ЧП в вагоне 7270

4

Сабодаш встретил его на пороге дежурки. Денисов почувствовал: Антон радостно возбужден — не дождался, пока Денисов сбросит перчатки и шапку, подойдет к радиатору центрального отопления.

— Есть новости, Денис… — Сабодаш достал «Беломор», зажигалку, наскоро прикурил. — Насчет ключа!.. — Он кивнул на лежащий у коммутатора чертеж, который, уезжая на Белорусский, Денисов оставил у пульта.

Денисов молча смотрел.

— Косов достал оттиск ключа от кабинета технического контролера и изготовил дубликат. Вот!.. — Носовое «Уот!» обычно знаменовало новый этап, итог. На этот раз оно выражало удовлетворение. — Я звонил на Белорусский, но мне сказали, что ты уехал.

— От кабинета технического контролера?! Зачем?!

Это было как снег на голову.

— Я показывал чертеж дежурному по отделению. — Антон заметил впечатление, которое новость произвела на Денисова. — Он сразу узнал конфигурацию…

— Кубасов не ошибся?

Денисов стащил шапку, варежки, положил на радиатор.

— Кубасов работал раньше техническим контролером!

— Но зачем Косову ключ?!

— Чтобы забраться с бесчестными намерениями, — дипломатично сказал Антон. — Ведь сделал-то он ключ с оттиска! Значит, тайно от контролера!

I— Что ты имеешь в виду?

— Что бы что-то выкрасть! — Антон пыхнул папиросой. — С него стало бы… Он не брезглив. Взять историю с аккредитивами Вайдиса!

— Украсть?! Из кабинета технического контролера?! — Денисов покачал головой. — Тебе приходилось бывать внутри?

— Никогда.

— Там нечего красть. Фонари, ключи… — Денисов мысленно представил маленькое пустоватое помещение, точнее — крохотный кирпичный домик на отшибе, рядом с временной площадкой отделения перевозки почты; деревянную перегородку, табель учета парка почтовых вагонов на стене. Жестяные жетоны с номерами на гвоздиках.

— И все?! — Антон был обескуражен.

— Оцинкованные ведра. Старая машинка для продырявливания ремней…

Его прервали короткие частые гудки на пульте оперативной связи.

— Это Бейнеу, начальник ОБХСС. Он уже звонил… — Антон передал Денисову трубку.

— Слушаю, — крикнул Денисов.

— Меня просили позвонить по поводу арестованных спекулянтов… — Начальник ОБХСС говорил громко, но звук был неровный — к концу фразы его словно отнес ветер. — Что вас конкретно интересует? — Денисов едва его услышал.

— Обнаружен труп бывшего члена бригады почтовиков, задержанной вами, Косова… — крикнул он. — Что вам известно? Дают ли арестованные показания на него?

— Нет… Просто упоминается, — донеслось из Средней Азии тоньше комариного писка. — Как физическое лицо, убывший член бригады…

— Какие-нибудь личные счеты с ним существовали? Угрозы, месть?

— Никаких сведений. — Ветер изменил направление, на минуту все стало отчетливо слышно. — Никаких сведений, — повторил начальник ОБХСС.

— Что у них изъято при задержании?

— Большое количество импортных платков.

— А тара?

— Коробки из-под сигарет… Часть платков находилась в посылочных ящиках, оформлена по дубликатам квитанций. Но нас об этом предупредили, мы быстро все обнаружили… — Звук снова исчез.

Антон попытался перевести разговор на усилитель, но от этого тут же пришлось отказаться — дежурка наполнилась яростным воем ветров.

— Громче, пожалуйста! — крикнул Денисов.

— А я вас отлично слышу! — прохрипело Бейнеу.

— От кого вы узнали про посылки и дубликаты квитанций? — крикнул Денисов. — Кто-нибудь из ваших приезжал в Москву?!

— Мы контактируем мероприятия с Управлением БХСС Москвы… — Бейнеу прорвался снова. — Сейчас я вам дам телефон старшего инспектора. Он подробно обо всем информирован.

— Записываю!

— Служебный… — Денисов ничего не услышал. — Домашний… — На этот раз Денисов смог разобрать и записать. — Старший инспектор УБХСС капитан Казимирский.

Положив трубку, Денисов посмотрел на часы — шел пятый час.

— Самый верный, если рассчитываешь на признательность хозяев…

Антон — простая душа — поверил. Поддержал:

— Конечно, звони! Такие данные! Шестьсот платков. Все, видимо, из ржаковского универмага.

У Казимирского долго не подходили к телефону. Денисов решил, что никого нет в квартире или аппарат выключен. Неожиданно трубку подняли. Тихий голос буднично-официально сказал:

— Казимирский слушает…

Денисов представился.

— …Обнаружен труп помощника начальника вагона Косова… — Он повторил то, что до этого сообщил начальнику ОБХСС в Бейнеу. — За подробностями посоветовали обратиться к вам.

— Откуда вы звоните? — спросил капитан.

— Дежурная часть отдела внутренних дел.

— Я перезвоню.

Он позвонил через минуту.

— Группу почтовиков-спекулянтов мы нащупали некоторое время назад… — Обстоятельно, словно на оперативном совещании у руководства, разъяснил Казимирский. — Однако никак не могли к ним подступиться. Большие сложности, ограниченный круг сообщников… Специфика железнодорожного транспорта, наконец! Вы слышите?

— Да-да.

— И все-таки кое-что удалось. Мы вышли на группу, а затем и на источники спекуляции.

— Я слушаю.

— Я говорю о деле подробно, потому что мы незнаем, с чем вы можете завтра столкнуться.

— Спасибо.

— Перед началом реализации один наш молодой сотрудник допустил промах. Решил в одиночку проследить за преступником. При этом совершенно упустил из вида его сообщника.

Денисов слушал внимательно, хотя все это, могло статься, было чисто внутренним делом Управления БХСС.

— Мы думали, все пропало, потому что этот второй засек нашего сотрудника.

— Я понял.

— Однако ничего такого не произошло. Спекулянты выехали снова и были задержаны.

— Косов в вашем деле упоминается?

— Как один из активных участников. Вместе со Стасом, начальником почтового вагона… Вы знаете, что в Бейнеу во время задержания Стас ранил сотрудника?

Денисов мигнул Антону — тот вывел разговор на висевший на стене динамик.

— Несильно, правда. Но все же задержание было сложным. Мы сейчас как раз обсуждаем.

— Я думал, звоню домой.

— В Дзержинское райуправление… Мы здесь закрыли несколько точек, где кормились спекулянты.

— А в ржаковском универмаге?

— Пока только две секции. Преступники обычно уже накануне отъезда перевозили все на вокзал. Прятали в каком-то помещении, потом незаметно грузили в вагон.

1— На вокзале есть свидетели, которые видели короб; ки в почтовом вагоне. В том числе дежурный по отделению перевозки почты, технический контролер.

— Это важно.

Денисов спросил еще:

— Не ваши сотрудники беседовали с шофером ржа- ковского универмага? Кто-то интересовался маршрутами поездок Косова в день отбытия бригады из Москвы…

— После задержания Стаса? — уточнил Казймир- ский.

— Да, после.

— С шофером не разговаривали. Мне, во всяком случае, об этом неизвестно. Мы планируем выйти, с одной стороны, на магазины, поставлявшие дефицит, с другой — на перекупщиков в республиках. Ну и, конечно, на их связи! Безусловно, арестована не вся группа!

«За Управление БХСС можно не беспокоиться…» — подумал Денисов.

— Можете сказать, как все тронулось с места? — Денисов спросил витиевато, поскольку разговор шел все-таки по телефону. — В Бейнеу сказали, что им было известно, где искать. В каких ящиках.

— Видите ли… — Казимирскому тоже показалось неудобным обсуждать этот вопрос по телефону. — Я так или иначе приеду завтра на вокзал. Объясню. Короче, тут не все ясно. Даже нам самим!

— Только одно слово. Кто получил сигнал? Вы или Бейнеу?

— Бейнеу. Им позвонили.

— По местному телефону?

— Звонок был из Москвы.

Они простились дружески. В соответствии с чекистскими традициями пожелали взаимных успехов.

— Видишь! — сказал Антон. — А ты не хотел звонить!

Вошедшему в это время дежурному по отделению почты Антон с ходу указал на лежавшую у пульта стопку чистых бланков:

— Насчет коробки с чаем, которую вы видели в кладовой у Стаса… Объяснение на имя начальника Управления БХСС города.

— Сегодня? — спросил Кубасов.

— Зачем оттягивать?!

— Про технического контролера Ремизова не забудьте, — напомнил Кубасов. — Он тоже видел.

— Возьмите и для него бланк… — Денисов подошел к пульту. — Передайте, чтобы он занес объяснение в почтовый вагон. Мы будем там.

— Тогда я прямо сейчас к нему схожу, — забеспокоился Кубасов. — А то уйдет! К матери в больницу отпрашивался.

Вся ночь дежурного по отделению перевозки почты проходила в бегах.

— Где наш телефонный справочник? — спросил Денисов.

С уходом Кубасова в дежурке стало свободнее и как будто прохладнее. Дуло из окон — к рассвету направление ветра переменилось.

Антон достал растрепанную книгу, положил на пульт. Полистав, Денисов набрал номер. Из динамика на стене послышались долгие тоскливые гудки, наконец в трубке раздался женский голос:

— Гостиница «Загорье». Слушаю.

— Соседи беспокоят из железнодорожной милиции.

— Домой не пускают? — хохотнула «соседка».

Денисов ответил в тон:

— Для хорошего человека требуется одно свободное место — мужское! Найдете?

— Найдем!

— Как у вас с местами?

— Худо… — Женщина сразу открыла карты. — Всю неделю без клиентуры… План горит! И премиальные… Звонила в дикторскую — чтоб по вокзалу объявляла!

— Спасибо, понял.

— Вайдис?! — подумав, недоуменно спросил Антон, когда Денисов положил трубку.

Они не свернули к отделению перевозки почты — вначале вышли на морозный, беспощадно высвеченный огнями перрон.

. — Пройдем немного? — Антон пыхнул папиросой.

Он шел налегке, без шинели. После разговора Денисова с гостиницей у него заметно поднялось настроение.

Следователь уехал, договорившись о машине на семь утра. К этому же времени должны были собраться в отдел и остальные. Однако все по-прежнему зависело от результатов вскрытия трупа.

— Уголовная статистика считает, — Антон загасил папиросу, привычно достал новую, — что большинство преступлений совершается в вечернее и ночное время и раскрываются к утру! В результате активного розыска по горячим следам… Согласен? Мне кажется, игра сделана… — Антон бросал вызов свирепому богу раскрытия уголовных преступлений.

«Потому что Вайдис не был в «Загорье», как он это утверждал на допросе?! — подумал Денисов. — А дальше? Какую роль играла Кладовщикова, сопроводив его в вагон к Косову?»

— Товарищ капитан… — Молоденький сержант, подошедший от угла здания, окликнул дежурного. — Разрешите обратиться…

Антон отошел.

«Только собраны факты… — подумал Денисов, оглядывая платформу. — Сумеем ли мы перегруппировать их в логической последовательности, не поставить следствие впереди причин!»

Несколько пассажиров обогнали его, направляясь к электричке. Позади катил тележку носильщик. Поравнявшись с Денисовым, он приветственно махнул рукой.

Наблюдая знакомую картину перрона, Денисов мысленно вел диалог по поводу ЧП в вагоне.

Это было похоже на игру.

Он обращался к себе от имени своих воображаемых коллег, предлагал неожиданные вопросы, требовал объяснений. Иногда ему самому казалось, что он в кабинете начальника отдела, у классной доски, которую полковник с некоторых пор распорядился установить.

Диалог возникал сам собой, когда он приходил к выводу о том, что факты собраны и необходима их логическая перегруппировка.

«Характеристика Косова теперь ясна, — заметил Денисову воображаемый собеседник. — Но что следует в ней считать существенным? Организатор группы, которая свила гнездо в отделении перевозки почты и пользовалась его подсобными помещениями?»

«Косов — это тот, кто мог знать, что все они на крючке Управления БХСС. Вот главное!»

«Имеется в виду случай, о котором рассказал капитан Казимирский? — собеседник демонстрировал цепкую память, но он не придавал этому факту особого значения. — Когда молодой инспектор, следивший за одним из преступников, был случайно замечен его сообщником?!»

«Именно, — Денисов не спешил с объяснениями. Ему хотелось сначала обозначить посылки, необходимые для дальнейших логических построений. — Тут ряд аспектов. Косов как активно-деятельный член преступной группы… Сообщник, который втайне от технического контролера изготовил ключ от его кабинета… Человек, практически пользовавшийся автобусом универмага в Ржакове как своим собственным…»

«Помним: для поездки на вокзал, в ГУМ. Потом на улицу Кирова. Междугородный телефон, «Чай»…»

«Люди, опрашивавшие шофера в Ржакове… Они не были работниками ОБХСС. И все это они установили!»

«Можно многое еще вспомнить… — воображаемый собеседник — увы! — прошел мимо напрашивавшегося вывода, предпочел перечислить то, что лежало на поверхности. — Владелец набитого хрусталем и коврами дома в Ржакове! Добра, нажитого преступным путем, подлежащего конфискации… Член шайки спекулянтов, которому судьба предоставила шанс! Счастливо избежавший внезапного ареста вместе со всей группой в Бейнеу!»

«Кроме того — и это немаловажный факт! — человек, имевший практически полный доступ к товарам кооперативного универмага в Ржакове. Магазина, призванного удовлетворять потребности своих пайщиков в товарах повышенного спроса…»

«Дефицитные платки? — спросил собеседник. — Мотоциклы? Цветные телевизоры «Темп»?»

«Во дворе универмага, — ответил Денисов, — стояли не только мотоциклы…»

Закончить ему не удалось.

От центрального зала подошел Антон. Не сговариваясь, повернули к отделению перевозки почты.

— Почему Вайдис вел себя подобным образом? — спросил Сабодаш.

Ответ гостиницы «Загорье» о свободных местах дал импульс для новой версии, которую Антон, по-видимому, все это время обдумывал.

— Обрати внимание! Откуда эта неохота проверить утром наличие аккредитивов? Нежелание сообщить милиции о том, что они исчезли? Ведь именно он, по иде'е, больше других заинтересован в розыске?!

Вопрос был не из самых трудных.

— Просто Вайдис знал, что аккредитивов в бумажнике нет. Не хотел поднимать шум.

— Знал, что их нет?! — поразился Антон.

— Безусловно.

Больше им не удалось поговорить: от тельферной установки показался дежурный — Кубасов, за ним в двух шагах шел технический контролер Ремизов.

— В вагоне допишу, — сказал Кубасов про объяснение. — А насчет икры? — Он показал на Ремизова. — Тоже писать? Как встретил его, как осаживали на посадку камышинский…

«Удивительный педант», — подумал Денисов.

— Мы уже говорили об этом.

— И как он сразу признался, что купил для матери в больницу?

— Это-то зачем? Технический контролер поднял на Кубасова ничего не выражавшие воловьи большие глаза.

Под навесом продолжалась выгрузка из почтовых вагонов. Два электрокара с прицепленными к ним гружеными тележками тщетно пытались разминуться в тесноте.

— Каждый должен написать все, как было, — сказал Антон. — И про сегодняшний случай, и про Стаса.

— Не мастер я пером водить… — вздохнул Ремизов.

Они разговаривали против стоявшего чуть на отшибе кирпичного домика — резиденции технического контролера — маленького, с прочной, обитой железным листом дверью, подогнанной плотно, как говорится, заподлицо. Денисова всегда удивляло это несоответствие средств защиты с убожеством охраняемого инвентаря:

«И все из-за нескольких оцинкованных ведер?! Доски учета парка почтовых вагонов с жестяными номерками на стене?!»

Теперь же он знал:

«Здесь прятали груз, прежде чем переносить в вагон! Товары на тысячи и десятки тысяч рублей! Спекулянты понимали, что в случае провала рискуют не только деньгами… Длительный срок лишения свободы, конфискация… — Еще Денисов подумал: — И от этого-то помещения Косов тайно изготовил ключ!»

— Это я во всем виноват!.. сказал Ольшонок.

Он заговорил сам, по собственной инициативе — это не было допросом.

До приезда следователя решено было оставаться в вагоне.

Все вместе и в то же время каждый изолированно от другого, плюс условия для отдыха — матрасы и постельное белье в достаточном количестве. Ольшонок и Вайдис располагались в сортировочном зале вместе с Ниязовым и вторым милиционером. Проводница и Салов ночевали каждый в своем купе.

К приходу в вагон Денисова, Сабодаша и Кубасова все были на местах, тем не менее никто не спал.

Ниязов и милиционер сразу ушли — им полагался получасовой перерыв «для отдыха и приема пищи». Денисов и Антон заняли их места.

— Чайку будете? — спросила из большого коридора Кладовщикова.

Никто ей не ответил.

— Я виноват! — повторил Ольшонок.

Антон не понял:

— В каком смысле?

— В любом.

— Конечно, ты! — отозвалась через незакрытую дверь Кладовщикова. Она возилась в кухонном узле с самоваром. — Кто ж еще!

— Не надо было соваться — узнавать про аккредитивы! — Ольшонок неожиданно сильно, неловко ударил себя в грудь. — Никто меня не спрашивал, не тянул за язык! Ну уехал бы Вайдис без них, решил бы, что потерял где-нибудь по дороге! — Он махнул рукой в сторону сидевшего против Денисова экономиста. — Бог с вами! Разбирайтесь с Косовым как хотите! Мие-то что?!

Никто не ответил.

— …Словно больше всех надо! — Ольшонок продолжал терзаться запоздалыми упреками. — Говорю Ричарду: «Проверьте аккредитивы перед тем, как уходите. Все ли цело?» — Он обернулся к Вайдису. — Так?

Вайдис поднял два черных, близко расположенных к носу зрачка, посмотрел выжидающе.

— Правильно, — подтвердил он, подумав.

— Ричард по карманам похлопал себя… Для видимости! Даже не поглядел! «Все в порядке, командир! Нет проблем!» Такая беспечность! Видно, легко достаются! Погорбил бы в почтовом вагоне!..

Он покрутил головой, заросший, угловатый, полный необузданной медвежьей силы.

— Все-таки я заставил его достать бумажник! Вот оно — упрямство ослиное! Вайдис руками: «Ах! Нет аккредитивов! Что делать?!» — «Ах, нет?!» Говорю Салову: «Закрой дверь! Будем искать! Никто из вагона не выйдет, пока не найдем!»

— Косов к тому времени еще не вернулся? — спросил Сабодаш.

— Нет! Потом Косов пришел… Я объяснил, в чем дело. Он мигает: «Выйди в тамбур!» — «Тебе, — говорит, — больше всех надо? Ричард хочет уйти — пусть идет!» — Ольшонок нелепо задергал руками — был он начисто лишен пластики жеста. — «Нет, — говорю, — уволь! Нет и еще раз нет! Я начальник вагона! Дело подсудное, Вайдис в милицию пойдет! Все равно начнется следствие!» — «Не пойдет…» — «Ты почему знаешь?!» — «Вижу. Рыльце-то у него в пушку…»

Вайдис сидел молча, он никак не прореагировал на оскорбительный намек.

— …Обыскали весь вагон! Не было места, куда бы не заглянули! В каждую щелочку! С Косова я глаз не спускал. Боялся — порвет или выбросит…

— Но почему такая уверенность, что аккредитивы у Косова! — перебил Антон. — Он уходил из вагона! Мог отправить письмом с ближайшей почты! На худой конец, припрятать! Любой жулик бы так сделал!

— Вот как?! — усмехнулся Ольшонок. Он упер руки в бока, торжествующе оглядел всех. — Почему же тогда Косов отказался дать себя обыскать?!

— Отказался?!

— В том-то и дело!

Денисов мельком взглянул на Вайдиса — тот молчал, хотя наверняка мог бы внести ясность.

Внимательно наблюдая за почтовиками, Денисов мог продолжить диалог с воображаемым собеседником:

«Дело, видимо, обстояло так, — Денисов решил разложить все по полочкам. — В четверг, по прибытии в Москву, Вайдис не поехал ни в «Останкино», ни в «Турист», ни в «Загорье», ни в одну из других гостиниц, где могли оказаться свободные места. Он поехал в Ржаково, домой к Косову. Почтовик должен был давно вернуться из поездки…»

«Допустим».

«Дома Косова не оказалось, теща не предложила войти. Вайдис постоял, выбросил сломанную сигарету «БТ», которую я видел у крыльца… Для дела это не существенно, но я объясняю, почему подумал о Вайдисе».

«Это тоже ясно».

«Тогда Вайдис поехал на вокзал. Здесь он узнал, что ввиду заносов разгрузка почтово-багажного задерживается. Ему указали место стоянки вагона на парке. Вайдис сначала положил деньги на аккредитивы — во избежание всякого рода случайностей, лишь после этого рискнул идти к вагону…»

«Логично… Но почему он сначала оказался в парикмахерской? Как мыслишь? — «Мыслить» было любимым словечком начальника отдела. — Боялся попасть Косову на глаза небритым?»

По дороге в парк отстоя поездов на Белорусской и на обратном пути Денисов тоже поломал над этим голову.

«Вайдис и Косов знали друг друга заочно — не в лицо! Поэтому Вайдис избегал объяснения на людях. Помог случай: увидев выходившую из вагона проводницу, Вайдис пошел за нею. Они познакомились. Потом с помощью Кладовщиковой он вошел в вагон как человек, оказавшийся без крыши…»

У него слипались веки. Денисов прервал диалог, с трудом открыл глаза.

— Кричу Косову: «Покажи карманы!» — Ольшонок, рассказывая, громко скрежетал зубами. — И началось! Схватил его! Кладовщикова бросилась между нами! И ей досталось…

Вайдис, сидевший лицом к Денисову, по-прежнему напряженно молчал.

«Все-таки: «Не зарекайся!» или «Не клянись!» — неожиданно для себя вспомнил вдруг Денисов. — Или всё равно, потому что и клятва и зарок предполагают кого-то, кому они приносятся. Просто: «Обходись без божбы и заклятий!» Будь честен в первую очередь перед самим собой!..»

Позади Вайдиса, у двери в малый коридор, появился Салов. Все это время он находился один у себя, в купе для отдыха бригады. Теперь он молча встал у двери сортировочного зала, прислонившись к дверной притолоке.

Кладовщикова, выходившая к кухонному узлу в коридор, вернулась. Запахло разваренным чаем.

— Ты извини, — повернулся к проводнице Ольшонок. — Так уж вышло! Я его за воротник, а он — на меня! А тут ты…

— Ладно уж!

— Не знал, какая судьба его ждет… Не предвидел!

Это по-прежнему не было допросом. Никто не мог

поставить Денисову и Антону в вину ночной разговор в почтовом вагоне как несоблюдение уголовно-процессуальных норм.

— Это было здесь, — Антон показал на большой коридор.

— Ну!

«Там, где валялась пуговица», — понял Денисов.

После рассказа Ольшонка Денисову было особенно важным свое собственное объяснение того, что виделось начальнику почтового вагона темным и загадочным.

Он продолжил диалог.

«Когда все спали, Вайдис и Косов обо всем договорились. Сделка состоялась. Вайдис передал аккредитивы, оставив себе только контрольные талоны. Условились, что утром порознь, чтоб никто ни о чем не заподозрил, уйдут в город. Косов покинул вагон вместе с Татьяной, Вайдис должен был примкнуть через несколько минут. Именно Вайдиса Косов поджидал у метро, когда Татьяна, случайно обернувшись, увидела его в последний раз!»

«А с Вайдисом получилась осечка!» — вставил собеседник.

«Мы сейчас услышали об этом… Ничего не подозревавший Косов и не подумал освободиться от находившихся при нем аккредитивов. Ведь они принадлежали ему! Не дождавшись Вайдиса у метро, он вернулся в вагон и попал в лапы разъяренного Ольшонка. Положение Косова было преглупейшим: он не хотел признаваться в краже аккредитивов, которую он не совершал, и в то же время не мог объяснить, как они к нему попали… Видимо, тогда, выдержав атаку начальника вагона, Косов отступил в кладовую и прибег к единственной у него возможности избежать разоблачения — отыскал в штабеле посылок свои ящики с платками и сунул аккредитивы в один из них…»

«Вы главное-то упустили! — остановил его собеседник. — Почему Вайдис передал Косову аккредитивы? За что?!»

«Разве я не сказал? — схитрил Денисов. Он испытал гордость, когда впервые нашел для себя ответ на этот вопрос. — Это стоимость машины, за которой Вайдис приехал из Клайпеды».

«Машины?!»

«Конечно! Ему «сделали» ее в ржаковском универмаге. Как «пайщику». Двенадцать тысяч — это стоимость машины и «комиссионных» Косову, Грубовниковой и еще кому-то, кто их свел…»

«Забавно…»

Денисов поймал на себе испытующий взгляд Вайдиса. Тот волновался: сделка в обход закона, в случае ее обнаружения, влекла обращение машины и денег в доход государства.

— Интересно, как сейчас с билетами на Клайпеду? — спросил он. — Думаю, не очень трудно? — Это был пробный шар: «Отпустят? А вдруг задержат?»

— Не знаю.

Денисов не выдал себя. Хотя вопрос о машине стоял на периферии расследования тайны убийства Косова, Денисов не считал возможным для себя вести разговор

о ней в отсутствие следователя.

— Кажется, отсюда поезд на Клайпеду идет двадцать седьмым…

— Да. Даугавпилс — Радвилишкис… И Клайпеда.

Вайдис успокоился.

— Значит, Косов обвинил в краже сначала Кладовщикову? — продолжал тем временем уточнять Антон. — А потом — невесту Салова!

— Вы бы видели Татьяну! — Ольшонок с шумом, не вставая, переставил под собой табурет. — Разве она возьмет!..

Денисов услышал шаги. В дверях большого коридора показалось плоское малоподвижное лицо технического контролера. Ремизов нашел Денисова среди почтовиков, посмотрел вопросительно.

Денисов кивнул.

Технический контролер на цыпочках, насколько позволяли длинное, костистое тело и негнущаяся спина, прошел к столу, положил перед инспектором бланк, исписанный крупным, похожим на детский почерком. Денисов, в свою очередь, показал на свободный винтовой табурет. Ремизов сел. Сразу словно исчез.

— Аккредитивы, конечно, Косов украл сам! — Ольшонок все еще не мог успокоиться. — Могу дать руку на отсечение. Ему всегда всего было мало. Если бы аккредитивы не нашлись, он обвинил бы в краже меня, потому что перед этим я просил у него взаймы на ремонт! — Соображение это, видимо, играло не последнюю роль. — Меня, Татьяну!..

Сумбурная и, как показалось Денисову вначале, ни на что не рассчитанная речь начальника почтового вагона имела, однако, в чем Денисов быстро убедился, и определенную цель. Беря под защиту невесту Салова, Ольшонок подталкивал помощника к объяснению. По каким-то причинам ему было важно узнать, как и что объяснит Салов.

Ольшонок оказался тоньше, чем он до этого представлялся Денисову.

— Ему бы зажать человека в кулак! — Ольшонок подстегивал Салова. — Любого! Меня, Валеру… Все равно! Смять, подчинить! Из-за этого все и вышло… Так? — Он обернулся к все еще стоявшему в дверях помощнику.

— Но ведь Косов сам попросился с вами в поездку! — возразил Сабодаш. — Зачем? Если он имел что- то против…

Антону показалось, что он догадывается, куда клонит начальник вагона: «Статья сто четвертая! Умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного тяжким оскорблением со стороны потерпевшего… Обстоятельства, смягчающие вину!»

— Этого и я не понимаю, — Ольшонок пожал плечами.

— Видите!..

— Он хотел шантажировать Салова! Угрожал, что Татьяну уволят: она на международных линиях, требуется абсолютная честность… А тут аккредитивы!

— И что же?

Денисов видел то, чего Антон, сидевший спиной к купе отдыха бригады, видеть не мог, — слезы на бесстрастном, невозмутимом лице Салова. Помощник не отирал их, чтобы не привлечь внимания к себе. Несколько слезинок скатились ему за воротник, в подкладку странного, с подложенными плечами и погончиками пальто.

Когда-то Денисов прочитал, как на городской площади пытались поставить пьесу, которая до этого много лет с блеском шла на театральных подмостках, и как ничего из этого не получалось. Даже самая прекрасная пьеса создана для условного мира декораций — фанерных зданий, бумажных цветов. Здесь, в вагоне, в эту минуту все было наоборот. Человеческая драма исключала фальшь. Ольшонку действительно удалось вызвать Салова к разговору начистоту.

— Я вначале не вмешивался… — заговорил Салов.

Все обернулись к малому коридору.

— …Хотя Косов поносил последними словами и меня, и Татьяну. Он говорил так, будто нас при этом не было, но я молчал. Что я мог? Я уговорил начальника вагона взять Татьяну в рейс. Мы были у него в руках. А потом прибавилась кража аккредитивов. Подозрения…

Салов не повышал голоса. Внешнее спокойствие и еще чуждая родному языку артикуляция подчеркивали ныстраданность речи.

— Косов был в кладовой… Ольшонок сидел у телевизора. Проводница и Вайдис — в купе. Я не выдержал. Пошел в тамбур, к холодильнику. Вроде за лимоном… Хотя я и открывал холодильник — конечно же, пришел я из-за Косова! Во мне все кипело!

Салов замолчал, пока на лице и в голосе не исчезли последние внешние признаки волнения.

— Косов стоял у окошка кладовой по ту сторону двери. Как-то странно посмотрел на меня. «Чего тебе?» Я был вне себя. «Аккредитивы! От-дай!» Я мог убить его, мог встать на колени, мог так закричать, что услышали бы на вокзале! У меня потемнело в глазах.

— Дальше, — вздохнул Антон.

Салов посмотрел на него.

— Я ничего ему не сделал. Не смог. Бросился назад, в купе. Лег на полку. Голова раскалывалась… — Договорил Салов, впрочем, неубедительно и без жара. — Потом вы пришли.

Денисов уточнил.

— Вскоре?

— Минут через пять-семь.

— Вы уверены, что, когда разговаривали с Косовым, кладовая действительно была закрыта?

— Уверен. Я подумал даже, что он заперся, потому что боится меня.

— А ключи? Ключи его оставались в купе!

— Это я потом узнал. А тогда не обратил внимания.

— Вторых ключей у вас не было?

— Откуда?! — Салов развел руками. — Это только у тех, кто давно работает.

Денисов решил, что будет задавать вопросы лишь' в исключительных случаях — слишком тонкая перегородка отделяла его в данный момент от того, что называют «истиной по делу».

До прибытия следователя он не хотел, хотя бы неумышленно, ее повредить.

С этой минуты Денисов сидел спокойно и думал о своем, позволив Антону беспрепятственно заниматься уточнениями.

Запутанная поначалу история в вагоне 7270 упростилась. Он объяснил воображаемому собеседнику:

«Участником преступной группы, который случайно узнал, что за ними следят, был именно Косов. В этом суть! Косов понял, что группа провалена, дни шайки сочтены и ее арест — лишь дело времени. Перед ним было два пути: поставить в известность остальных или пытаться спастись самому…»

«Допустим».

«Он выбрал второе. Для этого он сделал слепок с ключа технического контролера…»

«Зачем?»

«Узнать, предполагают ли вчерашние сообщники взять в поездку платки. И подсмотреть адреса на посылках. О таких вещах не спрашивают. А учитывая задуманное Косовым, тем более… Как только он убедился в том, что готовится операция, он уклонился от поездки. После ареста соучастники его не заподозрили: он держался в стороне. Платки достали они без него, в другом месте».

«Дальше!..» — голосом Антона попросил собеседник.

«Ржаковский микроавтобус отвез его на улицу Кирова, где магазин «Чай». С переговорного пункта он собирался позвонить в Бейнеу».

«Но почему в Бейнеу?! Достаточно набрать в автомате за углом «02». Сообщить в Управление БХСС!»

Вопрос был по-настоящему тонким, и Денисов снова, во второй раз, испытал профессиональную гордость от того, что может исчерпывающим образом на него ответить.

«Управление БХСС Москвы, получив сигнал Косова, могло задержать шайку в любом месте, где сочло бы необходимым. В Москве, в Ожерелье, в Бейнеу…»

«Даже перед отправлением почтово-багажного!..»

«Но скорее всего выследило бы и задержало по месту продажи платков. Чтобы взять спекулянтов с поличным. Так?»

«Понимаю».

«Косова это не устраивало! Он не хотел терять перекупщика. Ведь одним из следующих рейсов Косов хотел привезти этому человеку товар, который тот не получил от Стаса!»

«Да-а…»

«Теперь рассмотрим вариант со звонком непосредственно в Бейнеу. Где тамошний ОБХСС задержит спекулянтов?»

«У себя в Бейнеу?!»

«Безусловно».

«Значит…»

«…Перекупщик живет где-то за Бейнеу. Скорее всего в Ургенче, поскольку Косов с такой охотой принял приглашение Салова пойти в ресторан. Наверное, думал встретить его там, поскольку ввиду опоздания тот не встретил поезд на вокзале?!»

«Пока все четко!»

«Оставшиеся на свободе в Москве связи преступной шайки после провала в Бейнеу сразу начали собственное расследование. Проверку всех, кто мог хоть что-то знать. Круг подозреваемых ограничен. В конце концов они вышли на шофера ржаковского микроавтобуса, под видом сотрудников ОБХСС расспросили о поездках с Косовым. Задали те же вопросы. И шофер рассказал про слепок ключа, про поездку к магазину «Чай», где рядом переговорный пункт междугородной… И фраза Косова «Заказывать надо…» получила единственно верное истолкование, потому что автоматической связи с Бейнеу действительно нет…»

«Но Косов и в самом деле мог ехать за чаем! И мало ли кому он мог звонить с переговорного?!»

«И мало ли зачем ему мог понадобиться ключ от кабинета технического контролера! Может, он подходит к косовскому гаражу?!» Все верно! Но только не в отношении членов преступной шайки. Слишком много поставлено на карту. Эти не могут доверять слепо. «Скрыл— значит, что-то замышляет…» Здесь кто кого! Да только за ключ к помещению, где спекулянты хранят груз, он мог поплатиться… — Денисов подходил к окончанию своих объяснений. — И, когда все всплыло, кто-то из них, бывалый, опытный, по возвращении почтово-багажного поезда пришел в вагон, чтобы предъявить ультиматум «счастливчику», «случайно» избежавшему ареста, в Бейнеу…»

Мысленным взором Денисов представил себе прилегающую к Дубниковскому мосту дальнюю, слабо освещенную часть грузовой станции — недавно выгруженные, с низкоопущенными тонкими штангами троллейбусы, поднятые на столбах тельферные установки — с островерхими двухскатными крышами без стен, высокие, похожие на макеты учебной полосы препятствий.

Словно на огромном широкоформатном экране ему был виден припорошенный снегом, промерзший в ожидании разгрузки почтово-багажный поезд, вокруг которого вилось множество свободных путей, собиравшихся в узкий пучок — горловину станции.

На секунду, перед тем как скользнуть в затягивающий, как омут, короткий, глубокий сон. Денисов словно с высоты птичьего полета увидел все, что окружало почтовый вагон, и всех, кто находился в нем в ту секунду, когда зловещий крик вот-вот уже готов был сорваться с губ приговоренного к смерти Косова.

Входной светофор показывал «зеленый», и ближайший к почтово-багажиому поезду свободный путь уже готовился занять камышинский — его подавали из парка отстоя — локомотив сзади, а последний, с тремя хвостовыми огнями вагон — впереди.

Ольшонок сидел в сортировочном зале, вперившись в телевизор, забыв на время о неприятностях, которые его поджидали, ликуя при звонких щелчках клюшек. В служебном купе у окна, завешенного одеялом, Денисов увидел завернувшуюся в огромную, не по размеру шинель Кладовщикову. Рядом — Вайдиса, положившегося во всем на своего многоопытного партнера. В купе отдыха бригады, уткнувшись лицом в подушку, лежал Салов…

Маршрутная кладовая была закрыта. Денисов представил себе тяжелые штабеля с посылками, подобранными для сдачи. Уложенным вертикально ящикам предстояло через минуту принять на себя удар спины и головы падающего, разом обмякшего тела и начать обвал, который должен был погрести под собой и Косова, и массивные металлические ключи, которые выпадут из руки преступника.

Сам преступник пока тоже еще оставался вместе с Косовым в кладовой, дверь которой он предусмотрительно открыл в последнюю минуту.

Был еще составитель поездов Сидорчук, пересекавший железнодорожное полотно в направлении ситценабивной фабрики; дежурный по отделению перевозки почты, тучный, страдающий одышкой, Кубасов — он шел к почтово-багажному поезду со стороны вокзала; стрелок ВОХР и сам Денисов — почти напротив вагона, но по другую сторону высокого щитового забора, отделявшего территорию грузовой станции от путей.

Денисов из последних сил удерживал распростершуюся перед ним в безмолвии живую картинку станции, пока не почувствовал, что теряет над нею власть и через мгновение люди и звуки прервут оцепенение и выйдут из-под его контроля.

Зайдется в коротком истошном крике, врезавшись в самую средину штабеля с посылками, отброшенный ударом в висок Косов. Гулко грохнут в рифленый металлический пол тяжелые ключи. Убийца стремительно выскочит в тамбур, быстро и хладнокровно повернет снаружи ригель запора, спустится на путь и расчетливо медленно двинется вдоль поезда к вокзалу.

Обернется, услышав крик, не успевший уйти далеко от вагона Сидорчук, но никого не увидит — убийца будет закрыт осаживаемым на посадку камышинским. Стрелок и Денисов замрут по другую сторону щитового забора, и стрелок спросит, отогнув воротник тулупа: «Слышали?»

Только дежурный по отделению перевозки почты Кубасов ничего не услышит за равномерным постукиванием приближающегося к вокзалу камышинского, а также ввиду расстояния, отделяющего его от вагона 7270.

Он встретит технического контролера, шагающего со свертком к вокзалу, заставит Ремизова раскрыть целлофановый пакет и сурово отчитает за икру, приобретенную с помощью Косова у браконьеров.

Денисову показалось, что он спал всего несколько секунд. Услышав скрип винтового табурета, открыл глаза. Перед ним застыло еще красное с мороза плоское малоподвижное лицо технического контролера — Ремизов

о чем-то спрашивал:

— …Можно?

Увидев, что Денисов согласно кивнул, Ремизов обернулся к двери в малый коридор, у которой стоял Салов.

— Вы говорили давече, — сказал он, — что, когда открыли холодильник, то икры, которую Косов мне привез,' на полке уже не было…

Технический контролер ждал публичного подтверждения своей непричастности к убийству.

—…Так?

Салов подтвердил:

— Так.

— И после этого вы еще говорили с Косовым.

— Так.

— Ну вот.

Ремизов покосился на- Денисова, которому предназначался этот ответ. Видя, что Денисов не спешит с выводами, сам подытожил:

— Я ушел, когда Косов был еще жив… Настроение, правда, его мне тоже не нравилось. — Контролеру захотелось сгладить впечатление, произведенное собственной неделикатностью. Он достал железнодорожные ключи, подержал, сунул назад, в карман. — Живем и не знаем, когда и с кем случится!

— Хотели что-нибудь уточнить? — спросил Денисов.

Ремизов, не вставая, двинул табурет ближе к столу,

за которым сидел инспектор.

— Взял икру и пошел! А Косов вернулся к себе. В кладовую. В это время как раз подавали камышинский. Иду к вокзалу, а тут дежурный. — Ремизов развернулся на сто восемьдесят градусов, показал на успевшего задремать в тепле Кубасова. — «Что у тебя? Откуда?» Я рассказал. Про больницу, про мать. Как есть…

Объяснение выдавало его с головой, но Ремизов этого не предполагал. Он не знал суть объяснений Сидорчука.

«Взяв икру, Ремизов вошел с Косовым в кладовую. Там он и находился все время, пока Салов был в тамбуре… — подумал инспектор. — Сразу после саловского «Отдай!», которое слышал Сидорчук, наступила развязка. В это время и подавали камышинский».

— Живем и не знаем, когда и с кем случится… — удовлетворенно закончил технический контролер.

Ремизову представлялось, что все складывается для него не так уж плохо, если не считать многозначительной оговорки на месте происшествия, когда он неожиданно для себя сказал: «Спекуляция».

«Слово, которого больше остерегаешься, вдруг выскользнет… — Денисов тоже подумал о нем. Еще он подумал о ключах, которые Ремизов с настойчивостью демонстрировал. — Явно переигрывает!..»

Денисов припомнил, что знал о Ремизове. Судим за хищение груза. Но это давно. Последнее время начисто исчез из поля зрения. Хотя! В разгар курортного сезона, пользуясь горячкой, втрое содрал за билет. Считали — случайность. «Бес попутал…» Простили. Сегодня другое. Безусловно: Ремизов пришел в вагон потолковать с Косовым. «Возьмут остальных — по делу будем идти вместе!» В сердцах двинул разок. «За все хорошее». Знал — Косов жаловаться не пойдет. А рука тяжелая да еще ключи… Вон как вышло!

Он подвинул ближе лежавшее перед ним объяснение технического контролера. Свое посещение вагона Ремизов прямо увязывал со временем подачи камышинского поезда.

≪Очень важно для следователя…≫ — подумал Денисов.

С психологической стороны ему показался интересным конец объяснения.

Убийца писал:

≪…Спасибо за икру, за то, что поддержал мою старушку мать, — сказал я Косову. — Воздастся тебе! Будешь жить долго…≫

— Разбираете? — спросил Ремизов. — Почерк у меня, правда, неважный… Я вкратце. Не стал расписывать.

— Но полно. Спасибо.

Видя, что Денисов не собирается задавать вопросов, Антон посмотрел на часы:

— Теперь дело за реалиями юридической и судебно- медицинской наук… — Антон любил блеснуть звонким, хотя и не совсем точным юридическим термином.