Что мне приснится

Его глаза расширились от изумления. Из последних сил он чуть приподнялся и с хрипением произнес мне на ухо:

- Меня зовут Наугрим.

Часть четвертая

Мы оба взяли себе неразбавленного вина, я - чтобы унять волнение и отвлечься от боли в поврежденном лице, Орест - потому что он, по его собственным словам, не доверяет местной воде. Он и пил его как воду, не смакуя (хотя вино оказалось не из последних), а флегматично опрокидывая в себя кружку за кружкой. Я же старался пить осторожно, понемногу, не забывая о том, как легко на меня действует алкоголь.

- Не ожидал от тебя такого человеколюбия, - произнес Орест, осушив очередную кружку.

Я и сам не ожидал. Дело, впрочем, вряд ли было в человеколюбии - скорее, для меня оказалась неожиданно важной та хлипкая, но какая ни есть эмоциональная связь, возникшая между мной и другими участниками похода на Стигийские болота - между мной и людьми, которых я едва успел узнать. Даже Сами мне было в первую очередь жалко.

- Эти два я снял с тела Сами, - я достал бриллианты и положил их на стол перед Орестом.

Орест, не торопясь, сделал глоток, чуть покатал драгоценные камни между своих пальцев, а потом вернул их на то же место.

- Оставь их себе. Мне они не принадлежали с тех пор, как я расплатился ими за полученные услуги.

Я кивнул и спрятал бриллианты - пусть останутся на память о Наугриме. Его имя я не сказал Оресту - лучше для всех будет, если мы покинем это место и направимся своей дорогой, не оставив после себя следов, только местные жители будут считать, что в день нашего визита, по совпадению, разбойник напал на одного из их соседей, но был убит храбрым рыцарем Ордена, который в бою и сам получил тяжелые раны.

- Ты многое потерял вместе со своим мечом - даже не смотря на татуировку. Как минимум, это не пойдет на пользу твоему скорейшему возвращению в штат, - заметил Орест.

- Я и сам не хочу носить печать организации, которой не доверяю, - ответил я, безуспешно пытаясь убедить самого себя.

Чтобы подавить неприятные мысли в самом зародыше, я сделал глубокий глоток вина. Тепло приятно побежало по телу.

- И что нам теперь поделать с организацией, которой ты не доверяешь? - Орест махом приговорил еще одну кружку.

Так нам понадобится еще один кувшин.

Я пожал плечами. В последнее время именно Орест предлагал, что нам делать, и это меня вполне устраивало.

- Направимся в столицу, и продолжим расследовать происходящее, и узнаем, связан ли Орден с этими владыками на самом деле.

Орест махнул хозяину; тот сразу же поспешил к нам. До чего же бывают деликатные, приятные люди.

- План звучит весьма разумно. Нам еще кувшин и что-то из закуски, - последние слова были адресованы хозяину.

Тот бросил уважительный взгляд на уже пустой объемистый кувшин и пошел выполнять заказ. Я допил какие-то капли, которые еще оставались на дне моей кружки.

До Шеола путь неблизкий, и в самой столице меня ожидают знающие меня люди и не самые приятные воспоминания. Надо так надо, сейчас это меня не слишком беспокоило. Я благодушно улыбнулся, представив себя борцом за справедливость.

- Сам-то ты бывал в Шеоле? - спросил я в надежде, что Орест ответит "нет", и мне выпадет шанс расписать ему все красоты главного города страны.

- Да, бывал, и не раз, - ответил Орест, улыбаясь - наверное, тоже вспомнил непревзойденную архитектуру столичных улиц.

Мне показалось забавным, что вампир-полукровка не раз бывал у Ордена перед самым носом, и я от души рассмеялся. Орест смеялся вместе со мной.

Очень скоро нам подали новый кувшин, а с ним - поднос, уставленный разнообразными и аппетитно выглядевшими закусками. Должно быть, Орест не поскупился на задаток. Я наполнил свою кружку, расплескав при этом немало вина, и начал утолять жажду.

- Ты часто пьешь? - спросил Орест, внимательно глядя на меня, когда мы осушили по кружке.

Мне без причины захотелось ответить по-другому, но я отрицательно помотал головой. Я действительно пил очень редко; может быть, попросту не с кем.

- Я очень мало о тебе знаю, - непривычно неравнодушным голосом сказал вдруг Орест.

Я с удивлением посмотрел на него. Мне впервые пришло в голову, как мало мы в самом деле знаем друг о друге - в сущности, ничего.

Мы заново наполнили свои кружки, но я не пил и не говорил, предоставляя Оресту начать. Наконец он заговорил.

- Даже не знаю, что тебе рассказать. Я никогда не знал своего отца. В детстве я ненавидел свою мать, с тех самых пор, как она открыла мне правду. Горько быть не таким, как все... Со временем я научился любить себя и презирать остальных - только так для меня и возможно жить. Единственной моей радостью стало утверждать себя, проверяя свои силы в боях - сперва с людьми, потом с чудовищами. Скоро я обзавелся большим богатством, не считаясь ни с законом, ни с человеческой моралью. Благодарность мне была не нужна, и я стал скитаться с места на место в поисках сильнейших противников. Так и я и стал тем, кого ты знаешь сейчас.

Орест говорил серьезно, даже внушительно, но в его словах была не то что фальшь - наоборот, полное отсутствие всякого интереса. Я понял, что это заранее приготовленные слова, которые содержат самое большее половину правды. В то же время мне показалось, что это и есть самая важная половина, и что у Ореста имеются достаточно веские причины не рассказывать всего.

Орест, договорив, выжидательно смотрел, рассчитывая теперь выслушать меня. Я уж точно не хотел заканчивать все это, отделавшись парой общих фраз, но копаться в своем прошлом, да еще и рассказывать все другому человеку... Я не сомневался в том, что не обязан отвечать всей правдой на полуправду. Тем не менее во мне родилось такое желание - вспомнить и рассказать. И вспоминать, и рассказывать будет неприятно, но я нуждался в этом. Должно быть, в каждом человеке живет потребность разделить с кем-то другим тяжесть на своей душе, да и просто высказать то, что тебя волнует и беспокоит. Орест в одно мгновение, я уверен, тоже хотел этого, но не стал. Что же, это простительно для наполовину человека, наполовину вампира.

Я глубоко вздохнул, в один глоток выпил целую кружку и начал свой рассказ.

Глава пятая

Часть первая. Десять лет назад

Я всегда, с самых ранних лет, считал себя особенным. Думал, что мне предназначен высокий жребий. Чтобы питать мою уверенность, мне не нужны были доказательства, не требовались подтверждения, хватало того, что я знал себя и любил то, что знал. Кроме меня, этого не знал никто. Окружающие, и те никогда не принимали меня за своего. Меня не любили сверстники, а было время, травили и даже, случалось, поколачивали, собравшись группкой в несколько человек. Я никогда не искал такому поведению объяснения, оно меня и не беспокоило по-настоящему -- хотя со временем мне начало казаться, что те ребята, да и все люди вообще, видят во мне кровного врага. Я не такой как они, а значит, я зверь другого вида. Они понимают это по моим манерам, моим словам, моему голосу. Когда детство прошло, я и сам начал сомневаться, что моя непохожесть на других -- это что-то хорошее. Я особенный, да, но чем дальше, тем больше возникало свидетельств, что это не равносильно тому, чтобы быть лучшим.

Какова была моя радость, когда я узнал, что избран для того, чтобы вступить в ряды Ордена! Тогда я не думал ни о богатстве, ни о влиянии Ордена -- они заботили меня в последнюю очередь, хотя жили мы очень небогато, если не сказать бедно. Я не стеснялся этим. Главное это то, что я был избран -- стал избранником -- нет, с самого начала действительно превосходил всех тех, кто при одном упоминании Ордена замолкает. В последние дни, пока я еще не покинул родной дом, даже взрослые держались передо мной с некоторой опаской, которая и есть истинное уважение. Я наслаждался этой замечательной переменой. В ком-то другом могли бы родиться мысли о мести своим былым обидчикам, но не во мне. Я иду выше, а они и все их дела остаются позади.

Немного жалко было покидать свою мать, которая была моим единственным близким человеком все эти годы. Именно ей, а не мне, сообщили радостную новость первой, а уж она передала ее мне. Голос матери, которая четырнадцать лет растила меня одна, без помощи отца, дрожал от волнения, но в нем было больше облегчения, чем печали. Судьба рыцаря Ордена -- неизмеримо больше, чем она когда-либо могла дать мне, да и, конечно, для нее облегчение -- это не говоря о той помощи, которую я, в свою очередь, мог теперь оказать ей в будущем. Впоследствии я действительно обеспечил ей достойную старость, хотя редко писал письма и совсем перестал навещать -- я списывал это на занятость, но на самом деле меня тяготили связанные с ней воспоминания о моем детстве.

Никто не знает, как Орден отбирает юношей для обучения и последующего пополнения своего состава. Даже будучи членом Ордена, я никогда так и не узнал этого. Решения принимают самые высокие чины, основываясь на им одним известных причинах -- и им одним известных источниках информации. Я не раз ломал голову и не мог догадаться, откуда они вообще могли узнать про мое существование, как поняли, что именно меня нужно выбрать. Я не был самым сильным, не был первым в учении, честно говоря, не был первым ни в чем. Тем не менее, решение было принято, и их посланец встретился с моей матерью тогда, когда она была на одной из нескольких ее работ.

Простой народ вполголоса рассказывал много разного об Ордене и его делах. Все сходились на том, что это могущественнейшая организация в стране, перед которой ходят по струнке даже члены Сената; некоторые говорили, что Орден в свою пользу организует и осуществляет убийства по всей стране, прикрываясь записанными в ветхих свитках законами и своим статусом, а некоторые -- что это существующее с древних времен объединение, защищающее человечество от нежити и чудовищ. Правы оказались и те, и те, но тогда я проводил много времени, воображая свои будущие свершения. Еще маленьким ребенком я видел кукольное представление, где рыцарь вступал в бой со страшным драконом и побеждал его; неужели и я буду заниматься чем-то подобным? Убийство драконов казалось мне интересным занятием, но не спасение людей. Людей, в основном, я по привычке слегка побаивался и презирал, хотя их восторг и преклонение могли оказаться довольно приятным дополнением.

Говорят, что каждый рыцарь -- это меч в руках Ордена, что они служат только ему до самой смерти, поклявшись выполнять любой приказ и отрекшись от собственной жизни, и даже жены у них не бывает. Что до служения, так в этом мире служит каждый -- бедняки гнут шею целыми днями напролет, чтобы свести концы с концами, богачи же тщатся не уступать другим богачам, тогда как любое состояние может быть в один час погублено ворами или стихийным бедствием. Рыцарь Ордена служит самому могущественному правителю, если сам не является таковым. Да и мысль о жене меня не особенно заботила; на девушек я всегда смотрел только со стороны, хотя мне и нравилось то, что я видел.

Я знал своего отца. Очень многие дети воспитываются одинокой матерью, если отец или преждевременно скончался, или ушел в другую семью. Вот и мой отец расстался с моей матерью, но не взял себе новой жены и не родил других детей, и со временем стал искать моего внимания. Мать ненавидела его всем существом, но он не скупился на подарки, и, учитывая наше положение, я время от времени виделся с ним. Я был бы не против иметь близкие отношения с отцом, но это был тяжелый человек, обозленный на весь свет из-за неудач в семье и в его многочисленных махинациях. Вместо нормального общения мне приходилось часами выслушивать его гневные жалобы, всегда одни и те же. Узнав о том, что я стану членом Ордена, он сразу возомнил, что сможет использовать это себе на пользу. Я же был рад возможности разорвать с ним всякие отношения. Связаться со мной без моей воли он отныне не мог, а моей воли на то не было.

В назначенный день я помылся, надел ту одежду, которая, как казалось моей матери, была более представительной. В другой раз она непременно сказала бы, как красиво я выгляжу - она была единственной, кто когда-либо такое мне говорил, и отдувалась за всех остальных -- но сейчас была слишком взволнована для этого.

В тот день было пасмурно. Мы заранее вышли на улицу, у меня с собой была сумка с минимум необходимых вещей -- брать больше из наших скудных пожитков казалось бессмысленным, учитывая, куда я еду. Моя мать нервничала все больше с каждой минутой, что сделало ее необычно немногословной. Высматривая приближение посланца Ордена, она то и дело подрагивающей рукой поправляла мой и без того прямой воротник, приглаживала мои волосы.

За мной приехали точно в положенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Это была запряженная тройкой лошадей карета -- без тех аляповатых украшений, без которых не представляют свой транспорт новоиспеченные богачи, но всё-таки настоящая карета! Мать вцепилась мне в плечо при одном ее виде. Мне сделалось больно и, главное, неловко, и мне захотелось, чтобы она поскорее оставила меня. Я промолчал, тем более что кому как не мне надлежит быть великодушным.

На козлах сидел кучер, он кивком поприветствовал мою мать, когда карета приблизилась. Дверь кареты открылась, и из нее вышел рыцарь. Это был мужчина лет сорока, неожиданно вполне заурядного вида, невысокий. Он был одет в совершенно непритязательную одежду, даже более практичную, чем того требовало путешествие в крытом экипаже. Когда он сделал шаг в нашу сторону, я напрягся и облизнул пересохшие губы. Я заметил меч у его пояса и печать на рукояти этого меча.

К моему удивлению, он не обратился и даже не взглянул на меня, ограничившись несколькими сухими, формальными словами, сказанными моей матери. После этого он развернулся и таким же размеренным, спокойным шагом вернулся в карету -- почему-то захлопнув за собой дверь.

Мама обняла меня, уже не сдерживая слез. В этот момент во мне самом тоже что-то дрогнуло, показалось, что какая-то капля выступила на глазу и мешает смотреть... Все же уже было не время, чтобы отступать, да и выбора мне никто не предоставлял. Мне должно было осуществить свою судьбу. Я мягко отстранил мать и пошел к карете.

Когда я протянул руку к дверце кареты, возница издал пренебрежительный смешок и сказал:

- Куда тянешься? Карета для господина рыцаря. Полезай сюда, будешь ехать рядом со мной.

Я оторопел, застыв с протянутой рукой, а потом отдернул ее и поспешно залез на козлы. Не знаю, что было бы, если бы я тогда не послушал возницу -- последнейшего из слуг Ордена -- и открыл дверь. Я не посмел, и вышло по-другому.

Кучер держался так, как если бы меня рядом с ним и не было, погоняя лошадей и вожжами, и окриком. Лошади скоро набрали очень быстрый ход, и потоки холодного воздуха неприятно встречали мое лицо. Я моментально продрог; как всегда в таких случаях, у меня потекли сопли, которые я носом шумно втягивал обратно. Я старался не смотреть на своего соседа, с выражением непоколебимого достоинства глядя вперед себя, но все-таки то и дело бросал на него взгляды и убедился, что он одет гораздо теплее, чем я. Он ни на что не обращал внимания.

Мы покинули город и двинулись дальше, оставляя его за нашими спинами. Куда они везут меня? Должно быть, в Шеол, столицу страны -- это же Орден. Я не особенно думал об этом, думал о том, как мне плохо. Я обнял руками колени и попытался весь сжаться в комок, чтобы пронизывающий ветер тревожил меня не так сильно.

Через какое-то время мы остановились посреди дороги. Как оказалось, рыцарю нужно было помочиться, что он и сделал, по-прежнему не замечая моего присутствия. Когда он вернулся в карету, мы сразу же опять тронулись. После этого мы не останавливались, даже когда опустилась ночь и стало совсем темно. Возница все так же правил лошадьми, причем несколько раз он, не отпуская вожжей, свободной рукой доставал себе из лежащего рядом с ним свертка что-то из еды или отпивал из фляги -- в которой вряд ли была вода. Признаков усталости он не выказывал. Рыцарь в карете тоже наверняка имел при себе и еду, и питье, и, наверное, мог поспать. Я сильно проголодался, и теплее мне тоже не становилось, так что я стал пытаться заснуть на этом неудобном месте. Очень нескоро мне это удалось.

В пути я приспособился пользоваться теми короткими остановками, которые мы делали, чтобы справить нужду или слегка подкрепиться -- кучер в какой-то момент сжалился надо мной и стал делиться со мной мелочью из его припасов, да заодно и заговаривал со мной, без повода заводя рассказы о своих старых днях. Рыцарь, в отличие от него, так и не сказал мне ни одного слова вплоть до самого конца нашего долго пути. Если он и прерывал свое молчание, то обращался только к кучеру, который перед ним держался с подобострастием.

Такое обращение со мной, все происходящее заставило меня всерьез засомневаться в том, что меня будут готовить ко вступлению в Орден. Я начал думать, что произошла какая-то ошибка, или нас обманули. Я хотел спросить хотя бы у кучера, но не решался. Он все-таки разрешил мои сомнения, когда в один момент обернулся ко мне и сказал:

- А ведь я перед тобой, пацан, буду когда-нибудь гнуть спину в поклоне, а? - и засмеялся в голос, как будто это была уморительная шутка.

После этого он разговорился, с важным видом поведав мне о моем будущем. По его словам, меня везли в тренировочный лагерь Ордена недалеко от столицы. Там меня будут готовить к предстоящей службе -- лет пять в среднем, это будет зависеть от моих способностей -- после чего я, как и все другие новички, получу свой меч и свое первое задание.

Закончив говорить, он снова засмеялся своим дрожащим, неприятным смехом, а потом добавил, улыбаясь:

- Можешь быть уверен, годы обучения тебе не покажутся медом.

Уж в чем, а в этом я теперь определенно не сомневался.

Часть вторая. Пять лет назад

Это были выходные после моего первые задания. Я с нетерпением ожидал своего первого поручения в статусе полноправного представителя Ордена, гадал, каким оно будет, переживал, справлюсь ли я с ним. На деле все прошло быстро и как-то обыденно -- едва получил инструкции от наблюдателя, сопровождавшего меня по такому случаю, и сосредоточенно приступил к выполнению, как уже принимал поздравления. Мелочь, на самом деле, но на моем поясе теперь красовался меч с печатью Ордена на рукояти -- символ моего служения -- и такая же татуировка на спине.

Более серьезным испытанием обещали стать выходные. Непременно исполняемой традицией было отметить первое выполненное задание и зачисление в штат вместе со своими товарищами, в основном теми, кто и сам недавно получил печать и не успел пресытиться подобным времяпровождением. Многие из них в свое время проходили обучение вместе со мной, и теплыми наши отношения совсем не были. Я чувствовал себя неловко, но отказаться не мог -- этого не поняли бы еще больше.

Праздновали всегда в одном и том же небольшом трактире на самой окраине Шеола. Могло бы показаться странным, почему рыцари Ордена не предпочтут для этого какое-то богатое, подобающее себе место, но на то была причина. Именно это скромное питейное заведение обычно посещали новобранцы, тайком сбегая из тренировочного лагеря - просто потому, что оттуда оно было ближайшим. По такому поводу пошла традиция, и трактир иногда принимал таких гостей, которые сделали бы честь губернаторской резиденции. Добрая традиция, если подумать, но для меня она значила мало -- я-то из лагеря ни разу никуда не сбегал.

Собравшиеся за столом все были молодыми людьми, кто-то старше, а кто-то и помоложе меня. Поданные нам блюда, как можно было ожидать, были весьма простыми, но для меня они от этого не делались хуже, как и для всех остальных -- в Орден редко берут избалованных барчуков. Я вел себя сдержанно, в том числе не налегал на еду, а к алкоголю и вовсе не притрагивался, так как боялся потерять лицо в подобной компании; остальные, само собой, вынуждены были следовать моему примеру, и моя скованность постепенно передалась и им тоже.

Разговор не клеился. Я с деланной улыбкой отвечал на вопросы, которые для приличия мне задавали не очень заинтересованные в этом люди, и пытался хоть как-то поддержать беседу. Вскоре гости -- собравшихся, пожалуй, можно было считать моими гостями -- начали все больше и все смелее общаться между собой, и я, хоть и сидел на почетном месте, начал все больше выпадать из общей компании.

Я прекрасно видел, что происходит, и от разочарования позволил себе выпить вина. Алкоголь -- это отнюдь не эликсир радости, он скорее высвобождает и подогревает те эмоции, которые ты уже чувствовал, когда пил. Вот и сейчас, осушив чарку, я ощутил себя еще более одиноким, и, скрестив руки перед собой, в озлобленном молчании уставился в стол. Вряд ли кто-то теперь придал этому много внимания -- мало-помалу давно не видевшие друг друга товарищи сами откупоривали кувшины, разговорившись, весело смеялись, вспоминали былые дни и делились последними впечатлениями.

Я долго терпел, молча выжидая, пока все закончится, но в конце концов не выдержал унижения и влил в себя больше вина, гораздо больше. Теплая жидкость приятно дразнила горло и еще сильнее растравила душу. Я забыл о приличиях и теперь с откровенной ненавистью смотрел в лица сидящих рядом со мной людей, которые за веселой пирушкой уже совсем сделались ко мне безразличны. Мне пришлось поднапрячься, чтобы понять, о чем они разговаривают. Мой сосед справа рассказывает товарищу напротив о своем опасном последнем задании -- ну, на это плевать... Рассказ того, что сидел справа на одно место дальше, меня заинтересовал. Разгоряченный выпивкой, молодой парень в кругу своих друзей рассказывал о недавнем любовном приключении -- как он склонил к связи с собой одну молодую горожанку. Сгорая от стыда и ненависти, я внимательно слушал. Тяжело сказать, что вызвало во мне больший гнев -- возмущение от того, что говоривший своим недостойным поведением уронил и высокое имя Ордена, и репутацию несчастной девушки (это возмущение действительно присутствовало), или то, что я сам был девственником и, не контролируя собственные мысли из-за выпитого алкоголя, ощутил зависть к этому парню, который так самодовольно кривил полные губы в ухмылке.

Кровь прилила к моему лицу. Не глядя и не говоря ни слова, я притянул к себе массивную деревянную кружку, стоявшую перед одним из моих соседей. Тот бросил на меня удивленный взгляд, но мне было все равно. Я равнодушно опрокинул в себя содержимое кружки, не разбирая вкуса, затем долил до краев вином и опять осушил. А потом с размаха бросил тяжелую кружку в лицо говорившему.

Не самый техничный фехтовальщик, в боевых условиях я, уповая на инстинкты, имел себе мало равных. Сейчас еще и гнев, видимо, придал мне порыва. С разбитым в кровь лицом парень вместе со своим стулом опрокинулся и повалился на пол; я метнулся к нему так быстро, что никто не смог бы меня остановить, в движении извлекая из ножен меч, который уже бывал обагрен кровью.

Время изменило для меня свое течение, и мне казалось, что я очень долго сидел над ним, припав на колени и разглядывая ненавистное лицо, наслаждаясь его страхом, с направленным на него мечом в руке. А потом я понял, что в последний момент кто-то перехватил мою руку и сжимает ее, предотвращая возможное движение -- все-таки всякое может случиться, когда за столом собрались не досужие горожане, а полноправные рыцари Ордена.

В следующее мгновение время вернулось в обычное русло. Тот, кто держал мою руку, вывернул ее, и я выронил меч; не успел я поморщиться от боли, как меня совсем не бережно отшвырнули в сторону. Ударившись боком о стену, я растянулся на спине, глядя в потолок. Меня разом оставили и гнев, и силы.

Без особого интереса я слушал, как занимаются тем, чье лицо я разбил кружкой. До меня донеслись обрывки злых слов, негромко сказанных в мой адрес -- я пропускал их мимо ушей. Наконец ко мне кто-то подошел. Я лениво перевел на него взгляд. Это был самый старший в компании и по чину, и по возрасту; очевидно, он взял на себя решение возникшей проблемы. Когда он заговорил, в его голосе слышалось снисхождение:

- Когда льется вино, разное бывает, рукоприкладство тоже, хотя и не понятно, отчего ты взъелся. В другом случае все закрыли бы глаза на это, но ты посмел обнажить клинок против собрата по Ордену, и кто знает, что бы произошло, если бы тебя не остановили. Мы сегодня собрались в твою честь, и здесь все друг другу товарищи, так что о случившемся никогда не будет знать никто, кроме присутствующих здесь, даже высшие чины. Но ты поступил неожиданно дурно и глупо, и должен сам понимать это. Пара ребят отведет тебя в комнату, чтобы ты проспался и отрезвел, а заодно и обдумал свое поведение.

Раскаяние охватило меня. Я горько пожалел о том, что сделал, и жаль мне было не разбитого лица товарища -- это была моя самая большая радость за последнее время -- а того, что я впустую нанес ущерб себе, выставил себя агрессивным дураком и обрел стольких недругов. Про себя я пообещал, что впредь никогда не допущу такой ошибки, буду держаться тише воды, ниже травы, что, как я усвоил с детства, было единственным путем выжить во враждебном мире.

Я безропотно позволил двум молодчикам взять себя под руки, и они грубо потащили меня вон из зала. Что будут делать оставшиеся? Наверное, разойдутся, а может, если рана пострадавшего оказалась не слишком серьезной, и продолжат веселый вечер.

Меня, как мешок, протащили по деревянным ступеням лестницы, потом по коридору до ближайшей комнаты с приоткрытой дверью. Внутри комнаты была незастеленная кровать, меня бросили на нее. Я продолжал лежать без движения, не переменяя позы.

Если комната предназначалась для кого-то другого, его разместят где-нибудь не здесь. Я все же рыцарь Ордена.

В комнату вошла служанка с простыней и подушкой в руках. Она, должно быть, боялась ужасного рыцаря, и потому тоже молчала. Поняв ее намерения, я встал с кровати и отошел в сторону, хотя мне было все равно, на чем спать. Служанка стала застилать кровать, робко избегая моего взгляда. Повинуясь неожиданному порыву, я внимательно рассмотрел ее. Это была самая обычная, даже откровенно невзрачная, девица -- такую и ожидаешь встретить на подобной работе. У нее было серое лицо простолюдинки, жидкие волосы. Ее движения были торопливы и потому неточны.

Я смотрел на нее, и меня вдруг охватило волнение. Я чувствовал себя униженным, ущербным по сравнению со своими товарищами. Мне казалось, что все люди в мире против меня, и только объятия женщины могли бы подарить успокоение. Эта служанка была такой боязливой, такой невзрачной, что если кто-то и мог меня пожалеть, то только она.

Я приблизился к ней и приобнял ее. Неумело, но без робости -- или это алкоголь еще не успел выветриться? - я целовал ее некрасивое лицо. Она замерла, не сопротивляясь, но и не отвечая мне. Я мог только гадать, о чем она думает -- о том, чтобы я не беспокоил ее слишком долго, скорее всего.

В какой-то момент мне показалось, что она становится не такой робкой и помалу начинает отвечать на мои неловкие поцелуи, но когда я попытался перейти дальше, она вздрогнула всем телом, отстранилась и, высвободившись из моих объятий, выбежала из комнаты.

Странно, но я почувствовал, что все получилось, как и надо. Без лишних эмоций я опустился на застеленную кровать, лег, как удобней -- сегодня мне оставалось только заснуть, все мои проблемы я буду решать завтра. Внутри не осталось ни обиды, ни разочарования, бездействовал даже привычный механизм, прокручивающий заново неприятные впечатления дня тогда, когда я остаюсь наедине с собой. Внутри была только пустота.

Я лежал, силясь уснуть; алкоголь окончательно перестал действовать. В голове раздавался только глухой шум моего собственного дыхания и сердцебиения. Отдаленно мне показалось, что со мной что-то неправильно, и я попытался разбудить оставившие меня чувства, с усилием извлекая из глубин памяти обрывки воспоминаний.

Вот молодой человек, которого я считал своим другом, бьет меня кулаком в лицо, чтобы покрасоваться перед девушками, а я не решаюсь ответить, хотя с легкостью мог бы одержать верх. Вот я встречаю свои первые, очень серьезные, неуспехи в учении, которые мне, привыкшему считать себя лучше других, причиняют сильную боль. Вот после какого-то моего детского проступка -- кто может вспомнить такие пустяки -- я вижу гримасу разочарования на лице своей матери, которая меня даже не упрекает; обладая достаточным разумом, и ребенок может понять, что в такую минуту одинокая мать думает, что ей было бы лучше, если бы он не появился на свет. Вот, из-за скверного характера испортив вечер своим боевым товарищам, я напиваюсь и без повода нападаю на одного из них с оружием в руках, после чего меня, как злого и глупого щенка, за шиворот выбрасывают вон. А я еще и должен задуматься над их сочувственными, снисходительными словами, и, постыдившись своего дурного поведения, вернуться на предназначенное мне в жизни место.

Что-то в моей груди сломалось, и я наконец залился жгучими слезами, обняв себя самого и сжавшись в комок, чтобы защититься от жестокого внешнего холода.

Часть третья. Полгода назад

Негромкий, но настойчивый стук в дверь заставил меня вздрогнуть от неожиданности, а потом я наспех сунул ноги в легкие домашние сандалии, дотронувшись до стены, чтобы не потерять равновесие, и побежал открывать.

Старая экономка - единственная прислуга, которую я держал в доме, в котором останавливался, будучи в столице - была женщиной деликатной и ко мне давно привыкшей, но при этом строжайше соблюдала определенные порядки. Сегодня было утро воскресенья, а значит - время уборки. Здесь она не делала исключения даже для рыцаря Ордена, погруженного в свои думы.

Подождать, пока она вытирает полы и выносит из комнат мусор, который лично мне уже казался частью обстановки, можно было бы и на балконе, с той книгой, что я читал до ее прихода; я, впрочем, посчитал, что для меня будь лучше выбраться на прогулку, и поэтому, вежливо ответив на пару вопросов экономки, надел плащ, сапоги и вышел во двор.

Старая женщина наверняка с улыбкой смотрела мне вслед. Я уже давно заметил, что произвожу очень хорошее впечатление на стариков - должно быть, им льстят мои сдержанные, уважительные манеры. Совсем другого мнения обо мне обычно бывала молодежь, хотя мало кто занимал положение достаточно высокое или был достаточно дерзок, чтобы хоть как-то это выразить. Почти никто.

Вот уже несколько месяцев кряду я получал миссии очень редко, а когда и получал - это были мелочи в самом Шеоле или его окрестностях, которые почти не занимали времени на исполнение. Ожидание нового задания, как сейчас, было для меня не отдыхом, а подлинным испытанием. Большую часть времени я праздно просиживал у себя дома или бродил по уединенным местам, где мог чувствовать себя спокойно. С гораздо большим удовольствием я бы ночевал в поле, пешим или конным отправившись на настоящее, ответственное и непростое задание.

Я машинально коснулся рукояти меча, скрытого под моим плащом. Он как я, тоже предпочел бы запал битвы бесполезному простаиванию в ножнах. Или руководство во мое разочаровалось; может, кто-то из моих недоброжелателей нашептал им на уши?

Я направился в один из городских парков, где чаще всего прогуливался. Вообще-то он находился не так близко, но я хожу очень быстро, и уже вскоре был там. Раньше утром прошел проливной дождь, и улицы приобрели некий несильный, но четко различимый запах - может быть, запах влажного камня, если такой есть. Воздух после дождя было приятно вдыхать, и я на время отвлекся от снедавших меня тягостных мыслей. Было бы еще немного потеплее.

Я гулял по отдаленным, тенистым аллеям, где реже попадались прохожие. С не успевших высохнуть листьев слегка капало, среди луж на дорожках попадались довольно большие. Я в задумчивости остановился возле одной из них. С поверхности воды меня внимательно рассматривало мое отражение. Это был средней комплекции, повыше среднего роста молодой мужчина. Он был одет в неброскую одежду и вообще явно не следил за своей внешностью. При этом у него были тонкие черты лица, во всей его наружности проступало что-то благородное. Честно говоря, мне его облик был весьма приятен - разве что глаза были какими-то грустными, а на лице сказывалось проступавшее из глубины напряжение. Почему только он не нравится другим людям?

Вздохнув, я пошел дальше. Не так мокро, а в обувь все же набралась вода - старался смотреть под ноги, но сказывается всегдашняя невнимательность.

Я позволил ногам идти, куда хотят, а сам старался погрузиться в созерцание. Темные от влаги, мощные деревья не особенно интересовали меня. Выйдя на открытый участок, я увидел вдали возвышавшуюся махину Университета Шеола, который простой люд считал обиталищем алхимиков и колдунов, а сами университетские - единственным оплотом учености и культуры посреди варварского разгула. Истина, как обычно, была где-то посередине.

Я пару раз бывал в Университете, в том числе один раз - по заданию; случалось мне и провести там довольно долгое время почти на правах обычного студиозуса. Университет был очень необычным местом, которое мне скорее нравилось. Состояние и титулы, кроме профессорского, теряли всякий вес, когда ты переступал его порог, не делали исключения и для членов Ордена. К тем же, кто интересовался книжной мудростью, там всегда относились благосклонно. Университет располагался вдали от чопорных центральных улиц, что предоставляло простор для выходок молодых учащихся, которых чаще можно было встретить в питейных заведениях, чем на лекциях. Преподаватели, многие из которых устанавливали в своих учебных аудиториях прямо-таки армейскую дисциплину, при этом сами были первыми защитниками университетской вольницы. Там находилось место и историкам, которых пыльные страницы хроник интересовали куда больше, чем мир за окнами, и натуралистам, составляющим перечни всех существующих животных и растений, и геометрам, и, действительно, - тем, кто в черных книгах искал рецепт философского камня или власти над невидимым миром духов. Последние пользовались не меньшим, чем прочие, уважением, выше всего же почитались авторы известных диссертаций.

Можно будет опять заглянуть в Университет, если еще долго не будут давать нового задания.

Ноги привели меня в людную часть парка, туда, где чаще всего и гуляют горожане и где устраиваются различные увеселения. Я опускал глаза и ускорял шаг, когда кто-то проходил мимо меня; мне казалось, что на меня смотрят с неприязнью. Я объяснял это для себя тем, что, не видя печати, меня принимают за бродягу, тогда как в разгар дня в парке отдыхали дворяне и зажиточные горожане - простые ремесленники и небогатые торговцы сейчас должны быть заняты работой. Иногда жалеешь, что татуировку нам наносят на спину, а не на лоб.

Довольно много людей столпилось чуть поодаль, где готовилось какое-то представление. Может быть, ваганты? Я обратил внимание, что там собирается публика попроще и те, кто с детьми. Те, кто был одет богаче, в основном проходили мимо, а некоторые люди постарше бросали в ту сторону неодобрительные взгляды. Движимый любопытством, я подошел ближе.

Это оказалось представление актеров. К странствующим труппам, подобным этой, отношение официальных лиц было традиционно негативным, но власти закрывали на них глаза: явного вреда они не приносят, при этом обеспечивают народ мирным времяпровождением. Человеку моего статуса, пожалуй, не стоит присутствовать на подобном зрелище, ну да имею же я право просто проходить мимо.

История, которую они разыгрывали, была мне незнакома. Как шептал кто-то из осведомленных зрителей, это была новая драма, сочинитель которой сам сейчас исполнял одну из ролей. Представление балансировало на грани кощунства, нечего удивляться положению этой братии: главным героем был колдун, путешествующий по морю на корабле, и подчиненный этому колдуну могущественный дух. Более всего удивляло то, что отношение к колдуну в общем не было осуждающим, напротив, он и его фамилиар были положительными персонажами! Среди прочих героев в представлении участвовала возлюбленная колдуна, очень красивая молодая, светловолосая девушка (на ней тот поженился в конце), и еще один дух - исконный житель острова, к которому причалил заклинатель. И негодование, и жалость вызывала его темная, согбенная фигура. Дух-дикарь по ходу драмы отступал от принципиальнейших основ служения и чести - и все-таки делалась попытка показать и его правду. Да, представление было настолько смелым, что, возможно, становилось опасным, но я наблюдал его, затаив дыхание, а в конце хлопал вместе со всеми.

Странное дело, но не меньшее впечатление, чем сама история - которая тронула меня до глубины души - на меня произвели возвышенные образы актеров. Эти простые люди, выступая перед внимательной публикой, совершенно преображались, и их действия походили более на священный ритуал, чем на проделки скоморохов. Одетые в пестрые одежды или в рубище, красивые или устрашающие - все они исполнялись неудержимой свободы, которая против воли вызывала во мне зависть. Я такой свободы не чувствовал никогда; ну, уж точно, не в дни моего простоя в столице.

Неспокойный от полноты чувств, я долго бродил по аллеям, не замечая ничего вокруг себя, думая то об увиденной драме, то о чем-то своем. Раз за разом я почему-то возвращался к тому месту, где сейчас, когда зрители разошлись, труппа разбирала декорации и готовилась сняться с места, как всегда после выступления.

Встав чуть поодаль, я наблюдал за ними, скрытый в тени деревьев. Уходить мне не хотелось, дома меня не ждал никто и ничто. Декорации, еще недавно представавшие одни - скалистым берегом, другие - процветающим городом, сейчас обращались в куски дерева и ткани и закрывались в ящики, до следующего раза. А вот блестящий исполнитель роли островного дикаря - его горб на поверку оказался специально сложенным свертком ветоши.

В мою сторону - я на мгновение замер - вышла светловолосая актерка, с ней был молодой парень, которого я прежде не видел. Прямо на траве они устроились перекусить; с собой у них был кувшин молока и широкий глиняный поднос, полный земляники. Они вели какой-то разговор, причем она беззлобно усмехалась, а он хмурился и кусал губы, как будто обиженный на весь мир. До меня донеслись слова девушки:

- Тебе надо меньше жалеть себя, Дитко. Из мелочей ты выдумываешь себе беды, а это уже приводит к настоящим неприятностям. О чем тебе жалеть? Ты молод и здоров, имеешь хлеб на сегодняшний день - это очень немало, многие лишены и этого.

Сердце быстрее забилось в моей груди. Слова актерки отчего-то показались обращенными ко мне, и я ощутил жгучий прилив стыда - не в первый и не в последний раз в своей жизни. Руки сами собой сжались в кулаки.

Должно быть, я, не контролируя себя, каким-то движением выдал свое присутствие, потому что девушка испуганно посмотрела в мою сторону, а парень привстал и оглянулся на своих товарищей. Решение о том, как лучше поступить, надо было принимать быстро. Я шагнул на свет, предварительно поправив полу плаща таким образом, чтобы он открывал глазу нижнюю часть ножен, в которых лежал мой меч, оставляя его рукоять - и печать на ней - сокрытой.

Увидев меня, девушка удивленно, но вместе с тем дружелюбно, улыбнулась. Ее короткой улыбки оказалось достаточно, чтобы согреть мою душу. Парень выглядел недовольным, но успокоился и сел на свое место.

- Угощайтесь, господин рыцарь, - любезно произнесла девушка, указывая на их блюдо и кувшин.

Это была лесть - печати она не видела, а моя одежда была совсем не рыцарской - но, того не зная, она попала в точку.

Я почувствовал себя не вполне удобно, но не мог ответить отказом на ее приглашение. Я молча приблизился, уселся рядом с ними на траву, горстью зачерпнул земляники из блюда и запил ягоды душистым молоком. Простое угощение показалось мне удивительно вкусным; я подумал, что это лучшая моя трапеза за последние месяцы.

Мы разговорились, чуть позже, сначала нехотя, в беседу вступил и парень. Вопреки моим опасениям, мне не пришлось рассказывать о себе. Вместо этого мы говорили о каких-то досужих вещах, которые могли бы показаться ничего не значащими, но на деле увлекли и меня, и, казалось, моих собеседников. Они рассказали много и о своей актерской жизни, о том, как путешествуют из города в город, чтобы радовать публику своими выступлениями. В Шеол они прибыли совсем недавно, и собирались здесь остановиться надолго, благо жители столицы, несмотря на периодически проскальзывавшее неодобрение, в большинстве своем оказывались благодарными зрителями.

Уже вовсю смеркалось, и я почувствовал, что время мне уходить. Однако, когда я встал, девушка задержала меня, указывая на сперва не замеченную мной продолговатую деревянную коробку. Это, несомненно, были шахматы; я удивился, что среди актеров есть любители этой аристократической игры.

- Дитко очень любит сыграть в шахматы. Господин рыцарь, может быть, не откажетесь от одной партии?

Глава шестая

Часть первая

Протяжный вой заставил и без того неспокойных лошадей с удвоенной силой бить копытами и рваться с привязи. Несмотря на то, что еще не вполне стемнело, полная луна была очень хорошо видна на небе. Орест, с аппетитом подкреплявшийся поджаренной на костре дичью, заметил:

- Луна здесь не при чем. Волчьи стаи так предупреждают собратьев о своих передвижениях.

- Так там целая стая? От этого не легче, - напряженно ответил я, поглаживая рукоять меча.

Сам я, конечно, не боялся зверей, особенно путешествуя с Орестом, но если обнаглевшие волки подберутся к месту нашей ночевки и, чего доброго, задерут лошадь или обеих -- это будет для нас серьезная помеха.

- Можем сейчас тронуться в путь, если ты этого пожелаешь, - сказал Орест с тенью усмешки. - Но для лошадей, которых мы гнали целый день, это будет опаснее, чем дикие звери. Загоним их ни ради чего.

Замечание было резонным, но меня оно не успокоило. Про себя я решил не ложиться спать и поддерживать огонь всю ночь, в надежде, что в этом случае волки не решатся приблизиться.

Орест, внимательно смотревший на меня, прочитал что-то в моем лице и, покачав головой, сказал:

- Тебе бы стоило опасаться другого хищника. Ладно, покажу тебе одну подходящую шутку.

Орест сложил свои ладони ковшиком и поднес к лицу. Задрав голову кверху, он вдруг испустил вой, не отличимый от волчьего -- разве что содержащий в себе какие-то еще более угрожающие, тяжеловесные ноты.

Волки сразу же ответили на этот вой своим, коротким и как будто бы заискивающим, а потом повторили еще и еще. Каждый раз вой явно доносился с большего расстояния, чем в предыдущий. Я в изумлении смотрел на Ореста, но очень скоро нечто неожиданное, неестественное привлекло мое внимание. Сообразив, в чем дело, я оглянулся в ту сторону, где к одинокому посреди поля дереву были привязаны наши лошади.

Еще недавно бившиеся от испуга, сейчас они, слыша волчий вой, никак на него не реагировали. Лошади замерли, ко всему безразличные, и только в их больших глазах угадывался парализовавший их ужас, ужас перед угрозой, от которой бесполезно спасаться бегством.

Орест, как ни в чем ни бывало, доедал свою порцию. Под впечатлением от произошедшего, я спросил у него:

- Можешь ли ты научить и меня этой шутке? - хотя догадывался о том, каким будет его ответ.

- При всем желании, не могу, - Орест был серьезен. - Некоторым вещам нельзя научить, им можно научиться только самому.

Нельзя так нельзя, правда, у меня возникали серьезные сомнения в том, что обычный, не подобный Оресту человек может повторить такое, сам или по чужой науке. Мне случалось видеть, как бывалые охотники искусно подражают птичьему крику, чтобы подманить фазана или куропатку, но здесь имело место что-то совсем иное. Что-то пугающее.

В очередной раз порадовавшись тому, что Орест у меня в союзниках, я сам принялся за успевшее остыть мясо.

Ночь выдалась теплая, лучшего я и желать не мог, а вблизи от горящего огня сделалось совсем жарко. Я протянул руки к костру, ощущая на своих ладонях прикосновение горячего воздуха. Дул вроде бы несильный ветерок, но его хватало, чтобы высокие полевые травы волновались, как море. Скрытые в траве, стрекотали бесчисленные насекомые, и то и дело воздух взрезали крылья ночной птицы, направившейся на охоту. Ночь была полна жизни.

Где-то за этими полями, уже не так далеко -- Царская дорога, которая приведет нас прямо в Шеол. Давно прошли времена царей, прошли и времена империи, и ныне выборной Сенат мудро управляет страной, защищая справедливые принципы республики -- во всяком случае, так написано в хрониках. А Царская дорога стоит и поныне, оставаясь основным путем для торговых караванов. Много ли дорог было проложено при республике?

- Если завтра сможем поддерживать ту же скорость, то к концу дня въедем в Калинов, - сказал Орест в тон моим мыслям. - А оттуда по Царской дороге двинемся прямиком в столицу. То будет путь неблизкий.

Калинов - ближайший отсюда город, располагавшийся на пересечении дорог - действительно был удобным перевалочным пунктом. Там можно было и немного передохнуть, и запастись всем необходимым перед решающим участком пути, и, если посчитаем нужным, найти себе подходящих спутников. Последнее могло оказаться совсем не лишним, не только потому, что дороги были не всегда безопасны, но и потому, что в путешествии, а значит, и при пересечении таможенных застав или других контактах с местными властями, я собирался сохранять инкогнито. Что и говорить, даже меч в моих ножнах сейчас без печати Ордена, что само по себе могло вызвать вопросы.

Я высказал свое мнение Оресту, и он согласился с тем, что нам стоит найти себе в Калинове компанию для дороги. В столицу оттуда регулярно выдвигаются обозы купцов, закупивших товар там или в еще более дальних краях; можно будет присоединиться к одному из них, тем более что пара хороших мечей никому лишней не покажется.

Мне сразу подумалось, что, хотя на мой нынешний меч нечего было жаловаться, он не мог стать настоящей заменой моему доселе верному спутнику. Как сейчас Наугрим? Оставалось надеяться, что его нелюдимость не навлекла на него беду, и сейчас он благополучно поправляется от ран. Если говорить прямо, я ничего о нем не знал, кроме имени. Может быть, уже скоро мой настоящий меч будет обнажен в какой-то новой разбойничьей выходке. Хотя Наугрим предпочитает свой боевой топор...

Костер с громким треском выбросил в воздух сноп ярко-красных искр. Надо подбросить хворосту, раз все равно сон не идет. Вообще-то скачка завтра будет не из легких, стоило бы набраться сил, пока есть такая возможность.

Часть вторая

Калинов походил скорее на один огромный базар, чем на город. Из-за расположения на пересечении торговых путей сюда ежедневно прибывали купцы со всех сторон света. Здесь можно было купить и продать совершенно все; здесь были места, где можно передохнуть после дальней дороги, и места, где можно промотать вырученные деньги. Неисчислимые торговые ряды жались друг к другу, образуя настоящий людской муравейник, не имеющий определенной границы. На каждую официальную сделку, заключаемую здесь, приходилась как минимум одна неофициальная, но столица благоразумно не наводняла город таможенными приставами и стражей -- как говорится, торговля лучше идет там, где мечей нет. Ну, или официальных лиц, вооруженных мечами, потому что вообще-то оружия здесь было море. Если торговец не имел при себе меча, то только в том случае, когда мог позволить себе вооруженную охрану.

Я никак не мог определиться с тем, как чувствую себя посреди такого скопления людей -- даже в столице подобное можно было увидеть разве что на площадях в праздничные дни. С одной стороны, я не люблю присутствия незнакомцев, с другой -- никто здесь не обращал на меня ни малейшего внимания, все были заняты спорами, увещеваниями, угрозами, одним словом, торговлей. Все мыслимые запахи смешивались в здешнем воздухе, все цвета были разложены по ящикам, корзинам, мешкам и выставлены на продажу. Когда мы с Орестом протискивались по очередной узкой улочке между прилавков, у нас на пути стояли несколько вызывающе одетых девиц. Деньги в обмен на приятный отдых для путешественников -- и такого рода сделки в большом количестве совершались в этом городе. Девицы громко смеялись и смотрели на каждого проходящего мужчину так, как будто ждали именно его. Я прошел мимо них, опустив глаза, но Орест, как я слышал за своей спиной, сказал им что-то игривое, вызвав тем самым еще более шумный взрыв смеха.

Мы продвигались к городской площади, чтобы осведомиться о ближайшем торговом караване, направляющемся в столицу. Увидев своими глазами масштабы совершавшейся здесь торговли, можно было не сомневаться, что нам не придется долго ждать. Имея при себе сокровища Ореста, мы могли попросту купить целый караван, но привлекли бы этим слишком много внимания, особенно если учитывать, что в столицу мы хотели попасть инкогнито. Решение, которое предложил Орест, было неожиданным, но не имело видимых изъянов: мы наймемся в отправляющийся караван охранниками. Дорога на столицу небезопасная, и никто не будет отказываться от пары воинов, готовых предложить свои услуги по сходной цене. Таких наемников, осуществляющих охрану купцов и их товара в пути, здесь тоже собиралось немало. Таким образом, мы не вызовем никаких подозрений и, в составе каравана и среди прочей охраны, войдем в Шеол.

Жилые дома в Калинове, конечно, тоже были, как и в любом другом городе. Они как раз и составляли центр города, очерчивая пространство, внутри которого располагалась городская площадь. Мелкая торговля на площади не велась -- там находились торговые представительства, биржи и административные здания. Совета о том, к кому и как наниматься в караван, чего прежде никогда не делал ни я, ни, несмотря на весь его богатейший опыт, Орест, разумнее всего было искать именно там.

На площади большое оживление царило перед биржей, где на специальных табличках выставляли текущую цену некого товара, которая прямо на глазах претерпевала изменения в зависимости от заключаемых сделок - росла, когда его кто-то покупал или делал заказ, или падала, когда когда-то выставлял новую партию на продажу. Сейчас, впрочем, преобладали именно покупки и заказы, которые раз за разом тащили цену вверх. Видно было, что торговцы рассчитывали на то, что товар продолжит дорожать, поэтому придерживали свои запасы или даже увеличивали их, несмотря на внушительную цену. Спекуляция имела много общего с азартной игрой, только ставки здесь были выше, чем за картежным столом. Чуть ли не единственным из торговцев, кто действовал не так, как все, был высокий молодой человек со светлыми волосами, который в течение короткого промежутка времени несколько раз подходил к выставленным перед биржей столам с небольшими партиями товара на продажу. Его действия не производили заметного эффекта, так как другие дельцы подходили со звонкой монетой, размещали заказы, и числа на табличках все увеличивались и увеличивались. Мне стало интересно, чем именно здесь торгуют -- должно быть, чем-то очень редким и ценным, раз это производит такой ажиотаж. И кто такой этот молодой купец, который сейчас стоит позади всех с напряженным лицом и высматривает кого-то? Ждет своих партнеров с очередной партией на продажу, может быть. Есть какая-то причина, почему он продает, когда все покупают.

Мне захотелось приблизиться и хотя бы увидеть, оборот какого товара здесь происходит, но я заметил нетерпеливый взгляд Ореста и поспешил дальше.

Орест тем временем уже успел у кого-то осведомиться, куда нам идти. Караван в столицу, снаряженный двумя богатыми местными купцами, должен был отправиться уже завтра. Такая ситуация заключала в себе и преимущества, и недостатки: с одной стороны, нам не придется долго ждать, с другой -- охрана уже наверняка может быть укомплектована, и нам тяжелее будет наняться, разве что мы запросим совсем небольшую плату. Как бы то ни было, я не сомневался, что Орест проведет переговоры лучшим образом.

Начальником охраны этих купцов был их человек, не наемник, как сказали Оресту -- тоже местный, бывалый воин. От имени своих господ именно он отвечал за подбор людей в охрану, принимая решения самостоятельно и свободно распоряжаясь любыми деньгами. Хотя безопасность стоит того, чтобы на нее потратиться, это явно показывало, какое доверие купцы ему оказывают. Чтобы наняться в караван, мы должны были договориться об этом именно с ним. Орест сказал, что этого человека зовут Константин.

Орест с легкостью узнавал у совершенно случайных людей все, что ему было нужно. Я подумал, что с кого-то другого в этом городе торговцев наверняка запросили бы плату даже за самые незначительные сведения, но Оресту все выкладывали с охотой, и удивительно было видеть, как суровые мужчины заглядывают ему в лицо, словно ожидая похвалы. Попросту говоря, люди повиновались ему, и он прекрасно знал об этом.

Как сказали Оресту знающие люди, каковых здесь было немало, Константина следовало начать искать с городской библиотеки, которую он посещал каждый день, когда имел возможность. Необычная черта для воина, который путешествует с купеческими караванами.

Библиотека в Калинове располагалась неподалеку, на западной стороне городской площади, так что долго ее искать нам не пришлось.

Размеры, да и весь внешний вид библиотеки свидетельствовали о том, что в этом городе не очень многие проводят время за чтением. И действительно, в единственном ее зале оказался только один человек. Судя по описанию внешности - высокий, темный, с короткой бородой -- это был Константин. Заметив, что мы здесь ищем именно его, он оставил книгу, которую с явным интересом читал, и вышел вместе с нами на улицу.

Несмотря на внушительную фигуру, его с трудом можно было представить с оружием на ночной страже -- таковы были его манеры и голос. Напротив, весьма органично он смотрелся, перелистывая страницы книги в тихом зале. Если бы я увидел его, не зная, кто он такой, то предположил бы, что передо мной преуспевающий торговец или, даже вернее, государственный сановник.

- Добрый день. Вы Константин, начальник охраны господ Аперта и Клауса? - улыбаясь, вежливо спросил Орест.

- Да. У вас ко мне дело? - начальник охраны был серьезен.

Даже когда он говорил, его лицо сохраняло монументальную неподвижность, только губы двигались.

- Именно так. Мы наемники, и хотели бы наняться сопровождать ваш караван.

Константин несколько секунд изучающе смотрел на нас, а потом покачал головой.

- Сейчас это невозможно. Охрана уже была полностью укомплектована.

Орест улыбнулся еще шире.

- Укомплектована, но не такими бойцами, как мы. При всем уважении, конечно, но здесь мы не имеем себе достойных конкурентов.

Константин усмехнулся, но опять одними губами, глаза его по-прежнему смотрели ровно и серьезно.

- Это громкие слова, но как вы можете их подтвердить?

- Ну, это вам решать. Мечи при нас. - Орест в подтверждение своих слов похлопал по ножнам у своего пояса, в которых лежали два его меча.

Я с любопытством глянул на главного охранника, ожидая, как он ответит. При нем самом не было видно ни меча, ни какого-либо другого оружия.

- Мечи нам не понадобятся, - размеренным голосом произнеся эту фразу, Константин вдруг без всякого предупреждения очень быстро шагнул вперед, вскидывая руку для удара.

Почему-то мне подумалось, что его удар, хотя и нанесенный голой рукой, будет очень неприятным, быстр же он был так, что я не был уверен, что успел бы среагировать. А вот Орест совсем не собирался быть битым. Двигаясь так, что за его движениями едва можно было уследить глазом, он оказался за спиной Константина и перехватил его занесенную для удара руку. Лицо начальника охраны вмиг побагровело. Орест равнодушно, не торопясь вывернул его руку так, что тот не устоял и рухнул на колени. Константин сдерживался, но видно было, что захват Ореста причиняет ему сильнейшую боль.

- Подтверждение принято? - все так же любезно спросил Орест, но что-то подсказывало, что если ответ его не устроит, он сокрушит руку между своих пальцев, как соломинку.

Прохожие с любопытством смотрели на происходящее, а кое-кто как бы невзначай встал рядом, наслаждаясь необычным зрелищем. Вмешиваться или звать стражу не спешил никто.

- Вполне, - надломленным голосом ответил Константин.

В эту же секунду Орест отпустил его руку. Начальник охраны не смог сдержать все еще полного боли вздоха. Орест неторопливо обошел его и протянул руку, предлагая помочь ему встать. Константин взглянул на протянутую руку с ужасом и не без труда поднялся на ноги сам.

- Если твой товарищ такой же, как ты, вас и правда лучше иметь на своей стороне, а не на стороне противника.

Услышав эти слова, Орест слегка поклонился.

- Какую плату вы хотите за свои мечи?

Орест на мгновение задумался, а потом ответил:

- Три меры серебра. Каждому.

Я едва удержался от того, чтобы изумленно уставиться на Ореста. Я ожидал, что мы попросим минимальную плату, тогда как Орест назвал внушительную сумму. Чего он этим добивается, отказа?

Константин с серьезным видом согласно покачал головой.

- Плата очень значительная, но другую такие бойцы и не запрашивают. Я найду для вас

место в караване, и вы получите свои три меры серебра по прибытию в Шеол.

Я понял, что Орест и здесь угадал. Запроси он маленькую плату, это вызвало бы подозрения, к примеру, о том, что мы подосланы разбойной бандой, которая планирует нападение на караван. После такой демонстрации силы и вознаграждение нужно было просить солидное.

- Караван отправляется завтра, он уже собран за северной чертой города. Завтра на рассвете можете и явиться.

В знак заключения договора Константин пожал руку сперва Оресту, причем протянул для рукопожатия левую руку, а не правую, которая побывала в его захвате, а потом и мне.

Когда мы уходили, Орест расплылся в насмешливой улыбке. Видя это, я, в свою очередь, усмехнулся про себя. В своем самодовольстве он прост, как ни в чем другом. Но бывает ли хоть иногда, что люди поступают не так, как нужно Оресту? Едва ли, чему сегодня он получил очередное подтверждение. И как же разительно он этим отличается от меня. Я задумался над тем, что именно обуславливает такую разницу между нами. Его улыбки, его особенное отношение к себе и к окружающим, его нелюдская кровь -- каждый из ответов был слишком простым, чтобы быть единственно верным.

Орест заметил мою задумчивость и поинтересовался, в чем дело. Я не стал отвечать правдиво и вместо этого сказал, что хочу купить себе новый меч -- об этом я действительно думал сегодня ранее. Тот клинок, что я носил сейчас, был неплох, но все равно не устраивал меня. Для того, чтобы купить себе меч, как и что-либо другое, это место подходило лучше всего.

Орест не был удивлен ответом, и мы направились в оружейную лавку, которую многие называли лучшей в Калинове. На этот раз, пробираясь сквозь толпу, я обратил внимание, что основной темой разговоров были взлетевшие за последние дни цены на какие-то безделушки и их недавний обвал, который вызвала продажа крупной партии какой-то молодой девушкой. За одной продажей последовали другие, так как спекулянты стремились избавиться от своих запасов до того, как цена значительно упадет. Я подумал, что это может быть связано с тем светловолосым человеком, которого я видел на площади.

Хозяин оружейной лавки начал рассыпаться в рекомендациях, едва мы переступили его порог, но Орест вежливо остановил его и предложил мне свою помощь в выборе меча. Я немного удивился, но не стал отказываться.

Орест расхаживал по лавке, рассматривая выставленные на продажу мечи, а выбирать тут действительно было из чего. Я с удовольствием смотрел на оружие, висящее на стенах и выложенное на прилавки. Тут были клинки со всех концов света: короткие и длинные, прямые и изогнутые, изящные и устрашающие. Здесь можно было купить любой меч, кроме разве что того, что сейчас находился у Наугрима.

Наконец Орест подошел ко мне, протягивая мне меч, лежащий на ладонях его вытянутых рук. Клинок был средней длины, без особых украшений, но, с первого взгляда было видно, великолепной стали и ковки. Я взял меч в руку и крутанул им, рассекая воздух. По тому, как рукоять сидела в моей ладони, я понял, что этот клинок подойдет мне лучше, чем любой другой.

- Что скажешь? - с довольным видом спросил Орест.

Я серьезно посмотрел на него.

- Это будет мой меч.

На лице Ореста отразилось счастье, какое я видел, разве что когда он был в бою.

Часть третья

Куда раньше, чем солнце на небе, в Калинове вставали многочисленные торговцы. Так рано утром, что это можно было еще назвать ночью, опять открывались лавки и магазины, и шум рыночных пересудов заполнял улицы. Когда я сплю в городе, на мягкой постели, мой сон почему-то очень чуток, и поэтому я сразу же проснулся. Как я ни боролся, снова заснуть мне не удалось, и поэтому я осторожно, так, чтобы этого не было видно, приоткрыл глаза.

Орест сидел в кресле, спиной ко мне, лицом обращенный к потухшему камину. Он не шевелился и не издавал ни звука, так что я предположил, что он прикорнул; да, Орест не нуждается во сне -- и точно так же не нуждается и в пище, но когда есть возможность, ест много и с аппетитом. Должно быть, он может и поспать, для того ли, чтобы отдохнуть, для того ли, чтобы почувствовать себя таким же, как нормальные люди.

Я было хотел закрыть глаза и полежать в кровати еще немного, но потом подумал, что под "утром" Константин, возможно, подразумевал то же время, что и здешние торговые люди. Если так, то нас могут уже ждать, чтобы караван отправился. Пытаясь припомнить последнюю ночь, когда я как следует выспался, я поднялся с постели.

Орест, как оказалось, не спал, если только его не разбудило бесшумное прикосновение моих ног к полу, потому что в следующую секунду он легко оторвался от кресла, на котором сидел. На его лице была усмешка.

- Без нас они точно не станут отправляться.

Меня так легко читать, как открытую книгу, или дело в Оресте? В любом случае, я не стал спорить, но не возвращаться же теперь в кровать.

Вскоре мы вышли и направились к назначенному месту. Рассвет едва забрезжил, и небеса оставались хмуро-серыми, как мое лицо. Народу на улицах все прибывало, и уже сейчас сделалось почти так же много, как тогда, когда мы впервые вошли в город. Мир богат на интересные места: в нем есть место и предгорьям Хельвете, и сухим степям юга, и торговой жемчужине Калинова. Сделалось даже чуть-чуть жаль, что мы так быстро уезжаем отсюда -- а может быть, себя так быстро проявило мое свойство привыкать к вещам. Какой-то случайный прохожий влетел в меня так, что упал, упал бы и я, если бы не так твердо держался на ногах; это в секунду положило конец моему сентиментальному настроению.

Как я и предполагал, караван действительно был на месте и готов выступать, и как предполагал Орест, непохоже было, чтобы они собирались отправляться без нас. Обоз состоял где-то из двадцати запряженных телег, груженных мешками с товаром. На конях были и двое богато одетых немолодых людей, надо полагать, купцы, и несколько работников, и вооруженная охрана, числом не меньше дюжины. Были и запасные кони. Такие приготовления говорили и о внушительном состоянии купцов, и о том, что двигаться караван будет быстро.

Когда мы приблизились, к нам навстречу вышел Константин. Он был одет так же, как и вчера, даже не надел дорожного плаща. У его пояса, однако, сейчас висел чекан с украшенной серебром рукоятью.

Когда он обратился к нам, его лицо было непроницаемым, но в голосе послышалось нетерпение:

- Мы ожидали вас раньше. Возьмите себе свободных коней, и мы двинемся в путь.

Как и сказал Константин, едва мы с Орестом выбрали себе пару лошадей, как караван тронулся. Мы -- во всяком случае, в нашем присутствии -- не были представлены ни охране, вместе с которой нам еще предстояло нести дозор, ни купцам. Последние так вообще не обращали на нас ни малейшего внимания. Видимо, у господ Аперта и Клауса имеется много раз по три меры серебра.

Я пригляделся к другим охранникам. Если про Константина говорили, что он состоит на службе у этих купцов уже много лет, то большую часть рядовых охранников все-таки должны были составлять наемники -- получается, такие же, как и мы с Орестом. И правда, легко было видеть, что некоторые из них являются уроженцами других земель, которых сюда забросили поиски удачи. Одеты, конечно, все были в одинаковую, обыкновенную дорожную одежду, многие и в кольчуги, но за себя говорили их лица -- вот смуглое лицо южанина, а вот хорошо узнаваемое, словно вытесанное из камня лицо жителя приморья. Теперь, когда к охране добавились я и Орест, нападения уж точно можно было не опасаться. По крайней мере, я так думал.

Дорога на Шеол была неблизкая, хотя для перевозящего грузы торгового каравана мы и в правду двигались быстро. Ни одного крупного населенного пункта вблизи от Царской дороги на этом участке пути не было. Так как дорога все-таки вела в столицу, на нее периодически высылались верховые патрули, но стражники и сами предпочитали далеко не отъезжать, и их служба была скорее формальной. Вследствие этого дорога не была по-настоящему безопасной, как и любая другая дорога в стране. Больше всего стоило опасаться участков пути, которые были проложены по лесной просеке -- там возможное нападение трудней распознать. На самом протяженном из таких участков мы собирались выставлять в дозор двойную охрану.

По ночам мы с Орестом дежурили наравне со всеми, когда приходила наша очередь, но никаких происшествий не случалось. Ни охранники, ни работники особенно не общались между собой, каждый надеялся скорее завершить общее дело и получить свою плату. Меня такое положение дел более чем устраивало, а вот Орест расположил к себе всех так, как никто другой. Чаще всего он беседовал с Константином. Начальник охраны и впрямь оказался удивительным человеком -- даже в поездку он взял с собой книги, которые читал во время спокойных дневных переходов. По ночам он при этом дежурил больше всех, так что спящим я его видел нечасто. Он умело организовывал людей и поддерживал дисциплину железной рукой.

Дни тянулись за днями, столица становилась все ближе, и я стал часто задумываться о том, что мне предстоит, когда мы ее достигнем. Я впервые по-настоящему решал для себя, что для меня значит служба Ордену, и не без удивления осознал, что значит она для меня очень много. По большому счету, она была всем, что составляло мою жизнь, и хотя я как раз-таки много лет мучился пустотой в своей жизни, терять это мне показалось страшным. Вопросы морали меня не особенно интересовали, и Орден, несмотря на весь свой тщательно оберегаемый статус, отнюдь не был группкой всеобщих благодетелей, но все-таки была огромная разница между организацией, которая так или иначе уничтожает угрожающих человечеству врагов, и организацией, которая с этими врагами состоит в сговоре; эта разница имела для меня важное значение. Тайные владыки... Я чувствовал, что нам с Орестом предстоит сделать в столице много открытий, которые, какими бы они ни были, в корне изменят мою жизнь. Я одновременно и страшился, и желал этого, и, наверное, это было одной из причин, почему я следовал за Орестом.

За такими размышлениями один дозор пролетал за другим, после ночей приходил новый день, и караван снова двигался вперед.

Так было до той ночи.

Часть четвертая

Мне как раз выпала очередь дежурить, и, когда на стоянке все устроились спать, я сидел на страже, разведя для себя маленький огонь, чтобы было теплее, да и не так скучно. По случаю дозора под моим плащом и шерстяным жилетом была надета кольчуга, которая неприятно сковывала мое тело. Получилось так, что мы заночевали на окруженном лесом участке дороги, и отсветы моего маленького костра иногда выхватывали из темноты отдаленные контуры деревьев. Я дежурил один, но Константин, наверное, как всегда не спит, чтобы быть готовым ко всему. Я оглянулся, чтобы взглядом найти его, но увидел только привязанных лошадей, накрытые материей телеги, людей, спящих кто на попоне, кто на голой земле. Все спали крепко, утомленные дневным переходом, а мне оставалось только придвигаться поближе к теплу костра.

Кто-то бесшумно подошел сзади, так что его не выдал даже шелест травинки под сапогом, и сел рядом со мной. Это был Орест. Я не удивился ему -- хотя Орест и ложился спать, когда не дежурил, чтобы не вызвать подозрений или по другой причине, по-настоящему во сне он все же не нуждался. Легко было заметить, что у него на уме было что-то важное.

Вместо приветствия Орест протянул мне кусок белой булки. Ужинали мы другим, так что Орест у кого-то раздобыл ее раньше днем. Поблагодарив, я с удовольствием вгрызся в булку. Несколько секунд Орест смотрел на меня, а потом наклонился ближе и тихо сказал мне на ухо:

- К нам кто-то приближается.

Я едва не поперхнулся. Орест говорил серьезно, и не было смысла спрашивать, откуда он это знал. Понимая, что он имеет ввиду, я все-таки спросил:

- По дороге? Кто это?

Орест ответил только:

- Из леса.

Остатки сонливости слетели, и я тревожно вгляделся в теряющиеся в темноте деревья.

- Сколько? И почему ты не разбудил Константина и остальных?

- Достаточно. Десятка два, скоро будут здесь. Но это еще не все.

Я оглянулся на Ореста.

- У меня есть основания полагать, что четверо из охраны -- предатели, лазутчики банды.

Я невольно схватился за рукоять меча. Конечно, удивляло, что Орест говорит о своих подозрениях только сейчас, но раз говорит -- значит, у него действительно есть для этого основания. В конце концов, он еще ни разу не ошибался. Я заглянул Оресту в глаза:

- Что делать?

Несколько мгновений Орест как будто подбирал слова.

- Если во время нападения предатели ударят в спину, то здесь погибнут все -- кроме нас двоих. Я могу убить многих, но мне для этого нужно время. Если сейчас всех разбудить, то у меня не будет никаких доказательств их вины, и на меня падет большее подозрение -- не говоря о том, как бы я вообще узнал о предстоящем нападении. Наконец, можно было бы бесшумно прикончить всех четверых во сне, но сейчас твое дежурство, и как мы объясним их трупы... В общем, каждое из этих трех решений нарушает наши планы.

Меня покоробило то, с какой легкостью Орест говорит о том, чтобы спящими убить четырех людей, в чей виновности, как я понял, он и сам не был до конца уверен. Человеческие жизни для него ничего не значат, и он думает только о том, чтобы его планы не нарушались... Однако надо было принимать решения, и я не видел никакого выхода, кроме как будить всех и надеяться на удачу.

В отличие от меня, Орест видел. Когда я встал, чтобы подойти к Константину с предупреждением, он задержал меня, положив руку на мое плечо.

- Остается еще один вариант, который вероятнее всего может разрешить проблему. Мы выйдем навстречу банде и остановим ее сами.

Я посмотрел на него, не веря своим ушам. Двое против двадцати? Орест, может, не боится ничего, но я в этой темноте даже не увижу никого, не говоря о том, чтобы сражаться против настолько превосходящего числом противника.

Орест как-то странно посмотрел на меня в ответ.

- Если ты опасаешься за свою жизнь, я могу пойти один. Времени остается мало.

Я сразу ощутил стыд. Мы с Орестом уже прошли через полные нежити Стигийские болота, опасность куда большую, чем шайка разбойников. Орест тогда был нашим лидером, и, следуя за ним, мы прошли до сердца топи и обратно. Сейчас, как и всегда, он был готов спасти меня и весь отряд -- если бы не он, о приближении разбойников мы узнали бы тогда, когда они уже врывались бы в наш лагерь.

Я извлек меч из ножен и сказал Оресту:

- Я пойду вместе с тобой.

Без промедления мы направились в лес. Я следовал за Орестом, который в темноте следовал туда, куда считал нужным. В предвкушении битвы сладкая дрожь прошла по моему телу, и теперь я сам не понимал, почему колебался с ответом. Даже караван, который оставался за моей спиной, сделался мне безразличен. Я шел в бой ради себя, как и всегда. Орест впереди меня уже перешел на бег, держа свои мечи наперевес, и я подумал, что на его лице сейчас наверняка улыбка. Только после этого я осознал, что улыбаюсь и сам.

Орест впереди -- я едва мог различить его фигуру -- рубанул мечом, и раздался короткий вопль. Чаща тут же наполнилась криками и руганью. Разбойники шли между деревьев, не зажигая факелов, на некотором расстоянии друг от друга. Поняв, что их встречают вооруженные противники, они суетливо пытались собраться вместе. Темнота им тоже не была на руку.

Из темноты вынырнул бегущий человек, не замечавший меня; я рванулся ему наперерез и мощно ударил его, не ожидавшего нападения, мечом наискосок. Удар оказался так силен, что развалил разбойника напополам от плеча до бедра, моя же рука вспыхнула болью -- видимо, я получил растяжение. Новый меч оказался удивительно хорош, но начало боя все-таки сложилось не очень удачно. Скрипнув зубами, я перекинул меч в левую руку.

В темноте впереди за одним воплем боли и ужаса последовал второй, третий. Там Орест играл в свою любимую кровавую игру. Интересно, доносятся ли эти крики до каравана?

Мне почудилось легкое движение буквально в паре шагов от меня, и я наудачу прыгнул туда, рубанув мечом. Горячая кровь брызнула на мое лицо, попав в глаза, которые в этой темноте все равно были почти бесполезны. Должно быть, этот разбойник хотел подобраться ко мне неожиданным, и ему не повезло.

Я всматривался в темноту, тщетно пытаясь понять, что происходит и где враги. Разбойники, наверное, все еще пытались сгруппироваться, а Орест ходил между ними и убивал их. Я побежал туда, откуда, как мне показалось, доносились крики, но это был не самый надежный ориентир. Приходилось прикладывать усилия, чтобы в темноте хотя бы не врезаться в дерево. Этого мне удалось избежать, но не того, чтобы врезаться в человека. В один момент я на бегу влетел в неожиданно оказавшегося на пути разбойника, который, по счастью, тоже не заметил моего приближения в темноте. В последнюю долю секунды я успел с короткого замаха полоснуть его мечом, удар пришелся в бок. Столкновение было таким сильным, что мы оба отлетели в разные стороны, и вот тут мне не повезло. При падении я получил очень сильный удар по затылку -- видимо, неудачно упал на толстый корень дерева. Я явственно услышал внутри своей головы громкий треск, а на затылке почувствовалась теплая кровь, потекшая из рассеченного места. Я в ступоре моргал глазами, не понимая, не ослеп ли я. А потом какая-то тяжесть навалилась на мое тело, и в темноте я, ошеломленный ударом, увидел нечеткие очертания человека с искаженным ненавистью лицом.

Предельным напряжением воли я преодолел, по крайней мере временно, вызванное ударом искажение чувств. Надо мной нависал тот самый разбойник, с которым я столкнулся в темноте. Должно быть, в падении он выронил свое оружие -- его руки были пусты. Едва я подумал об этом, как своей левой рукой разбойник сжал мое горло.

Всей своей массой он придавливал меня к земле. Из-за полученного удара я был слаб, а ему неожиданность позволила получить выигрышную позицию. Сбросить его с себя не было никаких шансов, я и руками с трудом мог пошевельнуть. Очень хотелось вдохнуть воздуха, и я в отупении попытался это сделать, но только ощутил, как изо рта вываливается почему-то отяжелевший язык.

Лицо разбойника -- сейчас я видел только его -- сделалось самодовольным. Наверное, он решил, что убьет меня. Что ж, у него есть основания так думать, но и мне очень не хотелось проигрывать.

Я ткнул рукой в его правый бок, туда, где должна была быть рана. Мои пальцы сразу же ощутили кровь, и поврежденную плоть, и лоскуты разорванной одежды. Я напряг все силы, которые у меня оставались, и запустил свои пальцы в рану. Разбойник охнул, и я ощутил, что его хватка стала слабее. Я, напротив, сделался сильнее от охватившего меня гнева. Несколько долгих секунд мы боролись -- он душил меня, а я все сильнее сжимал пальцы, все глубже вдавливал их в разверстую живую плоть. Я победил. Разбойник, не выдержав мучительной боли, завопил, и его хватка разом совсем ослабла. Я с жадностью вдохнул прохладный ночной воздух, и он вошел в меня, подобно живительному эликсиру, придавая мне все новые силы. Я стряхнул с себя обмякшее тело нападавшего и схватил свой лежавший тут же меч, чтобы добить его. Как оказалось, в этом не было нужды -- разбойник уже лежал замертво. Скорее всего, его сердце не выдержало болевого шока. Когда наш бой закончился, на меня нахлынуло не подходящее к месту умиротворение, и я не стал наверняка добивать его мечом.

Крики уже прекратились. Интересно, как долго я сражался с этим незадачливым душителем? Я удивился тому, насколько неспокойна ночь. Легкий ветерок приятно холодил ушиб на голове, кровотечение, по-видимому, остановилось. Я прислушался, чтобы понять, где находится Орест и остальные разбойники, и вместо этого впервые услышал шум ночного леса. Листья шелестели в кронах деревьев; когда здесь были люди, это было гораздо труднее услышать.

На мое плечо легла рука. Я знал, что это был Орест. Я взглянул на него. На его лице была улыбка, и глаза его горели, как два огня в ночи. Он был весь в крови, с головы до пят. Стало понятно, что все уже кончено.

Мы шли к лагерю, не торопясь, потому что теперь нам было незачем торопиться. Позади нас оставались мертвые тела, двадцать или больше, да и неважно, сколько. Достаточно, чтобы они утолили жажду крови Ореста, и тем более мою.

Когда мы вернулись, все на стоянке были на ногах, у охраны в руках было оружие -- очевидно, кто-то обнаружил мое отсутствие на страже. Чего только они не могли вообразить... например, то, что я и Орест ходили советоваться со своими дружками-разбойниками, которые прячутся где-то в лесу. Что же, судя по нашему виду, это была напряженная беседа, подумал я и глупо и радостно рассмеялся вслух.

К нам навстречу выступил Константин, и ему явно было не до смеха. Его рука лежала на чекане у пояса.

- Как это понимать? - ровным голосом спросил он.

Если бы не наш странный вид, он наверняка отдал бы своим людям приказ атаковать, а не задавал вопросы.

Конечно, всякое может случиться, но когда на долгое время без предупреждения пропадают сразу двое наемников, которые нанялись в день перед самым отправлением каравана и которых в отряде никто не знает -- это чересчур.

- Мы услышали шум сражения и пошли проверить, что это, - улыбаясь, ответил Орест. - Там схлестнулись две какие-то банды и почти перебили друг друга. У нас не было выбора, кроме как добить оставшихся.

По неподвижному лицу Константина непонятно было, как он отреагировал на эти слова. Несколько секунд он думал в полном молчании, не спуская руки с чекана, а потом послал двоих людей проверить то, о чем говорил Орест. Ни его, ни меня, чтобы показать путь, он с ними не отпустил, так что эти двое ходили довольно долго, пока, к счастью, не нашли убитых разбойников. К счастью для Константина и всех людей в караване -- если что-то пошло бы не так, я уверен, Орест убил бы всех.

Выслушав рассказ о заваленном трупами вооруженных людей участке леса, Константин дал приказ каравану идти дальше, а сам пошел о чем-то разговаривать с купцами. У нас он больше ничего не спрашивал: ни почему мы не предупредили остальных, ни как услышали шум боя с такого расстояния. Судя по взглядам, которые он бросал на перемазанного чужой кровью Ореста, по поводу исхода возможного противостояния он пришел к тем же выводам, что и я.

Я сел на свою лошадь. Все вокруг собирались и приходили в движение. Кое-кто недовольно ворчал из-за того, что не удалось еще поспать -- по-видимому, многие не поняли, что случилось. Вздохнув, я посмотрел на небо. Светало, и хотя пепельно-серый рассвет вовсю разливался по небу, все еще были видны звезды.

Глава седьмая

Часть первая

Приближение Шеола можно было ощутить почти физически еще до того, как на горизонте стали видны очертания его величественных зданий -- как будто великий, древний город распространял на многие лиги вокруг себя некую неповторимую атмосферу. За свою долгую историю столица познала и радость побед, и горечь чудовищных трагедий, так что, приближаясь к городу, ты одновременно приближался и к этой памяти. А в памяти заключена сущность вещей.

После той полной событий ночи караван прошел путь без малейших неожиданностей, и мы преодолели остававшееся расстояние с завидной скоростью. Орест даже не стал никому рассказывать о своих подозрениях по поводу лазутчиков -- прямая необходимость в этом отпала, а эти четверо больше никак себя не проявили. Вообще все шло так же, как и было раньше; у меня даже вызывало удивление, с какой легкостью все общаются с Орестом после того, как большая часть людей в караване видела его красным от пролившейся на него чужой крови. Только Константин с тех пор держался от него отстраненно, и время от времени я замечал, как он бросает на меня и на Ореста изучающие взгляды.

На пути каравана несколько раз встречались таможенные посты и разъезды стражи, но и здесь все прошло без неприятностей -- господа Аперт и Клаус улаживали все, что нужно было уладить, а на пару простых охранников никто ни разу и взгляда не бросил, хотя по мере приближения к столице это начало делаться для меня все менее важным. Мне казалось, что я мог бы заниматься нашим расследованием, и не скрывая своего имени и факта своего пребывания в Шеоле, тем более от Ордена вообще тяжело что-либо скрыть. Впрочем, причин отказываться от первоначального плана тоже не было никаких.

Орест казался спокойным и тихим, как будто тот случай и впрямь вполне дал выход бурлящей внутри него пучине чувств; что это были за чувства, я до сих пор боялся думать. Сейчас он проводил большую часть времени в раздумьях, только иногда со сдержанной улыбкой заговаривая со мной или с кем-то другим. Может быть, для него много значило приближающееся завершение нашего маленького путешествия -- наши поиски для него были очень важны, это я понимал хорошо, хотя и не знал, почему. Где я и мог это узнать, так это в самом Шеоле. Сам я в этой связи ощущал двойственные чувства, ведь помимо прочего столица для меня была связана со многими воспоминаниями. Большая их часть не была приятной, и тем ценнее от этого становились остальные.

Наконец мы въехали в черту города, и караван начал распадаться. Купцы со своим товаром продолжали двигаться в сторону складов на дальнем конце Шеола, и с ними Константин, их работники и кое-кто из охраны, кто состоял у купцов на постоянном жаловании. Вся прочая охрана сразу же начала получать свою плату, которую вместо купцов выдавал Константин, и расходилась своей дорогой. Мы поступили так же. Константин отсчитал нам по три меры серебра -- получились два довольно увесистых кошеля -- и вручил их с вежливыми словами, но в этот момент в нем чувствовалась какая-то опаска. Когда мы уходили, я уверен, он смотрел нам вслед.

- Достойный человек, - сказал мне Орест; его настроение явно было приподнятым. - Настоящим владельцем каравана был именно он.

Я согласился, хотя было не очень понятно, что он хотел этим сказать. Орест, улыбаясь, вдруг на ходу бросил полученный кошель с серебром нищему попрошайке, который сидел на обочине и которого я сначала даже не заметил. Нищий на неожиданную удачу не обратил никакого внимания. На его месте я тоже бы решил, что надо мной решили разыграть шутку.

Шеол - огромнейший город, не чета ни Диту, ни Калинову, ни любому другому городу в стране, и из всех здешний властей Орден -- самая могущественная. Сейчас я собирался, если даже для начала и в малом, идти против него, расследовать его связь с темными делами. До меня впервые дошло, что это затея сродни тому, чтобы искать иголку в стогу сена -- да еще с парой факелов в руках. Оставалось надеяться, что у Ореста и тут найдутся осведомители, желательно не пытающиеся меня убить.

Мы держали путь к центру города, хотя и не обсуждали, куда идем -- Орест шел уверенно, а я следовал за ним. Все в столице воспринималось чуть-чуть иначе, чем в других местах, от чего я уже успел отвыкнуть. Даже небогатые горожане, ремесленники и рабочий люд, старались одеваться в хорошую одежду и держались с достоинством. В этом, наверное, было что-то от того времени, когда только жители Шеола считались полноправными гражданами страны.

Орест продолжал идти все так же целеустремленно. Я рассеянно огляделся по сторонам и с удивлением понял, что мы приближаемся к тому самому городскому парку, в котором я люблю гулять -- Орест, конечно, не мог этого знать, но куда мы следуем таким маршрутом? Я припоминал, что находится в окрестностях, и терялся в догадках.

Когда мы вошли в парк и оказались на одной из менее людных, окруженных деревьями аллей, Орест остановился и повернулся ко мне.

- Мне необходимо осмотреться, связаться с моими информаторами, прежде чем мы начнем действовать. Это займет какое-то время -- я постараюсь сделать все как можно быстрее -- и мне лучше быть одному. Когда я закончу, я найду тебя, не беспокойся об этом. Пока меня не будет, попробуй сам что-то разузнать об этих "тайных владыках" и их связи с Орденом, но главное -- будь осторожен. Ордену лучше не знать о твоем присутствии в городе, так что советую не идти в свое обычное жилье.

Я кивал, слушая слова Ореста, которые меня не очень удивили. Договорив, Орест протянул мне руку для рукопожатия, и, когда я пожал ее, без дальнейших разговоров развернулся и поспешил прочь, ему одному известно, куда. Я остался один. Было холодно.

Спрятав ладони в рукава, я бессознательно пошел по дорожке, по которой ходил уже не один раз. Повторение привычных вещей всегда успокаивало меня. Ноги сами довели меня туда, где полгода назад в этом парке я увидел представление актеров.

Часть вторая

Естественно, на этом месте никого не было, только в отдалении прогуливалась парочка людей, так что я пришел сюда напрасно -- и напрасно в глубине души надеялся увидеть ее светлые волосы и голубые глаза. Слегка разочарованный, я прошелся по парку еще немного, чтобы спокойно все обдумать.

Даже не считая полученные три меры серебра, у меня при себе было достаточно ценностей, чтобы какое-то время не беспокоиться о деньгах. Таким образом, просто скоротать время отсутствия Ореста не было проблемой. Мне все же не хотелось полностью перекладывать заботы на него, и я хотел тоже попробовать раздобыть сведения о наших таинственных врагах, или Тайных владыках, как их назвали на Стигийских болотах. Вот здесь мои возможности были сильно ограничены -- без моего меча с печатью, вынужденный скрывать свое имя, я не мог даже представить, что мне делать. Пытаться что-то подспудно вытянуть у незнакомых мне представителей Ордена нечего было и думать, а со знакомыми у меня были не самые хорошие отношения. Стоит мне показаться на пороге у любого из них, как тот побежит обо мне докладывать.

Кроме разве что одного. При мысли об этом я остановился, как вкопанный. Меня охватило смятение и боязливое нежелание, но гордость пересилила. Если я хочу хоть что-то сделать, лучшей возможности мне не представится.

Немногим старше меня -- какое-то время мы проходили обучение вместе, до того, как он получил свой меч -- Арье быстро ушел гораздо выше меня в иерархии Ордена; возможно, то, что мы почти не работали вместе, и позволило нам сохранить неплохие отношения со времени нашего знакомства. Сейчас он занимал в Ордене не самую видную, но очень значимую позицию -- через него проходили многие вопросы, по которым именно он принимал решения, а вышестоящие чины просто давали добро. Кто как не он мог мне помочь с поиском секретных сведений, если согласится, конечно -- а на то, что он согласится, у меня была определенная надежда.

Арье. Это необычный человек, и что-то парадоксальное было в том, как высоко он взлетел. У нас с ним были общие черты, включая наше ощущение своей особости -- которое он, впрочем, не осознавал так явно, как я, и у него оно воплощалось в ироничное отношение не только к окружающему миру и к людям, но и к себе. Во время нашего совместного обучения я общался с ним, пожалуй, больше, чем с кем бы то ни было другим. Для него это, конечно, значило гораздо меньше, чем для меня, что я отлично понимал и оттого не открывался ему по-настоящему, не делился с ним своими самыми глубокими и болезненными переживаниями. Все-таки приятно бывало после многих дней рутины и одиночества поговорить с ним с глазу на глаз, вместе обсудить что-то. Каждый человек так или иначе нуждается в общении с другими людьми, такова наша природа.

Уже очень давно я не видел Арье, да и вообще в последние годы это случалось нечасто. Я отлично знал, что явиться к нему сейчас означало пойти на риск, но решился и был готов к этому риску. Конечно, напрямую высказывать свои подозрения было бы безумием, но если подать все в правильном ключе, можно было надеяться на удачу.

Как мне помнилось, Арье занимал просторный дом недалеко от центра города, в квартале, где в основном жила старая аристократия, уже не очень богатая и могущественная, но уважаемая. Он и сам не только был родом из Шеола, но и принадлежал к известной семье. Текущая служба Арье не была связана с дальними поездками, и, если он не переселился в другое место, я скорее всего должен был застать его там. Не было бы у него гостей из Ордена...

Путь был довольно неблизкий, и я пожалел, что сейчас не при коне. Впрочем, в Шеоле почти никто не передвигался верхом, только в запряженных экипажах, или, что реже - по вышедшему из моды старому обычаю, на носилках. Последний способ сейчас многими осуждался как унизительный для носильщиков, хотя, если подумать, пару раз в день носить носилки было судьбой совсем не худшей, чем от зари до зари работать в поле. Да и уважения одинаково.

Пока я шел, уже совсем стемнело. На втором этаже высокого дома Арье горел свет, так что я, еще подходя к нему, мог понять, что пришел не зря.

Дом был обнесен металлической оградой, у ворот которой стояла будка привратника. На огражденной территории, кроме хозяйского дома, было еще несколько меньших построек -- для хозяйственных нужд и прислуги. Когда я постучался, привратник посмотрел на меня с нескрываемым недружелюбием. Оно понятно, обычно здешние гости должны выглядеть не так. Когда я сказал, что у меня дело к хозяину, он долго ворчал и пытался послать меня подальше; тут я в очередной раз пожалел, что у меня нет при себе моего меча с печатью. Наконец, поддавшись моей настойчивости -- проваливаться настолько бесславно мне точно не хотелось -- привратник, не пропуская меня внутрь и не покидая своего поста, подозвал какую-то служанку и послал ее предупредить хозяина о моем появлении. Я не успел даже вставить своего имени.

Вернувшись, служанка ответила, что хозяин занят. После этого я подумал, что все, возможно, прошло не худшим образом. Раз Арье занят, то, очень вероятно, принимает кого-нибудь, а этот кто-то наверняка может быть связан с Орденом. При госте Арье может даже без злого умысла упомянуть, что я и сам являюсь рыцарем, а я вынужден буду сказать, что прибыл в город инкогнито, после чего гость доложит кому надо. Лучше так не рисковать.

Я уже собирался поскорее уходить, когда в проеме одного из окон на верхнем этаже показалась фигура, хорошо видная из-за горящего внутри освещения. Судя по внушительному росту, это был Арье. Теперь, когда он мог меня увидеть, уходить сделалось глупо, и я просто стоял на месте, ожидая дальнейшего развития событий и надеясь на лучшее. Волнение от затеянной мной рискованной игры и волнение от предстоящей встречи слились во мне воедино, и я ощутил, что сердце в груди забилось быстрее.

Вскоре за мной спустился слуга и вежливо сообщил, что хозяин приглашает меня подняться в свой кабинет.

Пока мы поднимались по высоким ступеням лестницы, что для немолодого слуги явно было серьезным испытанием, волнение во мне все росло, причем волновал меня в первую очередь сам факт предстоящей встречи с человеком, которого я уже давно не видел.

Арье вышел встретить меня на порог своего кабинета. Мы поздоровались - он не выглядел удивленным моим появлением -- и, пригласив меня войти, он отослал слугу. По крайней мере, внешне он не изменился. Его волосы были тронуты ранней сединой, так что он казался старше, чем был на самом деле, и очень серьезным. Он был высоким. На его лице вечное выражение задумчивости соседствовало с некими признаками изнеженности, а его полные губы идеально подходили для того, чтобы кривиться в насмешливой улыбке. У него был орлиный нос и серые глаза.

Кабинет Арье оказался неожиданно невелик и строго обставлен -- здесь был только большой письменный стол, два шкафа у стены за ним, по обе стороны от окна, два небольших кресла, одно за столом, для хозяина, и одно напротив, для его гостя. Сейчас оба пустовали, значит, в доме никого не принимали -- если только визитер куда-то не спрятался, усмехнулся я про себя. Комната была ярко освещена факелами, висевшими на стенах по левую и по правую руку. Искусно сработанные зажженные факелы были накрыты специальными стеклянными колпаками -- одни эти колпаки должны были стоить целое состояние.

- Ты ко мне не в связи с заданием, верно? - Арье, проходя за стол, начал разговор с дела; вообще-то мне это нравится в людях, но сейчас его осведомленность сразу же ограничивала мне простор для маневра. - Как я слышал, ты выведен из действующего штата.

Надо было очень аккуратно подбирать слова -- сейчас наш разговор сродни фехтованию, каждая ошибка стоит дорого. Подумав об этом, я перешел на импровизацию.

- Да, ты прав. Я воспользовался ситуацией, чтобы поработать над не вполне завершенными прошлыми делами, и, как мне кажется, наткнулся на след чего-то важного. Чего-то такого, что может вернуть мне благосклонность начальства. Собственно, поэтому я здесь.

Я говорил спокойно, но внутри меня бушевал океан эмоций. Я боялся, что опасно говорить слишком много правды. Арье же слушал внимательно и невозмутимо.

- Очень интересно. Что это настолько важное и как это связано со мной?

Украдкой облизнув пересохшие губы, я ответил:

- Я наткнулся на следы существования могущественной организации, связанной с... темными силами, хотя служат им и обычные люди тоже. Их лидеров при мне назвали "тайными владыками". Я пришел спросить, что ты знаешь про них.

Арье не выглядел удивленным, но и ничем не выказал, что понимает, о чем я говорю.

- Сейчас я не могу ничего об этом сказать. Дай мне время, чтобы я переговорил с кем надо и собрал сведения. Если тебя это устраивает, я мог бы встретиться с тобой завтра - разумеется, я никому не скажу, что занимаюсь этим по твоей просьбе.

У меня отлегло от сердца. Арье, как мне казалось, говорил честно, и если это было так, то все сложилось как нельзя более удачно.

- Арье, я занимаюсь этим делом неофициально. Не хочу, чтобы если что меня отстранили из-за того, что я сейчас не в штате. Если можно, никому не говори, что я сейчас в городе.

Арье кивнул.

- Я так и думал. У меня в доме часто бывают посетители, принадлежащие к Ордену или связанные с ним, причем некоторые, как и ты, приходят без предупреждения. Я сделаю, как ты просишь, и раз так, то предлагаю завтра встретиться не у меня, - и он назвал время и место.

Это был подходящий выбор для того, чтобы переговорить наедине, что само по себе действительно было разумным предложением. Конечно, я согласился. Тяжело было себе представить, что все пройдет так гладко... Конечно, если Арье не лжет.

Я застыл, ожидая, что он будет говорить дальше, но Арье углубился в чтение каких-то бумаг со своего стола. Я не мог понять, должен ли я нарушить установившееся молчание -- может быть, надо поблагодарить еще раз или сказать что-то личное.

Арье поднял на меня глаза и кивнул с некоторым нетерпением:

- Все, договорились. Если торопишься, можешь уходить.

Вспыхнув, я спешно проговорил слова прощания и вылетел из кабинета, захлопнув за собой дверь. Громкий хлопок эхом повторился у меня в голове, как будто дверь хлопнула два раза. Я почти добежал до лестницы в конце коридора.

Итак, завтра вечером. Остается надеяться, что Арье выполнит свое слово и разузнает что-то об этих Тайных владыках через свои связи -- в том, что у него есть такая возможность, я не сомневался. А вдруг он наткнется на связь между этими "владыками" и Орденом -- если таковая существует? Может, это выведет его из этого нерушимого спокойствия, и он станет моим союзником. Хорошо иметь такого влиятельного союзника. Я подумал, что было бы, если каждый член Ордена узнает эту неприглядную правду. Богатство, власть, положение в обществе могут оказаться для многих важнее всего, и они ни при каких условиях не пойдут против Ордена. Почему же тогда я допускаю такую мысль -- дело либо в том, что я более морален, либо в том, что богатства и власти недостаточно, чтобы сделать меня счастливым. Ответ очевиден, но может, есть и другие причины.

Мои мысли сами собой перекинулись на Арье, который, может быть, решает судьбы всей страны из своего кабинета. Он уже давно не работает в поле, его меч в ножнах висит на стене. Его жизнь проходит, а он, хотя и играет вроде бы такую важную роль, никому не виден и не делает непосредственной, конкретной работы. Как бы хорош он ни был, на его место всегда могли бы найти кого-то другого. Счастлив ли Арье? Мне казалось, что я скорее ответил бы утвердительно раньше, годы назад. Тогда на его лице можно было увидеть улыбку.

Когда я вышел на улицу, пройдя за пределы стальной ограды -- и к вящему удовольствию привратника -- уже совсем стемнело. Говорят, что Шеол никогда не спит - но в основном так говорят жители других мест.

Я запахнул плащ, чтобы сберечь остатки вынесенного из дома тепла; спина уже начинала неприятно ныть, реагируя на прохладу. Я не раз замечал, что все неприятные мелочи беспокоят тебя тогда, когда ты уделяешь им внимание, и уходят, когда ты занят чем-то более важным. Может быть, поэтому мне бывает уютнее в чистом поле, чем в городе, где перед взглядами тысячи людей я всегда предоставлен самому себе.

Приятно иногда пофилософствовать, но сейчас мне куда большую пользу принесут горящий очаг и подогретое питье. Подумав об этом, я поспешил в темноту.

Часть третья

С самого утра я не мог унять в себе нетерпение, и потому, будучи буквально не в силах усидеть на месте, бродил по менее людным улицам, чтобы скоротать время. По мере того, как назначенная встреча приближалась, я все больше и больше опасался, что Арье мог разыграть надо мной злую шутку и даже не думает приходить, зато руководству Ордена уже доложено о моих действиях. Из-за этих опасений я не стал заранее являться на место встречи -- очень неприятно было бы быть там одному. Противореча сам себе, я одновременно не мог дождаться и боялся приходить, и все ходил кругами в соседнем квартале, погрузившись в себя, перебирая в своей голове все возможные варианты развития событий -- но надеялся, конечно, на то, что Арье сдержит слово.

В очередной раз пересчитав камни мостовой, я отвлекся и понял, что тянуть больше нельзя -- уже совсем скоро было назначенное время. Я потрогал рукоять меча, лежавшего в моих ножнах. На нем нет печати Ордена, но как бы вещи не пошли так, что его вместо этого украсит пролившаяся кровь. Сейчас я к этому совсем не готов.

Я вошел во двор, где мы договорились встретиться с Арье, если только я в какой-то момент не свернул в неправильную сторону. Двор действительно был тих и пуст, в самый раз для нашего разговора. Сейчас вовсю смеркалось. В центре двора находился прямоугольный сквер, по периметру которого были высажены деревья. По каждой стороне сквера стояли скамьи. На одной из скамей, спиной ко мне, сидел рослый человек. Я сразу понял, что это Арье, и половина груза мгновенно упала с моей души.

Я не решился окликнуть его издалека, и вместо этого ускорил шаг. Стало стыдно от того, что я заставил Арье ждать, тогда как я сам прожигал время впустую. У такого человека, как он, наверняка нашлись бы более важные дела, чем сидеть и ждать меня здесь.

Волнение распирало мою грудь, и дыхание тут же сбилось -- как это и бывает, совсем не к месту. Я сделал глубокий вдох, чтобы, когда я заговорю, голос не прозвучал странно. Я всегда так делаю, и это никогда не помогает. Сейчас, впрочем, об этом не было нужды беспокоиться, потому что когда я приблизился к Арье и увидел его спереди, то понял, что он был мертв.

Большое кровавое пятно расплывалось на его одежде в области живота, и струйки крови стекали вниз, под скамью. Другая рана была на его лице -- глубокое рассечение между правым глазом и виском, заливавшее лицо кровью. Левый глаз был широко раскрыт и смотрел в пространство, напоминая глаз лежащей на прилавке рыбы. Окровавленные губы застыли в приветственной улыбке; меня он вчера такой улыбки не удостоил.

Жалость и разочарование сделали мои ноги ватными, и я покачнулся, едва сумев сохранить равновесие. В этот момент я краем глаза увидел одинокую фигуру, застывшую в дальнем конце двора.

Я резко перевел взгляд на этого человека. Он вздрогнул, как будто бы из-за того, что я его увидел, а потом бросился бежать -- двор выходил на такие же пустынные и узкие улочки. Человек был в плаще, и из-за того, что уже стемнело, я не смог различить, как он выглядел, тем более нас разделяло определенное расстояние. Его поведение, однако, не оставило во мне сомнений, и я без раздумий побежал за ним, ощутив в себе новые силы. Меч словно сам собой оказался у меня в руке.

Я бегаю быстро, и уже через пару мгновений оказался там, где только что стоял убийца. Он уже успел преодолеть большую часть улицы, и опять я не смог различить ничего, кроме его смутных очертаний и развевающегося за его спиной плаща. Я припустил вперед еще быстрее, но расстояние между нами только росло -- убийца перемещался необыкновенно быстро. Вот уже он скрылся между домов, свернув на пересекающую улицу. Я добежал до этого места так быстро, как это было возможно, но его уже нигде не было видно. Я с хрипом глотал прохладный вечерний воздух, а мой правый бок обожгла острая колющая боль. Я согнулся, уперев руки в бока, скорее для того, чтобы скрыть гримасу разочарования и обиды, чем для того, чтобы отдышаться. Убийца был прямо передо мной, и я ничего не смог поделать.

Неожиданная мысль вспыхнула в моей мозгу, как ослепительная молния, и я побежал назад, туда, откуда пришел. На этот раз меня не опьянял охотничий азарт, и колотье в боку, вызванное достойной гимнаста пробежкой, ощущалось очень четко, и с каждой секундой все сильнее. Я не мог остановиться и передохнуть еще и потому, что мысль повторялась в моей голове снова и снова, не оставляя места ни для чего другого. Что, если Арье был еще жив?

Не отдавая себе отчета, как, я снова оказался перед Арье, сидевшем на скамье посреди сквера в луже собственной крови. Он ничуть не переменил положения; рана на его лице выглядела страшно. Я положил ладонь на его шею, чтобы проверить, есть ли у него пульс, и ощутил под своей рукой его горячую и вязкую кровь. В следующую секунду Арье схватил меня за руку.

Его правый глаз был полностью залит кровью, но левый теперь смотрел на меня осмысленно. Он держал меня за руку с удивительной силой. Не понимая, что происходит, я застыл на месте, а Арье, как будто силясь что-то сказать, вытянул губы, сложив их кругом. Наконец из его уст вырвался протяжный стон:

- Ооохххххххххх...

Издав его, Арье обмяк словно разом истощил все остававшиеся у него силы. Его рука, только что железной хваткой сжимавшая мое запястье, упала и безжизненно повисла. Я звал его, тормошил, но все без толку. Напрасно я водил руками по его залитой кровью шее -- он был мертв.

Обнимая его бездыханное тело, пачкаясь его кровью, я беззвучно кричал в тишину. Он умер из-за меня, и это было так до боли похоже на случай с неизвестным мне рыцарем в Дите, только намного хуже. Я мог прийти сюда намного раньше, и тогда убийца не решился бы действовать. Я попытался догнать его, но не сумел. Я оставил здесь сидеть еще живого Арье, а мог бы оказать ему хоть какую-то помощь, хотя бы остановить кровотечение. Арье мог жить и добиваться несоизмеримо большего, чем я, но я погубил его своим визитом, своей нерешительностью, своей глупостью. Я плохой человек, и поэтому Арье мертв.

Мне хотелось плакать, кричать, биться головой о землю, но я понял, что любой прохожий может позвать стражу, и тогда меня возьмут на месте преступления, перемазанного кровью убитого. Сейчас мне нельзя этого допустить.

Прощай, Арье. Оставайся здесь, а я должен уйти.

Часть четвертая

Я молча сидел на скамье и ждал; наверное, Арье точно так же сидел и ждал меня, пока я трусливо бродил вокруг да около. Апатия и пустота -- вот и все, что оставалось внутри меня, и я мог только надеяться, что Орест скоро придет на выручку, не оставит меня сидеть в одиночестве и глодать самого себя. Вот бы мне иметь броню цинизма, как у всех уважающих себя людей в этом мире, да как-то я ей не смог обзавестись, а ведь без этого быть плохим человеком оказалось гораздо тяжелее.

Городская стража, я был уверен, не найдет убийцу. Так как я был в доме Арье накануне его смерти, подозрение может пасть на меня -- никто из слуг в его доме не знает моего имени, но зато они могут описать мою внешность. Кто знает, к каким последствия все это еще может привести. Сейчас подобные вопросы меня беспокоили гораздо больше, чем гнетущая пустота ожидания.

Я заметил, что с противоположной стороны улицы ко мне кто-то приближается. Я поднял взгляд и присмотрелся. Это был Орест. Я не знал, каким образом он собирался меня искать, -- может, так он меня и нашел -- но, чтобы облегчить его заботы, я проводил все время поблизости от того места, где мы расстались; на то, чтобы продолжать что-то самостоятельно выяснять, у меня в такой ситуации не хватило духа. От одного его вида мне стало легче, но сил не хватало даже не приветствие. Орест, напротив, дружелюбно улыбнулся и вскинул руку в приветственном жесте. Я встал и пошел ему навстречу.

- Ну что, узнал что-то за время моего отсутствия? - по тому, что Орест начал с этого вопроса, и по тому, как именно он его произнес, понятно было, что ему не терпится услышать отрицательный ответ и приступить к собственному рассказу.

Мне вспомнился Арье, умерший у меня на руках. Что он хотел мне сказать в тот вечер? Я уже никогда не узнаю этого.

- Нет, - коротко ответил я и покачал головой.

Орест как будто и не ожидал услышать другого ответа.

- А вот я, похоже, наткнулся на кое-что стоящее. Пройдемся, я тебе все расскажу, - Орест положил руку мне на плечо, слегка направляя меня в сторону.

Мы не торопясь пошли. Орест молчал первые несколько секунд, я же приготовился его слушать, сосредоточение отвлекло меня от тяжести на моей душе. Да что там, сам присутствие Ореста успокаивало, уж он-то всегда знает, что делать.

- Даже не знаю, с чего начать. Я поговорил со многими нужными людьми и, должен признаться, нелюдьми, - Орест осклабился. - И разузнал у них немало интересного. Как я уже тебя предупреждал, далеко не всему из услышанного следует верить, но даже если только то, на чем они все настаивали особенно упорно -- это правда, то мы наткнулись напали на след чего-то очень важного. Столь важного, что даже странно, что мы о нем не знали до этого момента.

Орест замолчал, давая мне время усвоить сказанные им слова и приготовиться к самой интересной части. Я уже и без того слушал его с жадностью; мне казалось, что сейчас передо мной приоткрывается завеса, и я смогу увидеть то, ради чего мы подвергали таким опасностям и себя и других. Действительно, очень многое могло зависеть от того, что он скажет сейчас. Пока Орест выдерживал паузу, наши шаги по камням мостовой необычайно громко отзывались в моей голове, почти так же громко, как стук моего собственного сердца.

- Тайные владыки, о которых мы слышали, которые стояли за всем тем, что мы обнаруживали на нашем пути... Знающие лица рассказали мне о них достаточно много того, что кажется похожим на правду после всего, чему мы сами были свидетелями, - Орест оглянулся на меня, приготовившись сделать очередную драматическую паузу. Я ответил нетерпеливым взглядом, и он продолжил. - Мне рассказали, что те, по чьему следу мы идем -- это несколько очень могущественных господ, чьего точного числа и имен никто не знает, кроме немногих приближенных. То, что мы видели -- это лишь одна из ветвей большого дерева. У них имеются связи везде, с ними заодно работают все власть предержащие, включая Орден -- даже если не знают, с кем именно работают. Владыки -- это несколько могущественнейших в мире вампиров.

Я ожидал чего-то подобного. Мы остановились, и Орест, внимательно наблюдая за моей реакцией, продолжал:

- О них я пока не сумел узнать ничего конкретного, а раз не сумел я -- не сумел бы никто.

Но нам все-таки есть, чем заняться. Я узнал о великолепной возможности проверить, действительно ли эти владыки связаны с Орденом. Наверняка при этом мы выйдем и на их след, - Орест усмехнулся. Видно было, что мое напряженное внимание доставляет ему удовольствие. - О чем-то подобном я мечтал всю жизнь, и теперь вместе с тобой подошел к этому вплотную. Но сейчас именно тебе предстоит сделать первый шаг, а я должен буду наблюдать -- ты еще поймешь, почему. Осталось многое, что нужно рассказать, но в моем горле пересохло, а ноги утомились от беспрестанной ходьбы. Пойдем туда, где можно будет решить эти две проблемы.