Клейтон
Все начинается в магазине на углу.
Я захожу за напитками и парой других вещей, которые у нас закончились. Не хочу быть самонадеянным и предполагать, что приведу Деззи к нам домой. Но, если вдруг мы найдем общий язык, мне бы хотелось, чтобы квартира была в надлежащем состоянии и должным образом… укомплектована.
Когда подхожу к кассе, продавец задает мне вопрос. Я не улавливаю его слов, поэтому мне приходится наклониться вперед, чтобы прочитать по губам. Он снова спрашивает, затем показывает на мою кучу товара. Ему нужно мое удостоверение? Я достаю свой бумажник и показываю его. Продавец закатывает глаза и снова задает тот же чертов вопрос. Я не понимаю, что он, черт возьми, спрашивает. Показываю на свои уши и качаю головой; обычно люди понимают, что я имею в виду.
И вот тогда мудак позади хлопает меня по плечу с большей агрессией, чем обычно себе позволяют при контакте с незнакомым человеком.
Раздраженный, я оборачиваюсь. Это какой-то коренастый чувак в поло с красно-коричневой кожей лица, которая морщится, пока он пристально смотрит на меня из-под песочно-каштановых волос. Рядом с ним стоят два его приятеля, и у каждого в руках по шесть банок пива. Этот парень буквально выплевывает вопрос, адресованный мне.
И я прекрасно читаю по его губам: «Ты глухой?!».
На самом деле он не спрашивает. Он просто тупой засранец. Я поворачиваюсь обратно, игнорируя его, затем достаю свой телефон, чтобы напечатать сообщение продавцу, решив, что это наилучший способ общения.
Ублюдок позади не соглашается с этим, хватая меня за руку и разворачивая к себе. Его лицо искажено гримасой, он указывает пальцем на мой телефон и выплевывает все больше слов и оскорблений в мой адрес. Предполагаю, он думает, что я переписываюсь со своим приятелем и намеренно задерживаю очередь.
Я показываю экран продавцу, не спуская взгляда с парня и находясь в секунде от того, чтобы врезать в его гребаное лицо кулаком. Вскоре возвращаю свое внимание к продавцу, чье отношение, кажется, меняется, когда он узнает, что я на самом деле глухой. Он без вопросов пробивает мои покупки и упаковывает их. Я оплачиваю товары и забираю пакет с кассы.
Выходя из магазина, я открываю дверь спиной, лицом к ублюдку, стоявшему позади меня, и показываю ему средний палец.
Люди могут быть такими придурками. Некоторые не видят правду, находящуюся у них перед носом, они предпочитают видеть собственную и жить в мире, полном вещей, которые согласуются с их собственными убеждениями. Никто не жаждет изменений. Никто не хочет узнавать что-то новое. Окончив, наконец, школу, они ведут себя так, словно их обучение закончилось и теперь до конца жизни всё обязано подстраиваться под их ограниченное понимание мира.
Хуже всего осознание того, что я мог быть таким же придурком, как тот парень в очереди… Если бы не потерял свой слух. Я не был хорошим человеком, будучи двенадцатилетним сорвиголовой. Был эгоистичным, жадным, нечестным. У меня не было ни чести, ни чувства справедливости, ни малейшего сострадания к другим.
И возможно (только возможно!), если бы я не потерял слух и не провел школьные годы, наслаждаясь уроками смирения, возможно, это я был бы тем самым придурком в очереди, который говорит: «Эй, придурок, ты глухой?».
Эй, придурок, ты глухой?
Ты меня слышишь?
Слушай сюда, тупица.
Что, блядь, с тобой не так?
Я нахожусь на полпути к дому, когда получаю удар по голове.
Спотыкаюсь, внезапно земля уходит у меня из-под ног, и они заплетаются. Я слишком медленно разворачиваюсь и встречаюсь с костяшками пальцев неизвестного нападающего, когда тем захотелось встретиться с моей левой скулой.
Падаю на тротуар. Неважно, сколько раз я моргаю, все равно вижу звезды. Это не шутка, когда вас так сильно бьют по лицу, — все, что вы видите, это гребаная солнечная система. И где-то сквозь мешанину искривленных галактик и неизвестных планет, мелькают вспышки улицы, едва освещенной заходящим солнцем и бесполезным уличным фонарем поблизости, которую вы целуете.
Переворачиваюсь на спину и поднимаю руки, ожидая следующего удара. Когда ничего не происходит, я моргаю еще двадцать раз, прежде чем понимаю, что тут никого нет.
Сажусь и оборачиваюсь, замечая, как вдали улицы исчезают три фигуры.
Трое на одного? Напали на меня сзади? Это по-ублюдски.
Взбешенный, я вскакиваю на ноги и кричу им вслед, срываюсь за ними, решая приложить свой кулак к каждому из их черепов.
Но моя нога начинает ныть, сильная судорога пронзает тазобедренный сустав, и я снова падаю, позволяя дороге вновь ударить меня. Я пытаюсь подняться, но в ноге словно поселилась вся боль в мире.
Я кричу, матерясь на этих тупых ублюдков. Кричу так громко, что ощущаю, как слюна попадает на подбородок.
Все эти крики. Вся эта тишина.
Спустя некоторое время, мой череп напоминает о том, что меня пару раз ударили. Боль пронзает мозг, в глазах странно пощипывает. Подношу пальцы к щеке, затем смотрю на них. Кровь. Ублюдки разбили мне щеку одним удачным ударом. Должно быть, кольцом или что-то типа того.
Делаю глубокий вздох и пытаюсь встать на ноги. Слегка прихрамывая, возвращаюсь к пакетам, которые бросил в том месте, где на меня напали. Один из них, тот, что с напитками, опрокинут. Что-то явно разбилось: по тротуару течет поток темной жидкости, похожий на длинные жуткие пальцы.
Чертовки великолепно.
Я такой злой. И чем больше злюсь, тем сильнее пульсирует щека, словно наказывая меня за гнев. Втягиваю воздух, потом выдыхаю его, игнорируя боль, которая охватывает лицо.
Вытаскиваю все, что можно спасти, из пакетов, поскольку из них продолжает вытекать жидкость, и забираю домой. Я возмущен случившимся, отказываюсь жалеть или видеть себя жертвой. К черту это. Все это время я представляю того придурка из магазина. «Ты глухой?!». Хотя и не разглядел ни одного из них, знаю, что это он и его приятели напали на меня.
Им лучше надеяться на то, что они не ходят в Клангбург. Если увижу их в кампусе, мой кулак станет последним зрелищем, которым они насладятся.
Смотрю на себя в зеркало, прежде чем выйти из квартиры, а затем, когда разглядываю принесенный ущерб, произношу: «Блядь!». Мочу полотенце и провожу им по лицу, аккуратно промывая рану на щеке, которая находится в паре сантиметров от глаза. Если бы этот мудак ударил немного выше, я бы стал слепым. Интересно, получил ли я сотрясение мозга? Честно говоря, даже не могу сейчас точно сказать, чем меня оглушили в начале: кулаком или чем-то потяжелее.
Провожу полотенцем по затылку, проверяя, нет ли там крови. Вскоре лицо очищено, и я наклеиваю пластырь на щеку, которую адски жжет, пока проделываю манипуляции. Провожу рукой по волосам и смотрю на свое отражение, в глазах пылают злость и ярость.
После того как запираю дверь и выхожу на дорогу, матерюсь, так как забыл проверить состояние собственной комнаты. Наверное, там полный беспорядок. Я был занят, протирая лицо, теряясь в кипящем гневе и представляя сто двадцать различных альтернативных окончаний этого нападения — все сто двадцать заканчивались тем, что я стою над их окровавленными телами. Тем не менее, даже облачившись в гнев, как в доспехи, я двадцать раз оглядываюсь через плечо, пока иду в боулинг. Лучше перестраховаться.
Я уже подхожу к стеклянной двери, когда в кармане, пугая, вибрирует телефон. Вздрагиваю, когда пытаюсь схватить его — ноющая боль в плече напоминает о себе. Достаю телефон и смотрю на экран:
Дмитрий: Клейтон! Ты где?
Вздыхаю, игнорируя сообщение, поскольку уже здесь. Я вхожу, и неприятный запах этого места достигает моих ноздрей. Парень у стойки машет мне, потом показывает несколько пальцев, его ладони открываются и закрываются два раза, указывая на двадцатую дорожку. Благодарю его кивком и иду к месту.
Брант выскакивает из-за угла и стискивает меня в объятьях. Застигнутый врасплох, стону и вздрагиваю от боли, пока он благодарит за то, что я пришел.
Его лицо меняется, когда он осматривает меня.
— Что, блядь, случилось с тобой? — спрашивает он, если я правильно разобрал. Пожимаю плечами и отмахиваюсь от него. Он хватает мою руку, останавливая, когда я пытаюсь пройти мимо. Развернув к себе лицом, спрашивает:
— Ты упал с лестницы?
Если бы не знал, что лицу будет чертовски больно, я бы рассмеялся. Облизываю губы и говорю:
— Я в порядке. — Голос посылает вибрацию в челюсть и щеку. Даже говорить больно.
Брант хмурится, потом зовет пойти за ним, качнув головой. Следую за ним к двадцатой дорожке, параллельно с которой обосновалась команда противника. Сквозь их толпу замечаю Дмитрия с остальной частью команды Бранта: две латиноамериканские цыпочки — которые, насколько помню, являются парой, но никто напрямую не говорит об этом, — и чернокожий компьютерный ботаник Джосайя, который на голову выше меня и, кажется, всегда улыбается.
Дмитрий встает со скамейки, как только замечает меня, и подбегает.
— Что случилось? — показывает он.
Я использую минимальное количество жестов
— Ничего. Упал.
Он качает головой
— Тебе надо привести себя в порядок. Туалет. У тебя кровь течет сквозь повязку.
Я раздражаюсь.
— Все не так плохо.
Дмитрий приподнимает брови, из-за чего его очки немного ползут вверх.
— Нет, это выглядит именно так. Деззи в туалете. Приведи себя в порядок, пока она не вернулась.
Ее имя мгновенно отрезвляет меня. Конечно же, она уже здесь. Я опоздал.
— Как долго она здесь? Сколько она уже ждет? Я действительно выгляжу так плохо?
Когда Дмитрий отводит взгляд, понимаю, что уже слишком поздно.
Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Деззи. Боже. Она выглядит с каждым разом все красивее. На ней милый белый топ, а джинсы подчеркивают ее сексуальные пышные формы. Они низко сидят на бедрах, чем привлекают взгляд моих непослушных глаз — в моем воображении прямо к тому, насколько она гладкая под всем этим.
А ее милое личико… по легкому макияжу и розовым губам видно, что она готовилась к нашей сегодняшней встрече. Даже несмотря на запахи вокруг нас, я могу поклясться, что чувствую ее запах — сирень, фрукты и что-то еще, что не могу определить, что-то свежее и притягательное.
Не могу доверять себе, находясь с ней в одной комнате. Я бы сорвал с нее этот невинно выглядящий белый топ и снял сексуальные как ад джинсы.
Черт… что бы я сделал с ней… Уверен в том, что владел бы этими губами дольше, чем в тот мимолетный момент в подъемнике.
Я настолько загипнотизирован Деззи, что не сразу понимаю, что ее губы двигаются:
— Что случилось? — спрашивает она.
Качаю головой, потом невразумительно бормочу ответ.
— Что? — не понимает она и подходит ближе.
Оказывается, тут гораздо громче, чем я думал. Я говорю ей голосом:
— Все хорошо. Я в порядке.
Но от этих слов мою челюсть пронзает боль, и я вздрагиваю.
Дмитрий подходит к нам, кладет руку на плечо Деззи и показывает мне.
— Может быть, вам двоим стоит пойти в квартиру и потусоваться там. Я останусь и поддержу Бранта. У вас будет место, чтобы провести время наедине, как минимум пару часов, а может и больше.
Чувствую, что мое лицо вспыхивает. Не знаю, это из-за того внимания, которое уделяет нам Дмитрий, из-за боли или из-за того, что он, по сути, дает мне разрешение отвезти Деззи к нам домой, чтобы провести достаточно времени… только вдвоем.
Кажется, он передает предложение Деззи, поскольку наклоняется к ней и что-то говорит. Чувствую, как мое сердце колотится в грудной клетке.
В ответ Деззи пожимает плечами, потом отвечает Дмитрию. Я вопросительно смотрю ей в глаза. Она разводит руками, затем что-то говорит мне. Я не совсем понимаю ее по губам, пока Дмитрий не объясняет жестами.
— Она согласилась. Вы можете потусоваться в квартире. Здесь слишком шумно.
Слишком шумно. Неплохое оправдание.
Я приподнимаю бровь.
— Ты уверена?
Деззи кивает, волны ее длинных каштановых волос танцуют вместе с ее движением, а щеки, кажется, становятся такого же оттенка, как и губы. Блядь.
Веди себя прилично, Клейтон.