гвардию спать или делать вид, что спят, я помыла посуду, пропылесосила ковер, послушала фугу Баха — исключительно для того, чтобы понять, чем дышит мой новый обожатель Мишаня, написала гороскоп на месяц вперед и с чувством исполненного долга задумалась над странностями убитого маляра, который мыл руки (или голову) одноразовым шампунем «Эльсев».
А утром я уже была в редакции. Вообще-то мне, конечно, стоило жить в квартире с подселением, ибо моя производительность труда, социальная и прочая активность возросли до невиданных высот. Владимир Игнатьевич, как ни странно, был на месте. Его глаза светились радостным ожиданием, и я поняла, что меня опять будут грабить.
— Ну, — спросил он у меня, налегая на стол, чтобы сократить дистанцию между его деньгами и моей, то есть проживающей у меня, бабушкой. — Ты создала ей невыносимые условия? Когда она дрогнет?
— Скоро, — пообещала я.
— Мы уже приготовились, — сладострастно прошептал Лойола и закатил глаза.
Он предвкушал, как вместе с бабушкой станет любоваться Мариной Ладыниной в фильме «Трактористы». Он надеялся, что Аглаида Карповна тоже любит старое кино. Я не спешила его разочаровывать, тем более что попасть в хороший катран в нашем городе можно было только по очень солидной рекомендации. Так что Цезарю — Цезарево, а бабушке преферанс с Яшей.
— Ну? — снова спросил шеф, хитро поглаживая себя по гладко выбритому подбородку. — Какие будут соображения по увеличению тиража? По продаже рекламной площади?
И оно мне надо, спрашивается? Я и так горю на работе, то есть дома, то есть в расследовании злодейского преступления на проспекте Мира.
— Попозже продам материал. О ваших родственниках по женской линии, — пообещала я.
— Попозже?! — Владимир Игнатьевич не на шутку обиделся. — Сейчас надо, а не позже. Я тут один должен вертеться? Идеи разрабатывать…
Мне было доподлинно известно, что вертелся шеф исключительно по увеселительным заведениям — за чужой счет или в складчину. Нужные люди частенько приглашали его то в цирк, то на обед, то на природу. Здесь его брали тепленьким и платили приличные деньги за газетную площадь с хвалебным текстом. А тексты составляла я. За четверть суммы, остаток которой он добросовестно укладывал в собственный карман. Поцелуи ниже спины больно били по моему самолюбию. На всякий случай я пока промолчала — в течение пяти-семи минут я всегда умела прощать мужчинам их невольные заблуждения на мой счет.
— Так как?
Лойола уже готов был выпрыгнуть из штанов — ему хотелось моей заинтересованности в новом проекте, и ради нее он все тянул и тянул с реальным предложением. Той весной по мне стала умирать вся многочисленная семья Тошкиных…
— Собираюсь в международное брачное агентство, — сообщила я, чтобы он не думал, что самый умный и предприимчивый. — Проверить, как там дурят нашего брата.
Владимир Игнатьевич снял живот со стола и сделал неудачную попытку гордо выпрямить спину. Лицо его стало бледным и расстроенным. Или я попала в десятку и мы мыслим в одном направлении? Или он боится, что я продамся замуж за рубеж?
— Зачем, Надя? — спросил он хрипло и даже как-то надрывно. Ура, я стала ему дорога! И правда, какой другой дуре можно будет платить сто долларов, пылить мозги и требовать романтических этюдов. — Зачем?
— Забойная вещь. И полезная. — Я пожала плечами и, как хорошая индийская богиня, родила из них кшатрию-мысль. — Я продам туда Яшу. То есть продам, конечно, сюда, но как будто оттуда. Он сам сказал, что хочет жениться…
— Не надо! — Лойола хлопнул кулаком по столу, совершенно выпав из стиля, которому так долго учился у Пырьева и Калатозова. Согласна, опыт общения со мной приводит только к второразрядным американским боевикам. — Я запрещаю!
Больше всего на свете я не люблю, когда мне что-либо запрещают в категорическом тоне. Призывы типа «курить — здоровью вредить», «мойте руки перед едой» и «уходя гасите свет» вот уже много лет заставляют меня работать на никотиновую, фармацевтическую и электроэнергетическую промышленности. Если бы мне в детстве, например, запретили разговаривать на иностранном языке, то сегодня я была бы уже полиглотом. Единственное «нельзя», которое я соблюдала свято, — это внебрачные связи. И то лишь потому, что я нашла в этом процессе гораздо лучший вариант реализации своей сексуальной фантазии. На сегодняшний день моих обручальных колец хватит для двух Олимпиад, при условии, что во второй не будут участвовать Африка и Австралия…
— Ну как? — спросила я, уже чувствуя себя д’Артаньяном. — Почему бы и нет?
— Потому что это… нам не подходит, — выдавил из себя шеф, вычеркивая из памяти мою же статью о том, где сегодня может завести знакомство современная женщина, чтобы из этого положения выйти замуж. — Потому что нам заплатили за полосу! Вот… Он снова лег на стол, а значит, почувствовал себя свободным. — Четыреста долларов…
Судя по размеру гонорара, мои реверансы понадобились то ли фирме — изготовителю лекарства по воскрешению мертвых, то ли организации по выращиванию волос на всех лысых местах. Я мысленно настроилась на творческий процесс и сформулировала первую фразу: «Если вы облысели и умерли — не стоит отчаиваться»…
— Это страховая компания, — произнес Владимир Игнатьевич очень торжественно.
Так я и поверила, что он сдал в нее свои кровные деньги. Впрочем, газетный бизнес — это всего лишь немного грязи в холодном дегте.
— Это западная страховая компания, которая представлена здесь консалтинговой фирмой. Встреча с ними в десять. Яшма, то есть Рубин был вчера и с задачей не справился. — Лойола нахмурился и тяжело вздохнул. — Они не сошлись в позициях.
— По поводу одного места из святого Августина, — кивнула я.
Сектант Рубин вряд ли совершит такое гнусное действо, как забота о материальном на фоне духовного ухода в лучший мир. В этом смысле он боец стойкий, а об играх для богатых мальчиков в пирамиду «Завтра вы состаритесь, и вам будет лучше» я уже слышала. И видела. Страховые агенты этого детища Остапа Бендера ездили исключительно на машинах марки «БМВ» — то есть жили на одну зарплату.
— Половину, — сказала я, не долго раздумывая. Поцелуи я продам Владимиру Игнатьевичу, а жесткую правду жизни в один приличный журнальчик, который пригласил меня немного посотрудничать. Так что моральный ущерб, нанесенный мною обществу, будет мною же исправлен. — Двести долларов, — смело уточнила я, а потому в десять часов сидела в офисе присолидненной фирмы «СОС-инвест», которая располагалась в конторе первого хлебозавода и полностью отвечала требованию римских плебеев по поводу сочетания этого мучного продукта со зрелищами. В качестве гладиаторов, которые решили наставить меня и мои отсутствующие деньги на истинный путь в чужой карман, выступали пять мужиков из серии «для тех, кому уже все равно».
— Все люди должны накапливать деньги, — авторитетно заявил один, похожий на Моисея в начале путешествия по пустыне. — И где вы их должны копить?
Он лихо схватился за ручку и стал рисовать мне схемы невозможности хранения средств в банках и чулках родины. Он уверенно записывал возможные варианты их потери, среди которых больше всего меня порадовали обыск, возвращение 1937 года и победа национально-патриотических сил на выборах в следующем тысячелетии…
— Понятно? — спросил другой, готовый ринуться в бой по доведению моего интеллекта до нужной кондиции. — Пока фирма существует на рынке страхования.
Этот пользовался хорошо отточенным карандашом, на его бумаге появились даты, проценты и схема моего счастливого постарения…
— А если вы умрете? — радостно сказал третий, похожий на лисичку-сестричку, готовящуюся стать борцом сумо. — Так вот, если вы умрете прямо сейчас, предположим, то фирма выплатит вам… — Он полез в нагрудный карман и вместо пистолета вытащил абсолютно неубедительный «паркер». — То вы получите страховой взнос в размере…
— А еще несчастный случай, — томно, прямо как слоненок из мультфильма «Тридцать восемь попугаев», произнес четвертый, который, видимо, не умел писать — ручка как пить дать выпала бы из его пальцев, разложенных по новорусской привычке веером.
Несчастный случай — это уже было интересно. Я прикинула, что мой папа, вообще-то хирург, может почти бесплатно сварганить любую справку насчет моего случайного нездоровья, например, временного повреждения в уме из-за уплотнения моего жилища. При хорошем раскладе моего Тошкина можно было взбодрить до такого состояния, что он с удовольствием выдал бы мне бумажку, подтверждающую ранение, полученное мною при задержании бандита. Похоже, что условия такого страхования подходили мне по всем статьям.
— Вы знаете, — просто сказала я, — несчастные случаи — это моя специальность. Так что, может, ребятки, тряхнем банк. Где он у вас там? В Австрии? А? Покажем австриякам нашу собственную гордость и то, чему нас учили на родине.
Лица страховых агентов сделались каменными, вместо улыбки появились оскалы, вместо глаз — вся боль кредиторской задолженности.
— Это невозможно, — серьезно сказал пятый. — Это вообще не тема для шуток.
— Это святыня? — скромно спросила я, опасаясь активных действий фанатиков от пирамиды.
В моей практике уже были случаи, когда шутки подобного рода приводили к весьма печальным последствиям. Но повторение — мать учения… Боевая пятерка все еще находилась в состоянии транса. Если бы им в руки дать плакат «Страхуйся вместе с СОС-инвест» и указать приблизительное направление движения, то они бы пошли по воде аки по суше. Я их, кажется, сильно перевозбудила.
— Ладно, а если я захочу снять деньги раньше пятнадцати предложенных вами лет?
— Зачем? — искренне удивились они. — Зачем вам это нужно? Там надежнее, пусть лежат… Главное, чтобы вы и ваши читатели поняли, что вся сила в накоплениях, — со знанием дела произнес борец сумо.
— Вы себе не представляете, какое всеобщее ликование вызывают наши семинары… Люди, наконец, открывают глаза и бурно присоединяются к нашей программе… От этого невозможно отказаться. Это как секс по телефону, — доверительно сообщил мне Моисей, в жизни которого, наверное, не было других радостей.
— А без телефона? — на всякий случай спросила я, чтобы четко очертить границы дозволенного в своей будущей статье.
— Вы хотите с нами работать? — взбодрился Моисей. — У нас самая перспективная технология — многоуровневый маркетинг. Вы знаете, что это такое?
Странно у него работала голова. Наша газета рекламных объявлений печатала колонку «Ищу работу». Там красной нитью проходила фраза: «Секс и сетевой маркетинг не предлагать». Но чтобы вот так, напрямую связывать проституцию с передовой технологией? Смело! Честно! Я посмотрела на них с уважением и задала свой последний вопрос:
— Кто является учредителем вашей компании?
— Тю! — обиделся стрижачок. — Кто ж вам правду скажет?
— Вся фирма перестрахована австрийским банком, — хором пропели все остальные, мрачно глядя на плохо занимавшегося на семинарах блудного сына.
— А наши люди есть? — спросила я исключительно из вредности.
Десять глаз побежали в разные стороны. Хичкок бы умер от зависти, Голливуд продал бы последнюю рубашку, если бы ему удалось поставить такой трюк. А я почувствовала привкус знакомо разложившихся властных структур.
— Депутат Сливятин? — удрученно спросила я. — Или… сам?
— Нет, — облегченно вздохнули они и обменялись рукопожатиями.
— Совсем холодно? — Игра в угадайку могла и затянуться. — Ну кто? — заныла я.
— Да мы ее сами в глаза не видели, — нервно отреагировал на мое нытье тот, что не умел держать ручку…
Визит становился интересным. Даю полголовы на отсечение, что за этим бизнесом стоит какая-нибудь уставшая от погромов в бутиках милицейская цыпочка. Ну все, Тошкин, ты устанешь притворяться! Я не стану плестись на задворках истории.
— Так застрахуемся? — спросил пятый, скромный и умный.
— Чтобы радостней была минута? — откликнулась я. — Статья будет готова к воскресенью. К следующему.
— Нас это устраивает.
Агенты переглянулись и молча пришли к консенсусу. Судя по всему, их шефиня читала медленно, по слогам. Так что запас времени был очень и очень на руку…
Я взглянула на часы и с сожалением отменила убийство Луизианы Федоровны. Она поставила на моей дочери крест, я на ней ноль. Но завтра. А сегодня мне нужно отдать Яшу в надежные руки и решительно наплевать на запрет Лойолы на посещение брачных контор международного типа. И чего это он разволновался? Ну даже если мне кто там и приглянется… Что вряд ли… Ему-то одним конкурентом меньше.
Окрыленная предчувствием выполненного долга, я мирно попрощалась с «СОС-инвест», уточнив на прощанье, когда они планируют прервать беременность страхованием и смыться. Я была даже готова помочь донести им чемоданы с деньгами. Кажется, они расценили мой благородный порыв как хулиганский выпад и бросились звонить Владимиру Игнатьевичу. Из-за осторожно прикрытой мною двери доносились странные вопросы:
— Ты кого к нам прислал? Она в своем уме? Она вообще думает, что говорит?
Вряд ли Лойола, да и кто-либо другой знает точные ответы на эти обидные вопросы, а думать все-таки вредно…
Дома меня поджидало разочарование в виде Яши, наотрез отказывающегося жениться.
— Антисексин? — быстро догадалась я.
— Принцип! — ответил он под одобрительный взгляд Аглаиды Карповны, которая кроме всего прочего позволила себе усомниться в моем выборе Яшиного брачного пути.
— Где мы поселим его избранницу, если все сладится? — спросила она, явно намекая на желание никогда не покидать меня. И мой дом.
— Быстро! — завопила я истошным голосом и, кажется, перепугала Тошкина, который — о, прогресс медицины! — в это самое время, сгорбившись в три погибели, держась одной рукой за стенку, а другой за собственную голову, шествовал справлять естественные надобности. Мой муж попытался слиться с цветочками на обоях и не отбрасывать тени. Не тут-то было. — Марш в постель, предатель, — грозно зарычала я, совершенно сорвавшаяся с цепи. — И думай там! Думай, потому что дело Пономарева уже раскрыто. И я не хочу быть царицей, а хочу быть владычицей морскою. Мы откроем филиал по лечению людей солями по-настоящему мертвого моря. Воду будем брать прямо в порту. Из-под корабля. Думай, Тошкин… Это последнее китайское предупреждение.
Мне так хотелось плакать и так надоело быть самой умной, что я позвонила родителям. Я хотела, чтобы они взяли меня к себе на выходные, кормили, выгуливали, укрывали ночью и покупали сладкую вату, мороженое и поп-корн… А их не было дома. Готовая затопить своими слезами полквартала, я вызвала у Яши недюжинный приступ человеколюбия. Он ласково тронул меня за руку и заискивающе спросил:
— На всех жениться не обязательно? Я одеваюсь.
Аглаида Карповна фыркнула и предупреждающе тронула Яшу за плечо: видимо, в этой ночной баталии он проиграл ей не только половину несуществующего состояния, но и себя самого… Ничего, я их всех застрахую.
— Ты знал ее раньше? — спросила я, когда мы покинули осажденную гостями крепость, которая когда-то была моим домом.
— Да, — ответил Яша. — Мы были у нее с Федей. Мрачный аферист, доложу я тебе, но промышлял исключительно на своих богатых друзьях. Причем по тем временам — незаконно богатых. А она, Аглая, его любила как родного. Ты напрасно с ней так.
— Давай уж выкладывай. Потому что с грузом на совести в женихи тебя не возьмут.
— Да ничего я не знаю. Федя — кобель и аферист. Нам с ним было не по пути.
К чести моего Яши надо было сказать, что он обманывал только государство, считая свои отношения с частными лицами священными. Его большое сердце позволяло быть рефери на разборках и оформлять липовые предприятия. Но он никогда не брал в долг с расчетом его не отдавать, и по поводу женщин он тоже был очень и очень разборчив. Фактически я оказалась его единственной ошибкой, к которой он так прикипел душой, что никак не хотел оставить.
Мне импонировало это его качество, потому что я тоже больше всего на свете любила собственные ошибки. Например, Аньку, рожденную назло спятившему филологу Олегу или Соколатому, отвергнутому по причине непроходимой тупости, или Тошкину, который рискнул на мне жениться. Себя я тоже любила как ошибку. Не там и не вовремя рожденную. Да чего уж теперь. Я расчувствовалась и подтолкнула Яшу к дверям международного брачного агентства, которое располагалось в «Доме игрушки». Когда-то это огромное здание было заполнено косыми мишками, целлулоидными куклами, школьными формами всех размеров. Сейчас помещения сдавались под офисы и конторы; здесь торговали золотыми часами, искусственными членами и подпиской на литературные журналы. Детский отдел был сохранен для китайских полногрудых барби, которые, конечно, не шли ни в какое сравнение с мишками моего детства. Разгул подсознания выдавал мои заветные мысли. Еще немного — и я начала бы петь: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня».
— Здравствуйте, — сказала я решительно, — мы пришли жениться.
— Милости прошу, — сухо ответила дама, не удосужившись как следует блеснуть золотой фиксой на верхних передних зубах. — Заполняйте анкету, давайте фотографии. Мы отправим вас в каталог и поможем в организации переписки. Моя дочь — психолог, — торжественно заключила она, игнорируя жениха Яшу.
Анкета была разработана брачным агентством «Черемуха» (спасибо, что не «Лапша») и защищена авторским правом. Значок копирайта придавал ей исключительное достоинство. Помимо паспортных данных, желающие выехать за рубеж должны были указать свой вес и возможности его коррекции, угол кривизны ног, наличие собственных зубов, искусственных органов (с датой имплантации), длину волос, хобби, профессию, знание языков, последние посещаемые курсы, отличительные особенности натуры, среди которых плавание с аквалангом, храп, неприятный запах изо рта, курение, хождение без тапочек, склонность задавать глупые вопросы, знание международного права и способность чистить лук без слез. В конце анкеты ярким синим фломастером было выведено предупреждение: «Если уровень правды не выше 30 %, анкета считается недействительной. Обмену и возврату не подлежит». Карьера американской жены мне, пожалуй, не светила. Яша Зибельман соответствовал чуть ли не всем параметрам, разве что не плавал с аквалангом. Но эту мелочь мы исправим, как только вода в ставке нагреется до десяти-двенадцати градусов. Я быстренько прикинула, у кого бы дернуть снаряжение, и потому пропустила вопрос.
— Так что? — спросила меня служительница Гименея. — Фотографироваться, спрашиваю, будете? Если да, то возьмите купальники и одевайтесь. Стоит это шестьдесят долларов, но красавицей будете — мама родная не узнает…
Я бы на месте Яши вступилась за свою бывшую жену, которую почему-то должна не узнать родная мама. Но он молчал и в классических традициях сватовства переминался с ноги на ногу. Я почувствовала, что он стесняется. Интуиция не могла меня подвести, потому что именно так он вел себя, когда я застала его в постели с одной пэтэушницей. Правда, в то время я уже не была его женой, и он имел полное право прикрывать все свои мужские достоинства.
— Я замужем.
Это гордое заявление я позволяла себе в крайних случаях — если назойливые ухажеры переходили границы легкого флирта, если папа запрещал мне смотреть эротические сцены в новых русских фильмах и если мои сотрудницы начинали в моем присутствии слишком ревниво поглядывать на собственных мужей.
— Ну и что? — удивилась тетка. — Сейчас на это никто не смотрит. Ведь не от хорошей жизни. Сладится — разведетесь. Потом его и вызовете, когда там разведетесь. Подумаешь. Вы не переживайте, мы можем подобрать такого кандидата, которому просто надо родителям предъявить жену. Ясно? В смысле, гомосексуалиста.
Яша покраснел. Он терпеть не мог подобные намеки.
— Не дождетесь, — высказал он свою любимую формулу отношения к действительности.
— Не надо хулиганить, граждане. Вы же сами сюда пришли. У нас полно работы.
Опережая Яшу, готового сорваться в неинтеллигентный крик, я миролюбиво сообщила:
— Не я собираюсь замуж. Он будет жениться.
— Нет, этот хлам пусть ищет себе жену через газету. Нам такого счастья не надо, — поморщилась тетка, намекая на благоприятную демографическую ситуацию в нашем городе. Мой Яша побагровел и, кажется, обиделся.
— Он иностранец, — гордо сообщила я.
— Да? — Наконец-то я смогла рассмотреть фиксы — боль и жалость старшего поколения. По сравнению с моими фарфоровыми крошками они выглядели как неандертальцы на балу у Елизаветы Второй. — Да? — снова удивилась она, пристально глядя на Яшу. Для этой цели тетка нацепила на нос тонкие очки в хорошей золотой оправе. — Не похож, — констатировала она. — Или это?.. Он иностранец или лицо некоренной национальности?
Тетка явно была сторонницей Макашова, что могло сильно испортить ей бизнес. Я протянула Яшин израильский паспорт и усмехнулась.
— Извините. — Тетка чуть не взяла под козырек и подвела Яшу под белы рученьки к картотеке. — Можете выбирать. Здесь средняя категория.
— Нам нужна высшая.
Я уже не на шутку обиделась. Чем мой Яша хуже гомосексуалиста из Калифорнии и чем, в конце концов, Израиль меньше заграница, чем захолустная аграрная Греция? Да, пусть таких иностранцев у нас больше. Просто Екатерина Вторая не додумалась определить черту оседлости для негров, а швейцарцев вообще поставила сторожить склады. Так и что?
— Нам нужна высшая категория! Самый лучший экспортный вариант, — настоятельно попросила я.
— Бипатриды, югославы и мусульмане поражены в правах, — отрезала тетка. — А впрочем, выбирайте. Пять долларов просмотр, десять долларов адрес. — Для любвеобильного Яши эти расценки могли стать разорительными. Если бы он до того не проигрался в преферанс Аглаиде Карповне! Придется поскромничать. — А вы, значит, пока с замужеством решили повременить? — доброжелательно спросила тетка.
От смущения и гордости я сунула нос в кипу фотографий и кратких биографических справок. Дина Соломина попалась мне в руки после беглого просмотра пятидесяти розовых папочек.
— Не, ну за Федькой я подбирать не буду, — наотрез отказался Яша.
— Напрасно, — неодобрительно заметила тетка. — Дина — ветеран нашего салона, уже восемь лет она каждый месяц обновляет свои документы…
— Лежалый товар, — заявил Яша, не желая Дину ни под каким соусом.
— Она и сама бы не захотела. Очень разборчива. — Тетка обиженно поджала губы.
— А Онуфриева? Она же умерла, — сказала я, не понимая, что в агентстве делают документы погибшей женщины.
— Да, вы что, черную рамочку не видите?
— Но ведь она не может выйти замуж?
— Почему нет? Если кому-то надо формально жениться, это только лучше, что после свадьбы супруга скоропостижно скончалась. Оформляем задним числом.
Тетка пожала плечами и посмотрела на меня как на провинциальную дурочку. А что сказать — традиция мертвых душ, воспетая Гоголем, видимо, не была таким уж большим преувеличением. В конце концов, спрос рождает предложение. Яша повертел в руках фотографию Онуфриевой, но я не позволила ему отделаться фиктивным браком и продолжила поиски.
— А это не… — Яша удивленно смотрел на прозрачную папочку, через которую проглядывали знакомые лукавые косенькие глазки.
— Людочка Кривенцова — тоже ветеран, — гордо сказала хозяйка. — Прекрасный человек, добрая, общительная, активная. Буквально на днях ждет свою судьбу…
На фотографии для заграничной свадьбы Людочка была намного моложе, стройнее и привлекательнее. Нельзя сказать, чтобы глаза ее лучились добротой, но что-то мягкое и кошачье было в ее чудном, запечатленном за шестьдесят долларов образе. Я посмотрела повнимательнее и нашла повод возликовать. Ведь женщинам, вышедшим замуж за рубеж, не нужны квартиры на Патриарших прудах. Особенно если их бывшие мужья методично уничтожают собственных любовниц. Значит, семья Кривенцовых по техническим причинам сходит с дистанции, а шансы Лойолы увеличиваются. Стоит ли эта информация моего нежелания торговать со страниц газеты своим честным псевдонимом?
— Ну? — спросила я у задумавшегося Яши. — Выбрал?
— Они какие-то все старые, — уныло ответил он. — Уж если не ты, так хоть фотомодель.
Даже собираясь жениться, Яша оставался по отношению ко мне настоящим джентльменом.
— Есть! — обрадовалась тетка. — Разные. Победительницы районных, областных, городских соревнований. Стипендиатки Сороса и Форда за умственные способности. Есть даже одна негритянка. Дитя прогрессивного зимбабвийского студенчества. Показывать?
Яша неопределенно кивнул и чуть было не облизнулся. Старый хрыч, в сущности, а туда же. Потянуло на экзотику. Я внимательно посмотрела на фотографии девиц и поразилась мужской недальновидности. Все эти вертихвостки были типичными вырожденками со склонностью оклушиваться с космической скоростью. Даже легендарная зимбабвийка была больше похожа на площадную торговку, чем на приличное дитя Африки. А в черной рамке была помечена Лариса Косенко (Красовская) — Мисс Химзавод. Вот тут-то и пришло время сказать самой себе «стоп». Потому что мысли разбежались в разные стороны и оголили самые уязвимые места в моем мозгу. Не отходя от кассы, я стала демонстрировать свои «характерные особенности» по хождению без тапочек и задаванию глупых вопросов.
— А эта? Почему эта?
— Я не знаю. Балованная была девчонка. Тоже вроде клиент наклевывался. И вот…
— Американец? Который и у Людочки? А еще к кому он должен был приехать? Или у вас тут секретная лаборатория по естественному отбору с суицидальным уклоном?
Яша тихо шуршал фотографиями, уже совсем забыв о моем существовании. Я уныло перебирала мысли. Уныло и лихорадочно. Неужели Дина права и это результат жесткой конкуренции? Или это Людочка Кривенцова пробралась сюда с целью изничтожения пассий собственного мужа? Или это банальный маньяк, который убивает жертв брачного агентства? Например, какой-нибудь брошенный муж? Ой, и еще что-то важное почти придумалось. Но тетка толкнула меня в спину и прошипела:
— Идите-ка вы отсюда подобру-поздорову. Я не буду вам ничего рассказывать. Ишь, нашлась звезда балета, три валета и король. И ты, лысый жид, убирайся давай. Знаю я вас, насмотритесь, всех запомните, за одну заплатите — только я вас и видела. Одни убытки и неприятности. Что я вообще этому приезжему буду говорить, если все девки перемрут?
— У вас же дочь психолог, — заметил Яша, пытаясь спрятать в пиджак фотографию какой-то девки, похожей на порнозвезду Чичолину. — Она и объяснит.
— Марш отсюда. Марш! Я кому сказала? Сейчас милицию вызову.
Отлично. В нашем городе, значит, есть и такие стражи порядка, которые контролируют брачный бизнес. Ну, Тошкин, погоди…
— Я сфотографироваться хочу, — запросился Яша, прямо как к маме на ручки. Судя по всему, он решил усыпить теткину бдительность и дернуть еще пару фотографий.
Мне захотелось спросить, кто был первым ветераном, Дина или Людочка, но тетка бесцеремонно треснула меня по голове старинным тяжелым дыроколом. Травма, нанесенная моему черепу, была явно производственной, потому что вызвала решительное просветление мозгов. Я вспомнила «Дакс» и последовательность лиц, увиденных мною в уголке супружеской измены. Отчетливо запахло жареным и дракой. Пришлось бежать, чтобы показать приемы самбо кому-нибудь другому.