Читай по губам

Глава 7

Деззи

Я не могу сдержать волнение даже на уроке актерского мастерства. Мой живот словно делает сальто, а губы непроизвольно складываются в улыбку, которая не исчезала все выходные.

Мне плевать, что он глухой. Он не слышал мою песню? Ничего страшного. Он почувствовал ее. Я видела это в его глазах, которые горели от голода, нужды, опасности…

Меня также не заботят предупреждения моих друзей. У каждого есть своя история. Привыкнув жить в центре внимания из-за популярности родителей, я научилась сомневаться во всех сплетнях или слухах, которые достигали моих ушей и глаз.

Мой телефон вибрирует. Я бросаю взгляд на сообщение.

Не-Вики: О, Боже, Дез, вывесили списки актеров.

Я таращусь на экран, отрываясь от мыслей о Клейтоне. Уже? Прошло всего два дня. Кто, черт возьми, выбирает состав актеров на целый сезон представлений за два дня?

Я: Я не думала, что это так быстро.

Не-Вики: Ага. Я все еще застряла на истории костюмов

Я: Я на актерском мастерстве. Встретимся после?

Не-Вики: ДА-А-А, а потом сходим пообедать, чтобы отпраздновать!!!

Понимаю, что в помещении стало тихо, и я, беспокоясь, что профессор актерского мастерства Нина поймала меня, убираю телефон. На самом деле, это просто выступает один из моих одногруппников, очень драматично выдерживая длинные раздражающие паузы между репликами.

Возвращаюсь к мыслям о Клейтоне, из-за чего остальная часть занятия забывается.

Я с нетерпением покидаю аудиторию. Вся моя жизнь пролетает перед глазами, пока иду к списку актеров, висящему на двери репетиционного зала. Стая нетерпеливых студентов толкают друг друга, словно борющиеся за кость собаки, пытаясь найти свою фамилию. Слева от меня раздается стон разочарования. Справа — возгласы радости. Все остальные впали в тихие раздумья.

А потом наступает моя очередь. Два студента передо мной разворачиваются и уходят, и сквозь море шепота, стонов и волос я наконец-то вижу свое имя. Я протираю глаза и смотрю снова, читая имя дюжину раз. Я не верю тому, что читаю.

— Поздравляю, — бормочет Эрик, которого я не заметила рядом.

Я качаю головой.

— Но я не думала, что…

— Ты, очевидно, заслужила это, — говорит он, улыбаясь мне. — И эй, смотри. Я буду играть городского пьяницу Саймона! Но у нас нет сцен вместе…

— Это здорово, — рассеянно отвечаю я ему, все еще перечитывая свое имя в списке.

— Знаешь, в чем секрет игры пьяного человека? Пытаться играть не пьяного. — Эрик глухо смеется. — Увидимся позже, Ди-леди.

Я все еще не могу поверить. Это, должно быть, ошибка, да?

— Пока, — говорю я с опозданием, а потом понимаю, что Эрик ушел.

И дело не только в том, что я буду играть на сцене, дело в самой роли. Я качаю головой, не в состоянии привести мысли в порядок. Конечно, это ошибка. Может быть, на театральном факультете есть другая Дездемона Лебо.

Что еще хуже, не прошло и двадцати секунд после незаметного исчезновения Эрика, когда его место рядом со мной занимает Виктория.

— О мой Бог, о мой Бог, о мой Бог, — взволнованно поет она, с нетерпением осматривая список.

Я получаю удовольствие прямо из первого ряда, наблюдая за подругой, когда на ее лице медленно проступает разочарование.

— Вау, — бормочет она через некоторое время, на ее лице отражается боль. Затем она щурится, как будто что-то начинает понимать. — Лебо… — читает она.

О, черт. Поздравляю!

Она поворачивается ко мне и смотрит мне прямо в глаза.

— Лебо? — Она собирает кусочки пазла воедино. — Это имеет какое-нибудь отношение к?..

— Нет, — говорю я слишком быстро. Конечно, она знает мою семью, она знает всё. — В Нью-Йорке много Лебо. Тонна.

— Хм-м.

Хотя блеск сомнения все еще виден в ее глазах, она пожимает плечами и говорит:

— Поздравляю, Деззи. Честно говоря, я не знала, что ты собираешься играть роль Эмили. — Она старается говорить спокойно. — Конечно, ты абсолютно подходишь на эту роль. Я имею в виду, ты красивая и все такое.

Теперь я не могу сказать, хвалит она меня искренне или просто строит стерву.

— Спасибо, — говорю я в любом случае.

— Мне нужно на занятия, — произносит она, хотя я знаю, что у нее нет занятий следующие два часа. — Увидимся в общежитии.

Затем она уходит с крошечной улыбкой, больше похожей на гримасу.

Слишком много для наших планов на обед. Я хочу крикнуть ей, объяснить, что даже не собиралась прослушиваться на эту роль, что не указывала роль «Эмили» в качестве предпочтения. Но, сказав это, я, скорее всего, просто ухудшу ситуацию, признав, что получила роль, которую не хотела. Роль, которую хотела она.

Главную роль.

Внезапно этот факт поражает меня, до меня, наконец, доходит. Главная роль. О, Боже. Я только что получила главную роль в первой постановке года на главной сцене. Настолько хорошим они посчитали мое прослушивание. Это, должно быть, ошибка, продолжает говорить мне разум, но внезапный прилив уверенности, кажется, побеждает. Может быть, я все еще под впечатлением от своего шоу на той крошечной круглой сцене в прошлую пятницу.

Совершенно неожиданно чувство вины, которое ощущала прежде, пропадает.

— Я получила роль! — радостно говорю в трубку, когда оказываюсь за углом вестибюля, прямо за дверьми зрительного зала.

— Конечно, ты ее получила, куколка, — напевает моя мать сладким голосом. На заднем плане я слышу звон бокалов и столового серебра. — Теперь важно, что ты вложишь в свою работу актера. Нет, я выпью еще шардоне. Немного сыра бри, пожалуйста.

Я улыбаюсь и смотрю в высокие стеклянные окна вестибюля, позволяя маме говорить с кем-то, кто привлек ее внимание. Я наблюдаю за потными парнями, бросающими фрисби друг другу, слишком довольная новостями, чтобы беспокоиться о том, что мама отвлеклась от нашего разговора.

У меня проносится мысль, что мне действительно интересно, будет ли Сиси счастлива за меня. Она не привыкла, что я достигаю успеха в чем-либо. Может быть, мне стоит позвонить и ей тоже.

— В работу актера? — напоминаю я матери, когда она, кажется, освободилась. — Что ты имеешь в виду?

— О, ты знаешь, куколка. Слушай своего режиссера. Предлагай интересные решения. Не затмевай его. Извините, это не то шардоне, что я пила раньше. Где нормальный персонал, сладенькая? Найди Джеффри, он знает, что мне нравится. И не забудь о бри.

— Спасибо, мам.

— Бри, да. Бри. Это будет хорошо для тебя, куколка, — говорит она, снова возвращая свое внимание ко мне. — Тебе действительно необходимо найти особенный голос внутри себя. Вкладывай в работу и получишь столько, сколько отдашь. Позвони мне после первой репетиции.

Когда она неожиданно вешает трубку, в телефоне меня приветствует тишина. Я только и вижу вспышку лица матери на экране, прежде чем экран гаснет.

Прямо сейчас чувствую себя чертовски неуязвимой. Я могла бы пройти сотню прослушиваний, несмотря на мое короткое, ничем не примечательное резюме. Я бы бросила вызов любому на маленькой круглой сцене в любом баре. Я могу сделать что угодно!

А потом вспоминаю лицо Клейтона в том баре. Как заставила его извиваться на барном стуле — и как затем он резко встал и ушел после того, как я сделала свой ход.

Место радости занимает какая-то тяжесть. Он не мог слышать, как я пою. Может быть, он не знал, что я делаю. Может быть, он думал, что я издевалась над ним. Может быть, он ненавидит быть в центре внимания. Кто, черт возьми, знает, о чем он думал после моего маленького представления?

Хочу все исправить. Меня снова охватывает волнение. Вдохновение, если хотите. При одной мысли об этом в моей душе становится теплее.

Я могу сделать все правильно.

Движимая идеей, я спешу в компьютерную лабораторию в библиотеке, которая находится неподалеку от факультета искусств. В понедельник здесь довольно много народу, но мне удается найти свободный компьютер посреди этого безумия. Быстро печатая, я регистрируюсь в системе и провожу небольшой поиск в браузере. С любопытством изучаю фотографии, которые появляются на экране. Один щелчок мыши, и видео открывается на весь экран. Я двигаю руками, старательно пытаясь повторить всё, что вижу. Несколько сидящих рядом студентов обращают на меня внимание. Но меня это не заботит, актер во мне игнорирует неожиданную аудиторию.

Я вновь улыбаюсь. Сегодня самый лучший день.

Лучи солнца падают на лицо, когда позже я пересекаю кампус, направляясь в центр, чтобы пообедать. Виктория «забыла» о наших планах, поэтому придется поесть одной. Я слишком счастлива, чтобы чувствовать себя плохо. Это не моя вина, что я получила роль, а не она. Если бы могла отдать ее Виктории, я бы так и сделала, но что бы тогда осталось у меня? Весь смысл посещения этого университета в том, чтобы получить нормальный опыт колледжа и отточить свое ремесло. Уверена, Виктория поймет, ей просто нужно время. Черт, может быть, несколько дней, и она будет помогать мне с репликами. Виктория — хороший, добрый человек.

После того как я оплачиваю сэндвич с индейкой, который подается с печеными картофельными чипсами и содовой, я ищу пустой стол. Полдень — худшее время, для того чтобы поесть; это место настолько переполнено, что я даже не слышу свои собственные мысли.

Когда захожу за угол, вижу знакомое лицо. Сэм, моя соседка, ест совсем одна. Или, скорее всего, она вообще не ест. Сидит с учебником, лежащим перед ней, и выглядит скучающей, как никогда. Эти уродливые черные очки с толстой оправой прячут половину ее лба. Она смотрит вверх и замечает меня. Ее губы растягиваются в длинную линию, которая, думаю, является ее фирменной версией улыбки.

Плюхаюсь напротив нее.

— Привет, Сэм!

— Привет. — Она опускает взгляд на мой сэндвич.

Это не остается незамеченным.

— Что учишь? — спрашиваю я, открывая упаковку.

— Теорию.

Сэндвич разрезан на две половины, и я подношу одну из них ко рту и кусаю.

— Здесь чертовски много народу, — жалуюсь я с полным ртом. — И так громко!

— Да. — Она сглатывает, глядя на мои руки.

— Ты уже поела? — спрашиваю я.

— Да. Я… позавтракала.

Не знаю как, но внезапно я понимаю, что моя соседка пропускает приемы пищи, чтобы сэкономить каждый цент, который у нее есть. Может быть, еженедельное или ежемесячное пособие, которое ей отправляют родители, достаточно скудное. Может быть, на самом деле она не ела.

— Знаешь, я не смогу съесть это одна, — признаюсь я. — Хочешь вторую половину моего сэндвича?

— О. — Сэм ерзает на своем стуле. — Нет, всё… всё в порядке. Я не настолько голодна.

— Ну, думаю, вторая половина пропадет впустую.

Она смотрит на сэндвич с сомнением. Я подталкиваю половинку, которую планировала съесть, к ней. Спустя мгновение колебания она поднимает его и кусает. По тому, как она ест, понятно, насколько она голодна.

Не говоря уже о том, что вид того, насколько она наслаждается сэндвичем — самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видела. Я страдаю, глядя на пятнышко майонеза на ее подбородке в течение пяти минут, прежде чем она вытирает его и слизывает с пальца.

Как раз перед тем, как откусить последний кусочек, я вижу Клейтона сквозь толпу людей в кафетерии.

Черт. Он здесь.

Я никогда его не видела в кампусе, кроме театра.

Внутри все сжимается. Последний вкусный кусочек моего ланча оказывается забытым на столе. Мой взгляд прикован к тому единственному, что существует для меня в мире — мускулистому телу Клейтона.

И как объяснить свою реакцию?

— Что случилось? — спрашивает Сэм.

— Я скоро вернусь.

Бросаюсь из-за стола и рассекаю толпу, мои ноги практически парят, как будто под ними нет пола.

Маневрирую мимо всех раздражающих столов, стоящих между мной и Клейтоном. Ноги почти запутываются в ремне рюкзака какого-то парня, который лежит у его ног. Локтем ударяю девушку, которая кричит мне в спину, но я ее не слышу.

Клейтон стоит возле двойных стеклянных дверей у входа в кафетерий, солнечный свет пробивается сквозь них, окрашивая его лицо в оттенки белого и желтого, превращая его темноту во что-то красивое и потустороннее. Он смотрит в свой телефон, его бицепсы четко очерчены светом, исходящим от экрана. Обычная черная футболка обтягивает каждый контур его тела, сужаясь, чтобы встретиться с сексуальными джинсами, порванными на коленях.

Он — секс в человеческом обличии. Боже…

Он поднимает голову, и когда наши взгляды встречаются, воздух словно электризуется. Убейте меня прямо сейчас. Он меняется в лице, и его тяжелый темный взгляд проникает в меня. Вся та уверенность, что была у меня минуту назад, застревает в горле, не позволяя мне дышать. Он такой сексуальный. У него особая красота плохого парня, щеки покрыты щетиной, а в глазах преломляется свет, из-за чего они становятся похожими на мерцающие осколки стекла.

Мое сердце колотится в груди.

Пришло время представления.

Я поднимаю руку и машу ему, улыбаясь.

После мгновения пристального взгляда, Клейтон отвечает едва заметным кивком.

«Ты хорошо справляешься, — мотивирую я себя. — Он признал тебя. Продолжай в том же духе!».

С волнением, наполняющим всё мое тело, я подношу кулак к груди, затем медленно тру его по кругу:

— Извини.

Клейтон не реагирует, его взгляд прикован к моему лицу, как будто он просто не видел, что я пыталась извиниться перед ним.

Просто продолжай, Деззи. Я подношу раскрытую ладонь к груди:

— Мое, — двумя пальцами одной руки я стучу по двум пальцам другой, — имя, — затем правой рукой тщательно формирую то, что, как я надеюсь, будет правильными буквами — Д, Е, З, З, И. — Когда заканчиваю, сжимаю руки вместе, гордая собой, и снова улыбаюсь.

Лицо Клейтона застывает. Изучая меня, он сжимает губы, из-за чего его сексуальные щеки втягиваются. Вот черт. Я все сделала неправильно? Я только что назвала его мудаком или оскорбила его мать, или случайно сказала, что я фиолетовая лягушка? Может быть, мне стоило узнать чье-нибудь мнение, прежде чем практиковать язык жестов — который я изучала с помощью Гугла — на Клейтоне.

Нисколько не расслабив жесткое выражение лица, он снова кивает мне, а затем переводит взгляд на свой телефон и коротко что-то печатает.

Я Клейтон

Вздыхаю с облегчением.

— Я знаю, — говорю вслух, а потом с ужасом понимаю, что больше не знаю никаких жестов. Я искала, как сказать другие слова, но они вылетели у меня из головы.

Черт. Я больше не знаю как с ним разговаривать.

Кажется, это не имеет значения. Клейтон, наконец-то расслабив челюсть, еще раз кивает мне и коротко машет, прежде чем развернуться и покинуть здание. За ним закрываются стеклянные двери.

Смотрю ему вслед, и пульс отзывается в ушах.

Затем все мои страхи и сомнения вновь сменяются непримиримым ликованием. Я только что разговаривала с Клейтоном. Вау. Я только что разговаривала с Клейтоном с помощью моих рук.

Есть несколько других способов, которыми я хотела бы пообщаться с Клейтоном своими руками.

Чувствуя себя в двадцать раз легче, чем прежде, возвращаюсь за свой столик и закидываю последний кусочек сэндвича в рот. Не могу поверить, что я только что сделала, и что это вообще произошло.

— Он твой друг?

Я смотрю на Сэм, у которой на лице еще одна капля майонеза, прямо у губ. Меня это не волнует. Это даже очаровательно.

— Можно так сказать, — отвечаю я с глупой улыбкой.

— Он глухой?

— Ага.

Открываю упаковку чипсов, которую даже не хочу. Закидываю один в рот, а затем бросаю пакет через стол к своей соседке по комнате, которую даже не нужно спрашивать.

— Он похож на кое-кого, из старшей школы, — говорит она. — Он может быть участником хэви-метал группы.

— Сексуальный барабанщик, — говорю я мечтательно. Первое, что я сделаю, когда доберусь до общежития, изучу все жесты, которые смогу. — Гитарист, — продолжаю я, задаваясь вопросом, как показать фразу: «Я хочу, чтобы ты прижал меня к стене и засунул свой член внутрь меня». — Очень сексуальный гитарист.

— То, что он барабанщик, имеет смысл, — рассуждает Сэм. — Вибрации и все такое…

— Вибрации, — соглашаюсь я, фантазируя о том, какие вибрации я хочу почувствовать сегодня между своих ног. Я думаю о том, какие жесты мне нужно выучить, чтобы показать фразу: «Нагни меня над столом и вколачивайся в меня, пока я не забуду свое имя».

Глядя на остатки картофельных чипсов, я теряюсь в мыслях о нем… и о той магии, которую могу делать своими руками.